Как составить литературный портрет автора

Литературный портрет – это художественно целостная характеристика конкретного человека в форме мемуарного очерка, создающего представление о его индивидуально- неповторимом, живом облике о его характере.

Портрет воспринимается и используется как неотъемлемый компонент литературно – эстетического анализа, ибо позволяет поставить важные проблемы, связанные с личным вкладом того или иного художника в развитие литературы.

В литературоведении «речевой портрет» используется как синоним «словесного портрета», являющегося составной частью мемуарно-биографической литературы, включающей все документальные жанры: дневники, письма, записки и т.д.

Речевой портрет изменяется в зависимости от адресата.

В художественно- целостном изображении живой индивидуальности человека,неповторимости его «лица», мышления, языка, которые проявляются как в его характере, манере поведения, так и в его биографии, творческой деятельности,в разнообразных приметах индивидуального бытия, отражающих духовный мир воссоздаваемой личности, раскрывается эстетическая сущность жанра литературного портрета.

Портрет воспринимается и используется как неотъемлемый компонент литературно-эстетического анализа, ибо позволяет поставить важные проблемы, связанные с личным вкладом того или иного художника в развитие литературы.

В своей работе «Искусство литературного портрета» В. Барахов предлагает типологию жанра литературного портрета, которая включает в себя следующие разновидности:

1. 1) литературный портрет как жанр мемуарно-автобиографической литературы (особый раздел мемуарной литературы образует воспоминания писателей о писателях);
2. 2) литературный портрет как документально – биографическое повествование о давно умершем историческом деятеле, основанное на использовании всякого рода документов (письма, свидетельства современников и т.д.);
3. 3) литературный портрет как жанр критики (нередко под названием «творческий портрет»);
4. 4) литературный портрет как жанр научно-монографического исследования о творчестве известного деятеля литературы, театра, живописи и т.д.

Из предлагаемой классификации видно, насколько широки рамки литературного портрета. Особое место в намеченной классификации занимает определение литературного портрета, воссоздаваемого исследователями на материале эпистолярного наследия. В этом случае образ современника запечатлевается в сознании писателя нередко на долгие годы, и впоследствии, мобилизуя ресурсы своей памяти, он воспроизводит его, подобно живописцу, с натуры.

При написании мемуаров и биографий авторы часто используют письма и документы.

В мемуарно-биографической литературе словесный портрет занимает особое место. В этом случае он является как бы отражением образа реального человека, личности автора, его жизни, биографии. В творчестве многих писателей эта закономерная связь прослеживается отчетливо и дает нам основание говорить о принадлежности жанра эпистолярного портрета к мемуарно-автобиографической литературе.

Анализируя портрет как самостоятельный жанр искусства, М.И. Андроникова приходит к выводу: « Портрет есть своего рода художественная модель реального конкретного человека, которая воспроизводит – прямо или косвенно – среду реального конкретного человека, его фон, его индивидуально-неповторимые связи с окружающим миром».

Словесный портрет показывает человека в разных ракурсах. В нашем понимании «словесный портрет» это не только синоним «литературного портрет», но и портрета «речевого», эпистолярного.

«Эпистолярный портрет» мы понимаем как «речевой портрет» , отраженный в письмах.

Работа над портретом писателя как этап знакомства с его жизнью и творчеством.

Особую роль при изучении биографии писателя в средней школе имеет портрет, при помощи которого обучающиеся знакомятся с обликом писателя. Работа над репродукцией портрета включает в себя следующие этапы:

1. Внешний облик писателя: выражение лица, поза, костюм.

2. Значение фона и отдельных деталей в раскрытии замысла автора портрета.

3. Колорит портрета, значение цветовой гаммы.

4. Замысел художника: какую особенность писателя хотел выразить художник в данном портрете.

Портреты писателя демонстрируются перед изучением произведений. Например, перед чтением стихотворения М.Ю. Лермонтова «Смерть поэта» можно напомнить обучающмися события последнего года жизни А.С. Пушкина, показать его портрет, например, работы художника И.Л. Линева, репродукцию картины А.А. Наумова «Дуэль А.С. Пушкина с Дантесом», познакомить с портретом М.Ю. Лермонтова работы П.Е. Заболотского (1837).

Часто в школьных программах 5—9 классов творчество писателя представлено неоднократно, поэтому «следует искать возможности для систематизации изучаемого материала, накопления и углубления сведений о самом писателе, подготовки обучающихся к изучению жизненного и творческого пути в старших классах» [4, 22].

Положительное решение данной проблемы достигается применением принципа концентризма, который заключается в том, что часть материала, изучаемого в средних классах, повторяется затем в старших, но только в усложненном виде, с разной степенью глубины.

Список использованной литературы

1. Амитиров Г.Е. Изучение поэтов в школе: А.С. Пушкин. М.Ю. Лермонтов. Н.А. Некрасов. В.В. Маяковский. Из опыта учителя литературы. — М., 1962.

2. Биография писателя в системе эстетического развития обучающихся: методические рекомендации / Н. И. Горобец, И. А. Новикова. – Арх-ск : ПГУ, 2006. – 140 с.

3. Голубков В. В. Методика преподавания литературы. — М., 1962.

4. Дробот В.Н. Изучение биографии писателя в школе: Пособие для учителя. — Киев, 2011.

5. Каплан И.Е. Изучение биографии писателя в старших классах: Пособие для учителя. — М., 2002.

6. Катай И.Е. Изучение биографии писателя в старших классах: Пособие для учителя. — М., 2004.

7. Колокольцев Е.Н. //Активные формы преподавания литературы: Лекции и семинары на уроках в старших классах / Сост. Р.И. Альбеткова— М, 2011

8. Кудряшев Н.И. Взаимосвязь методов обучения на уроках литературы: Пособие для учителя. — М, 2006

9. Курдюмова Т.Ф. Историзм школьного курса литературы. —М , 1974.

10. Леонов С. А. Развитие устной речи обучающихся старших классов на уроках литературы. — М., 1988.

11. Литература. 5 класс. Учебник в 2 частях. Коровина В.Я. и др. 2-е изд. – М.: 2013. Ч.1 – 303с.; Ч.2 – 303с.

12. Маранцман В. Г. Биография писателя в системе эстетического воспитания школьников.— М.; Л., 1968.

13. Межпредметные связи при изучении литературы в школе / Под ред. Е.Н. Колокольцева. —М , 2009

14. Мурин Д.Н., Кононова Е.Д., Миненко Е.В. Русская литература XX века. Программа 11 класса. Тематическое поурочное планирование. — СПб, 2001.

15. Никольский В. А. Методика преподавания литературы в средней школе: Учебное пособие для студентов педагогических институтов. — М, 1971.

16. Никольский В.А. Преподавание литературы в средней школе: Пособие для учителя. — М, 1963.

17. Программно-методические материалы. Литература. 5—11 кл. / Сост. Т.А. Калганова. — М, 2009.

18. Рез З.Я. Методика преподавания литературы. —М, 1977.

1. Раскрыть характер персонажа.
2. Изобразить его внутренний мир (переживания, помыслы, мечты и т.д.)
3. Выразить идейное отношение к герою (как автор относится к герою, как его оценивает – одобряет или нет).

Художественный образ

Литературный портрет в произведении существует не сам по себе, а органично вписан в художественный текст. Очень часто, портрет персонажа дается сразу после появления героя в тексте. Причем если мы взглянем на произведения 18-19 веков, то столкнемся с многословными портретами, насыщенными многочисленными деталями, призванными описать героя во всех подробностях. Постепенно описания героев становятся более лапидарными, краткими, автор как будто предлагает читателю самому составить представление о герое по его поступкам, высказываниям, движениям. В любом случае портрет помогает читателю увидеть героя, наблюдать за сюжетам, делает повествование выразительным, зримым.

То есть задача литературного портрета (каким бы он ни был: подробным или кратким) – создать цельный художественный образ, без которого немыслим художественный текст. Создать его помогает деталь – выразительная подробность, благодаря которой текст приобретает особую изобразительность.

Создать ёмкий художественный образ помогают точно подобранная лексика, то есть слова. Эпитеты становятся лексической основой мастерски составленного портрета.

Для современного читателя подробные описания в духе Тургенева кажутся избыточными. Так же, как и в живописи изображение объекта становится все более и более условным, и совершается переход от реализма к импрессионизму, так и в литературе меняется изобразительный канон: от сверхподробного описания авторы переходят к условности, к намеку, пунктирной линией обозначая описываемый портрет.

