Как только туземцы нашли меня – Сайт, где вы сможете решить свои вопросы

* * *

Часть первая

Путешествие в Лилипутию

Глава I

Автор дает сведения о себе и о своем семействе. Что побудило автора отправиться в путешествие. Он претерпевает кораблекрушение, спасается вплавь и благополучно достигает берега страны лилипутов. Его берут в плен и увозят в глубь страны.

Мой отец имел небольшое поместье в Ноттингемшире; я был третий из его пяти сыновей. Когда мне исполнилось четырнадцать лет, он послал меня в колледж Эммануила в Кембридже, где я пробыл три года, прилежно отдаваясь своим занятиям. Хотя я получал весьма скудное содержание, однако и оно ложилось тяжелым бременем на отца, состояние которого было незначительно; поэтому меня отдали в ученье к мистеру Джемсу Бетсу, выдающемуся хирургу в Лондоне, у которого я прожил четыре года. Небольшие деньги, присылаемые мне по временам отцом, я тратил на приобретение пособий для изучения навигации и других отраслей математики, полезных человеку, желающему посвятить себя путешествиям, так как я всегда думал, что рано или поздно мне выпадет эта доля. Оставив мистера Бетса, я возвратился к отцу, и у него, у дяди Джона и у других родственников мне удалось получить сорок фунтов стерлингов и обещание ежегодно высылать мне в Лейден еще тридцать фунтов. В этом городе, в продолжение двух лет и семи месяцев, я изучал медицину, будучи уверен, что знание ее окажется мне полезным в дальних путешествиях.

Вскоре по возвращении из Лейдена я, по рекомендации моего доброго учителя мистера Бетса, поступил хирургом на судно «Ласточка», ходившее под командой капитана Авраама Паннеля. Я проплавал с ним три с половиной года, совершил одно-два путешествия в Левант и в некоторые другие страны. Возвратившись в Англию, я решил поселиться в Лондоне; к этому поощрял меня и мистер Бетс, мой учитель, который порекомендовал меня нескольким своим пациентам. Я нанял квартиру в небольшом доме на Олд-Джюри и, вняв советам родных не оставаться холостяком, женился на мисс Мери Бертон, второй дочери мистера Эдмунда Бертона, чулочного торговца на Ньюгет-стрит, за которой получил четыреста фунтов приданого.

Но так как спустя два года мой добрый учитель Бетс умер, а друзей у меня было немного, то дела мои пошатнулись, ибо совесть не позволяла мне подражать шарлатанству многих моих собратьев. Вот почему, посоветовавшись с женой и некоторыми знакомыми, я решил снова отправиться в плавание. Я поступил хирургом сперва на одно, а потом на другое судно и в продолжение шести лет совершил несколько путешествий в Восточную и Западную Индию, что несколько поправило мои денежные дела. Часы досуга я посвящал чтению лучших авторов, прежних и современных, так как всегда запасался в дорогу книгами; на берегу же наблюдал нравы и обычаи туземцев и изучал их язык, что, благодаря хорошей памяти, давалось мне очень легко.

Последнее из этих путешествий было не особенно счастливо, и потому, утомленный морскою жизнью, я решил жить дома с женой и детьми. Я перебрался с Олд-Джюри в Феттер-Лейн, а оттуда в Уоппинг, надеясь иметь практику среди моряков, но эта надежда не оправдалась. Три года я провел в ожидании, что положение мое улучшится, и наконец принял выгодное предложение капитана Вильяма Причарда, владельца судна «Антилопа», отправиться с ним в Южный океан. 4 мая 1699 года мы отплыли из Бристоля, и наше путешествие было сначала очень удачно.

Не стоит утомлять внимание читателя подробным описанием наших приключений в этих морях; достаточно сказать, что при переходе в Ост-Индию мы были отнесены страшной бурей к северо-западу от Ван-Дименовой земли. Согласно наблюдениям, мы находились на 30° южной широты. Двенадцать человек нашего экипажа умерли от переутомления и дурной пищи; остальные были в состоянии полного изнеможения. 5 ноября (начало лета в этих местах) было очень пасмурно, так что матросы только на расстоянии полукабельтова от корабля заметили скалу; между тем страшный ветер гнал корабль прямо на эту скалу, и он мгновенно разбился в щепки. Шестеро из экипажа, в том числе я, спустили шлюпку на воду и благополучно отъехали от корабля и скалы. По моим расчетам, мы шли на веслах около трех миль, пока совсем не выбились из сил, так как были переутомлены уже на корабле. Поэтому мы отдались на волю ветра и волн, и через полчаса шлюпка была опрокинута внезапно налетевшим с севера шквалом. Что сталось с моими товарищами по шлюпке, а равно и с теми, которые нашли убежище на скале или остались на корабле, не могу сказать; думаю, что все они погибли. Что касается меня самого, то я поплыл наугад, подгоняемый ветром и приливом. Я часто опускал ногу, но не мог нащупать дно; и вот в то время когда я совсем уже выбился из сил и не способен был больше бороться с волнами, буря значительно утихла, и я почувствовал под ногами землю. Дно в этом месте было так отлого, что мне пришлось пройти более мили, прежде чем я добрался до берега; было, должно быть, около девяти часов вечера. Я прошел с полмили, но не обнаружил никаких признаков жилья и населения, или по крайней мере был слишком слаб, чтобы различить что-нибудь. Я чувствовал крайнюю усталость; от усталости, жары, а также от выпитой мной еще на корабле полпинты водки меня сильно клонило ко сну. Я лег на траву, которая была здесь очень низкая и мягкая, и заснул так крепко, как не спал никогда в жизни. По моему расчету, сон мой продолжался около девяти часов, потому что, когда я проснулся, было уже совсем светло. Я хотел встать, но не мог пошевельнуться; я лежал на спине и чувствовал, что мои руки и ноги с обеих сторон крепко привязаны к земле и точно так же прикреплены к земле мои длинные и густые волосы; а все мое тело, от подмышек до бедер, опутано целой сетью тонких бечевок. Я мог смотреть только вверх; солнце начинало жечь, и свет его ослеплял глаза. Кругом меня слышался какой-то глухой шум, но в том положении, в котором я лежал, я не мог видеть ничего, кроме неба. Вскоре я почувствовал, как что-то живое задвигалось у меня на левой ноге, мягко поползло по груди и остановилось у самого подбородка. Опустив глаза как можно ниже, я различил перед собою человечка, ростом не более шести дюймов, с луком и стрелой в руках и колчаном за спиной. В то же время я почувствовал, как вслед за ним на меня взбирается по крайней мере еще около сорока подобных же (как мне показалось) созданий. От изумления я так громко вскрикнул, что они все в ужасе разбежались, причем некоторые из них, как я узнал потом, соскакивая и падая с моего туловища на землю, получили сильные ушибы. Однако скоро они возвратились снова, и один из них, отважившийся подойти так близко, что ему было видно все мое лицо, в знак удивления поднял кверху руки и глаза и тоненьким голосом, но отчетливо прокричал: Гекина дегуль; остальные несколько раз повторили эти слова, но я не понял тогда их значения. Читатель может себе представить, в каком неудобном положении я лежал все это время. Наконец после большого усилия мне посчастливилось порвать веревочки и выдернуть деревянные колышки, к которым была привязана левая рука; поднеся ее к лицу, я понял, каким способом они связали меня. В то же время, сделав страшное усилие, причинившее мне нестерпимую боль, я немного ослабил шнурки, прикреплявшие мои волосы к земле с левой стороны, что позволило мне повернуть голову на два дюйма. Но созданьица вторично спаслись бегством, прежде чем я успел изловить кого-нибудь из них. Затем раздался пронзительный вопль, и, когда он затих, я услышал, как кто-то из них громко прокричал: Тольго фонак. В то же мгновение я почувствовал, что на мою левую руку посыпались сотни стрел, которые кололи меня, как иголки; после этого последовал второй залп в воздух, вроде того, как у нас в Европе стреляют из мортир, причем, я полагаю, много стрел упало на мое тело (хотя я не почувствовал этого) и несколько на лицо, которое я поспешил прикрыть левой рукой. Когда этот град стрел прошел, я застонал от злости и боли и снова попробовал освободиться, но тогда последовал третий залп, сильнее первых двух, причем враги мои пытались колоть меня копьями в бока, но, к счастью, на мне была куртка из буйволовой кожи, которую они не могли пробить. Я рассудил, что самое благоразумное пролежать спокойно до наступления ночи, и тогда левой рукой я легко освобожусь; что же касается туземцев, то я имел основание надеяться, что справлюсь и с большей армией, если только она будет состоять из существ такого же роста, как те, которых я видел перед собою. Однако судьба решила иначе. Когда эти люди заметили, что я лежу спокойно, они перестали метать стрелы, но в то же время по усилившемуся шуму я заключил, что число их возросло. На расстоянии четырех ярдов от меня возле правого уха я услышал стук, продолжавшийся больше часа, точно возводилась какая-то постройка. Повернув голову, насколько позволяли державшие ее веревочки и колышки, я увидел деревянный помост, возвышавшийся над землей на полтора фута, на котором могло уместиться четверо таких человечков, а возле помоста две или три лестницы, чтобы восходить на него. Оттуда один из них, по-видимому знатная особа, обратился ко мне с длинной речью, из которой я ни слова не понял. Но я должен упомянуть, что перед началом своей речи высокая особа трижды прокричала: Лангро дегюль сан (эти слова, равно как и предыдущие, впоследствии мне повторили и перевели). Сейчас же после этого ко мне подошли человек пятьдесят туземцев и обрезали веревки, прикреплявшие левую сторону головы, что дало мне возможность повернуть ее направо и таким образом наблюдать лицо и жесты оратора. Он мне показался человечком средних лет, ростом выше трех других, сопровождавших его; один из них, величиной с мой средний палец, вероятно паж, держал его шлейф, два других стояли по сторонам в качестве почетной стражи. Он произнес речь по всем правилам ораторского искусства: некоторые части ее выражали угрозу, другие — обещание, сожаление и благосклонность. Я отвечал в немногих словах с видом величайшей покорности, подняв к солнцу взор и левую руку и как бы призывая светило в свидетели, и так как я почти умирал от голода — в последний раз я поел за несколько часов перед тем, как оставить корабль, — то требования природы были так повелительны, что я не мог сдержать своего нетерпения и (быть может, нарушая строгие правила приличия) несколько раз поднес палец ко рту, желая показать, что хочу есть. Гурго (так они называли важного сановника, как я узнал потом) отлично понял меня. Он сошел с помоста и приказал приставить к бокам моим несколько лестниц, по которым взобрались и направились к моему рту более ста туземцев, нагруженных корзинами с кушаньями, которые были приготовлены и присланы по повелению монарха, как только до него дошло известие о моем появлении. В кушанья эти входило мясо каких-то животных, но я не мог разобрать по вкусу, каких именно. Там были лопатки, окорока и филе, с виду напоминавшие баранину, очень хорошо приготовленные, но каждая часть едва равнялась крылу жаворонка. Я проглатывал разом по два и по три блюда вместе с тремя хлебцами, из которых каждый был не больше ружейной пули. Туземцы прислуживали мне весьма расторопно и тысячами знаков выражали свое удивление моим ростом и аппетитом. По этому аппетиту они заключили, что малым меня удовлетворить нельзя, и потому, когда я знаками попросил пить, они необычайно ловко подкатили к моей руке одну из самых больших бочек и вышибли из нее дно; я без труда осушил ее одним духом, потому что она вмещала не более нашей полупинты. Вино по вкусу напоминало бургундское, но было гораздо приятнее. Затем они поднесли мне другую бочку, которую я выпил таким же манером и сделал знак, чтобы дали еще, но у них больше не было. Когда я совершал все описанные чудеса, человечки, восторженно крича, танцевали у меня на груди и много раз повторяли свое первое восклицание: Текина дегуль. Знаками они попросили меня сбросить обе бочки на землю, но сначала приказали толпившимся внизу посторониться, громко крича: Бора мевола, а когда бочки взлетели в воздух, раздались ликующие возгласы: Текина дегуль. Сказать правду, меня сильно искушало желание схватить первых попавшихся под руку сорок или пятьдесят человечков, когда они разгуливали взад и вперед по моему телу, и сбросить их. Но сознание, что они могли причинить мне еще большие неприятности, чем те, что я уже испытал, а равно торжественное обещание, данное мною им, — ибо так толковал я свое изъявление глубокой покорности — скоро прогнали эти мысли. Кроме того, я считал себя связанным законами гостеприимства с этим маленьким народом, который не пожалел для меня издержек на великолепное угощение. Вместе с тем я не мог достаточно надивиться неустрашимости крошечных созданий, отваживавшихся взбираться на мое тело и прогуливаться по нему, в то время как одна моя рука была свободна, и не испытывавших содрогания при виде такого страшного чудовища, каким я должен был казаться им. Спустя некоторое время, когда они увидели, что я не прошу больше есть, ко мне явилась особа высокого чина от лица его императорского величества. Его превосходительство, взобравшись на мою правую голень, направился к моему лицу в сопровождении десятка человек свиты. Он предъявил свои верительные грамоты за королевскою печатью, приблизя их к моему глазу, и обратился с речью, которая продолжалась около десяти минут и была сказана без малейших признаков гнева, но с авторитетом и решительностью, причем он часто указывал пальцем вперед, как оказалось потом, по направлению к столице, находившейся от нас на расстоянии в полумилю, куда, по решению его величества и государственного совета, меня должны были перевезти. Я ответил в нескольких словах, которые остались непонятыми, так что мне пришлось прибегнуть к помощи жестов: я показал своей свободной рукой на другую руку (но сделал это движение высоко над головой его превосходительства, боясь задеть его или его свиту), затем на голову и тело, давая понять таким образом, чтобы меня освободили. Вероятно, его превосходительство понял меня достаточно хорошо, потому что, покачав отрицательно головой, жестами пояснил, что я должен быть отвезен в столицу как пленник. Наряду с этим он делал и другие знаки, давая понять, что меня будут там кормить, поить и вообще обходиться со мной хорошо. Тут у меня снова возникло желание попытаться разорвать свои узы; но, чувствуя еще жгучую боль на лице и руках, покрывшихся волдырями, причем много стрел еще торчало в них, и заметив, что число моих неприятелей все время возрастает, я дал понять, что они могут делать со мной все, что им угодно. Довольные моим согласием, Гурго и его свита любезно раскланялись и удалились с веселыми лицами. Вскоре после этого я заметил общее ликование и услышал часто повторявшиеся слова: пеплам селян, и увидел с левой стороны большую толпу, которая ослабила веревки в такой степени, что я мог повернуться на правую сторону. Мне помазали лицо и руки каким-то приятно пахнущим составом, который в несколько минут успокоил жгучую боль, причиненную их стрелами. Все это, в соединении с сытным завтраком и прекрасным вином, благотворно подействовало на меня и склонило ко сну. Я проспал, как мне сказали потом, около восьми часов; в этом нет ничего удивительного, так как врачи, по приказанию императора, подмешали сонного питья в бочки с вином.

Вероятно, как только туземцы нашли меня спящего на берегу после кораблекрушения, они немедленно послали гонца к императору с известием об этом открытии. Тотчас был собран государственный совет и вынесено постановление связать меня вышеописанным способом (что было исполнено ночью, когда я спал), отправить мне в большом количестве провизию и питье и приготовить машину для перевозки меня в столицу.

Быть может, такое решение покажется слишком смелым и опасным, и я убежден, что в аналогичном случае ни один европейский монарх не поступил бы подобным образом. Однако, по-моему, это решение было столь же благоразумно, как и великодушно. В самом деле, допустим, что эти люди попытались бы, пока я спал, убить меня своими копьями и стрелами. Что же вышло бы? Почувствовав боль, я, наверное, сразу же проснулся бы и в припадке ярости оборвал бы веревки, которыми был связан; после чего они не могли бы сопротивляться и ожидать от меня пощады.

Эти люди — превосходные математики и достигли большого совершенства в механике благодаря поощрениям и поддержке императора, известного покровителя наук. У этого монарха есть много машин на колесах для перевозки бревен и других тяжестей. Он часто строит громадные военные корабли, иногда достигающие девяти футов длины, в местах, где растет строевой лес, и оттуда перевозит их на этих машинах за триста или четыреста ярдов к морю. Пятистам плотникам и инженерам было поручено немедленно изготовить самую большую повозку, какую только им приходилось делать. Это была деревянная платформа на двадцати двух колесах, около семи футов в длину и четырех в ширину, возвышавшаяся на три дюйма от земли. Услышанные мною восклицания были приветствием народа по случаю прибытия этой повозки, которая была отправлена за мною, кажется, спустя четыре часа после того, как я вышел на берег. Ее поставили возле меня, параллельно моему туловищу. Главная трудность состояла, однако, в том, чтобы поднять и уложить меня в описанную повозку. С этой целью были вбиты восемьдесят свай, вышиной в один фут каждая, и приготовлены очень крепкие канаты толщиной в обыкновенную бечевку; канаты эти были прикреплены крючками к многочисленным повязкам, которыми рабочие обвили мою шею, руки, туловище и ноги. Девятьсот отборных силачей стали тащить за канаты при помощи множества блоков, прикрепленных к сваям, и таким образом после трех часов работы меня подняли, положили в повозку и крепко привязали к ней. Все это рассказали мне потом, так как во время операции я спал глубоким сном, в который был погружен микстурой, примешанной к вину. Понадобилось полторы тысячи самых крупных лошадей из придворных конюшен, вышиной около четырех с половиной дюймов каждая, чтобы привезти меня в столицу, расположенную, как уже было сказано, на расстоянии полумили от берега.

Мы находились в дороге уже часа четыре, когда я проснулся благодаря весьма забавному случаю. Повозка остановилась для какой-то починки; воспользовавшись этим, два или три молодых человека полюбопытствовали, какое у меня выражение, когда я сплю; они взобрались на повозку и тихонько прокрались к моему лицу; тут один из них, гвардейский офицер, засунул мне в левую ноздрю острие своей пики; оно защекотало, как соломинка, и я громко чихнул. Испуганные храбрецы мгновенно скрылись, и только через три недели я узнал причину моего внезапного пробуждения. Весь остаток дня мы провели в дороге; ночью расположились на отдых, и подле меня было поставлено на страже по пятисот гвардейцев с обеих сторон, половина с факелами, а другая половина с луками наготове, чтобы стрелять при первой моей попытке пошевелиться. Но с восходом солнца мы снова тронулись в путь и к полудню находились в двухстах ярдах от городских ворот. Навстречу вышли император и весь его двор, но высшие сановники решительно воспротивились намерению его величества подняться на мое тело, боясь подвергнуть опасности его особу.

На площади, где остановилась повозка, возвышался древний храм, считавшийся самым обширным во всем королевстве. Несколько лет тому назад храм этот был осквернен зверским убийством, и с тех пор здешнее население, отличающееся большой религиозностью, стало смотреть на него, как на место, не достойное святыни; вследствие этого он был обращен в общественное здание, из него были вынесены все убранства и вся утварь. Это здание и было назначено для моего жительства. Большая дверь, обращенная на север, имела около четырех футов в вышину и почти два фута в ширину, так что я мог довольно свободно проползать через нее. По обеим сторонам двери, на расстоянии каких-нибудь шести дюймов от земли, были расположены два маленьких окна; в левое окно придворные кузнецы провели девяносто одну цепочку вроде тех, что носят у часов наши европейские дамы, и почти такой же величины; цепочки эти были закреплены на моей левой ноге тридцатью шестью висячими замками. Против храма, по другую сторону большой дороги, на расстоянии двадцати футов, стояла башня не менее пяти футов вышины. На эту башню взошел император со множеством придворных, чтобы лучше рассмотреть меня, как мне передавали, потому что сам я не обратил на них внимания. По произведенным подсчетам, около ста тысяч народа с той же целью покинуло город; и я полагаю, что, невзирая на стражу, не менее десяти тысяч любопытных перебывало на мне в разное время, взбираясь на мое тело по лестницам. Скоро, однако, был издан указ, запрещавший это под страхом смертной казни. Когда кузнецы нашли, что вырваться мне невозможно, они обрезали связывавшие меня веревки, и я поднялся в таком сумрачном настроении, какого у меня не было никогда в жизни. Шум и изучение толпы, увидевшей, как я встал и хожу, не поддаются описанию. Цепи, приковывавшие мою левую ногу, были около двух ярдов длины и не только давали мне возможность гулять взад и вперед, описывая полукруг, но, будучи укреплены на расстоянии четырех дюймов от двери, позволяли также вползать в храм и ложиться в нем, вытянувшись во весь рост.

Глава II

Император Лилипутии в сопровождении многочисленных вельмож приходит навестить автора в его заключении. Описание наружности и одежды императора. Автору назначают учителей для обучения языку лилипутов. Своим кротким поведением автор добивается благосклонности императора. Обыскивают карманы автора и отбирают у него саблю и пистолеты.

Я спокойно переносил свой плен в такой утомительной позе, но теперь с большим удовольствием снова поднялся на ноги и осмотрелся кругом. Должен признаться, что мне никогда не приходилось видеть более привлекательного пейзажа. Вся окружающая местность представлялась сплошным садом, а огороженные поля, из которых каждое занимало не более сорока квадратных футов, были похожи на цветочные клумбы. Эти поля чередовались с лесом вышиной в сажень; в нем самые высокие деревья, насколько я мог судить, были не более семи футов. Налево лежал город, похожий на декорации в театре.

