Петр Щедровицкий
Социальный портрет города
Щедровицкий П.Г. Социальный портрет города [Электронный ресурс] : Проект Байкал. URL : https://www.projectbaikal.com/index.php/pb/issue/view/99/PB58
Социальный портрет города
11 сентября 2018 года в Иркутске, в пространстве коллективной работы «Точка кипения», состоялась беседа архитектора Елены Григорьевой, предпринимателя и общественного деятеля Иркутска Сергея Маяренкова с философом и методологом Петром Щедровицким.
Социальный портрет города
– Тема прошлого номера – прекариат, нынешнего – имидж. И это все о городе. Поговорим про социальный портрет города?
Любую тему можно обсуждать с «высоты птичьего полета», а можно более внимательно, приближенно к конкретике. Я последние десять лет в основном размышляю о логике больших волн развития. В некотором смысле это продолжение подхода, намеченного в начале ХХ века русским экономистом Н. Кондратьевым. Он разработал концепцию так называемых «больших» циклов конъюнктуры. Эти циклы разворачивалась в масштабе 60–65 лет. Плюс инкубационный период: с момента возникновения кандидатной технологии до времени ее массового применения обычно проходит довольно длительный период времени. Так, от первоначального варианта парового двигателя Томаса Ньюкомена, появившегося на предприятиях Англии в 1712 году – он был востребован промышленниками для решения узкого класса задач (использовался для откачки воды в шахтах), – до того момента, когда Уатт и Болтон делают новую, более эффективную версию парового двигателя широкого применения, проходит 59 лет.
– Сейчас этот процесс идет стремительней?
Нет. Сегодня процессы идут медленнее. Возраст выхода человека на рынок труда в конце XIX века был от 17 до 20 лет, а сейчас 25–27 лет. Поэтому процесс смены поколений, скорее, замедляется. А если добавить тот факт, что в период начала второй промышленной революции население земли было менее 2 млрд, а сейчас 8 млрд, то мы должны признать, что эта огромная человеческая система очень инерционна.
Но вернемся еще раз к моему основному тезису: большая волна развития включает в себя инкубационный период, когда технологические решения уже есть, но они носят кандидатский характер. А из чего в итоге соберется «лего» новой платформы технологий, мы можем только догадываться. Очень часто функциональная структура новой СРТ и ключевые функциональные места в ней уже заданы, а морфологическое наполнение этих мест – те или иные технологии – могут появиться через 10–20–40 лет.
Например, все давно понимают, что для достройки глобальной транспортной инфраструктуры второй промышленной революции был необходим дешевый высокоскоростной железнодорожный транспорт. Но реальные решения за все это время появились только во Франции и Японии. Как вы знаете, сейчас японцы делают еще один шаг вперед и тестируют поезд, который может двигаться со скоростью 500 км в час. Его использование предполагает изменения во многих обслуживающих и поддерживающих системах. Французы в свое время выбрали предел 350 км в час; китайцы попытались выйти на 420–450, и у них пока не получилось.
Итак, есть инкубационный период, и есть период роста производительности труда на основе новой платформы технологий.
Кондратьев его довольно правильно посчитал: 30–35 лет. Но это касается стран-лидеров. А если мы учтем передачу технологий в страны догоняющей индустриализации, то в масштабах мира это может быть и 100 лет. Есть фаза спада, когда потенциал роста производительности труда на основе уже существующей платформы технологий исчерпан, и роста уже не будет. Начинается медленная деградация; в одних отраслях и регионах она идет быстрее, в других медленнее.
Если эту модель теперь наложить на социальную структуру, то социальная структура окажется отпечатком платформы технологий на общество. Новая платформа технологий создает новые социальные группы и меняет вес уже существующих.
Нулевая промышленная революция фактически создавала класс буржуазии. Да, в Европе с XII века уже возникла сеть городов и, как следствие, начало формироваться третье сословие – городской класс. Но если мы возьмем за точку отсчета условно 1700 год как год старта первой промышленной революции, то увидим, что численность городских жителей в разных странах существенно отличалась. Джоэль Мокир в своей книге 2016 года «Просвещенная экономика» приводит статистику и говорит, что в 1700 году доля городского населения в Голландии составляла 46%, а в Англии только 17%. Львиная доля этих 17% была сосредоточена в одном мегаполисе (тогда население Лондона составляло 650–700 тысяч человек).
Когда Петр I приехал в Лондон, он уже застал город в 700 тыс. человек; по тем временам крупнейший в Европе. Это гигантский шаг вперед: если мы отодвинемся во времени на 200–300 лет назад, то Париж имел население 200–250 тыс. человек максимум. А в объединенных провинциях городов много, они все небольшие: Амстердам, например, 120–150 тыс. человек. Но общий уровень урбанизации существенно превышал среднеевропейский: половина населения живет в городах, и существенную часть этого населения составляет торговый и промышленный класс.
Поставьте себя на место Петра I: он приезжает из стотысячной Москвы, из немецкой слободы, где 314 дворов ремесленников, и они все «цеховики». Он приезжает в пригород Амстердама Заандам, где население 15–20 тыс. человек, и половина из них работает на верфи и строит корабли. Каждый день с верфи сходит один корабль. Что у него должно в голове произойти?
В Голландии его принимал один из директоров Голландской Ост-Индской компании. Его пригласили голландцы, которые жили в России и работали в немецкой слободе. Они сказали ему: ты приедешь и увидишь другой мир. Он приехал и увидел другой мир. А как после этого вернуться обратно?!
Конечно, он привез идею индустриализации. Привез с собой 600 человек: инженеров, конструкторов, ремесленников, организаторов производств, которых расставил по разным местам. Итак, нулевая промышленная революция формирует новый класс. Это городской класс, который мы сегодня называем буржуазией.
Проходит 150 лет, и наступает первая промышленная революция; первая промышленная революция становится возможной благодаря тому, что в города приходят нищие из деревни – резервная армия труда – пролетариат. Это люди, которые вытеснены из деревни в силу роста производительности труда в сельском хозяйстве, в ходе так называемых «огораживаний». Они готовы на любую работу, многие из них нищенствуют, их направляют в работные дома. Часть нанимается на флот, они бегут в колонии, многие становится пиратами. Другими словами, речь идет о драматической перестройке социальной структуры. В дальнейшем будет принят так называемый закон о бедности. Это не значит, что бедных не стало; это значит, что их не должно быть видно на улицах городов. Сегодня-то мы понимаем, что бедность не исчезла, она просто ушла в отведенные для нее места. Сегодня это актуально для Филиппин, для Мексики, стран Африки. Мы до этого не дошли.
– А мы действительно не дошли еще?
Мы очень богато живем: 40% населения мира живет на 1 доллар в день. Это 365 долларов в год, и половина из них (20%) не видит денег вообще: они получают эквивалент этой суммы в виде чашки риса. Итак, в XVIII веке начинает формироваться пролетариат. Инженеры и даже многие представители свободных профессий – это тоже пролетарии. Важно то, что это наемный труд, что это резервная армия труда, что у человека нет других источников существования, кроме найма и включения в новую СРТ. У такого человека нет накоплений, нет земли, нет места, где он может собрать картошку.