Для того чтобы увидеть, как это работает на практике, предлагаем оценить портреты персонажей, созданные писателями разных эпох.

Портреты персонажей в мировой литературе

И. С. Тургенев «Накануне». Портрет главной героини Елены Николаевны Стаховой:

«Росту она была высокого, лицо имела бледное и смуглое, большие серые глаза под круглыми бровями, окруженные крошечными веснушками, лоб и нос совершенно прямые, сжатый рот и довольно острый подбородок. Ее темно-русая коса спускалась низко на тонкую шею. Во всем ее существе, в выражении лица, внимательном и немного пугливом, в ясном, но изменчивом взоре, в улыбке, как будто напряженной, в голосе, тихом и неровном, было что-то нервическое, электрическое, что-то порывистое и торопливое, словом, что-то такое, что не могло всем нравиться, что даже отталкивало иных. Руки у ней были узкие, розовые, с длинными пальцами, ноги тоже узкие; она ходила быстро, почти стремительно, немного наклоняясь вперед. Она росла очень странно; сперва обожала отца, потом страстно привязалась к матери и охладела к обоим, особенно к отцу. В последнее время она обходилась с матерью, как с больною бабушкой; а отец, который гордился ею, пока она слыла за необыкновенного ребенка, стал ее бояться, когда она выросла, и говорил о ней, что она какая-то восторженная республиканка, бог знает в кого! Слабость возмущала ее, глупость сердила, ложь она не прощала «во веки веков»; требования ее ни перед чем не отступали, самые молитвы не раз мешались с укором. Стоило человеку потерять ее уважение, — а суд произносила она скоро, часто слишком скоро, — и уж он переставал существовать для нее. Все впечатления резко ложились в ее душу; не легко давалась ей жизнь».

Ги де Мопассан «Милый друг»:

«Одна из таких женщин, прислонившись к их ложе, уставилась на него. Это была полная набеленная брюнетка с черными подведенными глазами, смотревшими из-под огромных нарисованных бровей. Пышная ее грудь натягивала черный шелк платья; накрашенные губы, похожие на кровоточащую рану, придавали ей что-то звериное, жгучее, неестественное и вместе с тем возбуждавшее желание».

Чарлз Диккенс «Большие надежды»: 

«Дядя Памблчук, грузный, неповоротливый мужчина, страдающий одышкой, с  глазами, рыбьим ртом и изжелта-рыжими волосами, торчком стоявшими на голове, так что казалось, точно его недавно душили и он еще не совсем очнулся». 

Чарлз Диккенс «Пиквикский клуб»

«Он был среднего роста, но благодаря худобе и длинным ногам казался значительно выше. В эпоху «ласточкиных хвостов» его зеленый фрак был щегольским одеянием, но, по-видимому, и в те времена облекал джентльмена куда более низкорослого, ибо сейчас грязные и выцветшие рукава едва доходили незнакомцу до запястья. Фрак был застегнут на все пуговицы до самого подбородка, грозя неминуемо лопнуть на спине; шею незнакомца прикрывал старомодный галстук, на воротничок рубашки не было и намека. Его короткие черные панталоны со штрипками были усеяны теми лоснящимися пятнами, которые свидетельствовали о продолжительной службе, и были туго натянуты на залатанные и перелатанные башмаки, дабы скрыть грязные белые чулки, которые тем не менее оставались на виду. Из-под его измятой шляпы с обеих сторон выбивались прядями длинные черные волосы, а между обшлагами фрака и перчатками виднелись голые руки. Худое лицо его казалось изможденным, но от всей его фигуры веяло полнейшей самоуверенностью и неописуемым нахальством».

Ян Флеминг «Казино Руаяль»

«Бонд видел глаза Намбера, красные, в прожилках лопнувших сосудов; в них, как смородины в крови, плавали зрачки. Лицо Намбера было желтого цвета, полное, с коркой черной щетины; из-за расползавшихся вверх следов кофе в углах губ оно казалось улыбающимся; свет из-за штор ложился на него яркими полосами».

Дэвид Герберт Лоуренс «Любовник леди Четтерлей»:

«Недостало этому плоду солнца и тепла, оттого и цветом тускл, и соком скуден».

Энтони Бёрджес «Заводной апельсин»

«И, наконец, Д. Б. Да-Сильва – быстрые движения и парфюмерная vonn».

Фрэнсис Скотт Фицджеральд «Ночь нежна»:

«У нее была осанка балерины; она несла свое тело легко и прямо, при каждом шаге не оседая книзу, но словно вытягиваясь вверх. Ее тень, совсем коротенькая под отвесными лучами, лежала у ее ног; на миг она попятилась — от горячего света больно стало глазам».

Синклер Льюис «Главная улица»:

«Неделей позже Сай прикрепил к окну их гостиной колотушку, и постукивание, доносившееся из темноты, напугало Кэрол до слез. С тех пор, за четыре месяца, ей довелось наблюдать, как он вешал кошку, крал дыни, швырял помидоры в дом Кенникотов и оставлял следы лыж на их газоне. Она слышала также, как он громогласно и с потрясающим знанием дела объяснял кому-то тайну деторождения. Одним словом, это был редкий образец того, что могут сделать захолустный городишко, строгие учителя, здоровый народный юмор и благочестивая мать из смелой и деятельной натуры».

Закончить этот текст нам бы хотелось фрагментом из повести Юрия Олеши «Зависть».Здесь один объект –юная девушка – описан по-разному: с точки зрения эстетского, поэтического сознания и с точки зрения заурядного, реалистического восприятия действительности. Отрывок этот можно брать на вооружение и вспоминать о нем, когда непонятливый читатель или критик будет ворчать что-то вроде: «Тень падающего снега? Ну, это уж чересчур»:

«О ней, о Вале, я могу сказать и обычными словами, – и вот, пожалуйста, я вам приведу сейчас ряд понятных для вас определений, умышленно, чтобы разжечь вас, чтобы раздразнить тем, чего вы не получите, уважаемый колбасник! 
Да, она стояла передо мной, – да, сперва по-своему скажу: она была легче тени, ей могла бы позавидовать самая легкая из теней – тень падающего снега; да, сперва по-своему: не ухом она слушала меня, а виском, слегка наклонив голову; да, на орех похоже ее лицо: по цвету – от загара, и по форме – скулами, округлыми, сужающимися к подбородку. Это понятно вам? Нет? Так вот еще. От бега платье ее пришло в беспорядок, открылось, и я увидел: еще не вся она покрылась загаром, на груди у нее увидел я голубую рогатку вены…
А теперь – по-вашему. Описание той, которой вы хотите полакомиться. Передо мной стояла девушка лет шестнадцати, почти девочка, широкая в плечах, сероглазая, с подстриженными и взлохмаченными волосами – очаровательный подросток, стройный, как шахматная фигурка (это уже по-моему!), невеликий ростом».

Морфемный разбор слова:

Однокоренные слова к слову:

Литературный портрет и его разновидности

Вы будете перенаправлены на Автор24

Литературный портрет – это художественно целостная характеристика конкретного персонажа, создающая представление о его индивидуально-неповторимом облике и характере.

Портрет как составляющая художественного образа

В литературе портрет является одним из основных средств художественной характеристики. Автор раскрывает типический характер персонажей и выражает свое отношение к ним через изображение их внешности: лица, фигуры, одежды, жестов, движений, манер.

В том случае, когда произведение посвящено характеристике конкретной личности, портрет является особым жанром.

Портрет среди других способов изображения отличается особой наглядностью и вместе с бытовыми описаниями и пейзажем придает художественному произведению особую силу наглядности и изобразительности.

Портрет как одна из сторон художественного образа включает основные моменты, существенные для художественного образа в целом. В портрете героя существуют типические и индивидуальные черты. Литературный герой с одной стороны изображается как социальный и исторический человек, представитель определенного класса, определенной эпохи. Его внешность, манеры, движения как правило характеризуют ту социальную среду, которая обобщается и идеологически оценивается писателем в произведении. В то же время литературный герой – это отдельная личность, которая обладает неповторимой индивидуальностью и отличается от других представителей своей среды. Выбор и сочетание индивидуальных качеств отражает идейное отношение писателя к социальной группе, к которой относится персонаж.

Готовые работы на аналогичную тему

Портрет литературных героев исторически меняется и различается в зависимости от типизируемой в нем социальной действительности и идейного отношения автора к типическому герою. Однако и портреты литературных героев, относящихся к одной и той же социальной среде, различается у разных писателей ввиду их различного идейного отношения к данной среде. Например, портрет Рахметова из произведения «Что делать?» подчеркивает силу и мужество борца за «дело народное», а портрет Губарева в произведении Тургенева «Дым» выражает резко-отрицательное отношения автора-либерала к вождю революционной эмиграции.