Я вышел на улицу подышать свежим воздухом. Император уже спустился с башни и направлялся ко мне верхом на лошади. Эта смелость едва не обошлась ему очень дорого. Дело в том, что хотя его лошадь была прекрасно тренирована, но при таком необычайном зрелище — ведь на нее словно гора двинулась — взвилась на дыбы. Однако император, будучи превосходным наездником, удержался в седле, пока не подоспели придворные, которые, схватив коня под уздцы, помогли ему сойти. Его величество с большим восхищением осмотрел меня со всех сторон, держась, однако, на почтительном расстоянии. Он приказал своим поварам и лакеям, стоявшим наготове, подать мне есть и пить, и те подкатывали ко мне провизию и вино в особых тележках на такое расстояние, чтобы я мог достать их. Я брал их и быстро опустошал; в двадцати таких тележках находились кушанья, а в десяти напитки. Каждая тележка с провизией уничтожалась в два или три глотка, а что касается вина, то я вылил содержимое десяти глиняных фляжек в одну повозочку и разом осушил ее; так же я поступил и с остальными сосудами. Императрица, молодые принцы и принцессы вместе с придворными дамами сидели в креслах на некотором расстоянии, но после приключения с лошадью императора все они встали и окружили его величество, портрет которого я хочу теперь дать читателю. Ростом он на мой ноготь выше всех своих придворных; одного этого совершенно достаточно, чтобы внушать зрителям чувство почтительного страха. Черты лица его сильные и мужественные, губы австрийские, нос орлиный, цвет лица оливковый, стан прямой, руки и ноги пропорциональные, движения грациозные, осанка величественная. Он уже не первой молодости, ему двадцать восемь лет и девять месяцев, и семь из них он царствует, окруженный благополучием, и большей частью победоносно. Чтобы лучше рассмотреть его величество, я лег на бок, так что мое лицо пришлось как раз против него, причем он стоял на расстоянии всего трех ярдов от меня; кроме того, впоследствии я несколько раз брал его на руки и потому не могу ошибиться при описании его наружности. Одежда императора очень скромная и простая, по фасону — нечто среднее между азиатским и европейским, на голове легкий золотой шлем, украшенный драгоценными камнями и плюмажем. Он держал в руке обнаженную шпагу для защиты, на случай если бы я разорвал цепь; шпага эта была длиною около трех дюймов, ее золотой эфес и ножны украшены бриллиантами. Голос его величества пронзительный, но чистый и до такой степени внятный, что я, стоя, мог ясно различать произносимые им слова. Дамы и придворные все были великолепно одеты, так что занимаемое ими место было похоже на разостланную юбку, вышитую золотыми и серебряными узорами. Его императорское величество часто обращался ко мне с вопросами, на которые я отвечал ему, но ни он, ни я не понимали ни слова из того, что говорил каждый из нас. Здесь же находились священники и юристы (как я догадался по их костюму), которым было приказано вступать со мною в разговор; я, в свою очередь, заговаривал с ними на разных языках, с которыми был хоть немного знаком: по-немецки, по-голландски, по-латыни, по-французски, по-испански, по-итальянски, но все это не привело ни к чему.

Спустя два часа двор удалился, и я был оставлен под сильным караулом для охраны от дерзких и, может быть, даже злобных выходок черни, которая с нетерпением теснилась вокруг меня, стараясь протолкаться как можно ближе; у некоторых достало даже бесстыдства пустить в меня несколько стрел, в то время как я сидел на земле у дверей моего дома; одна из этих стрел едва не угодила мне в левый глаз. Однако полковник приказал арестовать шесть зачинщиков и решил, что для них самое лучшее наказание — это связать их и отдать в мои руки. Солдаты так и сделали, подталкивая ко мне озорников тупыми концами пик; я взял их всех в правую руку и пятерых положил в карман камзола; что же касается шестого, то я сделал вид, будто хочу съесть его живьем. Бедный человечек отчаянно завизжал, а полковник и офицеры пришли в сильное беспокойство, особенно когда увидели, что я вынул из кармана перочинный нож. Но скоро я успокоил их: ласково смотря на моего пленника, я разрезал связывавшие его веревки и осторожно поставил на землю; он мигом убежал. Точно так же я поступил и с остальными, которых поочередно вынимал из кармана. И я увидел, что солдаты и народ остались очень довольны моим милосердием, которое оказало мне также большую услугу при дворе.

С наступлением ночи я не без затруднений вошел в свой дом и лег спать на голой земле. Таким образом я проводил ночи около двух недель, в течение которых по приказанию императора для меня была изготовлена постель. Ко мне были привезены шестьсот матрацев обыкновенной величины; сто пятьдесят штук были сшиты вместе, и таким образом образовался один матрац, подходящий для меня в длину и ширину; четыре таких матраца положили один на другой, но, несмотря на это, моя постель была немногим мягче гладкого каменного пола. По такому расчету были сделаны также простыни, одеяла и покрывала, впрочем, достаточно сносные для человека, давно приученного к лишениям.

Едва разнеслась весть о моем прибытии, как отовсюду начали стекаться массы богатых, праздных и любопытных людей. Деревни почти опустели, отчего последовал бы большой ущерб для земледелия и домашнего хозяйства, если бы своевременные распоряжения его величества не предупредили бедствия. Император повелел тем, кто меня уже видел, возвратиться домой и не приближаться к моему помещению ближе пятидесяти ярдов без особенного на то разрешения двора, что принесло большой доход министерским чиновникам.

Между тем император держал частые советы, на которых обсуждался вопрос, как поступить со мной. Позднее я узнал от одного моего близкого друга, особы весьма знатной и достаточно посвященной в государственные тайны, что двор находился в большом затруднении относительно меня. С одной стороны, боялись, чтобы я не убежал; с другой — возникало опасение, что мое содержание окажется слишком дорогим и может вызвать в стране голод. Иные останавливались на мысли уморить меня или по крайней мере засыпать мое лицо и руки отравленными стрелами, чтобы скорее отправить на тот свет; но другие высказывали опасение, что разложение такого громадного трупа может вызвать чуму в столице и во всем королевстве. В разгар этих совещаний у дверей большой залы совета собралось несколько офицеров, и двое из них, будучи допущены в собрание, представили подробный доклад о моем поступке с шестью вышеупомянутыми озорниками. Это обстоятельство произвело такое благоприятное впечатление на его величество и государственный совет, что немедленно был издан указ императора, обязывавший все деревни, находящиеся в пределах девятисот ярдов от столицы, доставлять каждое утро по шести быков, сорока баранов и другую живность для моего стола, вместе с соответствующим количеством хлеба, вина и других напитков, по установленной таксе и на счет сумм, ассигнованных с этой целью из собственной казны его величества. Нужно заметить, что этот монарх живет на доходы со своих личных имений и весьма редко, в самых экстренных случаях, обращается за субсидией к подданным, которые зато обязаны, по его требованию, являться на войну в собственном вооружении. Кроме того, мне назначили в услужение шестьсот человек, которым положили жалованье, достаточное для их пропитания, и построили им по обеим сторонам двери моего замка удобные палатки. Также отдан был приказ, чтобы триста портных сшили для меня костюм по местному фасону, а шесть самых знаменитых придворных ученых стали обучать меня языку этой страны. Наконец, тем же приказом предписывалось возможно чаще производить в моем присутствии экзерциции на лошадях, принадлежащих императору, придворным и гвардии, с целью приучить их ко мне. Все эти приказания были должным образом исполнены, и спустя три недели я сделал большие успехи в изучении лилипутского языка. В течение этого времени император часто удостаивал меня своими визитами и с удовольствием присутствовал при моих уроках. Мы уже могли объясняться друг с другом, и первые слова, которые я выучил, выражали желание, чтобы его величество милостиво даровал мне свободу; слова эти я ежедневно на коленях повторял императору. В ответ на мою просьбу император, насколько я мог понять его, говорил, что это дело времени, что он не может освободить меня без согласия государственного совета и что прежде я должен люмоз кельмин пессо десмар лон Эмпозо, то есть дать клятву сохранять мир с ним и его империей. Впрочем, обхождение со мной будет самое любезное, и император советовал терпением и кротким поведением заслужить доброе к себе отношение как его, так и его подданных. Он просил меня не считать оскорблением, если он отдаст приказание специальным чиновникам обыскать меня, так как он полагает, что на мне есть оружие, которое должно быть очень опасным, если соответствует огромным размерам моего тела. Я просил его величество быть спокойным на этот счет, заявив, что готов раздеться и вывернуть карманы в его присутствии. Все это я объяснил частью словами, частью знаками. Император ответил мне, что по законам империи обыск должен быть произведен двумя его чиновниками, и хотя он отлично понимает, что это требование закона не может быть осуществлено без моего согласия и моей помощи, однако, будучи высокого мнения о моем великодушии и справедливости, он спокойно передаст этих чиновников в мои руки; все же вещи, отобранные ими, будут возвращены мне, если я покину эту страну, или же мне будет за них заплачена назначенная мною цена. Я взял обоих чиновников в руки и положил их сначала в карманы камзола, а потом во все другие, кроме двух жилетных и одного потайного, которого я не хотел показывать, потому что в нем было несколько мелочей, никому, кроме меня, не нужных. В жилетных карманах лежали: в одном — серебряные часы, а в другом — кошелек с несколькими золотыми. Производившие обыск чиновники имели при себе бумагу, перо и чернила. Они составили подробную опись всему, что нашли. Когда опись была кончена, они попросили меня опустить их на землю, чтобы они могли представить ее императору. Позднее я перевел эту опись на английский язык. Вот она слово в слово:

Во-первых. В правом кармане камзола великого Человека-Горы (так я передаю слова Куинбус Флестрин), после тщательного осмотра, мы нашли только большой кусок грубого холста, который по своим размерам мог бы служить ковром для главной парадной залы дворца вашего величества. В левом кармане мы увидели громадный серебряный сундук с крышкой из того же металла, которую мы не могли поднять. Когда по нашему требованию сундук был открыт и один из нас влез туда, то он по колени погрузился в какую-то пыль, частично развеяв ее, так что мы оба несколько раз громко чихнули. В правом кармане жилета мы нашли громадную кипу тонких белых субстанций, сложенных одна на другую; кипа эта, толщиной в три человеческих обхвата, перевязана прочными канатами и испещрена черными знаками, которые, по скромному нашему предположению, суть не что иное, как письмена, каждая буква которых равняется половине нашей ладони. В левом жилетном кармане мы нашли инструмент, к спинке которого прикреплены двадцать длинных жердей, напоминающих решетку перед дворцом вашего величества; по нашему предположению, этим инструментом Человек-Гора расчесывает свои волосы, но это только предположение: мы не всегда тревожили его расспросами, потому что нам было очень трудно объясняться с ним. В большом кармане с правой стороны среднего чехла (так я перевожу слово «ранфуло», под которым они разумели штаны) мы увидели полый железный столб длиною в рост человека, прикрепленный к крепкому куску дерева, более крупному по размерам, чем сам столб; с одной стороны столба в него вделаны большие выпуклые куски железа весьма странной формы, назначения которых мы не могли определить. Подобная же машина найдена нами и в левом кармане. В меньшем кармане с правой стороны находилось несколько плоских дисков из белого и красного металла различной величины; некоторые белые диски, по-видимому, серебряные, так велики и тяжелы, что мы вдвоем едва могли поднять их. В левом кармане мы нашли две черные колонны неправильной формы; стоя на дне кармана, мы только с большим трудом могли достать их верхушку. Одна из колонн состоит из цельного материала, но на верхнем конце другой есть какое-то круглое белое тело, вдвое больше нашей головы. В каждой колонне заключена огромная стальная пластина. Полагая, что это опасные орудия, мы предъявили Человеку-Горе требование объяснить их употребление. Вынув обе стальные пластины из футляров, он сказал, что в его стране одною из них бреют бороду, а другою режут мясо. Кроме того, на Человеке-Горе мы нашли еще два кармана, куда не могли войти. Эти карманы он называет часовыми, и они помещаются в верхней части среднего чехла, а потому сильно сжаты давлением его брюха. От правого кармана спускается большая серебряная цепь с замечательной машиной, лежащей на дне кармана. Мы приказали ему вынуть все, что было на конце цепи; вынутый предмет оказался похожим на шар, одна половина которого сделана из серебра, а другая — из какого-то прозрачного металла; когда мы, заметя на этой стороне шара какие-то странные знаки, расположенные по окружности, попробовали прикоснуться к ним, то пальцы наши уперлись в это твердое прозрачное вещество. Человек-Гора приблизил эту машину к нашим ушам; тогда мы услышали непрерывный шум, похожий на шум колеса водяной мельницы. Мы полагаем, что это либо неизвестное нам животное, либо почитаемое им божество. Но мы более склоняемся на сторону последнего мнения, потому что, по его уверениям (если мы правильно поняли объяснение Человека-Горы, который очень плохо говорит на нашем языке), он редко начинает какое-нибудь дело, не посоветовавшись с ним. Этот предмет он называет своим оракулом и говорит, что он указывает время каждого шага его жизни. Из левого жилетного кармана Человек-Гора вынул сеть почти такой же величины, как рыболовная, но устроенную так, что она может закрываться и открываться наподобие кошелька, чем она и служит ему; в сети мы нашли несколько массивных кусков желтого металла, и если это настоящее золото, то оно должно представлять огромную ценность.

Таким образом, исполняя повеление вашего величества и тщательно осмотрев все карманы Человека-Горы, мы перешли к дальнейшему обследованию и открыли на нем пояс, сделанный из кожи какого-то громадного животного; на этом поясе с левой стороны висит палаш длиною в пять раз более среднего человеческого роста, а с правой — сумка или мешок, разделенный на два отделения, из коих в каждом можно поместить трех подданных вашего величества. Мы нашли в одном отделении сумки множество шаров из крайне тяжелого металла; каждый шар, будучи величиной почти с нашу голову, требует большой силы, чтобы поднять его; в другом отделении лежала куча каких-то черных зерен не очень большого объема и веса; мы могли поместить на ладони до пятидесяти таких зерен.

Такова точная опись найденного нами при обыске Человека-Горы. Во время обыска он держал себя вежливо и с подобающим почтением к исполнителям приказаний вашего величества. Скреплено подписью и приложением печати в четвертый день восемьдесят девятой луны благополучного царствования вашего величества.

Марси Фрелок

Когда эта опись была прочитана императору, его величество потребовал, хотя и в самой деликатной форме, чтобы я отдал некоторые перечисленные в ней предметы. Прежде всего он предложил вручить ему палаш, который я снял вместе с ножнами и со всем, что было при нем. Тем временем император приказал трем тысячам отборных солдат (охранявших в этот день его величество) окружить меня на известном расстоянии и держать на прицеле луки, чего я, впрочем, не заметил, так как глаза мои были устремлены на его величество. Император пожелал, чтобы я обнажил палаш, который хотя местами и заржавел от морской воды, но все-таки ярко блестел. Я повиновался, и в тот же момент все солдаты испустили крик ужаса и удивления: отражавшиеся на стали лучи солнца ослепляли их, когда я размахивал палашом из стороны в сторону. Его величество, храбрейший из монархов, испугался меньше, чем я мог ожидать. Он приказал мне вложить оружие в ножны и возможно осторожнее бросить его на землю футов на шесть от конца моей цепи. Затем он потребовал показать полый железный столб: дело шло об одном из моих карманных пистолетов. Я вынул пистолет и по просьбе императора растолковал, как мог, его употребление; затем, зарядив его только порохом, который благодаря герметически закрытой пороховнице оказался совершенно сухим (все предусмотрительные моряки принимают на этот счет особые меры предосторожности), я, предупредив императора, чтобы он не испугался, выстрелил в воздух. На этот раз удивление и ужас были гораздо сильнее, чем при виде моего палаша. Сотни человек попадали в обморок, и даже сам император, хотя и устоял на ногах, некоторое время не мог прийти в себя. Я вручил императору оба пистолета и так же поступил с пулями и порохом, но просил его величество держать последний подальше от огня, так как от малейшей искры он может воспламениться и взорвать на воздух императорский дворец. Равным образом я вручил ему свои часы, которые император осмотрел с большим любопытством и приказал двум самым дюжим гвардейцам унести их, надев на шест и положив шест на плечи, вроде того как носильщики в Англии таскают бочонки с элем. Всего более поразил императора непрерывный шум часового механизма и движение минутной стрелки, которое ему было хорошо видно, потому что лилипуты обладают более острым зрением, чем мы. Он предложил ученым высказать свое мнение относительно этой машины, но читатель и сам догадается, что ученые не пришли ни к какому единодушному заключению, и все их предположения, которых, впрочем, я хорошенько не понял, были весьма далеки от истины; затем я сдал серебряные и медные деньги, кошелек с девятью крупными и несколькими мелкими золотыми монетами, нож, бритву, гребень, серебряную табакерку, носовой платок и записную книжку. Палаш, пистолеты и сумка с порохом и пулями были отправлены на телегах в арсенал его величества, а остальные вещи возвращены мне.

Я уже сказал выше, что у меня был секретный карман, которого не обнаружили мои сыщики: в нем лежали очки (благодаря слабому зрению я иногда пользуюсь ими), карманная подзорная труба и несколько других мелочей. Так как эти вещи не представляли никакого интереса для императора, то я и не считал своей обязанностью заявлять о них, тем более что боялся, как бы они не были потеряны или попорчены, если бы попали в чужие руки.

Глава III

Автор весьма оригинально забавляет императора, придворных дам и кавалеров. Описание придворных развлечений у лилипутов. Автору на известных условиях даруется свобода.

Моя кротость и доброе поведение до такой степени примирили со мной императора, двор, армию и вообще весь народ, что я начал питать надежду на скорое освобождение. Я всячески старался укрепить это благоприятное для меня настроение. Население постепенно привыкло ко мне и перестало меня бояться. Иногда я ложился на землю и позволял пятерым или шестерым лилипутам плясать на моей руке. Под конец даже дети отваживались играть в прятки в моих волосах. Я научился довольно сносно понимать и говорить по-лилипутски. Однажды императору пришла мысль развлечь меня акробатическими представлениями, в которых этот народ своею ловкостью и искусством превосходит все, что я видел до сих пор в подобном роде. Но ничто меня так не позабавило, как упражнения канатных плясунов на тонких белых нитках длиною в два фута, натянутых на высоте двенадцати дюймов от земли. Я хочу остановиться несколько подробнее на этом предмете и попрошу у читателя терпения на некоторое время.

Упомянутые упражнения исполняются только теми, кто добивается получения высокой должности или стремится снискать благосклонность двора. Для этого не требуется ни благородного происхождения, ни хорошего воспитания, достаточно только с юных лет начать тренировку в акробатическом искусстве. При открытии вакансии на высокую должность, вследствие смерти лица, ее занимавшего, или вследствие опалы (что случается часто), пять или шесть кандидатов подают прошение императору разрешить им развлечь его величество и двор танцами на канате; и кто прыгнет выше всех, не сорвавшись, получает вакантную должность. Весьма нередко даже первые министры получают приказ показать свою ловкость, чтобы засвидетельствовать перед императором сохранение своих способностей. Флимнап, государственный казначей, пользуется известностью человека, совершившего прыжок на туго натянутом канате по крайней мере на дюйм выше, чем когда-либо удавалось прыгнуть другому сановнику во всей империи. Мне пришлось видеть его опасные курбеты, которые он проделывал несколько раз подряд на небольшой доске, прикрепленной к канату толщиною не более нашей английской бечевки. Мой друг Рельдресель, главный секретарь тайного совета, по моему мнению, если только моя дружба к нему не ослепляет меня, может занять в этом отношении второе место после государственного казначея. Остальные сановники достигают почти одинаковой степени совершенства в означенном искусстве.

Эти развлечения часто сопровождаются несчастьями, память о которых сохраняет история. Я сам видел, как два или три кандидата причинили себе увечье. Но опасность увеличивается еще более, когда сами министры получают повеление показать свою ловкость. Ибо в этом случае, стремясь превзойти самих себя и своих соперников, они проявляют такое усердие, что редко кто из них не срывается и не падает, иногда даже раза по два и по три. Меня уверяли, что за год или за два до моего прибытия Флимнап непременно сломал бы себе шею, если бы королевская подушка, случайно лежавшая на полу, не смягчила удара от его падения.

Кроме того, в особых случаях здесь устраивается еще одно развлечение, которое дается в присутствии только императора, императрицы и первого министра. Император кладет на стол три тонкие шелковые нити: синюю, красную и зеленую, в шесть дюймов длины каждая. Эти нити предназначены в награду тому, кого император пожелает отличить особым знаком своей благосклонности. Церемония происходит в большой тронной зале его величества, где конкуренты подвергаются испытанию в ловкости, весьма отличному от предыдущего и не имеющему ни малейшего сходства с тем, что мне доводилось наблюдать в странах Старого и Нового Света. Император держит в руках палку в горизонтальном положении, а конкуренты подходят один за другим и то перепрыгивают через палку, то ползают под ней взад и вперед несколько раз, смотря по тому, поднята палка или опущена. Иногда один конец палки держит император, а другой — первый министр; иногда же палку держит только последний. Кто исполнит все описанные упражнения с наибольшей легкостью и проворством и наиболее отличится в прыганье и ползанье, тот получает синюю нить; красная дается второму по ловкости, а зеленая — третьему. Пожалованную нить носят в виде пояса, обматывая ее дважды вокруг талии. При дворе редко можно встретить значительную особу, которую не украшал бы такой пояс.

