Как найти мне тебя господи

За два дня до праздника Пасхи (в среду), старейшины еврейского народа и книжники собрались в доме первосвященника Каиафы и в совете своем положили взять Иисуса Христа хитростью и убить, только не в праздник, чтобы не сделалось возмущения в народе. Неожиданно в собрание их явился один из двенадцати апостолов, по имени Иуда Искариотский, и сказал: «что вы дадите мне? И я вам предам Его». Они предложили ему тридцать сребреников – цену обыкновенного раба. Иуда согласился, и с этого времени стал искать удобного случая, чтобы предать Господа Иисуса Христа врагам Его.

Утром в четверток Господь повелел апостолам Петру и Иоанну приготовить все нужное для празднования Пасхи, а на вопрос их: «где приготовить?» сказал: «вот, при входе вашем в город, встретится вам человек, несущий кувшин воды, последуйте за ним в дом и скажите хозяину: Учитель повелел сказать: время Мое близко; где горница, в которой бы Мне есть пасху с учениками Моими? И он покажет горницу, большую, устланную: там приготовьте». Они сделали, как повелел им Иисус, и приготовили Пасху.

При наступлении вечера, Господь Иисус Христос пришел в приготовленную горницу и возлег за стол вместе с двенадцатью Своими учениками. Господь всегда любил Своих учеников, но в эти последние часы чувства любви к ним возросли до высшей степени и выразились самым трогательным образом. Господь встал с Своего места, снял с Себя верхнюю одежду и, взяв полотенце, препоясался; потом влил воду в умывальницу и начал умывать ноги учеников и отирать полотенцем, которым был препоясан. Все безмолвно повиновались, но когда очередь дошла до Петра, то он воспротивился. «Господи, Тебе ли (Мессии, Владыке живых и мертвых) умывать мои ноги!» Господь сказал ему: «что делаю теперь, ты не знаешь, а уразумеешь после». Петр воскликнул: «не умыть Тебе ног моих вовек» (т. е. никогда)! Господь ответил: «если не умою тебя, не имеешь части со Мною». – «Господи, – воскликнул Петр, – не только ноги мои, но и руки и голову!» Но Господь сказал: «омытому нужно умыть только ноги, потому что чист весь, – и вы чисты, – прибавил Он, обращаясь к другим ученикам, но не все» (первое вразумление иуде). Совершив умовение ног, Господь сказал: «знаете ли, что Я сделал вам? Вы называете Меня Учителем и Господом и правильно говорите. Итак, если Я, Господь и Учитель, умыл ноги вам, то и вы должны умывать ноги друг другу (т. е. служить друг другу со смирением и любовью); ибо Я дал вам пример, чтобы вы делали то же, что Я делал вам».

После сего пасхальная вечеря пошла своим порядком: читали молитвы, пели благодарственные песни, вкушали агнца, пили пасхальное вино.

По совершении ветхозаветной Пасхи, Господь Иисус Христос взял хлеб (квасный) и, возблагодарив Бога Отца, благословил его, преломил, дал ученикам и сказал: «приимите, ядите, сие есть тело Мое, за вас ломимое». Потом взял чашу с виноградным вином (растворенным водой) и, воздав хвалу Богу, подал ученикам, говоря: «пийте от нея вси; сия есть кровь Моя нового завета, за вас и за многих изливаемая во оставление грехов». По причащении апостолов, Господь заповедал им совершать это таинство в воспоминание о Нем.

Во время ветхозаветной Пасхи и Тайной вечери Господь несколько раз вразумлял Своего предателя. После намека о том, что не все ученики чисты, Он сказал: «истинно говорю вам: один из вас, ядущий со Мною, предаст Меня». Все ученики пришли в ужас и начали с беспокойством спрашивать: «не я ли. Господи?» Но Иуда молчал. Тогда Господь, чтоб сильнее подействовать на ожесточенное его сердце, сказал: «Сын человеческий идет (на страдания), как написано о Нем; но горе тому человеку, которым Сын человеческий предается; лучше было бы этому человеку не родиться». Снова началось волнение между апостолами и посыпались вопросы: «не я ли, Господи?» Пламенный Петр никак не мог выдержать неизвестности и дал знак Иоанну, который возлежал ближе всех к Иисусу Христу, чтоб спросил Его о предателе. Иоанн припал к груди Господа и тихо спросил: «кто это?» Господь открыл Своему другу тайну предателя, сказав: «тот, кому Я, обмакнув кусок хлеба, подам», и, обмакнув кусок, подал иуде Искариоту. Иоанн только понимал значение этого действия, но в глазах других оно было знаком особенного внимания Господа к иуде. Наконец, и Иуда решается прервать молчание и спрашивает Иисуса Христа вместе с другими: «Господи, не я ли?» – «Ты», отвечал ему Господь, но так тихо, что никто, кроме Иуды, не слыхал этого слова.

В евангелии ясно не сказано – удостоен ли был Иуда причащения Святых Таин; но церковь верует, что Господь не лишил Своего предателя и этого высшего знака Своей любви и, по принятии хлеба (т. е. после недостойного причащения), вошел в Иуду сатана и окончательно овладел им. Видя его беспокойство, Господь сказал: «что хочешь делать, делай скорей». Иуда тотчас встал из-за стола и вышел вон, но и теперь никто, кроме Иоанна, не понимал слов Господних, а думали все, что Господь приказывал Иуде или купить что-нибудь к празднику, или подать бедным, так как у него находилась общая казна.

По окончании вечери, Господь и ученики с пением радостных и пасхальных псалмов (Пс.115–118) отошли на гору Елеонскую. Еще до окончания Тайной вечери, как только вышел Иуда, Господь сказал апостолам: «дети, не долго Мне быть с вами. Заповедь новую даю вам: любите друг друга; как Я возлюбил вас, так и вы любите друг друга. Потому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою». Апостол Петр спросил: «Господи, куда Ты идешь?» Иисус Христос сказал ему: «куда Я иду, ты не можешь за Мною теперь идти, а после пойдешь за Мною». Петр возразил: «почему я не могу идти за Тобою теперь? Я душу свою положу за Тебя». Господь отвечал ему: «ты свою душу положишь за Меня? Истинно, истинно говорю тебе: не пропоет петух, как отречешься от Меня трижды». На пути к горе Елеонской Господь сказал и прочим ученикам: «все вы соблазнитесь о Мне в эту ночь, ибо написано: «поражу пастыря, и рассеются овцы». Петр воскликнул: «Господи, если все соблазнятся о Тебе, я никогда не соблазнюсь!» Иисус Христос сказал ему: «истинно говорю тебе, что ты ныне, в эту ночь, прежде нежели дважды пропоет петух, трижды отречешься от Меня». Петр продолжал уверять: «хотя бы мне надлежало умереть с Тобою, не отрекусь от Тебя». Тоже говорили и другие ученики.

Во время Тайной вечери Господь начал и на пути к горе Елеонской продолжал трогательную прощальную беседу с Своими учениками. Он уверял их в Своей любви и помощи, обещал им ниспослать Св. Духа, утешал их благоволением небесного Отца и ободрял в терпении искушений и бедствий.

«Да не смущается сердце ваше: веруйте в Бога и в Меня веруйте. В доме Отца Моего много обителей; а если бы не так, Я не сказал бы вам: Я иду приготовить место вам.

Я есмь лоза, а вы ветви; кто пребывает во Мне, и Я в нем, тот приносит много плода; ибо без Меня не можете делать ничего. Если пребудете во Мне, и слова Мои в вас пребудут, то, чего ни пожелаете, просите, и будет вам.

Как возлюбил Меня Отец, и Я возлюбил вас; пребудьте в любви Моей. Сия есть заповедь Моя: да любите друг друга, как Я возлюбил вас. Нет больше сей любви, как кто положит душу свою за друзей своих. Вы друзья Мои, если исполняете то, что Я заповедую вам.

Если мир вас ненавидит, знайте, что Меня прежде вас возненавидел. Если бы вы были от мира, то мир любил бы свое; а как вы не от мира, но Я избрал вас от мира, потому ненавидит вас мир. Помните слово, которое Я сказал вам: раб не больше господина своего. Если Меня гнали, будут гнать и вас; если Мое слово соблюдали, будут соблюдать и ваше. Сие сказал Я вам, чтоб вы не соблазнились; изгонят вас из синагоги, – даже наступает время, когда всякий убивающий вас будет думать, что он тем служит Богу.

Лучше для вас, чтоб Я пошел; ибо, если Я не пойду, Утешитель не придет к вам, а если пойду, то пошлю Его к вам. Когда же придет Он, Дух истины, то наставит вас на всякую истину. Не от Себя Он будет говорить, но будет говорить, что услышит, и будущее возвестит вам. Он прославит Меня, потому что от Меня примет и возвестит вам.

Истинно, истинно говорю вам: о чем вы ни попросите Отца во имя Мое, даст вам. До ныне вы ничего не просили во имя Мое; просите и получите, чтобы радость ваша была совершенна. Не говорю вам, что Я буду просить Отца о вас; ибо Сам Отец любит вас, потому что вы возлюбили Меня и уверовали, что Я исшел от Бога».

Прощальную беседу Господь заключил следующими словами: «в мире будете иметь скорбь, но мужайтесь: Я победил мир».

Замечательно по превосходным сравнениям и неотразимой силе убедительности следующее наставление св. Димитрия ростовского о пресуществлении св. тайн.

1. «Если кто изъявляет сомнение и неверие касательно Божественного таинства, – как хлеб, находящийся на трапезе, прелагается в тело, а вино в кровь Иисуса Христа, Сына Божия, и становится в священном служении истинным телом и кровию Его, то всякий православный христианин должен спросить его так: может ли Бог сделать больше человека и выше разума его? И когда скажет: может, – скажи ему: почему же Он не может дать нам Своей плоти в пищу? Словом Господним небеса утвердишася (Пс.32:6), тем же словом Божиим пременяет Он хлеб и вино в тело и кровь Свою».

2. «И если удивляешься тому, как тот же Христос – и на трапезе, и на небесах, то удивляйся и тому, как одно солнце, которое нас здесь освещает и согревает, в то же время светит и на небе и на земле, и на востоке и на западе, и во всех странах мира. Так и Христос – в то же время и на небе, и на земле – в пречистых тайнах, как один Всемогущий и Всесильный, и на небе истинно по естеству, и на земле властью Божества, совершает великие и преславные дела, непостижимо и несказанно превыше ума человеческого».

3. «И опять, если удивляешься тому, как один Христос во многих частях подается верным равно целый, не меньший в одной части, и не больший в другой: – удивляйся же и тому, как один мой голос и у меня в устах, и в ваших ушах есть один и тот же голос».

4. «И если удивляешься, как тело не сокрушается в раздроблении тайн, когда раздробляется Агнец, и как во всякой части есть целый и совершенный Христос, – удивляйся и сему, как это, когда зеркало раздробится на малые части, то образ человеческий в нем не раздробляется, но во всякой части представляется целым, как и в полном зеркале».

5. «Если удивляешься тому, как Христос, часто снедаемый, не умаляется, но цел пребывает во веки, – удивляйся и сему, как, зажегши одною свечею другие свечи, ты не уменьшаешь чрез это светлости первой свечи».

6. «И если спросишь о том, как Христос, вшедши во внутрь нашего естества, не оскверняется и не заключается, то и я спрошу: солнце, проходя над нечистыми местами, оскверняется ли чрез это или нет? – Знаю, что мудрый и верный не осмелится сказать: да! Тем более не оскверняется Христос, Свет всякой чистоты, и не заключается Сущий, Которого не могли удержать ни ад, ни гробные печати, ни двери во входе к ученикам, затворенные и твердо заключенные».

7. «Если удивляешься, как в такой малой части тайн – весь полный и целый Христос, то дивись и сему, как в таком малом зерне зрачка твоего вмещаются и им объемлются такие великие города? Но, узнав сие, ты не испытывай неиспытуемого таинства, а с несомненною верою и сердечною любовью воздавай благодарение страшному и сильному и всемогущему Царю и Богу Вседержителю и делами и умом, за неисповедимые дары Его».

8. «И опять в рассуждении тела Господня – право веруй с церковью о страшных тайнах. Хотя телесными очами усматриваешь ты видимый хлеб и вино, но веруй крепко, без сомнения, тому, что существо их, наитием и действием Святаго Духа и властью всемогущего слова Божия пременяется в тело и кровь Христову, так что ничего иного здесь не остается, а только самое истинное тело и кровь Господня, под видами пшеничного, квасного, новопеченного мягкого хлеба, и вина, выжатого из виноградных гроздов, т. е. ягод». («Твор. св. Дим. ростовск.», ч. V, стр. 115).

1. Историк Созомен повествует: «когда св. Златоуст совершал литургию и раздавал верующим св. тайны, приступила к сему некоторая женщина, зараженная ересью македониевой. И как только приняла Божественное причащение с неверием, мгновенно часть (тела Христова) обратилась в устах ее в камень. Женщина, пришедшая в ужас от сего предивного чуда, пред всем народом рассказала случившееся с нею, показывая самый камень, и от неверия обратилась к истинной вере» (Истор. Созом. кн. 8, гл. V).

2. В Лимонаре пишется: «в Селевкии у некоторого купца еретика был православный раб, который, взяв св. причащение, хранил его в ковчежце. Спустя несколько времени, узнал о сем господин его и хотел сжечь св. тайны; – но вдруг все части пречистого тела Христова, соблюдаемые в ковчежце под видом хлеба, произрастили колосья» («Лимонарь» глава LXXIX).

3. Во время Мины, патриарха цареградского, некто из еврейских отроков присоединился к христианским отрокам и принял с ними вместе св. причащение; но, возвратившись в дом, рассказал отцу своему все случившееся. Отец его воспламенился гневом, и тотчас схватил сына и бросил его в печь, в которой расплавливалось стекло (ибо отец его был мастером литья стекол). Мать, ничего не зная, что случилось с ее сыном, долго искала его, и не могла найти. В третий день с плачем и рыданием пришла к своему мужу – стекольному мастеру, и вдруг из среды раскаленной печи услышала голос своего сына. Испугавшись и вместе обрадовавшись, матерь с поспешностью приступила к плавильной печи и увидела сына среди горящих углей. Вынув его из огня, спросила: каким образом он не сгорел в печи? Он отвечал: «какая-то жена в светлой одежде часто приходила к нему, подавая ему воду для погашения горящего угля; и когда хотел он есть, она давала ему пищу». Это чудесное происшествие пронеслось по всему городу. Сам император Иустин (который в это время царствовал в греческой империи) узнал о сем и повелел крестить сына и матерь, а отца, который не захотел принять крещение, приказал бросить в раскаленную печь. Это чудо было известно всему миру. (О нем пишут след. церковные историки: Евагрий в кн. 4, в гл. XXIV; Евсевий в кн. 4, в гл. XXXVI; Никифор в кн. 17, в гл. XXV).

4. В один зимний вечер, сообщается в журн. «Кормчий», я пришел в один знакомый мне дом. Вижу, – хозяин дома сидит один; лицо его было печально и угрюмо. Я спросил: «что вы так невеселы?»

– Да! Меня Господь посетил величайшим несчастьем, – моя жена находится при смерти; за несколько минут до вашего прихода она исповедалась и причастилась, и вот теперь она спит, но кажется, что этот сон будет сном вечным – и с этими словами, опечаленный муж сделался еще печальнее.

Не желая более беспокоить удрученного скорбью, я поспешил удалиться; при прощании он мне сказал: «придите ко мне когда-нибудь, – вот я скоро останусь один»… Я обещался, – действительно, через два дня мне нужно было отправиться в этот же знакомый дом. Прихожу, – хозяйка ходит совершенно здоровою; муж ее сидит с веселым видом; они приняли меня очень ласково. У недавно страдавшей я спросил о здоровье: «Теперь, слава Богу, я совершенно здорова», – сказала она. «Ах, какое чудо совершил надо мною милосердый Господь!..» Любознательность овладела мною, я просил рассказать обо всем случившемся, и хозяйка дома сообщила мне следующее:

«Вот уже несколько лет прошло, как я страдаю удушьем и перемежающеюся лихорадкою; но такого страшного мученья я никогда не испытывала, как в субботу на прошедшей неделе, во время ночи. Мужа моего не было дома, я легла спать совершенно здоровою и вижу во сне: будто я иду по какой-то дороге, с правой стороны которой был необыкновенный свет, а с левой – страшная темнота; я все рвалась к светлой стороне, но какая-то сила влекла меня в противоположную сторону… Вдруг последовал страшный удар в голову, и я очнулась. В голове у меня сделалась нестерпимая боль и сильнейший жар; колотье распространилось по всему телу; открылась страшная рвота и сильное воспаление в груди, и я совершенно была без памяти. – На рассвете я очнулась, а болезнь моя еще стала труднее. – Приезжает муж, я с великим трудом могла выговорить: «умираю». Тотчас послали за священником. Не знаю, почему у меня вдруг родилось сильное, нетерпеливое желание, чтобы поскорее пришел священник; мне пришли на ум слова: «болит ли кто в вас, да призовет пресвитеры церковные»… Каждая минута казалась для меня мучительнее смерти, пока не приходил священник. Наконец, приходит священник: моя болезнь в высшей степени стала нестерпима, – захватило у меня дыхание, и я едва не умерла. – Священник положил на стол какой-то ящик, надел на себя епитрахиль (как я после узнала) и поручи на руки. Когда стали все выходить из комнаты по приказанию священника, муж мне сказал тихо: «прими с верою!..» Эти слова точно стрелою пронзили мое сердце. – Потом священник подошел ко мне и спросил: знаешь ли ты, что здесь? указав на ящик. Я сказала: нет! Здесь, говорит он, Св. Дары – пречистое тело Христово и Его кровь: веруешь ли ты сему? – Нет, – сказала я. Священник изумился и потом, постояв минуты две, опять спросил: почему же ты не веруешь сему? – Я молоканка! И хоть я крещеная, но я носила только имя христианки, а на самом деле я была строгая последовательница своего учения… Изумление еще более овладело священником, тут он начал говорить мне о Спасителе, о том, за кого Он страдал, за кого Он был распят на кресте и, после продолжительных утешений, он сказал: «верь, и ты будешь спасена!..» Вдруг какая-то дрожь пробежала по всему моему телу, я с твердостью духа сказала: верю, батюшка, и верю несомненно, что эти частицы хлеба суть истинное тело Христово! И как только приняла эти частицы, с меня свалилась как бы какая тяжесть, – мне стало легче… По уходе священника, я чрез несколько минут уснула, и уснула крепко… Во сне я все ходила по какому-то новому, красивому саду; предо мною мелькали все какие-то цветы, но еще не распустившиеся; мне было невыразимо приятно… По утру я встала здоровою и не только не чувствовала ни малейшего признака болезни, но даже у меня цвет лица переменился: вместо прежней бледности открылась свежесть, и вот теперь мне так легко, так весело и приятно, что я не могу вполне выразить вам всего этого… О, как велико и спасительно причащение!.. Теперь я никогда в жизни ни в чем не поверю своим лжемудрователям, я сама испытала, что православная вера есть истинная вера; теперь я неумолчно буду говорить про чудо, совершившееся надо мною, и старым и малым, а особенно прежним своим лживым учителям. Вот, придет воскресенье, и я в первый раз пойду в церковь и, после обедни, отслужу благодарственный молебен!»

При этих словах слезы умиления показались на глазах исцеленной грешницы («Кормчий» 1890 г.).

