Как найти осужденного человека в украине

Как можно узнать где находится человек который из колонии пошел воевать на Украину. Нужно решить бумажные вопросы с ним.

Вопрос от 13.02.2023, 10:10

Бумажные вопросы с ним решить, пока у вас не получится.

Спросить

Похожие вопросы

Уже несколько месяцев идет специальная военная операция на Украине. В это же время ЧВК «Вагнер» приезжает в разные исправительные учреждения по всей России. Первый признак того, что на режимный объект приезжают частные военные компании, — отключение связи и запрет на свидания, судя по рассказам родственников заключенных. ЧВК приезжает в колонии, чтобы предложить осужденным службу в зоне СВО, взамен пообещав свободу в виде помилования и большие деньги.

Редакция MSK1.RU ежедневно получает запросы от жен, сестер и матерей осужденных. Женщины отчаянно пытаются отыскать своих пропавших родственников среди бойцов так называемого оркестра Пригожина.

Вербовка — это уголовное преступление (статья 359 УК РФ), которое наказывается лишением свободы на срок от 4 до 8 лет, а участие в вооруженном конфликте в качестве наемника — лишением свободы от 3 до 7 лет.

Младший сын Галины Андрей был осужден в 2021 году на срок год и десять месяцев за неуплату алиментов бывшей жене, а позднее к этому добавился эпизод с кражей. Родные не могут с ним связаться больше двух месяцев. Они уверены, что близкий человек долгое время находится «за ленточкой» (так говорят военные о тех, кто находится в зоне СВО. — Прим. ред.).

Женщина живет в поселке под городом Кузнецком. У них нет даже интернета, поэтому чтобы дозвониться до редакции и найти номер, она пошла к соседям.

Редакция MSK1.RU направила официальный запрос в колонию ИК-5 города Кузнецка Пензенской области, где отбывал наказание Андрей Шештанов.

Последний раз Андрей позвонил в конце октября. По словам матери, он говорил четко и уверенно. Тем не менее Галина поняла, что в комнате, откуда звонил сын, был кто-то еще.

— Последний раз мы говорили 19 октября. Он не боялся, у него не дрожал голос. Сын позвонил и сказал: «Мам, ты не пугайся. У меня всё хорошо». Я говорю ему: «Конечно, я переживаю за тебя». Я поняла, что кто-то стоял с ним сзади или рядом. Он точно несвободно звонил. Не помню, был московский или питерский номер, но точно не тот, с которого он звонил с зоны. У меня номер колонии записан в телефоне как «Андрюша», — вспоминает последний разговор с сыном мать осужденного.

— Обычно он звонил два раза в неделю. А тут с 19 октября нет никакой весточки, вообще ничего. Звонки прекратились. С этого момента я начала очень переживать, — добавила женщина.

Галина не понимает, почему ее сын согласился на службу в ЧВК «Вагнер», ведь совсем скоро он должен был выйти на свободу. К тому же на воле у него оставался несовершеннолетний ребенок.

— Ему всего десять месяцев нужно было отсидеть. Год уже прошел. У него остался 11-летний ребенок и бывшая жена. С 2,5 года он не видел отца. Мы ничего о нем не знаем уже долгое время. Его супруга после того, как Андрея осудили, запретила нам общаться. Мы тяжело пережили тот период. Они разошлись из-за того, что сын выпивал. На этом всё между ними и кончилось, — рассказала о трудных отношениях с бывшей невесткой Галина.

— Может быть, говорил что-то о спецоперации?

— Нет-нет, — начала отнекиваться пожилая женщина. — Никогда разговоров об этом не было. Он только спрашивал у нас: «Как дела?». Я ему сказала в последний раз: «Знаю, что ты там». Он ничего не ответил. Видимо, нельзя было. Тогда я сказала: «У нас холодно уже». На что он ответил: «А вот у нас тепло». Понятно, что там [в зоне СВО] температура выше, — поделилась предположениями мать осужденного.