Каждый день мимо меня проводили лошадей из полковых и королевских конюшен, так что они скоро перестали пугаться меня и подходили к самым моим ногам, не кидаясь в сторону. Наездники заставляли лошадей перескакивать через мою руку, которую я положил на землю, а раз императорский егерь на рослом коне перепрыгнул даже через мою ногу, обутую в башмак; это был поистине удивительный прыжок. Однажды я имел счастье позабавить императора самым необыкновенным образом. Я попросил достать несколько палок длиною в два фута и толщиною в обыкновенную трость; его величество приказал главному лесничему сделать соответствующие распоряжения, и на следующее утро семь лесников привезли требуемое на семи телегах, из которых каждая была запряжена восемью лошадьми. Я взял девять палок и крепко вбил их в землю в виде квадрата, каждая сторона которого была длиною в два с половиной фута; на высоте около двух футов я привязал к четырем углам этого квадрата другие четыре палки параллельно земле; затем на девяти кольях я натянул носовой платок, туго, как барабан; четыре горизонтальные палки, возвышаясь над платком приблизительно на пять дюймов, образовывали с каждой его стороны нечто вроде перил. Окончив эти приготовления, я попросил императора отрядить двадцать четыре лучших кавалериста для упражнений на устроенной мною площадке. Его величество одобрил мое предложение, и, когда кавалеристы прибыли, я поднял поочередно лошадей вместе со всадниками в полном вооружении и поставил их на ипподром. Построившись в боевой порядок, всадники разделились на два отряда и начали военные действия; пускали друг в друга тупые стрелы, бросались друг на друга с обнаженными саблями, то обращаясь в бегство, то преследуя, то ведя атаку, то отступая, — словом, показывая лучшую военную дисциплину, какую мне когда-либо доводилось видеть. Горизонтальные палки не позволяли всадникам и их лошадям падать с площадки на землю. Император пришел в такой восторг, что заставил меня повторить это развлечение несколько дней кряду, и однажды пожелал сам подняться на ипподром и лично командовать маневрами. Хотя и с большим трудом, ему удалось убедить императрицу разрешить мне подержать ее в кресле на расстоянии двух ярдов от площадки, так что она могла хорошо видеть все представление. К счастью для меня, все эти упражнения прошли благополучно; раз только горячая лошадь одного из офицеров пробила копытом дыру в платке и, споткнувшись, опрокинула своего седока, но я немедленно поднял обоих и, прикрыв одной рукой дыру, спустил другой рукой всю кавалерию на землю тем же способом, каким поднял ее. Упавшая лошадь вывихнула ногу, но всадник не пострадал. Я тщательно починил платок, но с тех пор перестал доверять его прочности и не решался пользоваться им для подобных опасных упражнений.

За два или за три дня до моего освобождения, как раз в то время, когда я развлекал двор своими выдумками, к его величеству прибыл гонец с известием, что несколько его подданных, проезжая возле того места, где я был найден, увидели на земле какое-то громадное черное тело весьма странной формы, с широкими плоскими краями, занимающими пространство, равное спальне его величества, середина его была приподнята над землей на высоту человеческого роста; открывшие тело сначала думали, что это какое-нибудь невиданное животное, но, обойдя его несколько раз, убедились в ошибочности своего предположения, так как тело лежало на траве совершенно неподвижно. Став на плечи друг другу, они взобрались на вершину загадочного тела, которая оказалась плоской гладкой поверхностью, а само тело внутри полым, в чем они убедились, топая по нему ногами. Нашедшие предмет решаются высказать предположение, что он принадлежит Человеку-Горе, и если будет угодно его величеству, то они берутся доставить его всего только на пяти лошадях. Я тотчас догадался, о чем шла речь, и сердечно обрадовался этому известию. По-видимому, добравшись после кораблекрушения до берега, я был так расстроен, что не заметил, как по дороге к месту моего ночлега у меня слетела шляпа, которую я привязал к подбородку шнурком, когда греб в лодке, и плотно надвинул на уши, когда плыл по морю. Вероятно, я не обратил внимания, как разорвался шнурок, и решил, что потерял шляпу в море. Описав свойства и назначение этого предмета, я умолял его величество сделать распоряжение немедленно доставить мне его. На другой день шляпа была привезена мне, но в неблестящем состоянии. Возчики пробили в полях две дыры на расстоянии полутора дюймов от края, продели в дыры крючки, крючки привязали длинной веревкой к упряжи и волокли таким образом мой головной убор добрых полмили. Но благодаря тому, что почва в этой стране совершенно ровная и гладкая, шляпа получила меньше повреждений, чем я ожидал.

Спустя два дня после описанного происшествия император отдал приказ по армии, расположенной в столице и окрестностях, привести себя в боевую готовность. Его величеству пришла фантазия доставить себе довольно странное развлечение. Он пожелал, чтобы я стал в позу Колосса Родосского, раздвинув ноги насколько возможно шире. Потом он приказал главнокомандующему (старому опытному военачальнику и моему большому покровителю) построить войска сомкнутыми рядами и провести их церемониальным маршем между моими ногами, пехоту по двадцать четыре человека в ряд, а кавалерию по шестнадцати, с барабанным боем, развернутыми знаменами и поднятыми пиками. Весь корпус состоял из трех тысяч пехоты и тысячи кавалерии. Его величество отдал приказ, чтобы солдаты, под страхом смертной казни, вели себя вполне прилично по отношению к моей особе во время церемониального марша, что, однако, не помешало некоторым молодым офицерам, проходя подо мною, поднимать глаза вверх; и, сказать правду, мои панталоны находились в то время в таком плохом состоянии, что давали некоторый повод и подивиться, и посмеяться.

Я подал императору столько прошений и докладных записок о своем освобождении, что наконец его величество поставил этот вопрос на обсуждение сперва своего кабинета, а потом государственного совета. Все отнеслись ко мне благожелательно, кроме Скайреш Болголама, который, без всякого повода с моей стороны, стал моим смертельным врагом. Но, несмотря на его противодействие, большинством голосов дело было решено и утверждено императором в мою пользу. Болголам занимал пост гальбета, то есть адмирала королевского флота, и был любимцем императора. Человек весьма сведущий в своем деле, но угрюмый и резкий, он с трудом согласился на мое освобождение, но настоял при этом, чтобы ему было поручено составление условий, на которых я получу свободу, после того как мной будет дана торжественная клятва свято соблюдать их. Скайреш Болголам, в сопровождении секретарей и нескольких знатных особ, сам доставил мне документы, в которых излагались эти условия. Когда они были оглашены, с меня взяли присягу в том, что я не нарушу их, причем обряд присяги был совершен сперва по обычаям моей родины, а затем согласно предписаниям местных законов. Церемония заключалась в том, что я должен был держать правую ногу в левой руке, положа в то же время средний палец правой руки на темя, а большой на верхушку правого уха. Но, быть может, читателю будет любопытно составить себе некоторое представление о стиле и характерных выражениях этого народа, а также познакомиться с условиями, на которых я получил свободу; поэтому я приведу здесь полный буквальный перевод означенного документа, сделанный мною самым тщательным образом.

Гольбасто момарен эвлем гердайло шефин молли олли гой, могущественнейший император Лилипутии, отрада и ужас вселенной, коего владения, занимая пять тысяч блестрегов (около двенадцати миль в окружности), распространяются до крайних пределов земного шара; монарх над монархами, величайший из всех сынов человеческих, который своею стопой упирается в центр земли, а главою касается солнца; одно мановение которого приводит в трепет земных царей; приятный, как весна, благодетельный, как лето, обильный, как осень, и суровый, как зима. Его императорское величество высочайше повелеть соизволил предложить вновь прибывшему в его небесные владения Человеку-Горе следующие пункты, которые тот под торжественною присягой обязуется принять и свято исполнять:

Во-первых, Человек-Гора не имеет права оставить наше государство без нашего письменного на то соизволения, скрепленного нашей большой печатью.

Во-вторых, он не имеет права входить в нашу столицу без особенного на то разрешения, причем жители должны быть предупреждены за два часа, чтобы успеть укрыться в домах.

В-третьих, вышеназванный Человек-Гора должен ограничить свои прогулки большими дорогами и не смеет гулять или ложиться на лугах и полях.

В-четвертых, во время прогулок по означенным дорогам он должен внимательно смотреть под ноги, чтобы не растоптать кого-нибудь из наших любезных подданных или их лошадей и телег; он не должен брать в руки упомянутых подданных без их на то согласия.

В-пятых, если потребуется быстро доставить гонца к месту его назначения, то Человек-Гора обязуется раз в луну относить в своем кармане гонца вместе с лошадью на расстояние шести дней пути и (если потребуется) доставлять означенного гонца в целости и сохранности обратно к нашему императорскому величеству.

В-шестых, он обязуется быть нашим союзником против враждебного нам острова Блефуску и употребить все усилия для уничтожения неприятельского флота, который теперь снаряжается для нападения на нашу империю.

В-седьмых, упомянутый Человек-Гора в часы досуга обязуется оказывать помощь нашим рабочим, поднимая особенно тяжелые камни при сооружении стены нашего главного парка, а также при постройке других наших зданий.

В-восьмых, упомянутый Человек-Гора в течение двух лун должен точно измерить окружность наших владений, обойдя все побережье и сосчитав число пройденных шагов.

Наконец, под торжественной присягой вышеназванный Человек-Гора обязуется в точности соблюдать означенные пункты, и тогда он, Человек-Гора, будет получать ежедневно еду и питье в количестве, достаточном для прокормления 1724 наших подданных. Вместе с этим Человек-Гора будет пользоваться свободным доступом для лицезрения нашей особы и другими знаками нашего благоволения. Дано в Бельфабораке, нашем дворце, в двенадцатый день девяносто первой луны нашего царствования.

Я с большой радостью и удовлетворением дал присягу и подписал эти пункты, хотя некоторые из них не были так почетны, как я желал бы; но я утешал себя мыслью, что они продиктованы злобой верховного адмирала Скайреш Болголама. Мои цепи были немедленно сняты, и я стал совершенно свободен; сам император оказал мне честь своим присутствием на церемонии моего освобождения. В знак благодарности я пал ниц к ногам его величества, но император велел встать и после нескольких ласковых слов, которых я — во избежание упреков в тщеславии — не стану повторять, заявил, что надеется найти во мне полезного слугу и человека, вполне достойного тех милостей, которые он уже оказал мне и собирается оказать в будущем.

Пусть читатель благоволит обратить внимание на то, что в последнем пункте условий моего освобождения император постановляет выдавать мне еду и питье в количестве, достаточном для прокормления 1724 лилипутов. Спустя некоторое время я спросил у одного моего придворного друга, каким образом была установлена такая точная цифра. На это он ответил, что математики его величества, определив высоту моего роста при помощи квадранта и найдя, что эта высота находится в таком отношении к высоте лилипута, как двенадцать к единице, пришли к заключению, что объем моего тела равен по крайней мере объему 1724 тел лилипутов, а следовательно, оно требует во столько же раз больше пищи. Из этого читатель может составить понятие как о смышлености этого народа, так и о мудрой расчетливости его императора.

Глава IV

Описание Мильдендо, столицы Лилипутии, и императорского дворца. Беседа автора с первым секретарем о государственных делах. Автор предлагает свои услуги императору в его войнах.

Получив свободу, я прежде всего попросил разрешения осмотреть Мильдендо, столицу государства. Император охотно согласился выдать мне такое разрешение, но взял с меня обещание не причинять ни малейшего вреда ни жителям, ни постройкам. О моем намерении посетить город население было извещено особой прокламацией. Столица окружена стеной вышиною в два с половиной фута и толщиною не менее одиннадцати дюймов, так что по ней совершенно безопасно может проехать карета, запряженная парой лошадей; по углам стены возвышаются крепкие башни, на расстоянии десяти футов одна от другой. Перешагнув через большие Западные Ворота, я очень медленно, боком прошел по двум главным улицам в одном жилете, из боязни повредить крыши и карнизы домов полами своего кафтана. Продвигался я крайне осмотрительно, чтобы не растоптать беспечных прохожих, оставшихся на улице, вопреки отданному жителям столицы строгому приказу не выходить для безопасности из дому. Окна верхних этажей и крыши домов были покрыты таким множеством зрителей, что, мне кажется, ни в одно из моих путешествий мне не приходилось видеть более людного места. Город имеет форму правильного четырехугольника, и каждая сторона городской стены равна пятистам футам. Две главные улицы, шириною в пять футов каждая, пересекаются под прямым углом и делят город на четыре квартала. Боковые улицы и переулки, куда я не мог войти и только видел их, имеют в ширину от двенадцати до восемнадцати дюймов. Город может вместить до пятисот тысяч душ. Дома трех — и пятиэтажные. Лавки и рынки полны товаров.

Императорский дворец находится в центре города, на пересечении двух главных улиц. Он окружен стеною в два фута вышиной, отстоящей от построек на двадцать футов. Я получил разрешение его величества перешагнуть через стену, и так как расстояние, отделявшее ее от дворца, было достаточно велико, то легко мог осмотреть последний со всех сторон. Внешний двор представляет собою квадрат со стороной в сорок футов и вмещает два других двора, из которых во внутреннем расположены императорские покои. Мне очень хотелось их осмотреть, но осуществить это желание было трудно, потому что главные ворота, соединяющие один двор с другим, имеют только восемнадцать дюймов в вышину и семь дюймов в ширину. С другой стороны здания внешнего двора достигают вышины не менее пяти футов, и потому я не мог перешагнуть через них, не нанеся значительных повреждений постройкам, несмотря на то, что стены у них прочные, из тесаного камня, и имеют четыре дюйма толщины. Между тем император тоже сильно желал показать мне все великолепие своего дворца. Однако мне удалось осуществить наше общее желание только спустя три дня, которые я употребил на подготовительные работы. В императорском парке, отстоявшем от города почти на сто ярдов, я срезал своим перочинным ножом несколько самых крупных деревьев и сделал из них два табурета, вышиною около трех футов каждый, и достаточно прочные, чтобы выдержать мою тяжесть. Затем после второго объявления, предостерегающего жителей, я снова прошел ко дворцу через город с двумя табуретами в руках. Подойдя со стороны внешнего двора, я стал на один табурет, поднял другой над крышей и осторожно поставил его на площадку шириною в восемь футов, отделявшую первый двор от второго. Затем я свободно перешагнул через здания с одного табурета на другой и поднял к себе первый длинной палкой с крючком. При помощи таких ухищрений я достиг самого внутреннего двора. Там я лег на землю и приблизил лицо к окнам среднего этажа, которые нарочно были оставлены открытыми. Таким образом я получил возможность осмотреть роскошнейшие палаты, какие только можно себе представить. Я увидел императрицу и молодых принцев в их покоях, окруженных свитой. Ее императорское величество милостиво улыбнулась мне и грациозно протянула через окно свою ручку, которую я поцеловал.

Однако я не буду останавливаться на дальнейших подробностях, потому что приберегаю их для почти готового уже к печати более обширного труда, заключающего в себе общее описание этой империи со времени ее основания; историю ее монархов в течение длинного ряда веков; наблюдения относительно их войн и политики, законов, науки и религии этой страны; ее растений и животных; нравов и привычек ее обитателей и других весьма любопытных и поучительных материй. В настоящее же время моя главная цель заключается в изложении событий, происшедших в этом государстве во время почти девятимесячного моего пребывания в нем.

Однажды утром, спустя две недели после моего освобождения, ко мне приехал, в сопровождении только одного лакея, Рельдресель, главный секретарь по тайным делам (как его титулуют здесь). Приказав кучеру ожидать, он попросил меня уделить ему один час и выслушать его. Я охотно согласился на это, потому что мне были известны как его личные высокие качества, так и услуги, оказанные им мне при дворе. Я хотел лечь на землю, чтобы его слова могли легче достигать моего уха, но он предпочел находиться во время нашего разговора у меня на руке. Прежде всего он поздравил меня с освобождением, заметив, что в этом деле и ему принадлежит некоторая заслуга.

— Хотя надо сказать правду, — добавил он, — вы получили так скоро свободу только благодаря настоящему положению наших государственных дел. Каким бы блестящим ни казалось иностранцу это положение, сказал секретарь, однако наш государственный организм разъедают две страшные язвы: внутренние раздоры партий и угроза нашествия внешнего могущественного врага. Что касается первого зла, то надо вам сказать, что около семидесяти лун тому назад в империи образовались две враждующие партии, известные под названием тремексенов и слемексенов, от высоких и низких каблуков на башмаках, при помощи которых они отличаются друг от друга. Дело в том, что многие доказывают, будто высокие каблуки всего более согласуются с нашими древними государственными установлениями; но, как бы то ни было, его величество находит, что вся администрация, а равно и все должности, раздаваемые короной, должны находиться только в руках сторонников низких каблуков, на что вы, наверное, обратили внимание. Вы, должно быть, заметили также, что каблуки на башмаках его величества на один дрерр ниже, чем у всех придворных (дрерр равняется четырнадцатой части дюйма). Ненависть между партиями доходит до того, что члены одной не станут ни есть, ни пить, ни разговаривать с членами другой. Мы считаем, что тремексены, или партия высоких каблуков, превосходят нас числом, но власть всецело принадлежит нам. С другой стороны, у нас есть основание опасаться, что его императорское высочество, наследник престола, имеет некоторое расположение к высоким каблукам; по крайней мере нетрудно заметить, что один каблук у него выше другого, вследствие чего походка его высочества прихрамывающая. И вот среди этих внутренних несогласий в настоящее время нам грозит нашествие со стороны соседнего острова Блефуску, другой великой империи во вселенной, почти такой же обширной и могущественной, как империя его величества. И хотя вы утверждаете, что на свете существуют другие королевства и государства, населенные такими же громадными людьми, как вы, однако наши философы сильно сомневаются в этом: они скорее готовы допустить, что вы упали с луны или с какой-нибудь звезды, так как несомненно, что сто смертных вашего роста в самое короткое время могли бы истребить все плоды и весь скот обширных владений его величества. С другой стороны, наши летописи за шесть тысяч лун не упоминают ни о каких других государствах, кроме двух великих империй: Лилипутии и Блефуску. Итак, эти две могущественные державы ведут между собой ожесточеннейшую войну в продолжение тридцати шести лун. Поводом к войне послужили следующие обстоятельства. Все держатся того мнения, что вареное яйцо, при употреблении его в пищу, следует разбивать с тупого конца, и что этот способ практикуется искони веков; но дед нынешнего императора, будучи ребенком, порезал себе палец за завтраком, разбивая яйцо означенным способом. Тогда император, отец его, обнародовал указ, предписывавший всем его подданным, под страхом строгого наказания, разбивать яйца с острого конца. Этот закон до такой степени раздражил население, что, по словам наших летописей, был причиной шести восстаний, во время которых один император потерял жизнь, а другой — корону. Описываемые гражданские смуты постоянно разжигались монархами Блефуску. При подавлении восстания изгнанные вожди всегда находили приют в этой империи. Насчитывают до одиннадцати тысяч фанатиков, которые в течение этого времени пошли на казнь, лишь бы только не подчиниться повелению разбивать яйца с острого конца. Были напечатаны сотни томов, трактующих об этом вопросе, но книги, поддерживающие теорию тупого конца, давно запрещены, и вся партия лишена законом права занимать государственные должности. В течение этих смут императоры Блефуску часто через своих посланников делали нам предостережения, обвиняя нас в церковном расколе путем нарушения основного догмата нашего великого пророка Люстрога, изложенного в пятьдесят четвертой главе Блундекраля (являющегося их Алькораном). Между тем мы видим здесь только различное толкование одного и того же текста, подлинные слова которого гласят: Все истинно верующие да разбивают яйца с того конца, с какого удобнее. Решение же вопроса: какой конец признать более удобным, по моему скромному суждению, должно быть предоставлено совести каждого или по крайней мере решению верховного судьи империи. Изгнанные тупоконечники возымели такую силу при дворе императора Блефуску и нашли такую поддержку и поощрение со стороны своих единомышленников внутри нашей империи, что в течение тридцати шести лун оба императора ведут кровавую войну с переменным успехом. В течение этого периода мы потеряли сорок линейных кораблей и огромное число мелких судов с тридцатью тысячами наших лучших моряков и солдат; полагают, что потери неприятеля еще значительнее. Но, несмотря на это, неприятель снарядил новый флот и готовится высадить десант на нашу территорию. Вот почему его императорское величество, вполне доверяясь вашей силе и храбрости, повелел мне передать вам настоящее изложение наших государственных дел.

Я просил секретаря засвидетельствовать императору мое нижайшее почтение и довести до его сведения, что хотя мне как иностранцу не следовало бы вмешиваться в дела различных партий, тем не менее я готов, не щадя своей жизни, защищать его особу и государство от всякого иноземного вторжения.