– То есть это не прослойка – это тот же самый пролетарий?
Да. И от того, будет у меня завтра работа или нет, зависит, выживу ли я с семьей или нет. С 1700 по 1850 год это главный процесс. И только в конце XIX века появляются разного рода социальные движения, которые обличают изъяны и язвы капитализма и говорят: «Нет. Нам нужно социальное государство. Мы должны заботиться о потребителе, поэтому давайте придумаем, как мы его выведем из нищеты, выведем из состояния, когда выживание является главным мотивом, и посадим его на разные типы постоянного социального дохода. Неважно, что это: устойчивая зарплата, пенсионный пакет, страховая медицина, социальное жилье, дотации на здравоохранение либо на образование». Если я безработный, то мне какой-то минимум выделяют и следят, чтобы дети у меня получили образование, чтобы эта бедность не воспроизводилась. Эта линия начинается еще в конце XIX века, и одни из идеологов подобной смены модели социального устройства – врачи.
Первый сюжет – когда они просто идут в рабочие бараки, поднимают одеяла, находят там вшей, туберкулез и еще что-то, начинают об этом писать в газетах. Они очень богатые люди, но настроены социал-демократически: озабочены сильной дифференциацией доходов, говорят про права человека и начинают большое социальное движение, которое за 150 следующих лет создает салариат – класс людей, целиком и полностью зависящих от социального государства.
Советский Союз тоже пытается реализовать эту модель и одновременно создать мировую систему разделения труда по-советски. В середине ХХ века он очень похож на социальное государство: хрущевки, «бесплатное» образование, бесплатное здравоохранение, пенсия (при условии, что никто из пенсионеров не доживает до 65-летнего возраста). Это экономически очень эффективно.
– И жилье тоже.
Уж какое есть. Сегодня мы знаем, из каких материалов во многих случаях это жилье строилось, какие болезни провоцировались в связи с использованием этих материалов, как панельные дома функционируют в условиях севера. Мы помним, что был знаменитый «кухонный спор», когда США демонстрировали в Москве выставку достижений своей промышленности и американский вице-президент пытался объяснить Хрущеву, что в СССР неправильно проектируют жилье. В Америке жилье проектируется таким образом, чтобы стимулировать развитие внутреннего рынка. А мы проектировали и строили так, что никакие потребности просто не могли возникнуть. На 6-метровой кухне не могли поместиться ни посудомойка, ни достаточное число встроенной кухонной техники, ни современный холодильник. Но с учетом того, что люди в это время продолжали жить в землянках или в бараках разных категорий, которые хорошо описал М.Г. Меерович, для них даже этот вариант улучшения жилищных условий был большим шагом вперед.
И, кстати, в СССР и в США тенденции одинаковые, только в СССР они оказались гипертрофированы. В итоге социальной базы экономического развития на пороге новой промышленной революции у нас сегодня нет, и мы вступаем в нее, не имея необходимого числа технологических предпринимателей.
А резервная армия труда, которая была на селе 100 лет назад, практически «выбрана». Более того, сельское предпринимательство – так называемые кулаки – просто уничтожены как класс.
Таким образом, в разных странах мира в ходе второй промышленной революции создается новый класс салариат: все теперь «сидят» на зарплате. И в корпоративном секторе, и в банках, и в сфере государственного и муниципального администрирования.
Возникает закономерный вопрос: откуда брать людей, не занятых в старых системах разделения труда, для следующей волны технологического и экономического развития?
Именно в этой точке начинается игра вокруг поиска новых социальных групп: «креативного класса» или «прекариата». Функционально это крестьянство XXI века, резервная армия труда, люди, у которых нет постоянной занятости. Значит, они заинтересованы искать работу. А поскольку работа теперь носит временный, проектный, междисциплинарный характер, они вынуждены входить в проектные коллективы, занимать в них «свободные» места, выполнять определенные функции, а потом выходить из проекта, когда он закончился, и двигаться дальше, в том числе переезжая в другие регионы или меняя свою специализацию. Сколько они будут без работы – непонятно.
Кстати, для многих это приводит к росту заработной платы за практически выработанные часы, производительность труда растет. Если я за неделю должен заработать на весь год, то проект должен быть высокопродуктивным, с хорошей маржой. Тогда я претендую на долю в добавленной стоимости, который создается этим проектом. Это феномен антропренизации – опредпринимательствования различных видов деятельности, которые мы еще вчера считали «наемным трудом».
Допустим, Убер; я раньше сидел на зарплате в таксопарке или в корпорации как водитель, а теперь я микропредприниматель. Платформа дает мне возможность работать тогда, когда я хочу, зарабатывать чуть больше за то же время, что я потратил, потому что основная проблема традиционного транспорта – инфраструктура: как найти клиента. Таксист половину своих заработков должен платить за старую инфраструктуру. Иначе он вообще не получит заказ.
Другими словами, он работает 40% времени и половину дохода отдает держателю инфраструктуры. А сейчас он занят 75% рабочего времени, простои снизились в два-три раза, а зарабатывает от полученных доходов он уже не 50%, а 70%. Сегодня целый ряд профессий фактически антропренизируются: инженеры, управленцы, бухгалтеры…
– Архитекторы…
Архитекторы давно антропренизировались.
– Они не застрахованы на случай отсутствия заказчика или кризиса, когда строительство останавливается.
Да, но профессиональное сообщество их частично страхует.
– А как оно их страхует?
Речь идет как об институциональных гарантиях – нормативных требованиях при получении лицензии на строительство, процент, который получают архитекторы от стоимости строительства – так и о неинституциональных: репутации, которая формируется по мере профессионального роста и т.д. сообщества.
Все больше людей переходят в статус временно занятых: и гастарбайтеры, и пенсионеры, и студенты, и представители творческих профессий. Из разных социальных групп начинает формироваться очень неоднородный новый социальный слой с совершенно разными интересами.(меняя социальный портрет города.) Но, кстати, пролетариат был такой же: мигранты, раскрестьяненные, разорившиеся дворяне и мещане. Буржуазия формировалась так же. Сибирская буржуазия, как вы знаете, в XIX и начале XX века рекрутировалась из мещан, крестьян, дворян, купцов.
Прекариат также постепенно становится все более массовым, особенно в гигагородах. Сегодня население многих гигагородов приближается к отметке порядка 40 млн жителей в каждом; китайцы обещают выстроить урбанизированный район из трех-четырех таких городов на 100 млн жителей.
