Как порываев клад нашел

Запищало. И продолжало завывать и пищать, пока Порываев водил металлоискателем над кочкой. Начали копать. Вынутый ком земли покрутили над поисковой катушкой, оказалось – “пищал” бухарский дирхем. Так кладоискатели называют водочную пробку-кепочку.

Вдоль по деревне

– На каждый сигнал надо реагировать, – говорит Владимир Порываев. – А вдруг там золото?

Следующей находкой был медный женский крестик, утерянный лет 150 назад, рядом нашелся мужской, колечко с украшениями…

– А где люди жили, где ходили, там они и теряли, – говорит кладоискатель. – Мы же идем по деревенской улице.

Мы в чистом поле, за лесом поселок Теняково, невдалеке овраг с ручьем. Улица тут была лет 300 назад. Но наметанным глазом поисковик видит вокруг что-то такое, что ведет его, будто косой машущего прибором на длинной штанге, по странной траектории вверх по холму, за ним спешат рабочий с лопатой и оператор, снимающий находки для канала на YouTube. Металлоискатель снова завыл, и рабочий взялся за лопату…

В этот день разведка “Кладоискательской конторы Владимира Порываева” нашла на бывшей тропе у Тенякова и зафиксировала на видео фрагмент старинной упряжи, несколько советских монет полувековой давности, 4 крестика, в том числе фрагмент большого нательного креста XVI века, старинный поддужный колокольчик…

Перспективное место, – подытожил день глава экспедиции.Перспективное место, – подытожил день глава экспедиции. 

Золотая перчатка

Клады – основной источник дохода частного предприятия Владимира Порываева, а их поиск – основа производственной деятельности компании, в которой задействованы юрист, бухгалтер, менеджеры и другие обязательные участники всякого бизнеса.

“Кладоискательская контора” была зарегистрирована в 2003 г. и пока остается единственным предприятием в России, официально специализирующимся на ремесле Индианы Джонса. Оно тут поставлено на прочную профессиональную базу: у предприятия своя клиентура, заказчики, методики, торговые точки. Кладоискатели, многие из которых, как и сам Порываев, бывшие сотрудники спецслужб, специализируются каждый на своей теме: есть спецы по чердакам, по подводному поиску, по грунтовым работам. Денег, выручаемых от бизнеса, основанного на чистом фарте, хватает, чтобы платить налоги, зарплату, арендовать офисы и торговые помещения. Опыт показывает, что фарт можно организовать и упорядочить.

Во-первых, фирма ищет клады по заявкам. Человек хочет продать унаследованный дом с участком, но слышал, что там зарыто что-то ценное, бизнесмен купил особняк, подозревает, что в нем может быть клад. Дед осерчал на внуков, потерявших монетку, закопал всю коллекцию в огороде, а через неделю умер. Выросшие внуки вызвали через сайт специалистов – и под старой грушей нашлась перчатка с золотом. Если успех более чем вероятен, фирма договаривается о проценте, организует юридическую экспертизу, уточняя права собственности, оформляет договор. В эпизоде с перчаткой Порываев получил по договору 20%.

Пару раз за сезон специалисты выезжают и на поиски библиотеки Ивана Грозного, золота Наполеона или партии. Такие заказы чаще приходят осенью и весной, в сезон обострения у шизофреников. Тут тоже заключается договор, но уже с почасовой оплатой.

Зимой контора выполняет заказы по поиску смартфонов, ключей от джипов, выброшенных в запале ссоры обручальных колец. Занимается “городским старательством”: по словам Порываева, один подъезд московской пятиэтажки под снос – это 15 тысяч рублей дохода: в брошенных квартирах отыскиваются серебряные “хлебниковские” подсвечники, ювелирка, пользующийся спросом у дизайнеров советский винтаж…

И еще одна важная статья дохода – консалтинг. Хотите поискать счастье в земле русской – приходите в офис-магазин не просто купить металлоискатель (их ежесезонно продается около 200 в месяц), тут вас за ваши деньги “под ключ” экипируют, снабдят литературой, обучат технологии поиска и работе с прибором.

Так “контора” собирает на сезон, на, собственно, поиск кладов.

Как найти стоянку?

Владимир Порываев ищет клады с 6 лет, с тех пор, как нашел старинную монетку у ручья рядом с домом. Металлоискатель в его руках появился лет в 25, а к 30 он понял, что кладов в русской земле столько, что на них можно и делать бизнес, и отводить душу. 