5. К утешению верующих почитаем благопотребным сообщить, что недавно в Одессе Господь явил Свою чудодейственную благодатную помощь чрез святейшее таинство св. причащения. У доктора Л. М. Ш. опасно заболела дифтеритом дочь в отроческом возрасте. Товарищи и сотрудники доктора отделили больную от всей семьи и принимали все врачебные меры к спасению болящей. Болезнь оказалась очень злокачественною, и медики находили, что положение больной безнадежно. Пригласили священнослужителя, пишущего эти строки. Болящая причащена св. тайн, и быстро пошло выздоровление ее, к удивлению знавших ход болезни и положение ее пред св. причащением. Видно, сильна была вера родителей, искренно веровала и болящая. Для маловерных здесь дорого то, что сам отец болящей – доктор медицины признал в этом исцелении действие всемогущей силы Божией, побеждающей законы естества («Херсон. Епарх. Вед.» 1891 г., № 9).

Да ужаснутся самовольно удаляющиеся от св. причащения, потому что они чрез это самое служат врагу нашего спасения, диаволу. «Мнози, говорит св. Иоанн Златоуст, вижу, не часто причащаются: сие диавола есть дело. Тот претит, дабы не часто тело Христово приимали. И се яве есть, иже не часто причащается, многу власть на себя диаволу дает, и волю на нем диавол приемлет и ведет его на вся злая».

В «Кормчей книге» рассказывается, что, когда один подвижник спросил у злых духов, чего они более всего боятся, злые духи отвечали ему: «того, что вы едите, т. е. причастия. Если бы честно соблюдали христиане то, что они вкушают в причастии, то они были бы неприступны для наших козней» (Кормч. кн. гл. 68).

Помни это, христианин, и возможно чаще приступай к божественной трапезе, сознавая свое недостоинство, и возложи упование на милосердие Божие. «Несть тебе Бог враг, но врач; исцелити тя, а не погубите хощет, учит св. Димитрий ростовский. Почто убо божественные Его бегаеши чаши? Лучше те есть приемшу духовное то врачевство исцелитися, неже отбегшу от врачевства в большие болезни греховные впасти и погибнути». («Твор. св. Димитр. ростовского» ч. 2. изд. 1818-года., слово на 5 нед. св. четыредесятницы).

Ядый и пияй недостойне, суд себе яст и пиет, не рассуждая тела Господня (1Кор.11:29).

1. Св. ап. Павел повествует, что в церкви коринфской многие из недостойных причастников подвергались за свою вину тяжким болезням и самой смерти (1Кор.11:30).

2. В церкви карфагенской, по свидетельству св. Киприана, один недостойный причастник вдруг после причащения сделался немым, а у другого расторгся на двое язык (Из кн. о падших).

3. Во времена св. Златоуста, по словам его, недостойные причастники подвергались иногда видимо мучениям от злых духов. («Перв. нед. велик, поста», Киев, стр. 259).

4. Когда преподобномученица Евдокия была схвачена воинами и приведена на суд, то, снимая с нее одежды, воины заметили, что выпала на землю частица пречистого и животворящего тела Христова, которую взяла с собою мученица Евдокия, выходя из монастыря своего. Слуги, подняв упавшую часть Божественного тела Христова и не зная, что это такое, принесли ее правителю. Лишь только он протянул руку свою и хотел взять принесенную ему святыню, – тотчас частица тела Христова претворилась в огонь, и образовался от нее великий пламень, которым попалены были слуги игемоновы и у самого его повредило пламенем левое плечо. («Четьи Минеи» 1 марта).

«Хотя ясти, человече, тело Владычне, со страхом приступи, да не опалишися: огнь бо есть». (Молитва пред причащением).

5. На о. Кипре есть пристань Таде. Недалеко от нее есть монастырь, именуемый Филоксеновым. В монастыре этом жил один монах, родом из Милета, по имени Исидор, который непрестанно о чем-то горько плакал. Когда же все стали убеждать его, чтобы он утешился сколько-нибудь, то он не соглашался и говорил всем: «я великий грешник, какого не было от Адама до сего дня». Когда же ему сказали: «святой отец, кто без греха, кроме Бога?» – он отвечал: «поверьте, братия, я не нашел ни в писании, ни в предании такого грешника, каков я, и такого греха, как мой. Если вы думаете, что я только обвиняю себя, выслушайте о моем преступлении и помолитесь обо мне. Я, – продолжал он, – когда был в мире, имел жену, мы оба держались учения Севера. Итак, пришедши в один день домой, я не нашел жены своей, но слышу, что она отошла к соседке, чтобы приобщиться. Соседка принадлежала к св. соборной церкви. Я тотчас побежал, чтобы остановить ее. Пришедши в дом соседа, я нашел, что жена моя приняла уже св. часть и приобщилась. Схвативши ее за горло, я принудил ее, – о злодеяние! – извергнуть из уст св. часть и, взявши сию последнюю, в бешенстве бросал ее туда и сюда, и, наконец, она упала в грязь. Но тотчас молния восхитила св. приобщение с того места. Спустя два дня, является мне эфиоплянин, одетый в рубище, и говорит: «я и ты осуждены на одинаковое наказание». – «А кто ты таков?» спросил я его. Эфиоплянин отвечал: «я тот, который страдавшего за всех Господа Иисуса Христа ударил по ланите». Потому-то я, – заключил монах, – и не могу перестать плакать». Последователь Севера совершил ужасное преступление, повергнув святыню в грязь; но столь же ужасно согрешают и те, которые приемлют ее с сердцем, неочищенным от греховных скверн. («Луг духов.» И. Мосха, гл. 29).

6. Преп. Макарий александрийский за свои подвижнические труды получил от Бога дар распознавания достойных причастников св. тайн от недостойных. Вот что он сообщает нам относительно этого. «Когда братия подходили к алтарю, чтобы принять из рук Иерейских тело Христово, то можно было видеть, – говорит св. подвижник, – как некоторым из них эфиопы влагают в руки угли огненные и тело Христово, подаваемое рукою Иерейскою, возвращалось опять к алтарю. Между тем от достойных причастников бесы отбегали прочь. Самые тайны божественные раздавал ангел Господень, стоявший с Иереем у алтаря». («Ч. М.» янв. 19).

Таинство св. причащения есть одно из важнейших средств в деле спасения. «Чрез него, по выражению св. Златоуста, мы становимся едино тело со Христом, соединяемся с Ним, яко тело с главою; кровь же Его – душ наших избавление: тою же омывается душа, тою украшается, тою распаляется» (Толк, на ев. Ин., прав. 46). «Сие таинство называется причащением, – говорит св. Иоанн Дамаскин, потому что чрез оное мы делаемся причастниками божества Иисусова; чрез него сообщаемся со Христом» (Излож. прав, вер., гл. XIII). «Как обыкновенный хлеб, который ежедневно едим, есть жизнь тела, – говорит св. Киприан карфагенский, – так оный сверхестественный есть жизнь души».

Вот на чем собственно опирается наша глубокая уверенность в высоком значении св. причащения.

Но при этом наша мысль с болезнью сердца обращается к тем многочисленным христианам, которые, именуя себя ревнителями древле-отеческих преданий, лишаются таинственного наслаждения в божественной трапезе. Как не скорбеть о таковых?! Как не пожалеть о их крайне опасном самообольщении, ибо они мнятся спастися, удаляясь от источника спасения. Бедные! Они забывают, что только кровь Иисуса Христа, Сына Божия, очищает нас от всякого греха (1Ин.1:7), – следовательно, не вкушая тела Его и крови, они не приобщаются и очистительным для нас от грехов наших крестным страданиям и смерти его. Аминь, аминь, глаголю вам, – говорит Господь, – аще не сеесте плоти Сына человеческого, ни пиете крове Его: живота не имате в себе (Ин.6:53).

Что же приводят в свое оправдание ревнители древнего благочестия? Не осмеливаясь отрицать высокого значения таинства св. причащения, глаголемые старообрядцы успокаивают себя обыкновенно тем, что будто бы многие святые спаслись, не приобщаясь св. тайн. Таковы, говорят они: Павел фивейский, Мария египетская, Феоктиста и др. (Поморск. отв. 20–21).

Но, во-первых, было бы слишком дерзко с нашей стороны приравнивать себя к великим подвижникам благочестия; во-вторых, несправедливо утверждать, будто бы поименованные святые во всю жизнь не причащались св. тайн. Хотя в житиях их и не упоминается прямо о их причащении, но это молчание никак не дает еще права заключать, что они действительно не причащались. Древние повествователи о жизни святых имели в виду возбудить в читателях ревность к особенно высоким подвигам. То, что в жизни святых было обыкновенного, всеми православными исполняемого, о том, очевидно, не настояло надобности и говорить.

Здесь с благочестивым вниманием остановимся на некоторых примерах из житий святых, дабы наглядно видеть, как великие угодники Божии, несмотря на то, что дела их были действительно высоки, всегда ревновали о причащении св. тайн. Поведем речь о тех именно святых, которых глаголемые старообрядцы поставляют в разряд якобы никогда не удостоившихся св. евхаристии.

1. Вот что сообщает нам жизнеописатель о преподобной Феоктисте.

Один охотник отправился с своими товарищами по ремеслу на пустынный остров Парос, что на Эгейском море, ловить зверей; на пути он отстал от них. И вот, бродя по пустыне, случайно встретил церковь во имя Пресвятыя Богородицы, от времени пришедшую в запустение, и войдя в нее, предался горячей молитве; молясь же, заметил на земле небольшую ямку, в которой, кроме воды, находились еще зерна одного растения, так называемого подсолнечника (илиотропион). Предположив по этим признакам, что в полуразрушенном храме живет кто-либо из святых, он вышел, твердо решившись побывать здесь еще раз на обратном пути. Чрез несколько дней, когда уже достаточно было наловлено всякой дичи, охотники собрались домой, – а были они родом с приморской горы Эвбеи. Отправился с ними и вышеупомянутый охотник; но на пути он опять отстал от них и по-прежнему вошел в церковь помолиться пресвятой Богородице: при этом он надеялся увидеть и того святого, который жил в этой церкви и питался размоченными в воде зернами И вот, во время молитвы он увидел по правую сторону св. трапезы как бы некое подобие былинки, «ветром колеблемой», которую от посторонних взоров скрывала густая сеть паутинника. Недоумевая, что бы это такое было, охотник подошел и хотел было разорвать паутину, но вдруг услышал слабый голос: «остановись и не подходи близко, ибо я женщина и без одежды!» Пораженный видением, охотник не знал, что делать. Наконец, собравшись с духом, он решился спросить: «кто ты? и как живешь в этой пустыне?» И опять услышал голос из сетей: «умоляю тебя, брось мне одежду, да покрою наготу мою, и тогда, что повелит мне Господь, то скажу тебе». Охотник, сняв с себя верхнюю одежду, положил ее на пол, а сам вышел из церкви и, подождав немного, пока женщина та одевалась в его одежду, опять вошел и увидел ее на том самом месте, где она была прежде. То была преп. Феоктиста. Удивлению охотника не было теперь границ. Припав со слезами к ногам преподобной, он просил ее помолиться за него и благословить его. Та, после кратковременной молитвы, обратилась к нему с такими словами: «Бог пусть помилует тебя, чадо, но скажи мне, что заставило тебя придти сюда?» Затем, сказав, что вероятно ради ее недостойной Господь внушил ему посетить ее, преподобная исповедала охотнику всю свою жизнь прошедшую и, в заключение, присовокупила: «но об одном прошу тебя: если на следующий год ты придешь сюда для ловитвы, а я знаю, что ты непременно придешь – Богу так угодно, – захвати с собою в чистом сосуде часть пречистых тайн Христовых и принеси их мне, ибо с тех пор, как я поселилась в этой пустыне, мне ни однажды не привелось приобщиться этого дара. А теперь иди с миром к своим товарищам и никому не говори обо мне». Охотник, дав обещание в точности исполнить желание преподобной, поспешил к своим товарищами с ними вместе отправился на родину. Прошел год со времени только что описанной встречи. Охотники опять собрались на пустынный остров Парос ловить зверей. К ним присоединился и вышеупомянутый благочестивый зверолов. Но, собираясь в путь, он испросил у пресвитера часть пречистых тайн Христовых и, положив ее в небольшой ковчежец, взял с собою²³⁹. Когда охотничий корабль пристал к берегу, охотник, о котором идет речь, прежде всего пошел в церковь пресв. Богородицы, где спасалась преп. Феоктиста. Увидя блаженную, он упал на землю и поклонился ей. Но она, подойдя к нему, со слезами сказала: «не делай этого, ибо ты носишь Божественные дары». И затем, взяв охотника за край одежды, подняла его с земли. Тот вручил ей ковчежец с Божественными тайнами, а она, сначала поклонившись до земли, приняла оный и, приобщившись животворящего тела Христова, с умилением проговорила: «ныне отпущаеши рабу Твою, Владыко, яко видеста очи мои спасение Твое, и яко оставление грехов в руце приях, ныне отъиду, идеже велит благость Твоя». Сказав это, она воздала хвалу и благодарение Богу, сподобившему ее приобщиться св. тайн, и, благословив охотника, с миром отпустила его. Но что же случилось потом? Когда, чрез несколько дней, охотник опять пришел в церковь пресв. Богородицы, то св. Феоктисты уже не было в живых: она сопричислилась к лику небожителей. Таким образом приобщение св. тайн было приобщением умирающей, напутствием на исход души. Ископав наскоро могилу, охотник положил в нее мощи преподобной, а сам поспешил к своим товарищам. («Ч. М.» ноября 9)

В этом рассказе поучительно для нас прежде всего то, что преп. Феоктиста, несмотря на свои великие подвиги, не считала излишним приобщения св. тайн; напротив, она, как видим, умоляет зверолова принести ей часть тела Христова, поставляя себе в великое лишение, что долго не имела возможности приобщиться сего дара. Необходимость приобщения св. тайн для преподобной увеличивалась особенно еще от того, что, как можно заключать из только что предложенного повествования, приближался уже конец ее жизни. Ночто же Провидение? оно остается безучастным в этом деле? О, далеко нет! Провидение посылает такого именно человека, который мог быть достойным носителем святейшей тайны. Не даром жизнеописатель замечает, что зверолов тот был человек набожный. Таким образом Сам Бог заботится о том, чтобы люди, по крайней мере в последние минуты жизни, не оставались без напутствия животворящими тайнами Христовыми. Сколь же повинны после того те, кои самовольно уклоняются от Божественной трапезы, дерзко заявляя, что будто бы для спасения достаточно одних только добрых дел?.. Не будем, читатель, таковыми! А теперь поведем речь о Марии египетской, своими великими подвигами стяжавшей себе неувядаемый венец славы.

2. В пустыню, где жила преп. Мария египетская, за год до ее кончины пришел старец Зосима. Встретившись с великой подвижницей благочестия, он припал к ее ногам, прося именем Христа, ради Которого она посвятила себя на пустыннический подвиг, рассказать ему свою жизнь. Преподобная, исполняя желание старца, рассказала ему все до мельчайшей тайны. Наконец, в заключение, прощаясь с старцем, она просила его придти на следующий год, ежели это будет угодно Богу, в великий четверток с животворящими тайнами, и сподобить ее быть причастницей оных, в залог жизни вечной, и заклинала его при этом не переходить Иордана, но близ селения ждать ее. «Я приду, говорила праведница, и приобщусь св. тайн, ибо я не приобщалась с тех пор, как была приобщена в церкви Иоанна Предтечи, пред вступлением моим на подвиг пустынножительства. Не отринь моей просьбы, св. отец, приди сподобить меня великой тайны в тот час, когда Сам Господь Иисус Христос пред Своей крестной смертью соделал учеников Своих причастниками Божественной и тайной вечери». Сказав это, преподобная простилась со старцем и удалилась в пустыню. – Прошел год; наступила великая четыредесятница, дни поста и молитвы; старец Зосима помнил просьбу преподобной и, казалось, не мог дождаться страстной недели – так велико было в нем желание увидеть преподобную; наконец, наступила неделя страстей Христовых, и в четверг старец, после литургии, взяв дары, вышел из монастыря. Дошедши до реки, он сел на берегу ее и ждал прихода преподобной. Уже старец, томимый душевной тоской, думал, что, по его недостоинству, она не желает придти к нему, или уже она была здесь и, не найдя его, удалилась: одна мысль прискорбнее другой тревожила старца. Вдруг увидел он преподобную, шедшую к нему по водам. Старец, устрашенный этим видением, хотел поклониться ей, но она сказала: «св. отче, что делаешь? Ты пресвитер с божественными тайнами». Приблизившись к нему, она требовала благословения, и, по просьбе преподобной, он благословил ее и прочел символ веры и молитву Господню. По окончании молитв, она приняла тайны тела и крови Христовой и, подняв руки к небу, со слезами радости воскликнула, как некогда Симеон во храме Иерусалимском с Божественным на руках Младенцем: «ныне отпущаеши рабу Твою, Владыко, по глаголу Твоему, с миром» (Лк.2:29). Простившись со старцем, она просила его придти к тому месту, где в первый раз они имели свидание и беседу, «и там, сказала преподобная, увидишь меня, если это угодно будет Создателю моему». Прошел еще год, и старец снова отправился на место первого их свидания, но не нашел уже преподобной в живых. Приблизившись к ее телу, он слезами омыл ее ноги, потом стал читать погребальные молитвы, и вдруг мысль, – угодно ли преподобной погребение, – смутила его, и он недоумевал. Вдруг он увидел на земле начертанные слова: «Зосима, на сем месте похорони тело недостойной Марии и, предавши тело погребению, молись о ней, преставившейся в первый день апреля, в ту самую ночь, в которую сподобилась принять от тебя спасительные дары тела и крови Христовой». Не дивны ли, не чудны ли дела Всевышнего, пекущегося о нас, недостойных рабах Его! Всещедрый Господь сподобил преподобную скончаться в тот день, в который она, причастившись тела и крови Христовой, сделалась причастницею жизни вечной… Прославив Бога и Его столь дивные благодеяния, оказываемые исполняющим волю Его, старец Зосима похоронил, тело преподобной и, возвратившись в ту обитель, где он имел пребывание, рассказал там о всем, что Господь привел ему увидеть («Чет. Мин.» апр. 1).

3. Преподобный Савватий соловецкий один подвизался на пустынном острове. Какова его была там жизнь, каковы духовные подвиги, – о том знает один Бог и Его св. ангелы, которые посещали этого пустынного подвижника. Когда проразумел свое отшествие к Богу этот благочестивый старец, исполненный богоугодных подвигов, то единственною его заботою стало желание причаститься божественных тайн. И вот, помолившись Господу и вверив себя Его небесному заступлению, преп. Савватий сел в утлую ладью и поплыл в ней по морю к земле, где находился молитвенный дом. Здесь в то время был игумен Нафанаил. Когда преподобный Савватий вступил на землю, то встретил Нафанаила, шедшего с пречистыми тайнами для причащения больного. По обычном приветствии они узнали друг друга и очень обрадовались: Савватий обрадовался, что нашел то, чего искал, Нафанаил же рад был, что удостоился видеть честные седины преподобного, о добродетельной жизни которого он так много слышал.

