Борис Пастернак — классик не только российской, но и мировой литературы. Его стихи и проза широко известны в разных странах, а зарубежную литературу мы до сих пор изучаем по его переводам. Владея многими языками, Борис Леонидович переводил стихотворения грузинских авторов, пьесы Шекспира, поэзию Шелли, Китса и Верлена, а также знаменитого «Фауста» Гёте.
Самым знаменитым прозаическим произведением Пастернака стал роман «Доктор Живаго». Он был издан за рубежом и в 1958 году получил Нобелевскую премию. Таким образом, Борис Пастернак стал вторым российским автором-лауреатом этой премии после Ивана Бунина. Но на родине это привело к ожесточённой травле поэта и со стороны коллег по литературному цеху, и со стороны властей. Пастернака обвинили в измене Родине, исключили из Союза писателей и запретили все его публикации. Под угрозой высылки из страны он был вынужден отказаться от премии.
В последние годы жизни тяжело больной писатель жил в посёлке Переделкино. Он скончался в 1960 году и был похоронен на местном Переделкинском кладбище. Несмотря на запрет властей, на его похоронах собралось множество людей из числа друзей, честных коллег и почитателей его творчества.
Первый памятник на могиле поэта был создан известным скульптором Саррой Лебедевой. Его формы благородны и лаконичны, а на поверхности белого камня изображён портрет Пастернака в технике контррельефа. В прошлом рядом с могилой росли три высокие сосны, которые также стали своеобразным символом и упоминались во многих произведениях российских литераторов. Но в 1985 году одна из них рухнула, едва не разбив памятник, и её спилили, а позже выкорчевали.
Памятник не раз страдал из-за многочисленных акций вандалов, и в 2000 году его заменили на точную копию работы Дмитрия Шаховского. Также укрепили склон холма, на котором располагается могила, и сделали удобную площадку для экскурсантов. В настоящее время могила Бориса Пастернака официально признана объектом культурного наследия.
Место погребения Пастернака быстро стало культовым. Здесь собираются почитатели его творчества из разных стран. Известно, что во время своего визита в Москву в 2004 году известный режиссёр Квентин Тарантино первым делом попросил отвезти его на могилу Пастернака. Оказалось, что Тарантино читал стихотворения поэта ещё с детства, большинство из них знает наизусть, и считает Пастернака одним из своих литературных кумиров.
Как посетителям найти могилу Бориса Пастернака на Переделкинском кладбище? Это нетрудно: войдя через главный вход, идите прямо до небольшой развилки. За ней направляйтесь вправо, по тропинке вдоль забора, ограждающего кладбище. По пути вы увидите могилу поэта Арсения Тарковского. Двигайтесь дальше вдоль ограды, пока не увидите белый каменный памятник на месте захоронения Пастернака.
Если вы нашли опечатку или ошибку, выделите фрагмент текста, содержащий её, и нажмите Ctrl+↵
могилы Бориса Пастернака
пос. Переделкино, ДСК «Мичуринец», ул. 5-я Лазенки
Ближайшее метро
Боровское шоссе
Продолжение. Начало тут, тут и тут
Вот мы на писательском кладбище. Возникло оно, судя по источникам, давно. Ещё когда была жива деревня (или село) Лукино. Вроде бы ещё в XVII веке.
Когда был сорганизован дачный посёлок писателей Переделкино, понятное дело, на этом погосте стали хоронить писателей и членов их семей.
Таким образом, уже в 1960-х годах сложилось здесь то, что назвали «писательским некрополем» (не путать с афинским акрополем). В России это нынче самый знаменитый писательский (литературный) некрополь.
***
…Что называется, вот говорила же мне мама, а я не послушал!
За день до отъезда на самостоятельную экскурсию я пытался что-то поначитать о Переделкино, в том числе о посёлке писателей, о писательском кладбище и о том, кто там похоронен. Прочитал и совет/предупреждение/предостережение, что, дескать, найти могилы известных творцов на погосте совсем не просто, поэтому нужно заранее куда-то позвонить и с кем-то из знатоков (возможно, за отдельную денежку) договориться, чтобы показали.
Но – увы! – прочитав, тут же об этом забыл или понадеялся, как это обычно бывает, на русское авось (авось, мои единомышленницы всё сами выяснили и знают!). Видимо, и в багаже/голове единомышленниц тоже гнездилось это «авось».
…С наличием отсутствия необходимых знаний о том, где кого искать, мы на кладбище и вошли.