Когда Порываев со товарищи выходит на охоту за кладами, он знает, где их искать. Всех секретов Владимир не раскрывает, но суть его системы в том, чтобы найти стоянку человека. Где люди жили – они не только теряли, но и прятали. Профессионалу, пришедшему на место в поисковом районе, знающему местную систему расселения, сразу открывается целый массив информации, он может по известным ему признакам найти жилье, пусть и стертое с лица земли века назад. Так, в крестьянском доме может найтись кубышка, специальная емкость для хранения денег, заменявшая русским людям в былые времена банковскую ячейку, домашний сейф. В нее клали поступающие доходы, из нее брали деньги, когда надо было выдавать дочь замуж. Хозяин закапывал кубышку в земляной пол там, где потом ему легко будет ее найти: в углу избы, справа от печи или в саду под большим деревом. Домашние часто не знали места, и потому случись что с мужиком – и его кубышка становилась кладом.

А в России за века много чего случалось с целыми семьями, деревнями, городами, потому в ней кубышек больше, чем где бы то ни было. Отечественный кладоискатель должен знать историю, разбираться в почвоведении, археологии, понимать древние языки.

Порываев межсезонье сидит в архивах, изучает топографию будущих маршрутов и за сезон, случалось, “поднимал” по пять кладов стоимостью по 20 тысяч долларов. Из главных своих находок он называет клад в 2000 серебряных монет-“чешуек” времен Ивана Грозного, обнаруженный несколько лет назад в подмосковной усадьбе, клады с екатерининским серебром и ювелирными украшениями. Клады распродаются в том числе коллекционерам: среди клиентов конторы – политики, люди искусства, крупные бизнесмены. У предприятия есть репутация, ему доверяют. Себе для коллекции Порываев оставляет любимое – “чешуйки” времен Бориса Годунова и Василия Шуйского, образки и крестики XV-XVI веков…

В планах на это лето – экспедиции по русскому Северу, поиск кулацких схронов в снесенных в 60-х деревнях. И, возможно, давно задуманный поход в подмосковную усадьбу, где один золотопромышленник перед эмиграцией запрятал сундучок, который с трудом несли несколько человек. В 30-х он вернулся, но усадьбу уже распахали под поле, и он ничего не нашел. А Порываев знает, где искать.

Источник: Российская газета rg.ru

«Шиза пошла, — сидит за прилавком своей конторы ее владелец, кладоискатель с 39-летним стажем Владимир Порываев. — Весной, осенью и в пятое время года — в кризис, ее всегда прибывает». Фирма Порываева захлебывается от заказов. Обычно за год она получает 20–30 заявок о спрятанных ценностях. Из них «выстреливают» пять-шесть. В кризисные 2014–2015 годы искателей быстрого богатства залихорадило. За сезон поступают до 40 и больше заявок, а срабатывают по закону обострения не больше четырех

Высокий, субтильный, в очках владелец кладоискательской конторы больше похож на одержимого ученого, чем на копателя. А его офис напоминает музей — стеклянная сувенирная лавка, где можно купить редкие монеты и награды, марки, металлоискатели и лопаты, очки и альбомы-путеводители, рюкзаки и все, что нужно для поисков. Она вклинилась в хай-тек торгового центра, но идут сюда необычные покупатели: филателисты и нумизматы, историки и экологи, ходоки с мест и особая когорта «тихих буйных».

— Дед нос к носу с вами столкнулся, заметили? — спрашивает Порываев. — Золото партии знает где. Предлагает прорыть «спецтоннель» от ГУМа к мавзолею по особому маршруту. Я ему: «Любой каприз за ваши деньги. Заключаем договор на почасовую оплату?» Он идет в торги: «Это вы мне должны заплатить за раскрытие тайны маршрута тоннеля. Мне, кроме золота партии, терять нечего, играю на понижение: после нахождения клада. А пока договор заключим?» — чешет затылок, смотрит в себя, ушел думать.

За сбычу мечт

В лавку заглянул робкий школьник. Предлагает поменять принесенные советские рубли на царские копейки.

— Вот будущее поисковиков, — Владимир Порываев показывает на парнишку, с которым тут же начинают работать консультанты. — А шиза, она так… отражение.

— Отражение чего?

— Русской национальной идеи: ни хрена не делать и стать богатым. Емеля, Иван-дурак — национальные герои. Эта «скрепа» легко сшивает красных и белых, либералов и патриотов. Нигде в мире, после «золотой лихорадки» в США ХIХ века, кладоискательство не развито так, как сегодня в России. Просто у кого-то клад — акции Газпрома и свой «свечной» заводик на дивиденды от них, а у кого-то — прабабкин или соседский горшок с серебром где-то в земле. Но и те и другие главный тост Газпрома — «За сбычу мечт!» — давно сделали своим и национальным достоянием.