Уже сейчас существенную часть населения в таких инкубаторах новой системы разделения труда и занятости составляет прекариат. Что произойдет с этой социальной группой в горизонте 30–50–100 лет? Сложится ли она в устойчивый класс или нет? Пролетариат ведь тоже в XVIII–XIX веках был весьма неоднороден. Что связывало высококвалифицированных рабочих и грузчиков, работу которых описывал Тейлор? Мигрантов и тех, кто годами работал на одного хозяина в маленькой технологической компании по производству оружия и иной технологической продукции? Да ничего! Поэтому социальные прогнозы Маркса для развитых стран оказались несостоятельными. У представителей разных типов рабочих не было общих политических интересов; они боролись за повышение заработной платы, и как только ее повышали, они из профсоюзного движения уходили. Так же и сейчас – прекариат ничего не объединяет, кроме желания заработать.
И при этом применительно к так называемым «креативным» профессиям существует закономерность, которую я сегодня объясняю своим детям так же, как мне это объяснял в свое время мой отец. Мы с ним ехали в троллейбусе, где висело большое объявление: «Требуются помощники водителей. Обучение. Стипендия 100 с лишним рублей. Зарплата водителя – 400 руб.».
Я сижу читаю, мне 10 лет, и я спрашиваю отца: «Папа, почему ты столько не получаешь?» Папа отвечает: «Ты неправильно считаешь. Ты должен посчитать, сколько часов он работает, разделить сумму на часы и сравнить с моей. У меня один присутственный день в неделю, поэтому мою зарплату нужно поделить на N часов, а он работает смена через две, у него получается S часов (в том числе в ночные часы)». Поделили, и получилось, что мой папа зарабатывает почти вдвое больше. Для меня тогда это было открытие. А сейчас я своим детям и внукам говорю: «Вопрос не в том, сколько вы зарабатываете, а сколько вы получаете за час». А все остальное – это неправильная арифметика.
Поэтому представители творческих профессий, в том числе архитекторы, делают проект и получают нормальные деньги за час своей работы. Ты осуществил один проект, соответственно, заработал. Не можешь долго найти работу – значит, надо переквалифицироваться. Никто не может сейчас точно сказать, что именно этот новый класс ляжет в основу классовой структуры новой промышленной революции. Но с другой стороны, мы понимаем, какую задачу функционально решает прекариат: так создается строительный материал для новой экономики.
– Очевидно, мы движемся в сторону уменьшения рабочих часов и увеличения свободного времени внутри дня. Город может поглощать эти свободные часы. Начинает ли у прекариата кристаллизоваться какая-то модель поведения внутри дня с этим свободным временем, которая сформирует другие требования для города?
При условии, что его почасовая оплата позволяет ему становиться потребителем широкого спектра «городских» услуг в свободное время. Еще Карл Маркс в свое время написал, что свободное время будет увеличиваться: от 12-часового дня мы в ХХ веке худо-бедно перешли к 8-часовому. Сейчас повсеместно уже 6-часовой рабочий день. Теперь говорят о 4-часовом рабочем дне. Во Франции уже приняли закон, что время, потраченное работником на транспорт, включается в рабочий день.
Как только закон был принят, часть людей тут же ушла на работу в удаленном доступе: зачем он нужен в «присутствии», если может выполнять определенную работу дома, а продукт передавать по электронной почте? Зачем платить за транспорт, если есть нормальная конференц-связь? Зачем нужно «консервировать» сотрудника в офисе? Сокращают инвестиции в рабочие места на предприятиях или в городских офисах, оборудуют их дома у работника – все в выигрыше.
Экономика – это прежде всего семиотическая система, позволяющая соизмерять несоизмеримое: часы работы архитектора и фермера, булочника и специалиста по информационным технологиям, стоимость обуви и стейка в ресторане, билета на самолет и медицинской диагностики, часа работы репетитора и обучения в режиме онлайн.
Эта семиотическая система и есть самая большая инновация Нового времени. Она возникла в торговых городах государствах Италии в ходе появления переводного векселя, техники двойной записи Луки Пачоли и акций на предъявителя Голландской Ост-Индской компании. Без этих инноваций были бы невозможны ни современные производства, ни бюджеты домохозяйства, государства или города и т.д.
Поставив вопрос, «сколько он зарабатывает за свой час?», мы можем понять, «что он может себе позволить?». В Москве в ресторане вы увидите чиновников, инженеров и даже педагогов, а в Глазове один ресторан «первой категории», оставшийся в наследство от советского общепита.
Во многих населенных пунктах еще сохранился Советский Союз с его пропорциями вознаграждения за труд и последующего распределения доходов. Поэтому вопрос, как будет развиваться город, его инфраструктура и среда, зависит от того, насколько эффективна та структура занятости, та система разделения труда, которую вы выращиваете на этой территории. Все в конечном счете определяется эффективностью рабочего часа, а это обусловлено существующей в данное время в данном месте системой разделения труда.
Я всегда привожу показательный пример Форда: рабочий у него получал от 5–6 долларов за рабочий день, а у любого его конкурента в американском автомобилестроении в те же годы он получал за тот же рабочий день 1,5 доллара. Фордовский рабочий зарабатывал до 200 долларов в месяц и мог позволить себе купить машину Форда за полтора-два месяца, а рабочие его конкурентов, получающие максимум 40 долларов в месяц при потогонной нагрузке, не могли купить эту машину никогда.
– Мне не совсем понятно. Например, люди предыдущей формации не меняли так быстро виды деятельности, сферы увлечений, как мы. А наши дети уже многое попробовали. В этом есть некоторый слом поведения и разнообразия, и на это город должен ответить.
Вы упорно меня не слышите, в вашем кругозоре экономика отсутствует вообще. Сколько этот прекариарий-гастарбайтер получает? Для Москвы это мизерные деньги, но огромные по масштабу места, откуда он приехал. А его образ жизни и потребления в Москве – это бараки, вагончики, скученность, болезни, регулярные аварии и смерти… Поедет ли он в центр города в ресторан?
– А тренд на увеличение его зарплаты, эффективности системы труда?
Это зависит от того места, которое он занимает в системе разделения труда, а оно в свою очередь зависит от места данной отрасли (в пределе – национальной экономики в целом) в мировой табели о рангах эффективности технологий.
– Мы теперь видим новые эффективные экономики: Сингапур, например. Поменялась ли модель поведения этих горожан? Можно ли как-то прогнозировать изменение модели поведения?
Ответ на этот вопрос будет зависеть от базовых архетипов культуры. Во Вьетнаме даже бедный человек ест вечером в публичных местах. Они приходят в ресторан в 10 вечера, когда не жарко, сидят прямо на улицах, в местах, где нет туристов-европейцев. Там бесконечная череда заведений, в которых вы можете вкусно поесть с разным уровнем цен. Каждый вьетнамец может найти себе место в соответствии с уровнем дохода, чтобы посидеть и поговорить в компании.
– Правильно ли я понимаю, что иркутянин, который уже сейчас пытается что-то делать в свое свободное время, при появлении возможности он это поведение и усилит?
Возможно. Я недавно посетил сеть ресторанов в Хабаровске. Молодые ребята придумали модель ресторанов-театров. Там каждый столик имеет 8–12 посадок в течение дня. Европеец скажет – у вас какой-то Клондайк, потому что если у европейского ресторатора 2–3 посадки в течение дня, это уже огромный успех.