С ходу (недалеко от входа) находятся три могилы, в которых похоронены пять монахинь.
Не писательницы.
Всемирная паутина расскажет о каждой, если не полениться и порыться.
***
Всё вокруг было заметено/занесено снегом, ни пройти ни проехать, но кое-где были очень даже хорошо расчищенные дорожки. Немного, но были.
Одна дорожка – как будто «центральная», берущая начало у самого входа. Она была расчищена шире/лучше остальных.
Логически можно было предположить: мол, если расчищена, то именно она и ведёт к усопшим знаменитостям. Туда, куда ходят все, а не единицы. Я поделился этой блестящей мыслью с Таней Красновой, она поддержала меня в моей правоте… эээ… в догадке/гипотезе.
Вот по прямой расчищенной дорожке мы и пошли, уверовав в…/надеясь на хэппи энд (и взаимность). От «большой» дорожки кое-где в стороны вели расчищенные тропинки-ответвления, но они были сильно уже/меньше. Вряд ли вели к великим.
На могильную скульптуру, что на снимке ниже, обратили внимание все, принявшись её разглядывать. Сначала первая путешественница, потом вторая, а в самом конце и я решил её запечатлеть. Что за могила, мы не поняли. Вернее, понять было можно, но имя усопшего нам ни о чём не сказало.
***
Шли и шли, всё ещё на что-то надеясь.
Однако, пройдя по расчищенной дорожке из одного конца погоста в другой, нужных могил со знаменитыми именами мы так и не обнаружили. Когда показалась ограда другого кладбищенского конца, все надежды то ли растаяли, как сон, то ли развеялись, как дым. Логика не сработала. Пришлось развернуться и пойти обратно, не солоно хлебавши.
И тут я среди могил увидел дядьку, который чистил дорожки. Я ринулся к нему, как к знатоку местных реалий и возможному спасителю и стал выяснять, где похоронен Пастернак.
Дядька, активно помогая языку жестикуляцией, стал объяснять, как туда пройти: дескать, сначала вдоль ограды прямо, потом вдоль ограды налево, потом вдоль ограды направо, затем без ограды слегка налево, а там-то и есть могила Пастернака. Возможно, на моём лице заиграли сомнения или же дядька самостоятельно (без подсказок со стороны выражения моего лица) решил, что всё равно сами мы не отыщем, потому загорелся идеей нам помочь, бросил лопату и согласился стать провожатым (хотя просьбы на такую жертву с его стороны от меня не поступало).
– У нас будет провожатый! – обрадовал я девиц, предварительно сам обрадовавшись.
Дружная гурьба/команда дала дядьке себя обогнать, и он повёл нас к искомому.
Шёл он резво, я за ним еле поспевал (скользко!), а девицы вообще сильно отстали. Причём, капитально сильно. Я их даже из вида потерял.
***
– Вон там было подворье прежнего патриарха Алексия, – махнул рукой дядька, когда мы шли вдоль ограды (как раз в том месте, но за оградой, где в его объяснениях имелось в виду «потом вдоль ограды налево»).
«Странно, – подумал я. – А что же тогда всё остальное вокруг? Предподворье, что ли?»
– А сейчас чьё?
– Нового патриарха… Кирилла, – ответ был уже какой-то неуверенный. Может быть, отсебятина, не знаю.
Прошли мимо могилы поэта и переводчика Арсения Тарковского.
– Отец тут, а сын в Париже, – пояснил добровольный провожатый.
Кто-нибудь помнит стихи Арсения Тарковского?
Лично я не очень. Сейчас порылся в инете и понял, что читал у него… то, что называется «раз-два и обчёлся».
Вспомнил как полузабытое только вот это:
Пускай меня простит Винсент Ван-Гог
За то, что я помочь ему не мог,
За то, что я травы ему под ноги
Не постелил на выжженной дороге,
За то, что я не развязал шнурков
Его крестьянских пыльных башмаков,
За то, что в зной не дал ему напиться,
Не помешал в больнице застрелиться.
Стою себе, а надо мной навис
Закрученный, как пламя, кипарис,
Лимонный крон и тёмно-голубое, –
Без них не стал бы я самим собою;
Унизил бы я собственную речь,
Когда б чужую ношу сбросил с плеч.
А эта грубость ангела, с какою
Он свой мазок роднит с моей строкою,
Ведёт и вас через его зрачок
Туда, где дышит звёздами Ван-Гог.