— От «мечт» Емель и Иванов хотите иметь свою долю? Почему? — спрашиваю Порываева.

У кладоискателя перехватывает дыхание. Не то от возмущения, не то глоток кофе резко хватанул.

— Потому, — он с нажимом, после паузы, четко выговаривает. — Говорю же: кладоискательство нигде не развито так, как в России. Да, кладоискателей, как собак нерезаных, но мы от них отличаемся принципиально. Мы — «белые» копатели и первая в стране кладоискательская контора, которая оказывает услуги по поиску кладов частным лицам, организациям, всем — исключительно в рамках закона.

Кажется, не без обиды, он обрывает объяснения и достает из рюкзака медные с чернью здоровенные пятаки царской чеканки. Присохшая к ним земля делает монеты кривыми и какими-то усопшими, что лишает их ауры тайны.

— Сегодня из Сергиева Посада привез, — он с трепетом ученого отковыривает вросшую в монеты вековую грязь. — Выкупил у знакомых коллекционеров. К ним они попали по случаю. Из скупки металлолома позвонили: «Монеты нужны?» Туда они сдали уже чуть ли не стандартным путем. Крестьяне из соседней Тверской области привезли с прочим металлохламом. Клады так часто себя являют — сами. Этот клад люди собрали, что называется, глазами. Трактор пахал, разворотил плугом кубышку, из нее расползлись по пахоте какие-то ржавые и резаные железяки. Народ, так, чуть-чуть, что видно было собрал, и решил, что в металлолом эту «хрень» — самое оно.

По такой же схеме в далеком 1995-м сам Порываев нашел золотые царские рубли. Ему позвонили из пункта скупки металла в Новгороде. Он выкупил около десятка монет и попросил адрес того, кто их сдал. Встретились. Выяснилось, что это частная территория в пригороде. Он по ней походил с металлоискателем и собрал 25 монет по рублю образца начала XIX века. Одна такая монета сегодня стоит от 20 тысяч рублей.

— Это что за инопланетяне у нас огороды чистят? — подошла в тот день к Порываеву, «пищавшему» металлоискателем, бойкая старушка.

— Клад ищу, — не стал он врать.

— У-у-у, — разочаровалась она. — Я-то думала, сосед какой новый. Да у нас их тут, кубышек этих… Я вот каждую весну огород перекапываю, большие такие белые кругляши с портретом царя лопатой поддеваю. Как-то раз лопата уперлась в эту железяку, так я думала, спины не разогну.

Бабушка еще долго и подробно расписывала свои отношения с «заразой-спиной» и никак не слышала вопроса: «А где монеты?»

— Кругляши-то? В земле. Где ж им быть?

Деньги в банке

— Таких кладов по России — немерено, — со знанием дела объясняет кладоискатель, — они есть, ответственно говорю, в каждом населенном пункте, чуть ли не в половине дворов каждого населенного пункта, которому есть хотя бы пара сотен лет. Это рядовые такие кладики — зажиточного крестьянина, купца, преуспевшего ремесленника или мелкого чиновника. Не факт, что они когда-нибудь будут найдены, но они есть. И подтверждений тому — документальных, археологических, бытовых и просто «сарафанных» — все больше.

Утверждение Порываева основано на исторических исследованиях, изучении быта русской культуры и просто фактах: в Российской империи банки появились лишь в конце XVIII века. Но сначала новое средство хранения нажитого вызывало недоверие даже у дворян. Лишь в следующем веке элита вместе с крупными купцами вошла во вкус сбережения денег вне дома. За ними, уже в ХХ веке, потянулись мелкие чиновники и частично ремесленники. Но вплоть до революции 1917 года для народа — большей части пролетариата и крестьянства — банки как услуга так и остались недоступными.

Даже в эпоху довоенного СССР люди старались не расходовать знаменитые червонцы, после денежной реформы 1922–1924 годов резко подскочившие в коллекционной значимости и цене. Кто мог, хранил червонцы в буквальном смысле в банке — стеклянной или в бутылке с широким горлом.

По легенде, советские червонцы переплавлены будто бы из части царского золота семьи Николая II. И червонцами называются потому, что делались якобы из червонного, то есть высокопробного с красным оттенком золота — эквивалента высшей пробы драгметалла. Реформаторы даже хотели назвать монету «федералом» или «большевиком», но червонец оказался живуч и стал символом мечты по утраченному достатку «золотого века».

И хотя с годами выяснилось, что в новых червонцах больше меди, чем золота, миф есть миф: сегодня едва ли не самый распространенный советский клад — литровая банка, а чаще литровый «пузырь» с золотыми, но все же чаще — белыми («платиновыми», а на самом деле — с добавлением серебра) червонцами.