– А почему у него такая высокая посещаемость?
Модное место сделал. У него уже восемь разных ресторанов.
– Скрестил театр и ресторан.
Если есть покупательная способность, если есть источник доходов, дальше человек смотрит и свой бюджет структурирует. Если сейчас у нас резко вырастут затраты на здравоохранение и образование и придется покрывать эти затраты из своего кармана, то вы увидите реальную структуру приоритетов домохозяйств: что они выберут и от чего откажутся. Это перетекающие сосуды, а вы не хотите видеть реальность изменения бюджета времени и финансового бюджета семьи. Хотя каждый из вас является семейным человеком и на своем примере может представить, как принимаются подобные решения. Я, например, могу сказать, что хожу с детьми в рестораны только когда мы куда-то ездим, а так у нас ресторан дома. У нас хорошо готовит мама, все старшие девочки умеют готовить. Я не считаю себя бедным человеком, но я эту статью из текущего бюджета стараюсь исключать.
– Такие стратегии зависят от семейного бюджета. Но есть места, за которые платить не надо, это общественные пространства. Муниципалитет, который работает на создание и обустройство общественных пространств, на средовые проекты, создает условия для тех, чей бюджет не позволяет сидеть в ресторане. И при этом мы знаем, что бюджет муниципалитета, как правило, низкий. Мода у нас такая или это все-таки предчувствие социальной необходимости в общественных пространствах, которая увеличивается с приходом нового класса – прекариата?
Новый образ жизни, когда многие работают удаленно, приходит на смену традиционному, и теперь рабочие места мы можем увидеть в парках и других открытых пространствах (конечно, сейчас зима загонит внутрь).
– У молодежи концепция потребления другая. Им не нужны золотые унитазы.
Конечно, новое поколение создаст свою иерархию богатства и бедности и свои потребительские стратегии и сценарии.
Поэтому город, открытый таким формам времяпрепровождения, занятости, досуга и одновременно экономически щадящий, понимающий бюджетные ограничения своего потребителя, он, конечно, будет потребляться.
Я обратил внимание, что и у вас в городе стоимость одних и тех же блюд в разных заведениях, находящихся рядом, совершенно разная. Ясно, что те, кто не впишется в ценовой диапазон своего усредненного потребителя, рано или поздно обанкротится. Ресторан – это сложный бизнес. Там есть четкие граничные условия: если у тебя нет достаточного количества клиентуры, ты не сможешь купить хорошие продукты, а ели ты не сможешь купить хорошие продукты, ты не сможешь привлечь клиентуру. Эту развилку ты можешь обойти за счет включения в сети поставщиков или длинные цепочки переработки продуктов питания, ориентированные на другие сегменты потребления.
Мы это видим сегодня на многих примерах. Рестораторы заинтересованы в создании подобных сетей и задают требования к новому сельскому хозяйству и новой логистике.
– Сеть кулинарий «Лавка Караваевых», например, публично устраивает вечером уничтожение непроданных за день продуктов. С одной стороны, понятно, что владельцы гарантируют этим качество, свежесть, а с другой – понимаешь неуместность такой акции; некоторым бы здорово пригодились и слегка перестоявшиеся, но вполне доброкачественные продукты…
В развитых экономиках такие системы разделения труда выращиваются столетиями; они «схватывают» жизненный цикл той или иной продукции и позволяют новым предпринимателям входить в эти цепочки, расшивая «слабые» места. У нас производительность труда и качество сельского хозяйства было практически полностью уничтожено «большевиками», и сейчас оно еще сильно отстает.
Итак, функционально я на ваш вопрос ответил.
Прекариат – новый класс, резервная армия труда под архитектуру промышленной революции. Часть этих социальных процессов мы видим и понимаем, а о части мы даже догадаться не можем: что произойдет в ближайшие 25–30 лет?
– Создавать гигагорода способны только Китай и Индия?
Нет. Все идут по этому пути: и Пакистан, и Мексика, и Бразилия, и Москва.
– Москва – понятно.
А мне непонятно, потому что в один момент Москва почти перестала расти, а потом стала довольно быстро набирать скрытую численность. Понятно, что это сегодня ключевой аттрактор для регионов: у кого есть деньги, едут туда покупать жилье для детей, для себя. А с другой стороны, это новая Москва, которая застраивается по старому принципу.
– Что делать сибирским городам? Концепция двадцати агломераций-трехмиллионников, которую породил Минэконом, неприемлема для Сибири: здесь миллионников три, а трехмиллионников нет и не предвидится.
– Вчера во время обсуждения прозвучал тезис: «У нас нет в повестке агломераций».
Для вас единственный вариант – создавать инновационный хаб. Нужно создавать город в городе, если пользоваться метафорой города как некоей интенсивности, и именно это новое качество нужно создавать.
Сегодня Иркутск продолжает двигаться в инерции совместного проекта – как архипелаг из 6 различных промышленных зон. Поверх этой карты надо пытаться прорисовать новый город, архитектурно и инфраструктурно его собирать.
– А какова судьба малых городов?
Не знаю. Пока провели программу обучения для команд моногородов (300 разных из разных регионов). Отчетливо видна одна вещь: есть 10–15%, которые движутся неплохо. Есть 20% уже мертвых; единственное, что их волнует – когда и куда бежать. В них царит пораженчество и чемоданные настроения.
– Стратегии городов зависят от объективных предпосылок или команда такая подобралась?
Глазычев, когда делал свой проект исследования «глубинной России», исходил из установки, что нет объективных предпосылок развития и что все зависит от самоопределения местного сообщества. У него собран интересный материал.
Буквально 15–20 км проехал – другая ситуация. А есть серединка неопределившихся, и на них мы можем чуть-чуть повлиять, потому что вторых не спасти, первые и без нас сработали. А вот эти 60% колеблются. Даже если предположить, что из них треть начнет двигаться – это большой успех программы. Фонд развития моногородов, Шуваловская программа, Сколково были операторами подготовки таких команд.
– Роботизация, которую и в школах уже преподавать начали, безусловно, повлияет на занятость в ближайшем будущем…
В развитых странах этот процесс происходит постепенно.
А принцип очень простой: если эксплуатационные затраты на подсистему под названием «человек» становятся выше, чем капитальные затраты на покупку робота, будет роботизация. Если вы можете платить три копейки человеку и он будет выполнять свои функции – вам не нужен робот, это экономически неэффективно, поэтому целые отрасли будут работать без роботов. Технологическая возможность есть, но экономического смысла нет. А если работник неприхотливый, то в этих областях он сохранится.
– В городской среде человек интенсивного умственного труда нуждается в отдыхе, релаксе, массаже; меняются его потребности и запросы на сервисы, которые обслуживают его интеллектуальные функции. Должен ли город формировать эти запросы?