Глава V

Автор благодаря чрезвычайно остроумной выдумке предупреждает нашествие неприятеля. Его жалуют высоким титулом. Являются послы императора Блефуску и просят мира. Пожар в покоях императрицы благодаря несчастному случаю. Энергичные усилия автора спасают остальные части дворца.

Империя Блефуску находится на острове, расположенном на северо-восток от Лилипутии и отделенном от нее проливом шириною в восемьсот ярдов. Я еще не видел острова; узнав же о предполагаемом нашествии, старался не показываться на этой стороне берега из опасения быть замеченным с кораблей неприятеля, который не имел никаких сведений о моем присутствии, так как во время войны всякое сношение между двумя империями было запрещено под страхом смертной казни и наш император наложил эмбарго на выход какого бы то ни было судна из гаваней. Я сообщил его величеству составленный мною план захвата всего неприятельского флота, который, как мы узнали от наших разведчиков, стоял на рейде, готовый сняться с якоря при первом попутном ветре. Я осведомился у самых опытных моряков относительно глубины пролива, часто ими измерявшейся, и они сообщили мне, что при самой высокой воде эта глубина в средней части пролива равняется семидесяти глюмглеффам, что составляет около шести европейских футов, во всех же остальных местах она не превышает пятидесяти глюмглеффов. Я отправился на северо-восточный берег, откуда видна империя Блефуску, спрятался за бугорком и направил свою подзорную трубку на стоявший на якоре неприятельский флот, в котором насчитал до пятидесяти боевых кораблей и большое число транспортов. Возвратившись домой, я приказал (получив на то полномочие) доставить мне канат покрепче и известное количество возможно толстых железных брусьев. Мне привезли канат толщиною в обыкновенную бечевку и брусья величиной в нашу вязальную спицу. Чтобы придать этому канату большую прочность, я сплел его втрое и с тою же целью скрутил вместе по три железных бруска, загнув их концы в виде крючков. Прикрепив пятьдесят таких крючков к такому же числу веревок, я возвратился на северо-восточный берег и, сняв с себя кафтан, башмаки и чулки, в кожаной куртке вошел в воду за полчаса до прилива. Сначала я быстро пошел вброд, а у середины проплыл около тридцати ярдов, пока снова не почувствовал под собою дно. Таким образом, меньше чем через полчаса я достиг флота. Увидя меня, неприятели пришли в такой ужас, что, как лягушки, попрыгали с кораблей и поплыли к берегу, где их собралось не менее тридцати тысяч. Тогда, вынув свои снасти и зацепив нос каждого корабля крючком, я связал все веревки в один узел. Во время этой работы неприятель осыпал меня тучей стрел, и многие из них вонзились мне в руки и лицо. Помимо ужасной боли, они сильно мешали работе. Более всего я боялся за свои глаза и, наверно, лишился бы их, если бы не придумал тотчас же средства для защиты. Среди других необходимых мне мелочей у меня сохранились очки, которые я держал в секретном кармане, не замеченном, как я уже говорил выше, императорскими сыщиками. Я надел очки и крепко привязал их. Вооружась таким образом, я смело продолжал работу, несмотря на стрелы неприятеля, которые хотя и попадали в стекла очков, но не причиняли им особого вреда. Приладив все крючки и взяв узел в руку, я начал тащить; однако ни один корабль не тронулся с места, потому что все они крепко держались на якорях. Таким образом, мне оставалось совершить самую опасную часть моего предприятия. Я выпустил веревки и, оставя крючки в кораблях, смело обрезал ножом якорные канаты, причем более двухсот стрел угодило мне в лицо и руки. После этого я схватил связанные в узел веревки, к которым были прикреплены мои крючки, и легко потащил за собою пятьдесят самых крупных неприятельских военных кораблей.

Блефускуанцы, не имевшие ни малейшего представления о моих намерениях, сначала от изумления растерялись. Увидев, как я обрезаю якорные канаты, они подумали, что я собираюсь пустить корабли на волю ветра и волн или столкнув их друг с другом; но когда весь флот двинулся в порядке, увлекаемый моими веревками, они пришли в неописуемое отчаяние и стали оглашать воздух горестными воплями. Оказавшись вне опасности, я остановился, чтобы вынуть из рук и лица стрелы и натереть пораненные места ранее упомянутой мной мазью, которую лилипуты дали мне при моем прибытии в страну. Потом я снял очки и, обождав около часа, пока спадет вода, перешел вброд середину пролива и благополучно прибыл с моим грузом в императорский порт Лилипутии.

Император и весь его двор стояли на берегу в ожидании исхода этого великого предприятия. Они видели корабли, приближавшиеся широким полумесяцем, но меня не замечали, так как я по грудь был в воде. Когда я проходил середину пролива, их беспокойство еще более увеличилось, потому что я погрузился в воду по шею. Император решил, что я утонул и что неприятельский флот приближается с враждебными намерениями. Но скоро его опасения исчезли. С каждым шагом пролив становился мельче, и меня можно было даже слышать с берега. Тогда, подняв вверх конец веревок, к которым был привязан флот, я громко закричал: Да здравствует могущественнейший император Лилипутии! Когда я ступил на берег, великий монарх осыпал меня всяческими похвалами и тут же пожаловал мне титул нардака, самый высокий в государстве.

Его величество выразил желание, чтобы я нашел случай захватить и привести в его гавани все остальные морские силы неприятеля. Честолюбие монархов так безмерно, что император задумал, по-видимому, ни больше ни меньше, как обратить всю империю Блефуску в собственную провинцию и управлять ею через своего вице-короля, истребив укрывающихся там тупоконечников и принудив всех блефускуанцев разбивать яйца с острого конца, а посему он стал бы единственным властелином вселенной. Но я всячески старался отклонить императора от этого намерения, приводя многочисленные доводы, подсказанные мне как политическими соображениями, так и чувством справедливости; в заключение я чистосердечно заявил, что никогда не соглашусь быть орудием обращения в рабство храброго и свободного народа. Когда этот вопрос поступил на обсуждение государственного совета, то самые мудрые министры оказались на моей стороне.

Мое смелое и откровенное заявление до такой степени противоречило политическим планам его императорского величества, что он никогда не мог простить мне его. Его величество очень искусно дал понять это в совете, где, как говорили мне потом, мое мнение разделяли самые благоразумные члены, хотя и выражали свое согласие только молчанием; другие же, мои тайные враги, не могли удержаться от некоторых выражений, косвенным образом направленных против меня. С этого времени со стороны его величества и злобствующей против меня части министров началась интрига, которая менее чем через два месяца разразилась с такой силой, что едва не погубила меня окончательно. Таким образом, величайшие услуги, оказываемые монархам, не могут перетянуть на свою сторону чашу весов, если на другую бывает положен отказ в потворстве их страстям.

Спустя три недели после описанного подвига от императора Блефуску прибыло торжественное посольство с покорным предложением мира, каковой вскоре был заключен на условиях, в высшей степени выгодных для нашего императора, но я не буду утомлять ими внимание читателя. Посольство состояло из шести посланников, коих сопровождало около пятисот человек свиты; кортеж отличался большим великолепием и вполне соответствовал величию монарха и важности миссии. По окончании мирных переговоров, в которых я, благодаря своему тогдашнему действительному или по крайней мере кажущемуся влиянию при дворе, оказал немало услуг посольству, их превосходительства, частным образом осведомленные о моих дружественных чувствах, удостоили меня официальным визитом. Они начали с любезностей по поводу моей храбрости и великодушия, затем от имени императора пригласили посетить их страну и наконец попросили показать им несколько примеров моей удивительной силы, о которой они наслышались столько чудесного. Я с готовностью согласился исполнить их желание, но не стану утомлять читателя описанием подробностей.

Позабавив в течение некоторого времени их превосходительства, к большому их удовольствию и удивлению, я попросил послов засвидетельствовать мое глубокое почтение его величеству, их повелителю, слава о доблестях которого по справедливости наполняла весь мир восхищением, и передать мое твердое решение лично посетить его перед возвращением в мое отечество. Поэтому в первой же аудиенции у нашего императора я попросил его соизволения на посещение блефускуанского монарха. Император хотя и дал свое согласие, но выказал при этом явную ко мне холодность, причину которой я не мог понять до тех пор, пока мне не сказали по секрету, что Флимнап и Болголам изобразили перед императором, мол, сношения с посольством как акт нелояльности, хотя я могу поручиться, что моя совесть в этом отношении была совершенно чиста. Тут впервые у меня начало складываться представление о том, что такое министры и дворы.

Необходимо заметить, что я объяснялся с посольством при помощи переводчика. Язык блефускуанцев настолько же отличается от языка лилипутов, насколько разнятся между собою языки двух европейских народов. При этом каждая нация гордится древностью, красотой и образностью своего языка, относясь с явным презрением к языку соседа. И наш император, пользуясь преимуществами настоящего положения, созданного пленением неприятельского флота, обязал посольство представить верительные грамоты и вести переговоры на лилипутском языке. Однако надо заметить, что оживленные торговые сношения между двумя государствами, гостеприимство, оказываемое изгнанникам соседнего государства как Лилипутией, так и Блефуску, а также обычай посылать молодых людей из знати и богатых дворян к соседям с целью отшлифоваться, посмотрев свет и ознакомившись с жизнью и нравами людей, приводят к тому, что здесь редко можно встретить образованного дворянина, моряка или купца из приморского города, который бы не говорил на обоих языках. В этом я убедился через несколько недель, когда отправился засвидетельствовать свое почтение императору Блефуску. Среди великих несчастий, постигших меня благодаря злобе моих врагов, это посещение оказалось для меня очень благодетельным, о чем я расскажу в своем месте.

Читатель, может быть, помнит, что в числе условий, на которых мне была дарована свобода, были очень для меня унизительные и неприятные, и только крайняя необходимость заставила меня принять их. Но теперь, когда я носил титул нардака, самый высокий в империи, взятые мной на себя обязательства роняли бы мое достоинство, и надо отдать справедливость императору, он ни разу не напомнил мне о них. Однако незадолго перед тем мне представился случай оказать его величеству замечательную услугу, как по крайней мере мне тогда казалось. Раз в полночь у дверей моего замка раздались крики тысячной толпы; я в испуге проснулся и услышал непрестанно повторяемое слово борглюм. Несколько придворных, пробившись сквозь толпу, умоляли меня явиться немедленно во дворец, так как покои императрицы были объяты пламенем по небрежности одной фрейлины, которая заснула за чтением романа, не погасив свечи. В одну минуту я кое-как оделся; был отдан приказ очистить для меня дорогу; кроме того, ночь была лунная, так что мне удалось добраться до дворца, никого не растоптав по пути. К стенам дворца уже были приставлены лестницы, было собрано много ведер, но вода была далеко. Каждое ведро равнялось нашему большому наперстку, и бедняги с большим усердием подавали их мне, однако пламя было так сильно, что это усердие приносило мало пользы. Я мог бы легко затушить пожар, накрыв дворец своим кафтаном, но второпях я успел надеть только кожаную куртку. Казалось, дело находилось в самом плачевном и безнадежном положении, и этот великолепный дворец, несомненно, сгорел бы дотла, если бы, благодаря необычному для меня присутствию духа, я внезапно не придумал средство спасти его. Накануне вечером я выпил много превосходнейшего вина, известного под названием глимигрим (блефускуанцы называют его флюнек, но наши сорта выше), которое отличается сильным мочегонным действием. По счастливой случайности я еще ни разу не облегчился от выпитого. Между тем жар от пламени и усиленная работа по его тушению подействовали на меня и быстро обратили вино в мочу; я выпустил ее в таком изобилии и так метко, что в какие-нибудь три минуты огонь был потушен, и остальные части величественного здания, воздвигавшегося трудом нескольких поколений, были спасены.

Между тем стало совсем светло, и я возвратился домой, не ожидая благодарности от императора, потому что хотя я и оказал ему услугу великой важности, но не знал, как его величество отнесется к способу, каким она была оказана, особенно если принять во внимание основные законы государства, по которым никто, в том числе и самые высокопоставленные особы, не имели права мочиться в ограде дворца под страхом тяжкого наказания. Однако меня немного успокоило письмо императора с обещанием дать повеление великому судилищу вынести мне формальное прощение, которого, впрочем, я никогда не добился. С другой стороны, меня конфиденциально уведомили, что императрица была страшно возмущена моим поступком и переселилась в самую отдаленную часть дворца, твердо решив не реставрировать прежнего своего помещения; при этом она в присутствии своих приближенных поклялась отомстить мне.

Глава VI

О жителях Лилипутии: их наука, законы и обычаи; система воспитания детей. Образ жизни автора в этой стране. Автор восстанавливает репутацию знатной дамы.

Хотя подробному описанию этой империи я намерен посвятить особое исследование, тем не менее для удовлетворения любознательного читателя я уже теперь выскажу о ней несколько общих замечаний. Средний рост туземцев немного меньше шести дюймов, и ему точно соответствует рост как животных, так и растений: например, лошади и быки не бывают там выше четырех или пяти дюймов, а овцы выше полутора дюймов; гуси равняются нашему воробью, и так далее вплоть до самых крохотных созданий, которые для меня были почти невидимы. Но природа приспособила зрение лилипутов к окружающим их предметам: они хорошо видят, но на небольшом расстоянии. Вот представление об остроте их зрения для близких предметов: большое удовольствие доставило мне наблюдать повара, ощипывавшего жаворонка величиною не более нашей мухи, и девушку, вдевавшую шелковинку в ушко невидимой иголки. Самые высокие деревья в Лилипутии не больше семи футов; я имею в виду деревья в большом королевском парке, верхушки которых я мог едва достать, протянув руку. Вся остальная растительность имеет соответственные размеры; но я предоставляю все это воображению самого читателя. Сейчас я ограничусь лишь самыми беглыми замечаниями относительно науки лилипутов, которая в течение веков процветает у этого народа во всех отраслях. Обращу только внимание на весьма оригинальную манеру их письма: лилипуты пишут не так, как европейцы, слева направо, не так, как арабы, — справа налево, не так, как китайцы, — сверху вниз, но как английские дамы — наискось от одного угла страницы к другому.

Лилипуты хоронят умерших, кладя тело головой вниз. Такой обычай вызывается верованием, что через одиннадцать тысяч лун мертвые воскреснут; и так как в это время земля (которую лилипуты считают плоской) перевернется вверх дном, то мертвые при своем воскресении станут прямо на ноги. Ученые признают нелепость этого верования; тем не менее в простонародье такой обычай сохраняется и до сих пор.

В этой империи существуют весьма своеобразные законы и обычаи, и, не будь они полной противоположностью законам и обычаям моего любезного отечества, я попытался бы выступить их защитником. Желательно только, чтобы они строго применялись на деле. Прежде всего укажу на закон о доносчиках. Все государственные преступления караются здесь чрезвычайно строго; но если обвиняемый докажет во время процесса свою невиновность, то обвинитель немедленно подвергается позорной казни, и с его движимого и недвижимого имущества взыскивается вознаграждение в четырехкратном размере в пользу оправданного: за потерю времени, за опасность, которой он подвергался, за лишения, испытанные им во время тюремного заключения, и за все расходы, которые ему стоила защита. Если имущества обвинителя окажется недостаточно, потерпевший вознаграждается за счет короны. Кроме того, император жалует освобожденного каким-нибудь публичным знаком своего благоволения, и по всему государству объявляется о его невиновности.

Лилипуты считают мошенничество более тяжким преступлением, чем воровство, и потому только в редких случаях оно не наказывается смертью. При известной осторожности, бдительности и небольшой дозе здравого смысла, рассуждают они, всегда можно уберечь имущество от вора, но у честного человека нет защиты от ловкого мошенника; и так как при купле и продаже постоянно необходимы торговые сделки, основанные на кредите и доверии, то в условиях, когда существует попустительство обману и он не наказывается законом, честный коммерсант всегда пострадает, а плут окажется в выигрыше. Я вспоминаю, что однажды я ходатайствовал перед монархом за одного преступника, который обвинялся в похищении большой суммы денег, полученной им по поручению хозяина, и в побеге с этими деньгами; я выставил перед его величеством как смягчающее вину обстоятельство то соображение, что в данном случае было только злоупотребление доверием; император нашел чудовищным, что я привожу в защиту обвиняемого довод, как раз отягчающий его преступление; на это, говоря правду, мне нечего было возразить, и я ограничился шаблонным замечанием, что у различных народов различные обычаи; надо признаться, я был сильно сконфужен.

Хотя мы и называем обыкновенно награду и наказание двумя рычагами, приводящими в движение всю правительственную машину, но нигде, кроме Лилипутии, я не встречал применения этого принципа на практике. Всякий, представивший достаточное доказательство того, что он в точности соблюдал законы страны в течение семидесяти трех лун, получает там право на известные привилегии, соответствующие его званию и общественному положению, и ему определяется соразмерная денежная сумма из фондов, специально на этот предмет назначенных; вместе с тем такое лицо получает титул снильпела, то есть блюстителя законов; этот титул прибавляется к его фамилии, но не переходит в потомство. И когда я рассказал лилипутам, что исполнение наших законов гарантируется только страхом наказания и нигде не упоминается о награде за их соблюдение, лилипуты сочли это огромным недостатком нашего государственного строя. Вот почему в здешних судебных учреждениях богиня справедливости изображается в виде женщины с шестью глазами — два спереди, два сзади и по одному с боков, что означает ее необычайную бдительность; в правой руке она держит открытый мешок золота, а в левой — меч в ножнах в знак того, что она готова скорее награждать, чем наказывать.

При выборе кандидатов на государственные и общественные должности больше внимания обращается на нравственные качества, чем на способности и таланты. Лилипуты думают, что раз уж человечеству необходимы правительства, то все люди, обладающие средним умственным развитием, способны выполнять ту или другую должность, и что провидение никогда не имело в виду создать из управления общественными делами тайны, в которую способны проникнуть только весьма немногие великие гении, рождающиеся не более трех в столетие. Напротив, они полагают, что правдивость, справедливость, воздержание и подобные качества доступны всем и что совершенствование в этих добродетелях вместе с опытностью и добрыми намерениями делают каждого человека пригодным для служения своему отечеству в той или другой должности, за исключением тех, которые требуют специальных знаний. По их мнению, самые высокие умственные дарования не могут заменить нравственных достоинств, и нет ничего опаснее поручения должностей таким даровитым лицам, ибо ошибка, совершенная по невежеству лицом, исполненным добрых намерений, не может иметь таких роковых последствий для общественного блага, как деятельность человека с порочными наклонностями, одаренного талантом скрывать свои пороки, умножать их и безнаказанно предаваться им.

Точно так же неверие в божественное провидение делает человека непригодным к занятию общественной должности. И в самом деле, лилипуты думают, что раз монархи называют себя посланниками провидения, то было бы в высшей степени нелепо назначать на правительственные места людей, отрицающих авторитет, на основании которого действует монарх.

Описывая как эти, так и другие законы империи, о которых будет речь дальше, я хочу предупредить читателя, что мое описание касается только исконных установлений страны, не имеющих ничего общего с современной испорченностью нравов, являющейся результатом глубокого вырождения самой человеческой природы. Так, например, известный уже читателю позорный обычай назначать на высшие государственные должности людей, искусно танцующих на канате, и давать знаки отличия тем, кто перепрыгнет через палку или проползет под нею, впервые был введен дедом ныне царствующего императора и теперешнего своего развития достиг благодаря непрестанному росту партий и группировок.

Неблагодарность считается у них уголовным преступлением (из истории мы знаем, что такой взгляд существовал и у других народов), и лилипуты по этому поводу рассуждают так: раз человек способен платить злом своему благодетелю, то он неизбежно является врагом всех других людей, которым он ничем не обязан, и потому он достоин смерти.

Лилипуты полагают, что воспитание детей менее всего может быть вверено их родителям, вследствие чего в каждом городе существуют общественные воспитательные заведения, куда обязаны отдавать своих детей обоего пола все, кроме крестьян и рабочих, и где они воспитываются и обучаются с двадцатилунного возраста, то есть с того времени, когда, по предположению лилипутов, у ребенка проявляются первые зачатки понятливости. Школы эти нескольких типов, соответственно общественному положению и полу детей. Воспитание и образование ведется опытными педагогами, которые готовят детей к такому образу жизни, который соответствует положению их родителей и их собственным наклонностям и способностям. Сначала я скажу несколько слов о воспитательных заведениях для мальчиков, а потом о воспитательных заведениях для девочек.

