Как найти факт или утверждение

Время на прочтение
24 мин

Количество просмотров 7.4K

Эта публикация — третья часть сериала, начало которого здесь. Если вы не ознакомились с началом истории, то вам, возможно, вообще не будет понятно, что этот текст здесь делает.

Глава 3. Основания

По-хорошему, с оснований следовало начинать повествование. Без них предыдущие рассуждения получились немножко подвешенными в пустоте. Но если бы я начал с оснований, то читателю, скорее всего, было бы не очевидно, зачем нужна именно такая диковинная жуть, и в результате этот наиважнейший материал остался бы не усвоенным.

Что такое основания, и зачем они нужны

Философские основания – это инструмент, позволяющий оценивать высказывания на предмет их надёжности и, следовательно, применимости тогда, когда цена ошибки слишком высока.

Всё, что мы можем утверждать, можно чётко разделить на три класса утверждений (подробности и обоснование см. у Людвига Витгенштейна в «Логико-философском трактате»):

1. Тавтологии – утверждения, которые всегда истинны вне зависимости от каких бы то ни было обстоятельств. Особенность тавтологий заключается в том, что область их абсолютной правдивости намертво замкнута на собственную область определения. Например, утверждение «дождь пойдёт или не пойдёт» всегда истинно, но оно ничего нам не говорит о том, следует ли сегодня ожидать дождя. Тавтологии не обязательно бесполезны. Например, вся логика и вся математика по своей сути являются тавтологиями, но при добавлении к ним не тавтологичных утверждений превращаются в ценнейшие рабочие инструменты.
2. Самопротиворечия – утверждения, которые всегда ложны вне зависимости от каких-либо обстоятельств. Они также сами по себе не могут быть использованы для выяснения, пойдёт дождь или нет.
3. Факты – утверждения, которые бывают и истинными, и ложными. Если (то есть когда) факт истинный, и мы это знаем, мы можем его продуктивно использовать, особенно если правильно сдобрим его какой-нибудь полезной тавтологией типа логики или математики. Если (то есть когда) факт ложный, но мы считаем его истинным, мы несём убытки.

Ситуация складывается весьма драматичная. Мы можем тешить себя чистыми тавтологиями, упиваясь их истинностью, но пользы нам от этого, кроме самоудовлетворения, не будет никакой. Мы можем развлекать публику самопротиворечиями, но никакой полезной информации нам от них не будет. Все наши полезные знания о чём угодно – это факты, которые в принципе не обладают свойством быть абсолютно надёжными.

Выходит, всё наше полезное знание ненадёжно, а всё наше надёжное знание само по себе бесполезно, и становится полезным только тогда, когда мы к нему добавляем что-то ненадёжное? Да, выходит, что так. Такое положение дел нас решительно не устраивает, хотя бы потому, что утверждение о том, что всё наше полезное знание ненадёжно само по себе тавтологично, и любое его продуктивное применение случается только тогда, когда к нему добавляем «применяющий» факт. А добавление факта придаёт утверждению о том, что полезное знание ненадёжно, свойство факта. То есть способность быть и истинным, и ложным.

Если сформулировать задачу как «найти способ идентификации ситуации, в которой ложно утверждение о невозможности полезному знанию быть надёжным», то это и будет задачей поиска философских оснований.

Наиболее популярные способы получения оснований:

1. Достижение консенсуса. Если все согласны с тем, что вода мокрая, а земля плоская, значит, считаем это надёжными фактами. Этакая бессовестная эксплуатация человеческого конформизма, особенно «эффективная» в сочетании с насилием.
2. Обретение авторитетного источника. Особенно наглядно этот подход можно продемонстрировать на примере «книжных» религий – иудаизма (Тора и другие книги, истинность положений которых не оспаривается), христианства (Библия), ислама (Коран), а также других им подобных, включая коммунизм (труды классиков марксизма-ленинизма). Слабость этого подхода в том, что чем больше фактов принимаются в основания, тем меньшая суммарная надёжность получается в результате, и тогда возникает острая потребность в толкователях, чья деятельность ещё больше раздувает и разрыхляет основания. Накопившиеся противоречия, как правило, приходится разрешать при помощи насилия.
3. Обретение компактного первичного факта. Опыт такого обретения особенно хорошо описан у Рене Декарта в «Рассуждении о методе…». Смело погрузившись в тотальный скептицизм, Декарт обнаружил, что единственный неоспоримый факт, который он имеет, это «мыслю, следовательно, существую». Построение огромной и величественной конструкции надёжного знания на этом, казалось бы, смехотворном фундаменте было чрезвычайно тонкой, сложной и утомительной задачей, но, надо признать, мировая наука с ней неплохо справилась. Что интересно, без применения насилия для достижения консенсуса.

Прежде, чем двинуться дальше, не откажу себе в удовольствии продемонстрировать, что Декартово «мыслю, следовательно, существую» при всей своей очевидной истинности не является тавтологией, а является именно фактом, который может быть ложным. Предположим, я изготовил приборчик, который отслеживает, жив я ещё, или уже нет. Как только он распознает, что я окончательно мёртв, он разошлёт по моей адресной книге электронные письма такого содержания: «Здравствуйте, дорогие друзья! С прискорбием вам сообщаю, что я <подставить дату и время> умер, и отныне определённо не мыслю и не существую. С уважением и пожеланием долгих лет жизни, А.М.». Имеющихся технологий уже сейчас достаточно для того, чтобы изготовить такой приборчик. Если бы всё пошло так, как я бы подстроил, то когда наступил бы мой финал, мои корреспонденты получили бы от меня письмо (именно от меня, потому что приборчик – всего лишь средство отложенной доставки), в котором есть моё утверждение о том, что я не мыслю и не существую. И в данном конкретном случае это утверждение было бы истинно. В том обстоятельстве, что я своим действием (изготовлением приборчика) дотягиваюсь до того будущего, до которого сам в живом виде не могу дойти – в этом нет ничего странного. Дотягиваться до чего-то в пространстве (например, при посредстве телефона) или во времени – это для нас самое обычное дело. Таким образом, «мыслю, следовательно, существую» – это именно факт, который может быть и истинным, и ложным. Но этот факт является истинным всегда, когда он декларируется субъектом в его собственном «здесь и сейчас».