В различных жанрах портрет меняется со сменой художественных стилей, методов, направлений. На разных этапах литературного развития портрет отличается степенью индивидуализации и типичности на основе его идейного содержания. Так, в творчестве писателей, тяготеющих к натурализму или реализму, портреты героев отличаются типичностью и реалистическим правдоподобием. Здесь герой изображается как типичный представитель среды, в ее бытовых отношениях и обстановке. Чаще всего в портретах подчеркиваются повседневные черты, не имеющие ничего необычайного и исключительного.

В творчестве писателей-романтиков и фантастов часто можно видеть отталкивание от бытового, обыденного. Здесь герои изображаются как исключительные личности в удивительных обстоятельствах. В их портретах много преувеличенного, необычайного, даже фантастического. Это уже не бытовой портрет, а романтический, который встречается преимущественно в романтических балладах, поэмах, лирике.

Но не всегда портрет у писателей-реалистов отличается сохранением внешнебытового правдоподобия. В произведениях реалистов, пронизанных сатирической настроенностью или романтикой, можно встретить портрет типических героев, изображенных в гиперболизированных бытовых связях. Например, такими являются портреты градоначальников из «Истории одного города» Салтыкова-Щедрина. В них фантастичность и гипербола ярко раскрывают типическое обобщение художника.

Содержание портрета и его место, которое ему уделяется в произведении, меняется в зависимости от особенностей литературного стиля. Отсюда и различные формы портретов в истории литературы.

Типология портретных описаний

Несмотря на то, что в понимании «портрета персонажа» литературоведы едины, общепринятой типологии литературного портрета до сих пор нет. Например, В. Е. Хализев предлагает выделять исторические типы портрета:

Также он предлагает классификацию портретов на лейтмотивные и экспозиционные.

По классификации М. Г. Уртминцевой выделяются следующие разновидности портрета персонажа:

В каждом из перечисленных видов изображения героя раскрывается его внутренний мир и содержится оценка персонажа автором, прямая или опосредованная.

Л.А. Юркина выделяет статический и динамический портрет.

Статический портрет – это портрет передающий объективные, устойчивые, неизменные признаки внешности персонажа: цвет кожи, волос, глаз, указания на рост и телосложение.

Динамический портрет – это совокупность мимики и жестов, особенности пластики тела, походки, речевая манера.

Рассмотренные типологии базируются на разных основаниях:

Универсальной классификацией портретных характеристик персонажа считается выделение портретов-впечатлений и портретов-описаний.

Портреты-описания – это наиболее простая и распространенная форма портретной характеристики. В таком портрете последовательно и с разной степенью полноты дается перечень портретных деталей, иногда с авторским комментарием или обобщающим выводом о характере героя, проявившегося в его портрете.

Портреты впечатления – это характеристики, передающие мнение смотрящего на человека. А.Б. Есин считает, что своеобразие этого типа портретного описания заключается в том, что здесь нет портретных деталей и черт как таковых, есть только впечатление, которое внешность героя производит на стороннего наблюдателя. По мнению исследователя, портрет – это изображение не одной, а двух личностей – художника и модели.

Источник

Литературный портрет

В литературоведении «речевой портрет» используется как синоним «словесного портрета», являющегося составной частью мемуарно-биографической литературы, включающей все документальные жанры: дневники, письма, записки и т.д.

Речевой портрет изменяется в зависимости от адресата.

В художественно- целостном изображении живой индивидуальности человека,неповторимости его «лица», мышления, языка, которые проявляются как в его характере, манере поведения, так и в его биографии, творческой деятельности,в разнообразных приметах индивидуального бытия, отражающих духовный мир воссоздаваемой личности, раскрывается эстетическая сущность жанра литературного портрета.

Портрет воспринимается и используется как неотъемлемый компонент литературно-эстетического анализа, ибо позволяет поставить важные проблемы, связанные с личным вкладом того или иного художника в развитие литературы.

В своей работе «Искусство литературного портрета» В. Барахов предлагает типологию жанра литературного портрета, которая включает в себя следующие разновидности:

Из предлагаемой классификации видно, насколько широки рамки литературного портрета. Особое место в намеченной классификации занимает определение литературного портрета, воссоздаваемого исследователями на материале эпистолярного наследия. В этом случае образ современника запечатлевается в сознании писателя нередко на долгие годы, и впоследствии, мобилизуя ресурсы своей памяти, он воспроизводит его, подобно живописцу, с натуры.

При написании мемуаров и биографий авторы часто используют письма и документы.

В мемуарно-биографической литературе словесный портрет занимает особое место. В этом случае он является как бы отражением образа реального человека, личности автора, его жизни, биографии. В творчестве многих писателей эта закономерная связь прослеживается отчетливо и дает нам основание говорить о принадлежности жанра эпистолярного портрета к мемуарно-автобиографической литературе.

Словесный портрет показывает человека в разных ракурсах. В нашем понимании «словесный портрет» это не только синоним «литературного портрет», но и портрета «речевого», эпистолярного.

23.01.2017, 10789 просмотров.

Источник

Литературный портрет и очерк творчества

Ещё одной стороной критической деятельности является создание таких произведений, как литературный или творческий портрет. Основоположником и приверженцем этого жанра, как уже указывалось, был французский писатель Ш.-О. Сент-Бёв. С блеском выполненные циклы литературных портретов снискали ему титул и славу мастера психологического взгляда на оригинальную личность, о чём говорилось в главке, посвящённой биографической школе.

Литературный портрет, тяготеющий к монографичности, позволяет пристально посмотреть не только на сочинения того или иного автора, но и на его происхождение, судьбу, биографию, личную жизнь, склонности, а, вероятно, и пороки. Некоторые представители культурно-исторической школы также уделяли большое значение индивидуальности автора. Так, Ф. Брюнетьер, в частности, перечислял те сведения, которые необходимы критику для правильной оценки творчества писателя: «Где они родились? В каком краю? На севере или на юге? В какую эпоху они жили? Какое унаследовали сложение и темперамент? Были ли хилыми или крепкими, нервического или сангвинического склада? Из какой семьи они вышли? Каково было ее положение? Ее происхождение? Ее родня? Какой пример имели они перед собой? Каково было их воспитание? Их образование? Была ли их жизнь мирной, легкой или же, напротив, тревожной, горестной и трудной? Каков, сверх того, был образ их мыслей, как проявлялось их отношение к любви, религии, смерти? Как смотрели они на обычные человеческие удовольствия? На еду, игру, путешествия? Как понимали свое искусство? Какую часть своей личности выразили в нем? Что в себе оставили нераскрытым? Все эти физиологические и психологические черты, которые и создают неповторимую физиономию человека, совершенно необходимы как для понимания, так и для объяснения его творчества. А стиль – это сам человек»[166]. Этот поистине роскошный, исчерпывающий набор информации вряд ли обязательно упоминать в критических изысканиях, но если критик будет в курсе всех этих нюансов личности писателя, то это только пойдёт ему на пользу. Так же, как и писатель не должен вываливать на читателя всё, что он знает о своих героях, так и критику нет нужды привлекать в своём исследовании все известные ему факты, но обладание ими вряд ли будет излишним: конкретная информация явно не повредит ему при анализе творчества данного автора.

Особо важное значение приобретает литературный портрет, который написан, так сказать, с натуры – например, человеком, хорошо знавшим своего героя. Такова, например, книга друга и душеприказчика Франца Кафки – Макса БРОДА (1884–1968) «Узник абсолюта» (рус. изд. 2003). Как известно, пражский затворник не отличался большим количеством контактов с внешним миром. М. Брод входил в круг близких знакомых писателя и потому был хорошо знаком с обстоятельствами его жизни и с ним трудно спорить в плане практических свидетельств. Другое дело, что у него были неплохие возможности по-своему толковать и перетолковывать сочинения Кафки в собственном русле. В этой ситуации самое верное – не вдаваясь в идеологию, получать достоверную информацию, как в биографическом, так и в интеллектуальном смысле слова. Любопытны, например, не только детали кафкианской жизни, но и своеобразный взгляд критика на художественную сторону его личности:

«Такие дешёвые средства, как штамповка новых слов и словосочетаний, игра с предложениями, он презирал… Эти приёмы были несвойственны ему так же, как грязь несвойственна чистоте, как она отрицается ею. Его язык был кристально чист, и даже поверхностный взгляд не мог увидеть никакой другой цели, чем надлежащее и ясное выражение сущности явлений… Прочитайте несколько предложений Кафки вслух, вы почувствуете необыкновенную лёгкость дыхания… Отсюда – эти превосходные предложения, обладающие артистизмом, и эта простота стиля, и каждая фраза, каждое слово, наполненное смыслом. Отсюда – неприметность метафор, которые в то же время (после того, когда их обнаруживаешь с удивлением) выражают нечто новое. Отсюда – спокойствие, широта, свобода, как под облаками, и ещё – добрые искренние слёзы и отзывчивое сердце»[167].