В СССР и в России, на мой взгляд, больше был известен Тарковский-сын, нежели Тарковский-отец.
Сын захороненного на этом погосте Арсения Тарковского великий режиссёр театра и кино, сценарист и прочая Андрей Тарковский стал некогда эмигрантом (не уберегли пророка в Отечестве своём!), умер в Париже и похоронен на русском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа. Но тут установлен его кенотаф в виде креста (кенотаф – это «памятник, считающийся надгробным, но находящийся там, где не содержатся останки покойного, своего рода символическая могила»).
Все наверняка помнят фильмы Андрея Тарковского «Иваново детство», «Андрей Рублёв», «Ташкент – город хлебный», «Зеркало», «Сталкер», «Ностальгия», «Жертвоприношение».
Всё, что только что перечислил, я смотрел (и кое-что не по разу), потому мне и кажется, что все Андрея Тарковского помнят. Не я же один смотрел/пересматривал в самом-то деле (улыбнёмся, хотя мы на кладбище… вернее так: грустно/печально улыбнёмся, ибо мы на кладбище)!..
Хотя бы по названиям народ должен кинофильмы помнить. Не Иваны же мы, родства не помнящие!
***
Сами бы мы могилу Пастернака точно не нашли, и оставалось бы нам только (пусть дело было и в марте, а не «…в Пеньково») «набрать чернил и плакать».
Обошлось, хвала Всевышнему, без чернил и слёз.
– Пастернак жил неподалёку и из окна видел это кладбище каждый день, – пояснил провожатый (после посещения дома-музея Пастернака и выглядывания во все окна, мимо которых я в доме прошёл, у меня возникли сильные сомнения в словах дядьки; хотя… конечно же, видел… ещё как видел!).
Я сделал несколько кадров могилы.
…Вот поближе к ней.
Вот чуть подальше:
Изначально надгробный памятник Пастернаку был сотворён известным скульптором Саррой Лебедевой. Но вскоре после установления он был осквернён вандалами (залит расплавленной пластмассой и закопчён), поэтому оригинал был заменён точной копией.
Мне показалось, что сейчас и копия выглядит серовато. Совсем не белая. Без вандалов запылилась/закоптилась естественным образом.
…Почему-то вспомнилось, как много-много лет назад, вернувшись из армии, я вечерами читал толстые литературные журналы в библиотеке ДАСа (общежитие МГУ). Месяца три-четыре после каждого ужина «бурился» в библиотеку на «втором этаже зимнего сада» между первым и вторым корпусами общаги. Как-то это место на самом деле называется, какое-то терминологическое обозначение имеет, но я назвал его «вторым этажом зимнего сада». Кто жил в ДАСе, тот поймёт. «Забурившись», «глотал» всё, что тогда в толстых журналах публиковалось. Их было много разных – больше десяти штук: «Новый мир», «Октябрь», «Знамя», «Нева», «Дружба народов», «Звезла», «Юность», «Москва», «Наш современник», «Волга», «Сибирские огни», что-то ещё. Был поток всего-всего. В том числе того, что раньше было «запрещёнкой», а во второй половине 80-х стало «разрешёнкой». Там я прочёл Чингиза Айтматова «Плаха» (ещё до того, как в первый раз прочитал «Мастера и Маргариту»; только потом осознал, сколько заимствований Айтматов сделал у Булгакова). В этом потоке был и «Доктор Живаго» Пастернака. Опубликован он был весной 1988 года в «Новом мире», а я из армии вернулся осенью, вот и сумел прочесть. Иногда читальный дал был переполнен, и все журналы для чтения разобраны. Иногда было пусто. Не помню, во сколько он закрывался: то ли в 9 вечера, то ли в 10, то ли в 11. Часто там зачитывался, что забывался. Выгоняли… Вообще казалось, что в те времена люди читали много, и «бумаги» на всех не хватало. Сейчас читают мало, и бумага никому не нужна. Если вообще читают, то в цифре. Я почему-то книги до сих пор люблю читать в «бумаге».
В общем, именно там и тогда я «Доктора Живаго» и прочёл.
…Навеяло.
***
– А вон там, – махнул рукой провожатый, – могилы большевиков-революционеров.
Выдал эту информацию и, исполнив таким образом свой гражданский и человеческий долг/обещание, дядька пошёл не обратно, а вперёд – видимо, с той стороны тоже можно было вернуться к лопате. Короче, ушёл. Не обернулся, из вида скрылся.