Воспитательные заведения для мальчиков благородного или знатного происхождения находятся под руководством видных и опытных педагогов и их многочисленных помощников. Одежда и пища детей отличаются скромностью и простотой. Они воспитываются в правилах чести, справедливости, храбрости; в них развивают скромность, кротость, религиозные чувства и любовь к отечеству. Они всегда за делом, кроме того времени, очень непродолжительного, которое потребно на еду и сон, и двух рекреационных часов, которые посвящаются телесным упражнениям. До четырех лет детей одевает и раздевает прислуга, но, начиная с этого возраста, то и другое они делают сами, как бы ни было знатно их происхождение. Служанки, которых не берут моложе пятидесяти лет, переводя на наши годы, исполняют только самые черные работы. Детям никогда не позволяют разговаривать с прислугой, и во время отдыха они играют все вместе, разделившись на небольшие группы, всегда в присутствии воспитателя или его помощника. Таким образом, они с самого раннего возраста ограждены от влияния беспутства и порока, которому всецело предоставлены наши дети. Родители имеют право на свидание со своими детьми два раза в год; каждое свидание продолжается не более часа. Им позволяется целовать ребенка только при встрече и при прощании; воспитатель, неотлучно присутствующий во время свидания, не позволяет им шептать на ухо, говорить ласковые слова и приносить в подарок игрушки, лакомства и тому подобное.

Если родители не вносят своевременно платы за содержание и воспитание своих детей, то эта плата взыскивается с них правительственными чиновниками.

Воспитательные заведения для детей среднего дворянства, купцов и ремесленников ведутся по тому же образцу, причем дети, предназначенные быть ремесленниками, с одиннадцати лет обучаются мастерству, между тем как дети дворян и купцов продолжают общее образование до пятнадцати лет, что соответствует нашему двадцати одному году. Однако строгости школьной жизни постепенно ослабляются в последние три года.

В женских воспитательных заведениях девочки знатного происхождения воспитываются почти так же, как и мальчики, только вместо слуг их одевают и раздевают благонравные бонны, но всегда в присутствии воспитательницы или ее помощницы; по достижении пяти лет девочки одеваются сами. Если бывает замечено, что бонна позволила себе рассказать девочкам какую-нибудь страшную и нелепую сказку или позабавить их какой-нибудь глупой выходкой, которые так обыкновенны у наших горничных, то виновная троекратно подвергается публичной порке кнутом и затем годовому тюремному заключению, после которого она ссылается в самые отдаленные места государства. Благодаря такой системе воспитания молодые дамы так же стыдятся трусости и глупости, как и мужчины, и относятся с презрением ко всяким украшениям, за исключением благопристойности и опрятности. Я не заметил никакой разницы в их воспитании, обусловленной различием пола: только физические упражнения для девочек более легкие да курс наук для них менее обширен, но зато им преподаются правила ведения домашнего хозяйства. Ибо лилипуты убеждены, что жена должна быть разумной и милой подругой мужа, так как ее молодость и красота не вечны. Когда девице исполняется двенадцать лет, то есть наступает по-тамошнему пора замужества, в школу являются ее родители или опекуны и, принеся глубокую благодарность воспитателям, берут ее домой, причем прощание молодой девушки с подругами редко обходится без слез.

В воспитательных заведениях для девочек, происходящих из низших классов, детей обучают всякого рода работам, подобающим их полу и общественному положению. Девочки, предназначенные для занятий ремеслами, остаются в воспитательном заведении до семи лет, остальные до одиннадцати.

Семьи низших классов, имеющие детей в этих заведениях, обязаны вносить казначею заведения, кроме годовой платы, ограниченной минимальными размерами, небольшую часть своего месячного заработка; из этих взносов образуется приданое для дочери. Что же касается знатных лиц, то они дают обязательство положить на каждого ребенка известный капитал, соответственно своему общественному положению; этот капитал умело пускается в оборот руководителями заведения, проявляющими при этом большую добросовестность.

Крестьяне и рабочие держат своих детей дома; так как они предназначены судьбой возделывать и обрабатывать землю, то их образование не имеет особенного значения для общества. Но больные и старики содержатся в богадельнях, ибо нищенство есть занятие, не известное в империи.

Но, быть может, любознательному читателю будут интересны некоторые подробности относительно моих занятий и образа жизни в этой стране, где я пробыл девять месяцев и тринадцать дней. Принужденный обстоятельствами, я нашел применение своей склонности к механике и сделал себе довольно удобные стол и стул из самых больших деревьев королевского парка. Двум сотням швей было поручено изготовить для меня рубахи, постельное и столовое белье из самого прочного и грубого полотна, какое только они могли достать; но и его им пришлось стегать, сложив в несколько раз, потому что самое толстое тамошнее полотно было тоньше нашей кисеи. Куски этого полотна бывают обыкновенно в три дюйма ширины и три фута длины. Белошвейки сняли с меня мерку, когда я лежал в постели: одна из них стала мне на шею, другая на колено, и они протянули между собою веревку, взяв каждая за ее конец, третья же смерила длину веревки линейкой в один дюйм. Затем они смерили большой палец правой руки и этим ограничились; посредством математического расчета, основанного на том, что окружность кисти вдвое больше длины пальца, окружность шеи вдвое больше окружности кисти, а окружность талии вдвое больше окружности шеи, и при помощи моей старой рубахи, которую я разостлал на земле перед ними как образец, они сшили мне белье вполне по росту. Точно так же тремстам портным было поручено сшить мне костюм, но для снятия мерки они прибегли к другому приему. Я стал на колени, и они приставили к моему туловищу лестницу; по этой лестнице один из них взобрался до моей шеи и опустил отвес от воротника до полу, что и составило длину моего кафтана; рукава и талию я смерил сам. Когда костюм был готов (а шили его в моем замке, так как он не поместился бы в самом большом их доме), то своим видом он очень напоминал одеяла, изготовляемые английскими дамами из кусочков материи, с той только разницей, что не пестрел разными цветами.

Стряпали мне триста поваров в маленьких удобных бараках, построенных вокруг моего замка, где они и жили со своими семьями; они обязаны были готовить мне по два блюда на завтрак, обед и ужин. Я брал в руку двадцать лакеев и ставил их себе на стол; сотня их товарищей прислуживала на полу; одни носили кушанья, другие подкатывали бочонки с вином и всевозможными напитками. Лакеи, стоявшие на столе, по мере надобности очень искусно поднимали все это на особых блоках, вроде того как у нас в Европе поднимают ведро воды из колодца. Каждое их блюдо я проглатывал в один прием, каждый бочонок вина осушал одним глотком. Их баранина по вкусу уступает нашей, но зато говядина превосходна. Раз мне достался такой огромный кусок филе, что пришлось разрезать его на три части, но это исключительный случай. Слуги бывали очень изумлены, видя, что я ем говядину с костями, как у нас едят ножки жаворонков. Здешних гусей и индеек я обыкновенно проглатывал в один прием, и, надо отдать справедливость, птицы эти гораздо вкуснее наших. Мелкой птицы я брал на кончик ножа по двадцати или тридцати штук зараз.

Его величество, наслышавшись о моем образе жизни, заявил однажды, что он будет счастлив (так было угодно ему выразиться) отобедать со мною в сопровождении августейшей супруги и молодых принцев и принцесс. Когда они прибыли, я поместил их на столе против себя в парадных креслах, со свитой по сторонам. В числе присутствующих был также лорд-канцлер казначейства Флимнап с белым жезлом в руке; я часто ловил его недоброжелательные взгляды, но делал вид, что не замечаю их, и ел более обыкновенного, во славу моей дорогой родины и на удивление двора. У меня есть некоторое основание думать, что это посещение его величества дало повод Флимнапу уронить меня в глазах своего государя. Означенный министр всегда был моим тайным врагом, хотя с виду обходился со мной гораздо любезнее, чем того можно было ожидать от его угрюмого нрава. Он доложил императору о плохом состоянии государственного казначейства, вынудившем его прибегнуть к займу за большие проценты. Он сказал, что курс банковых билетов упал на девять процентов ниже альпари, что мое содержание обошлось уже его величеству более полутора миллионов спругов (самая крупная золотая монета у лилипутов, величиною с маленькую блестку) и, наконец, что император поступил бы весьма благоразумно, если бы воспользовался первым благоприятным случаем для высылки меня за пределы империи.

На мне лежит обязанность защитить невинно пострадавшую из-за меня честь одной почтенной дамы. Канцлеру казначейства пришла в голову фантазия приревновать ко мне свою супругу на основании сплетен, пущенных в ход злыми языками: канцлеру наговорили, будто ее светлость воспылала безумной страстью к моей особе; много скандального шума наделал при дворе слух, будто раз она тайно приезжала ко мне. Я торжественно заявляю, что все это самая бесчестная клевета, единственным поводом к которой послужило невинное изъявление дружеских чувств со стороны ее светлости. Она действительно часто подъезжала к моему дому, но это делалось всегда открыто, причем с ней в карете сидели еще три особы: сестра, дочь и подруга; таким же образом ко мне приезжали и другие придворные дамы. В качестве свидетелей призываю моих многочисленных слуг; пусть кто-нибудь из них скажет, видел ли он у моих дверей карету, не зная, кто находится в ней. Обыкновенно в подобных случаях я немедленно выходил к двери после доклада моего слуги; засвидетельствовав свое почтение прибывшим, я осторожно брал в руки карету с парой лошадей (если она была запряжена шестеркой, форейтор всегда отпрягал четырех) и ставил ее на стол, который я окружил передвижными перилами, вышиной в пять дюймов, для предупреждения от несчастных случайностей. Часто на моем столе стояли разом четыре запряженные кареты, наполненные элегантными дамами. Сам я садился в свое кресло и наклонялся к ним; в то время как я разговаривал таким образом с особами, сидевшими в одной карете, другие кареты тихонько кружились по моему столу. Много послеобеденных часов провел я очень приятно в таких разговорах. Однако ни канцлеру казначейства, ни двум его соглядатаям Клестрилю и Дренло (пусть они делают что угодно, а я назову их имена) никогда не удастся доказать, чтобы ко мне являлся кто-нибудь инкогнито, кроме государственного секретаря Рельдреселя, посетившего раз меня по специальному повелению его императорского величества, как рассказано об этом выше. Я бы не останавливался так долго на этих подробностях, если бы вопрос не касался так близко репутации почтенной дамы, не говоря уже о моей собственной, хотя я и имел тогда честь носить титул нардака, которого не имеет сам канцлер казначейства, ибо всем известно, что он только глюмглюм, а этот титул в такой же степени ниже моего, в какой титул маркиза в Англии ниже титула герцога; впрочем, я согласен признать, что занимаемый им пост ставит его выше меня.

Эти наветы, о которых я узнал впоследствии по одному не стоящему упоминания случаю, на некоторое время озлобили канцлера казначейства Флимнапа против его жены и еще пуще против меня. Хотя он вскоре и примирился с женой, удостоверившись в своем заблуждении, однако я навсегда потерял его доверие и скоро увидел, что мое положение пошатнулось также в глазах самого императора, который находился под сильным влиянием своего фаворита.

Глава VII

Автор, будучи осведомлен о намерении обвинить его в государственной измене, предпринимает побег в Блефуску. Прием, оказанный ему там.

Прежде чем рассказать, каким образом я оставил это государство, пожалуй, уместно посвятить читателя в подробности тайной интриги, которая в течение двух месяцев плелась против меня.

Благодаря своему низкому происхождению я жил до сих пор вдали от королевских дворов. Правда, я много слыхал и читал о нравах великих монархов и их министров, но никогда не предполагал, какие ужасные последствия может вызвать гнев власть имущих в столь отдаленной стране, управляемой, как я думал, в духе принципов, совсем непохожих на те, какие господствуют в Европе.

Когда я готовился отправиться к императору Блефуску, одна значительная при дворе особа (которой я оказал очень существенную услугу в то время, когда она была в большой немилости у его императорскою величества) тайно прибыла ко мне поздно вечером в закрытом портшезе и, не называя себя, просила принять ее. Носильщики были отосланы, и я спрятал портшез вместе с его превосходительством в карман своего кафтана, после чего приказал своему верному слуге говорить каждому, что мне нездоровится и что я пошел спать. Я запер за собою дверь, поставил портшез по обыкновению на стол и сел на стул против него. Когда мы обменялись взаимными приветствиями, я заметил большую озабоченность на лице его превосходительства и пожелал узнать о причине. Тогда он просил выслушать его терпеливо, так как дело касалось моей чести и жизни, и обратился ко мне со следующей речью, которую тотчас же по его уходе я в точности записал.

— Надо вам сказать, — начал он, — что в последнее время относительно вас происходило в страшной тайне несколько совещаний особых комитетов, и два дня тому назад его величество принял окончательное решение.

Вы прекрасно знаете, что почти со дня вашего прибытия сюда Скайреш Болголам (гельбет, или верховный адмирал) стал вашим смертельным врагом. Мне неизвестна первоначальная причина этой вражды, но его ненависть особенно усилилась после великой победы, одержанной вами над Блефуску, которая сильно омрачила его славу адмирала. Этот сановник, в сообществе с Флимнапом, канцлером казначейства, неприязнь которого к вам из-за жены всем известна, генералом Лимтоком, камергером Лелькеном и верховным судьей Бельмафом, составил акт, обвиняющий вас в государственной измене и других тяжких преступлениях.

Это сообщение сильно взволновало меня, так как я ясно сознавал свою невиновность и свои заслуги, и от нетерпения я чуть было не прервал оратора, но он умолял меня сохранить молчание и продолжал так:

— Руководствуясь чувством глубокой благодарности за оказанные вами услуги, я познакомился со всеми подробностями дела и достал копию обвинительного акта, рискуя поплатиться за это своей головой. Вот этот акт.

ОБВИНИТЕЛЬНЫЙ АКТ

против

КУИНБУС ФЛЕСТРИНА

Человека-Горы

Принимая во внимание, что законом, изданным в царствование его императорского величества Келина Дефара Плюне, запрещено под страхом наказания, как за оскорбление величества, мочиться в ограде королевского дворца; что, несмотря на это, упомянутый Куинбус Флестрин, в явное нарушение упомянутого закона, под предлогом тушения пожара, охватившего покои любезной супруги его императорского величества, злобно, предательски и дьявольски выпустив мочу, погасил упомянутый пожар в упомянутых покоях, находясь в ограде упомянутого королевского дворца, вопреки существующему на этот предмет закону, в нарушение долга и пр. и пр.

Что упомянутый Куинбус Флестрин, приведя в императорский порт флот императора Блефуску и получив повеление от его императорского величества захватить все остальные суда упомянутой империи Блефуску, с тем чтобы обратить эту империю в нашу провинцию под управлением нашего вице-короля, уничтожить и казнить не только укрывающихся там тупоконечников, но и всех подданных этой империи, которые не отступятся немедленно от тупоконечной ереси, — упомянутый Флестрин, как вероломный изменник, предъявил просьбу его благосклоннейшему и светлейшему императорскому величеству избавить его, Флестрина, от исполнения упомянутого поручения под предлогом отвращения к насилию в делах совести и нежелания уничтожать вольности и жизнь невинного народа.

Что, когда прибыло известное посольство от двора Блефуску ко двору его величества просить мира, он, упомянутый Флестрин, как вероломный изменник, помогал, подстрекал, ободрял и увеселял упомянутых послов, хорошо зная, что они слуги монарха, который так недавно был открытым врагом его императорского величества и вел открытую войну с упомянутым величеством.

Что упомянутый Куинбус Флестрин, в противность долгу верноподданного, собирается теперь совершить путешествие ко двору и в империю Блефуску, на которое получил только лишь словесное соизволение его императорского величества, и что, под предлогом упомянутого соизволения, он имеет намерение вероломно и изменнически совершить упомянутое путешествие с целью оказать помощь, ободрить и поддержать императора Блефуску, так недавно бывшего врагом упомянутого его императорского величества и находившегося с ним в открытой войне.

В обвинительном акте есть еще пункты, но прочтенные мною наиболее существенны.

Надо признаться, что во время долгих прений по поводу этого обвинения его величество проявил большую к вам снисходительность, весьма часто ссылаясь на ваши заслуги перед ним и стараясь смягчить ваши преступления. Канцлер казначейства и адмирал настаивали на том, чтобы предать вас самой мучительной и позорной смерти. Они предложили поджечь ночью ваш дом, окружив его двадцатитысячной армией, вооруженной отравленными стрелами, предназначенными для вашего лица и рук. Возникла также мысль дать тайное повеление некоторым вашим слугам напитать ваши рубахи и простыни ядовитым соком, который скоро заставил бы вас разодрать ваше тело и причинил бы вам самую мучительную смерть. Генерал присоединился к этому мнению, так что в течение долгого времени большинство было против вас; но его величество, решив по возможности щадить вашу жизнь, в заключение привлек на свою сторону обер-гофмейстера.

В разгар этих прений Рельдресель, главный секретарь по тайным делам, который всегда являлся вашим истинным другом, получил повеление его величества высказать свое мнение, что он и сделал, вполне оправдав ваше доброе о нем мнение. Он согласился, что ваши преступления велики, но они все же оставляют место для милосердия, этой величайшей добродетели, которая так справедливо украшает его величество. Он сказал, что существующая между ним и вами дружба известна всякому, и потому высокопочтенное собрание, может быть, найдет его мнение пристрастным; однако, повинуясь полученному приказанию его величества, он изложит его совершенно свободно; что, если его величеству будет благоугодно, во внимание к вашим заслугам и в соответствии с добротой своего сердца пощадить вашу жизнь и удовольствоваться повелением выколоть вам оба глаза, то он осмеливается думать, что такая мера, удовлетворив в некоторой степени правосудие, в то же время приведет в восхищение весь мир, который будет приветствовать столько же снисходительность монарха, сколько честность и великодушие лиц, имеющих честь быть его советниками; что потеря глаз не нанесет никакого ущерба вашей физической силе, благодаря которой вы еще можете быть полезны его величеству; что слепота, скрывая от вас опасность, только увеличит вашу храбрость; что боязнь потерять зрение служила вам главным препятствием при захвате неприятельского флота и что для вас достаточно будет смотреть на все глазами министров, раз даже величайшие монархи вполне довольствуются этим.

Это предложение было встречено высоким собранием с крайним неодобрением. Адмирал Болголам не в силах был сохранить хладнокровие; в бешенстве вскочив с места, он сказал, что удивляется, как осмелился секретарь подать голос за сохранение жизни изменника; что оказанные вами услуги, по соображениям государственной безопасности, еще более отягчают ваши преступления; что раз вы были способны простым мочеиспусканием (о чем он не может вспомнить без отвращения) потушить пожар в покоях ее величества императрицы, то в другое время вы будете способны таким же образом вызвать наводнение и затопить весь дворец; что та самая сила, которая позволила вам отнять у неприятеля флот, при первом вашем неудовольствии послужит на то, что вы отведете этот флот обратно; наконец, у него есть полное основание думать, что в глубине души вы тупоконечник; и так как измена зарождается в сердце прежде, чем проявляет себя в действии, то он обвинил вас на этом основании в измене и настаивал, чтобы вы были немедленно казнены.

Канцлер казначейства был того же мнения; он показал, в какое затруднительное положение были приведены финансы его величества благодаря тяжелому бремени, которым лежит на них ваше содержание; финансовое напряжение скоро станет невыносимым, и предложение секретаря выколоть вам глаза не только не вылечит от этого зла, но, по всей вероятности, усугубит его, ибо после этой операции животные едят больше и скорее жиреют; и если его священное величество и члены совета, ваши судьи, обращаясь к своей совести, пришли к твердому убеждению в вашей виновности, то это является достаточным основанием приговорить вас к смерти, не затрудняясь подысканием формальных доказательств, требуемых буквой закона.

Но его императорское величество решительно высказался против смертной казни, милостиво изволив заметить, что если совет находит лишение вас зрения наказанием слишком легким, то всегда будет время применить другое, более тяжелое. Тогда ваш друг секретарь, испросив позволение выслушать его возражения на замечания канцлера казначейства по поводу значительных расходов на ваше содержание, сильно обременяющих казну его величества, сказал: так как распоряжение доходами его величества всецело принадлежит его превосходительству, то ему нетрудно будет предотвратить угрожающую опасность путем постепенного уменьшения расходов на ваше содержание; таким образом, вследствие недостаточного количества пищи вы станете слабеть, худеть, потеряете аппетит и зачахнете в несколько месяцев; такая мера будет иметь еще и то преимущество, что разложение вашего трупа станет менее опасным, так как тело ваше уменьшится в объеме по крайней мере в два раза; и немедленно после вашей смерти пять или шесть тысяч подданных его величества смогут в два или три дня отделить мясо от костей, сложить его в телеги, свезти и закопать далеко за городом во избежание заразы, а скелет сохранить как памятник на удивление потомству.

Таким образом, благодаря дружескому расположению к вам секретаря удалось прийти к удовлетворительному решению вашего дела. Было строго предписано сохранить втайне намерение постепенно уморить вас голодом; приговор же о вашем ослеплении занесен в протокол по единогласному решению членов совета, за исключением адмирала Болголама, креатуры императрицы, который, благодаря непрестанным подстрекательствам ее величества, настаивал на вашей смерти; императрица же затаила на вас злобу из-за неблаговидного и незаконного способа, каким вы потушили пожар в ее апартаментах.

Через три дня ваш друг секретарь получит повеление явиться к вам и прочитать все пункты обвинительного акта; при этом он объяснит вам, насколько велики снисходительность и благосклонность его величества и государственного совета, благодаря которым вы приговорены только к ослеплению. Его величество не сомневается, что вы покорно и с благодарностью подчинитесь этому приговору; двадцать хирургов его величества назначены наблюдать за надлежащим совершением операции при помощи очень тонко заостренных стрел, которые будут пущены в ваши глазные яблоки в то время, когда вы будете лежать на земле.