К огромному сожалению, из Декартова «мыслю, существую» может быть выведено не всё, что нам нужно для обоснования положений философии информации. Отдельные вещи могут быть выведены (например, концепция информационного скафандра и сопутствующие этой концепции рассуждения об ограниченности собственного мира), но нам этого мало. Даже конструкция «сигнал-контекст» не может быть выведено из «мыслю, существую» так как сам факт мышления включает в себя данность всех существующих внутри мышления контекстов. Вынос контекстов за скобки рассуждения (в «мыслю») приводит к тому, что весь феномен информации приходится выносить в сигнал, и там его безнадёжно реифицировать. Это, кстати, наводит на некоторые мысли о том, почему вопрос поиска материальных основ сознания стал нерешаемой задачей для имеющейся научной парадигмы. Кроме того, из «мыслю, существую» не может быть выведено утверждение «не только я мыслю», которое необходимо хотя бы для рассмотрения акта коммуникации. Нам ничего другого не остаётся, кроме как взамен привычного и уютного «мыслю, существую» выдумать другой принцип поиска оснований надёжного знания.

В качестве простого теста для проверки надёжности оснований можно использовать так называемый «сумасшедший аргумент». «Сумасшедшим аргументом» я называю предположение о том, что всё, происходящее вокруг меня: вся моя жизнь, все события, все, с кем я общаюсь – это всё плод моего тяжелейшего психического расстройства, и на самом деле я есть не что иное, как напрочь свихнувшееся неописуемое существо, прикрученное ремнями к койке в психиатрической лечебнице в совершенно иначе, чем я могу себе это представить, устроенной Вселенной. Если обоснование не перестаёт работать даже при таком чудовищном предположении, оно надёжно. Декартово «мыслю, существую» выдерживает этот «сумасшедший аргумент», и, следовательно, его выдерживает любая теория, непосредственно на нём основанная. В поисках альтернативного способа обоснования нам просто нужно добиться того же результата.

Ситуационно-зависимые основания

Главная идея, которую я буду применять для вывода оснований философии информации, будет заключаться в отказе от поиска Абсолютных Истин. Вместо этого предлагается отталкиваться от решаемой задачи и каждый раз выводить наборы оснований, надёжность которых будет сугубо локальной, исключительно внутри рамок решаемой задачи. Этот подход есть не что иное, как реализация инструментального подхода к философствованию, применённого к проблеме поиска оснований. Заплатить за это удовольствие придётся тем, что в качестве оснований мы получим не один единственный совершенный во всех отношениях продукт, достойный увековечивания на скрижалях, а инструмент, позволяющий получать по потребностям продукты, совершенство которых тоже будет иметь место, но оно, совершенство, всегда будет сугубо локальным. Пользуясь обыденной аналогией, мы отказываемся от поиска идеального крепёжного инструмента, и в ситуации, когда у нас есть шурупы, будем иметь возможность обосновать пригодность отвёртки, а если есть гвозди, пригодным инструментом будет становиться молоток.

Представьте, что вы в супермаркете набрали продуктов, и сейчас стоите в очереди на кассу. Пока есть возможность, можно пофилософствовать об иллюзорности происходящего. Например, о том, что и супермаркет, и девушка на кассе, и покупаемые продукты – всё это есть не более чем сочетание сигналов, приходящих к нам в мозг по зрительному, слуховому и прочим нервам. Ещё можно порассуждать о том, что деньги есть всего лишь условность, и с точки зрения истинного устройства мироздания являются редкостной бессмыслицей. Но очередь подходит, и вместо абстрактных рассуждений об иллюзорности денег, гораздо более актуальным становится вопрос «А не забыл ли я дома кошелёк?». Когда мы находимся внутри ситуации купли-продажи, общий вопрос «существуют ли деньги?» получает однозначный ответ «однозначно да» и заменяется на более частный вопрос «они существуют в кармане или дома?». Итак, внутри ситуации купли-продажи мы к нашему всегда истинному факту «мыслю, существую» можем добавить столь же неоспоримо истинный в данный конкретный момент факт «деньги существуют». Мы, конечно, можем продолжить свои метафизические изыскания и, проигнорировав вопросительный взгляд продавщицы, не входить вовнутрь ситуации купли-продажи, в результате чего отправиться домой без продуктов.

Представьте себе, что вы участвуете в шахматном турнире. Если вы действительно пришли участвовать, а не только троллить окружающих заумной метафизикой, то условием вхождения вовнутрь ситуации «шахматный турнир» будет признание факта существования не только своего собственного «я», но и факта существования шахмат, а также правил игры в них. А также факта существования турнира и его правил. Вы, возможно, потихоньку попытаетесь нарушить правила (мощный смартфон с хорошей шахматной программой сразу повышает уровень до мастера спорта) и, возможно, это даже сойдёт с рук. Но это ни в малейшей степени не отменит ни факт существования правил, ни факт [безуспешной попытки] их нарушения.