Да. Когда я готовился к иркутским лекциям, то начал, опираясь на разработки моих коллег (Лидия Борисова), использовать следующую схему: по горизонтальной оси коллективные и индивидуальные действия, по вертикальной – пассивная и активная позиция. И у меня получилось 4 группы жителей: горожанин-гость; коллективист, который больше всего ценит возможности межличностного общения, участия в малых группах; человек, преобразующий город, инициатор городских событий; и, наконец, человек-раковина, закрытый в своем маленьком мирочке. Это разные стратегии, для которых нужны разные городские проекты.
По идее, нужно не только нарисовать абстрактную модель по этой либо какой то другой модели. Нужно на ее базе прорисовать для каждой позиции его город, потому что даже на одной и той же улице могут быть элементы разных систем, и они должны быть еще сочленены друг с другом. У меня свой город: своя Москва, свой Брюгге, свой Лондон, свой Париж, в каждом городе у меня есть свой маршрут, свои любимые заведения. С учетом того, что я посетил 85 стран мира, я более или менее понимаю, что, где и как устроено, и мне легко выстроить для себя комфортный график. А для многих это сложно, им нужен грамотный сопровождающий.
Вчера в одном из ресторанов Иркутска его хозяин сказал: «Чтобы мой ресторан был прибыльным, он должен быть включен в туристический маршрут; значит, мне нужен поток туристов и поставки продуктов». Имея три ресторана в трех разных сибирских городах, он может усилить использование ресурсов каждого из них; может экономить на издержках, играть на различии и общности имиджа. Но при этом в каждом городе у него будет немного иная стратегия, иначе она не будет экономически эффективна.
– В 130-м квартале Иркутска создали рай для рестораторов, сюда включился и туристический поток, и поток горожан. И сразу квартал включился в туристический маршрут.
Правильно. Весь мир так живет. Потому что эти ребята поддерживают спрос как на нижележащие, так и на вышележащие этажи деятельности: они покупают продукты, вина, посуду, мебель, сувениры, создают устойчивые рабочие места.
Короче, социальные изменения, связанные с прекариатом, нужно мыслить в контексте больших волн промышленных революций, тогда, с точки зрения логики, эти вещи становятся гораздо более понятными.
– И, подвергая сомнению существование пролетариата как единого класса, можно и к этому новому классу – прекариату – легче относиться.
Лет через сто и он также дифференцируется на более дробные социальные группы, переструктурируется, и возникнет что-то новое.
Материал «Социальный портрет города» опубликован в Project Baikal
Поделиться:
В градостроительстве обычно «город», «территория», «район» — это набор данных, иногда в виде моделей, чаще – схем. Они почти всегда социально обезличены, это — прямое следствие необходимой универсализации, иначе многоплановое и многокомпонентное планирование не осуществимо. Но такое «социальное молчание» градостроительного объекта, одновременно, и одно из самых уязвимых мест современной науки о градостроительстве. Поговорим о реальных попытках преодолеть информационный вакуум и нарисовать «социальный портрет» городского пространства.
«Города в XXI веке будут такими, какими будут их жители»: эта небольшая статья академика В.В. Владимирова одной из первых сопоставила две таких близких, но так мало реально пересекаемых наукой о градостроительстве, системы: города и их жители. Много говорится о демографии и демографических прогнозах, есть схемы с распределением мест проживания или организации досуга жителей, но глубина сложности взаимодействиях двух этих сущностей, конечно, еще ждет своего осмысления.
Мы мало знаем о городах и местах, для которых проектируем. Мы полны иллюзий, что знаем «как там все должно быть», но мы почти даже и не пытаемся понять, а как там все есть. Что там есть? Кто там есть? Чем северный район отличается в том же самом городе южного? Как жители одного города отличаются от жителей другого города? Как отличия жителей влияют на их восприятие городской среды? В реальной проектной практике почти нет алгоритмов для выявления этих субъективных тонкостей.
На сегодняшний день, что у нас есть из классического «арсенала» градостроителя?
- «Гуманитарные» наработки российских градоведов, например, Н.П. Анциферова (см. ссылку). Непосредственно жители города в его работах крайне редко упоминаются, но субъективные ощущения и размышления автора, напрямую сопоставленные с пространством конкретного города все равно дают почти полную картину «социального портрета» города. В этом смысле, и статьи Белинского, и тексты Достоевского косвенно – градоведческие. Сегодня в России работы в этом стиле именуются «урбанологическими», а «урбанология» постепенно претендует на статус отдельной науки.
- Малоупоминаемые сегодня советские традиции совместных исследований «проблем расселения <освещавшихся через анализ социально-демографической ситуации — прим. автора блога > и путей совершенствования застройки городов». О методической базе такого подхода ГРАДОТОМИИ ничего не известно, но имеется ряд сборников конференций (рис. 2), преимущественно республиканских, которые хорошо иллюстрируют принцип совместности между социологией и градостроительством, хотя бы на уровне науки.
- Кевин Линч и все исследования, которые ввели в оборот «ментальные карты» и вообще начали учет субъективно-личностных характеристик восприятия искусственной среды обитания. Позже, в этом направлении появилась отдельная дисциплина «средовая психология».
- Также можно объединить широкий круг американских исследователей от Вильяма Холи Уайта (с его «The Social Life of Small Urban Spaces» еще в 1980х) до сформировавшейся сегодня в виде самостоятельного направления дисциплины «Placemaking» (см. ссылку). Именно «Placemaking» и можно было бы попробовать перевести как «градоустройство» (дословно с англ. «placemaking» — «местоустройство»), если бы термин «градоустройство» так широко не применялся уже по самым разным другим поводам. Так что оставляем «Placemaking» пока без перевода.
Рисунок 2 – Фрагменты сборника тезисов докладов «Проблемы расселения и пути совершенствования застройки городов республики» (Ташкент, 1979 г.). В последовательности докладов и их общей логике просматривается понятная логика изложения «от социального портрета жителя – через понимание специфики его жизнедеятельности – к поиску градостроительных решений». После 1980х гг. таких работ почти не встречается.
То есть у нас есть: описательные модели урбанологов, ментальные карты и семантический анализ от психологов, методики для проведения интервьюирования жителей от специалистов по дизайну городской среды. Эти приемы в основном используются для оценки сложившейся среды (в подавляющем большинстве – с акцентом на ее недостатки) и последующего выбора проектных решений из привычного перечня. Связь между состоянием среды и характером ее функционирования, которая , видимо, должна быть выстроена с учетом особенностей ее использования и осмысления жителями, не выявляется. Процессы отторжения или притяжения среды остаются за пределами проектной работы.
При этом в практике социологов присутствует пестрый массив исследований на тему «социальный портрет жителя конкретного рода» (например, здесь или здесь). Имеются и более сложные, интригующие социологические исследования (например, связанные с понятием «гетеротопии»). Но эти исследования проводятся социологами и в интересах социологии. «Социальное портретирование» в реальной проектной градостроительной практике используется на уровне входных данных для проектирования. Специфика же социальных и пространственных особенностей в универсальном производстве градостроительного знания никак не учитывается.