После радостного приветствия преподобный Савватий сказал Нафанаилу: «молю твою святыню, отче, разреши меня, данною тебе от Бога властью, от грехов, в которых я буду каяться тебе, и сподобь меня причащения святых тайн пречистого тела и крови Христа, Владыки моего; с давних пор я желаю этою божественною пищею напитать мою душу; напитай меня ныне ты, святый отче, ибо Христос, Бог мой, объявил мне твое боголюбие, да очистишь меня от согрешений, которые я от юности соделал словом, делом и помышлением, в течение всей моей жизни даже до сего дня. Приблизился конец жизни моей и умоляю тебя – немедля сподобь меня божественного причащения». Нафанаил исполнил волю угодника Божия: по совершении исповеди причастил его Божественных тайн Христовых. После сего преподобный Савватий мирно почил о Господе, и храмина, в которой он скончался, наполнилась неизреченным благоуханием. («Ч. Мин.» 17 апреля).

4. Св. мученики, заключенные в темницу за исповедание православной веры, – и те всеми силами старались, как бы удостоиться святого причащения, чтобы преискренне в сих божественных таинствах соединиться с Господом и вступить в загробную жизнь с залогом вечных благ (Ин.6:53–58). «Преподобномученик Лукиян пресвитер, после многих различных мук, связанный был брошен в темницу и здесь на острых камнях пролежал 40 дней. Наступил праздник Богоявления Господня; св. Лукиян сильно желал причаститься свят. тайн, как и бывшие с ним в темнице христиане. Он стал пламенно молиться об этом Господу, и Господь услышал молитву его. Некоторые из христиан тайно от стражей принесли в темницу хлеб и вино мученикам. Пресвитер Лукиян сказал заключенным с ним: «станьте около меня и будьте церковью». Когда христиане узники стали вокруг свят. Лукиана, то он сказал им: «совершим литургию и причастимся Божественных тайн». «Где, отче, положим хлеб, спросили ученики его, здесь нет стола (престола)?» Он же, связанный, – лежа вверх лицом на острых камнях, ответил: «на персех моих положите – и будет живой престол живому Богу». Итак, в темнице, на персях мученика, совершена была божественная литургия, со всеми принадлежащими ей молитвами, чинно и благоговейно, и все были причастниками св. тайн» («Чет. Минеи» 15 октября).

Таким образом примеры из житий святых показывают, что преподобные, удаляясь в пустыни ради подвигов благочестия, вовсе не так равнодушно смотрели на необходимость причащения, как хотят представить глаголемые старообрядцы. И при великих своих подвигах они не думали, что можно заменять его своею верою и добрыми делами. Несмотря на всю трудность, пустынники не лишали себя Божественной трапезы, напротив, находили в ней истинное наслаждение и укрепление для духовных подвигов.

С не меньшею ревностью искали причащения св. тайн и св. мученики. Они смотрели на него, как на необходимую принадлежность христианина. «Како христианин без литургии быти может», говорит святой муч. Феликс; поэтому они носили с собою запасные дары и причащались ими пред мучениями и смертью. Заключенные в темницы, они получали св. причащение чрез верных, которые подвергались при этом иногда величайшим опасностям со стороны язычников, в случае же невозможности получить св. дары, заключенные – если между ними были священники – сами иногда совершали литургию и причащались. (Сведения эти почерпнуты нами из соч. проф. Н. Ивановского: «О таинстве св. причащения по учению старообряд. безпоповщинского согласия», М., 1875 г.).

Отче, спаси Мя от часа сего! Иоан. XII, 27.

Так воскликнул Ты, возлюбленный Сын Божий, предузрев Свой близкий исход… И Сам же Ты присовокупил тогда: но сего ради приидох на час сей; Сам Ты решил положить душу Свою за люди Своя, и посему никто уже не мог спасти Тебя! Напрасно один из уверовавших в Тебя князей защищал Тебя пред Верховным Советом. Напрасно ученики Твои советовали Тебе не ходить в иудею к празднику последней Пасхи. Напрасно народ Иерусалимский сделал Тебе царскую встречу и приветствовал Тебя словом спасения. Напрасно Петр ножом искал спасти Тебя. Напрасно Ироду представлялся случай избавить Тебя, как галилеянина, из рук иудеев. Напрасно жена Пилата просит мужа не делать Тебе Праведнику зла. Напрасно сам Пилат хочет отпустить Тебя и троекратно всенародно исповедует, что не обретает в Тебе вины… Все, что, по-видимому, могло служить к сохранению Твоей жизни, оказалось напрасным!.. Да и вся жизнь Твоя преисполнена всяческих огорчений. Ты пришел к Своим и Свои Тебя не приняли. А в последние дни жизни Твоей огорчения Твои, страдания Твои возросли до последней степени. Ты предвидел их, и на последнем пути в Иерусалим Ты говорил Своим ученикам: се восходим во Иерусалим, и Сын человеческий предан будет архиереем и книжником и языком, и поругаются Ему, и укорят Его, и уязвят Его и оплюют Его, – осудят Его на смерть и, бивше, убиют Его… Какая глубина скорби заключается в каждом слове : сих предречений Твоих, не говорю уже об исполнении их на деле! Но еще прежде (предания Тебя в руки грешников, печаль за печалью поражала сердце Твое. Смерть друга вызвала у Тебя слезы, будущая; участь Иерусалима – также слезы. Безчиние в дому Божием подвигло Тебя на гнев; безплодная смоковница – на слово клятвы; безплодная синагога – на горькую речь обличения. А затем идут непрерывным рядом – предательство Иуды, сон и бегство учеников, отречение Петра, заушение от одного из слуг, издевательство всей прислуги первосвященника, надменность и легкомыслие Пилата, вопли неблагодарной черни, посмеяние от Ирода, поругание от воинов, сопоставление с разбойником, неправедное осуждение, несение креста, стыд обнажения, насилие распинания, злорадование врагов, хуление сораспятого злодея, горечь и преогорчение до последнего вздоха! И не бе утешаяй, и не бе соскорбяй!..

Правда, плакали сострадательные дщери Иерусалимские; правда, стояли при кресте Матерь Твоя и любимый ученик; но какое утешение могло доставить это безпомощное участие? Самого действительного и единственно потребного утешения от Отца небесного не было! И Ты, возлюбленный Сын Божий, был оставлен без утешения, взывая к Отцу Своему: Боже Мой, Боже Мой! Векую Мя еси оставил!..

А утешения Тебе не дано оттого, что Бог возложил на Тебя грехи всех нас (Ис.53:6). Ты изъязвлен за грехи наши, Ты умучен за беззакония наши. Ты принял на Себя наказание для спасения нашего. Вот почему язвы Твои должны были длиться без облегчения до последней минуты жизни… Мы не можем ни уразуметь, ни оценить по достоянию Твоих страданий… Нам понятен ужас смерти для нас самих, но Тебе, возвращавшему других к жизни, Тебе, Самому виновнику жизни, быть обречену на смерть – это превосходит всякое наше понятие о страдании и муке!

Что же нам сказать Тебе, Господи и Владыко живота, в час мысленного стояния нашего при кресте Твоем? Каким выражением сочувствия почтим безпредельные страдания Твои, Слове Божий? Мы должны предстоять Тебе с такими же чувствами, с такими же слезами, какими выражали безпомощную скорбь свою при кресте Твоем любящие Тебя и возлюбленные Тобою. Приидите же, сынове человеческие, восплачемся пред Господем (Пс. XLIV, 6), все, как одно осиротевшее семейство Его!.. Ты ли, Господи, на древе осуждения, Судяй концем земли, Судяй в правду, Судяй в силе, и побеждаяй внегда судити Ти? Ты ли, Чаяние языков, податель оправдания человеческому роду, пред нами являешься поверженным, уничиженным, обезславленным всемирно? Ты ли это, Солнце правды, возсиявшее миру, чтобы разогнать глубокую мглу заблуждений и всем явить правду Божию, а вместо того Само заходишь во мрак клеветы с укором в богохульстве? Ты ли это, Отрок Божий возлюбленный, не пререкший, не возопивший, трости надломленной не преломивший и светильни потухающей не угасивший, вместе с разбойниками причтен к душегубцам и умираешь казнию злодеев? Твои ли это зиждительные руки благословлявшие, благотворившие, чудодействовавшие, растянуты и пригвождены к дереву казни?.. Твои ли это покланяемые стопы, вносившие во грады и веси мир, и отраду, и спасение вечное, истерзаны и прибиты к древу позора? Твой ли это, от века желанный и вовек незабвенный образ, в подобие которого созданы все мы, ныне страшно и жалостно зрится на дереве проклятия, не имеющий не вида, ни славы, ни доброты?..

Судия и Ведче! Приими скорбь мою по Тебе, меня ради осужденном… Не имел Ты где главу подклонити, и где ж, наконец, приклонил ее? На кресте! Греха не сотворил Ты, и вот предаешься смерти, как тягчайший грешник! И лесть не обретеся во устех Твоих, но вот целый синедрион обзывает Тебя льстецом, который обманывал народ именем Христа Сына Божия! Тебя снедала ревность по доме Отца Твоего и, ревнуя о нем, Ты очищал его от сквернителей, но вот эти сквернители притворяются паче Тебя ревнителями церкви Божией и, покивая главами, говорят Тебе: э! разрушающий храм и в три дня созидающий (Мк.15:29). Рождаешься Ты для воцарения в дому Иаковли во веки, на престоле Давида отца Твоего, и умираешь с поруганным именем притязателя на царство! В пещере подземной встретил Ты первую ночь бытия земного; в пещере возлежишь плотию и в ночь последнюю!

Агнче Божий, вземляй грехи мира и приемляй, яко человек, позор крайнего уничижения, вонми воплю скорби моей при виде нищеты Твоей вольной, и не дай мне хвалитися ни о чем ином, токмо о кресте Твоем!..

Не видно более лица Твоего пресветлого, блиставшего яко солнце в час Твоего преображения! Не слышно гласа Твоего, усмирявшего стихии и проницавшего в последние исходища жизни! Не ходишь Ты более по земле, воспеваемый от серафимов! Не творишь и не учишь, из величайших Велий в царствии небесном! Не глашаешь Своих овец по имени, Сам закланный яко овча! Не зовешь более к Себе труждающихся и обремененных. Время, желанное пророками и царями, небывалое прежде и неповторимое после, миновало и сокрылось невозвратно! Кто теперь исцелит болящего, взором очистит прокаженного, брением уврачует слепого, словом воскресит умершего?..

Учителю благий! На кого оставляешь Ты нас, бедных и боязливых учеников Твоих, обуреваемых волнами не на озере и не на море в бурю ветрену велику, а среди мглы всяческих сомнений, воздвигаемых неверием века, которое выдает призраки за истину и принимает истину за призраки?..

Пастырю добрый! Кто упасет Твое сирое и беззащитное стадо, привыкшее ходить за Тобой и от Тебя ожидать всего? Ему предстоят непроходимые дебри опасностей, искушений, заблуждений; его окружает безприютная пустыня мира, в которой свирепствуют лютые волки (Деян.20:29), хулениями раздирающие и терзающие Твое малое стадо, и сам противник его диавол ходит как рыкающий лев, ища кого поглотить (1Пет.5:8). С Тобою все это нестрашно, без Тебя – ужасно!..

Врачу душ! К Тебе привергаюсь моею болезнующею душою: исцели ее, стенающую у подножия Твоего креста! Приклонися к моим воздыханиям сердечным, и мою каплю слезную, даже – капли часть некую, пролитую о разлучении с Тобою, приносимую Тебе, ничтоже хотящему от меня, приими, не яко дар, Тебя достойный, но яко плод скудный и убогий моей дерзновенной, хотя и несовершенной и слабой любви к Тебе!

Но Господи мой и Спасителю! Уместны ли слезы скорби при виде Тебя, пострадавшего и погребению давшегося? Не слышу ли я в священной песни слов Твоих: востану и прославлюся? Не помню ли я уверения Твоего апостолам пред разлукою: лучше для вас, чтобы Я пошел (Ин.16:7)? Истинно так: лучше для нас Твоя смерть, нежели Твое пребывание вечное с нами. Для верующей любви больше утешения в видимом разлучении с Тобою, нежели в видимом соприсутствии Твоем. Ты говорил Своим ученикам: если бы вы любили Меня, то возрадовались бы, что Я сказал: иду ко Отцу (Ин.14:28). О, помоги мне неизменно быть Твоим учеником; даруй мне во веки любить Тебя верующим сердцем и благослови у креста Твоего пролить иные слезы – слезы теплого благодарения, хваления и поклонения… Крестом и гробом Ты совершил искупление наше; крест и гроб явились нас ради человек и нашего ради спасения. Пусть же песнь богохваления не сходит со устен наших в роды родов и во веки веков! Со всею теплотою души и со слезами сердца –

Покланяемся страстем Твоим, Христе!

Покланяемся страстем Твоим, Христе!

Покланяемся страстем Твоим, Христе!

Покажи нам и славное Твое воскресение! Аминь. (Сокращено из слова архимандрита Антония. См. «Троицк. лист.» № 783).

Когда малодушный Пилат, после многих, но напрасных усилий освободить Иисуса Христа, праведность и невинность Которого для него была ясна, уступил, наконец, иудеям, требовавшим Его смерти, и приговорил Иисуса Христа к смерти, тогда римские воины сняли с Него багряницу и надели на Него Его обыкновенное платье. По жестоким законам римским, осужденный на крестную казнь должен был сам нести свой крест. Путь, пройденный теперь Иисусом Христом, называется страстным путем Господа. Последуем за Господом по этому пути. От претории, где жил Пилат, и до Голгофы надо было пройти около двух верст с половиною. Страстная улица, вначале почти прямая, вскоре круто поворачивает налево. Сначала она подходит под арку, которая соединяет остатки дворца Пилатова с другими зданиями; из одного окна этой арки Пилат, говорят, показывал народу Иисуса Христа с словами: «се Человек». Путешественники рассказывают, что еще доселе виден каменный помост, служивший входом в преторию; он составлен из больших мраморных плит. От этого каменного помоста и началось крестное шествие Господа. Когда шествие дошло до поворота налево, то Господь, измученный и обезсиленный теми бесчисленными страданиями, которые пришлось Ему вытерпеть, изнемог под тяжестью креста и упал. Между тем Пречистая Матерь Его, услышав о кровавом определении, осудившем возлюбленного Ее Сына на смерть, поспешила к Пилату просить пощады Своему Сыну. Мольбы безутешно плачущей Матери, думалось, конечно, Ей, растрогают сердце Пилата, и он отменит свой суровый приговор. Но Она обманулась в Своих ожиданиях. Тогда Она спешит еще раз посмотреть на Своего возлюбленного Сына. Но идти следом за Ним было неудобно: толпа врагов и праздных людей, которые ходят и на кровавые зрелища, чтобы найти себе хоть какое-нибудь занятие, окружала Ее Сына. Пробраться до Него не было возможности. Тогда Она избирает другой путь, кратчайший, чтобы, обогнавши крестное шествие, выйти Ему навстречу. В одном направлении с Страстною улицею от дворца Пилатова шел узкий переулок, которым можно было выйти навстречу крестному шествию. Когда Она вышла сюда, то взорам ее представилось ужасное зрелище. Дорога вела на крутую гору. Изнуренный и обезсиленный, покрытый язвами Христос падает под тяжестью креста. Враги заметили это, и, опасаясь, как бы Иисус Христос не умер еще дорогою, не испытав приготовленных Ему их злобою крестных мучений, они решились освободить Его от креста. В это время навстречу скорбному шествию шел возвращавшийся с полевых работ человек, именем Симон Киринейский; его остановили и заставили нести крест за Иисусом Христом, – Но и облегченный от тяжелого креста Христос с трудом поднимался на гору; ручьи пота и крови струились по Его лицу. И вот, недалеко от того места, где крест возложили на Симона, одна женщина, именем Вероника, движимая чувством сострадания к Божественному Страдальцу, вышла Ему навстречу и предложила Ему полотенце, чтобы отереть пот с лица. Как ни мало и ни кратковременно облегчение, доставляемое тем, когда усталый и изнемогший человек оботрется, но для крайне усталого человека и это дорого. Но еще дороже для оскорбляемого и преследуемого насмешками и ругательствами человека доброе участие, ласковое слово, сострадательный взгляд. От этого места оставалось не более 100 шагов до судных ворот; около этих ворот стоял каменный столб, на котором вывешивались приговоры осужденных, потому и ворота назывались судными; чрез них всегда проводили осужденных. Когда Иисуса Христа вывели на это место, то в тайне послышались рыдания. Это плакали жены Иерусалимские. При виде уже самого места казни, при приближении минут казни, женщины, следовавшие за Иисусом Христом, не могли сдержать своих слез. И вот, Иисус Христос, доселе не открывавший уст Своих пред беззаконными судьями, обращается к ним с ответом. Они сожалеют об Нем, но гораздо большего сожаления требуют они сами: участь их и детей их еще тяжелее. «Дочери Иерусалима! не плачьте обо Мне, плачьте о себе и о своих детях. Ибо наступают дни, в которые скажут: блаженны неплодные и утробы не родившие и сосцы не питавшие. Тогда начнут говорить горам: падите на нас, и холмам: покройте нас. Уж если с зеленым древом это делают, то что же будет с сухим?» Это был грозный приговор над городом, который осудил и довел до смерти Того, от Кого одного мог ожидать себе спасения. Прошло 37 лет после того, как произнесены были эти пророческие слова, и пророчество это исполнилось с ужасающею точностью в судьбах иудеи и Иерусалима. Тысячи евреев гибли от меча римлян, от язвы, от голода. Матери закалали себе в пищу детей своих.

Наконец, Иисуса Христа привели на голгофу – место, на котором обыкновенно производилась казнь преступников; употребительное название этого места было «Лобное место»; так, может быть, называлось оно потому, что на нем постоянно видны были черепа казненных преступников и оставленных без погребения. Крестные страдания были страдания лютые; чтобы облегчить их тяжесть, давали людям, приговоренным к этим страданиям, особого рода напиток, который приводил человека в безсознательное состояние и ослаблял чувствительность. Предложили этого напитка и Иисусу Христу, но Он, отведавши его, не захотел пить. Он захотел испить чашу страданий всю, до малейшей капли, с полным сознанием. Затем приступили к самому распятию. Распятие производилось двумя способами: один состоял в том, что крест полагали на земле, клали на него приговоренного к смерти, пригвождали его ко кресту по рукам и ногами затем уже поднимали крест и водружали его в землю. Другой способ состоял в том, что крест предварительно утверждали в земле; один из палачей поднимал распинаемого на крест, а другие пригвождали ему руки и ноги, или только одни руки, а ноги привязывали веревками и в таком положении оставляли висеть до тех пор, пока смерть прекратит мучения распятого. Ужасны были мучения пригвожденного ко кресту Христа. Он ни в какую сторону не мог двинуться без того, чтобы не увеличились Его страдания, не мог пошевелиться, не мог избрать никакого положения, которое бы облегчило хотя в самой малой мере Его страдания; если Он хотел повиснуть на теле, то раны расширялись с жгучею болью, если Он хотел прислониться ко кресту, то иглы тернового венца вонзались в Его голову все глубже и глубже. Неправильное кровообращение производило постоянный прилив крови к голове и сердцу; в голове происходили постоянно мучительные кружения, сердце же испытывало такую лютую тоску, какой мы и представить себе не можем. Наконец, от потери крови распятый ощущал невообразимую жажду. Жажда, которую мы чувствуем в сильную жару, от усталости, в сравнении с жаждою распятого – это малая капля в сравнении с океаном.