Важно подчеркнуть, что портрет писателя непредставим, невозможен и недобросовестен, если не будет подробнейшим образом отражать – помимо житейских и психологических деталей – и его творческую методологию, его личную мастерскую. Тем более это справедливо, когда дело касается такой противоречивой о неоднозначной личности, как Кафка. В этом контексте даже обстоятельства внешнего свойства можно истолковывать в свете их влияния на литературную работу.

Польская поэтесса и эссеистка Юлия ХАРТВИГ (род. 1921) одну из книг посвятила творческому пути Гийома Аполлинера, полному парадоксов и противоречий. Однако экстравагантные обстоятельства происхождения, жизни и смерти этого поэта-сюрреалиста интересовали её не сами по себе, не для вящего интереса публики, падкой на сенсации. Эти невероятные факты важны для неё тем, как они отразились в стихах Аполлинера. Когда тот был заподозрен в краже знаменитой картины «Джоконда» и помещён под арест, это недолгое заключение стало для него тяжёлой, но знаменательной вехой – точкой пересмотра своих житейских и художественных позиций: «Гийом казнит себя не только за досадный инцидент, приведший его в тюрьму, он раскаивается в поступках всей своей жизни, сокрушается о всех тех днях и ночах, которые вдруг показались ему унизительными… Это было всеобъемлющее, можно сказать, великолепное раскаянье, которое хорошо знакомо детским сердцам, а иногда нисходит и на взрослых. В тюрьме писал и Верлен, писал Оскар Уайльд, но мы не стали бы сравнивать с Аполлинером… Последнее стихотворение из тюремного цикла Аполлинера можно считать свидетельством выздоровления и возвращения к той вере, которую поэт проповедовал неустанно, классически…»[168].

Кроме того в этой книге мы находим другие портреты писателей, выполненные самим Аполлинером: Реми де Гурмона, Жерара де Нерваля и др.; всё это вкупе с набросками личностей Пабло Пикассо, Анри Матисса, Мари Лорансен и других современников поэта делает его фигуру более выпуклой, стереоскопической.

Современный специалист по прозе Юрия Казакова, Игорь Сергеевич КУЗЬМИЧЁВ(род. 1933), создавший набросок портрета писателя, подметил в эволюции его личности немало показательных моментов (в частности, занятия музыкой – в молодости писатель поступил в музыкальное училище им. Гнесиных, которое окончил в 1951, а затем профессионально играл на виолончели, контрабасе и саксофоне), которые позволяют более глубоко и точно понять его повести и рассказы.

Кстати говоря, при желании работу И. Кузьмичёва можно идентифицировать и как очерк творчества. В нём, разумеется, меньшее место уделяется деталям биографии, но зато усилен аналитический элемент. Принято считать, что литературный портрет больше тяготеет к субъективным, личностным чертам героя, а очерк творчества – к вопросам писательского ремесла. Но поскольку личность писателя всецело обращена в его профессию, а литературная работа предельно психологична, то становится ясно, что на самом деле грань между двумя этими жанрами довольно зыбкая и во многом зависит от авторского волевого решения.

Признанными мастерами создания глубоко художественных, критически убедительных писательских портретов считаются Стефан Цвейг, Андре Моруа, Ричард Олдингтон, Анри Перрюшо, Ирвинг Стоун, Ян Парандовский, Юрий Тынянов, Игорь Золотусский, Михаил Лобанов, Юрий Лощиц, Владимир Порудоминский,Алексей Варламов. В нашей стране книги такого рода регулярно публиковались и публикуются в сериях «Жизнь замечательных людей» (Молодая гвардия), «Жизнь в искусстве» (Искусство), «Писатели о писателях» (Книга). Аналогичные издательские серии есть и за рубежом, например, «Rowohlts Monographien» и «Bildmonographien RO RO RO» (Германия, Ровольт).

Литературный портрет и очерк творчества следует отличать от воспоминаний о писателях, так как в них зачастую на передний план выступает образ мемуариста.

Вступительная статья, предисловие, послесловие и комментарии

Специфическими видами критического выступления следует признать также предисловие, вступительную статью и послесловие. Предисловия и вступительная статья – понятия близкие по смыслу, но не синонимические. Различие их состоит прежде всего в том, что автором предисловия как правило является сам автор, тогда как вступительную статью обычно поручают написать специалисту. Разумеется, эти жанры имеют равное отношение к критике и литературоведению. Здесь, в большинстве случаев, всё зависит от личности того, кто их сочиняет. Человек академического склада пристальное внимание уделит научному анализу текстов и общественно-политическому контексту книги. Но ничто не мешает критику написать то же самое, но более эмоционально, субъективно, индивидуально. В аналогичном положении, кстати, находится и автор комментариев. Одни комментарии выполняются сухо, обезличенно, другие же воспринимаются как захватывающее чтение и с полным основанием могут быть отнесены к сфере литературно-критического осмысления материала.

Человек, получивший заказ на написание вступительной статьи, в своей работе должен учесть множество факторов. Как правило, издательство в общей форме сообщает ему, в каком ключе она должна быть написана; нередко заранее оговаривается примерный объём, сроки и условия написания. Одно из важных требований, которые предъявляются критику, – смысловое, когнитивное, аксиологическое, эмоциональное, а порой и стилистическое отношение к предваряемому тексту. Тут как раз и проявляются литературные способности, которыми необходимо обладать автору статьи. Его вдумчивый анализ призван подготовить читателя к знакомству с книгой, правильному восприятию текста. Вместе с тем критик тут вступает в негласное соперничество с автором, о котором ему доверено рассказать читателям: быть на должном уровне владения словом для сочиняющего предисловие – дело его профессиональной чести.

Советские авторы вступительных статей достигли в своей области высокого уровня мастерства и выработали своего рода эзопов язык. В условиях, когда представителей буржуазной культуры требовалось пожурить в плане идеологии, они находили возможность привлечь внимание нашего читателя к интересным именам и ярким выступлениям. Вот, например, специалист по австрийской литературе Дмитрий Владимирович ЗАТОНСКИЙ (1922–2009) представляет советской публике оригинальное явление австрийской прозы ХХ века: «С газетных полос, со страниц журналов, с суперобложек книг смотрит лицо: удлинённый овал, волосы, падающие на воротник бархатной куртки или расстёгнутой клетчатой рубашки, глаза за стёклами тёмных очков, тонкие четы, почти девичья мягкость которых в последние годы скрадывается усами… Это Петер Хандке, “мальчик из сказки”. Многие считают его “австрийским писателем номер один”; его называют “любимым дитятей западногерманской критики”, “showboyʼем новой литературы”. Ему и сейчас ещё нет сорока лет, а когда о нём заговорили впервые, едва исполнилось двадцать четыре года.

В 1966 году в американском городе Принстон проходило выездное заседание “группы 47” – достаточно значительного и представительного объединения немецкоязычных писателей на Западе. Взял слово тоненький юноша и обвинил всю новейшую литературу в “голой описательности”, в “художественной импотенции”»[169]. Пишет всё это опытный литературовед, мэтр германистики, но его слова звучат по-критически свободно и раскованно. Многочисленные заковыченные характеристики молодого автора интригуют, заставляют разобраться, насколько они соответствуют действительности. Он словно сам заражается хулиганской эпатажностью своего героя и, вместо того, чтобы отчитать литературного lʼenfant terrible, наоборот – привлекает к его личности дополнительный интерес: так не похож его дебют на поведение большинства других современных писателей.

Другой знаток австрийской прозы, Юрий Иванович АРХИПОВ (род. 1943) не отстаёт от своего старшего коллеги, демонстрируя не столько академический, сколько творческий подход к делу. В предисловии к книге Томаса Бернхарда для близкого и неформального знакомства русскоязычной аудитории с оригинальным автором он воспользовался нетривиальным способом характеристики настроя его прозы: «…»[170]. Заинтересованная, эмоционально насыщенная речь и в этом случае далека от холодного академизма, что позволяет рассматривать эту работу как критический отзыв.