Какими являются городские пространства с учетом проживающих в них жителей? Каков портрет городского района? Востребованы социальные портреты жителей конкретных территорий, социальные портреты участников городских коммуникаций на проектируемых городских маршрутах, очень нужен подробный анализ социальных конструктов, при помощи которых мы описываем застройку наших городов.
И здесь на первый план выходят «гибридные» трансдисциплинарные стратегии, которые бы на уровне постановки задачи и в процессе ее решения совместили бы социологическую науку и градостроительную. Удачные примеры таких исследований есть. Во-первых, конечно, это аксиологическая топология и ее основатель Ю. Г. Вешнинский. Работ у Юрия Григорьевича много, все не процитируешь, но как минимум упомянем «Аксиологию постсоветского культурного пространства на рубеже тысячелетий» (диссертация на соискание уч. степени кандидата культурологии), где подробно исследованы предпосылки формирования социально-психологических границ отдельных районов города (на примере Москвы). И цикл работ, которые условно могли бы быть названы «Москва в Москве» (посвященные изучению различных аспектов восприятия городских районов и достопримечательностей, см. рис. 3-4).
Рисунок 4 – Статья Ю.Г. Вешнинского «Москва в Москве» (здесь представлена по материалам Ю.Г. Вешнинского и с его согласия)
Во-вторых, все чаще появляются стыковые социально-поведенческие и градостроительно-средовые исследования. Например, добротная подробная статья «Современные городские трущобы: социальный портрет и образ жизни обитателя (на материале г. Калуга)»: социальный портрет «жителя трущобы» дополнен авторским подробным изучением процесса формирования феномена «трущоба», в том числе и в сознании жителя такого района; приводится авторская классификация трущобных территорий. Автор смело пытается совместить два поля: «социальное» и «пространственное». И получается интересно. К этой же — условно выделенной группе — может быть отнесена и работа А.О. Богатиковой о практике установления «границ» (поведенческих, но с переходом в непосредственную жилую среду) в повседневном пространстве российского города.
Наконец, прекрасным примером некоторого расцвета научной практики преодоления «социального молчания» градостроительного объекта являются работы в области когнитивной урбанистики А.В. Крашенинникова, который фактически и является ее основателем. Статьи Алексея Валентиновича увязывают сложные когнитивные модели и пространственные ситуации современного города «…социально-пространственный комплекс макро-уровня городской среды, имеющий событийную окраску и территориальную принадлежность, например: центр города, район станции метро, соседний квартал, парк культуры», что позволяет сопоставить явления казалось бы совершенно различной природы. Эта «разность» в эпоху междисциплинарности почти непреодолимая, сегодня в ходе трансдисциплинарных стратегий прекрасно реализуется, значит у «социального молчания» городских пространств есть еще шанс быть правильно истолкованным и осмысленным…
Нельзя не вспомнить, что уже в советское время #советскоеградостроительство проводились многочисленные и, среди прочих, довольно интересные исследования в области #социальноепортретирование городских территорий. Например:
- Диссертация «Образы городской среды в массовом сознании и в искусстве» (Г.З. Каганов, 1999, Москва). Работа несомненного классика российского градоведения выполнена в статусе «диссертации на соискание степени доктора искусствоведения», поэтому имеет несколько менее градостроительный уклон, чем хотелось бы. «Образ городской среды» исследован совместно с базовыми культурными архетипами: «при всей своей структурной противоположности, «обывательский» и художественный образы среды могут «работать» только вместе, и только вместе способны создать истинный «стереоскопический» образ городской среды, характерный для каждой конкретной стадии развития городской культуры».
- Диссертация «Социальное развитие микрорайона большого города» (Р.Г. Багирян, 1984, Москва). Несмотря на очевидный идеологический уклон диссертации, не так то у нас и много до сих пор работ, которые (хотя бы на уровне анонсирования) заявляют, что «…новизна …исследования заключается в целостном рассмотрении предметно-структурных параметров микрорайона как специфического объекта социологического анализа в их единстве с функциональным назначением; в создании на основе проведенного исследования социального портрета микрорайона; в формулировке системы критериев, на основе которых выделены два типа микрорайонов, характерные для большого города; в сравнительном анализе характера, особенностей и перспектив социального развития микрорайонов двух типов; в выявлении социальных параметров жизнедеятельности микрорайона, отвечающих требованиям превращения Москвы в «образцовый город». Тут тебе и посыл «образцового города», и «система критериев», и «социальные параметры жизнедеятельности микрорайона».
Научно-образовательный журнал для студентов и преподавателей «StudNet» №2/2021
СОЦИОЛОГИЧЕСКИМ ПОДХОД К АНАЛИЗУ СОЦИАЛЬНО-КОММУНИКАТИВНОГО ПОРТРЕТА ГОРОДА
SOCIOLOGICAL APPROACH TO ANALYSIS OF SOCIAL AND COMMUNICATIVE PORTRAIT OF THE CITY
УДК 316
Пономарева Наталья Олеговна, Студент факультета журналистики, Института государственной службы и управления РАНХиГС, 119571, Россия, г. Москва, пр-т Вернадского, 82
Ponomareva Natalia, Student of the Department of Journalism, Institute of Public Administration and Civil Service, RANEPA, 119571, Russia, Moscow, Vernadsky av., 82., E-mail: ponomarevanatalia3115@gmail.com.
АННОТАЦИЯ
В данной статье автором проанализировано основное значение коммуникативного пространства, которое заключается в том, что оно оказывает непосредственное воздействие на оценки, мнения и поведение людей, а также становится важным фактором общественных изменений. Кроме того, в статье представлено авторское определение понятия коммуникативного пространства города. Цель статьи состоит в выявлении специфики и роли средств массовой коммуникации в формировании общественного мнения. В статье также представлены анализы подходов к изучению медиапотребления.
ABSTRACT
This article presents the analysis of the main significance of the communicative space, which consists in the fact that it has a direct impact on the assessments,
opinions and behavior of people, and also becomes an important factor of social change. In addition, the article presents the author’s definition of the concept of the communicative space of the city. The purpose of the article is to identify the specifics and role of mass communication media in the formation of public opinion. The article also presents analyses of approaches to the study of media consumption. Ключевые слова: коммуникативное пространство, социальный портрет, общественное мнение, коммуникация, медиапотребление. Keywords: communicative space, social portrait, public opinion, communication, media consumption.
Социология города стремится описать и интерпретировать причинно -следственые связи между конститутивными элементами города и факторами, которые их порождают. Такой подход позволяет понять как сложный, так и глубокий смысл любой городской реальности, в частности, территориальную стабилизацию социальной жизни, возникновение системы символов пространства и культуры, происхождение и эволюцию поселений. Город стал воспроизводить исторически по-разному структурные элементы первых поселений: древние города, города средневековья, современные города, города промышленных революций и города мира как городской системы. Характеристики «глобального города» кажутся следующими: безразличие к пространственному распределению производственного процесса, господство над все более широкими территориями, рынок в мировом масштабе и производство символов и механизмов, легитимирующих власть городов, которым не в состоянии противостоять правовые и политические порядки государств.