— С древности у основной части населения в голову накрепко врос один вид банка — земельный, — уверен Порываев. — Это кубышка с монетами, зарытая в подпол избы, на огороде или в иной надежной земле. Банки как институт финансовой безопасности люди всегда принимали и принимают плохо. Сначала простолюдинам туда не было доступа, потом — обещанной безопасности. Ее нет и сегодня, чему подтверждение — любой кризис, когда первыми горят сбережения рядовых клиентов. Вот банкам никто и не верит. Они в сознании народа остаются инструментом наживы, а во времена смут — еще и черного ростовщичества. Откуда поговорка «Своя рубаха ближе к телу»? Еще из Киевской Руси, от дружинников. Они принуждали ратников, простых воинов, а по сути крестьян, сдавать свои сбережения на хранение в «общий котел», который те, как правило, больше не видели. Вот и верил люд кубышке — земляному банку, который всегда играл роль сейфовой ячейки, скрепы семьи — материальной и отчасти духовной. Верили не только себе, а Земле-матушке как укромному и сакральному месту.

Секретный коп

В распоряжении Владимира Порываева много исследований историков и археологов о том, что кубышка долгое время вовсе не играла роль клада. Она оставалась работающим инструментом семейного благополучия. Ею пользовались как домашним сейфом, подкладывая очередные доходы. В разряд клада кубышка переходила во времена междоусобиц и смут, коими шквально щедра история, — нападения кочевников, княжеские междоусобицы, иго Золотой Орды, Смута 1612 года, Наполеон и 1812 год, 1914 год, 1917 год и гражданская война, фашистская оккупация и Великая Отечественная война, советские денежные реформы. И наконец, новое «золотое дно» — особые клады обвальных 1990-х годов — «ювелирка» и современное городское старательство (советское и трофейное декорированное оружие, винтаж, юбилейные монеты, иконы, награды и разного рода символика).

По подсчетам Владимира Порываева, один подъезд московской пятиэтажки под снос — это два-три часа работы с металлоискателем и 15 тысяч рублей дохода. Таких подъездов в доме, как правило, четыре. Домов, обследуемых старателями команды Порываева в месяц, тоже четыре. Доход на одном домовом городском старательстве таким образом — 240 тысяч рублей в месяц. Три магазина в Москве (металлоискатели, экипировка, карты, литература) и три главных вида поиска кладов — поиск спрятанных ценностей, трофеи Великой Отечественной войны и классическое старательство (золотые самородки, драгоценные камни, метеориты) — приносят до 7–8 млн рублей прибыли в стабильные годы и до 5 млн в турбулентные. Есть и самая загадочная часть выручки — продажа своей доли. Она может составлять от 10 до 50% клада, но всегда остается коммерческой тайной, как и место, где предстоит поиск клада, на профессиональном жаргоне — «коп».

Блесна, грузила и полведра пятаков

— Ну, что мы едем в Т…, — помощник Порываева Юрий осекся, видя, как тот резко приставил палец ко рту. Повисла неловкая пауза.

— Искать клад просто так — это шизофрения, — прерывает молчание Владимир и объясняет свой жест. — Искать клад и рассказывать об этом всему миру — это не лечится.

Он сосредоточен, как копатель перед прыжком в яму, и поправляет очки, как лектор перед выходом к кафедре.

— Объясню, — Порываев заволновался. — Если рыбу выловить в омуте, через несколько дней она туда снова зайдет. Грибы, там, где их вырезали под нож, тоже вырастут. Монеты, там, где их нашли, не вырастут. Поэтому координаты мест, где я работаю, не дам. Место — тоже клад. Я там из схронов черпаю, черпаю, пока не вычерпаю, место не раскрою. Они же там еще лежат. Это не возобновляемый ресурс. В одно и то же место я возвращаюсь много раз, пока все не вычищу… Приехал, поднял 50 монет, в следующий раз еще 30 монет, в следующий еще с десяток. Через год-два там же перепашут землю, еще две-пять монет выскочат. Поэтому я всегда говорю, что еду на коп в деревню Авдотьино во Владимирскую, Ивановскую, Псковскую, Рязанскую области. Или в Московскую область, где этих Авдотьино целых пять.

В одной из таких поисковых экспедиций в Воронежскую область, когда Порываев и команда считали, что дочищают место, к ним подошел местный житель.

— Я по детству помню, — мужчине на вид было лет 35–40, — у моего деда была жестяная банка с большими серебряными монетами. Он из них блесна делал и рыбу ловил. Монеты находил, когда копал огород, и снова клал в банку. Мы дети были, не понимали что к чему. Дед умер. Я банку по случаю видел то в сарае, то в огороде, потом уехал в город… Поможете найти?