Отдельный разговор – ситуация, когда автор снабжает выход книги собственным предисловием. Иногда он предваряет особым текстом разные издания одного и того же сочинения. В принципе, писатель понимает, что ему следовало бы со всей ясностью и определённостью высказаться в основном тексте, и, поставив финальную точку, отпустить своё детище в свободное плавание, предоставив право высказаться о нём критике и читателям. Но в отдельных случаях автор всё же идёт на этот шаг, чувствуя, по-видимому, необходимость некоего смыслового упреждения. Разумеется, в такой ситуации жанр этот отчасти можно отнести к явлению автокритики (см. соответствующую главку).

Конечно, каждый из таких моментов сугубо индивидуален: разные причины понуждают человека сказать несколько слов перед тем, как его детище начнут читать другие. Систематизировать эти высказывания не представляется необходимым. Но вот, к примеру, как поступает Уильям Сомерсет Моэм в предисловии к своему роману «Бремя страстей человеческих». По сути дела, он пытается вкратце сформулировать своё стилистическое кредо: «Избрав профессию писателя, я потратил много времени и сил на то, чтобы овладеть тайнами ремесла, и изводил себя постоянной шлифовкой стиля. Но как только в театрах пошли мои пьесы, я забросил это занятие, а когда вновь вернулся к прозе, то уже ставил перед собой совсем иные цели. Я охладел к цветистому слогу и метафорической прозе, хотя раньше в погоне за ними угробил понапрасну столько сил. Теперь меня влекли простота и безыскусность. Мне столько нужно было сказать в одном романе, не превращая его в громоздкое чудовище, что я не мог позволить себе роскошь тратить слова попусту; и по сей день я верен правилу использовать ровно столько слов, сколько необходимо, чтобы ясно выразить мысль. Для витиеватых украшений не осталось места»[171].

Но кто бы ни писал вступительную статью, непреложным требованием является необходимость до поры сохранить втайне от читателя главные ходы сюжета, секрет интриги и неожиданные фабульные приёмы. Особенно это касается остросюжетной, приключенческой, детективной и фантастической литературы: нет ничего обиднее, как заранее узнать исход и судьбу героев – для многих читателей именно в этих содержательных элементах заключается главная притягательность чтения как процесса получения эстетического удовлетворения. Задача критика (или самого автора) состоит в том, чтобы максимально подготовить реципиента к восприятию художественного продукта, а не смазать его эффект.

В этом смысле послесловие играет совершенно иную роль. Функция критических размышлений, следующих за финальной чертой, обладает иной спецификой, призвана решать другие задачи. Мы уже касались этой проблемы в разговоре о герменевтических пластах художественного произведения (раздел 1). Поскольку послесловие занимает место в конце книги, то для него характерно подведение некоторых итогов, разъяснение уже прочитанного текста, расстановка необходимых акцентов. Разговор ведётся как бы post factum, когда мы вполне обогатились новым знанием и находимся под воздействием свежих эстетических впечатлений. Теперь нет смысла разъяснять читателю общий ход действий: он уже в курсе дела происходящего. Но, очевидно, стоит порассуждать о выводах, которые следуют из прочитанного, коснуться того, какой приём книга встретила у читателей (допустим, по её журнальному варианту), помечтать о её дальнейшей удачной судьбе, в футурологическом плане представить себе продолжение рассказанной истории.

Понятно, что читателя невозможно (да и ни к чему) принудить к последовательному прочтению книги: он способен в любую минуту прерваться и заглянуть в конец, но общая традиция и тенденция такова, что в структуре издания все элементы помещают на своих логически обусловленных позиции. А потому от послесловия мы ожидаем некоего естественного заключительного аккорда.

Впрочем, критик в послесловии имеет право коснуться не только сопровождаемого сочинения, но и шире взглянуть на литературный ландшафт. Тем самым послесловие не обратится, конечно, в обозрение, но постарается вписать книгу в общекультурный контекст, усмотреть в нём веяния, свойственные не только данному автору. Примерно из этого исходил Владимир Иванович ГУСЕВ (род. 1937) в послесловии к сборнику прозы Андрея Битова: «С самых своих литературных “пелёнок” Битов ходит около одной и той же проблемы; он решает её то позитивным, то отрицательным приёмом, но сама-то она неизменна.

Проблема эта нравственная, социальная русская; не сказать, что Битов тут изобрёл нечто совершенно новое, но, как известно, проблемная новизна сама по себе не есть ещё выражение потенциала творчества, его напряжения… Эта проблема – соотношение в человеке, в современном человеке начал состояния и воли, понимания и поступка, намерения и свершения, короче – “духа и действия”. Причём проблема эта идёт именно в моральном аспекте… Этому герою извечно не хватает исходной, “нерасщепимой” цельности, не хватает п о р ы в а… Ведь если бы жила, присутствовала эта самая “цельность”, то проблема поступка, ответственности и прочего решалась бы сама собой – не было бы никакой п р о б л е м ы»… Сила таланта Битова в том, что он беспощаден к этому своему герою»[172].

В компактном объёме критик формулирует здесь магистральную проблему отечественной прозы 70–80-ых годов ХХ века. Примерно с того времени берёт отсчёт многолетняя дискуссия об амбивалентном герое, который массово обнаружился в русской прозе конца столетия. Речь идёт о человеке, обладающем и умом, и способностями, и благими побуждениями, но вялом, непрерывно рефлектирующем, практически не способном на реальный мужской поступок. В обсуждение проблемы включились десятки критиков; вопрос был поднят не только на художественный, но и на идеологический, социально-гражданский уровень. Многие из участников спора, подводя неутешительные итоги, приходили к мысли, что широкое распространение такого человеческого типа в итоге и привело к необратимым общественно-политическим процессам, обусловившим распад большой страны, деградацию экономики, и перекосам политического устройства.

Очевидно, это обсуждение повлияло на точку зрения и самого А. Битова, который продолжил работу над представленными в том сборнике произведений и претворил их в другую художественную форму (так, скажем, аморфное повествование «Молодой Одоевцев, герой романа», в конечном счёте, стало романом «Пушкинский дом», а роман-пунктир «Роль» перекомпонован и переименован в «Улетающего Монахова»).

Наряду с итоговыми рассуждениями о конкретном тексте послесловие иногда используют для решения достаточно утилитарных или идеологических задач. Особенно часто это случается при осуществлении культурно-издательских проектов спорного или скандального типа. Книга, вызывающая горячие пересуды и столкновения мнений должна быть обложена (проложена) соответствующими пояснительными замечаниями, направляющими восприятие в «нужное» русло. В прежние времена в ходу было не лишённое остроумия и верности выражение: «Книга вышла под конвоем предисловия/послесловия такого-то критика/ литературоведа / искусствоведа /журналиста в штатском». Что интересно, такая идиоматика пользовалась популярностью как в советских, так и в антисоветских кругах.

В разгар перестройки вышла книга двух авторов «Два взгляда из-за рубежа» (Издательство политической литературы, 1990), куда вошли публицистические очерки Андре Жида «Возвращение из СССР» и Лиона Фейхтвангера «Москва 1937». Два популярных европейских прозаика посетили в 30-е годы Советский Союз и выпустили по книге путевых заметок. Интригу соединения этих текстов в одном томе определило диаметрально противоположное отношение авторов к увиденному в нашей стране. Француз Жид воспринял картины советской действительности преимущественно в негативном свете, уроженец Германии Фейхтвангер, напротив, отнёсся к социалистическим преобразованием с большим сочувствием и искренним одобрением. Закономерно, что издатели посчитали нужным снабдить этот глубоко противоречивый тандем соответствующими пояснительными текстами.

В предисловии журналиста Альберта Плутника предпринята попытка обрисовать фон, на котором состоялись поездки европейских интеллектуалов в Советский Союз, показать различия в идеологических позициях и политических взглядах того и другого, проследить эволюцию отношений писателей к собственным впечатлениям и дать картину того, как западный читатель воспринял откровения обоих писателей. Всё это проделано вполне профессионально и с должной долей объективности.

А вот в качестве послесловия здесь представлена посмертная статья Натана Яковлевича ЭЙДЕЛЬМАНА (1930–1989) «Гости Сталина», вначале опубликованная в «Литературной газете» (1990, № 26–27). С человеческой, да и профессиональной точек зрения такое решение понятно: с одной стороны, почтить память известного писателя и историка, с другой, вектор и назначение газетной статьи не вполне совпадает с задачами послесловия.