***
…Поэт Евгений Евтушенко просил похоронить его то ли рядом, то ли недалеко от могилы Пастернака – такую чувствовал с ним связь. Могилы Евтушенко мы не нашли, да самостоятельно и не искали (без спасителя это было потом невозможно).
Вспомнилось, что читал у кого-то, кто над Евтушенко иронизировал: мол, как мог «умный и достойный человек» сказать про «рядом с Пастернаком». Не мог. Значит, сказал про «недалеко». Дескать «рядом» и «недалеко» – это если и не две большие разницы, то далеко (пардон за каламбур) не одно и то же. И что, дескать, пусть земля будет пухом Евгению Евтушенко, даже если и не «рядом». Как-то так.
Кстати, не один Евтушенко хотел лежать в земле сырой поблизости от Пастернака. Тут же хотел был захоронен и поэт Андрей Вознесенский, считавший Пастернака своим кумиром и предтечей, но – увы! – Вознесенский предполагал, а Бог располагал. Его похоронили там, где упокоились его родители – на Новодевичьем кладбище.
***
…Все там будем: и палачи, и жертвы.
…Вот один снимок могил «революционеров» издали (ряды однотипных надгробных плит и надписью: член КПСС с такого-то года). Они лечились в местном санатории, тут умирали, тут их и хоронили.
И ещё один поближе (сделан после могилы Корнея Чуковского).
***
Неподалёку от могилы Пастернака место упокоения Виктора Бокова.
Когда-то писатель был сильно на слуху (или только «среди» меня?).
Ныне всеми забыт, а я вот его помню. Кое-что у него читал, сейчас уже даже не вспомню, что конкретно: стихи или прозу. Писал он и то, и другое. Больше, конечно, стихи. А ещё фольклор собирал.
Умер в 2009 году. По сути наш современник, хотя было всё, как будто в прошлой жизни. Или в позапрошлой.
***
Долго ли коротко ли (скорее, всё-таки долго) появляется, наконец, вечно сияющая Шафали, чтобы осветить своей улыбкой, вернее, белоснежными зубами погост.
Улыбается так, как будто мы и не на кладбище.
У могилы Пастернака Шафали стала мне рассказывать, как тяжело ей давался в юности Пастернак, которого она читала на английском. Дескать, совсем непонятный поэт. Я понял, что так и не дался.
Вслед за Шафали подтянулись мои остальные единомышленницы (тоже долго ли коротко ли).
– Мы могилу Тарковского нашли, – обрадовала меня новостью Танюша Краснова.
***
Все вместе постояли немного у могилы Пастернака и пошли дальше.
Пришли вот сюда.
Танюша пошла дальше (вдоль ограды кладбища), а остальные тем же путём, которым пришли, двинулись обратно. На выход.
Пока Таня бродила среди других могил, единомышленниц и след простыл.
Что такое? Сплочённый коллектив уже «рас(с)плотился»?
Я пометался туда-сюда-обратно, как меж двух огней, и принял твёрдое решение дождаться одиночку.
Как в воду глядел! Ибо услышал зовущий голос Тани:
– Тут могила Чуковского…
Мог бы и не увидеть.
Могила оказалась совсем рядом с Пастернаковой.
Не остался бы не увидел бы – вот что значит моё тонкое (или звериное?) чутьё (сам себя не похвалишь, никто не похвалит)!
Три надгробия в виде каменных плит: рядом с Чуковским похоронены его супруга Мария Борисовна, дочь Лидия и внучка Елена (дочь и внучка, судя по надгробию, в одной могиле).
О Чуковском знают все – по крайней мере, как о детском писателе.
Жена Корнея Ивановича не была известным человеком.
А вот дочь Лидия была очень известна (хотя, допускаю, что в узких кругах). Стал «классическим» один анекдотичный случай, случавшийся с Лидией Корнеевной ещё до Великой Отечественной войны. Она забыла в редакции журнала «Октябрь» стихи Маяковского, после чего заведующий отделом поэзии вернул ей забытое с пометкой, что её творчество журналу не подошло. Дескать, совсем слабенькое, никчемное (мол, бросайте, девушка, графоманить). Отец Лидии (сам Корней Иванович) даже написал по этому поводу письмо в «Крокодил». В советское время Лидия числилась диссиденткой (была даже исключена из Союза писателей СССР), а в постсоветское получила Государственную премию Российской Федерации за вклад в развитие литературы. Жизнь – как зебра: часто политически конъюнктурна.