Несмотря на то, что Андрей точно не сказал, где находится, Галина продолжила расспрашивать сына, пытаясь добиться хоть какой-то информации.

— Когда мы разговаривали, я задала ему вопрос: «Андрюш, а зачем?». Он ответил: «Надо, мама, надо». Несколько раз сказал так. Думаю, что пошел из-за того, что у него задолженность по алиментам больше 800 тысяч бывшей жене. Ему там [в колонии], видимо, пообещали, что спишут все долги. Андрей уверенно сказал: «Мам, я заработаю и приду», — объяснила выбор сына Галина.

Женщина говорит, после того, как сын пропал со связи, ее здоровье заметно ухудшилось.

— Отец его уже смирился, — с грустью в голосе сказала Галина. — А я всё никак не могу успокоиться. Мне из-за невроза и всей этой ситуации пришлось даже уйти с работы, — поделилась с нами переживаниями мать осужденного.

По словам Галины, ее младший сын был проблемным. По факту являлся безработным, часто выпивал. Несмотря на это, был добродушным и милым парнем.

— Ребенок проблемный, скажем так. Постоянно что-то где-то. Шабашил, иногда работал. Постоянно выпивал. Из-за этого и развелся с женой. Так, чтоб постоянно работать, — нет. Даже в 31 год он не смог себя дисциплинировать. Проблемы у нас с ним постоянно были, — поделилась с нами женщина. — Он не мог работать с 9 до 6. Вот такой ребенок у нас. Он жизнерадостный, со всеми поздоровается. Андрей и мимо котенка или брошенной собачки не пройдет, — рассказала о своем сыне Галина.

Ранее редакция MSK1.RU делала большой разбор о том, как осужденные попадают в ЧВК «Вагнер», сколько они зарабатывают на службе в зоне СВО, а также о том, есть ли шансы оттуда выбраться. Кроме этого, рассказывали о том, какую цену платят заключенные, которые попадают в частные военные компании.

Сотни заключенных из разных колоний Ростовской области отправились на Украину, когда им предложили кровью смыть свои грехи. Вербовщики не скрывали: большинство отправят в штурмовые отряды. Но пообещали платить от 100 тысяч рублей в месяц, а главное — через полгода отпустить на волю. Корреспондент 161.RU Ирина Бабичева рассказывает, как родственники заключенных пытались — успешно и безуспешно — помешать их отправке на передовую.

Серый пыльный бетонный забор, под колючей проволокой — черная плесень. Через один-два блока будто набиты трафаретные граффити-татуировки: «Охраняемая режимная территория» и «Ведется видеонаблюдение». Из-за забора выглядывает голубой церковный купол с крестом.

Храм — самая светлая постройка в ИК-5 города Константиновска. Беленькая, аккуратная, с арочными окнами и дверью. Позади нее — серый трехэтажный корпус колонии, а перед церковью — плац. В конце августа там построили заключенных и предложили поехать в зону боевых действий на Украине. Штурмовиками. Присутствовал при том разговоре и Дмитрий Мащенко, который отбывает в ИК-5 наказание за попытку сбыта наркотиков.

Константиновск находится в центре Ростовской области, там живут примерно 16 тысяч человек. ИК-5 стоит на краю города, это колония строгого режима лимитом 610 человек.

Вербовщики прилетели туда 30 августа на вертолете и представились сотрудниками ЧВК Вагнера. Возглавлял делегацию человек, как говорится, очень похожий на бизнесмена Евгения Пригожина. Этим именем он и представился заключенным.

Евгения Пригожина называют спонсором частной военной компании, участвовавшей в боях в Сирии, Донбассе и других горячих точках. Бизнесмен и его представители годами категорически отрицали любую информацию об этом. При этом 26 сентября 2022 года Пригожин признал, что создал «БТГ «Вагнер»», члены которой были в Сирии и Африке.