Принцип ситуационно-зависимого обоснования заключается в том, что если в какой-то ситуации мы пытаемся говорить о ней и пытаемся добиться того, чтобы это говорение имело смысл, мы в набор первичных фактов смело можем включить факт существования самой ситуации, факт своего нахождения внутри неё, факт говорения (мышления) о ней и факты существования тех сущностей, без которых данная ситуация невозможна.

Может показаться, что, открывая дорогу ситуационно-зависимым первичным фактам, мы даём зелёный свет интеллектуальной распущенности, которая неизбежно приведёт к возможности обоснования чего угодно. Да, ситуационно-зависимые первичные факты – инструмент опасный, но опасным он становится только при безграмотном использовании. Можно выделить два простых правила, делающих применение этого инструмента полезным и безопасным:

1. Когда первичный факт удачно принят и весьма продуктивно использован для одной ситуации, может возникнуть соблазн его слегка абсолютизировать и использовать при рассуждениях о других ситуациях. Этого делать не нужно. Первичный факт не должен выходить за рамки той ситуации или набора ситуаций, для которой он выведен. Например, если даже шахматный турнир имеет денежный призовой фонд, включение в эту ситуацию того понятия «деньги», которое введено для ситуаций купли-продажи, не корректно, так как в ситуации «игра на деньги» эти самые деньги играют совсем не ту же самую роль, которая на них возложена при купле-продаже. Даже несмотря на то, что это в сущности одни и те же бумажные денежные знаки. А вот если в турнире присутствуют договорные проплаченные партии, то внутри ситуации турнира появляется купля-продажа, и тогда уже разговор о «тех самых» деньгах как об одном из первичных фактов становится уместным.
2. Не признавать первичными те факты, которые хоть и желательны внутри ситуации, но без которых ситуация всё же возможна. Например, я могу о дате рождения человека говорить в терминах знаков Зодиака (для этого я обязан их взять в качестве первичных фактов), но это никоим образом не помешает мне в качестве основной рабочей гипотезы считать всю астрологию от начала и до конца всего лишь литературным жанром, суть которого заключается в сочинительстве ниочёмных псевдопророческих текстов.

Неосторожное обращение с любыми способами философского обоснования даёт отвратительный результат. Даже концептуальная красота и идейная чистота факта «мыслю, существую» не помешала Рене Декарту сразу же ввести несколько для него очевидных, но весьма далёких от основательности предположений, и в результате получить совсем далёкое от красоты и чистоты «доказательство» существования Бога.

Несмотря на всё богатство ситуаций и, соответственно, выводимых из них первичных фактов, эта методика оказывается устойчивой к «сумасшедшему аргументу». Ведь действительно, моё существование внутри ситуации «супермаркет, продукты, касса, деньги» подразумевает существование первичного факта «деньги» вне зависимости от того, действительно ли я физически имею место в очереди на кассу супермаркета, или же это всё только чудится моему больному разуму.

Завязанный на идею «внутри ситуации» способ философского обоснования является логическим следствием инструментального подхода к философствованию, то есть той основы метода, о которой говорилось во введении. Если бы рассуждения нами предпринимались для установления абсолютной истины («наиболее общих законов мироустройства»), то ситуационно-зависимое обоснование, конечно, было бы полностью непригодно. Но если наша деятельность направлена на выработку инструментов, пригодных для решения конкретных задач, то мы вполне имеем право оттолкнуться и от факта существования этих задач, и от самого факта нашей потребности в пригодных инструментах.

Применение ситуационно-зависимых обоснований

Каждый раз для каждой конкретной ситуации заново «с нуля» выводить основания и выстраивать все цепочки – слишком накладно. Особенно с учётом того, что ситуации склонны меняться чуть ли не ежеминутно. Поэтому имеет смысл сразу выработать набор приёмов, позволяющих выводить утверждения, которые хоть и не будут претендовать на звание абсолютных истин (от них нам пришлось отказаться, как только мы завязались на ситуации), но всё же будут применимы достаточно широко.

Добыча фактов

Предположим, мы выяснили, что для какой-то конкретной ситуации некий факт является первичным. Из этого следует, что если мы от этого факта отмахнёмся и постановим считать, что «глупости это всё, этого на самом деле не существует», то мы автоматически этим закроем для себя возможность адекватным образом рассматривать и ту конкретную ситуацию, для которой этот факт является первичным, а также все ей подобные. В следующий раз мы отмахнёмся от чего-нибудь ещё, потом ещё, и в конце концов придём к тому, что круг вопросов, для которых мы можем иметь первичные факты, стянулся в точку, выродился и фактически перестал существовать. И всё из-за того, что для найденного для одной ситуации первичного факта мы всего лишь нашли другую ситуацию, в которой этот факт никак не может быть первичным.

Рассмотрим следующие два утверждения:

1. «Золушке фея сделала карету из тыквы»
2. «Золушке фея сделала карету из головы мачехи»

Для того, чтобы иметь возможность хоть что-то сказать об этих наборах букв, мы должны принять в качестве первичных фактов существование Золушки, фей и прочих весьма сомнительных вещей. С одной стороны, мы, конечно, помним, что это всё выдумки, но с другой стороны можем точно сказать, что первое утверждение истинно, а второе ложно. Но как может быть истинным факт взаимодействия двух несуществующих предметов? Да, конечно, в том мире, который мы называем реальным, той самой Золушки, разъезжавшей на карете из тыквы, никогда не существовало. Но является ли это достаточным поводом для того, чтобы вообще навсегда строжайшим образом отказать Золушке в существовании, тем самым наглухо закрыв для себя возможность обсуждать сюжет этой весьма неплохой сказки? Это просто неразумно. Разумнее будет осознать, что есть ряд ситуаций (их можно условно обозначить как «мир сказки про Золушку»), в которых существование той самой Золушки и дружественной ей феи является первичным фактом, а вне этого мира (даже хотя бы в мире сказки про трёх поросят) этот факт не является даже правдоподобной гипотезой.