Засим, предоставляя вашему благоразумию позаботиться о принятии соответствующих мер, я должен, во избежание подозрений, немедленно удалиться так же тайно, как прибыл сюда.

С этими словами его превосходительство покинул меня, и я остался один, подавленный только что полученным сообщением.

У лилипутов существует обычай, введенный нынешним императором и его министрами, очень непохожий, как меня уверяли, на то, что практиковалось в прежние времена. Если, в угоду мстительности монарха или злобе фаворита, суд приговаривает кого-либо к жестокому наказанию, то император произносит в пленуме государственного совета речь, изображающую его великое милосердие и доброту, как качества, всем известные и всеми признанные. Речь немедленно публикуется по всей империи, и ничто так не устрашает народ, как эти панегирики императорскому милосердию, ибо замечено, что чем они пространнее и велеречивее, тем бесчеловечнее наказание и невиннее жертва. Однако должен признаться, что, не предназначенный ни рождением, ни воспитанием к роли придворного, я был плохой судья в подобных вещах и никак не мог найти признаков кротости и милосердия в приговоре, касающемся меня, а, напротив (хотя, быть может, и несправедливо), считал его скорее суровым, чем мягким. Иногда мне приходило на мысль явиться лично в совет и защищаться, ибо если я и не мог оспаривать фактов, изложенных в обвинительном акте, то все-таки надеялся, что они допускают некоторое смягчение приговора. Но, с другой стороны, судя по описаниям многочисленных политических процессов, о которых приходилось мне читать, все они оканчивались в смысле, желательном для судей, и я не решался вверить свою участь, в таких критических обстоятельствах, столь могущественным врагам. Меня очень соблазняла мысль оказать сопротивление; я отлично понимал, что, покуда я пользовался свободой, все силы этой империи не могли бы одолеть меня и я легко мог бы забросать камнями и обратить в развалины всю столицу; но, вспомнив присягу, данную мною императору, все его милости ко мне и высокий титул нардака, которым он меня пожаловал, я тотчас с отвращением отверг этот проект. Я с трудом усваивал придворные взгляды на благодарность, и никак не мог убедить себя, что теперешняя суровость его величества освобождает меня от всяких обязательств по отношению к нему.

Наконец я остановился на решении, за которое, быть может, многие не без основания меня осудят. Ведь, надо признаться, я обязан сохранением зрения, а стало быть, и свободы, своему чрезвычайному безрассудству и неопытности. В самом деле, если бы в то время я знал так же хорошо нравы монархов и министров и их обращение с преступниками, гораздо менее виновными, чем был я, как я узнал это потом, наблюдая придворную жизнь в других государствах, я бы с величайшей радостью и поспешностью подчинился столь легкому наказанию. Но я был молод и горяч; воспользовавшись разрешением его величества посетить императора Блефуску, я еще до окончания трехдневного срока послал моему другу секретарю письмо, в котором уведомлял его о своем решении отправиться в то же утро в Блефуску согласно полученному мной разрешению. Не дожидаясь ответа, я направился к морскому берегу, где стоял на якоре наш флот. Захватив большой военный корабль, я привязал к его носу веревку, поднял якоря, разделся и положил свое платье в корабль (вместе с одеялом, которое принес на руке); затем, ведя корабль за собою, частью вброд, частью вплавь, я добрался до королевского порта Блефуску, где уже давно меня ожидала толпа народа. Мне дали двух проводников, чтобы показать дорогу в столицу Блефуску, носящую то же название, что и государство. Я нес их в руках, пока не подошел на сто саженей к городским воротам; тут я попросил их известить о моем прибытии одного из государственных секретарей и передать ему, что я ожидаю приказаний его величества. Через час я получил ответ, что его величество в сопровождении августейшей семьи и высших придворных чинов выехал встретить меня. Я приблизился на сто ярдов. Император и его свита соскочили с лошадей, императрица и придворные дамы вышли из карет, и я не заметил у них ни малейшего страха или беспокойства. Я лег на землю, чтобы поцеловать руку императора и императрицы. Я объявил его величеству, что прибыл сюда согласно моему обещанию и с соизволения императора, моего повелителя, чтобы иметь честь лицезреть могущественнейшего монарха и предложить ему зависящие от меня услуги, если они не будут противоречить долгу верноподданного перед моим государем; я ни слова не упомянул о постигшей меня немилости, потому что, не получив еще официального уведомления, я вполне мог и не знать о намерениях своего императора. С другой стороны, у меня было полное основание предполагать, что император не пожелает предать огласке мою опалу, если узнает, что я нахожусь вне его власти; однако скоро выяснилось, что я сильно ошибся в своих предположениях.

Не буду утомлять внимание читателя подробным описанием приема, оказанного мне при дворе императора Блефуску; замечу только, что он вполне соответствовал великодушию столь могущественного монарха. Не буду также говорить о неудобствах, которые я испытывал благодаря отсутствию подходящего помещения и постели: мне пришлось спать на голой земле, укрывшись своим одеялом.

Глава VIII

Автор благодаря счастливому случаю находит возможность оставить империю Блефуску и после некоторых затруднений возвращается благополучно в свое отечество.

Спустя три дня после моего прибытия в Блефуску я из любопытства отправился на северо-восточный берег острова и тут заметил на расстоянии полулиги, в открытом море, что-то похожее на опрокинутую лодку. Сняв башмаки и чулки и пройдя вброд около двухсот или трехсот ярдов, я увидел, что благодаря приливу предмет приближается, и тут уже не оставалось никаких сомнений, что это настоящий бот, вероятно оторванный бурей от какого-нибудь корабля. Я тотчас возвратился в город и попросил его величество дать в мое распоряжение двадцать самых больших кораблей, оставшихся у него после потери флота, и три тысячи матросов под командой вице-адмирала. Флот пошел кругом острова, а я кратчайшим путем возвратился к тому месту берега, где обнаружил бот; за это время прилив еще ближе пригнал его. Все матросы были снабжены веревками, которые я предварительно ссучил для большей прочности. Когда прибыли корабли, я разделся и отправился к боту, сначала вброд, а не доходя ста ярдов, вплавь. Матросы бросили мне веревку, один конец которой я привязал к отверстию в передней части бота, а другой к одному из военных кораблей, но от всего этого было мало пользы, потому что, не доставая ногами дна, я не мог работать как следует. Ввиду этого мне пришлось подплыть к боту сзади и по мере сил подталкивать его вперед одной рукой. Так как мне помогал прилив, то я достиг такого места, где мог стать на ноги, погрузившись в воду до подбородка. Я отдохнул две или три минуты и затем продолжал подталкивать бот до тех пор, пока вода не дошла у меня до подмышек. Когда таким образом самая трудная часть предприятия была исполнена, я взял остальные веревки, сложенные на одном из кораблей, и привязал их сначала к боту, а потом к девяти сопровождавшим меня судам. Ветер был попутный, матросы тянули бот на буксире, я подталкивал его, и мы скоро подошли на сорок ярдов к берегу. Подождав отлива, когда бот оказался на суше, я при помощи двух тысяч человек, снабженных веревками и машинами, перевернул бот и нашел, что повреждения его незначительны.

Не буду докучать читателю описанием затруднений, которые пришлось преодолеть, чтобы на веслах (работа над которыми отняла у меня десять дней) привести бот в императорский порт Блефуску, куда при моем прибытии стеклась несметная толпа народа, пораженная видом такого чудовищного судна. Я сказал императору, что этот бот привела ко мне моя счастливая звезда, чтобы я добрался на нем до места, откуда мне можно будет вернуться на родину; и я попросил его величество повелеть снабдить меня необходимыми материалами для оснастки судна, а также дать дозволение на отъезд. После некоторых попыток убедить меня остаться император соблаговолил дать свое согласие.

Меня очень удивило, что за это время, насколько мне было известно, ко двору Блефуску не поступало никаких запросов обо мне от нашего императора. Однако позднее мне частным образом сообщили, что его императорское величество, ни минуты не подозревая, что мне известны его намерения, усмотрел в моем отъезде в Блефуску простое исполнение обещания, согласно данному им на то дозволению, о котором было хорошо известно всему двору; он был уверен, что я возвращусь через несколько дней, когда все формальности визита будут выполнены. Но через некоторое время мое долгое отсутствие начало его беспокоить. Посовещавшись с канцлером казначейства и другими министрами, он послал ко двору Блефуску одну знатную особу с копией моего обвинительного акта. Этот посланец имел инструкции поставить на вид монарху Блефуску великое милосердие своего повелителя, удовольствовавшегося наложением на меня такого легкого наказания, как ослепление, и объявить, что я бежал от правосудия; и если в течение двух часов не возвращусь назад, то буду лишен титула нардака и объявлен изменником. Посланный прибавил, что в видах сохранения мира и дружбы между двумя империями его повелитель питает надежду, что его брат, император Блефуску, даст повеление отправить меня в Лилипутию, связанного по рукам и ногам, чтобы подвергнуть меня наказанию за измену.

Император Блефуску, после трехдневного размышления, послал весьма любезный ответ со множеством извинений. Он писал, что брат его прекрасно понимает полную невозможность отправить меня в Лилипутию, связанного по рукам и ногам; что хотя я лишил его флота, однако же он считает себя обязанным мне за множество добрых услуг, оказанных мною во время мирных переговоров; что, впрочем, оба монарха скоро вздохнут свободнее, так как я нашел на берегу огромный корабль, на котором могу отправиться в море; что он отдал приказ снарядить этот корабль по моим указаниям и надеется, что через несколько недель обе империи избавятся наконец от столь невыносимого бремени.

С этим ответом посланный возвратился в Лилипутию, и монарх Блефуску сообщил мне все, что произошло, предлагая в то же время, но под условием хранить это в строгой тайне, свое милостивое покровительство, если мне угодно будет остаться у него на службе. Хотя я считал предложение императора вполне искренним, однако решил не доверяться больше монархам и министрам, если есть возможность обойтись без их помощи, и потому, выразив императору свою глубокую благодарность за его милостивое внимание, я почтительнейше просил его величество извинить меня и сказал, что хотя неизвестно, к счастью или невзгодам судьба посылает мне это судно, но я решил лучше отдать себя на волю океана, чем служить яблоком раздора между двумя столь могущественными монархами. У меня не было впечатления, что императору не понравился этот ответ, напротив, я узнал даже, что он остался очень доволен моим решением, как и большинство его министров.

Эти обстоятельства заставили меня поспешить и уехать скорее, чем я предполагал. Двор, в нетерпеливом ожидании моего отъезда, оказывал мне всяческое содействие. Пятьсот человек сделали под моим руководством два паруса для моего бота, простегав для этого сложенное в тринадцать раз самое толстое тамошнее полотно. Изготовление снастей и канатов я взял на себя, скручивая вместе по десяти, двадцати и тридцати самых толстых и прочных тамошних веревок. Большой камень, случайно найденный на берегу после долгих поисков, заменил мне якорь. Мне дали жир трехсот коров для смазки бота и других надобностей. С невероятными усилиями я срезал несколько самых высоких строевых деревьев на весла и мачты; в изготовлении их мне оказали, однако, большую помощь корабельные плотники его величества, которые выравнивали и обчищали то, что мною было сделано вчерне.

По прошествии месяца, когда все было готово, я отправился в столицу получить приказания его величества и попрощаться с ним. Император с августейшей семьей вышли из дворца: я лег на землю, чтобы поцеловать его руку, которую он очень благосклонно протянул мне; то же сделали императрица и все принцы крови. Его величество подарил мне пятьдесят кошельков с двумястами спругов в каждом, свой портрет во весь рост, который я тотчас спрятал себе в перчатку для большей сохранности. Но весь церемониал моего отъезда был так сложен, что сейчас я не буду утомлять читателя его описанием.

Я погрузил в бот сто воловьих и триста бараньих туш, соответствующее количество хлеба и напитков и столько жареного мяса, сколько могли мне приготовить четыреста поваров. Кроме того, я взял с собою шесть живых коров и два быка и столько же овец с баранами, чтобы привезти их к себе на родину и заняться их разведением. Для прокормления этого скота в пути я захватил с собою большую вязанку сена и мешок зерна. Мне очень хотелось увезти с собою с десяток туземцев, но император ни за что не согласился на это; не довольствуясь самым тщательным осмотром моих карманов, его величество обязал меня честным словом не брать с собою никого из его подданных даже с их согласия и по их желанию.

Приготовясь таким образом как можно лучше к путешествию, я поставил паруса 24 сентября 1701 года в шесть часов утра. Пройдя при юго-восточном ветре около четырех лиг по направлению к северу, в шесть часов вечера я заметил на северо-западе, на расстоянии полулиги, небольшой островок. Я подъехал к нему и бросил якорь с подветренной стороны острова, который был, по-видимому, необитаем. Немного подкрепившись, я лег отдохнуть. Спал я хорошо и, по моему предположению, не меньше шести часов, потому что проснулся часа за два до наступления дня. Ночь была светлая. Позавтракав до восхода солнца, я поднял якорь и при попутном ветре взял с помощью карманного компаса тот же курс, что и накануне. Я намеревался добраться по возможности до одного из островов, лежащих, по моим соображениям, на северо-восток от Вандименовой Земли. В этот день я ничего не открыл, но около трех часов пополудни следующего дня, находясь, согласно моим вычислениям, в двадцати четырех лигах от Блефуску, я заметил парус, двигавшийся на юго-восток; сам же я направлялся прямо на восток. Я стал кричать, но ответа не добился. Однако скоро ветер ослабел, и я получил возможность догнать судно. Я поставил все паруса, и через полчаса корабль заметил меня, выбросил флаг и выстрелил из пушки. Трудно описать охватившее меня чувство радости, когда неожиданно явилась надежда вновь увидеть любезное отечество и покинутых там дорогих моему сердцу людей. Корабль убавил паруса, и я пристал к нему в шестом часу вечера 26 сентября. Мое сердце затрепетало от восторга, когда я увидел английский флаг. Рассовав коров и овец по карманам, я взошел на борт корабля со всем своим небольшим грузом. Это было английское купеческое судно, возвращавшееся из Японии северными и южными морями; капитан его, мистер Джон Бидль из Дептфорда, был человек в высшей степени любезный и превосходный моряк. Мы находились в это время под 30° южной широты. Экипаж корабля состоял из пятидесяти человек, и между ними я встретил одного моего старого товарища, Питера Вильямса, который дал капитану самые благоприятные обо мне сведения. Капитан оказал мне любезный прием и попросил сообщить, откуда я еду и куда направляюсь. Когда я вкратце сказал ему это, он подумал, что я заговариваюсь и что перенесенные несчастья лишили меня рассудка. Тогда я вынул из кармана коров и овец; это привело его в крайнее изумление и убедило в моей правдивости. Затем я показал ему золото, полученное от императора Блефуску, портрет его величества и другие диковинки. Я отдал капитану два кошелька с двумястами спругов в каждом и обещал ему подарить, по прибытии в Англию, стельную корову и овцу.

Но я не буду докучать читателю подробным описанием этого путешествия, которое оказалось очень благополучным. Мы прибыли в Даунс 13 апреля 1702 года. В пути у меня была неприятность: корабельные крысы утащили одну мою овечку, и я нашел в щели ее совершенно обглоданные кости. Весь остальной скот я благополучно доставил на берег и в Гринвиче пустил его на лужок; тонкая и нежная трава, сверх моего ожидания, послужила им прекрасным кормом. Я бы не мог сохранить этих животных в течение столь долгого путешествия, если бы капитан не давал мне своих лучших сухарей, которые я растирал в порошок, размачивал водою и в таком виде давал им. В продолжение моего недолгого пребывания в Англии я собрал значительную сумму денег, показывая этих животных многим знатным лицам и простому народу, а перед началом второго путешествия продал их за шестьсот фунтов. Возвратившись в Англию из последнего путешествия, я нашел уже довольно большое стадо; особенно расплодились овцы; и я надеюсь, что они принесут значительную пользу шерстопрядильной промышленности благодаря необыкновенно тонкой шерсти.

Я оставался с женой и детьми не больше двух месяцев, потому что мое ненасытное желание видеть чужие страны не давало мне покоя и я не мог усидеть дома. Я оставил жене полторы тысячи фунтов и водворил ее в хорошем доме в Редриффе. Остальное свое имущество, частью в деньгах, частью в движимости, я увез с собою в надежде приумножить его. Старший мой дядя Джон завещал мне поместье недалеко от Эппинга, приносившее в год до тридцати фунтов дохода, столько же дохода я получал от бывшей у меня в долгосрочной аренде харчевни «Черный Бык» в Феттер-Лейне. Таким образом, я не боялся, что оставляю семью на попечение прихода. Мой сын Джонни, названный так в честь своего дяди, посещал среднюю классическую школу и был хорошим учеником. Моя дочь Бетти (которая теперь замужем и имеет детей) училась швейному мастерству. Я попрощался с женой, дочерью и сыном, причем дело не обошлось без слез с обеих сторон, и сел на купеческий корабль «Адвенчер» вместимостью в триста тонн; назначение его было Сюрат, капитан — Джон Николас. Но отчет об этом путешествии составит вторую часть моих странствований.

Источник

Эти люди – превосходные математики и достигли большого совершенства в механике благодаря поощрениям и поддержке императора, известного покровителя наук. У этого монарха есть много машин на колесах для перевозки бревен и других тяжестей. Он часто строит громадные военные корабли, иногда достигающие девяти футов длины, в местах, где растет строевой лес, и оттуда перевозит их на этих машинах за триста или четыреста ярдов к морю. Пятистам плотникам и инженерам было поручено немедленно изготовить самую большую повозку, какую только им приходилось делать. Это была деревянная платформа на двадцати двух колесах, около семи футов в длину и четырех в ширину, возвышавшаяся на три дюйма от земли. Услышанные мною восклицания были приветствием народа по случаю прибытия этой повозки, которая была отправлена за мною, кажется, спустя четыре часа после того, как я вышел на берег. Ее поставили возле меня, параллельно моему туловищу. Главная трудность состояла, однако, в том, чтобы поднять и уложить меня в описанную повозку. С этой целью были вбиты восемьдесят свай, вышиной в один фут каждая, и приготовлены очень крепкие канаты толщиной в обыкновенную бечевку; канаты эти были прикреплены крючками к многочисленным повязкам, которыми рабочие обвили мою шею, руки, туловище и ноги. Девятьсот отборных силачей стали тащить за канаты при помощи множества блоков, прикрепленных к сваям, и таким образом после трех часов работы меня подняли, положили в повозку и крепко привязали к ней. Все это рассказали мне потом, так как во время операции я спал глубоким сном, в который был погружен микстурой, примешанной к вину. Понадобилось полторы тысячи самых крупных лошадей из придворных конюшен, вышиной около четырех с половиной дюймов каждая, чтобы привезти меня в столицу, расположенную, как уже было сказано, на расстоянии полумили от берега.