Назвавшийся Евгением Пригожиным мужчина кратко обрисовал цель визита: дать заключенным шанс начать новую жизнь, смыть судимость кровью. Он сообщил, что России нужны люди, которые будут участвовать в боях на Украине. Упомянул, что погибнут примерно 10–15% бойцов, еще 15–20% получат ранения.

— Те, кто приезжает и в первый день говорит: «Куда-то я не туда попал» — мы делаем отметку «дезертир», и после этого следует расстрел. <…> У вас есть кто-нибудь, кто может вас с десяткой срока из зоны вытащить? Есть двое, кто вытаскивает: это Аллах и Бог в деревянном ящике. Я вас живыми забираю. Но не всегда живыми возвращаю, — говорит похожий на Пригожина человек на широко распространившемся видео из ИК-6 в Республике Марий Эл.

По словам заключенных из разных колоний Ростовской области, содержание той речи практически идентично тому, что они слышали при вербовке в своих учреждениях.

Как и в марийской ИК, в Константиновске вербовщик предупредил, что за мародерство, дезертирство, попытку сдачи в плен и изнасилования будут расстреливать на месте. Но пообещал платить от 100 тысяч рублей в месяц, а через полгода посулил помилование и возможность вернуться домой.

После стендапа похожего на Пригожина человека его команда начала составлять списки готовых отправиться на передовую. Дмитрий Мащенко записался. У него спросили размер одежды, обуви и дали расписку о неразглашении, куда надо было вписать свою фамилию, инициалы, поставить дату и подпись. Ему запретили рассказывать, что он когда-либо был судим и вообще находился в колонии № 5. Вместе с этим заключенные писали прошения о помиловании президенту России.

Сам контракт, как им сказали, заключат на учениях.

На следующий день Дмитрий позвонил родителям. Те сказали, что это решение мужчины и его нужно уважать. Потом Мащенко позвонил жене. Ожидал, что Ирина тоже поддержит. Сказал: «Я делаю это только ради вас. Чтобы поскорее быть дома, помогать материально. Чтобы не вы мне помогали, а я вам». Но Ирина высказалась категорически против и пригрозила пожаловаться в прокуратуру. Супруги поссорились.

— Он ругался со мной: «Дай мне этот шанс освободиться раньше, дай мне этот чертов шанс стать назад мужиком! Я сейчас себя им не чувствую!» — вспоминает в разговоре со мной Ирина Мащенко. <…> — Из нас никто не стесняется, [что он сидит]. Мы его любим! Нам не нужен какой-то солдат или уж тем более солдат, который придет домой в мешке. <…> Он кричал: «Если ты сейчас начнешь куда-то звонить, я с тобой разведусь, ты меня никогда не услышишь». Это было тяжело слышать. Взвесила: уйдет туда или разведемся. Лучше мы разведемся, но он туда не пойдет!

Она вспоминает свадьбу: поженились спустя девять лет отношений, из которых пять Дмитрий провел в колонии. Расписались в этом январе, когда стало труднее добиваться свиданий. Она взяла его фамилию. У супругов пара одинаковых свадебных снимков, где они стоят в обнимку, держат свидетельство о заключении брака и улыбаются. Фото замыленные, блеклые. Их щелкнули на смартфон со слабенькой камерой — какой был у сотрудника ГУФСИН. Телефон Ирины отобрали на входе в колонию, и она шутит: дали специального свадебного фотографа.

— Только расписались, он меня обнимает, [сотрудник ГУФСИН] влазит между нами: «Отцепитесь, граждане осужденные!» Я к нему поворачиваюсь: «Я не осужденная. Вы почему себя так ведете? Вас что, никто не обнимает?»

После ссоры 31 августа супруги быстро помирились, но Ирина скрыла от мужа, что написала заявление в ГУФСИН, обращалась в прокуратуру по надзору за исправительными учреждениями и просто в прокуратуру Ростовской области.