Дело, конечно же, отнюдь не ограничивается Золушкой. Под описанный здесь нож отрицания легко попадают такие вещи как душа, жизнь, мышление, смысл, цель, свобода, любовь и ещё огромный список того, говорить о чём правильным образом нам было бы не просто небесполезно, а прямо-таки жизненно необходимо.

Добыча первичных фактов работает по такому алгоритму:

1. Рассматриваем ситуацию, внутри которой нам нужно уметь строить осмысленные высказывания.
2. Вычисляем первичные факты, имеющие место в данной ситуации.
3. Учимся этими первичными фактами оперировать, не рефлексируя на то, что «а на самом-то деле этого всего не существует». Нет никакого единого, вечного и неизменного «самого дела». Есть ситуации, вовнутрь которых мы попадаем и внутри которых мы должны уметь ориентироваться.

Ну и, конечно, очень желательно уметь не затаскивать золушек, фей, чертей, богов, и даже свободу, мышление, цели и смыслы туда (то есть вовнутрь тех ситуаций), где их нет.

Отдельный весьма серьёзный нюанс заключается в том, что из сущности ситуации можно добывать не только первично надёжные факты, но и первично ненадёжные факты. То есть те, которые обязаны внутри ситуации иметь логическую возможность быть и истинными, и ложными. Рассмотрим, например, ситуацию, когда я пытаюсь узнать, какая завтра будет погода. А конкретно, будет ли весь день идти проливной дождь. Первично надёжными (истинными) фактами в этой ситуации будут «завтрашний день точно наступит» и «какая-нибудь погода точно будет». Но первично надёжные факты – ещё не совсем всё, что у меня есть внутри рассматриваемой ситуации. Моя деятельность по поиску ответа на мой вопрос строится вокруг того, что пока я внутри этой ситуации, мне неизвестно, будет ли завтра дождь. Существование вопроса и неизвестность ответа на него – логически необходимые условия нахождения внутри ситуации поиска ответа.

Таким образом, к ситуации можно приписать набор первично надёжных (истинных либо ложных) фактов и набор первично ненадёжных фактов. По критерию «надёжность» проходит чёткое и однозначное разделение множеств фактов внутри ситуации. Факт внутри ситуации присутствует или как необходимое утверждение, или как открытый вопрос.

Очень интересный случай представляют собой открытые математические проблемы. Вообще, математика по своей сути является тавтологией, в которой все присутствующие утверждения либо абсолютно истинны, либо абсолютно ложны. Но есть ряд утверждений, про которые нам не известно, истинны они или ложны. Например, сейчас одной из таких проблем является гипотеза Римана о нулях дзета-функции. В силу тавтологичности математики, ответ, конечно, присутствует, и он один. Но он сейчас неизвестен. Поэтому лучшие математические умы мира бьются над этой загадкой, ищут этот ответ. Их устроит любой из вариантов – и «да, истинна», и «нет, ложна». В ситуации «поиск доказательства» гипотеза о нулях дзета-функции является открытым вопросом, но как только доказательство будет найдено, гипотеза перестанет быть гипотезой, и это утверждение или станет доказанной теоремой, или доказанной теоремой станет её отрицание.

Поиск ситуаций

Допустим, через операцию добычи фактов мы получили некое утверждение с обязательной припиской «первично надёжно» или «открытый вопрос». Теперь мы можем запустить процесс в обратную сторону и вычислить ситуации, в которых данный факт присутствует. Если мы научились оперировать добытыми фактами, значит, мы научились адекватно рассуждать во всех ситуациях, в которых этот факт присутствует. Двигаясь от фактов к ситуациям, можно даже найти не просто отдельные ситуации, а целые классы ситуаций. В результате любая теория, имеющая обоснование через найденные первичные факты, будет надёжна внутри любой ситуации, относящейся к классу.

Довольно любопытной и небесполезной мне представляется практика искусственного конструирования первичных фактов для поиска ситуаций, в которых эти факты присутствуют именно так, как задано. Например, по такому пути я пошёл в описанном выше примере с приборчиком, оповещающим о моей смерти: взял наш привычный первично надёжный истинный факт «мыслю, следовательно, существую» и придумал ситуацию, в которой этот факт является первично ненадёжным. Ненадёжность в данном случае обеспечена тем, что я никак не могу гарантировать, что приборчик не даст ложного срабатывания, и поэтому в заготовленном письме всё же не помешала бы приписочка о том, что сообщённый факт всё же следует для надёжности перепроверить.

В принципе, при оперировании искусственными фактами может получаться, что искомое множество ситуаций будет оказываться пустым. Например, для утверждения «Гарри Поттер существует» есть класс ситуаций, в которых оно является первично истинным фактом (мир сказки про Гарри Поттера) и есть класс ситуаций, в которых утверждение первично ложно (за пределами мира сказки), но придумать ситуацию, в которой это утверждение является открытым вопросом, я не могу.

Можно утверждать, что если мы научимся аккуратно лавировать от ситуаций к первичным фактам и наоборот, к ситуациям и их классам, то мы сможем получать теории, обладающие высочайшей надёжностью.

Объективная реальность

Когда начинаем применять ситуационно-зависимые обоснования, у нас нечто странное начинает происходить с объективной реальностью. Той самой действительностью, которая обязана существовать помимо наших фантазий и желаний. Реальность, которую мы мечтаем познавать и на которую хотим воздействовать.