— Наши 25% от клада, — наметанным глазом определил почти верную добычу Порываев. — По рукам?

Обычно он осторожничает. Если не верит или сомневается, сначала идет на почасовую оплату за поиски. Потом, если видит, что дело может срастись, предлагает заключить договор по принципу «процент от найденного». Тогда он рискнул, и за два дня поисков в придавленном гнилью сарае нашли банку деда, на третий — гнездо клада. Рассеченная не одной пахотой кубышка в неприкосновенности сохранила только дно и прилипшие к нему с десяток серебряных монет, изрядно почерневших. Порываев до сих пор с ностальгией вспоминает, как и место дочистил, и получил свои 25%, а остальное просто выкупил.

— Под корень, — довольный собой Владимир улыбается. — Чисто.

Его смех уже не остановить, когда он слышит мой простой вопрос:

— Почему дед из серебра делал блесна?

— Ну, нереальный вопрос, — он старается сдержать смех, передыхает. — До сих пор по деревням так делают. Мне недавно звонят из скупки металла в Новгороде: «Почем возьмешь полведра пятаков?» Какой-то дед принес, сказал: «Себе малость оставил на грузила, а эти не знаю куда девать». То же самое обычно бывает и с серебряными монетами. В подмосковном Подольске из какой-то деревни в скупку металла принесли сдавать серебро по весу. Себе тоже на вес часть оставили. На блесна. В глухих деревнях осталось полтора пожилых инвалида, да деды и бабки. У них дом от силы стоит тысячу долларов, а монеты, которые валяются где-то в сарае или они их сдают на вес в металлолом, — от 5 тысяч. Клады, они ведь такие: являют себя блаженным. С остальных берут. С кого чем…

Заклятие

Однажды к Порываеву пришли мать и дочь. У них умерла бабушка, «точно знаем, оставила клад, а где — сказать не захотела». Бабушка старой закалки была, волевая, «всю жизнь — все сама», переругалась со всей родней — дочерьми, внуками и правнуками. И хотя в последние годы жизни старуха оставалась почти не ходячей, родных на порог своей московской квартиры не пускала. За ней присматривала сиделка. Как-то соседи донесли матери и дочери, что своенравная старуха расплачивается с работницей необычными золотыми монетами.

— Вынимает из-за щеки царскую десятку, — рассказывали соседи, — а сиделка от нее сразу идет в антикварный салон.

Наследники проследили — так и есть. Когда бабушки не стало, сиделка подтвердила ее близким, что та платила ей золотыми николаевскими десятками. Родные перерыли всю квартиру. Пусто. Порываев с металлоискателем к ним ходил почти неделю. Хотел уже сдаться.

— Я не понимал — откуда она брала монеты? — вспоминает Владимир. — Не из-за щеки же? Уж не знаю, опыт это, чутье или еще что-то… В общем, уперся глаз в пружинную металлическую кровать, а голова как пустое ведро. Легкая и гремит. Твержу только: «И чего это я?» И вдруг — ножка! Ножка металлической кровати. Металлоискатель по ней прошелся просто как по железу, а в ножке была сделана неразличимая прорезь. Одну монету вынимаешь, а следующая, сверху — бук… И опять прорези не видно. Монеты потом столбиком, прикольно так стояли…

С тех пор кладоискатель Порываев сделал для себя непререкаемым правилом — не интересоваться судьбой найденного клада и его обладателей.

— Москва — она ведь тоже деревня: ничего не утаишь. Сначала им поперло: две новых иномарки купили, квартиру в Питере с доплатой разменяли, если не ошибаюсь, на две квартиры в Москве. Потом все рассорились, кучу болячек приобрели: кто от инсульта рано ушел, кто из больниц не выходит… Как я им говорил: попросите у бабки прощения! Но мы же все самодостаточные!

Почему клады часто не приносят ожидаемого счастья, кладоискатель Порываев знать не хочет. И не потому, что он их ищет. А потому, что люди, которым он их находит, видят в нем только инструмент поиска, которому еще и с лихвой заплачено.

— Я никому и ничего не навязываю, — Владимир опять группируется, как перед прыжком, — но всегда про заклятие клада осторожно, в зависимости от того, кто передо мной, говорю. Что это не поверье, не суеверие и не проклятие. Это заклятие. Так все и во все века делали, кто хотел сберечь свое добро. Я просто говорю: «Почитайте Евангелие. Найдите время. Там все ясно сказано: “Не храните свое богатство на земле. Где ржа, там и воры. Собирайте богатство на небесах”». Понимаете? Само сохранение кладов и накопительство, как таковое, — не богоугодное дело. В старые времена, когда люди Бога хотя бы боялись, но копили сбережения, они понимали: обезопасить их спрятанное добро может только заклятие. А что это такое? Это поручение бесам этот клад охранять.