— Я писала заявление в [приемную ГУФСИН по Ростовской области], что такие вещи происходят и я прошу остановить этот беспредел. На меня просто смотрели как на дуру. В плане: «Девушка, где вы этого начитались, где вы это услышали? У нас нет такой информации». Я говорю: «Я вам даю эту информацию, приехала, даю вам свой паспорт, даю документы, что мой муж конкретно там находится. Проверяйте эту информацию!» Дежурный ГУФСИН говорит: «Это такая ерунда, вы что говорите?» Я даже чуть ли не засомневалась: «Может быть, я не в себе?» — вспоминает она.

Параллельно Ирина продолжала звонить мужу в колонию и отговаривать. Дмитрий поддался уговорам утром 6 сентября, около семи часов.

В то время в колонии царила суета: отъезжающие подписывали бумаги и собирали вещи. Их вот-вот должны были увозить. Люди прощались. Радовались. Беспокоились. Между собой они называли это «этапом», как будто их везли просто в другую колонию. Дмитрий сказал сотрудникам ГУФСИН, что передумал и хочет написать отказ. Ему ответили: «Подожди, мы заняты».

— Тянули время, — уверена Ирина. — Время подходило, муж уже сам запереживал, постоянно звонил из отряда: «Когда меня вызовут? Дайте мне написать заявление, дайте написать отказ». — «Подожди». Ну как подожди, когда с часу на час будет этап? Я стала звонить опять в ГУФСИН по Ростовской области, в приемную.

Она признается, что ругалась, даже переходила на личности и материлась. Ездила и к начальнику колонии Максиму Чередникову. По словам Ирины, тот был настроен как никогда враждебно: сразу заявил, что не обязан с ней разговаривать. Ирина бросила на его стол папку с копиями обращений, сказала, что у нее приняли заявления о том, что в колонии набирают заключенных для отправки на Украину. Чередников предположил, что ее муж или «бухой был», или «на солнце перегрелся». По словам Ирины, Чередников спросил: «Ты вообще понимаешь, что не имеешь права за него решать?»

— Я говорю: «Вообще-то мы на ты не переходили. Я пока с вами на вы. Запомните: мужа лучше оставьте в покое. Хотите героев — отправляйте туда своих детей, пускай они гибнут как герои. Мужа оставьте в покое. Не дай бог, он ступит за пределы». И он прекрасно знал, что я везде пойду [жаловаться]. Расчет был на то, что мы все поддержим мужа и не будем дергаться, — считает Мащенко.

Пресс-служба ГУФСИН по Ростовской области не отвечает на редакционные запросы, звонки и сообщения корреспондентов 161.RU три недели. В ИК-5 сообщили, что не могут связать с начальником колонии, потому что тот на совещании.

Ирина позвонила в прокуратуру по надзору за исправительными учреждениями. Расплакалась. Сказала, что мужу не дают написать отказ от отправки на Украину. В ведомстве ей ответили, что не занимаются этими вопросами, и посоветовали найти номер ГУФСИН по Ростовской области в интернете и позвонить туда. Этот разговор записан на телефон Ирины, аудиозапись есть в редакции 161.RU.

В разговоре, как говорит Ирина, с дежурным областного ГУФСИН она плакала. Говорила, что люди фактически сидят на сумках, что заключенные звонят и прощаются с близкими по видеосвязи, что ее мужу не дают написать отказ. Всё натыкалось на «у нас нет таких данных». Эту фразу дежурный сказал ей семь раз.

Под конец разговора Ирина попросила зафиксировать обращение и назвать ей КУСП — номер заявления о преступлении, зарегистрированного в специальном журнале. Дежурный этого не сделал. Разговор с ним перебил звонок мужа. Ирина переключилась. Дмитрий сказал, что его заявление приняли и «сняли с этапа».

— А что у тебя с голосом? — спросила она.