В течение последних десятилетий стало популярным не только описывать городское пространство, но рассматривать социальный портрет города в качестве объекта исследования в рамках различных дисциплин. Ученые с разным опытом исследуют городское пространство в различных формах и с использованием широкого спектра средств массовой информации.
Междисциплинарный охват приводит к обширной обработке и изложению различных инновационных методологий. «Социальный портрет города» представляет собой обзор знаний и представлений о жизнедеятельности города.
В современном мире средства массовой информации оказывают большое влияние на общественную систему в целом. Кроме того, на сегодняшний день СМИ становятся актуальным агентом социализации, определяя тем самым роль системы образования, институтов семьи, экономики и политики, что особенно остро проявляется в пространстве больших городов. Испанский социолог М. Кастельс писал о наиболее важных изменениях в современном обществе в целом, и изменения, происходящие в сфере масс медиа – одни из них. Предпосылкой к возникновению информационного общества является резкий скачок в развитии компьютерных технологий и телекоммуникаций [1].
В свою очередь, американский социолог Э. Тоффлер говорил, что в результате процессов урбанизации снижается значение связей с первичной группой, а также уменьшается роль социальных институтов. Функции социализации в больших городах начинают выполнять власти города и городские СМИ, которые в свою очередь имеют ряд функций в обществе направленных на достижение целей и задач. Всем этим процессам содействует коммуникативное пространство [3].
Основное значение коммуникативного пространства заключается в том, что оно, не только информирует, развлекает, пропагандирует те или иные ценности, оказывает непосредственное воздействие на оценки, мнения и поведение (является агентом социализации современных поколений), но и становится важным фактором общественных изменений, которые наиболее явно проявляются в информационно насыщенном пространстве города. Таким образом, под коммуникативным пространством города мы подразумеваем информационное пространство, в котором происходит
взаимодействие населения не только друг с другом, но и с администрацией города как посредством взаимодействия, так и передачи информации. В своем составе каждый город неоднороден: чем больше численность населения города, тем не только оно разнообразнее, но и разнообразнее в нем осуществляется процесс коммуникации. Для эффективного осуществления коммуникации жителям города необходимо осознавать свою включенность в городские сообщества, удобство пространства города, наличие поводов для осуществления коммуникации внутри городского сообщества. Основное внимание в исследовании города уделяется именно социальным и культурным процессам.
Массовая коммуникация является отображением всей информационной среды общества, а средства массовой информации – важнейшим общественным и политическим инструментом воздействия. Массовую коммуникацию можно рассматривать и как “социальный”, и как “культурный” феномен. Ежедневно средства массовой информации формируют повестки дня. Важно отметить, что формирование повестки дня не является ни моделью коммуникации, ни теорией. Это, скорее, объяснение того, как средства массовой информации и общественное мнение влияют друг на друга. Одним из первых авторов этой идеи был Уолтер Липпман. Он считал, что общество реагирует на «псевдосреду», или на то, каково их восприятие окружающей среды. Формирование повестки дня происходит потому, что СМИ несут ответственность за то, что мы, как общество, должны услышать и узнать [4]. Для того чтобы повестка дня была определена, должен произойти некоторый линейный процесс, который состоит из трех частей:
1. Должна быть определена повестка дня средств массовой информации;
2. Определена общественная повестка дня;
3. Затем в ответ на это политики, политические лидеры, должны составить политическую повестку дня.
В простейшей модели повестки дня СМИ непосредственно влияют на общественную повестку дня, которая в свою очередь также влияет и на
политическую повестку дня. Институт средств массовой информации является частью структуры общества, а его технологическая инфраструктура – частью экономической и политической базы, в то время как идеи, образы и информация, распространяемые средствами массовой информации, являются важным аспектом нашей культуры (медиаконтентом).
Средства массовой информации, как правило, в вопросах ценностей и идей «перенимают» раннее влияние родителей, школы, религии, окружения в целом. Следовательно, мы очень зависим от средств массовой информации в большей части нашей «символической среды» (сформированные картинки в наших головах), как бы мы не формировали нашу собственную личную версию. Именно средства массовой информации могут создавать различные элементы, которые являются связанными с другими, поскольку в настоящий момент, общество, как правило, имеет во многом одни и те же источники средств массовой информации и одну медиакультуру. Без совместного восприятия реальности, независимо от ее происхождения, не может быть действительно организованной общественной жизни.
Институт средств массовой информации является частью структуры общества, а его технологическая инфраструктура – частью экономической и политической базы, в то время как идеи, образы и информация, распространяемые средствами массовой информации, являются важным аспектом нашей культуры (медиаконтентом).
Представление о том, что массовая коммуникация объединяет реальность и наше восприятие, и знание о ней, относится к ряду конкретных процессов на разных уровнях анализа социального портрета.
Литература
1. Кастельс М. Информационная эпоха: экономика, общество и культура / пер. с англ. / под науч. ред. О. И. Шкаратана. М.: ГУВШЭ, 2000. – 81 с.
2. Соколов А. В. Общая теория социальной коммуникации: Учебное пособие. — СПб.: Изд-во Михайлова В. А. – 2002. — С. 15
3. Элвин Тоффлер. Средства дальней связи // Третья волна. — Москва: АСТ, 2004. — 781 с.
4. Уолтер Липпман. Общественное мнение. – М.: Институт Фонда «Общественное мнение», 2004. – 384 с.
5. Чикагская школа социологии. Сборник переводов. / РАН ИНИОН. Центр социал. науч.-информ. исслед. Отд. социологии и социал. психологии; Сост. и пер. Николаев В. Г. Отв. ред. Ефременко Д. В. — М., 2015. — (Сер.: Теория и история социологии). — 430 с.
6. Щепилова Г. Теория многоступенчатого потока информации: новое прочтение [Электронный ресурс] – Режим доступа: http://mediaalmanah.ru/files/58/2013_5_4_shchepilova.pdf (дата обращения: 15.11.2020)
7. Castells, M. The Urban Question. A Marxist Approach (trans: Alan Sheridan). London, Edward Arnold, 1977
8. Wendell Bell, sociologist helped found field of futures studies”. YaleNews. December 12, 2019. Retrieved January 3, 2020.
9. Dictionary reference [Electronic resource]. – Mode acess: http://www.dictionary.com/browse/urban-sociology
Literature
1. Castells M. Information age: economy, society and culture / per. from English / under scientific. ed. O. I. Shkaratana. M .: GUVSHE, 2000 .– 81 p.
2. Sokolov A. V. General theory of social communication: textbook. – SPb .: Publishing house of Mikhailov V.A. – 2002 .– P. 15
3. Alvin Toffler. Long-distance communication facilities // Third Wave. -Moscow: AST, 2004 .– 781 p.
4. Walter Lippman. Public opinion. – M .: Institute of the Public Opinion Foundation, 2004. – 384 p.
5. Chicago School of Sociology. Collection of translations. / RAS INION. Center for social. scientific-inform. issled. Dept. sociology and social. psychology;
Comp. and per. Nikolaev V.G. Otv. ed. Efremenko D.V. – M., 2015 .– (Ser .: Theory and history of sociology). – 430 p.