Во-первых, объективная реальность перестаёт быть чем-то единым целым. Попав в одну ситуацию и выведя из неё набор первичных фактов, мы получаем реальность, которая совсем не обязательно должна хоть как-то соотноситься с картиной мира, выведенной из первичных фактов другой ситуации. Классическое понятие единого неделимого вечного Бытия перестаёт быть чем-то основополагающим и становится в большей степени историческим курьёзом, чем рабочим инструментом.

Во-вторых, в такую странным образом фрагментированную объективную реальность начинают проникать очень странные сущности. Такие, которых мы в объективной реальности совсем не ждали. Например, Золушка с феей и каретой из тыквы. Конечно, все эти странные сущности надёжно запираются в тех резервациях, из которых им хода нет, но сам факт проникновения таких диковинок в свято оберегаемую нами действительность не может поначалу не шокировать.

Жёсткость концепции единой и неделимой объективной реальности уже привела к тому, что целые пласты самых животрепещущих мировоззренческих вопросов оказались сброшены в мутное болото агностицизма. Не имея возможности утверждать объективное существование в рамках неделимого Бытия тех предметов, с которыми нам ежесекундно приходится иметь дело, мы получили чудовищный по своим масштабам разгул мракобесия и интеллектуальной расхлябанности. На ум приходит ассоциация с девицей, которая согласна связать свою жизнь только с идеальным во всех отношениях претендентом на руку и сердце, а пока таких персонажей почему-то не наблюдается, она путается с каждым встречным-поперечным.

В следующих главах нам придётся учиться оперировать весьма необычными сущностями, утверждать существование которых в едином Бытие было бы попросту невозможно. Весьма спорное с точки зрения тотальной объективной реальности понятие «контекст» было лишь началом. Если материалистическая наука хоть как-то может (очевидно, что с каждым годом всё хуже и хуже) удовлетворяться прокрустовым ложем единого Бытия, то метафизическая система, претендующая называться философией информации, не может позволить себе роскоши игнорировать причудливый и местами противоречивый мир нематериальных объектов. В таких условиях единственной альтернативой отказу от неделимости объективной реальности был бы только полный отрыв от любой реальности и безоговорочная капитуляция мистицизму. Капитуляции не будет. Будет фрагментированная объективная реальность, с которой мы научимся работать.

Ревизия пройденного

Самое время сейчас, получив методику обоснования, пробежаться по двум предыдущим главам (введение и краткую историю вопроса пропускаю, поскольку там нечего обосновывать) и с предельной степенью занудности попридираться к имеющимся там сомнительным утверждениям.

Дуализм: метафора «книга»

1. Какое я имел право говорить о книге как о материальном объекте? Откуда мне знать, что все эти «масса», «объём», какие-то загадочные «химические свойства» и прочее реально существует, а не наколдовано зловредными демонами или безумными создателями миров виртуальной реальности?

   Если мне нужно передвинуть шкаф, а поднять его вместе с книжками у меня сил не хватает, то мне нужно физически выгрузить книги из шкафа. В этой ситуации книги рассматриваются как материальные объекты, имеющие массу и занимающие место в пространстве. Вне зависимости от того, реальна реальность или виртуальна, я нахожусь внутри ситуации «нужно передвинуть шкаф». Таким образом, факт «книга как материальный объект» имеет место хотя бы внутри одной ситуации, и поэтому говорить о нём мы имеем право.

2. По какому это праву я решил, что книга – нематериальный объект? Книга – это ведь исключительно материальный объект! Она имеет объективное существование, не зависящее от нашего сознания и знания о нём. «Объективно существовать» – это свойство материи, и только материи, а всё остальное существует только субъективно, то есть ненадёжно, недоказуемо, призрачно и недостойно внимания. (это я, извините, воспроизвёл стандартный ход мысли диалектических материалистов)

   Для добычи этого факта ходить далеко не будем. Вы, читатель (да-да, лично вы в своём «здесь и сейчас»), находитесь внутри ситуации «чтение книги». Вот этой самой книги. Давайте посмотрим, какой первичный факт является неотъемлемой частью этой ситуации. Существование меня – точно нет, потому что оно самоочевидно только для меня, но для вас оно не выдерживает испытания «сумасшедшим аргументом». Да и вообще, может быть, именно сейчас (в вашем «сейчас») я сплю глубоким сном, и поэтому не мыслю. Или уже умер, и вообще как живой организм не существую. Может быть, первичным фактом будет существование той поверхности, с которой вы читаете буквы? Она, конечно, желательна, но не обязательна. Если вы слушаете эту книгу, то нет никакой поверхности. Отбрасываем как желательное, но не обязательное. Может быть, ваша способность понимать эту книгу? Само собой да, но этого мало. Нужно что-то ещё. Нужен текст этой книги. Тот самый текст, который вы читаете. Без него никак. Если нет текста, то это уже никакое не чтение книги. Выходит, что в перечень имеющихся сейчас у вас первичных фактов можно смело добавить такую штуку, как текст книги. Текст книги может существовать и может не существовать, но вот конкретно сейчас он наиобъективнейшим образом существует.

   Необходимость оперирования нематериальными сущностями возникает не только внутри ситуации чтения книги, но и внутри любой ситуации, когда нам бывает нужно узнать что-то о том, до материи чего мы в данный момент дотянуться не можем. Даже если я выглянул в окно, увидел падающие капли и принял решение взять зонтик, мне этот зонтик пригодится не для защиты от тех капель, которые я увидел (они уже успеют упасть), а совсем от других капель. Молекулы воды – материя, но когда я выглядывал в окно, меня интересовали не они, а нематериальный объект «ответ на вопрос о том, идёт ли сейчас дождь».