— Через себя перешагнул.

— Ты дальше поймешь, что сделал правильно.

— Да [ничего] я правильного не сделал.

В пресс-службе ГУ ФСИН по Ростовской области редакции в ответ на вопрос о вербовке заключенных и визите Пригожина заявили, что «информация не соответствует действительности». Ответов на любые другие вопросы не последовало.

Ночью 7 сентября из константиновской колонии вывели 65 человек, говорит Ирина. Она уверена: мужу позволили «соскочить», только потому что она подняла шум. Ирина решила проверить поутру, точно ли муж остался в колонии. За те пять лет, что Дмитрий сидит, она привыкла звонить дежурным в ИК и спрашивать, как муж, если тот не выходит на связь сам. И дежурная ей ответила, что Мащенко остался в колонии.

— Дежурные знают, что я могу позвонить, и мне нормально, приветливо отвечают. Уже знают меня, и звоню не в первый раз, и приезжаю не в первый раз. Что-то нужно было в колонию — вплоть до рыбок аквариумных, всё через дежурного передавала, покупала, привозила, — говорит она.

В комнате длительных свиданий ИК-5 установлен аквариум. Когда Ирина приехала сюда в первый раз, работник КДС — заключенный — намекнул ей: «Эх, вот бы рыбок купить». Она пропустила это мимо ушей. После встречи с Дмитрием вновь проходила аквариум. Засмотрелась на мелких рыбок, постучала по стеклу пальцем. Сотрудник ГУФСИН тут же отреагировал: «Туда бы рыбок других, красивей да подороже». Ирина повернулась к нему, сказала, что сама не из этого города и не знает, где их купить. Ей написали адрес нужного магазина на листочке и отправили за рыбками.

Дежурный рыбок принял, спросил: «А дорого ли?» Ирина рассмеялась, не зная, куда деваться: «Ничего не жалко для вас, на здоровье!»

«23.08.2022 убыл в ГУФСИН России по Ростовской области на основании персонального указания ФСИН России», — говорится в ответе управления ФСИН по Тверской области, которое подписал замначальника Родион Садов. Копию документа в редакцию 161.RU передала мать заключенного Сергея Трифонова.

По ее просьбе мы изменили его имя. Саму женщину в этом тексте назовем Мариной.

Сергей отбывал наказание в ИК-1 города Твери. Он сел в 18 лет, не успев отслужить в армии. ИК-1 была на виду: тут отбывал наказание экс-министр экономики Алексей Улюкаев, который даже выдавал Сергею книги в местной библиотеке. Там же сидит экс-мэр города Кимры Тверской области Максим Литвинов — его осудили на 10 лет за получение взятки.

О том, что в колонию прилетали вербовщики и Сергей собирается ехать на Украину, Марина узнала от младшего сына. Тут же стала писать Сергею на личный телефон: «Одумайся, что ты делаешь, зачем тебе это надо?»

— А он мне пишет: «Мам, я уже устал здесь за эти 14 лет. Я в жизни ничего не сделал». «А так, — говорю, — ты лучше сделаешь?» Мы с ним поругались на этой почве. Он мне долго не звонил. А потом я ему писала на Ватсап: «Как дела, какие новости?»

22 августа Сергей сказал матери, что в колонии заклеивают камеры. Предположил, что их заберут ночью. Еще сказал, что в колонии записались больше трехсот человек, но полиграф прошли только 104 — их и должны были увезти на двухнедельные учения, а затем — на Украину. Утром 23-го Марине пришло сообщение от другого заключенного в отряде: ей сообщили, что Сергей уехал.

В последний день лета сын позвонил ей сам. Сказал, что у него всё хорошо, и попросил продиктовать ее паспортные данные. Записал и сообщил, что она будет получать его зарплату. После разговор резко оборвался. Марина уверена, что у сына отобрали телефон.