Когда Владимир рассказывает об этом своим заказчикам, они, бывает, смотрят на него как на пациента психиатрической клиники. Бывает, когда отойдут от оторопи, со смешком удивляются: «Ну, ты даешь, мужик. Ты давай, ищи, ищи, не отвлекайся».

— Почему, когда монету выкапываешь, ее надо перекрестить? — гнет свою линию Порываев. — Я это делаю постоянно. На глазах клиентов. И обязательно молюсь: «Как с гуся вода, так с меня худоба. Кто подберет, на того все перейдет». Их много, молитв. Вот так вот. Молитва нужна. Люди, которые не под защитой церкви, могут этого и не знать. Я чем могу, помогаю. Но все больше тех, кто не хочет знать никакой «философии» клада. Их дело. Я верую, мне до Фени.

Закопанная история

Как всякий кладоискатель, Владимир Порываев зимой ждет лета. У него два многообещающих заказа. Из-за границы обратились потомки богача из Липецкой губернии, где у него была усадьба и зарыт клад. И в Тверской губернии в 1917 году «владелец заводов, газет, пароходов» в реке утопил ларец. Тоже потомки, тоже из-за границы знают примерный маршрут.

— А как же ваше правило не называть мест?

— Я и не назвал. Тех губерний уже нет. А места в других регионах.

Порываев опять делает расчет на процент от найденного и на то, что если клад не захочет, он не явится.

— Есть легендарные клады: библиотека Ивана Грозного, Наполеона, Стеньки Разина, Пугачева, золото Колчака и партии, озеро Кабан или ханский клад в Казани, за которые я не возьмусь никогда, — объясняет Владимир. — Магия их такова, что они явятся сами. И думаю, уже не блаженным. Или новым блаженным — людям, способным в них увидеть совсем не блеск драгоценностей.

В этот момент я понимаю, что передо мной глубоко верующий, как потом выяснится, воцерковленный человек. И не понимаю, что его тянет постоянно, год за годом, сезон за сезоном, заходить на территорию бесов и неверия.

— Вообще не понимаю вопроса, — возмущен Владимир. — Как это зачем? Я с шести лет кладами увлекаюсь. Это же история моей семьи, страны, малой родины. Я рос в Ступинском районе Подмосковья, неподалеку от имения графа Орлова, да и в Москве везде живая история… Клады — не только материальное богатство, клады — закопанная история. И игнорировать миллионы людей по России, которые вот таким вот образом изучают прошлое, по-моему, недальновидно. Можно по-разному к этим людям относиться — рантье, балласт или там несостоявшиеся ученые, но игнорировать этот большой кусок общества неосмотрительно. И вот тут поиск кладов может стать как одной из русских национальных идей. А может расколоть, если будет принят новый закон о запрете самостоятельных археологических раскопок.

Тут у Порываева жесткая позиция. Он убежден, что по факту новый проект закона предлагает самостоятельные поиски запретить как вид. По нему получается, если кто-то на рыбалке вместо червей накопал монет в селище, он преступник. Сделал подкоп под место, где стоял дом 300 лет назад, — должен нести уголовную ответственность.

— Новый проект закона о самостоятельных археологических изысканиях существенно сужает поле деятельности поисков, превращая немалую их часть в правонарушения, — объясняет юрист Александр Прудников. — Но проблема в том, что поисков миллионы. Всех, что называется, не пересажаешь. Поэтому в нынешней версии проекта закона я вижу элемент провокации. Вместо того чтобы поисковиков объединить и сделать так, чтобы выгодное для них хобби стало взаимовыгодным, послужив, например, стабильности общества, в него могут вбить клин.

Порываев не сдается. Он готовит систему доказательств для законодателей, в которой пытается объяснить, что современное кладоискательство — это целая индустрия со своим спецоборудованием, книгами, одеждой, образом жизни и мышления. Территория снятия заклятия с закопанной истории.

Большинство из тех, кто начинал свое дело в 1990-е, а к 2010-му достиг победы, статусной или коммерческой, имеет за плечами необычную жизненную историю – время было неординарное.