Внучка Чуковского Елена – человек тоже довольно известный. Но не своими научными трудами в области органической химии (ещё и кандидат химических наук), а работой «по сохранению и изданию богатейшего наследия семьи Чуковских».
… Могилы Пастернака и Чуковского признаны объектами культурного наследия.
…Примерно с этого момента Танюше начинает названивать Алёна Кулыгина с вопросами:
– Где вы..? Где вы..?
***
Писателя Юрия Давыдова я тоже вспомнил. О чём он только ни писал. И о народовольцах. И о революционерах-подпольщиках. И о русских путешественниках. И о мореходах. Причём, и как исследователь (по образованию он был историком, работавшим в архивах), и как писатель художественной литературы…. вернее, так: как автор-беллетрист.
Насколько я понимаю, его взгляды кардинально трансформировались после ареста за «антисоветскую агитацию» в 1949 году (отсидел несколько лет, потом реабилитирован).
Мой однокурсник (того курса, на котором я учился после армии) Дмитрий Быков ценил его довольно высоко. Тексты позднего Давыдова Быков характеризовал так: «литая фраза, никакой стилизации, живейший, напряжённейший диалог, безупречные лейтмотивы, ни единого вкусового провала».
Увы, в реальной жизни Давыдов слишком далеко зашёл: поддержал расстрел «Белого дома» (Верховного Совета России) в 1993 году.
В свой парламент ради любых идей/целей стрелять категорически нельзя никому, тем паче президенту страны. И одобрять такое постыдно. Заканчивается подобное всегда трагически/кроваво. И продолжается потом ох как долго!
Что называется, «всерьёз и надолго» (с). Помните, откуда цитата?
Не зря говорят, что «писатель и человек – разные люди».
***
Танюша сильно расстроилась, что мы остались вдвоём. Испугалась, наверное, но я её расслабил, успокоил: дескать, я безопасен. Она мне поверила/доверилась.
Почувствовала мою чистую светлую душу.
***
…Пошли к выходу из погоста вдвоём с Таней. Вдруг нагоним всю нашу дружную гурьбу?
Я повторил то, что услышал несколькими минутами ранее от добровольного провожатого: дескать это подворье/резиденция Алексия II, которое нынче стало Кирилловым.
Таня меня со всей женской уверенностью и убедительностью опровергла: дескать, всё не так, это то ли подворье, то ли резиденция старца Илии.
В тот момент я ещё не знал, кто такой Илия, но потом нашёл в источниках. Это какой-то очень знаменитый и почитаемый схиархимандрит, к которому народ раньше ездил в Оптину пустынь. Теперь все ездят к нему сюда, в Патриаршее подворье. Приёма посетителей старец не ведёт, не существует и расписаний его участия в богослужениях и встреч с ним. Но, как пишут, если по счастливой случайности застать Илию на богослужении, то по окончании можно взять у него благословение.
Неужели это «обитель» старца?
Однако после всех экскурсионных событий Всемирная паутина разъяснила, что «на территории Патриаршей резиденции находится ряд построек хозяйственной деятельности, в том числе Братский корпус». Он? Я разыскал этот снимок в инете…
Впрочем, не исключаю и того, что живёт Илия в Братском корпусе (функционального назначения этого здания я не нашёл).
***
При Переделкинском кладбище есть ещё и такой Храм.
Я снял его как-то не очень удачно. Из-за ограды самого погоста, когда мы с Таней возвращались обратно.
Это Церковь Воскресения Христова.
Кирпичный одноглавый храм в древнерусском стиле, как я понял, относительно недавно достроен.
«К углу квадратного в плане четверика с цокольным ярусом, фигурной кровлей, полукруглой апсидой и луковичной главой на массивном барабане примыкает асимметричная двухпролётная звонница» – так слегка коряво о нём сообщает несколько источников (друг у друга переписали то, что я теперь процитировал.
Другого текста у меня про этот Храм нет (а у вас здесь и сейчас нет другого писателя, в этом месте по-доброму улыбнёмся).
Продолжение следует.
Начало тут:
ЧАСТЬ 1
ЧАСТЬ 2
ЧАСТЬ 3
Когда месяц назад мы с Анечкой 
gizma7 были в Переделкино, среди прочих достопримечательностей посетили и местное кладбище:
На нем похоронено несколько известных писателей.