— Они не понимают, что дети дороже любых денег, — плачет она. — [Полагается], конечно, думать о хорошем, весь негатив мы сами к себе притягиваем. Но уж лучше думать о плохом, сразу быть настроенным. Чтобы легче потом. Радость — это всегда радость.

С отцом Сергея Марина разведена. Новость об отправке на Украину тот воспринял положительно: сказал, что гордится своим сыном.

— Бывает, что осужденный от нас убывает в другие регионы в целях личной безопасности, — сказала сотрудница ИК-1 Трифоновой на личном приеме. Запись разговора есть в редакции 161.RU.

— Ну а смысл? Он 14 лет здесь отсидел. Мне из Торжка (Марина живет в городе Торжок Тверской области, до колонии ей ехать около часа. — Прим. ред.) легче приехать сюда, в Тверь, чем ехать к нему на свидание в Ростовскую область.

— Это указание ФСИН России. Мы исполняем указания вышестоящего органа. Это не я своей рукой, своей волей, — ответила сотрудница.

Пресс-служба ГУФСИН по Ростовской области три недели игнорирует редакционный запрос 161.RU с вопросом, в какую колонию этапировали Сергея. Его маме тоже не приходило письмо от ГУФСИН по Ростовской области, хотя по закону учреждение, куда этапировали заключенного, обязано в течение 10 дней проинформировать об этом родственников.

Зато Марине звонила некая женщина, заявившая, что за зарплатой сына надо будет приехать в Москву. Пообещала, что ближе к нужной дате ей позвонит бухгалтер и скажет, когда и куда ехать.

— Ладно я здесь рядышком — собралась и приехала [к колонии, где должен находиться сын], — рассуждает Марина в разговоре с корреспондентом 161.RU. — А люди же едут бог знает откуда! Когда приезжала к сыну на свидание, разговорилась с одной женщиной, она говорит: «Мы приезжаем раз в год, потому что очень далеко ехать. На дорогу уходит 25 тысяч на двоих, вместе с мужем». Она, допустим, не знает, что ее сына увезли. Такие деньги потратила на дорогу, плюс на передачку. Приедет, забор поцелует и ей скажут: «А нету вашего сына».

16 сентября Марине позвонили с незнакомого номера. Говорил Сергей. Признался, что много хочет ей рассказать, но нельзя. Попросил, чтобы не переживала и не плакала. Заверил, что с ним всё нормально, а где он, не уточнил, но Марина поняла, что в России его нет, потому что звонил Сергей с украинской сим-карты.

Опрошенные корреспондентом 161.RU правозащитники и обратившиеся в редакцию родственники заключенных из других регионов России называют одну и ту же колонию в Ростовской области, куда «этапируют» осужденных, согласившихся на вербовку. Мы не называем ее номер из соображений безопасности самой колонии.

В редакции есть копия ответа из ИК-5 УФСИН России по Тульской области, где указано, что 28 августа заключенный убыл в эту колонию. Но пресс-служба ГУФСИН по Ростовской области в марте отчиталась, что она официально находится на капитальном ремонте, поэтому из нее вывезли заключенных. О возобновлении работы колонии не сообщалось. На запрос редакции 161.RU о том, что происходит в этой ИК сейчас, ГУФСИН не ответило.

— [Пригожин] приезжает не один, с ним целая команда, которая сразу же обмеряет [заключенного], сразу заполняет анкеты. Народ идет не только за зарплатой в 100 тысяч, но и за возможностью через полгода, если претензий нет, получить амнистию, — утверждает источник в ОНК.

26 сентября группа компаний «Конкорд», представляющая интересы Евгения Пригожина, опубликовала его признание в создании ЧВК Вагнера. При этом предприниматель использовал аббревиатуру БТГ, то есть, вероятно, «батальонная тактическая группа». ЧВК, как и наемничество, остаются вне закона. Бизнесмен сообщил, что еще в 2014 году ездил на полигоны, где собирались казаки, и «пытался сорить деньгами», чтобы набрать группу, которая «защитит русских в Донбассе».