Дуализм: тотальность физической реальности

Почему это я материальную реальность привязал исключительно к физическому пространству? А как же время?

Пространство – весьма удобное вместилище для предметов, которые «не я». И даже для такого особенного предмета, как «моё тело». А время – плохое вместилище. Предметы, место которых исключительно в прошлом, уже не существуют (существуют только их следы в настоящем), а те, которые исключительно в будущем, ещё не существуют (существуют только намерения или прогнозы, которые в настоящем). Если по пространству я могу перемещаться и помещать своё «здесь» рядом с местом, занимаемым интересующим меня предметом, то в «сейчас» я крепко заперт. Время – крайне интересная с метафизической точки зрения сущность и в рамках философии информации мы о нём обязательно поговорим, но сейчас важно лишь то, что с точки зрения поработать вместилищем для существования предметов оно есть крайне неудачный вариант.

Дуализм: тотальность информационной реальности

В рассуждениях о мирах субъектов нагло постулировал, что кроме меня существуют ещё и другие существа, и мой информационный скафандр не совпадает с их информационными скафандрами. Не опрометчиво ли? Может быть, информационный скафандр один на всех?

Когда мы находимся внутри ситуации «общение», мы в качестве первичного факта должны признать существование того, с кем мы общаемся. В ряде ситуаций хоть сколько-нибудь надёжное знание того, что собой «реально» представляет собеседник, бывает получить трудно (собеседник «linda» с котиком на аватарке может оказаться бородатым мужчиной или даже программным ботом), но сам факт наличия собеседника внутри ситуации «общение» неоспорим.

Гипотеза единства всех информационных скафандров опровергается тем, что мы можем оказаться внутри ситуации, когда часть сущностей, присутствующих внутри нашего скафандра, присутствует, а часть не присутствуют внутри скафандра существа, с которым мы общаемся (ситуация «общение с собакой»). А предположение, что скафандр собаки является подмножеством нашего, не доказуемо и не опровергаемо, так как и для доказательства, и для опровержения нужно выйти за пределы собственного мира, а этого делать нельзя.

Дуализм: тотальность неразделимости реальностей

Картинка с двумя осями (материальной и нематериальной) логически следует из тотальности и различности двух реальностей. С тотальностью вроде бы разобрались, но почему они обязаны быть различны? Может быть, они всё же не различны, и если как-нибудь хитро провести третью ось, то она зацепит сразу всё, что нам нужно?

Всё семейство ситуаций, вовнутрь которых мы можем попасть, условно можно разделить на те, в которых нам существенно существование предметов в пространстве и ситуаций, в которых конкретика по пространству не существенна. Когда нужно найти ключ от дома («господи, в какой карман я его положил?»), пространственное положение искомого предмета существенно. Поэтому внутри таких ситуаций существование физического пространства постулируется именно так, как проведена «материальная» ось. Это нам сразу даёт необходимость материальной оси именно в том виде, как она есть. Даже если мы предельно хитро проведём другую ось, всё равно осей должно получиться минимум две. А раз две, значит, они различны.

Вообще, картинка с двумя осями плоха тем, что осей там именно две. По-хорошему, их должно быть больше, поскольку один и тот же предмет зачастую может рассматриваться с разных точек зрения. Материальный (пространственный) аспект – он, конечно, один, поскольку имеем одно единое вместилище для существования материи. Но нематериальных аспектов может быть столько, насколько нам хватит фантазии. Тут и познавательная ценность, и денежная ценность, и эстетическая, и что угодно ещё. Всё это богатство пришлось свести к одной условной «информационной» шкале исключительно для того, чтобы хоть как-то изобразить на двумерном рисунке.

Дуализм: реификация

А, собственно, почему мы должны бояться этой штуки? Может быть, реификация, особенно, когда она грамотно выполнена – это именно то, о чём следует мечтать?

Аналогично предыдущему пункту, только берём ситуации, внутри которых наличие физического пространства не требуется. В таких ситуациях постулирование наличия физического пространства в качестве вместилища (и, следовательно, требование, чтобы рассматриваемые объекты именно в нём имели место) будет нарушением принципа «не затаскивать в первичные факты ничего из того, то не следует из сути ситуации».

Существование информации: сигналы и контексты

1. Как насчёт информации без сигнала?

   Если внутри ситуации присутствуют только первично надёжным факты, то она полностью определена, и никаких дополнительных «входящих» не нужно. Но, к сожалению, такая ситуация оказывается полностью сама на себя тавтологически замкнута. Ни входа, ни выхода. Изолированная система. Практического интереса не представляет. Практический интерес появляется, когда внутри ситуации есть открытые вопросы. А когда появляется открытый вопрос, появляется необходимость понимать, что и как с ним может происходить. Сигнал – это и есть нечто такое, получаемое извне ситуации, что приводит к изменениям в открытом вопросе. Или даёт однозначный ответ, и тогда ситуация завершается и превращается в другую ситуацию, в которой факт, фигурировавший в виде открытого вопроса, становится первично надёжным фактом, или даёт уточнение, но полностью вопрос не закрывает.

   Рассматривая любую ситуацию с открытыми вопросами, мы обязаны предполагать существование сигналов, воздействующих на открытость открытых вопросов.

2. Как насчёт информации без контекста?

   В ситуации с открытым вопросом этот самый открытый вопрос является контекстом, которого, раз уж мы постулировали открытость вопроса, не может не быть.

3. Может быть, кроме сигнала и контекста, надо бы добавить что-нибудь ещё?

   Может быть. Сигнал-контекстная конструкция – всего лишь инструмент. Если его можно усовершенствовать, то почему бы и нет?

Существование информации: измерение информации

1. Кто сказал, что формула Шеннона правильная?