В первую очередь, Корней Иванович Чуковский, в жизни которого Переделкино играло очень большую роль:
А также – члены его семьи:
Почему эти могилки выглядят все так одинаково, можно только догадываться:
Вообще, кладбище здесь расположено уступами, поскольку находится на наклонной плоскости:
Красиво оформлено последнее пристанище поэта Виктора Бокова:
Напротив, чуть пониже, – Пастернак со своей семьей:
Все в одном месте, кроме одной могилки. Она – за пределами участка:
А на участке у Пастернака – свежая могила:
Евгений Борисович Пастернак, старший сын Бориса Пастернака от первого брака с художницей Евгенией Владимировной Лурье (той самой, чья могилка находится в стороне) умер 31 июля 2012 года, за полмесяца до нашего посещения кладбища:
Возле его могилы мы застали местных жителей, которые принесли цветы:
Они же и показали нам, что этот венок – от итальянской семьи первого издателя произведений Бориса Пастернака на Западе – Фельтринелли:
Этот человек стал расспрашивать нас, откуда мы приехали, и узнав, что я из Екатеринбурга, упомянул Бориса Рыжего. Вот, оказывается, чье имя представляет наш город в российской литературе…
А мы попрощались с Борисом Леонидовичем Пастернаком…
И пошли к поэту Арсению Тарковскому:
Там же, недалеко, покоится известный русский поэт, писатель, сценарист, режиссёр – Григорий Поженян:
А вот могилу поэта Роберта Рождественского мы искали долго:
Потому что она находится в самом низу, у забора, почти над речкой:
Оригинально у нее сделаны емкости для цветов:
В бетонные блоки вставлены обычные стеклянные бутылки, срезанные затем до уровня плиты.
Просто, красиво и даже как-то символично:
Дальше мы пошли к выходу, и по пути встретили еще несколько знакомых имен.
Международный гроссмейстер Ефим Геллер:
Русский поэт и правозащитник Александр Ткаченко:
Российский журналист и писатель Юрий Щекочихин:
Литературовед, писатель, публицист и общественный деятель Юрий Федорович Карякин:
Дальше – речка:
Переделкинский “Стикс”, несущий в небытие свои зеленые воды…
Переделкинское кладбище пользуется большей популярностью, чем переделкинские музеи. В том числе и у вандалов. Недавно осквернив могилу Пастернака, они снова напомнили о том, как изменилась жизнь в писательском поселке
Вопрос «Как пройти в библиотеку?» в Переделкине неактуален. Куда больше шансов быть спрошенным: «Как пройти к могиле Пастернака?» (случается, что с ударением на последний слог). Ответ: «Идите вдоль ограды, там увидите белый камень» — уже не вполне точный. Камень на могиле Пастернака почернел после того, как в начале ноября неизвестные вандалы подожгли пластиковые венки, сложив их в кучу вокруг памятника, а заодно сломали и побросали рядом кресты с трех соседних могил. Там же была обнаружена сожженная тыква, в результате чего появились минимум четыре версии случившегося: сатанисты, любители Хэллоуина, поклонники «Русского марша» или просто местные хулиганы. Ни подозреваемых, ни задержанных пока нет.
Корреспондент «Огонька» попыталась выяснить, можно ли защитить хоть каких-то постоянных обитателей Переделкина — если не живых, на которых давно покушаются строители коттеджей, то хотя бы мертвых.
ПИСАТЕЛИ — ПОЛЯРНИКАМ
— Да-да, обязательно поговорите с заведующим кладбищем! Очень полезное знакомство… — напутствовали корреспондента переделкинские жители, попросившие не называть фамилий. Они же рассказывали про прошлую заведующую, легендарную Марью Егоровну, которая «рулила» кладбищем чуть ли не полвека, а четыре года назад умерла.
Нынешний заведующий переделкинским кладбищем, подразделением МУП «Видновская ритуально-похоронная служба», Илья Давыдович Гогадзе с виду похож на Роберта де Ниро в фильме «Однажды в Америке». Довершая образ, к интервью он приступил со словами, сопровожденными обаятельной улыбкой: «Будете задавать слишком много вопросов — застрелю».
Поэтому корреспондент спросила только, что он собирается делать с вверенными ему могилами в связи с недавним происшествием.
— Никто ничего не сделает, пока гром не грянет, — уверенно ответил директор.
— Разве еще не грянул?