Теперь посмотрим, что делали люди, окружавшие Иисуса Христа, пригвожденного ко кресту. Прежде всего воины, распинавшие Иисуса Христа, занялись разделом его одежды, которая отселе становилась их собственностью. Между этими одеждами была такая, которую жалко было им разрывать: она вся, сверху до низу, была тканая. Об этой одежде они метнули жребий, кому она должна достаться. Вид этих людей, спокойно деливших свою окровавленную добычу, не должен ли был напоить душу страдальца еще большими страданиями: ласковое слово, сострадательный взгляд, много облегчает страдания; безучастие, безсердечность удвояет страдания человека.

Пришли на Голгофу и враги Иисуса Христа; казалось, их злоба не имела границ. Им мало было видеть Его на кресте, как Он таял в ужасных муках, им хотелось еще чем-нибудь усилить Его страдания. И вот, они начали над Ним ругаться и насмехаться. «Других спасал, спаси теперь Себя, говорили они. Если Ты Сын Божий, сойди со креста. – Он всегда надеялся на Бога, пусть теперь Бог избавит Его». Ужасны были телесные страдания Его, но еще ужаснее были Его душевные страдания: видеть как за добро платят злом, добром попрекают, над добром насмехаются, – очень тяжело человеку и не висящему на кресте. Но на все эти жестокости Христос отвечал молитвою за Своих врагов, ни одно слово проклятия и зложелательства не сорвалось с Его уст.

И не одни только распявшие так смеялись над Ним: Он встретил насмешку и злословие со стороны человека, который должен бы был сострадать Ему, ибо сам в некоторой мере испытывал те же мучения. Это был один из распятых с Ним разбойников. Если ты – Христос, спаси Себя и нас, говорил он. Но другой унимал и останавливал его. «Ужель ты не боишься Бога, говорил он, ведь мы наказаны справедливо за свои дела, а Этот ничего худого не сделал». И, обратясь к Иисусу Христу, сказал: «помяни меня, Господи, когда придешь, в царствии Своем». И вот, за эти слова, которые теперь так часто повторяются в церкви, он удостоился услышать от Господа не только прощение всех тех кровавых преступлений, которыми наполнена была его жизнь, но и обещание ему первому войти в рай. Один покаянный, от чистого сердца, вздох к Богу искупает в очах Божиих вину целой жизни. «Сегодня ты будешь со Мною в раю», сказал Он покаявшемуся разбойнику.

Невдалеке от этих людей, насмехающихся и издевающихся, стояла группа жен, преданных Христу, и среди них возлюбленный ученик Христов – ап. Иоанн. Одна из этих жен была поражена лютою скорбью. Это была Матерь висевшего на кресте Господа Иисуса Христа. Сбылись вдохновенные пророческие слова праведного Богоприимца: «лютое оружие прошло ее сердце». Тяжелее всех мук было для материнского сердца видеть страдания Своего возлюбленного Сына, видеть кровь, ручьями лившуюся из Его ран, слышать насмешки над Ним. Взор Божественного Страдальца упал на Нее, и чувство сыновней любви заставляет Его забыть Свои страдания и утешить Ее. Взором указал Он Ей на Своего ученика и сказал: «вот сын Твой!» т. е., вот кто заменит Тебе Твоего Сына, и обратил Свой взор к Своему ученику; в этом взоре ученик прочитал слова: «вот Мать твоя», т. е., окружи Ее заботами и попечениями, как бы Она была твоя мать.

В то время как неистовствовали враги Господа и изыскивали все новые и новые насмешки, которыми можно было увеличить Его страдания, природа ужасалась и трепетала; далеко до наступления ночи по земле стал распространяться густой мрак, так что солнце совсем померкло. Среди этой тьмы Господь произнес: «жажду». Один из воинов, более других сострадательный, взял губку, напитал ее кислым вином, воткнул на палку и приложил к устам Иисуса Христа. Утолив несколько жажду, Иисус Христос сказал: «совершилося», т. е., исполнилось все, зачем Он приходил на землю, зачем страдал, зачем вкушает смерть. Правосудие Божие удовлетворено, и грехи прощаются тем, которые уверуют в Него. Потом Он возвел очи к небу и воскликнул: «Отче, в руки Твои предаю дух Мой!» и с этими словами испустил дух. Немедленно затем раздались страшные подземные удары, каменные скалы рассеклись, погребальные усыпальницы раскрылись, многие мертвецы воскресли и явились в Иерусалиме. Эти знамения были столь страшны, что многие из зрителей, с отчаянием ударяя себя в грудь, поспешили домой, а начальник над римскими воинами, видя столь великие знамения, уверовал в Господа. Это был день, когда тела распятых не должны быть оставаться на месте распятия до праздника; наступила ночь, а распятые были еще живы. Нужно было ускорить их смерть. Для этого распятым перебивали голени. Иудеи выпросили позволение у Пилата перебить голени Иисусу Христу и распятым с ним разбойникам; разбойникам перебили голени, но Иисусу Христу не перебили: Он умер в то время, когда они ходили к Пилату, так что не успело пройти довольно времени после их ухода, как к Пилату явился Иосиф с просьбою отдать ему тело Иисусово для благочестного погребения. Пилат удивился, что так скоро последовала смерть Господа Иисуса Христа, но, удостоверившись в том, отдал Его тело Иосифу. К Иосифу присоединился Никодим. Они сняли со креста тело Иисуса Христа, обвили его тонким чистым платенцем, плащаницею, осыпали благовонным порошком и положили его в новой гробнице, которую Иосиф приготовил в своем саду. (Из журн. «Пастыр. собес.»).

Почти девятнадцать веков тому назад, в шестом часу дня, как говорили на языке той эпохи, на маленьком обнаженном холме, называемом Голгофой, И. Христос был распят на кресте. Христом на кресте было произнесено несколько слов, сохраненных и переданных нам свидетелями, слышавшими их своими ушами. Подумаем же над ними.

Умирая, И. Христос преподал нам великую науку жизни в тех немногих словах, которые за это время сошли с Его уст, и по ним наука жизни есть наука страдания, утешения, любви, прощения, совершенства, одним словом – наука смерти.

Первое слово, которым начинается эта божественная наука, самая необходимая для человека, потому что мы можем многое не знать, даже ничего не ведать в этом мире, кроме науки умирать, первое слово, сошедшее с уст Христа, было слово прощения. «Отче, говорил Он, уже поднятый на кресте, отпусти им (Его мучителям), ибо они не ведают, что творят». – Мы все более или менее страдаем от людей, от их недоброжелательства, злобы, жестокости, хитрости, от их скрытой вражды или явных гонений. Рожденные для братской любви, люди терзают друг друга. Всякий, хоть немного изведавший жизнь, купил это знание тяжелым опытом. Страдание, причиняемое нам безсознательной природой, страдание, так сказать, вытекающее из нашей хрупкой организации, чувствительной до чрезвычайности, переносится нами гораздо легче: мы поневоле покоряемся неумолимой неизбежности; но страдание, причиняемое нам существами свободными и разумными, теми, среди которых мы живем, нашими согражданами, друзьями и братьями, есть самое мучительное, самое жгучее страдание, особенно если оно падает на голову невинного, имеющего право сказать своим врагам: за что вы меня преследуете? Христос не сделал даже этого упрека Своим мучителям; Он простил им, и простил вполне. Говорите же и вы вместе с Ним: «Отче, отпусти им, не ведят бо что творят».

Пригвожденный ко кресту Своими врагами, в Свой последний, смертный час Христос прощал. Я не могу представить себе ничего более трогательного. С момента этого прощения безграничное милосердие объяло собою всю землю: жертвы, умевшие раньше только проклинать, научились любить и прощать. Но Христос не только велел прощать! Он просил Отца за Своих мучителей, говоря: «отпусти им, ибо не ведят, что творят», открывая таким образом другим тайну бесконечного милосердия. – Заметьте, в самом деле, что обыкновенно в глубине всякого зла, творимого человеком, лежит неведение. У человека ограничен разум, он не все видит, не все понимает, потому и заблуждается; мучители, распявшие Христа, конечно, не сделали бы этого, если бы знали, кто Он был. Их неведение извиняет их и открывает тайный выход для безграничного милосердия.

Таково действие этого божественного слова. Человечество, если мы будем рассматривать его по отношению к Божеству, управляется двумя законами: поражающим и мстящим законом справедливости и любвеобильным, прощающим грехи, законом милосердия.

Господу нашему Иисусу Христу пришлось жить под законом мстящей справедливости, под законом грозного Иеговы, не оставлявшим в человеческой совести места для доброты и прощения. Жестоковыйное человечество схватывало меч, поражало, секло, рубило, убивало во имя той ложной справедливости, которая называется справедливостью возмездия. Таков был грозный закон, свирепствовавший в целом свете до явления Спасителя мира. После Него закон этот изменился; со словом прощения, сказанного Им на кресте, новое чувство наполнило сердце человека. Мы добры уже до крайней степени, не защищаемся более от этого чувства, потому что вполне позволительно подражать своему Богу и питать сожаление к дурным людям. В царстве Христа нет более мщения, нет возмездия, нет убийств, не видно мечей, направленных для усмирения человека зверя; нужно подражать Христу, и даже если когти этого человека животного вонзаются в ваше тело, нужно сдержать свой гнев, открыть свое сердце жалости и не замыкаться для чувства прощения.

Да будет благословен Господь, изменивший в человеке труднее всего поддающееся в нем изменению, убивший в нем инстинкт отмщения, возведший в обязанность и утвердивший царство безграничного милосердия и прощения!

Если произнести слово прощения своим мучителям в последнюю минуту может и человек, то заложить в сердце человечества божественный закон всеобщего милосердия может только Бог.

Христос был распят между двумя разбойниками, ворами или убийцами. Второе слово, сказанное им, есть слово глубочайшего утешения. Один из распятых разбойников, присоединяясь к толпе проходящих, фарисеям, к еврейским начальникам, которые наперерыв издевались над Христом, сказал: «если Ты – Сын Божий, спаси Себя и нас»; даже в глазах смерти он продолжал грешить. Другой же, возражая ему, сказал вполне чистосердечно: мы по делам нашим приемлем, Сей же… и, обращаясь ко Иисусу, сказал: помяни мя, Господи, егда приидеши во царствии Твоем. И Христос отвечал ему: днесь со Мною будеши в раю.

Братья мои! я не знаю слов, ближе касающихся отношения к человечеству. Все мы грешники, хотя и в различной степени. Конечно, мы не разбойники, не воры, не убийцы, как жертвы суда общественного, как те, которые, будучи осуждены Пилатом, сопровождали Христа на Голгофу; но у нас так много собственных пороков, что часто мы бываем виновнее признанных злодеев, преступнее убийц. Одни убивают тело, другие развращают дух и убивают душу. Из этих двух преступлений, которое больше перед Богом? Злодеи духа, вы, может быть, отравили целое поколение страшным ядом! Порождения ехиднины, ведь вы убиваете духовно не одного, а тысячи людей! А сколько совестей подвергнуто растлению развратителями и соблазнителями?! Во сколько семей внесли они стыд и неисцелимый порок! А между тем они, принимая личину людей цивилизованных и говоря много о добродетели, чтобы заставить верить в свою, имеют дерзость любоваться собою под этой маской лицемерия. Нет, довольно лжи, обманов, притворства; совесть человеческая сгибается под тяжестью безчисленных грехов тайных и явных. И странное дело – наиболее невинные перед Богом чаще других признают и исповедуют свои грехи и слабости с самой высокой откровенностью и искренностью.

Братья, вы не избегнете смерти, она нас сторожит. Я не говорю, конечно, что и нас пригвоздят ко кресту, но и мы в свое время будем пригвождены к смертному одру и должны будем испустить последний вздох.

В чем же будем мы иметь нужду в тот страшный час? В надежде. Потому что, когда, приближаясь к смерти, человек начинает живо сознавать свои недостатки, его заполняет и часто делает для него невозможным спасение мучительный порыв отчаяния, возникающий вдруг и всерастущий в нем. И когда в конце долгой жизни мы разберем при зловещем свете смерти свои поступки, нам так хочется сказать: оставьте меня, я слишком далек от Бога; ах, хоть бы только поскорее умереть, чтобы все это было кончено.

Вот горький вопль отчаявшихся. Я хотел бы, чтобы все, слышащие слово Иисуса, имели раз навсегда лекарство против этой последней смертной тоски. Посмотрите на безвестного разбойника, умиравшего рядом со Христом; это был такой же преступник, какие бывают и теперь, потому что времена, как и преступления, почти не меняются, но сущность зла остается всегда одна и та же и его смертные плоды всегда одинаковы.

Я хотел бы обратиться именем Христа, именем распятого, великого, единственного Утешителя ко всем несчастным, несчастным потому, что они виновны, – ко всем грешившим явно, всем грешившим втайне, погрешившим против справедливости, против общества; я хотел бы быть в состоянии сказать всем преступным, потому что все они на одной дороге и в той же атмосфере сатанинского зла: кто бы вы ни были, каково бы ни было число и мрак ваших прегрешений, не отчаивайтесь! Не отчаивайтесь, падшие девы и юноши! Не отчаивайтесь, неверные жены! И вы, мужья, удрученные тяжестью всяких тайных грехов, не отчаивайтесь! Клятвопреступники, угнетатели слабых, изменники справедливости и изменники веры, не отчаивайтесь, потому что, с тех пор как Христос сказал распятому с ним разбойнику: «днесь со Мною будеши в раю», отчаяние побеждено. – Рай – это Бог. Рай – это истина; рай – вечная любовь; рай – бесконечное могущество; рай – это совершенство; рай – царство Божие; рай – это вечная справедливость и вечная любовь. – Такова мечта, ласкаемая нами, вершина наших высших влечений и стремлений. Грешник, рай – твоя надежда: Христос тебе его обещал.

О, братья, нужно сделать только одно, чтобы достигнуть рая, и это одно зависит от вас: нужно раскаяться, обратиться к своей совести и по примеру и с верой доброго разбойника воскликнуть из глубины сердца: я худо делал и получаю достойное по делам моим наказание, но Ты, Христос, невинен: «помяни же меня в Твоем царстве»! И вы так же, как и разбойник на Голгофе, услышите слово Христа: «днесь со Мною будеши в раю и в Боге». Вот в чем тайна вечного утешения.

Еще один совет: не отлагайте своего покаяния и действительного исправления вашего до последней минуты; кайтесь чаще, кайтесь и исправляйтесь после всякого греха. Иначе вы не будете в состоянии раскаяться, по примеру разбойника, на пороге смерти.

У подножия креста произошла сцена, в высшей степени трогательная, потому что она в высшей степени человечна; душа Христа раскрывается в ней со стороны Его изумительной и бесконечной нежности.

Близ распятых волновалась шумная, недоброжелательная и злая толпа, с любопытством смотревшая на их страдания. Большинство насмехалось, издевалось над ними, особенно изощряя на И. Христе свои насмешки, оскорбления и хулы.

Немного в стороне, неутешные, все в слезах, немые от скорби стояли и смотрели на Его страдания святые женщины, служившие Христу во время проповеди. Наконец Мать Христа, ее сродница Мария, жена Клеопы, Иоанн, любимый ученик, и Мария Магдалина, презирая все, охваченные непобедимым влечением, приблизились к Нему как бы для того, чтобы смешать поближе свое горе с скорбью Распятого. Христос видел Свою Мать, видел любимого ученика; Его взгляд остановился на них с невыразимой нежностью; Он забыл Свои мучения, Свою казнь, думая только о тех, кого любит. Если есть особенно выдающийся факт в Его страдании – это, конечно, забвение собственного страдания. С той минуты, как Он вышел из претории и встретил иерусалимских женщин, своими громкими воплями по восточному обычаю выражавшими великое горе народа, и до последнего часа, когда Он предал дух Свой в руки Отца, Христос забывает Себя, в противоположность человеку, сосредоточивающемуся в своем страдании и не видящему ничего, кроме его, когда оно овладевает ими мучает его.

Великий урок, строгое наставление! Никакого эгоистического чувства даже в страдании! Вы все, несущие его, забудьте его, забудьте по примеру Христа на Голгофе: распятый по рукам и по ногам, покоя Свои меркнущие взоры на группе любимых Им более всех на свете людей, на Своей Пречистой Матери, Иоанне, Своем друге, Марии Клеоповой, подруге Его Матери, и Марии Магдалине, Им обращенной, Он в последний раз перед смертью излил на них Свою безграничную любовь. – Он сказал несколько прекрасных, глубоко человечных слов, сделал что-то вроде завещания. Все видевшие смерть любимого существа и слышавшие его последнюю волю, вы всем сердцем оцените этот момент. – Он посмотрел на Свою Мать, на Иоанна и, обращаясь к Матери, сказал: «Жено, се сын Твой», и затем обращаясь к Иоанну: «се Мати твоя».

Иисус, видя, что смерть похищает Его у Матери, и не будучи в состоянии быть далее видимо Сыном Марии, дает Ей в сыновья вместо Себя Своего любимого апостола.

Иоанн будет заботиться о Ней, и Матерь Христа будет пещись об избранном ученике.

Таково в своей простоте завещание Иисуса Христа.

Женщины, обратите внимание на дивный закон Провидения и измерьте высоту, на которую благоволит поднять вас Христос в лице первой из вашего пола и после Христа в человечестве.

По сверх-естественному, божественному чину, установленному на земле Провидением, мы имеем не только Искупителя, дающего, сообщающего, изливающего на нас благодать Духа Святаго, мы имеем не только Учителя, Отца, у нас есть Мать, которую называют Марией.

В глубоком единении с Своим Сыном на Голгофе, Который Своей кровью действительно возродил нас к божественной жизни, Она стала на самом деле нашей Матерью.

Покорная непреклонной воле Божией, обрекшей ее Сына на жертву, Она слилась с Его казнью, страданиями и смертью, и ее тоска, мужественно переносимая, стала условием этого материнства, продолжающегося в века и освященного навсегда возглашениями всемирной церкви.

Все простые, добрые души, все те, в ком ум не убил сердца, все христиане с живой верой чувствуют себя с этого часа сынами этого благословенного Создания, в сердце которого Бог влил безграничное милосердие. Через Нее до нас достигают дары благодати, которые Бог изливает на человечество таинственными путями.

Я знаю женщин, которые, следуя духу этой Девы Матери, которой они посвящают себя, призывают ее имя. Шепча его на ухо умирающим, они обратили к Богу самых закоснелых и отчаявшихся грешников. – Женщины, действующие этим именем, не переставайте произносить его! Вы умеете излечивать и хорошо знаете, что лучший, мягчащий и всегда успокаивающий бальзам есть бальзам любви, бальзам сердечный. Следовательно, когда вы можете прошептать имя Матери всех христиан на ухо, жаждущее услышать вечную истину, не раздумывайте, призывайте его. И вы, гибнущие во мраке и смертной тоске, напрасно ищущие света, силы и покоя, знайте, что если у вас есть Отец, заботящийся о вас, и Ходатай, возлюбивший вас даже до смерти, у вас есть также Мать, – Мать, всегда готовая вас слушать и подать свою благодетельную руку, чтобы привести вас к Богу и ко Христу.

Четвертое слово Иисуса на кресте было слово, полное тоски: «Боже Мой, Боже Мой, Вскую Мя еси оставил»! Так начинался один пророческий псалом, рисующий огненными чертами невыразимое страдание распятого Христа.