Н. Эйдельман касается не только взглядов А. Жида и Л. Фейхтвангера на Советский Союз, но ссылается также на оценки, которые давали достижениям социалистического государства другие гости из Европы: Анри Барбюс, Ромен Роллан, Герберт Уэллс, Бернард Шоу и др. У всех них было своё, более диалектическое отношение к тому, что они усмотрели в нашей стране. И сопоставление разных взглядов выглядит уместным и продуктивным. Но беда в том, что в статье для газеты Эйдельман ставил перед собой более локальную цель: опровергнуть позицию своего идеологического оппонента – математика и политолога Игоря Ростиславовича ШАФАРЕВИЧА (род. 1923), изложенную им в статье «Две дороги – к одному обрыву» (Новый мир, 1989, № 7). Последний отстаивал точку зрения, что и советский, и западный путь к процветанию в ХХ веке оказываются тупиковыми.

Н. Эйдельман, в соответствии с установившимися тогда либеральными стереотипами, все надежды возлагал на Европу, и восторги зарубежных гостей по поводу советской действительности объяснял неполнотой информации, либеральной доброжелательностью, даром убеждения собеседника, присущим Сталину. Сегодня, в сильно изменившемся с тех пор мире, такая трактовка выглядит несколько поверхностной, если принять во внимание, как резко изменяется мнение Запада о нашей стране: в основе этого идеологического шаблона издавна лежат отрицательные оценки. Очевидно, если бы Н. Эйдельман писал не для газеты, а для книжного издания, его послесловие получило бы несколько иные акценты. Так или иначе, присутствие в одном издании как минимум четырёх интерпретаций проблемы (А. Жид, Л. Фейхтвангер, А. Плутник, Н. Эйдельман), не считая мнений других гостей СССР и советских идеологов, придало обсуждению стереоскопически объёмную конфигурацию.

Нередко послесловие предшествует комментариям и плавно перетекает в них. От послесловия следует отличать авторский эпилог, который является законной частью текста и не имеет прямого отношения к её критическому рассмотрению.

Источник

Муниципальное
бюджетное общеобразовательное учреждение

«Средняя
школа №9» города Смоленска

          «Неизвестное об известном:

 портрет писателя. Алгоритм        создания портретного очерка о
Б.Л. Васильеве»

(учебное
исследование)

                                                                
Выполнила работу Чернышова                                                 

                                                             
        Анна, учащаяся 8 А класса 

                                                                    
Руководитель Шиликова Елена

                                                                     
Васильевна, учитель русского языка

                                                                     
и литературы

Смоленск

                                                           
 2021

                                              
Оглавление:

1.    
Введение …………………………………………………………………. 3-4

2.    
Основная часть

2.1. Основные
этапы жизни и творчества Б. Васильева…………………5-7

2.2. Стилистические
особенности очерка как жанра публицистики…8-9

2.3. Основные
требования к портретному очерку как жанру,

алгоритм
его написания………………………………………………9-10

2.4. Просветительская
деятельность и особенность личности писателя-земляка…………………………………………………………………11-12

2.5.
Портретный очерк о
жизни Б. Л. Васильева………………….

3.    
Заключительная часть

4.    
Список использованной литературы

5.     Приложения
(фотопортреты Б.Л. Васильева, рисунки и иллюстрации учащихся нашей
школы). 

1.          
Введение

Открывая
для себя Б.Л. Васильева, я всё больше восхищалась
им не только как человеком и гражданином своего времени, но и просто
соотечественником, современником, земляком. Мне было интересно читать о его
детстве, поступках, смотреть по его книгам и сценариям фильмы. Я даже иногда
ставила себя на его место и задавала себе вопрос: «А как бы я поступил в той
или иной ситуации?» На первый взгляд, он мало чем отличался от обыкновенных
людей, но было в нём что-то такое, что выделяло его. От семьи Борис Васильев унаследовал
чувство товарищества, готовность помочь, в том числе и физической работой. Исключительная
правдивость, умение сохранять чувство собственного достоинства в трудных
ситуациях, начитанность – вот основные черты характера Бориса Васильева.
Просто он жил и работал в полную силу, прекрасно понимая, что не в полную силу
нельзя писать. Это безнравственно по отношению к России, народу. Силу можно
показать, когда говоришь в полный голос. В этом есть «высшая мудрость – быть
представителем своего времени».

Исследовав его
жизнь, я стала понимать то, что способствовало становлению его характера.
Жизненные обстоятельства и все те переживания за свой народ — вот что не давало
покоя этому человеку. Поэтому. я считаю, что Борис Васильев – настоящий человек
своего времени, он сопереживает несчастному народу, он сохраняет чувствительность.
Называя его же гражданином, мы вспоминаем о том, что сделал для страны один
человек, сколько раз он помогал в сохранении порядка и справедливости….
Его великие произведения не раз ещё будут вдохновлять нас и будущие поколения
на что-то высокое, на помощь близким и родным. 

                                                       Цели
работы:

• Изучить
разновидности, стилистические особенности очерка как

жанра
публицистики; проследить основные этапы жизни и творчества Б. Васильева.

• Выявить, в чём
заключается просветительская деятельность и

особенность
личности писателя-земляка;

• Ознакомиться с
основными требованиями к портретному очерку как

жанру, алгоритмом
его написания;

• Провести работу
со словарными статьями из толковых и

литературоведческих
словарей: даются толкования терминов «очерк»,
«портрет», «портретный очерк»;

• Подготовить
выставку известных фотопортретов Б.Л. Васильева,

рисунков
и иллюстраций учащихся нашей школы;

• Составить портретный
очерк о жизни Б.Л. Васильева;

.
Выявить, актуальна ли, весома и важна для сегодняшнего дня

личность
Б.Л. Васильева.                  

                  
2.1.     Основные этапы жизни и творчества Б. Васильева

Борис Васильев
родился 21 мая 1924 года в Смоленске. Родом из дворян, отец Васильев Лев
Александрович – кадровый офицер царской, Красной и Советской армии, “чудом
пережил три армейских чистки, бивших больше всего по бывшим офицерам царской
армии…” (“Век необычайный”, М., 2003).  Мать, урожденная Алексеева – Елена
Николаевна Тихонова – из известного старинного дворянского рода, связанного с
именами Пушкина и Льва Толстого.

Поколение
Васильева – первое поколение, родившееся после окончания открытой гражданской
войны, оказалось поколением, выросшим в состоянии продолжающейся скрытой
гражданской войны.  “Конечно, мы не ощущали всего ужаса перманентного террора,
– напишет он позже, – но наши родители, родственники, старшие братья и сестры
испытали его в полной мере. Нам в наследство досталось полностью разрушенное
правовое пространство, а нашим внукам – разрушенное идейное… Ни отец, ни мама
никогда мне ничего не рассказывали о себе. Ни о своем детстве, ни о своей
молодости. Они исходили из главного принципа того времени, когда я был
ребенком: чем меньше я буду знать о прошлом, тем спокойнее будет моя жизнь”.

Влияние семейных
нравственно-философских традиций на формирование своего мировоззрения Борис
Васильев считает решающим: “Меня воспитывали еще по старинке, как это было
принято в провинциальных семьях русской интеллигенции, почему я безусловно
человек конца 19-го столетия. И по любви к литературе, и по уважению к истории,
и по вере в человека, и по абсолютному неуменью врать…”.

Рано проявившиеся
у Бориса Васильева увлечение историей и любовь к литературе с детства
переплелись в его сознании. Учась в воронежской школе, он играл в любительских
спектаклях, выпускал вместе со своим другом рукописный журнал. Когда закончил
9-й класс, началась Великая Отечественная война.

Борис Васильев
ушел на фронт добровольцем в составе истребительского комсомольского батальона,
и 3-го июля 1941 года был направлен под Смоленск. Попал в окружение, вышел из
него в октябре 1941 г., потом был лагерь для перемещенных лиц, откуда по личной
просьбе был направлен, сперва в кавалерийскую, а затем в пулеметную полковую
школу, которую и закончил. Служил в 8-м воздушно-десантном   гвардейском полку
3-й гвардейской воздушно-десантной дивизии. Во время воздушного десанта 16
марта 1943 года попал на минную растяжку и с тяжелой контузией был доставлен в
госпиталь.