Деньги и успех часто растут из самого настоящего сора. Но Владимир Порываев, бывший офицер ФАПСИ, сделал себя из совсем уж неожиданного материала. Он – профессиональный кладоискатель. “Золото” у современных горожан, утверждает Владимир, валяется прямо под ногами: в “хрущевках” под снос, на чердаках, в канализации, на пляжах. И дело его на подъеме. Ведь Россия – это страна кладов. Искать клады в современной России – авантюра или бизнес ? В этом пыталась разобраться корреспондент “РГ”.

Владимир знает: город – золотая жила, он всасывает большое количество утерянного добра и до поры до времени хранит его, а потом отпускает, нужно только внимательно поискать – под любым балконом лежит кусочек “золота”. Мы идем по московской окраине к покинутой жильцами пятиэтажке: Владимир, вооружившись инструментами, я – недоверием к “сказочным историям” про клады, которыми, послушай его, просто кишат дома под снос.

– После МАДИ попал в ФАПСИ и, надо сказать, неплохую карьеру начал делать: за четыре года от прапорщика до капитана. А тут кризис 1998-го. Жена не работала, ребенок – младенец… Пришлось уйти в коммерцию. Что тут необычного?

– Но не на рынок же торговать ушел? А клады искать.

Здесь наш разговор на время прерывается: неудобно лезть в забитый досками подъезд “хрущевки” и держать в руках диктофон. Первый этаж с осени завален опавшими листьями, некоторые стены выломаны, в потолках пробиты люки так, что подъезд просматривается насквозь. Бывшие жилища разорены счастливыми переселенцами и несчастными бомжами, которые нашли здесь временное прибежище. Первые этажи мы минуем, потому что они загажены, в прямом смысле этого слова, нынешними обитателями. Зато на четвертом и пятом – красота: горы мусора, старья, поломанной мебели …

– Здесь дело такое: спешка до добра не доводит. Как-то зашел в дом: окна выбиты, квартирные двери нараспашку, а одна закрыта. Разбегаюсь, ногой бах. А там кошка по коридору прогуливается, на кухне бабушка с дедушкой сидят – на меня таращатся… Отдышись пока тут.

Я сажусь на опрокинутый диван-книжку, неудобный и узкий. По-прежнему не верю в успех.

– Есть мечта какой-нибудь старинный московский дом раскопать?

– Я копал. Полно, – деловито ковыряет под плинтусами, простукивает полые пространства под обоями. – На чердаках и “стволы” не редкость. Особенно в историческом центре Москвы. Принес с войны трофей, если дома хранишь, это – статья. В подвал спрятать нельзя: сыро, влажно, сгниет. А чердак один на 50 человек, поди докажи чей. Но я работаю в рамках закона, вот это обязательно напишите. Нужно разрешение получать даже на поиск кладов. Я работаю с собственниками. Берет какое-нибудь старое здание коммерческая структура в аренду и собирается его перепрофилировать, ну, скажем, под гостиницу. Обращаются ко мне, говорят: два дня у тебя: что найдешь – 50 на 50. Мы подписываем договор, и я работаю…

Недавно натолкнулся на гнезда садомазахистов. Наручники висят, плетки и т.д. Очень много криминальных находок: пачки векселей, бухгалтерская отчетность.

… В жизни надо заниматься только тем, что любишь. Хорошо бы еще, чтобы эта работа приносила доход. А какие деньги можно найти в выпотрошенных “хрущевках” и на лежбищах извращенцев? Владимир Порываев утверждает: “Хорошие”. В каждом подъезде “хрущевки”, обещает, добра нароем на 15 тысяч минимум. Монетки советские за плинтусами, под балконами – золотые украшения.

Володя кладами болеет с детства. Говорит, отец “подсадил”. Жили в селе Семеновское на реке Лопасня. Это исторические места. Владения графов Орловых. А до них – князей Долгоруких. Охотничьи угодья царей, дворцовая волость. Несметное число городищ и курганов. Усадьба сохранилась в идеальном состоянии, так называемая дальняя дача Сталина там располагалась. В самом дворце – подразделение КГБ, а в дворцовом парке построили дачный дом.

– Но у меня дед в охране служил. Поэтому я на территорию попадал. Чего я там только не накопал!!! Еще отец “накручивал”: мол, картошку сажал, клад нашел. А потом в кружок исторический попал, который при Музее Востока. В общем, когда появились первые металлоискатели в начале 1990-х, я естественно, купил… И меня стали на части рвать. Где ни появлюсь: пойдем ко мне, проверишь поле под картошкой. Владимир открыл первый офис собственной компании по поиску кладов, когда понял, что хобби приносит деньги. Сначала соизмеримые с тем, что получал, работая после ФАПСИ руководителем службы персонала группы очень крупных компаний. Ну а потом – и большие.