В самом деле, нельзя вообразить себе, постигнуть скорбь и страдания равные тем, которые наполняли душу Христа в продолжение трех часов Его распятия; Он был пригвожден ко кресту около полудня, а испустил последний вздох в три часа – таковы ясные выражения евангелистов.

В чем же состояло страдание Иисуса? Я знаю многих христиан, которые говорили: «что могло значить для Христа страдание, когда Он был Бог? Бог не может страдать, и Он, будучи Сыном Божиим, не должен был страдать; если Он даже и страдал, Его страдание должно было исчезнуть в бесконечном блаженстве Божества». Такое рассуждение опирается на ложную в самом корне мысль, что Христос был человеком только по видимости, не был человеком из плоти и крови, одаренным, как и мы, и даже больше всех нас, тонкой чувствительностью. Христос, без сомнения, был Бог, но Он был также и человек. Природа человеческая и божественная соединились в Нем, не смешиваясь и сохраняя, и та и другая, неприкосновенными свои основные свойства. Бог чужд страданию, зато человек чувствует его, и присоединение природы божественной к человеческой природе Иисуса Христа не только не уничтожало страдания этой человеческой природы, наоборот, придавало ему характер бесконечности.

В самом деле, способность природы к страданию становится тем больше, чем тоньше и изощреннее ее чувствительность. Соединение же природы божественной с природой человеческой не только не отнимало чувствительности, утонченности и изощренности этой природы, наоборот, оно придавало ей бесконечность, то есть она становилась чрез это орудием более усовершенствованным для того, чтобы понимать, любить, хотеть, чувствовать и страдать.

Не удавалось ли вам подмечать особенно острую и тонкую чувствительность духовно развитых существ? Одного слова достаточно, чтобы ранить их и измучить. Почему же так? Потому что, более развитые духовно, они лучше понимают и глубже чувствуют. Богочеловек, обладая самой тонкой, самой чувствительной природой человеческой, не имеющей себе равной, исполненной самой горячей любви, должен был по Своей организации, дивно приспособленной к Его уму и Его человеческой чувствительности, испытывать невыразимые страдания, и можно сказать, что Он прошел по всем ступеням до самой вершины лестницу страдания.

Распятие есть самая страшная казнь, придуманная человеческой жестокостью. Эта казнь была ужасна, потому что смерть была медленная, потому что она сохраняла в полной ясности все способности казнимого, который сознавал свою медленную смерть, весь свой позор, когда его выставляли обнаженным перед толпой, перед целым народом.

Но я не сказал еще вам, что было самого страшного, самого жестокого, ужасного в пучине зол, в которую был ввергнут Христос волею Своего Отца.

Можно терпеть страшные мучения телесные, как все мученики, быть отданным на растерзание зверям, людям, зубы которых острее и больнее звериных, – быть пожираемым смертной лихорадкой, чувствовать, как сердце сожигается огнем скорби, обращается в камень, – быть мишенью всяческих оскорблений грубой, безсознательной толпы и более утонченных и потому более горьких оскорблений людей образованных; можно видеть своих друзей, безсильных свидетелей нашей казни и увеличивающих во сто раз нашу скорбь своею скорбью, но и в таком плачевном состоянии нам остается последнее высшее убежище, недоступное людской жестокости и ненависти – совесть и в совести Бог, видящий справедливость и любящий ее, видящий преданность и принимающий ее, видящий жертву и благословляющий ее, видящий нашу тоску и облегчающий ее. – Христос же в тот час, когда восклицал: «Боже Мой, Боже Мой, Вскую Мя еси оставил», имевший Божество в Себе, в Своем разуме, сердце и воле, в этот момент оставленный Отцом, Который смотрел на Него, как на жертву, несущую казнь за все грехи мира, не ощущал уже в Себе нежного дуновения живущей в Нем Божественности. Факт ужасающий, тем не менее это истина; он то и вызвал из груди Христа страшный вопль, полный невыразимой тоски; он раздался со креста как последнее слово бесконечной человеческой скорби и страдания: «Боже Мой, Боже Мой, Вскую Мя еси оставил?»

И теперь перед лицом Распятого я с полным правом говорю: не печальтесь больше, не гневайтесь вы все, плачущие, страдающие, умирающие; посмотрите на Него, обратитесь к Богу с тем же воплем и поймите, что не существует страдания, подобного Его страданию. Мы видим только луч Божества, вкушаем каплю Его сладости, тогда как Христос видел самое солнце, чувствовал излияние целого источника, заливающего небо и землю. Поймите же, что Он испытал, когда скрылось это солнце, когда источник, как прегражденный поток, перестал напоять Его своею сладостью!²⁴¹

Я вам сказал, что главное мучение распятых составляла неутолимая жажда; Христос и ее испытал. После того возгласа, когда Он почувствовал, что Бог, Его Отец, покинул Его, Он воскликнул: «жажду!» – Один из евангелистов, свидетель этой сцены, рассказывает об ней и объясняет слово Христа. Чтобы хорошенько отметить, что все, случившееся в жизни и при смерти Спасителя, было предсказано заранее, он делает следующее добавление:

«Христос, зная, что все уже совершилось, и желая исполнить последнее слово писания, говорит: «жажду».

Пророческое слово писания состояло в том, что Христос на кресте должен был быть напоен оцетом. Римляне приготовляли двух родов напиток для осужденных на распятие. Первый – смесь желчи, мирры и вина, был напиток, заглушающий боль; он, усыпляя чувствительность осужденного, успокаивал его последние мучения.

Когда вы будете читать о страстях Христовых, обратите внимание на то, что напиток этот предлагали и Христу, когда Он только был вознесен на крест, но Иисус, вкусив, отказался выпить его. Он хотел претерпеть свою муку в полной ясности Своего сознания и выпить чашу Своих страданий до дна, ничем не ослабляя ее горечи. – Другой напиток, предназначенный частью для солдат, частью для осужденных, когда последние были уже близки к смерти и им освежали их ссохшиеся, горячие губы, был уксус, что то вроде кислого вина. Когда Христос сказал: «жажду», – к Его устам поднесли напитанную губку, и таким образом последнее слово писания о Нем, что Он будет напоен оцетом, исполнилось.

Эта жажда Христа имеет глубокий смысл. Своим возгласом: «жажду», Он не только выдавал страшную муку распятого, Он гораздо более выражал внутреннюю жажду души, внутренний огонь ее, пламенные желания Его горячей любви, и эта жажда была жгучее, неутолимее физической жажды. Чего же хотел Христос, уже будучи на кресте, прежде чем испустить последний вздох? К чему с таким жаром стремилась Его любовь?

Братья мои, Он жаждал вас, меня, всех людей; Он хотел сообщить всем нам божественную жизнь, всей полнотой которой Он обладал.

Имеете ли вы понятие о жажде, мучающей всякого убежденного человека, о силе, горячности желания, увлекающего душу, в которой вера горит ярким огнем? Трудно это в наше анемичное время, когда, чтобы быть вполне мудрецом, нужно, кажется, только подавить в себе всякое желание, – в настоящее время, когда сомненье обезсилило столько умов, когда пылкость земных аппетитов угасила высшие стремления, когда напрасно будем искать благородных, непобедимых натур, не верящих в невозможное. Жажда добрых, честных, добродетельных сердец, охваченных желанием распространить свое знание, истину, которой они обладают, не знакома этим пресыщенным людям.

Сохраняться, оставаться неизменным… предоставьте это Богу, потому что Он – бесконечен; вы же, обладающие относительной истиной, ограниченной справедливостью, находящиеся в движении (неустойчивые), вы должны постоянно идти вперед.

И если вы уклоняетесь от внушения божественного, Господь воздвигнет жаждущих, неутолимых, чтобы передавать из рода в род в человечестве, которое должно и хочет расти, эту жажду, мучение которой испытал Распятый, и которая исторгнула у Него перед лицем неба и земли мучительный безсмертный вопль.

Буди благословен, Христос! Твои слова делают свое дело, несмотря ни на что, так как они суть дух и жизнь, а ничто не может подавить жизни и духа.

О Христос, в этот час Ты томился жаждой. Но с тех пор всякая душа, обращающаяся к Тебе, как чаша холодной воды усталому путнику. Для Распятого, язык которого прилипал к гортани, всякий обращенный человек, народ, нация суть реки воды живой.

Шестое слово Иисуса Христа было: «совершилось!»

Когда Христос на кресте сказал это великое слово: «совершилось!» это значило: Я засвидетельствовал истину, показал вам путь, открыл вам источник Духа Божия, всею полнотою которого обладаю Я.

Каким же образом Он это сделал? Через Свои страдания.

В этих словах заключается великое поучение. Мы, люди, ничего не можем исполнить, ничего не можем завершить без страдания – ничего. Всякому делу, не освященному страданием, не хватает последнего клейма. Поэт, не страдавший, никогда не извлечет из своей лиры самого чистого, самого потрясающего звука; ученый, исследователь, не страдавши ради того, чтобы покорить природу и силою отворить двери, за которыми она скрывает свои тайны, никогда не победит ее, непокорную, и двери ее навсегда останутся закрытыми для него.

Всякий, хотящий засвидетельствовать истину, должен страдать и, если нужно, умереть за нее; всякий, хотящий дать пример жизни, должен давать его в испытаниях и даже смерти. Всякий, стремящийся открыть людям новую дорогу, приглашая на нее других, должен обозначить ее не своей статуей, а своим трупом.

Всякий человек достоин славы между современниками только в том случае, если он носит на челе ореол страдания и мученичества, потому что страдание и кровь освящают все.

Обозревая с этой точки зрения всю историю, мы увидим, что никто еще не поднимался до уровня Христа, умершего на кресте, Который один имел право сказать: все совершено, потому что Свое свидетельство истине, примеры добродетели, данные Им людям в течение всей Своей идеально святой жизни, Он подтвердил – освятил смертью и смертью самой страшной, неслыханной, ужасной.

Он сделал больше: Своею смертью Он освятил право человечества проникаться Духом Божиим.

Дух Божий был недосягаем для нас, пока Христос не открыл нам его источника.

Вы спросите, пожалуй: почему был закрыт для нас этот путь? Потому, что непреклонная справедливость Божия преграждала нам его. Отчего же произошла такая перемена с Христа? Что изменило положение вещей? Жертва Христова, Его крест. В небесах произошло божественное явление, умиротворившее их, восстановившее вечный порядок, вечную справедливость. И потому Христос, говоря: совершилось, как бы говорил: царство ужаса, внушаемого Божеством, и человеческого рабства, царство страшного Бога и Его непреклонной, тяготеющей над людьми, ничего не щадящей справедливости; то есть то, что составляло самую сущность мира, преданного злу и гневу Божию – это царство кончилось: Я его заканчиваю. – И действительно, Он его завершил Своим страданием и смертью. – Человек имеет в руках только одно средство победить зло и примирить справедливость – это принять страдание, как наказание и необходимое искупление за зло нравственное. Христос принял на себя бесконечное страдание; в силу этого Он и стал Агнцем Божиим, омывшим грехи всего мира. Благодаря Ему небо и человек были примирены. Лик Божий, говоря человеческим языком, смягчился; морщины его разгладились; разгневанный Господь стал небесным Отцом. – Действительно, современным миром правит Отец, и потому-то, поклоняясь жертве, угасшей на Голгофе, я поклоняюсь Творцу великого человеческого братства, так как, заметьте, человеческое братство, как общественное явление, есть только результат братства во Христе, это братство может вести начало только от Отца небесного, евангельского Бога.

Ни наука, ни философия, ни экономия не в силах создать его. Если вы забудете Распятого, вы опять подпадете под иго законов старого человечества, человечества, жившего раньше искупления. Ваш язык будет называть людей братьями, на самом же деле перед вами будут только враги; враг – это всякий, у которого меньше чем у вас, который думает не так, как вы, враг – всякий, который захочет занять ваше место. Тогда как друг, брат, истинный брат есть тот, кто следует заповеди Христа, сказавшего; любите врагов ваших! Друг – тот, кто живет Отцом небесным, и кто скажет вам: если мы зовем Бога Отцом, очевидно мы от него происходим и к нему возвращаемся. Чего же спорить нам об этом клочке земли, который мы завтра покинем? Земля не стоит труда, чтобы вступать из-за нее в борьбу или спор, она должна быть для нас только местом встречи, кратковременного соединения; отсюда мы должны устремляться дальше и выше, к вечному отечеству, высший закон которого есть единение всех в истине, добре и бесконечной любви.

Последнее слово Христа: «Отче, в руки Твои предаю дух Мой.» Воскликнувши это, Он преклонил голову и умер.

Как есть несколько образцов жизни, так есть несколько образцов смерти. Есть три способа жить, три способа умирать. Одни живут исключительно своей животной стороной, другие – человеческой, третьи проводят жизнь свою в Боге.

Живущие в животном состоянии живут более или менее инстинктами, которые составляют и характеризуют это состояние, и умирают они, как животные. Живущие по образу человеческому, более или менее благородно, по прихоти своего капризного разума или эгоистической, изменчивой воли, своего маленького честолюбица, и кончают также более или менее благородно, как люди. Есть, наконец, такие, которые, будучи господами своих инстинктов и самих себя, живут в Боге; они в Боге и умирают. – Христос жил всецело в Боге, Своем Отце; все, что было в Нем материального, что относилось к инстинктивной жизни, было безусловно подчинено разуму и воле человека, так же, как Его человеческий разум и воля были безусловно подчинены мудрости и воле Его Отца, – Из этого вы можете понять высокий божественный смысл слов, какими кончилась смертная жизнь Иисуса Христа: «Отче, в руки Твои предаю дух Мой». Предавая Свою душу в руки Отца, Он предал Ему все. Заметьте, Христос окончил жизнь свободно; Он не был побежден смертью, Он допустил только, чтобы чрез нее завершилось в Нем Его дело.

Судя по словам св. евангелистов, Иисус Христос все время держал голову прямо; слова Свои Он говорил, устремив взор Свой к небу, и только сказавши последние, Он испустил громкий вопль, склонив главу и предал дух. Так Он кончил. – Что особенно важно для нас здесь, это то, что и мы обречены смерти, смерти роковой, неизбежной, необходимой, в силу законов нашей организации и нам тоже предстоит выбор между тремя родами смерти.

Умереть, как животное – увы! это удел многих людей. Едва освобожденные от инстинктов, они всю жизнь покоряются их законам до последнего часа, и они возвращают земле то, что ей принадлежит, или вернее земля берет у них свое обратно; вышедши из праха, они один миг суетятся над ним и возвращаются в него обратно, как животные, безсознательно.

Умереть, как человеку, значить вложить даже в акт смерти некоторую разумность, волю и сознательность. Но и на этом пути большинство застигается врасплох; конец почти всегда настигает их вдруг, нечаянно, потому что они старательно отвращают от него свои взоры. Но разве, стараясь не думать о смерти, можно избежать ее?

Некоторые, тем не менее, сознают свой конец; но чаще всего они умирают нераскаянными, с сожалением оставляя жизнь, таинственное будущее которой приводит их в ужас. – Неверующие утешают себя тем, что они оставят после себя дела, которые переживут их в человечестве. Над гробом, содержащим их останки, будут говорить друзья; они имеют претензию знать сами и учить других, что от них не останется ничего, и что друзья будут говорить даже не глухому, а пустоте. Тем не менее они будут говорить, будут призывать их: твоя память останется в человечестве, которому ты служил; ты будешь примером для тех, которые будут жить после тебя; твой сын, жена, твои друзья последуют твоим заветам и т. д. и т. д.

Вот человеческий конец. Я признаю, что известные свойства людей позволяют им переживать себя в человечестве. Конечно, ученый, писатель, поэт, политик, завоеватель не умирают совершенно для человечества, которое они наставляли, восхищали, которым управляли или наводили ужас.

Но разве человечество вмещает в себе жизнь души? Разве земля может заключать в себе жизнь вечности? Я не знаю, что думают некоторые; это их дело, но они не могут отрицать, что между людьми есть множество натур, жаждущих вечности и которым будет так тесно на огромной земле, во всей огромной вселенной, как и в могиле, в которую бросят их труп. Как кончат они? Что сделают перед смертью с своей душой? Кому предадут дух свой?

Христос научил нас умирать. Смерть, которая придет к тем, кого мы любим, к нам самим, действительная смерть, которой мы должны будем взглянуть в глаза, смерть, – это условие нашего вступления в мир, к которому мы направляемся, – пусть будет для нас такою, как научил нас ей Христос.

Когда вы достигнете этого часа, я говорю не об одних жертвах его, но и о присутствующих при нем, говорю всем вам: помогайте умирать другим, как умер Христос. Постарайтесь пробудить в сознании отходящего мысль об Отце небесном, Который дал нам выполнить задачу здесь на земле, и Который должен нас судить.

Пробужденная совесть уяснит себе при свете смерти все, что она сделала хорошего и что худого; она воздаст благодарение Богу и испросит себе прощение; эти два действия заключают в себе вкратце все; жизнь, которую они кончают, чиста, и смерть, к которой готовятся, достойна Бога. После этого отходите с миром. Все, что вы сделали доброго, останется: добро, как и Бог, не может погибнуть, оно вечно. Ваши семейные добродетели будут гореть ярким пламенем на очаге, опустошенном смертью; это пламя зажжет другие. Ваши дети будут передавать ваши добродетели. Может быть, добро, сделанное вами, останется неизвестно людям. Разве это важно? Обратите взор свой к небу, для достижения которого вы искали истины, совершенства, и скажите Отцу небесному: о, Ты, познавать Которого научил меня Христос, в руки Твои предаю мою жизнь, мой дух, все мое существо.

Вот настоящая смерть.

Христос таким образом преподал нам всю науку, все примеры, науку и силу жить, науку и силу умирать в Боге.

Мы живем на земле, где нас может постигнуть все; будем же жить хорошо, чтобы быть готовыми предать свою душу.

Если у вас в распоряжении будет только одна секунда, чтобы взглянуть в лицо смерти, вспомните о Голгофе, умирающем на ней Христе и, покидая этот мир, скажите только одно слово, лишь бы оно исходило из самой глубины вашей совести: Отче, в руки Твои предаю дух мой!

Кончая так, вы оставите во всех присутствующих, во всех, кого вы покидаете, чувство радости детей, отходящих к Отцу, оставите след божественного, запах божественных ароматов. (Извлеч. в сокращ. из кн. «Доказ. Божеств. Иисуса Христа» Дидона).

Варвар был разбойник, державший в страхе целые области. Его именем матери пугали непослушных детей. Напрасно принимали меры, чтобы изловить его и положить конец его ужасным делам: сила и ловкость Варвара спасали его всякий раз, и он гулял на свободе и злодействовал.

Но лютая жизнь не удовлетворяла Варвара. Чем удачнее кончались самые дерзкие, безумные его предприятия, чем большую добычу приносили ему его грабежи – тем сумрачнее он становился: его грызла неисходная тоска, и этой тоски он не мог ничем заглушить.

Однажды Варвар сидел в тайной пещере, где хранилась самая дорогая часть из награбленного им добра.