«Очень быстро понял, что среди всех этих «казачков» и других военизированных товарищей — половина мошенников, а половина тех, кто брал деньги, нанимал добровольцев и отправлял их голыми-босыми на реальную смерть. Тогда я полетел на один из полигонов и занялся этим сам. Сам почистил старое оружие, сам разобрался с бронежилетами и нашел специалистов, которые смогли мне в этом помочь. С этого момента, 1 мая 2014 года, и родилась группа патриотов, которая впоследствии приобрела название БТГ «Вагнер»», — написал Пригожин.

При этом, когда в начале сентября редакция 161.RU запросила комментарий группы компаний «Конкорд» о том, действительно ли Пригожин посещал колонии Ростовской области, там ответили: «Направляем комментарий Евгения Викторовича: «Любопытному на рынке прищемили нос в корзинке. Направьте свое обращение в УФСИН официально. И, как говорится, не суйте свой нос туда, куда собака свой *** не сует!»»

Появившийся чуть позже видеоролик, где похожий на Евгения Пригожина человек вербует заключенных для отправки на Украину, в компании позже прокомментировали так: «Действительно, мы можем подтвердить, что человек на видео чудовищно похож на Евгения Викторовича. Судя по его риторике, он каким-то образом занимается вопросами реализации задач спецоперации, и, похоже, у него это успешно получается. Кроме этого, <…> у человека на видео очень хорошо поставлена речь, так же как и у Евгения Викторовича. И человек, похожий на Евгения Викторовича, очень доходчиво объясняет простому народу простые понятные вещи».

В итоге 26 сентября появилось откровение Пригожина.

Уполномоченный по правам человека в Ростовской области Анатолий Харьковский сообщил, что не посещал колонии в связи с новостями о вербовке заключенных. К нему обращалась супруга одного из осужденных с вопросом, где находится ее муж. Харьковский отправил ее письмо в ГУФСИН по Ростовской области.

— Это не ко мне вопрос. Мы занимаемся в том случае, если нарушаются права. А кто куда поехал, где он — на Украине, куда-то звонит, не звонит — я при каких тут делах? [Я могу] только смотреть за условиями содержания в местах лишения свободы, — сказал Харьковский корреспонденту 161.RU.

Завербованные проходят полиграф, говорят правозащитники и заключенные, с которыми общался корреспондент 161.RU. Директор и основатель фонда «Русь сидящая»* Ольга Романова («Русь сидящая» — проект Благотворительного фонда помощи осужденным и их семьям, это НКО объявлено в России иностранным агентом — прим. ред.) рассказывает, что при прохождении полиграфа у осужденных спрашивают об отношении к Украине и нет ли желания сдаться в случае угрозы для жизни.

— Тонкие [вопросы]: как вы относитесь к Украине, к специальной военной операции, есть ли родственники на Украине, каких они взглядов, фашист ли Зеленский. Потом смотрят на здоровье. Зарплата — 100 тысяч в месяц наличными. Можно написать заявление, чтобы получали родственники. 5 миллионов родственникам в случае гибели, помилование всем через полгода после участия в специальной военной операции. Еще обещают привезти на самолете мать или жену в случае совершения подвига, — говорит Романова.

— Абсолютно ничем это объяснить нельзя: это незаконно, — говорит юрист Юлия Федотова, комментируя происходившее в колониях. — Никаких вербовок заключенных ни на одном легальном основании быть не может. ЧВК Вагнера и все остальные попадают под статью Уголовного кодекса «Наемничество», которая предусматривает наказание вплоть до 20 лет лишения свободы.