   Формула не может быть неправильной. Неправильным может быть её применение.

2. А может быть, правы детерминисты, и вся информация о всём прошлом, настоящем и будущем Вселенной всё же где-то объективно существует?

   Предположим, так оно и есть. Примем существование этой информации (наверно, всё же данных) как первично надёжный факт и попытаемся представить себе ситуацию, характеризуемую этим первичным фактом. Первое, на что можно обратить своё внимание – это на то, что находящийся в этой ситуации субъект с абсолютной точностью знает всё своё будущее. Следовательно, ситуация принятия решений для него невозможна (все решения уже приняты и ему заранее известны). Получившаяся ситуация оказывается напрочь лишённой открытых вопросов и, следовательно, контекст субъекта оказывается равным нулю. То есть субъект имеет всеобъемлющий сигнал, но никакого контекста для интерпретации этого сигнала не имеет. Получившийся у нас гипотетический всеведущий субъект хоть и существует (именно под него мы сконструировали ситуацию), но категорически не способен мыслить. Из этого простого рассуждения следует, что предположение об объективном существовании всемирной детерминистической книги судеб входит в неустранимое противоречие с фактом «я мыслю».

   Не удивляйтесь, что оттолкнувшись от идеи пандетерминизма, мы сразу вышли на идею всеведущего существа. С таким же успехом можно было бы, оттолкнувшись от всеведущего существа, выйти на пандетерминизм. По своей сути и вульгарный материализм и единобожеский мистицизм являются двумя сторонами одного и того же абсурда.

Существование информации: «информация» в физике

1. Откуда такая уверенность, что при помощи колдовского демона Максвелла нельзя нарушить закон сохранения энергии?

   Если мы говорим о законе сохранения энергии, то понятие «энергия» мы обязаны брать именно в том смысле, который ему даётся в физике. А в физике энергия – это по определению то, что сохраняется при любых превращениях. Сама состоятельность понятия «энергия» в физике является гипотезой, но пока что нам всем везло с тем, что если обнаруживался дисбаланс суммы известных видов энергии, то всегда находился новый вид энергии, в который перешла или откуда взялась разница. В ситуации «теоретическая физика» обнаруженное нарушение закона сохранения энергии – это сигнал к поиску нового вида энергии. Гипотетически, конечно, возможно, что при найденном дисбалансе новый вид энергии найден не будет, но тогда это будет означать, что от понятия «энергия» нужно будет отказаться. В любом случае, для того, чтобы бить тревогу, нужен натурный эксперимент, а, насколько мне известно, работающего демона Максвелла пока что никому создать не удалось.

2. Откуда такая уверенность, что прогресс физики не приведёт наконец-то к открытию инфорода?

   См. выше про бессмысленность реификации. Наверняка неоднократно будет найдено нечто, что сгоряча захочется посчитать материальной основой информации. В этой ситуации я бы предложил вспомнить, что нам уже прекрасно известны тысячи способов, при помощи которых можно положить сигнал в материю, и вновь найденное явление рассмотреть как плюс один из них.

Существование информации: данные

Определение понятия «информационный объект» через привлечение понятия «Интернет» – не слишком ли круто?

Это не определение, а всего лишь критерий, который иногда может быть полезен.

Итоги главы

Дальше градус безумия будет только нарастать. Единственным способом удержаться в рамках реальности и не пуститься в бессмысленный полёт ничем не стеснённой мысли может стать только полезная привычка изо всех сил держаться за нерушимо прочные основания.

Основные рассмотренные понятия и концепции:

1. Философское основание как способ отличить надёжные концепции от оторванной от реальности фантазии.
2. «Сумасшедший аргумент» как инструмент для тестирования оснований на надёжность.
3. Первичный факт как не являющееся тавтологией утверждение, истинность которого принимается как данность. Известны разные подходы к решению задачи обретения первичных фактов, и ситуационно-зависимое обоснование – один из них.
4. Суть ситуационно-зависимого обоснования в том, что если мы рассматриваем какой-либо вопрос, то либо мы можем сам факт существования этого вопроса принять в качестве первичного факта, либо должны признать эту нашу деятельность лишённой смысла.
5. Первичные факты можно чётко разделить на первично истинные факты и первично ненадёжные факты.
6. Правила ситуационно-зависимого обоснования (их следует запомнить и неукоснительно применять):
   • Отказ от абсолютизации. Ситуационно-зависимое обоснование непригодно для поиска Абсолютных Истин. Всё, выведенное из ситуационно-зависимых первичных фактов, является обоснованным только в рамках рассмотренной ситуации (или класса ситуаций).
   • В перечень первичных фактов разрешается брать только то, без чего рассматриваемая ситуация определённо невозможна. Правильный первичный факт должен выдерживать испытание «сумасшедшим аргументом».
7. Инструментальные приёмы, полезные при применении ситуационно-зависимых обоснований:
   • Добыча фактов. Первичный ситуационно-зависимый факт не может быть отвергнут только на основании того, что существуют ситуации (другие ситуации), в которых он определённо является ложью.
   • Поиск ситуаций. Конструирование ситуации, в которой наперёд заданное утверждение (или их набор) является первичным фактом. Полезно для выяснения границ рассматриваемой ситуации и поиска взаимозависимостей первичных фактов.
8. Объективная реальность перестала быть единой и неделимой. При применении ситуационно-зависимых обоснований становится нормой жизни такое положение дел, когда те вещи, которые в одной ситуации несомненно реальны, в другой ситуации с необходимостью отсутствуют.