Факел освещал низко нависший свод, и стесненный этим сводом свет тем ярче играл на грудах золота, многоценных тканей, самоцветных каменьев, которые были разложены повсюду. Но вместо красоты этих сокровищ, из всех углов, от всякой вещи на Варвара смотрели неотступно образы совершенных им преступлений Он был один. Там, наверху, была безмолвная, непроглядная ночь – и ни один звук, ни одно внешнее впечатление не отрывали разбойника от его воспоминаний Одна за другой вставали зловещие картины: тайные перелески, скрытые овраги, узкие ущелья – и везде он, в ожидании добычи. Вот едут но все еще мирно в пустыне, и ее молчание чуть нарушается ровными ударами копыт… Вдруг страшные крики, борьба – и… опять тишина, мертвенная тишина. А они глядят!.. Вся пещера полна пришедшими оттуда, из ущелий, из перелесков, призраками с зияющими ранами, с безжизненными глазами – и все они стоят, прозрачные и безтелесные, у сложенных в пещере сокровищ, и безжизненные очи их устремлены на убийцу.

Страшные образы напомнили разбойнику каждое совершенное им преступление, от первого до последнего; и вся мерзость, позор и грех совершенных им дел обнажились пред ним, и его совесть содрогнулась при виде этих беззаконий.

Под гнетом овладевшего им бесконечного сожаления о прошлой жизни, он понурил голову; в нем пробудилась мысль о Боге, и он заплакал…

Варвар шел в церковь. То был уже не самонадеянный, мощный человек: он шел робким шагом, не подымая глаз с земли, и вид его был смиренен.

Когда служба отошла, и церковь опустела, он подошел к пресвитеру и просил принять его исповедь.

– Отец святой, – говорил он, стоя на коленях и обливаясь слезами: – я окаянный грешник, и хочу покаяться о множестве моих преступлений. Не отрини меня!

Пресвитер поднял его, привел к алтарю и сказал: «исповедай, чадо, Самому Богу грехи твои, а я буду смиренный свидетель исповедания и покаяния твоего!»

– Я разбойник Варвар… Ты, может быть, слышал обо мне, отец. Я весь во грехах, в телесной нечистоте, обагрен кровью… Я убил триста душ, и в числе их двух священников, не отпустивших мне мои грехи. А ты, отец, если знаешь, что примет Господь мое покаяние, повели мне, покаявшись, исполнить заповеди Христовы, а не примет – возьми этот меч и кликни народ – пусть меня заколют этим мечом.

– Чадо, – отвечал священник: – нет греха, побеждающего милосердие Божие. Не отчаивайся. Иди в мой дом и твори то, чему я буду учить тебя!

Выйдя из церкви, священник обернулся и увидел, что Варвар идет за ним на четвереньках, опираясь на колени и локти. Он удивился и спросил разбойника:

– Что это с тобою, чадо?

– Я повергся теперь на землю с грехами моими; я был хуже зверя лютого и принимаю теперь образ зверя; я не подымусь от земли, не увижу больше неба и солнца, пока Господь не отпустит мне моих преступлений.

Священник отвечал ему: «волею ты принимаешь на себя этот образ, сохрани обет твой, и все простится тебе». Когда они пришли в дом пресвитера, тот сказал разбойнику: «вот, чадо, мои дети и слуги а вот скот мой и псы, которым ты хочешь уподобиться. Поэтому тебе с ними нужно принимать пищу».

– Я не считаю себя равным и псам, потому что они служили тебе и никому не делали зла, а я… Но природа требует пищи, считай меня за пса. Я с ними буду есть, и день и ночь буду находиться у забора, без крова.

– Делай, чадо, так, как говоришь теперь пред Богом, и уповай на великую милость Его.

Три года провел Варвар у пресвитера, ползая, как четвероногое животное, на коленях и локтях, не подымаясь от земли, считая себя недостойным быть с людьми, и живя днем и ночью вне дома, со псами. И когда прошли эти три года, пресвитер сказал ему: «чадо, перестань питаться со псами – Господь умилосердился к тебе!», а Варвар отвечал: «нет, отец, не пришло время: я хочу пастись со скотами». На это пресвитер сказал: «чадо, Бог и это обещание твое видит, которое предлагаешь ты Ему от смирения своего в жажде страдания и казни за грехи твои!»

И стал Варвар пастись со скотами, ходя все так же на локтях и коленях, и питаясь зелеными злаками. Двенадцать лет провел он вдали от людей, на пастбищах и в рощах, без одежды, не имея и рубища для прикрытия наготы; и была его плоть как древесная кора, которая то опаляется солнечным жаром, то трескается от мороза; весь он почернел, как уголь, и в таком вольном мученичестве проводил свою жизнь.

Страшна и тяжка была казнь, которую избрал себе покаявшийся разбойник. Он привык к безудержной вольной жизни, к почету и власти, и к бешеному разгрому, когда был атаманом разбойников, и его имя, хотя злом, но гремело повсюду; а теперь он уничижил себя, как не уничижал ни один человек. Только это грозное бичевание и невиданная казнь могли сколько-нибудь смягчить тоску раскаяния, которое невыразимым мучением жгло его душу.

Когда его тело и сердце изнемогали от мук, тогда душе его становилось легче… Одно только могло заглушить терзавшую его тоску: он жаждал омыться кровью своею от той крови, которую проливал, и погибнуть на земле, как губил других. Прошло двенадцать лет его страдания в пустыне, и был он извещен откровением Божиим, что прощены ему грехи его, и что довершит он подвиг покаяния своего мученическим венцом.

Однажды ходил он в отдаленной дубраве и приблизился к месту, где отдыхали проезжие купцы. Трава была высокая; но было ясно видно, что она колышется; купцы думали, что к ним крадется дикий зверь; они прицелили луки, спустили стрелы и пошли посмотреть на убитого зверя. В густой траве с пронзенной грудью и радостным лицом лежал Варвар. То было необъяснимое зрелище: он кротким голосом успокоил купцов, рассказал им повесть своей жизни и просил известить о кончине своей пресвитера, который принял пятнадцать лет назад его исповедь, потом в руки Божии предал дух свой.

Пресвитер пришел на то место – и тело Варвара просветилось, как свет. Над мертвецом совершили обычный чин погребения и зарыли его в землю на том месте, где он был убит. От могилы его пошли исцеления всяким недугам. По некотором времени, собралось с пресвитером много людей к той могиле, они открыли гроб Варвара, – и тело его оказалось нетленными источало целебное миро. Убедились люди и перенесли с великою славою честные мощи святого Варвара в свое селение, и положили их в церкви, восхваляя дивное человеколюбие и милосердие Христа Бога («Русск. паломн.» 1894 г., № 20).

В Великую субботу св. церковь воспоминает погребение Спасителя, о чем напоминалось еще накануне при выносе плащаницы на вечерне. Новых событий в этот день никаких не совершилось, да и какие же могли быть события, после того, как Источник жизни лежал мертв, и покой, глубокий покой обнял землю, после смятения всей твари, совершившегося во время распятия!.. Но за пределами этого мира, в темной области ада не было тишины и бездействия. «Ад умерщвлен был блистанием Божества сошедшего туда Источника жизни, и все силы небесные прославляли Жизнодавца, когда Он изводил оттуда всех праведников»…

Сегодня св. церковь рано созывает чад своих ко гробу Спасителя. Утреня в Вел. субботу совершается обыкновенно до рассвета, и усердные христиане спешат опять во храм, чтобы приложиться к плащанице. Эта утреня, по содержанию своему, должна быть названа погребальным плачем у гроба Спасителя и принадлежит к самым трогательным богослужениям церкви. На утрени стихословится вся 17 кафизма; 176 стихов заключает в себе 17 кафизма, 176 трогательных погребальных тропарей присоединяется к ней. Вся 17 каф. разделяется на 3 статии, и после каждого стиха кафизмы читается тропарь. Канон Великой субботы высок и глубоко содержателен; в нем выражаются не столько скорбные чувства, сколько величие божественного Мертвеца и таинство искупления рода человеческого, предусмотренное ветхозаветными пророками. Тот, Кого мы видим лежащим во гробе, вместе с тем есть всесильный Бог, Который некогда потопил фараона («Волною морского скрывшего древле» 1 песнь). Тот, Которого тварь видела на древе и ужасалась, есть вместе с тем Творец вселенной («Тебе на водах повесившего всю землю неодержимо». 2 песнь). Страдания же Его были лишь добровольным истощанием для спасения рода человеческого.

В конце утрени совершается величественный и трогательный крестный ход вокруг храма с плащаницею, напоминающий погребение Спасителя. По возвращении крестного хода во храм читается евангелие о запечатании гроба и приставлении стражи. Утреня заканчивается ублажением приснопамятного Иосифа и Никодима, погребавших Спасителя. Всю утреню верующие выслушивают с возженными свечами.

Не менее замечательна и литургия Василия Вел. (совершаемая в Великую субботу). Она соединяется с вечерней, на которой читаются 15 паремий, содержащих важнейшие ветхозаветные прообразования и пророчества о восстановлении человека смертью, погребением и воскресением Сына Божия, Пред чтением евангелия, при пении (вместо «аллилуия») стиха «Воскресни, Боже, суди земли» (Восстании Боже, суди землю) священнослужители снимают темные облачения и облачаются в светлые ризы, знаменуя собою ангелов, сошедших с небес для отваления камня от дверей гроба Господня. Евангелие читается воскресное – о явлении воскресшего Господа женам мироносицам, когда Он возвестил им: «радуйтеся» (Мф.28:1–20), и невольно слова эти радостно отдаются в сердце…

Вместо херувимской песни поется трогательная песнь: «Да молчит всякая плоть человеча», в которой изображается благоговение человека пред величием непостижимого таинства, в котором Господь приходит для заклания и питания верующим.

С окончанием литургии начинается уже преддверие праздника, и в душе уже невольно ощущается другое чувство, противоположное скорби Страстной недели, и скоро, скоро покой Великой субботы сменится восторженною радостью воскресения. («Русский паломн.» 1895 г. № 12).

Вот, без малого 19 веков тому назад, в такое же весеннее время года, однажды сугубая ночь простиралась над Иерусалимом и окрестною страною; ночь, естественная, потому что солнце склонилось к своему закату, и сверхестественная, потому что еще прежде заката солнечного распростерлась в поднебесной необычайная тьма, потому что зашел плотию под землю невечерний Светоносец, и не терпя зрети солнце померче полудни еще сущу (во святую и Великую субботу утро, непорочны. Стат. 2, ст. 106); ночь, которая смотрением Божиим (там же на хвал. стихир.) предопределена была, с одной стороны, для упокоения смертным сном умученной плоти Богочеловека, а с другой, для тягчайшей борьбы Его духа в адской темнице с темными адскими силами, и для озарения светом Его Божества последних глубин преисподней, для возбуждения всех усопших там от века.

При свете слова Божия приникнем нашим, хотя и тусклым, мысленным оком в таинственный мрак и ослепительный для нашей бренности свет Воскресения Христова с молитвенным воздыханием к Воскресшему, да отверзет и нам, как некогда, в сей самый светоносный день и вечер воскресения, отверз Своим ученикам, ум разумети божественные писания о том, как подобаше пострадати Христу и воскреснути от мертвых в третий день и внити в славу Свою (Лк.24:26–27; Лк.24:45–46).

Ужасалось солнце, и земля, трепещущи, тряслася, и гробы отверзались, и живые люди возвращались от Голгофы, биюще перси своя, потому что около Голгофы в вечер смерти Богочеловека сгустился мрак неудобопостижимых и невообразимых для нас ужасов. После поруганий, бичеваний, изъязвления главы терниями, ужасная, позорная крестная мука, в два-три часа необычайного крестного томления, смертельно поразившая полное богомужеской силы тело распятого Иисуса; вся эта адскою злобою изобретенная мука телесная была только тенью другой муки, внутренней, безмерно более томительной. Если последователи Христовы, апостолы и мученики, претерпевали после Христа и ради Христа крестные и всякие мучения не только с невозмутимым мужеством, но и с светлым благодушием, то, видно, не телесной только муки отвращался Сам Начало вождь всех мучеников, когда пред страстью Своею Он, по слову св. евангелиста, начал ужасатися и тужити (Мк.14:33), и говорил ученикам: прискорбна есть душа Моя до смерти; когда просил их побдети с Ним, т. е. как бы не оставлять своим бдительным участием Его одного с Его невыразимою тоскою (Мф.26:38–49), и падши на землю молился, да, аще возможно есть, мимоидет от Него час сей (Мк.14:35), зная, что это невозможно, что именно сего ради и пришел Он на сей час (Ин.12:27), и, тем не менее, одолеваемый мраком скорби, Он взывает к Отцу: Авва Отче! вся возможна Тебе; мимо неси от Меня чашу сию, но не еже Аз хощу, но еже Ты (Мк.14:36). Видно, что кроме видимого мрака, окружавшего Голгофу и крест, другой непостижимо таинственный мрак скорби облегал душу Богочеловека, в грозный час Его смерти.

И вот, когда жестокосердое сострадание мучителей подносит оцет с желчию смешен (Мф.27:34; Мк.15:23–36), настало время испить Ему чашу, вмещавшую в себе весь грех и все грехи мира, всю и всякую клятву на него, всякую смерть и всю совокупность смертей, а в конце концов всю необъятность, – в широте и глубине, – удаления повинной пред Творцом твари, грозным судом и всемогуществом Божиим, от Бога, источника всякой жизни, счастья и света… Боже Мой! Боже Мой! – воскликнул Божественный Страдалец, Вскую Мя еси оставил… И паки возопив гласом велиим: совершишися! И преклонь главу, предаде дух (Мф.27:46–50; Лк.23:46; Ин.19:30)… Настала единственная в своем роде ночь…

Повсюду распростерся вещественный и невещественный мрак страха, померкло солнце, содрогнулась земля, распались камни, отверзлись гробы, встали некоторые мертвецы, дрогнула от ужаса живая толпа, – толпа минуту тому назад жестоких, насмешливых зрителей смертной казни. Омраченные ужасом апостолы, кроме возлюбленного ученика, кроются где-то далеко от креста. Петр с клятвою отрекся от Христа. Потаен страха ради иудейска ученик Иисусов (Ин.19:38; Мк.15:43), Иосиф аримафейский дерзнув внити к Пилату (и для этого нужна была смелость, чтоб заявить желание похоронить казненного!) и, испросив тело Иисусово, спешит с Никодимом, приходившим ко Иисусови нощию прежде (Ин.19:39), положить Его во гроб и уйти, привалив на двери гроба (Мк.15:46) камень, который фарисейская злоба поспешила оградить кустодиею и запечатать – лукавой злобе думалось – навсегда. Солнце правды зашло под землю (Вел. суб. утр. Непор. ст. 96).

Плотию божественный Страдалец теперь уснул, настала для нее благословенная суббота, упокоения день; в он же почи от всех дел Своих единородный Сын Божий, возсубботствовав – упокоившись плотию, но еще не духом. Дух Его еще нисходит до крайней степени истощания, уничижения, болезни адовы, которую, как и внутреннюю крестную муку, мог почувствовать и вынести опять только один Богочеловек. Моисей и Павел молились быть изглаженными из книги живота, быть отлученными от Бога ради сродников своих по плоти, преступных сынов Израиля (Исх.32:30–33; Рим.9:1–3). Но и для суда Божия оказалось это невозможным и для мысли человеческой немыслимо. А Богочеловек, за братию Свою по духу и по плоти (Евр.2:11–15), действительно, даже до ада осужден: седяй выну со Отцем низведен туда, идеже престол сатанин, владыка мира – узник ада; жизнь и свет – в адской темнице сени смертной; чистота, ставшая повинною греху всего мира, и всепокрывающая любовь оказалась в сообществе всего свирепого, злостного, мучимого и мучащего, любящего свою тьму, свою злобу… Вот это была самая глубокая полночь уничижения, самая крайняя степень снисхождения Солнца правды, когда духи тьмы, в полнейшем самоомрачении от своего торжества, в преисподних глубинах своего темного царства, восплескали руками: благо же, благо же! Непоклонившийся искусителю на горе искушения, Сын Божий с Голгофы, горы искупления, снизшел в преисподняя земли! А умнии ангельстии чины ужасахуся, крылами лица закрывающе (Велик. суб. Непор. ст. 104), зряще с мертвыми во аде Зиждителя и Господа.

Но отсюда, с крайней степени уничижения, началось восхождение. Узами смерти невозможно было держиму бытии Начальнику жизни (Деян. II, 15). В преисподних ада из уст Божественного Узника изыде оружие остро, слово Божие: раздалась божественная проповедь. По слову апостола (1Пет.3:18–22; 1Пет.4:6), сошед во адскую темницу Своим духом, Христос начал там проповедовать, – кому? Духам умерших людей, которые противились Богу, когда Божие долготерпение ожидало их раскаяния, во дни Ноя, когда Ной строил свой ковчег, – всему допотопному человечеству, которое пред потопом развратилось до того, что совсем забыло Бога и удалило от себя Духа Божия, совсем погрузилось в жизнь плотскую и стало плотию, – т. е. низшей области адских узников, низшей и по давнему времени существования на земле и по нравственному ниспадению, а затем и всему ветхозаветному человечеству, начиная с самых тяжких грешников и оканчивая праведниками, с верою чаявшими Христова пришествия. Зачем проповедал? На то мертвым благовестися, да суд убо приимут по человеку плотию, по греховному плотскому человеку на земле и в адской муке, поживут же по Бозе духом. Но все, что в аде носило в себе семя добра и живой веры в Бога, что чаяло обетованного избавления, все это проснулось. Светильник божественного света сокрытый под землею, яко под спуд, разгоняет сущую во аде тму (Непор. Вел. суб. ст. 19). Зашедший под землю Светоносец правды воздвигает мертвых, как от сна (там же, ст. 86); погребенный сокрушает адова царствия, пораженный смертью умерщвляет смерть (там же, ст. 83). Ад стеня вопиет: разрушися моя держава, приях Мертвого, яко единого от умерших, но и Сего держати не могу и погубляю с Ним всех, ими же царствовах от века (Вел. суб. Вечер, стих, на Госп. воз.); Адам ликовствует, и радуется Ева, приемля избавление. Для всех отверсты врата рая, куда Начало вождем радостного лика освобожденных душ входит с благоразумным разбойником, соучастником крестных страданий, начаток умерших Христос Господь. Смущенный горестным удивлением, при виде Господа в мертвых вменившася, собор ангелов теперь песнь победную воспевает Спасу, смертную крепость разорившему и с Собою Адама воздвигшему и от ада вся свобождшему. Сопутствуемый сонмом небожителей и изведенных из ада человеческих душ, явившихся по воскресении во Иерусалиме многим (Мф.27:53), дух Христов все празднственно шествует к хранимому пока только злобою фарисейско-саддукейскою живоносному гробу оживить почившую в нем Свою пречистую плоть. И вот Он, уснувший яко лев, востает яко скимен, победитель смерти и ада (Вел. суб. Непор. ст. 38); востает незримо для очей земнородных, а зримо только для духовных очей небожителей. Ангел отваливает камень от дверей гроба не для исхода Воскресшему, но для того, чтобы могли проникнуть туда любовь и вера и созерцание Его учениц и учеников. Земля, отдавая жизни сокрытую в ее недрах добычу смерти, отражая в себе колебание преисподних глубин ада, трясется от преходящего ужаса и наступающей радости. Отражая изступленный ужас стражей адских, рассыпается от гроба приставленная к нему римско-иудейская стража, на место коей благоговейными стражниками становятся светлые ангелы, вестники воскресения: Христос воскресе! Исполнив божественного света небо же и преисподнюю, Солнце правды озарило светом воскресения и землю, еще не озаренную пока утренними лучами восходящего солнца вещественного.