Поколению
мальчишек начала 20-х годов, суждено было почти всем сложить свои головы в
Великой Отечественной войне. В живых их осталось только 3 процента, и Борис
Васильев чудом оказался среди них: “…мне и вправду выпал счастливый билет. Я не
умер от тифа в 34-м, не погиб в окружении в 41-м, парашют мой раскрылся на всех
моих семи десантных прыжках, а в последнем – боевом, под Вязьмой, в марте 43-го
– я нарвался на минную растяжку, но на теле не оказалось даже царапины” (“Век
необычайный”, М., 2003).

Осенью 1943 года
он поступил в Военную академию бронетанковых и механизированный войск, где
встретил свою будущую жену – Зорю Альбертовну Поляк, которая училась в той же
академии, ставшую   его постоянной спутницей. После окончания в 1946 году
инженерного факультета академии работал испытателем колесных и гусеничных машин
на Урале. Демобилизовался в 1954 году в звании инженер-капитана. В рапорте о
демобилизации назвал причиной своего решения желание заниматься литературой.

Начало
литературной деятельности оказалось для писателя полным непредвиденных
осложнений. Первым произведением, вышедшим из-под его пера, стала пьеса
“Танкисты” (1954) – о том, как непросто в человеческом и профессиональном
планах проходила в послевоенной армии смена поколений. Эта пьеса под названием
“Офицер” была принята к постановке в Центральном театре Советской армии, но
после двух общественных просмотров в декабре 1955 незадолго до премьеры
спектакль был запрещен ГЛАВПУРОМ (Главным политическим управлением армии).
Позднее Борис Васильев напишет об этом эпизоде: “А может быть, это-то и хорошо,
что запретили без всякого объяснения? Если бы надавали замечаний, я бы
растратил уйму времени, пьесу все равно бы угробили (в этом ведомстве своих
мнений не меняют), а я бы привык доделывать да переделывать по указаниям,
слухам, мнениям… Я слушаю только редакторов, устраняю их замечания или принимаю
к сведению, но никогда ничего не переделываю во имя, так сказать, сиюминутного
момента”. Вслед за запретом спектакля был    рассыпан по распоряжению “сверху”
типографский набор “Офицера” в журнале “Театр”, руководимом известным
драматургом Н.Ф. Погодиным.

Несмотря на
неудачи, Борис Васильев не бросает драматургии: его пьеса “Стучите и откроется”
в 1955 поставлена театрами Черноморского флота и Группы войск в Германии.
Одновременно по приглашению Н.Ф.Погодина он посещает сценарную студию при
Главкино, в результате чего по сценариям Васильева были поставлены кинофильмы
“Очередной рейс” (1958), “Длинный день” (1960) и другие.  И всё же
кинематографическая судьба его складывалась далеко не безоблачно. Ему
приходилось писать ради заработка сценарии для телепередачи КВН (“Клуб веселых
и находчивых”), сочинять подтекстовки к киножурналам “Новости дня” и
“Иностранная хроника” …

Непросто
складывалась судьба первого прозаического произведения Васильева    “Иванов
катер” (М.,1967) – А.Т. Твардовский принял повесть для публикации в “Новом
мире”. Но после его смерти она почти три года пролежала в редакционном портфеле
и увидела свет лишь в 1970 (“Новый мир”, № 8, 9). К этому времени в журнале
“Юность” (1969, № 8) уже была напечатана другая повесть автора – “А зори
здесь тихие…”. Именно с нее, получившей огромный читательский резонанс,
писательская судьба Бориса Васильева начала неуклонно набирать высоту. “Зори…”
многократно переиздавались и переиздаются вплоть до нынешнего дня, претерпели
множественные музыкальные и сценические интерпретации, по ним был снят в 1972
году одноименный фильм, удостоенный многих премий, в том числе Государственной
премии СССР.

Замысел повести
возник у Васильева в результате внутреннего несогласия с тем, как освещаются в
литературе те или иные военные события и проблемы. Серьезная увлеченность
“лейтенантской прозой” сменилась с годами убежденностью, что он видит войну
совсем другими глазами. Васильев вдруг осознал, что это не “его” война. Его
притягивают судьбы тех, кто оказался на войне оторванным от своих, лишенным
связи,  поддержки, медицинской помощи, кто, защищая Родину до последней капли
крови, до последнего дыхания, должен был рассчитывать только на собственные
силы и решения. Тут не мог не сказаться военный опыт писателя. Мотив
патриотизма звучит в повести высоко и трагично, и, вместе с тем, проза эта
устремлена навстречу вечно продолжающейся жизни.

Тихие зори на
171-м разъезде, на крошечном, насчитывающем всего-то двенадцать дворов, клочке
земли, со всех сторон окруженном войной, становятся молчаливыми свидетельницами
поразительного противостояния пятерых девочек-зенитчиц матерым вражеским
десантникам. А в действительности – женского противостояния   войне, насилию,
убийствам, всему тому, с чем несовместима сама суть женщины. Одна за другой
обрываются пять судеб, и с каждой, почти осязаемо, становятся   тише и тише
зори над землей. И так же поразят они, тихие зори, тех, кто придет сюда через
годы после окончания войны и прочитает ее страницы заново.

Повесть вобрала в
себя характерные особенности васильевской прозы. Ее философско-нравственная, с
мелодраматическим оттенком, составляющая несет на себе печать авторской
личности – романтически увлекающейся, чуткой и слегка сентиментальной, склонной
к иронии и прозорливой. Это проза мужественного и честного писателя,
органически не принимающего компромисса между истиной и ложью.

2.2.   Стилистические
особенности очерка как жанра публицистики.

Очерк
– это небольшого размера литературное произведение,
описывающее правдивые происшествия, события, конкретного человека. Временные
рамки здесь не соблюдаются, писать можно о том, что было тысячи лет тому назад
и что случилось только что.

Основные
компоненты очерка

Сочинение такого
жанра должно содержать три главные составляющие: публицистический, социологический
и образный аспект. Автор в обязательном порядке должен затронуть социально
важные вопросы. Писатель должен взять за основу факты, опираться на статистику.
Чтобы заинтересовать читателя, нужно написать красивым литературным слогом
очерк. Жанр – это важная составляющая произведения. Сочинение должно быть
написано в публицистическом стиле, здесь будет логичным красочное описание
проблемы, рассказ о жизни конкретного человека.

Стилистические
особенности очерка

Стилистическая
языковая структура очерка полностью соответствует цели, поставленной автором, и
виду очерка, избранному им для художественно-публицистического осмысления
действительности. Краткость, лаконизм, умение в сжатой форме сказать о
многом, создать многогранную картину – один из основных признаков
высокого профессионального мастерства очеркиста.

Композиция
очерка

По композиции
очерки очень различны, они могут состоять:

1.      из
эпизодов, изображающих встречи, разговоры, взаимоотношения персонажей,
связанные лишь внешней причинно-временной последовательностью;

2.      из
описаний условий и обстоятельств жизни общества и природы;

3.      из
рассуждений о них.

2.3.   Основные
требования к портретному очерку как жанру, алгоритм его написания.

         Портретный
очерк – это произведение, в центре которого находится прежде всего личность
человека, его история, жизненный опыт. Часто героями подобных текстов и
видео становятся известные знаковые личности, сыгравшие главную роль в жизни
общества. Но также героем портретного очерка может тать и обыкновенный человек
или выдуманный персонаж. Тогда нам важна не его роль в каких-то глобальных
событиях, а личный жизненный опыт, прожитые испытания, касающиеся его личности.
Такие тексты нужны, чтобы дать читателю «примерить шкуру» героя, но при этом и
помочь ему разобраться в собственных переживаниях, попытаться сравнить свой
собственный опыт с описываемым.

Это не простая
биографическая справка. Жизнь человека нельзя раскрыть в ее нравственной
красоте, в богатстве ее творческого проявления, подменяя рассказ о ней
изложением анкетных данных или описанием технологии труда героя. Чтобы
портретный очерк занял целую газетную страницу, нужна такая личность, которая
была бы очень значительной. Ведь журналист лишь в деталях, штрихами намечает
портрет своего героя. Однако и менее, чем в 300-400 строк очеркист вряд ли
уложится: относительный лаконизм жанра сочетается здесь с публицистической
разработкой актуальной проблемы, анализом психологии героя.

Автор анализирует
личность героя, его внутренний мир. Через это описание читатель догадывается о
социально-психологической мотивации совершенных поступков. Необходимо указывать
детали, которые делают характер этой личности драматичным, возвышают его на
всеми другими героями. В современных российских изданиях портретный очерк выглядит
по-другому. Чаще всего это краткое изложение биографии, набор классических
человеческих качеств. Поэтому портретный очерк больше литературный жанр, чем
публицистический.