…Пришло, наконец, время советского винтажа, думаю, рассматривая брошенные в разбитой “хрущевке” вещи. Владимир утверждает, что почти все здесь стоит денег. Например, огромные мобильные телефоны первых серий. Или, скажем, засиженный тараканами и мухами граненый стакан. Настоящий советский, не стилизованный.

– Все новое – это хорошо забытое старое, – Володя стоит на маленькой кухне и пытается задрать вытертый тысячами шагов линолиум. – Отсюда черпают свое вдохновение нынешние дизайнеры, особенно те, кто любит работать с качественными вечными материалами: кожей, стеклом, деревом. А лет через десять винтаж перейдет в разряд антиквариата.

Поднимаемся еще на этаж и натыкаемся на россыпь значков с памятной символикой: слегка облезлый “Почетный знак 50 лет ДОСААФ”, загорелые бегуны на теле “Второго взрослого разряда”, и умильный олимпийский медведь на фоне пяти разноцветных колец. Цена обыкновенного пионерского значка – от 200 рублей.

Еще интереснее – старые открытки. Несколько штук, посвященных 7-му ноября, наклеены на непарадную сторону разгромленного шифоньера. В зависимости от года выпуска и других нюансов цена одной – от 50 до 700.

Смешно и грустно выглядят забытые мужские заначки: в щелях под плинтусами и в мебели, чаще всего – в диванах за обивкой. Сколько всего интересного рассказывают эти свернутые плотным валиком бумажные надежды на уважение, любовь, мужское достоинство.

– Но доходнее всего находить “железные” деньги, вот, пожалуйста, “пятак” 1971 года, – торжествующе смотрит: ну, и где теперь твой скепсис?

Денежка закатилась в щелку между полотнищами линолеума.

– Если бы этот “пятак” был выпущен на год раньше, в 1970-м, на “черном рынке” он пошел бы за шесть тысяч, а этот можно сдать только за тысячу рублей.

1970 год – один из самых желанных для тех, кто ищет клады. Пятнадцатикопеечная монетка этого года стоит 8 тысяч рублей: дороже сталинских монеток, к примеру, 10-копеечной 1942-го, которая тянет только на пять тысяч. А “двушка” 1927 года – на 200 тысяч моментального дохода…

Официально зарегистрированная поисковая контора, как у Порываева, в России единственная. Это вовсе не значит, что нет фирм, которые торгуют поисковой техникой. Уйма. Но никто не ищет клады по заказу клиента. Только он. Так и говорит: “Это моя фишка”. Искать клады помогают архивы. Именно там можно узнать, где на месте нынешних полей и огородов раньше располагались населенные пункты: тайники с богатствами сопровождают только людей. Где жили, там и прятали. В архиве оценят примерную эффективность кладоискательских экспедиций. Ну разве можно, к примеру, обойти село N., где, по данным архивов, в ХIХ веке было 14 мануфактур. Ценна и историческая переписка владельцев усадеб: можно вычитать и о крупных “заначках” перед войной 1812 года.

Клады, считает Владимир, – это отражение особой исторической судьбы России:

– Княжеские междоусобицы. Монголо-татарское иго. Смутное время. Болотников, Разин, Пугачев. Французы, революции, фашист под Москвой. Спокойно жить и свободно деньги копить времени не было. Того и глядишь, кто-то придет и сожжет накопленное – в прямом и переносном смысле. Настроения такие, что подальше положишь – поближе возьмешь.

Кладоискательская техника – сейчас на высочайшем уровне. Есть мелаллоискатели, у которых до 30 настроек. Балансы грунта, пороговый тон – все это поисковая терминология, в которой разбираются далеко не все люди с пикающими приборами в руках, типа слегка придурошного героя Савелия Краморава из знаменитого фильма “Трембита”.

К слову, активизация таких кладоискателей, рассказывает Порываев, приходится на весну и осень.

– Эти ищут “золото партии”, клады Наполеона. Обязательно – “Янтарную комнату” в Подмосковье и “Библиотеку Ивана Грозного”. Если не удается людям объяснить всю абсурдность их устремлений, заключаем почасовой договор и, как говорится, – любой каприз за ваши деньги.

компетентно

Александр Прудников, адвокат: Есть запрет на поиск кладов на объектах культурного наследия (памятники истории и культуры, ансамбли, достопримечательные места) народов Российской Федерации, кладбища, воинские захоронения. На таких объектах археологические полевые работы проводятся на основании открытого листа. Он выдается РАН. В Италии и Греции не удастся воспользоваться металлоискателем нигде, кроме как на пляже. Существенные ограничения характерны также для других стан – таких, как, например, Турция, Израиль.