Безлетный Свет из гроба плотски возсиял не апостолам только, но и всем людям, и нам. Как же нам узреть неприступным светом воскресения Христа блистающася и услышать – радуйтеся рекуща? Это для нас вопрос не любопытства, а жизни и смерти. Узреть-то мы Его узрим, непреложно, но с радостью ли, или ужасом и отчаянием? Узрим по смерти, узрим по всеобщем воскресении, и услышим Христа рекуща или: приидите благословении, или: отыдите от Мене проклятии. Чтобы в день всеобщего воскресения и суда узреть нашего Судию и Господа небоязненно и радостно, нужно предзреть Его пред собою выну, особенно же научиться зреть Его в светлый праздник воскресения. Для этого церковь дает нам совет: очистим чувствия и узрим… Чистии сердцем Бога узрят. Тот же совет предложил и Сам Господь, в один из последних дней Своей жизни на земле, в притче о десяти девах: узрят небесного Жениха и вечно возрадуются с Ним в брачном чертоге девы души, у которых светильники будут гореть ярким пламенем от обильного елея. Этот чистый пламень – та же чистота сердца; а приобретается она, даже потерявшими ее, посредством милостыни: подавайте милостыню, – подает нам совет Сам воскресший Господь (Лк.11:36–44), – из того, что у вас есть, и тогда все будет у вас чисто. Милостыня бо покрывает множество грехов. Так, чистые и нечистые сердцем! Поспешите в светлый день воскресения просветить свои чувства не пресыщением себя благами мира сего, а уделением от вашей благостыни неимущим, печальным, угнетенным, плачущим, и тогда узрите Христа неприступным светом воскресения блистающася и услышите Его рекуща: радуйтеся. Он сделал для нас безмерно много и хочет, чтоб и мы делали для Него хотя что-либо. (Из поучений архиепископа херсонск. и одесск. Никанора).

Св. Иосиф аримафейский получил свое прозвание от места своего рождения. Аримафея, по свидетельству блаж. Иеронима, был небольшой город в колене Вениаминовом, в горах Ефремовых (1Цар.1:1), замечательный издревле как место рождения пророка Самуила; в свящ. писании он обозначается именами Рама, Рамафаим, Софим. Иосиф происходил от богатых и добродетельных родителей; оставив Аримафею, он поселился в Иерусалиме. Сделанные им в Иерусалиме приобретения домов, садов и земель делали его лицом значительным и доставили ему возможность или право присутствовать в высшем правительственном иудейском учреждении – синедрионе. По свидетельству евангелистов (Мк.15:43; Лк.23:50), Иосиф принадлежал к числу первейших членов синедриона. Характер этого «знаменитого члена совета» евангелисты описывают не многими, но высокими чертами; это был муж добрый, т. е. исполненный любви к ближним, отличавшийся благотворительностью, и праведный, т. е. благочестивый, полный любви к Богу (Лк.23:50). Ни великие почести, ни огромные богатства нисколько не препятствовали Иосифу ожидать пришествия Мессии и открытия царства Его (Лк.23:51; Мк.15:43), которое он вначале, подобно прочим иудеям, представлял земным, политическим. Однако Иосиф, подобно Никодиму, не остановился на общенародном представлении; человек с добрым нравственным характером, с любовью к истине, он с ревностью искал наставления и всегда готов был слушать тех, которые могли открыть ему истину о Иисусе Христе и Его царстве. Благодаря такой настроенности, он имел возможность уразуметь истину от самого небесного Учителя (Мф.27:57) и сделался искренним последователем и учеником Его, несмотря на то, что этот Пророк галилейский был ненавидим и преследуем синедрионом и что проповедуемое Им царство было не от мира сего. Но при чистой и высокой вере в Иисуса Христа, как истинного Мессию, Иосиф сохранял в тайне свою расположенность к Нему, был потаенным учеником Господа (Ин.19:38) страха ради иудейска, т. е. во избежание гонений от врагов Иисусовых, ибо уже состоялось определение об отлучении от синагоги всех признававших Иисуса Христа за Мессию (Ин.9:22), и многие веровавшие в Него из начальников народных и, может быть, членов синедриона (ср. VII, 48) боялись открыто объявить о своей вере, боялись до изуверства озлобленной против Спасителя фарисейской партии, заправлявшей и делами синедриона.

Как член синедриона, при том же знаменитый, Иосиф аримафейский имел право на участие во всех важных делах, происходивших в Иерусалиме, и он находился у первосвященника Каиафы, когда Спаситель был приведен к нему от Анны, зятя Каиафы. Св. Лука отмечает, что только этот член синедриона имел смелость отказаться от участия, как ранее в последних покушениях его против Иисуса Христа, так и в беззаконном судопроизводстве над Ним (XXIII, 51), без сомнения, потому, что считал Его невинным, или же потому, что, не видя никаких средств спасти Невинного, не хотел быть свидетелем осуждения Его. Но вот ожесточенная злоба врагов Иисуса Христа, по видимому, восторжествовала. Он, как злодей тягчайший, пригвожден ко кресту и претерпевал страшные мучения на глазах окружавших Его друзей и многочисленных врагов. Из того, что Иосиф успел быть у Пилата – римского правителя ранее, чем до него дошло официальное известие о смерти Иисуса распятого, не можем не заключить, что Иосиф все время стоял в виду креста в числе всех знавших Его и следовавших за ним женщин из Галилеи (Лк.23:49; Ин.19:25–27 и др.). Следя за всем происходившим на голгофе, Иосиф аримафейский, возмущенный духом и изнывающий сердцем от жалости к распятому Господу, Которого дотоле не смел исповедовать открыто при своих озлобленных сотоварищах по синедриону, в минуту страдальческой Его кончины забывает свой страх и смело спешит к Пилату испросить позволение оказать Иисусу распятому последний долг дружбы и уважения чрез погребение тела Его. Богатому и знатному члену синедриона Пилат не мог отказать в исполнении этой просьбы, но лишь после того, как от сотника, стоявшего на страже у креста Иисусова, удостоверился в действительности смерти галилейского Пророка (Мк.15:44–45). Не можем не заметить, что высота общественного положения Иосифа аримафейского делала для него крайне опасным этот величайший подвиг. Ожесточенная злоба врагов Иисусовых еще кипела во всей своей силе; только несколько часов назад и простой народ, и воины, и старейшины, и фарисеи, и сами первосвященники ругались и издевались над Распятыми, без сомнения, не пожелали бы, чтобы Ему по смерти оказываемы были почести. Отважному просителю у Пилата угрожало много опасностей: опасность потерять благоволение архиереев и фарисеев, – всех великих и сильных тогдашнего иудейского мира, опасность лишиться своей почетной должности в синедрионе, опасность подвергнуться исступленной злобе и ненависти народа. По словам И. Златоуста, «Иосиф отважился теперь на явную смерть, ибо возбуждал против себя всеобщую ненависть», и в этом поступке он выступает, как величавая, нравственно-самоотверженная личность; здесь проявилось сердце истинно-мужественное и неустрашимое, сила духа, возносящаяся выше, всех самолюбивых и корыстолюбивых расчетов житейских. Подвигнуть Иосифа на столь великое дело самоотвержения могли только крепкая, ничем непоколебимая, истинная любовь и чистая вера в Господа Иисуса Христа. Вспомоществуемый другим тайным учеником Иисуса, Никодимом (Ин.7:51; Ин.19:39), Иосиф в присутствии Девы Марии, Иоанна, Марии Магдалины и Марии, сестры Клеоповой, снял со креста дорогое тело Господа и хотя с торопливостью, вследствие наступления уже великой субботы, устраивает во исполнение древних пророчеств (Ис.53:9; Ис.11:10) честное погребение Ему. Обвив тело Спасителя чистою плащаницею и погребальными высокой цены полотенцами и в обильном количестве намастив драгоценными благовониями из мирры и алоя, Иосиф с Никодимом отнес тело Иисуса Христа в собственный сад, лежавший недалеко от места распятия, и положил в новом гробе, иссеченном в камне для себя или для членов своего семейства, – где никто еще не был положен, и затем отверстие завалил огромным камнем, дабы тело Господа не могло быть побеспокоено ночью зверями. Так, замечают св. отцы церкви, Иосиф отдал Спасителю мира первый долг, принимая Его в свои объятия, когда Он родился в вертепе, и исполнил последний долг также Иосиф.

Вот и все те сведения о св. Иосифе аримафейском, какие почерпаем из св. евангелия. Замечательно, что все четыре евангелиста нашли нужным упомянуть о благообразном Иосифе, без сомнения, принимая во внимание все обстоятельства необыкновенного его подвига. За эту же любовь к Господу и мужество и св. церковь ежегодно воспоминает его вместе с деяниями Самого Господа и особенно ублажает нарочитою песнью в Великую субботу и в неделю св. жен мироносиц, приглашая и нас ублажать Иосифа приснопамятного. Что касается дальнейших обстоятельств его жизни, то тщетно мы стали бы искать несомненных сведений. Вероятно, что потом он соединился с учениками Иисуса Христа; принес к их ногам цену всех своих имений и жил в любви и общении первых христиан. На ряду с апостолами выступив на дело проповеди о Иисусе Христе, Иосиф аримафейский совершил апостольское служение не только в Палестине, но, как говорит предание, проповедовал евангелие в Британии, где и блаженно почил. («Русск. паломн.» 1895 г. № 30).

После преславного воскресения Своего из мертвых Господу Иисусу Христу угодно было пребывать на земле сорок дней. В течение этого времени воскресший Спаситель мира несколько раз являлся Своим ученикам, учил их о тайнах царствия Божия и подготовлял к всемирной проповеди евангелия. Когда наступил сороковой день по воскресении, в Иерусалим собрались все одиннадцать апостолов и вместе с ними некоторые, преданные Господу, благочестивые жены. Господь в последний раз явился им тогда и, преподав некоторые наставления апостолам, повелел им не отлучаться из Иерусалима, пока они не облекутся силою свыше. После этого Спаситель вывел апостолов из Иерусалима по пути к горе Елеонской. Достигнув восточной вершины этой горы, где Он несколько ранее начал Свои предсмертные страдания, Спаситель, подняв руки Свои, благословил учеников. Благословляя их, Он стал подниматься от земли и удаляться от них до тех пор, пока светлое облако совсем не скрыло Его от взоров апостолов. Пораженные видением, апостолы неподвижно стояли и пристально смотрели на небо. Но вот предстали им два мужа в белой одежде и сказали: «галилеяне! что вы стоите и смотрите на небо? Сей Иисус, вознесшийся от вас на небо, придет таким же образом, как вы видели Его восходящим на небо». Вознесшись на небо, Иисус Христос возсел и седит одесную, т. е. по правую сторону Бога Отца. Это седение Богочеловека одесную Отца нужно понимать духовно. Оно означает то, что Иисус Христос и по Своему человечеству, нераздельно соединившемуся в Нем с Божеством, восприял равную с Богом Отцом власть, величие и славу. Апостол Павел говорит нам об этом, что Бог Отец, посадив Иисуса Христа одесную Себя на небесных, превознес Его «превыше всякого начальства, власти и силы и господства и всякого имене, именуемого не точию в веце сем, но и во грядущем» (Еф.1:20–21).

Вознесшись на небо, Спаситель наш Иисус Христос не оставил земли совсем и не разлучился с нами навсегда и совершенно. Напротив того, Он неотлучно пребывает и на земле со всеми истинно верующими в Него, как Сам Он сказал апостолам пред вознесением на небо: «и се Аз с вами есмь в вся дни до скончания века» (Мф.28:20). Чрез Свое вознесение на небо Иисус Христос соделался ближайшим и всегдашним Ходатаем за нас пред Богом Отцом. Апостол Павел говорит, что «Христос Иисус умерый, паче же и воскресый, иже есть одесную Бога, ходатайствует о нас» (Рим.8:34). Какое же утешение, какая отрада нам, грешным, иметь такого Ходатая! Он сидит одесную Бога Отца, постоянно призирает на нас и непрестанно печется о нас. Будем же возносить имя Христово, будем стараться оправдать попечение о нас нашего Спасителя. Будем приобретать и усвоят себе царствие Божие святою и добродетельною жизнью. Будем устремлять свой ум и сердце туда, на небо, к Искупителю нашему, помня, что наше истинное житие на небе, «отонудуже и Спасителя ищем Господа нашего Иисуса Христа» (Флп.3:20). Настанет время, когда Спаситель снова придет на землю, чтобы судить живых и мертвых, чтобы потребовать от нас отчета во всех наших делах и поступках, чтобы воздать венец правды всем, возлюбившим явление Его. Потщимся же явить себя делателями непостыдными, детьми, послушными своему Отцу, рабами, верными своему господину. «Блажен раб той, сказал Спаситель, его, же, пришед господин его, обрящет тако творяща» (Мф.24:46).

Что ни делал Господь наш Иисус Христос, все делал, для нас. – Нисходит на землю для нас, возносится на небо для нас, придет паки для нас, за нами, коснит приити для нашего же блага. Что же мы, христиане, делаем не для Него уже, а для самих себя?

Господь наш вознесся на небо для того, чтобы привлечь нас к Себе, и, действительно, Он влечет силою безпредельной любви Своей, всеми мерами бесконечной премудрости Своей. «Се стою при дверех и толку, говорит Он, «аще кто услышит глас Мой, и отверзет двери, вниду к нему, и вечеряю с ним, и той со Мною» (Откр.3:20). Повинуемся ли мы сему благодатному влечению? Слушаемся ли мы гласа, призывающего на таинственную вечерю со Христом, или небрегше отходим, ов убо на село свое, ов же на купли своя» (Мф.22:5)?

Господь наш вознесся на небо, да пошлет нам иного Утешителя-Духа всесвятаго; и действительно, ниспосланный Им от Отца Утешитель предлагает нам благодатные дары Свои. Обильная река благодати струится в чистых потоках церковных таинств. Святилище покаяния отверсто для всех; всяк может свергать с себя иго грехов: у Господа готово прощение и помилование. Пресвятое тело Христово преломляется по вся дни в насыщение душ наших. Кровь завета Христова изливается обильно в утоление духовной жажды. Непрестанно слышится глас премудрости Божией; «аще кто жаждет, да приидет и да пиет» (Ин.7:37). Пользуемся ли мы и как пользуемся обилием сей Божественной благодати? Безответен тот, кто не пользуется сими дарами; а еще безответнее тот, кто употребляет их во зло.

Господь наш вознесся на небо для того, чтобы уготовить нам небесные обители: «иду уготовати вам место» говорил Он; и действительно, Господь уже уготовал для нас место в обителях Отца небесного. Готовы ли мы вступить в сии обители? Есть ли у нас та брачная одежда, сотканная из добродетелей христианских – любви и милосердия, воздержания и целомудрия, кротости и незлобия, терпения и великодушие, веры и упования, без которой нельзя войти в благоукрашенный чертог небесного Жениха? Заботимся ли мы, по крайней мере, о том, чтобы запятнанную грехами ризу свою убелить в очистительной крови Агнца, закланного прежде сложения мира за грехи всего мира вообще и за собственные наши, в частности?

Господь не навсегда оставил нас: Он придет паки. Итак, утешьтесь, страждущие в терпении и скорбях, ждуще блаженного упования и явления славы великого Бога и Спаса нашего Иисуса Христа (Тит.2:13), понеже приобщаетеся Христовым страстем, радуйтеся, да и в явление славы Его возрадуетеся веселящееся» (1Пет.4:13). – Приидет скоро; да возбудятся же беспечные и слабые, которые, подобно девам юродивым, дремлют, не заботясь о том, что светильник веры их угасает от недостатка елея любви и добрых дел! Отрясите греховный сон от веждей ваших и уготовьтесь во сретение Господу! Приидет внезапно; да убоятся пришествия Его те, которые, подобно рабу лукавому, говорят в сердце своем: «коснит господин мой прийти, и начинают бити клевреты своя, ясти же и пити с пияницами» (Мф.24:48–49). Нет, возлюбленный собрат, «не коснит Господь обетования, яко же неции коснение мнят, но долготерпит на нас, не хотя, да кто погибнет, но да вси в покаяние придут» (2Пет.3:9). «Се грядет со облаки, и узрит Его всяко око» (Откр.1:7), и блажен, кто в совести своей безтрепетно может сказать: «ей, гряди, Господи Иисусе!» (Откр.22:20). (Из «Поучен.» Иустина, еписк. одесск.).

Аз с вами есмь до скончания века (Мф.28:20).

Где же Ты, Господи?.. А мы-то ищем Тебя так часто: так много горя на свете!.. Вот, например, говорит один несчастный человек: «был я богат, теперь все потерял и стал почти нищим; с богатством потерял и друзей: по обычаю они меня оставили; родственники меня бегают: я стал им в тягость; знакомые жалеют обо мне и твердят мне о своем сожалении, но лучше бы не говорили… Мои враги – одни и до сих пор не перестают гнать меня, другие довольствуются презрительною улыбкою, но лучше бы по прежнему гнали меня… День и ночь постоянно должен я трудиться, чтоб добыть себе кусок хлеба насущного, чтоб не протягивать руки за подаянием, а тут эта болезнь: с головы до ног все болит, столько времени вот уже не встаю я с постели. Во все это время занимаюсь я одним делом: думаю о своем положении… думаю, думаю… А что – тут, на сердце? Боже мой, Боже мой!»…

«А я вот, говорит другой: грешный человек. Давняя худая наклонность, мало-помалу, наконец, превратилась во мне в страсть. Теперь я уже не могу ей противиться. Иной раз я не думаю об этом вовсе и грешу хладнокровно; но иной раз совесть так грызет, на душе так тяжело бывает, так нестерпимо тяжело… Я делаю дурно, – это я знаю и чувствую; люди имеют право указывать на меня пальцами, – и это я знаю. Господь смотрит на меня с гневом и жалостью, – и это я знаю… Я сам часто стыжусь и презираю себя… И при всем этом, однако ж, я, как пес, можно сказать, возвращаюсь на свою блевотину… Иной раз я готов бываю бежать от себя самого. Но куда и как бежать?! Или уж обречь себя в жертву беззаконию, в жертву диаволу и погибели, и перестать думать об этом?.. Эти сети опутали меня слишком крепко, мне не выпутаться самому… Что мне делать? Боже мой, Боже мой!. Где Ты?..

И без тяжких грехов, и без больших несчастий мы все довольно грешны, довольно несчастны. Эти ежедневные неприятности, эти несбывшиеся надежды, эти безпрерывные утраты – с одной стороны, а с другой – эти безпрерывные ошибки, погрешности, грехопадения, эти частые несправедливости наши в отношении к нашим ближним, это вечное самолюбие, эта постоянная холодность в отношении к Богу: так мало мы думаем о Нем, так мало делаем Ему угодного, так часто забываем о вечности… Кто из нас скажет о себе, что он стоит на надлежащей дороге, на которой должен стоять человек и христианин? Кто скажет о себе, что он спокоен и доволен собой и своею судьбой? Оттого-то часто бывают минуты, когда нам все на свете немило. Посмотришь на мир Божий? – Он ничего нам не дает или дает только для того, чтобы отнимать и раздражать нас. Посмотришь на людей? – Господь с ними, мы сами не лучше их. Посмотришь на себя – в себя самого заглянешь? Там так пусто, так мрачно… Суета суетствий и всяческая суета и крушение духа!.. Боже мой, Боже мой! Где же Ты, где Ты, Господи?..