— Нет. Вот если могилу у входа осквернят…
Прямо у центрального входа на переделкинское кладбище, давно закрытое для захоронений, располагается совсем свежая… даже не могила, cкорее, небольшой мемориальный комплекс, где похоронен некто Захар Иванович Акопов, 1928 года рождения. Знакомые с проблематикой источники оценили стоимость получения разрешения на такую могилу в 20 тысяч условных американских единиц, не считая накладных расходов.
— Кто он? — уже рискуя, видимо, жизнью, спрашиваю у директора.
— Покойник, — отвечает.
— Ну он писатель?
— Покойник.
Есть, однако, поисковая система Яндекс, разговорить которую чуть легче, чем заведующего переделкинским кладбищем. Если Яндекс не путает, то Захар Иванович Акопов действительно не чужд печатному слову — будучи членом Союза журналистов России, он редактировал газету «Вестник Водоканала» (оба слова с большой), а до этого являлся директором этого самого Водоканала в городе Ростове-на-Дону. И даты жизни совпадают. Впрочем, окружение у него в любом случае достойное. Чуть дальше в глубь кладбища похоронены родители почетного полярника России, председателя попечительского совета фонда «Участие», кавалера множества орденов Русской православной церкви Сергея Анатольевича Михайлова — который обижен на известность под именем Михась.
А всего на закрытом кладбище происходит около полутора сотен захоронений в год.
Поэт анфас и в профиль
Доступ ко всем могилам — а помимо перечисленных персонажей здесь похоронены Корней Чуковский, Арсений Тарковский, Юрий Давыдов, Юрий Щекочихин, Георгий Владимов… — свободный: на кладбище можно попасть не только через центральный вход, но и со стороны реки, где нет даже забора. В штате у Ильи Гогадзе два сотрудника, сторожа среди них нет. Камер слежения и даже просто освещения — тоже нет. Несколько лет назад спилили 30 опасных деревьев со стороны шоссе (то ли чтобы могилы сберечь, то ли чтобы кортеж патриарха Алексия II, у которого в Переделкине резиденция, случайно не повредить) — вот и все благоустройство знаменитого на всю страну мемориального места.
Памятнику на пастернаковской могиле, над которым трудилась известный скульптор Сара Лебедева, вообще не везет, хотя первый камень и простоял почти 40 лет. Сделанный из белоснежного, но слишком мягкого известняка, он потемнел от времени и многочисленных зажигаемых рядом свечей. Плюс надписи и рисунки: одни рисовали на камне крест, другие — шестиконечные звезды. Когда в 2000 году его решено было заменить на новый, старый памятник не выкинули, а отдали в Третьяковку — прямо так, со всеми надписями. Новый, точно такой же, сделал ученик Сары Лебедевой, добавив с тыльной стороны как будто «прорисованный» в известняке крест — чтобы меньше было соблазна у почитателей. А их количество со временем не уменьшается, и «все первым делом идут на кладбище, а не в музей», говорит явно знакомая с вопросом директор дома-музея Наталья Пастернак, невестка поэта.
Это она первой вызвала милицию, обнаружив оскверненный памятник. У Натальи Анисимовны свои отношения не только с творчеством Пастернака, но и собственно с памятником, на котором горельефом изображен портрет родственника:
— Он иногда поворачивается лицом к людям, а иногда его совсем не видно — просто белый лист. Это символизирует мятущуюся душу поэта. Еще я с ним советуюсь, загадываю, когда нужно принять какое-то решение. Если он анфас ко мне повернулся — значит одобряет. А если в профиль — значит надо еще подумать.
Известняковый Пастернак наверняка поворачивался анфас, когда приезжавший в Москву Квентин Тарантино срывал полевой цветок с его могилы, чтобы увезти с собой. Вероятно, он был обращен к миру в профиль, когда делегация из Индии, обнаружив в музее портрет Джавахарлала Неру вместе с Альбером Камю — двоих ходатаев за нобелевского лауреата Пастернака Б Л. перед Хрущевым Н С., — напрочь забыла про автора «Доктор Живаго» и принялась снимать фотографию земляка. И трудно даже предположить, куда смотрит поэт с памятника большую часть времени, глядя на застраиваемое коттеджами поле перед его домом, воспетое в стихах. История была долгой и громкой, но закончилась ожидаемо: после того как двух директоров совхоза «Московский», которому принадлежит поле, застрелили, третий согласился выдать разрешение на застройку, которая идет полным ходом.