Продолжение: Глава 4. Системы

Определение утверждения

Когда кто-то делает заявление, вкладывая в него свою твердую веру, как если бы оно было правдой, хотя это может быть не так, он делает утверждение. Утверждение – это стилистический подход или техника, включающая сильное заявление, убедительное или уверенное и позитивное заявление относительно убеждения или факта. Часто это происходит без доказательств или какой-либо поддержки. Его цель – напрямую выразить идеи или чувства, например: «Сегодня я приложил все усилия, чтобы выполнить эту задачу».

Типы утверждения

Утверждение бывает четырех типов, в том числе:

Основное утверждение

Это простое и понятное выражение для выражения чувств, мнений и убеждений, таких как:

• «Хотел бы я выразить эту идею раньше, потому что теперь кредит взял на себя кто-то другой».
• «Извините, сначала я хочу закончить свою работу, а потом пойду с вами».

Решительное утверждение

Оно выражает кому-то симпатию и обычно состоит из двух частей: первая включает признание чувств или ситуаций другого человека, а вторая – утверждение, которое демонстрирует поддержку точки зрения, чувств или прав другого человека, например:

• «Я понимаю, что вы заняты, и я тоже, но мне сложно закончить этот проект в одиночку. Итак, я хочу, чтобы вы помогли мне завершить этот проект ».
• «Я знаю, что это вас злит и расстраивает, потому что вы еще не получили ответа. Но я могу помочь вам, подсчитав, сколько времени это может занять ».

Эскалация утверждения

Это происходит, когда кто-то не может ответить на основные утверждения человека, и поэтому этот человек становится твердым в отношении него или нее, например:

• «Если вы не закончите эту работу к 6:00 сегодня вечером, я найду другого работника».
• «Я действительно хочу закончить этот пункт, прежде чем ты начнешь свою».

Утверждение языка

Оно включает местоимение от первого лица «Я» и полезно для выражения негативных чувств. Тем не менее, в нем конструктивно подчеркивается чувство гнева человека, например:

• «Когда вы говорите резко, я не могу работать с вами, потому что меня раздражает. Поэтому я хочу, чтобы вы хорошо говорили, а затем дали мне задание ».
• «Когда я не высыпаюсь, это влияет на мои нервы, и я чувствую раздражение. Поэтому стараюсь раньше ложиться спать ».

Примеры утверждений в литературе

Пример №1: Животноводческая ферма (Джордж Оруэлл)

В  “Ферме животных” свиньи используют утверждение как инструмент пропаганды во всем романе . Это сделано для того, чтобы ослабить положение других животных, не допуская противоречия их правилам и руководству. В седьмой главе Визгун сообщает другим животным, что им не нужно петь оригинальный гимн Старого Мажора, Звери Англии – песню, которую они использовали, чтобы вдохновить революцию в первой главе. Визгун утверждает, говоря:

«В этом больше нет необходимости, товарищ… В « Звери Англии » мы выразили нашу жажду лучшего общества в будущем. Однако теперь это общество создано. Ясно, что у этой песни больше нет цели ».

Посмотрите на его язык, где он дает им очевидную информацию, которую они уже осознали, и никто не может аргументировать это. Таким образом, никто не возражал против его утверждения.

Пример № 2: Гордость и предубеждение (Джейн Остин)

Элизабет скрывает свое удивление по поводу новостей о плане Дарси жениться на ней. Когда леди Кэтрин возражает против этого брака, поскольку у Беннетов низкие связи и их брак разрушит положение Дарси перед его друзьями и обществом, Элизабет пытается защитить свое семейное прошлое, утверждая:

« Я дочь джентльмена».

Фактически, она освобождается от раздражающего контроля со стороны снобов, таких как мисс Бингли, мистер Коллинз и леди Кэтрин, и заявляет:

«Я… решил».

Затем далее говорит с утверждением:

«… Действовать таким образом, который, по моему мнению, будет составлять мое счастье, безотносительно к тебе или к любому человеку, так совершенно не связанному со мной».

Пример № 3: Вишневый сад (Автор Антон Чехов)

Трофимов и Лопахин обмениваются резкими словами, а Лопахин называет Трофимова «вечным учеником». Когда Лопахин спрашивает, что Трофимов думает о нем, Трофимов отвечает, что считает Лопахина «будущим миллионером» и «хищником». Затем Гаев указывает на разговор о гордости, которую они испытывали ранее.

Трофимов рассуждает о глупости их гордости, поскольку человек – «довольно бедный физиологический образец», они в нищете, и «единственное, что им остается делать, – это работать». Хотя он пессимистично оценивал текущее положение людей, однако он начинает с оптимизмом смотреть на их будущее. Он утверждает эту идею и упрекает русских интеллектуалов, которые даже не знают смысла труда.

Пример # 4: Отелло (Уильям Шекспир)

ДЕСДЕМОНА :
«Я никогда
в жизни не оскорбляла тебя, никогда не любила Кассио,
Но с такой всеобщей гарантией небес,
Как я мог бы любить. Я никогда не давал ему жетона ».

В этих строках Дездемона делает предсмертное утверждение, что она невиновна, отвергая обвинения Отелло. Однако ослепленный эмоциями и разъяренный Отелло решает убить ее.

Функция утверждения

Функция утверждения состоит в том, чтобы дать читателям почувствовать, что они не должны не соглашаться или оспаривать то, что они читают или слышат; скорее, они должны принять идею или представление как неоспоримый факт. Это оказалось одним из лучших способов для писателей выразить свои личные чувства, убеждения и идеи прямым способом. Используя эту технику, писатели могут защищать чувства и права других в случае их нарушения. Этот риторический стиль также выражает самоутверждение и рациональное мышление о личном уважении или значении. Это очень распространено в различных сферах жизни, таких как литература, политика, реклама и юридические вопросы.