Источник

Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Джонатан Свифт
Все путешествия Гулливера

* * *

Часть первая
Путешествие в Лилипутию

Глава I

Не стоит утомлять внимание читателя подробным описанием наших приключений в этих морях; достаточно сказать, что при переходе в Ост-Индию мы были отнесены страшной бурей к северо-западу от Ван-Дименовой земли. Согласно наблюдениям, мы находились на 30° южной широты. Двенадцать человек нашего экипажа умерли от переутомления и дурной пищи; остальные были в состоянии полного изнеможения. 5 ноября (начало лета в этих местах) было очень пасмурно, так что матросы только на расстоянии полукабельтова от корабля заметили скалу; между тем страшный ветер гнал корабль прямо на эту скалу, и он мгновенно разбился в щепки. Шестеро из экипажа, в том числе я, спустили шлюпку на воду и благополучно отъехали от корабля и скалы. По моим расчетам, мы шли на веслах около трех миль, пока совсем не выбились из сил, так как были переутомлены уже на корабле. Поэтому мы отдались на волю ветра и волн, и через полчаса шлюпка была опрокинута внезапно налетевшим с севера шквалом. Что сталось с моими товарищами по шлюпке, а равно и с теми, которые нашли убежище на скале или остались на корабле, не могу сказать; думаю, что все они погибли. Что касается меня самого, то я поплыл наугад, подгоняемый ветром и приливом. Я часто опускал ногу, но не мог нащупать дно; и вот в то время когда я совсем уже выбился из сил и не способен был больше бороться с волнами, буря значительно утихла, и я почувствовал под ногами землю. Дно в этом месте было так отлого, что мне пришлось пройти более мили, прежде чем я добрался до берега; было, должно быть, около девяти часов вечера. Я прошел с полмили, но не обнаружил никаких признаков жилья и населения, или по крайней мере был слишком слаб, чтобы различить что-нибудь. Я чувствовал крайнюю усталость; от усталости, жары, а также от выпитой мной еще на корабле полпинты водки меня сильно клонило ко сну. Я лег на траву, которая была здесь очень низкая и мягкая, и заснул так крепко, как не спал никогда в жизни. По моему расчету, сон мой продолжался около девяти часов, потому что, когда я проснулся, было уже совсем светло. Я хотел встать, но не мог пошевельнуться; я лежал на спине и чувствовал, что мои руки и ноги с обеих сторон крепко привязаны к земле и точно так же прикреплены к земле мои длинные и густые волосы; а все мое тело, от подмышек до бедер, опутано целой сетью тонких бечевок. Я мог смотреть только вверх; солнце начинало жечь, и свет его ослеплял глаза. Кругом меня слышался какой-то глухой шум, но в том положении, в котором я лежал, я не мог видеть ничего, кроме неба. Вскоре я почувствовал, как что-то живое задвигалось у меня на левой ноге, мягко поползло по груди и остановилось у самого подбородка. Опустив глаза как можно ниже, я различил перед собою человечка, ростом не более шести дюймов, с луком и стрелой в руках и колчаном за спиной. В то же время я почувствовал, как вслед за ним на меня взбирается по крайней мере еще около сорока подобных же (как мне показалось) созданий. От изумления я так громко вскрикнул, что они все в ужасе разбежались, причем некоторые из них, как я узнал потом, соскакивая и падая с моего туловища на землю, получили сильные ушибы. Однако скоро они возвратились снова, и один из них, отважившийся подойти так близко, что ему было видно все мое лицо, в знак удивления поднял кверху руки и глаза и тоненьким голосом, но отчетливо прокричал: Гекина дегуль; остальные несколько раз повторили эти слова, но я не понял тогда их значения. Читатель может себе представить, в каком неудобном положении я лежал все это время. Наконец после большого усилия мне посчастливилось порвать веревочки и выдернуть деревянные колышки, к которым была привязана левая рука; поднеся ее к лицу, я понял, каким способом они связали меня. В то же время, сделав страшное усилие, причинившее мне нестерпимую боль, я немного ослабил шнурки, прикреплявшие мои волосы к земле с левой стороны, что позволило мне повернуть голову на два дюйма. Но созданьица вторично спаслись бегством, прежде чем я успел изловить кого-нибудь из них. Затем раздался пронзительный вопль, и, когда он затих, я услышал, как кто-то из них громко прокричал: Тольго фонак. В то же мгновение я почувствовал, что на мою левую руку посыпались сотни стрел, которые кололи меня, как иголки; после этого последовал второй залп в воздух, вроде того, как у нас в Европе стреляют из мортир, причем, я полагаю, много стрел упало на мое тело (хотя я не почувствовал этого) и несколько на лицо, которое я поспешил прикрыть левой рукой. Когда этот град стрел прошел, я застонал от злости и боли и снова попробовал освободиться, но тогда последовал третий залп, сильнее первых двух, причем враги мои пытались колоть меня копьями в бока, но, к счастью, на мне была куртка из буйволовой кожи, которую они не могли пробить. Я рассудил, что самое благоразумное пролежать спокойно до наступления ночи, и тогда левой рукой я легко освобожусь; что же касается туземцев, то я имел основание надеяться, что справлюсь и с большей армией, если только она будет состоять из существ такого же роста, как те, которых я видел перед собою. Однако судьба решила иначе. Когда эти люди заметили, что я лежу спокойно, они перестали метать стрелы, но в то же время по усилившемуся шуму я заключил, что число их возросло. На расстоянии четырех ярдов от меня возле правого уха я услышал стук, продолжавшийся больше часа, точно возводилась какая-то постройка. Повернув голову, насколько позволяли державшие ее веревочки и колышки, я увидел деревянный помост, возвышавшийся над землей на полтора фута, на котором могло уместиться четверо таких человечков, а возле помоста две или три лестницы, чтобы восходить на него. Оттуда один из них, по-видимому знатная особа, обратился ко мне с длинной речью, из которой я ни слова не понял. Но я должен упомянуть, что перед началом своей речи высокая особа трижды прокричала: Лангро дегюль сан (эти слова, равно как и предыдущие, впоследствии мне повторили и перевели). Сейчас же после этого ко мне подошли человек пятьдесят туземцев и обрезали веревки, прикреплявшие левую сторону головы, что дало мне возможность повернуть ее направо и таким образом наблюдать лицо и жесты оратора. Он мне показался человечком средних лет, ростом выше трех других, сопровождавших его; один из них, величиной с мой средний палец, вероятно паж, держал его шлейф, два других стояли по сторонам в качестве почетной стражи. Он произнес речь по всем правилам ораторского искусства: некоторые части ее выражали угрозу, другие – обещание, сожаление и благосклонность. Я отвечал в немногих словах с видом величайшей покорности, подняв к солнцу взор и левую руку и как бы призывая светило в свидетели, и так как я почти умирал от голода – в последний раз я поел за несколько часов перед тем, как оставить корабль, – то требования природы были так повелительны, что я не мог сдержать своего нетерпения и (быть может, нарушая строгие правила приличия) несколько раз поднес палец ко рту, желая показать, что хочу есть. Гурго (так они называли важного сановника, как я узнал потом) отлично понял меня. Он сошел с помоста и приказал приставить к бокам моим несколько лестниц, по которым взобрались и направились к моему рту более ста туземцев, нагруженных корзинами с кушаньями, которые были приготовлены и присланы по повелению монарха, как только до него дошло известие о моем появлении. В кушанья эти входило мясо каких-то животных, но я не мог разобрать по вкусу, каких именно. Там были лопатки, окорока и филе, с виду напоминавшие баранину, очень хорошо приготовленные, но каждая часть едва равнялась крылу жаворонка. Я проглатывал разом по два и по три блюда вместе с тремя хлебцами, из которых каждый был не больше ружейной пули. Туземцы прислуживали мне весьма расторопно и тысячами знаков выражали свое удивление моим ростом и аппетитом. По этому аппетиту они заключили, что малым меня удовлетворить нельзя, и потому, когда я знаками попросил пить, они необычайно ловко подкатили к моей руке одну из самых больших бочек и вышибли из нее дно; я без труда осушил ее одним духом, потому что она вмещала не более нашей полупинты. Вино по вкусу напоминало бургундское, но было гораздо приятнее. Затем они поднесли мне другую бочку, которую я выпил таким же манером и сделал знак, чтобы дали еще, но у них больше не было. Когда я совершал все описанные чудеса, человечки, восторженно крича, танцевали у меня на груди и много раз повторяли свое первое восклицание: Текина дегуль. Знаками они попросили меня сбросить обе бочки на землю, но сначала приказали толпившимся внизу посторониться, громко крича: Бора мевола, а когда бочки взлетели в воздух, раздались ликующие возгласы: Текина дегуль. Сказать правду, меня сильно искушало желание схватить первых попавшихся под руку сорок или пятьдесят человечков, когда они разгуливали взад и вперед по моему телу, и сбросить их. Но сознание, что они могли причинить мне еще большие неприятности, чем те, что я уже испытал, а равно торжественное обещание, данное мною им, – ибо так толковал я свое изъявление глубокой покорности – скоро прогнали эти мысли. Кроме того, я считал себя связанным законами гостеприимства с этим маленьким народом, который не пожалел для меня издержек на великолепное угощение. Вместе с тем я не мог достаточно надивиться неустрашимости крошечных созданий, отваживавшихся взбираться на мое тело и прогуливаться по нему, в то время как одна моя рука была свободна, и не испытывавших содрогания при виде такого страшного чудовища, каким я должен был казаться им. Спустя некоторое время, когда они увидели, что я не прошу больше есть, ко мне явилась особа высокого чина от лица его императорского величества. Его превосходительство, взобравшись на мою правую голень, направился к моему лицу в сопровождении десятка человек свиты. Он предъявил свои верительные грамоты за королевскою печатью, приблизя их к моему глазу, и обратился с речью, которая продолжалась около десяти минут и была сказана без малейших признаков гнева, но с авторитетом и решительностью, причем он часто указывал пальцем вперед, как оказалось потом, по направлению к столице, находившейся от нас на расстоянии в полумилю, куда, по решению его величества и государственного совета, меня должны были перевезти. Я ответил в нескольких словах, которые остались непонятыми, так что мне пришлось прибегнуть к помощи жестов: я показал своей свободной рукой на другую руку (но сделал это движение высоко над головой его превосходительства, боясь задеть его или его свиту), затем на голову и тело, давая понять таким образом, чтобы меня освободили. Вероятно, его превосходительство понял меня достаточно хорошо, потому что, покачав отрицательно головой, жестами пояснил, что я должен быть отвезен в столицу как пленник. Наряду с этим он делал и другие знаки, давая понять, что меня будут там кормить, поить и вообще обходиться со мной хорошо. Тут у меня снова возникло желание попытаться разорвать свои узы; но, чувствуя еще жгучую боль на лице и руках, покрывшихся волдырями, причем много стрел еще торчало в них, и заметив, что число моих неприятелей все время возрастает, я дал понять, что они могут делать со мной все, что им угодно. Довольные моим согласием, Гурго и его свита любезно раскланялись и удалились с веселыми лицами. Вскоре после этого я заметил общее ликование и услышал часто повторявшиеся слова: пеплам селян, и увидел с левой стороны большую толпу, которая ослабила веревки в такой степени, что я мог повернуться на правую сторону. Мне помазали лицо и руки каким-то приятно пахнущим составом, который в несколько минут успокоил жгучую боль, причиненную их стрелами. Все это, в соединении с сытным завтраком и прекрасным вином, благотворно подействовало на меня и склонило ко сну. Я проспал, как мне сказали потом, около восьми часов; в этом нет ничего удивительного, так как врачи, по приказанию императора, подмешали сонного питья в бочки с вином.

Источник

                    Цена 2 SO r.
Переплет 80 к.
СВИФТ
ПУТЕШЕСТВИЯ
ГУЛЛИВЕРА
СКЛАД ИЗДАНИЙ:
Москва, Тверская, 26, 3-й магазин Гос. Акц. Изд. Об-ва
„Земля и Фабрика",
Телефон 5-45-13.

«ж


JONATHAN SWIFT
TRAVELS INTO SEVERAL REMOTE
NATIONS OF THE WORLD
by LEMUEL GULLIVER
first a surgeon, and then a captain
of several schips
Переплет, супер-обложка и форзац работы
Н, А. У III ИН А, титул работы В. БЕЛКНIIА
21—30 тысячи
СОКРОВИЩА
МИРОВОЙ
ЛИТЕРАТУРЫ
ПУТЕШЕСТВИЯ