Се Аз с вами есмь во вся дни до скончания века: аминь. Ищите и обрящете!..

Кто в скорби душевной хочет искать Господа, знай, прежде всего, что, по слову апостола, Господь близ (Флп.4:5). Господь недалече от каждого из нас (Деян.17:27), только поищи Его прилежно и там, где должно искать. – Прежде всего, по заповеди Господней, затворись у себя дома, в своей клети, помолись небесному Отцу втайне. Не бойся: Господь увидит, услышит твою тайную молитву, и воздаст тебе явно. – Или лучше приходи в дом Божий; не выдвигайся там вперед: здесь будет тревожить тебя человеческое любопытство; стань там, где-нибудь в уголке, с благоговением припади к земле и скажи: «Господи! я искать Тебя пришел сюда, прискорбна есть душа моя»… Идеже два или трие собрана во имя Мое, ту есмь посреди их (Мф.18:20). Господь есть здесь несомненно, Он скажется и твоему сердцу – несомненно. – Или, если ты человек не без состояния, иди искать Господа в тюрьму, в больницу, в бедную хижину, где царствуют или голод и нищета, или болезнь, или уныние душевное, или все это вместе; подай руку помощи несчастному; помни, что милуяй нища взаим дает Богови; что творишь ты единому от малых сих, то творишь Господу, – вместе с бедняком протянет к тебе руку Сам Господь, одну протянет, другою благословит. – Или, если ты малодушествуешь, если совесть твоя мятется, ступай к твоему духовному отцу, скажи ему: «отче! Бог есть – этому я верую; но что же мне делать? Я несчастный, я грешный человек, ищу Бога и не нахожу, зову о помощи и не получаю помощи… Такие тяжкие минуты находят на меня, минуты уныния и маловерия: утешь меня, отче, вразуми, прости»… И когда отец духовный поднимет над твоею главою благословляющую руку, вместе с тем благословит тебя и разрешит Сам Господь. – Этого мало? Опять иди в храм Божий. Когда отверзаются здесь двери и служитель Божий возглашает: со страхом Божиим и верою приступите, – кланяйся: ты видишь пред собою Самого Христа; или приступай к Тайнам – ты примешь в себя Самого Христа с Его человечеством и Божеством. Говори: верую, Господи, помози моему неверию!.. И Сам Господь ответит твоему сердцу, ответит настолько, что в этом совершенно убежден будешь, что Христос Спаситель и по вознесении живет не только на небе, но и на земле, что мы можем и видеть Его, и слышать Его слово, и осязать Его, и даже принимать Его в себя, в свое сердце, – что слова Его не ложны: се стою при дверех и толку: аще кто услышит глас Мой, и отверзет двери, вниду к нему, и вечеряю с ним, и той со Мною (Откр.3:20). Се Аз с вами есмь во вся дни до скончания века. Аминь. (Из Поучен. Никанора, архиеп. одесск.).

Троицын день в старину праздновался с большою торжественностью, особенно в Москве. Этому благоприятствовало постоянное пребывание здесь патриарха и царя. В Троицын день всегда бывала особо торжественная патриаршая служба. Царь, когда бывал в Москве, с особым великолепием выходил к этой службе во всем своем царском облачении и во время троицкой вечерни лежал на листу. Эти особенности отличали Троицын день ото всех других великих церковных праздников.

Приготовления к празднику начинались обыкновенно гораздо раньше Троицына дня. Эти приготовления находились в зависимости от древнейшего обычая христиан, перешедшего к ним еще от евреев, – в день Пятидесятницы убирать храмы и дома молодою зеленью и цветами. Для патриарха и царя в Москве заготовляли травы и листья древесные без стебельков и ими устилали собор, а также веник или пук цветов, с которыми стояли во время вечерни. Так, «в 1679 году, июня 6 посланы патриаршие дети боярские в село Троицкое-Голенищево, село Владыкино, – велено взять крестьянских подвод в первом 25, во втором 20 с телеги и с проводники и ехать в домовой (патриарший) лес и насечь ветвия с листвием ото всяких дерев и связать в веники, чтоб на всяком возу было 200 веников, и привезти к Москве к Соборной церкви июня в 8 день, на праздник Св. Троицы, поутру на первом часу дни».²⁴³ Здесь соборные сторожа щипали лист и отделяли его от стебельков. Со стороны царского двора шли точно такие же приготовления. Царские «веники» из цветов и душистых трав перевязывались красною материей и красным шелком. Для этого приказывалось (например, 1693 года) «купить в шатерную палату к празднику к Троицыну дню на обвязку веников четверть аршина тафты красной, 8 аршин снурку шелкового, полфунта шелку красного».

К началу обедни из дворца бывал торжественный выход царя. Царское облачение в этот праздник отличалось особым великолепием и богатством. В зависимости от состояния погоды в этот день, оно было теплое или холодное.

Из своих покоев царь выходил в легких шелковых и суконных одеждах. Такими одеждами были: зипун – камзол, исподняя короткая одежда по сорочке, ферези – кафтан, вторая одежда, сверх зипуна, и ферезея – верхнее платье, вроде опашня, надевавшееся на ферези. Все они были сделаны из дорогих разноцветных материй, с золотым и серебряным шитьем вдоль пол и по подолу, и украшениями. На голове царя была бархатная шапка с «большими запонами» – с золотыми бляхами с каменьями. В руках – большой индейский посох из черного дерева с каменьями. В этих одеждах шел государь в Золотую палату. Здесь ему подавали царский наряд или наряд Большия Казны, в который он облачался. К этому наряду принадлежали: кафтан – вторая одежда, сверх зипуна (ферези и ферезея снимались, а зипун менялся), тесма – пояс по кафтану, царское платно – верхняя, самая великолепная одежда; на платно накладывалась диадима – широкое ожерелье в виде пелерины, украшенное иконами и драгоценностями (иконы назывались святые бармы), наперсный крест с золотою цепью, корона и царский жезл (шапка и посох оставлялись). Все это блистало золотом и серебром и дорогими каменьями. В соборе пред вечерней царь снимал свой наряд и надевал новую смену своих царских одежд, в которых и возвращался во дворец.

Из Золотой палаты во всем царском наряде царь шел в собор в сопровождении многочисленной свиты. Сообразно значению праздника и соответственно одежде государя, вся свита была одета в роскошных золотых ферезеях. Во время шествия свита разделялась рядами: люди меньших чинов шли впереди, по старшинству, по два или по три человека в ряд, а бояре, окольничие, думные и ближние люди следовали за государем. Стольники, а иногда ближние бояре, поддерживали государя под руки, так как тяжесть его наряда была значительна. В свите находился постельничий со стряпнею, то есть с разными предметами, которые требовались на выходе, и которые несли за постельничим стряпчие, именно: полотенце, или носовой платок, стул со изголовьем, или подушкою, на котором садился государь, подножье, род ковра, на котором становился государь во время службы, солношник, или зонт, защищавший от солнца и дождя, и некоторые другие предметы²⁴⁴.

Впереди, в предшествии ближнего боярина, ближние стольники несли на ковре веник и лист.

Царский выход возвещался особым колокольным звоном, который назывался выходным.

В конце обедни, когда поют причастный стих, ключари посылали благовестить к вечерне в большой Успенский колокол. После литургии начинали читать девятый час без обычного начала, прямо с Приидите поклонимся. В это время царь снимал свой наряд в приделе св. Димитрия Солунского. Ключари снимали с аналоя образ Сошествия Св. Духа и полагали другой – Живоначальныя Троицы. После девятого часа патриарх выходил со всеми властями на средину храма, на место, на котором обыкновенно облачался, и сам начинал вечерню. Когда пели стихиру «на славу» или «славник», ключари подносили государю лист от патриарха и, смешав его с государевым листом, разными травами и цветами, настилали им царское место и кропили гуляфною водкой (розовою водой). Государевым же листом устилали место патриарху и высшим духовным властям, а остальное разносили по всему храму. На этом благовонном листу, во время чтения патриархом молитв, государь совершал коленопреклонение, а по тогдашнему выражению лежал на листу.

Церковная служба в этот день совершалась с особою торжественностью. С патриархом служили все наличные высшие духовные власти. Вся утварь церковная в этот праздник употреблялась самая лучшая. В соборе зажигались все свечи у всех икон. «Ко всей службе выносили пелены большие и покровы и сосуды златые и на Чудотворцев покровы и на гробы белые пелены. На обедни в Деисусах свечи зажигали все и у местных икон налепы все засвечали, на престол и на жертвенник одежду клали» В тех случаях, когда в собор выходил государь, после службы «ради государского пришествия многолетна» пели.

По окончании всей службы государь со свитой возвращался во дворец, причем пред государем веник нес один из ближних стольников. (Из книги «Праздничные службы в старой Москве» Гр. Георгиевского. Москва, изд. 1897 г. стр. 98–104).

Некогда в Ефесе на вопрос св. ап. Павла: «приняли ли вы Св. Духа?» некоторые ученики отвечали ему: «мы даже не слыхали, есть ли Дух Святый». И не удивительно: то были ученики Иоанна Крестителя, которые, вероятно, не слыхали о сошествии Св. Духа в мир, совершившемся в 50 день по воскресении Христовом из мертвых.

Но что сказали бы мы, если бы кто либо спросил нас: «приняли ли вы Духа Святаго?» Мы ведь не можем сказать, что не слыхали, есть ли Св. Дух, ибо знаем, что Св. Дух сошел на апостолов и обильно с тех пор подается всем верующим; даже и нам самим при св. крещении сообщены благодатные дары Его. Что же, обитает ли в нас Дух Святый? Вероятно, многие затруднятся ответить на этот вопрос, не только потому, что не ощущают в себе Духа Святаго, но и потому, что не знают даже признаков Его присутствия в человеке. Между тем весьма нужно нам знать, и знать достоверно: обитает ли в нас Дух Святый, потому что, если нет Его в нас, то мы не в праве и христианами называться. Поэтому считаю полезным и необходимым объяснить главные признаки, по которым можно было бы нам судить, обитает ли в нас Дух Святый. Признаки эти, по учению ап. Павла, суть: «правда, мир и радость о Дусе Святе» (Рим.14:17); прошу обратить на них ваше внимание.

Первое действие Св. Духа, по которому можно заключать о присутствии Его в человеке, есть правда, т. е., правдивость, или старание человека всегда и во всем действовать справедливо.

Такую правду имеющий в себе Духа Святаго показывает и в отношении к Богу, и в отношении к ближним, и в отношении к самому себе. Бога, как величайшего Благодетеля и Отца любвеобильного, он, по справедливости, любит всем сердцем и всею душою, – чтит Его с глубочайшим благоговением, как Творца, Промыслителя и Судию своего, слушает Его со всею благопокорностью и старается в точности исполнить все Его заповеди.

В отношении к ближним имеющий в себе Духа Святаго показывает правду тем, что не только не делает, но и не желает им ничего худого, а всегда поступает с ними справедливо, стараясь воздавать всем должное: к высшим он почтителен, к равным уважителен, к низшим снисходителен; к начальникам благопокорен, к подчиненным внимателен, к посторонним дружелюбен, к виновным правосуден, к несчастным сострадателен, ко всем доброжелателен.

Имеющий Духа Святаго и в отношении к себе самому действует с строгою правдою: он не преувеличивает своих достатков и не гордится, не надмевается над другими; он не потворствует страстям своим и незаконным вожделениям, но обуздывает их воздержанием и постоянною молитвою о благодатной помощи; он всегда говорит одну сущую правду.

С такою правдою в человеке, исполненном Св. Духа, соединяется мир. Это мир совершенный, тройственный: мир с Богом, ближними и с самим собою.

Исполненный Духа Святаго всемерно остерегается всего, что может прогневать Господа, и старается делать только то, что приятно для Него; горит любовью к Нему и имеет Его всегда пред очами своими; старается во всей точности узнать и совершить волю Его, соблюдая себя от всякого греха:

Исполненный Духа Святаго имеет мир и с ближними; ибо не только сам не имеет ни к кому вражды, но еще заботится и о том, чтобы они не имели неприязни к нему; ничем не раздражает их и уступчивостью своею не дает места гневу их; охотно прощает обидевших его и никогда не мстит им, даже благотворит врагам своим за обиды, по заповеди Спасителя.

Исполненный Духа Святаго имеет глубокий мир и с самим собою: совесть не беспокоит его ни за какие худые дела, порочные страсти не волнуют его, зависть не мучит его, а если когда согрешит в чем-нибудь, тотчас же раскаивается перед Богом, стараясь загладить сделанное им зло, крепко верует в благость Божию, надеется на кровь Спасителя и бывает спокоен в душе своей. Вместе с миром Дух Святый изливает в сердце верующего радость – духовную, святую.

Исполненный Духа Святаго радуется о Господе, представляя себе все Его совершенства, которые составляют неизреченную красоту.

Радуется он о спасении своем, живо представляя себе ту бездну греха и мучений, от которой избавил его Господь по велицей Своей милости.

Наконец, радуется он, воображая себе великие блага, которые уготовал Бог любящим Его, которых он надеется быть наследником.

И радость его так бывает велика, что он от избытка ее взывает к Богу: «что ми есть на небеси? И от Тебе что восхотех на земли? Исчезе сердце мое и плоть моя, Боже сердца моего, и часть моя, Боже, во век» (Пс.72:25–26). Вот какова правда, какой мир и какая радость бывает в верующих, исполненных Духа Святаго. Благо нам, если в нас есть сей драгоценный залог Св. Духа: тогда мы можем надеяться на вечную жизнь с Господом; но горе нам, если мы удалили от себя Духа Святаго: тогда уделом нашим будет вечная смерть.

Чтобы избежать сей последней несчастной участи, будем усиленно молить Св. Духа: «Царю небесный! приди и вселися в ны…» А чтобы Он действительно пришел и вселился в нас, для этого необходимо нам чистосердечно раскаяться в своих грехах и остерегаться от грехов. (Из поуч. Иустина, еписк. тобольского).

Из свящ. писания известно, что Св. Дух сошел на апостолов в виде огненных языков. Для нас было бы довольно, если бы Он без шума и огненных языков, но хотя тайно, коснулся бы искрою благодати Своея и произвел ею в сердцах наших то духовное просветление, ту горячую любовь к Богу и пламенное стремление ко всему святому, которым сопровождается присутствие Духа Божия в человеке. Но что же? Ознаменовал ли Св. Дух присутствие в нас означенными благодатными действиями?

Увы, я думаю, редкий из нас дерзнет сказать с апостолом, что он «имеет в себе Дух Божий», нам необходимо продлить и усилить наши молитвы о сошествии в нас Духа Св. А дабы Он, Царь небесный, благоволил придти и вселиться в нас, для этого нам должно сделать то же, что обыкновенно делают люди, когда желают принять к себе почетного гостя, т. е. тщательно очистить дом свой, облечься в лучшие одежды и украшения, выйти навстречу ожидаемому гостю и усердно приглашать его к себе. Так и мы должны поступить теперь – только нечувственно, а духовно.

И во 1-х, призывая Духа Св., мы должны уготовить в себе приличную для Него обитель, а потому должны тщательно очистить себя, по заповеди апостола, «от всякой скверны плоти и духа», т. е. от всех грехов, плотских и душевных (2Кор.7:1). Грехи наши так неприятны для Пресвятаго Духа, что Он не только не может видеть их, но и совершенно удаляется от тех людей, которые осквернены ими. Об этом свидетельствует пророк, когда говорит: «грехи ваши разлучают между вами и Богом, и грех ради ваших отвратил Господь лице Свое от вас» (Ис.59:2); это объявил и Сам Бог, когда сказал о допотопных грешниках: «не имать Дух Мой пребывати в человецех сих, потому что они – плоть» (Быт.6:3). Итак, если мы желаем, чтобы Св. Дух обитал в нас, то, повторяю, должны мы совершенно очистить себя от грехов. Как же это сделать? Для этого мы должны теперь же искренно исповедать грехи свои пред Богом, взывая подобно мытарю: «Боже, милостив буди (мне) нам грешным», и тщательно охранять себя от них. Таким исповеданием мы выбросим грехи из сердец наших, как всякий сор из храмины, и сделаем себя чистою обителью для Духа Святаго: «если исповедуем грехи наши, говорит апостол, то преблагий Бог простит нам оные и очистит нас от всякия неправды» (1Ин.1:9). Но для достойного принятия Св. Духа не довольно очистить себя от грехов, – надлежит еще украситься добродетелью, – «нужно облечься в нового человека, созданного по Богу в правде и в преподобии истины, на всякие дела благие уготованного». Это нужно не только для того, чтобы Дух Святый, любящий все чистое и доброе, охотнее пришел и вселился в нас, но и для того, чтобы Он не прогневался и не удалился от нас, когда мы явимся пред Ним в ветхом греховном рубище, или предстанем обнаженными, не имея одеяния добрых дел, да не будем брошены «в тьму кромешную». Поэтому, скажу вам с апостолом: «облекитесь в милосердие, благость, смиренномудрие, кротость, долготерпение и др. христиан. добродетели, а более всего облекитесь в любовь, которая есть совокупность совершенства» (Кол.3:12–14).

Украсившись таким образом, мы должны идти во сретение Духу Св. Мы можем это сделать, стремясь к небу духом, возносясь на небо мыслями и желаниями нашими. Нам и должно это сделать, если мы хотим, чтобы Дух Св. пришел и вселился в нас; ибо он нисходит к нам по мере нашего к Нему восхождения. Об этом свидетельствует слово Божие, когда говорит: «приблизьтесь к Богу и приблизится вам… Ищите горнего, где Христос сидит одесную Бога, – о горнем помышляйте, а не о земном». Поэтому, желая принять в себя Божественного Духа и ожидая благодатного пришествия Его к нам, мы должны отложить всякое житейское попечение, – по крайней мере, как можно меньше думать о земном и то только о необходимом, дабы стремиться к Богу желанием благодатного общения с Ним. Таким богоугодным желанием мы привлечем к себе Духа Святаго и сами приблизимся к Нему; а с тем вместе откроем Ему вход в сердца наши.

Исходя так в сретение Св. Духа и уготовав себя к принятию Его, мы должны усердно молить Его, чтобы Он благоволил придти и вселиться в нас. «Просите и дастся вам», – говорит Спаситель, «всякий просящий получает» (Мф.7:7–8). Как же нужно просить Его, чтобы Он действительно пришел и вселился в нас? Для этого, во 1-х, нужно призывать Его усердно, не устами только, но и сердцем, с искренним желанием иметь благодатное общение с Ним; во 2-х, нужно молить о ниспослании Его с твердою верою, что Бог Отец, ради заслуг Единородного Сына Своего, Господа нашего Иисуса Христа, и по любви Своей к роду человеческому, пошлет нам Св. Духа Своего; в 3-х, нужно молиться с несомненною надеждою, что Дух Св., яко благий и человеколюбивый, услышит нашу молитву к нему – приидет и вселится в нас, «ибо надежда не постыждается»; наконец, в 4-х, нужно призывать Духа Св. с искреннею любовью к Сыну Божию, Спасителю нашему; мы должны призывать Его с верою, надеждою и любовью: вера отверзает Ему вход в сердца наши (Деян.15:8), надежда вводит Его в них (Евр.6:19; Евр.7:19), а любовь приемлет Его, и так соединяет с нами, что имеющий Его человек бывает «един дух с Господом» (1Кор.6:17). (Из поуч. Иустина, еписк. тобольского).