По словам юриста, заключенных можно освободить при трех вариантах:

• амнистия. Для этого Госдума РФ должна издать указ об амнистии и назвать категорию граждан, которые под нее попадают. Например, в 2013 году амнистию объявили осужденным за экономические преступления, а также за превышение необходимой обороны;

• помилование. Этим правом обладает президент РФ. Акты помилования всегда имеют индивидуальный характер, то есть они принимаются точечно в отношении конкретного лица или нескольких определенных лиц. Механизма посмертного помилования в России не существует;

• замена наказания более мягким.

Федотова предполагает, что погибшие на Украине заключенные будут «по документам числиться погибшими в колонии от какого-нибудь несчастного случая».

— Само по себе отбывания наказания осужденным регламентировано уголовно-исполнительным кодексом, законом, массой подведомственных нормативных актов, — говорит адвокат Алексей Федяров, руководитель правового департамента благотворительного фонда «Русь сидящая». — Находиться вне колонии осужденный может исключительно в оговоренных законом случаях — например, для производства каких-либо следственных действий, во время этапирования из колонии в колонию.

Новости о вербовке заключенных и видеоролик с человеком, похожим на Пригожина, в колонии — это повод для проведения процессуальной проверки в исправительных учреждениях, считает Федяров.

— Вообще непонятно, как частное лицо проникает на территорию колонии и ведет какие-то беседы. Дело в другом: никто не задается [этим] вопросом во властных структурах, — говорит адвокат.

В «Руси сидящей» советуют писать заявления во все контрольно-надзорные органы. Кроме того, вооружиться диктофоном и звонить оперативному дежурному ГУФСИН, представиться, назвать Ф. И. О. и попросить на основании Приказа Минюста России от 11.07.2006 № 250 (ред. от 15.08.2016) «Об утверждении Инструкции о приеме, регистрации и проверке в учреждениях и органах Уголовно-исполнительной системы сообщений о преступлениях и происшествиях» зарегистрировать в книге учета сообщений о преступлениях устное заявление о совершаемом и готовящемся в таком-то исправительном учреждении тяжком преступлении.

Если дежурный отказывается, прямо спросить: «Простите, так вы отказываетесь регистрировать мое устное заявление о преступлении?»

Регистрация должна выглядеть так. Дежурный просит медленно, чтобы он успел записывать в журнал, продиктовать текст этого заявления, который начинается с «прошу привлечь к уголовной ответственности виновных должностных лиц, которые в настоящее время незаконно готовят к участию в военной операции осужденного такого-то в исправительной колонии такой-то». И далее — о том, что вам известно.

В конце регистрации заявления у дежурного нужно спросить номер, который он присвоил вашему зарегистрированному заявлению и Ф. И. О. самого дежурного.

После этого юристы фонда советуют через 15 минут позвонить по телефону дежурного уже в самом исправительном учреждении.

Дальше советуют сказать, что вы общались с дежурным ГУФСИН и теперь будете просить и его зарегистрировать ваше заявление, только уже в книге учета сообщений о преступлениях исправительной колонии. И всё то же самое по второму кругу.

…27 сентября Марина Трифонова сообщила корреспонденту 161.RU, что сын звонил ей снова. Сказал, что две недели провел в луганском госпитале, потому что получил осколочное ранение под Бахмутом Донецкой области. Прилетело в область ключицы. Друг Сергея подорвался на мине, но выжил. Его тоже лечили в Луганске и тоже уже забрали в отряд.

«Поговорила с его командиром, — пишет Марина. — Командир сказал, что примерно через два-три дня их отправят на передовую. Их хотели сразу забрать, но они стали ругаться, что у них еще ничего толком не зажило. Пока вот оставили. Очень страшно! Страшно ему, и этот страх чувствую я тоже. <…> Наши дети, братья, мужья — ничто. <…> Когда мы с ним разговаривали, работала ПВО. Было слышно, как там всё это работает. Сын сказал, что это их охраняют. А на передовой они будут отвлекать внимание на себя! Молюсь, чтоб остался живой. А самое страшное, что ничего не могу сделать».