6. Shchepilova G. Theory of multistage information flow: a new reading [Electronic resource] – Access mode: http://mediaalmanah.ru/files/58/2013_5_4_shchepilova.pdf (date accessed: 15.11.2020)
7. Castells, M. The Urban Question. A Marxist Approach (trans: Alan Sheridan). London, Edward Arnold, 1977
8. Wendell Bell, sociologist helped found field of futures studies. “YaleNews. December 12, 2019. Retrieved January 3, 2020.
9. Dictionary reference [Electronic resource]. – Mode acess: http://www.dictionary.com/browse/urban-sociology
как составить социальный портрет города?
123
Мастер
(1311),
закрыт
11 лет назад
сногивнос
Гуру
(3223)
12 лет назад
внизу портрета быдло и рабы держат платформу с офисными кабинками в которых сидят белые вортнички, на чьих скрюченных спинах покоится пирамида, на каждой ступеникоторой сидят во все более дорогих креслах и костюмах все болеежирные свиньи .Понятное дело от отснования к вершине все дороже и жирнее .
Кто не делится найденным, подобен свету в дупле секвойи (древняя индейская пословица)
Библиографическая запись:
Урбанизация как социальный феномен. Социальный портрет города. — Текст : электронный // Myfilology.ru – информационный филологический ресурс : [сайт]. – URL: https://myfilology.ru//143/urbanizacziya-kak-soczialnyj-fenomen-soczialnyj-portret-goroda/ (дата обращения: 15.05.2023)
Урбанизация — это рост городского населения и рост городов (количественный аспект). В широком смысле урбанизация понимается как исторический процесс повышения роли городов и городского образа жизни в развитии общества (качественный аспект).
Особенности:
Развитие крупных городских агломераций (компактных пространственных группировок поселений, объединенных в сложную систему многообразными интенсивными связями). Если такая сеть возникает вокруг одного крупного города-ядра, то ее называют моноцентрической или точечной агломерацией. У агломераций два фундаментальных свойства: сближенность образующих их поселений и их взаимодополняемость.
Усложнение форм и систем урбанизированного расселения: переход от точечных агломераций к линейным. Линейные агломерации формируются вдоль важнейших магистралей.
Распространение вне центров и урбанизированных ареалов городского образа жизни.
Увеличение радиусов расселения в пределах агломераций и урбанизированных районов, связанных с местами приложения труда, зонами отдыха.
Особенности урбанизации в России
Незавершенный, односторонний характер развития самого процесса. Урбанизация расценивалась лишь как побочный эффект индустриализации. Вследствие этого появление большого числа промышленных центров не сопровождалось развитием инфраструктуры, сферы отдыха, досуга, развития культурного потенциала работников.
Индустриализация имела искусственный характер. Городское население по преимуществу росло не за счёт естественного прироста, а в результате подчас вынужденной миграции сельчан. Была широко распространена практика преобразования в города сельских поселений.
Миграция из села не сопровождалась созданием подлинно городского образа жизни. Многие горожане продолжали репродуцировать элементы сельского образа жизни.
Урбанизация носила не экономический, как в Европе. Она проводилась в интересах и средствами государства, опиралась на ресурсы, накопленные государством, а не на массовую активность людей, склонных к предпринимательству.
Деформация функциональной структуры городов, преобладание монопрофильных, узконаправленных центров (городов одной отрасли).
Низкое качество городской среды.
Экологическое неблагополучие урбанизации.
Все эти черты позволяют исследователям говорить о псевдоурбанизации в России.
Субурбанизация—это процесс роста и развития пригородной зоны крупных городов.
Социальный портрет Екатеринбурга:
Третий уровень анализа поселенческой структуры общества предполагает рассмотрение конкретного поселения с точки зрения его внутренних структурных элементов и связей между ними.
Город — система. В его организме выделяются такие структурные компоненты, как население, материально-вещная среда, естественно-природная среда, социальная, духовная, психологическая среда.
По теории концентрических зон (Чикагская школа) в пространственной структуре города выделяются:
центральный деловой район, в котором расположены основные коммерческие предприятия, магазины, увеселительные заведения, административные учреждения;
смешанная зона, где сосуществуют жилые дома и коммерческие предприятия;
рабочий район, где находятся жилые дома рабочих;
жилая зона представителей среднего класса, где сосредоточены, главным образом, односемейные особняки, в них живут чиновники и люди интеллектуального труда;
привилегированная зона, где проживают представители высшего и среднего класса, высокопоставленные администраторы и творческая элита, скорее, пригород, а не город.
По «секторальной» теории (Хойот) основное внимание уделяет анализу секторов города в связи с развитием транспортных путей и уже застроенных районов. Структура — секторы разного масштаба и качества среды с вершиной в центре города. Основными факторами секторальной динамики являются стоимость земли и транспортные артерии. Секторы развиваются вдоль транспортных путей, а качество и функциональный профиль территории обусловлены ценой на землю, которая зависит, прежде всего, от престижа места.
Многоядерная модель города (Харрис и Ульман): на территории города имеются различные центры, вокруг которых складываются однородные по своему внутреннему составу, но разнородные по характеру и функциям территории – административная, финансовая, торговая, рекреационная и др. Наиболее яркий пример – Лондон. Просматривается и тенденция развития городской территории: чем старше и крупнее город, тем больше в нём ядер, и они носят более разнообразный характер. Исторический центр превращается в одно из ядер. Фактическим центром, престижным местом могут становиться другие ядра, имеет место динамика, изменение места центральной зоны, инверсия территории по оси «центр-периферия».
Анализ Екатеринбурга: изначально создавался как крепость-завод: центр его составляла крепость в форме правильного четырехугольника, вокруг которого впоследствии пристраивалось обывательское жилье. К концу 18 в. город представлял собой продолговатый четырехугольник, причем крепость оказалась внутри. В 30-е гг.20 века для застройки социалистического города была предложена система самодостаточных городских ядер, которые будут застроены многоэтажными домами для всех, независимо от сословных признаков. Жилье — спальня ; однако причастность к новой элите гарантировала проживание в центральных районах города, комфортабельное жилье, сверхнормативное обеспечение жилой площадью. Массовая застройка в 60-80-гг. привела к однотипности районов и городов: центр по-прежнему оставался наиболее привилегированным и престижным районом, на окраинах возводились так называемые «спальные» районы – типичным примером может служить Юго-Западный район. С развитием рыночных отношений облик городов постепенно меняется. Коммерческие организации проникают в жилую застройку центра, захватывая подвалы, жилые квартиры, детские сады. По примеру больших городов Запада в российских городах формируются «богатые» пригороды, застраиваемые семейными коттеджами.
Важнейшим элементом городской структуры является его население. Прежде всего, необходимо отметить, что в областном центре проживает треть населения области. В городе женщины численно преобладают над мужчинами.
26.08.2016, 4393 просмотра.