Изгнание духов
«Как обещало, не обманывая,
Проникло солнце утром рано
Косою полосой шафрановою
От занавеси до дивана…
И вы прошли сквозь мелкий, нищенский,
Нагой, трепещущий ольшанник
В имбирно-красный лес кладбищенский,
Горевший, как печатный пряник…»
Писательница Алла Латынина, соседка пастернаковского дома-музея (ее дача расположена сразу за ним), читает Пастернака, как археологи Библию — с ориентированием на местности. И когда местность меняется на глазах, ее это огорчает ничуть не меньше, чем хозяйку дома-музея.
— Переделкинская аура уже ушла, — констатирует она вполне безнадежно, правда, добавляя: — Но еще живы люди, которые помнят, что она была. В этом доме жил Всеволод Иванов, мы очень близко общались и с ним, и с его женой Тамарой Владимировной. Она давно умерла, но, когда однажды мы собрались срубить клен под окном, кто-то из домашних спросил: «А Тамара Владимировна не будет возражать?..» Конечно, она тут ходит среди нас, я вижу перед глазами ее кресло, где она сидит с рукописями. А у следующего поколения уже не будет ощущения, что здесь живут переделкинские духи.
Про Сергея Агапова, директора дома-музея Чуковского, говорят, что это единственный в Переделкине человек, который всегда улыбается — «потому что ему Бог велел, ведь уныние — это грех». Одновременно Сергей Васильевич — единственный из собеседников корреспондента «Огонька», у которого происходящее в Переделкине не вызывает неприятия:
— От меня, видимо, все время хотят услышать, как это ужасно, что скупаются участки вокруг и в самом Переделкине и богатые люди строят здесь дачи. А по-моему, ничего страшного нет. Благодаря этим людям в Переделкине вновь появились дети. И их родители — по крайней мере, те, кого я знаю, — это вполне интеллигентные люди, они приходят в наш музей и приводят детей в библиотеку, которую построил Корней Чуковский.
В том, что Московская патриархия собирается построить рядом с кладбищем скотный двор, Сергей Васильевич тоже не видит большой опасности для памяти писателей, в доказательство цитируя… конечно, тоже Пастернака:
— Чем коровы могут повредить мертвым? На этом месте раньше ведь была деревня, и когда мы ходили на кладбище, особенно зимой, со стороны коровников шел неповторимый запах, который городские люди уже не знают: запах навоза и тепла, которое идет от животных. Это жизнь. И навоз — это жизнь. Пастернак писал: «И всего живитель и виновник, пахнет свежим воздухом навоз…» Когда ты идешь мимо кладбища и с одной стороны на тебя дышит жизнь, никакого оскорбления для мертвых нет, а есть самое настоящее то, что происходит на земле — есть смерть и жизнь рядом.
Сергей Васильевич напоминает и о том, о чем писатели предпочитают не вспоминать: первые переделкинские дачи были построены на месте деревенского кладбища и местные жители еще долго стучались в калитки писателей, прося разрешения навестить могилки. Так что уважение к памяти мертвых — уже довольно давно не наша национальная черта.
Впрочем, на вандалов, осквернивших памятник Пастернака, благодушие Сергея Васильевича нисколько не распространяется. Но он сильно сомневается в том, что сторож или охрана могут помочь делу:
— Город подступил совсем рядом к Переделкину. С тех пор, как по другую сторону шоссе построили новый микрорайон, случаи вандализма на кладбище участились. Это рвань, пьяная рвань. Но это наши дети, это мы их вырастили. И что теперь, поставить автоматчиков на могиле? Абсурд.
С ним скорее согласна, чем нет, Алла Латынина:
— Осквернение памятника Пастернаку — это национальный позор. А национальный позор не смывают установкой фонарей. Его осознают и переживают — если осознают и если переживают.
И все обитатели Переделкина согласны в одном: прежнего писательского поселка, где дачники ходили друг к другу в гости прочесть новый стих или отрывок из романа, в этом месте уже никогда больше не будет.
Мы разговариваем с еще одной соседкой пастернаковского музея Аллой Рахманиной, вдовой писателя Бориса Рахманина. Через какое-то время всплывает очевидная метафора — «Вишневый сад».
— А вам, — спрашиваю, — в «Вишневом саде» кто симпатичен? Раневскую ведь не жалко, правда?
— Не жалко, — соглашается Алла Ефимовна. — Жалеть ее не за что… Но все равно всегда жалко слабых. А жалости в Переделкине и не осталось. Это стало безжалостное место.