Алгоритм
написание портретного очерка

·       
Описание внешности героя;

·       
Рассказ о его деле, профессии, творчестве;

·       
Отдельные факты биографии;

·       
Описание особенности характера героя, его
речи;

·       
Эпизод, раскрывающий в герое главное

2.4.   Просветительская
деятельность и особенность личности писателя-земляка.

Борис Васильев не
щадит читателя: концовки его произведений в основном трагичны, ибо он убежден,
что искусство не должно выступать в роли утешителя, его функции – обнажать
перед людьми, жизненные опасности в любых их проявлениях, будить совесть и
учить сочувствию и добру.

“Я прожил
достаточно длинную жизнь, – пишет Борис Васильев, – чтобы внутренне ощутить, а
не просто логически осмыслить все три этапа, три поколения русской
интеллигенции от ее зарождения до гибели через ступени конфронтации, унижения,
физического уничтожения, мучительного конформизма уцелевших до возрождения веры
в гражданские права и горького понимания, что интеллигенция так и осталась
невостребованной. …Ведь необходимость и сила русской интеллигенции была в ее
понимании своего гражданского долга перед родиной, а не просто в исполнении тех
служебных функций, которые столь характерны для западных интеллектуалов и
которые силой насаждала Советская власть. Русская интеллигенция была
востребована историей для святой цели: выявить личность в каждом человеке,
восславить ее, укрепить, нравственно, вооружить не раболепием православия, а
мужеством индивидуальности.  …Русский народ не может существовать без
собственной интеллигенции в исторически сложившемся ее понимании не в силу некой
богоизбранности, а потому лишь, что без нее он утрачивает смысл собственного
существования, вследствие чего никак не в силах повзрослеть” (“Век
необычайный”, 2003).

Борису Васильеву
принадлежит множество публицистических произведений, тематически охватывающих
самые разные стороны нашей жизни. Это обеспокоенность утратой обществом
исторической памяти и размыванием нравственно культурного пласта, накопленного
Россией за многовековой период ее существования, и как следствие – исчезновении
мыслящего слоя общества и менталитета народа. Обращаясь к истории, он
утверждает: “Да, историю – не в записи, разумеется, – исправить невозможно, но
можно – и нужно! –  попытаться сгладить последствия деяний прошлого, если эти
деяния сказываются в дне сегодняшнем” (“Летят мои кони”)

Писатель постоянно
напоминает о необходимости установления и поддержания приоритета культуры,
которую определяет как традиционную, выработанную тысячелетиями систему
выживания русского народа, с горечью признавая, что “революция и воспоследовавшая
за нею гражданская война, а в особенности сталинские репрессии практически
уничтожили культурную мощь России. Цивилизованные страны перестали воспринимать
нас как свою составную культурную часть: такова, увы, данность сегодняшнего
дня…”.

Размышляя о природе
патриотизма, Васильев с болью говорит: “Ныне это великое понятие затрепано,
замусолено и затаскано бесстрастными, не обладающими хотя бы крупицами харизмы
коммунистическими вождями в Государственной думе. …Неужели не ясно, что любовь
доказывается только делами, только поступками и решительно ничем иным?”.

Так же
бескомпромиссно он размышляет о сложившемся, часто уничижительном отношении
власти к народу, взаимосвязи территории и уровня жизни в России, с тревогой говорит
об отсутствии гражданского общества в нашем государстве.

Васильев
настойчиво, шаг за шагом, по крупицам изучает историю, чтобы понять причины,
приведшие к бесправному государству, в котором мы живем и которое терпим ради
иллюзорных идей, подбрасываемых нашими вождями, и приходит к следующему важному
выводу: “Западная Европа получила в наследство от Католической церкви Римское
право, в котором приоритетом являлись права личности. Древняя Русь, приняв
христианство византийского толка, приняла и Византийское право, в котором
приоритетом оказались не права личности, а безусловное право деспота, государя,
царя – то есть, приоритет власти. На этом представлении о преимуществе
государственных прав над правами личности и существовала Россия вплоть до
Судебной реформы Александра Второго. Однако реформы эти, обеспечившие самый
демократический суд в России, в дикие глубины страны, а тем паче, в глубины
населяющих ее темных душ проникнуть не успели.  Объявились большевики,
решительно повернувшие к византийскому пониманию приоритетного права
государства”. В итоге, общество формировалось “в пренебрежении к презумпции
невиновности, о которой и не подозревает большинство населения вообще. Именно
на разности исходных принципов и основываются наши разногласия с Европой, как
только заходит разговор об ущемлении прав человека”.

                2.5.       Портретный
очерк о Б. Л. Васильеве

Выдающийся
советский и российский писатель Борис ВАСИЛЬЕВ (1924 – 2013) родился и вырос в
Смоленске.

В 1941 году
17-летним юношей пошел на фронт. Поэтому самые известными его произведениями
стали повесть “А зори здесь тихие…” и фильм “Офицеры”,
рассказывающие о Великой Отечественной войне.

Борис Васильев –
лауреат Государственной премии СССР (1975), лауреат премии Ленинского
комсомола, премии имени Сахарова “За гражданское мужество”, премии
“За честь и достоинство”, обладатель памятного приза Венецианского
фестиваля, а также ордена “За заслуги перед Отечеством” и других
наград.

Борис Васильев мог
бы стать еще одним лауреатом Нобелевской премии по литературе от России. Мог
бы, но не стал: документы вернули, так как эта премия вручается только живым.
Нам в наследство остались его книги, фотографии, бесценные автографы, его
жизнь, наконец. Мы, смоляне, мало изучали его при жизни, еще меньше приглашали
приехать на родину, – нам казалось, что его не следует беспокоить. А он ждал и
каждый раз говорил об этом в телефонных разговорах.

– С ним легко было
общаться. При этом он был очень непростым человеком. Борис Львович хорошо
разбирался в людях и видел поверхностный человек или нет. Он все время говорил,
что не умеет злиться на людей, и что нужно с добром относиться к каждому
человеку. Так он и жил.

Вообще, когда я
узнал его поближе, то меня не покидало ощущение, что передо мной настоящий
дворянин. В благородном смысле этого слова. Ведь его род по материнской линии –
это дворяне Алексеевы, которые очень многим связаны с Львом Толстым, связаны с
Пушкиным, связаны с генералом Скобелевым. А пра-пра-дед был генерал-лейтенантом
артиллерии, героем войны 1812 года. И его портрет висит в Эрмитаже.

Поэтому Васильев с
молоком матери впитал в себя русскую интеллигентскую дворянскую культуру.  (Слова
Владимир Карнишина)

Борис Васильев не
щадит читателя: концовки его произведений в основном трагичны, ибо он убежден,
что искусство не должно выступать в роли утешителя, его функции – обнажать
перед людьми, жизненные опасности в любых их проявлениях, будить совесть и
учить сочувствию и добру.

Что рассказать о
любимом писателе? То, что он родился в Смоленске, на Покровской горе? Так об
этом все знают, но мало кто вспоминает. То, что его прародители – известные
дворяне Алексеевы родом из Ельни? Так ведь это интересно, к сожалению, двум-трем
краеведам. Рассказать о том, что это писатель с обостренным чувством
ответственности за судьбу Родины, что у него есть то, чего давно нет у многих,
– совесть и стыд за содеянное коллективно? И что испытывать такой стыд –
нормальное свойство интеллигентного и порядочного человека? Может быть, рассказать
о том, что у писателя гипертрофированное чувство долга и генетической памяти?

                               
4.  Список использованной литературы:

1.    
Маленькая родина большой страны. Смоляне о
Борисе Васильеве: статьи, воспоминания, материалы / Автор – составитель В.А.
Карнюшин. – Смоленск: Свиток, 2017.

2.    
Васильев Б.Л. А зори здесь тихие…; Не
стреляйте белых лебедей; В списках не значился. – М.: Правда, 1978.

3.    
ru.wikipedia.org

4.    
https://24smi.org/celebrity/393-boris-vasilev.html

5.    
М.М. Разумовская, С.И. Львова, В.И. Капинос.
В.В. Львов / Русский язык, 8 класс – М.: Дрофа, 2019, §42, С.209.  

5.      Приложения
(фотопортреты Б.Л. Васильева, рисунки и иллюстрации учащихся нашей школы).