МОСКВА-ЛЕНИНГРАД
ДЖОНАТАН СВИФТ
ПУТЕШЕСТВИЯ
В НЕКОТОРЫЕ ОТДАЛЕННЫЕ СТРАНЫ СВЕТА
ЛЕМЮЭЛЯ ГУЛЛИВЕРА
СНАЧАЛА ХИРУРГА А ПОТОМ
КАПИТАНА НЕСКОЛЬКИХ
КО Р АРЛЕЙ огсз
а<? ПЕРЕВОД'Л?
-ЛОД РЕДАКЦИЕЙ.
А.ФРАНКОВСКОГО Ъ ,
С ВСТУПИТЕЛЬНОЙ CTATiEtl
ТГМС Э. Л. РАДЛОВА
-С ПРЕДИСЛОВИЕМ.
”<? П С. КОГАНА О’
и 4о2, халлюстрли
Ж.ГРАНВИЛАЯ.
ACADEMIA
1
9
3
2
ПРЕДИСЛОВИЕ
I
Эта книга принадлежит к числу любимейших
книг читающего человечества. Причина ее по-
пулярности прежде всего в богатой фантазии
автора, в мастерски задуманной фабуле. Этим
конечно объясняется ее небывалый успех у ма-
леньких читателей всех народов. Но если бы
значение книги сводилось только к ее «занима-
тельности», она не нашла бы себе места среди
самых глубоких и поучительных созданий челове-
ческого гения. Есть занимательность бесцельная,
рассчитанная на то, чтобы читатель незаметно,
легко убивал время. Здесь красота фабулы иного
рода. Выдумка автора обусловлена более слож-
ными побуждениями, чем каприз фантазии. Эта
повесть о лиллипутах и великанах, это внешнее
оформление словно создано для того, чтобы
вместить величайшее содержание. Богатство
мыслей, рожденных любопытнейшей эпохой, не
могло бы найти более соответствующей формы.
Из всех сюжетов, известных в мировой литера-
туре, ни один не мог принять этого идейного
богатства. Выдумка автора не случайна. Ее ро-
VI
ПРЕДИСЛОВИЕ
дила идейная задача. Он сочинил своих карликов
и великанов не потому, что сами по себе зани-
мательны такие контрасты. То, что ему нужно
было сказать, можно было сказать лучше всего
у карликов и великанов.
Этот сюжет открывал простор мудрому скеп-
тицизму автора. Сквозь тонкую нить именно
такой повести увлекательно просвечивает его
искрящаяся ирония. «Философы правы,—гово-
рит автор,—утверждая, что, понятия великого
и малого суть понятия относительные. Быть
может, судьбе угодно будет устроить так, что
лиллипуты встретят людей столь же малых
сравнительно с ними, как они были малы по
сравнению со мной. И кто знает, в какой нибудь
отдаленной и неизвестной части света суще-
ствует порода смертных, превосходящих своим
ростом даже этих гигантов). Нужно взглянуть
на существа бесконечно малые по сравнению
с нами и на гигантов, перед которыми ничтожны
мы, чтобы понять иронию, разлитую в мире.
И разве не прав был король великанов, когда
после серьезной и умной речи Гулливера о «ве-
ликой Англии» и ее законах, о борьбе партий
и всем том, чем наполнена человеческая исто-
рия, которая кажется нам такой бурной и зна-
чительной, когда «царственный монарх» заме-
тил, что ничтожно человеческое величие, если
ПРЕДИСЛОВИЕ
VII
такие крохотные насекомые могут стремиться
к нему. «И я держу пари,—сказал он,—что у
Этих созданий существуют титулы и ордена. Они
мастерят гнездышки и норки, называют их
домами и городами, они щеголяют нарядами
и выездами, они любят сражаться, ведут диспуты,
плутуют и изменяют».
II
Все зависит от того, откуда смотреть, снизу
или сверху. Красота становится уродством и
уродство красотой, добродетель пороком и пре-
ступление героизмом—все дело в точке зрения.
Кто различит безошибочно, где ничтожное и где
великое, что именуется мелочью и что значи-
тельным? И даже мелкий эпизод, незаметное
явление, рассказ о том, как удалось Гулливеру
уйти от великанши за своей нуждой, имеет
значение, если подойти к нему со вниманием.
Незначительными могут показаться такие по-
дробности «уму пошлому и низменному», но
они несомненно помогут «философу обогатиться
новыми мыслями и применить их на благо
общественное и личное». И трудно решить,
смеется ли автор над читателем или он действие
тельно исполнен серьезных намерений. Стран-
ная книга! В ней все текуче. В ней самые
УШ
ПРЕДИСЛОВИЕ
противоречия сталкиваются, переплетаются, при-
обретают новые очертания, расходятся и сли-
ваются—и в конце концов из всей этой много-
цветной пестроты, из всех видов парадоксов
возникает какое то изумительное единство,
вскрывается тайный замысел автора, и чем
тоньше плетет он кружево фантастических
узоров, тем яснее становится глубина этого
замысла.
Этот роман появился на пороге второй чет-
верти восемнадцатаго века, когда буржуазия
уже в значительной степени овладела хозяй-
ственной жизнью, когда она давала уже реши-
тельные бои старому феодальному обществу не
только в области экономики, но—что гораздо
важнее—в области психологической, в сфере
культуры и морали. Кроме того, этот роман
возник в Англии, которая шла впереди посту-
пательного движения буржуазии в Европе. Бур-
жуазия несла за собой новые добродетели,
инициативу, расчет, упорство и трудолюбие.
Но вместе с этим она разрушила старые пред-
ставления о чести. Экономическая жизнь Европы
развертывалась под знаком торговли, и вместе
с тем, как над миром утверждалось господство
новых людей, зарождались и торгашеские ин-
стинкты, рождавшиеся па почве конкуренции,
развивались эгоизм, плутовство, система морали,
ПРЕДИСЛОВИ Е
IX
о которой впоследствии Маркс скажет, что в ней
не осталось ничего кроме чистогана. Миросо-
зерцание Гулливера принадлежит двум мирам.
Он еще во власти дворянских представлений,
он не мыслит мира без привилегий, разделение
на эксплоатирующих и эксплоатируемых кажется
ему естественным. Объезжая страны лиллипутов
и великанов, он очень мало останавливает свое
внимание на жизни низших классов. И там
и здесь он при дворе, и там и здесь он рисует
главным образом быт и нравы аристократии,
и только на основании впечатлений, вынесен-
ных оттуда, из жизни общественной верхушки,
строит он свои заключения. 3 го выходит у него
естественно. Народ — это король, министры,
дворянство, верхи денежной аристократии,
история — это войны, законодательство, добрые
или злые короли. Народ появляется временами
как фон, не столько в виде великой силы,
определяющей судьбы истории, сколько в виде
материала, на котором испытывается мудрость
или заблуждение монархов.
Ш
Повидимому, Гулливер одобряет систему воспи-
тания в стране лиллипутов. Но эта система —
строго классовая. Воспитательные заведения для
X
ПРЕДИСЛОВИЕ
мальчиков «благородного или знатного проис-
хождения» находятся под руководством видных
и испытанных педагогов и их многочисленных
помощников. Они воспитываются в правилах
чести, справедливости, храбрости. В них разви-
вается скромность, кротость, религиозные чув-
ства и любовь к отечеству. Им «никогда не
позволяют разговаривать с прислугой и во время
отдыха они играют группами всегда в присут-
ствии воспитателя или его помощника. Таким
образом они ограждены от ранних впечатлений
беспутства и порока, которым всецело предо-
ставлены наши дети». Дух времени сказывается
в том, что «дети дворян и купцов продолжают
общее образование до пятнадцати лет», а «дети,
предназначенные быть ремесленниками, с один-
надцати лет обучаются мастерству». Свифт
живет в ту эпоху, когда дворяне еще не утра-
тили своего значения, а купцы уже давали чув-
ствовать свое значение. Что касается крестьян
и рабочих, то их совсем не обучают: так как
они «предназначены судьбой возделывать и об-
рабатывать землю, то их образование не имеет
особенного значения для общества».
Политические воззрения Свифта далеки от
идеи коренной ломки существующего строя.
Они не выходят за пределы частичных улучше-
ний. Его повести пересыпаны мудрыми сове-
ПРЕДИСЛОВИЕ
XI
тами относительно реформ, касающихся госу-
дарственного аппарата, суда, финансов и т. д.
Если бы потребовалось определить обществен-
ное миросозерцание автора, то его пришлось бы
причислить к типичным просветителям. Если он
пишет с какой нибудь целью, то с целью ис-
правления нравов, с целью просвещения умов.
Кажется, будто в ртом он видит единственный
путь спасения, единственный выход из тяжелых
условий современной ему жизни. Он вскрывает
язвы современности, бесконечные войны, борьбу
партий, подкуп и доносы в судах, угодничество
и раболепие придворных, самовластье монархов
и т. п. Он делает рто не для того, чтобы унич-
тожить монархию или привилегии аристократов,
он поступает так с единственной целью, чтобы
сделать дурных чиновников хорошими или не-
разумных монархов разумными. И король вели-
канов, расспрашивая его об английских поряд-
ках, кажется больше интересуется нравствен-
ными качествами правящих, чем вопросом о том,
может ли существующая система не развращать
правителей, не вести их к вырождению. Короля
интересует, «действительно ли лорды всегда так
чужды корыстолюбия, партийности и других
недостатков, что на них не может подейство-
вать подкуп, лесть и т. п., действительно ли
духовные лорды возводятся в этот сан благо-.
Xli	ПРЕДИСЛОВИЕ
даря их глубокому знанию религиозных доктрин,
благодаря из святой жизни». Все дело в мораль-
ных качествах людей власти, а не в характере
государственного управления.
IV
Несомненно, Свифт был передовым человеком
своего времени. Он находится у вершины тог-
дашней прогрессивной мысли. Он является про-
водником тех идей, которые были высшим до-
стижением этого времени, существовали в умах
лучших людей эпохи. Но обаяние его романа
конечно не в этом. Его идеи теперь уже ка-
жутся старомодными, и о таких людях обыкно-
венно говорят, что они имели огромное исто-
рическое значение, но уже не действенны для
нашего времени. Свифт действенен и в наши
дни. Нас не волнуют больше те чувства и мысли,
с которыми восходящая буржуазия вела борьбу
за свое господство. Волнует в его произведениях
иное. К нему больше чем к кому бы то ни
было применимо выражение, что он умел во
временном и историческом раскрывать вечное.
Правда, это «вечное» мы понимаем теперь иначе,
чем понимали его идеалисты. Для нас «вечное» —
это те социальные отношения, которые оста-
ются нетронутыми на протяжении всех известных
ПРЕДИСЛОВИЕ
XIII
вам исторических эпох. Так, пока еще не из-
жита эксплоатация человека человеком, она
остается явно вечной для предшествующего пе-
риода человеческой истории, как вечной остается
конкуренция, борьба за существование и беспо-
лезная растрата человеческих сил, пока ком-
мунизм не довел до конца дело осуществления
организованного трудового общества. Глубо-
чайшее социальное значение свифтовского ро-
мана в том, что он проникнут ощущением
социального зла, что он уже в те времена,
когда еще ничто не предвещало подхода к явле-
ниям, добытого двухвековыми испытаниями
после него,—в те времена он оставался беспо-
койным, неудовлетворенным совершившейся на
его глазах сменой. Его художественное зрение
было более проницательно, чем его политиче-
ское сознание. Его художественный инстинкт
не мирился на тех частичных реформах и улуч-
шениях, о которых говорили его разум и по-
литический опыт. Роман как бы пронизан скры-
тым знанием. Отсюда его затаенная насмешка
над бесплодностью совершающейся борьбы,—
насмешка, светящаяся где то в самых недости-
жимых глубинах его внутреннего мира. Автор
знает, что и новый класс не избавит челове-
чество от позорного существования, от пору-
гания человеческой личности, что и он —только
XIV
ПРЕДИСЛОВИЕ
пролог истории. Истинные пути были еше
слишком далеки, чтобы автор мог найти путе-
водную нить, протянутую к будущему. Отсюда
его безнадежный скептицизм, его никогда не
тускнеющая ирония. Эта ирония тем более
беспощадна, что он дает ее почувствовать не-
обычайно искусными приемами. Он всегда
серьезен, он каждую минуту напоминает вам
о том, что говорит только чистую правду, что
он не имеет никакой другой задачи, как быть
правдивым бытописателем. Его книга перепол-
нена описаниями мелочей и фактических дан-
ных. Точность его поразительна: «Средний рост
туземцев меньше шести дюймов. Ему точно
соответствует рост как животных так и расте-
ний, например лошади и быки не бывают там
выше четырех или пяти дюймов, а овцы выше
полутора дюйма...». «Их баранина по вкусу
уступает нашей» и т. п. Когда император лил-
липутов начинает преследовать его за совершен-
ное им якобы предательство, он приводит бес-
численное количество доказательств своей не-
винности, причем делает это с таким серьезным
видом, как будто находится в настоящем суде,
и как будто от убедительности его защиты
действительно зависит его жизнь. Он умеет за-
ставить читателя верить, что все это серьезно,
что мы находимся не среди выдуманных людей,
ПРЕДИСЛОВИЕ	XV
а в гуще жизни, в водовороте борьбы страстей
и интересов.
Вот почему и в наши дни не меньше волнует
эта книга, сотканная из страстных дум о судьбе
человечества, книга смешная, злая и печальная,
творение ума, рано пришедшего и потому разо-
чарованного, одного из тех, что ощупью, спо-
тыкаясь и падая, искали, тщетно искали выхода
на путях, тогда окутанных мраком, в наше
время озаренных ясным и верным светом.
П. С. Коган
ДЖОНАТАН СВИФТ
ДЖОНАТАН СВИФТ
(Биография)
[
В биографии Свифта много невыясненного, и иногда
трудно отделить легенду от факта.
Джонатан Свифт родился от английских родителей
30 ноября 1667 года в Ирландии, в Дублине. Он ро-
дился через 7 месяцев после смерти отца, оставившего
семью в очень стесненных обстоятельствах. Малень-
кий Джонатан был тайно увезен своей кормилицей, не
желавшей с ним расстаться, и мать получила своего
ребенка обратно лишь по прошествии 3 лет. Об обра-
зовании Джонатана позаботился его дядя, отдавший его
сначала в школу в Килькенни, а потом, когда ему было
14 лет, в Дублинский университет. В университете Джо-
натан не отличался рвением к наукам и, пробыв в нем
7 лет, получил выпускное свидетельство «из милости»,
как в нем значилось. Особенную неуспешность Свифт
оказал в философии и теологии; отвращение к схола-
стической философии, преподаваемой в то время в уни-
верситетах, Свифт сохранил на всю жизнь. Мать Свифта
переехала в Англию, и ей удалось пристроить молодого
человека в семье лорда Вильяма Темп ля, с которым она
была в свойстве. Темпль, знаменитый дипломат и пи-
сатель, устроивший тройственный союз Англии, Гол-
ландии и Швеции против Франции, а также брак Виль-
гельма и королевы Марии, относился довольно холодно
к юноше Свифту, самолюбие которого сильно страдало
от неопределенности положения. Однако Свифт весьма
многим обязан Темплю, у которого он познакомился
с многими выдающимися деятелями—между прочим и
с самим Вильгельмом Ш—и успел настолько пополнить
свое образование, что мог с успехом приобрести ученую
степень в Оксфорде. Маколей в опыте, посвященном
В. Темплю, отмечает, что политические памфлеты
xviii
ДЖ. СВИФТ
Свифта выгодно отличаются от Джонсоновских более
живым пониманием политической жизни, и это пони-
мание он несомненно приобрел в беседах с Темплем.
Однако оскорбленное самолюбие заставило Свифта искать
себе иного положения. Он отправился в Ирландию
в 1694 году и здесь приобрел сан сначала дьякона,
а потом священника, причем от него потребовали реко-
мендацию, которую Темпль охотно дал. Недолго оста-
вался Свифт в Ирландии, которую терпеть не мог, и
вновь возвратился к Темплю, в доме которого и оста-
вался до смерти последнего в 1699 г. По завещанию
Темпля Свифт получил небольшую сумму денег и обя-
занность издать посмертные сочинения покойного ди-
пломата. Свифт выполнил это обязательство и посвятил
сочинения королю в расчете, что тот вспомнит свое
обещание устроить его. Однако эта надежда оказалась
тщетной, и он снова направился в Ирландию, где полу-
чил приход в Ларакоре, дававший доход около 400 фун-
тов в год. Здесь Свифт провел почти 10 лет, рев-
ностно исполняя все церковные обязанности, оставлявшие
ему впрочем достаточно свободного времени, которым
он и воспользовался в целях литературной деятельности.
В 1701 г. вышел первый его политический памфлет —
о раздорах партий в Афинах и Риме — единственное
произведение, в авторстве которого ему пришлось при-
знаться, а в 1704 году появилась знаменитая его «Сказка
бочки» и «Битва книг» — обе анонимно. Когда он
в 1709 году приехал в Лондон, слава его как политиче-
ского писателя и сатирика была уже вполне упрочена.
Он был встречен министерством вигов с распростер-
тыми объятиями, но виги для него ничего не сделали, и
когда в 1710 году произошла смена министерства и ко-
ролева Анна призвала к власти ториев во главе с Гар-
леем, вскоре награжденным титулом лорда Оксфорда, и
Сент Джоном, получившим титул лорда Болингброка, то
Свифт нашел в них людей, высоко ценивших его талант.
За дружбу с Гарлеем и Болингброком Свифта упрекали
и указывали, что он изменил либеральным принципам,
но эти упреки были неосновательны: Свифт оставался
всегда человеком либерально настроенным, но в одном
очень важном пункте он расходился с вигами: Свифт
всегда, был ревностным защитником прав англиканской
ДЖ. СВИФТ
XIX
церкви, в то время как виги сочувствовали пуританам
и диссентерам. В течение четырех лет перо Свифта
защищало министерство ториев в борьбе с Мальборо и
военной партией, не без расчета, конечно, что они
с своей стороны сделают что-нибудь для него. Но Гар-
лей не торопился уплатить долг своему другу, отчасти
потому что ему важно было иметь защитника по убе-
ждению, а не по плате, отчасти'может быть и потому,
что этот государственный деятель, отличавшийся не-
ясной и неопределенной программой, усвоил себе
пятое правило Валтасара Грасиана, гласящее, что
«мудрец предпочитает, чтобы в нем нуждались, чем
чтобы его благодарили, ибо держать людей на пороге
надежды свойственно дипломатам, и только простаки
рассчитывают на благодарность». Но Гарлей и Болинг-
брок поссорились и первый должен был выйти в от-
ставку. После смерти королевы Анны и восшествия
на престол ганноверской династии в лице Георга I
министерство пало. Гарлея и Болингброка обвинили
в сношениях с претендентом Стюартом и с Францией,
вместе с тем и положение Свифта стало небезопас-
ным. К счастью, они успели устроить Свифта де-
каном при церкви Св. Патрика в Дублине, сделав
Стиля, прежнего декана и прежнего друга Свифта,
епископом. Свифт удалился в Ирландию и здесь
с 1714 года почти безвыездно оставался. Только раз
он был в Лондоне и был принят министром Р. Уоль-
полем, но из этой встречи ничего не вышло. Самый
счастливый период жизни Свифта, когда за ним ухажи-
вали и когда он мог оказывать помощь и покровитель
ствовать всем, кто к нему обращался, кончился. Начался
период борьбы за Ирландию, в которой он достиг и
значительных успехов и такой популярности, какой
редко пользовался человек, не облеченный властью и
влиявший исключительно, силой своего таланта.
Последние годы жизни Свифта были очень мрачными.
Его здоровье было всегда неудовлетворительным. Он
жаловался на какие-то боли в желудке и на приступы
головокружения. Последние годы он впал в состояние
почти идиотизма, так что смерть 78-летнего старика,
последовавшая 19 октября 1745 г., была избавлением
для него и для окружавших его лиц.
XX
ДЖ. СВИФТ
II
Характер Свифта был чрезвычайно сложный, пол-
ный противоречий, приносивший несчастье ему самому
и многим из близких ему людей. Он с полным правом
мог бы сказать о себе словами Гетевского Фауста:
Zwei Seelen wohnen, ach! in meiner Brust
Die Eine will sich von der Andern trennen...
Эта двойственность привела Свифта к трагическому
концу — к умственному расстройству. Портрет его
можно нарисовать в очень мрачных красках; с другой
стороны, из него можно сделать чуть ли не святого
(София Смит). Он губил тех, кого любил, и служил
тем, кого ненавидел; он достиг господства над толпой,
которая его боготворила, и не получил власти, к ко-
торой стремился. Свои разочарования он скрывал,
так как был слишком горд, чтобы быть мелким често-
любцем.
В нем был не только разлад между сердцем и умом,
по также между верой и разумом. Будучи скепти-
ком-рационалистом, насмехавшимся над тремя глав-
ными разновидностями христианской религии, он в то
же время считал себя верующим христианином и в дей-
ствительности был ярым защитником англиканской
церкви, ненавидевшим всякие секты Ч Он самым тща-
тельным образом исполнял все церковные обязанности,
но проповеди его, как он сам признавался, были лишь
политическими памфлетами.
Страдал ли Свифт от этого разлада разума и веры
пли же он, как думает Теккерёй, терзался только тем,
что положение священника заставляло его постоянно
лицемерить—это трудно решить. Если он был лицемер,
то в то же время следует предположить, что он был
величайшим актером, никогда не забывавшим о роли,
которую он играет; это предположение еще более неве-
1 Эту ненависть к методистам и пуританам —
вообще сектантам — унаследовал от Свифта Ч. Дик-
кенс, который любил изображать их пьяницами и ли-
цемерами.
ДЖ. СВИФТ
XXI
роятно, чем отрицание верующего скептицизма. Впро-
чем, если припомнить, что Свифт советовал Гею, из-
вестному развратнику, принять священство, что он,
Свифт, радуется ответу иезуита на вопрос, почему они
принимают в свой орден стольких дураков, — «нам
нужны святые»,—то предположение о лицемерии нашего
сатирика получает некоторое вероятие, ибо он не мог
не видеть, что святых дураков и в других церковных
учреждениях очень много.
Свифт любил шутки и между прочим ту форму их, ко-
торую англичане называют practical joke, когда шутки
переходят из области слов в область действия. Но большин-
ство шуток Свифта, часто весьма остроумных, отличаются
некоторой дозой злости; недаром Вольтер находит, что
Раблэ веселее Свифта, хотя последний и острее его.
Примером практической шутки может служить «Рас-
суждение о метле», которое Свифт приписал проповед-
нику Бойлю и прочел лэди Беркли; по наивности своей
она стала восторгаться проповедью Бойля, не заметив
насмешки. Любимым изречением Свифта было «vive la
bagatelle», соответственно чему он сочинял и записы-
вал разные пустячки, часто весьма остроумные; приме-
ром могут служить «Правила для прислуги»; они очень
забавны и доказывают большую наблюдательность. Все не-
достатки прислуги—кухарки, горничной, кучера, молочни-
цы и др.—выставлены напоказ и осмеяны самым серьез-
ным образом. Но во всех шутках Свифта чувствуется
его презрительное отношение к людской глупости,
пошлости и порочности. В основе всех забав слышится
желание автора заглушить тоску, не покидающую ни-
когда этого мрачного гения. Подобно тому как коми-
ческие актеры, заставляющие смеяться публику, как
только появляются на сцене, в жизни бывают мрачными
и скучными мизантропами, так и Свифт, распростра-
нявший веселье в кругу своих друзей, сам оставался
мрачен и серьезен.
Продолжительное пребывание в чужом доме и зави-
симая жизнь на чужих хлебах сделали Свифта расчет-
ливым — черта, которая под старость перешла в ску-
пость; рассказывают, что его ближайший друг Шери-
дан, разорившись, приехал к Свифту и думал прожить
у него некоторое время; но последний в довольно гру^
XXII
ДЖ. СВИФТ
бой форме отказался принять друга. Но на ряду с та-
ким проявлением скупости и грубости Свифт оказывал
щедрую помощь бедным своего прихода. Трогательный
рассказ, принадлежащий, может быть, к области ле-
генды, рисует Свифта, как он в порыве жалости отка-
зывался от только что полученного прихода в пользу
бедного священника, обремененного семьей. Страст-
ность и рассудительность как то уживались в Свифте,
и порывистая властность прорывалась иногда в дей-
ствиях, скрашивающих общий мрачный фон на-
строений.
Характер человека ярко обнаруживается в его отно-
шениях к женщинам, но именно в этом пункте иссле-
дователь оказывается в особенно затруднительном
положении вследствие недостатка твердо устано-
вленных фактов. Три женщины играли заметную
роль в жизни Свифта; есть, правда, упоминание о ми-
молетных увлечениях, но их можно оставить без вни-
мания. Эти три женщины: Мис Веринг, сестра одного
из товарищей Свифта по Дублинскому университету,
Эсфирь Джонсон, приемная дочь Вильяма Темпля, и Эс-
фирь В аномриг, дочь богатой вдовы, в доме коей Свифт
бывал во время лондонского своего житья. Эти три
дамы известны под ласкательными именами Варины,
Стеллы, Ванессы. Отношение к первой кончилось до-
вольно благополучно: в 1696 г. Свифт написал весьма
странное письмо Варине, предлагая ей брачный союз
в форме, которая заставила ее отказать возлюбленному
и прервать с ним сношения; Варина предпочла другого
кандидата.
Менее благополучно для обеих сторон кончились
отношения со Стеллой. Стелла, получившая от Темпля
в наследство 1500 фунтов, ради экономии переселилась
в Ирландию, где жила постоянно в обществе подруги-
компаньонки г-жи Дингли. Стелла и Свифт никогда не
встречались наедине; когда Свифт уезжал в Англию,
Стелла переселялась в церковный дом, в квартиру Свифта;
когда Свифт принимал своих друзей, Стелда играла роль
хозяйки. Такие отношения длились с 1699 года по год
ее смерти—1728. Стелла была на 14 лет моложе Свифта.
Смерть ее была тяжким ударом для него, и на бумажке,
у которую был завернут локон ее волос, Свифт сделал
Д Ж. СВИФТ
XXIII
таинственную надпись «только волосы женщины» (only
a womans hair).
Итак, Свифт тщательно старался поддерживать пред-
ставление, что Стелла была только другом, хотя и очень
близким; между тем существует рассказ, принятый
многими на веру, что Стелла была женой Свифта. Епи-
скоп Ате, совершивший будто бы это бракосочетание,
сказал однажды доктору Делани, встретившему Свифта,
выбегавшего от епископа в слезах: «Вы видели самого
несчастного человека, но о причинах его несчастья вы
никогда не должны меня спрашивать». Невероятно,
чтобы Стелла была женою Свифта, ибо вряд ли она согла-
силась бы находиться в течение почти 30 лет в столь
двусмысленном положении, да и мотивы для сокрытия
брака трудно подыскать1. Напрасно было бы искать
объяснения странных отношений гениального писателя
с его подругой, так как всякого рода догадки не находят
себе подтверждения в фактах.
Труднее всего оправдывать поведение Свифта, как
это делает София Смит, по отношению к Ванессе. Ей
было 19 лет, а ему 43. В годы лондонской жизни он
часто бывал в доме матери Ванессы и, заинтересовав-
шись девушкой, взялся руководить ее чтением. Ванесса
в пего влюбилась, а его самолюбию это льстило.
В 1714 году Свифт укрылся в Ирландии. Мать Ванессы
к этому времени умерла, оставив дочь в стесненных
обстоятельствах. Дочь последовала за писателем и по-
селилась вблизи Дублина. Свифт оказался между двух
огней. В письмах к Стелле из Лондона он мимоходом
упоминал о доме Ваномриг, но скрывал свои отноше-
ния к Эсфири °т Стеллы. Сразу прекратить всякие от-
ношения с Ванессой он не мог, так как он ранее пи-
сал ей: «будьте уверены, что никто вас так не любил,
уважал, почитал и обожал, как я», и посвятил ей поэму,
в которой описывал любовь Кадена к Ванессе, к тому
же она действительно нуждалась в его советах. Свифт
решил посещать Ванессу все реже и реже, рассчитывая
1 Хотя можно привести другой подобный пример,
а именно: министр Фокс, будучи женатым несколько
лет, не объявлял о своем браке и с женой сожитель-
ствовал как бщ вне брака.
XXIV
ДЖ СВИФТ
на постепенное охлаждение, но этот прекрасный план
рухнул, когда Ванесса узнала стороной о том, что
Свифт женат. Ванесса запросила об этом Стеллу, и
взбешенный Свифт прервал резко сношения с Ванессой.
Бедная девушка заболела и умерла в 1723 г., поручив
епископу Беркли издать поэму Cadenus and Vanessa и ее
переписку со Свифтом1.
Приведенных фактов, кажется, достаточно, чтобы
заключить, что характер Свифта был весьма сложный
и не из приятных.
Ill
От Свифта-человека обратимся к Свифту-писателю.
Если исключить Дневник к Стелле и стихотворения,
которые по характеру напоминают Худибраса Бет-
лера или lobsiad’y немецкого писателя Кбртума, то все
остальные произведения подойдут под понятия полити-
ческой сатиры и политического памфлета. Политиче-
ская сатира—самый недолговечный литературный род:
для того чтобы испытывать наслаждение при чтении
политической сатиры, необходимо хорошо знать все
исторические условия, вызвавшие сатиру. Чтобы про-
изводить впечатление, необходимы комментарии. По-
добно исторической живописи и в сатире мы должны
отличать непосредственное впечатление от того образа,
который получается, когда даны необходимые исто-
рические объяснения. Непосредственное впечатление
от некоторых произведений Свифта и в настоящее
время остается тем же, какое было и при их по-
явлении,—они блещут остроумием и умом, но в то же
время в них часто находится сильная доза неприличных
выходок, которые не могут быть всецело объяснены
духом времени.
Теперь вряд ли многие читают политические трак-
таты Свифта, отчасти потому, что события, по поводу
которых они написаны, забыты, отчасти потому, что
одно произведение Свифта—«Путешествия Гулливера»—
1 Беркли издал поэму, но не решился напечатать
письмо декана, и они впервые были опубликованы
в издании сочинений Свифта Вальтер Скотта в 1811 г.
ДЖ СВИФТ
XXV
затмило собою все остальные. «Сказка бочки» сыграла
большую роль не только в личной жизни Свифта, но и
в истории просвещения, в борьбе с суевериями. Этим
произведением, ею насмешками над католичеством,
лютеранством и кальвинизмом вдохновлялся Вольтер
в ею борьбе с церковью, с его попыткой ecraser
Finfame.
В «Сказке бочки» помимо фантастической истории
трех главных исповеданий христианства содержится
еще критика на современных Свифту писателей; эти
две темы — религиозная и литературная — изложены
в различных главах так, что религиозная глава следует
за литературною.
Вольтер, писавший Свифту: «чем более я читаю
ваши сочинения, тем менее мне нравятся мои!», спра-
ведливо удивляется тому, что два священника—Раблэ
и Свифт — жестоко смеявшиеся над церковью, мирно
кончили жизнь на своих местах, в то время как людей
за мелкие прегрешения сжигали. Правда, Свифт изда-
вал свои произведения анонимно, как и Вольтер, и
постоянно отрекался от них, но он никого не мог обма-
нуть, и когда правительство намерено было его пре-
следовать, то не нашлось людей, согласных его осудить,
а применить к нему административные меры было
опасно, и правительство на это не решалось.
Маколей говорит о «Путешествии Пилигрима» Бу-
ниана,что это, после Дантовой «Божественной Комедии»,
самая великая и талантливая аллегория, предназначен-
ная к возвеличению христианства; аллегория Свифта
не менее талантлива, но ее цель—прямо обратная.
У читателя остается впечатление, что Свифт, подобно
Гиббону, считал все религии одинаково ложными.
Сарказмы и юмор Свифта характерны для англичан;
это—сухой, несколько злобный смех, лишенный чувства
резиньяции и примиренности. Легко здесь перейти
границу, когда юмор становится претенциозностью и
теряет свою остроту. Это например случилось с знаме-
нитым Карлейлевским Sartor Resartus, написанным
в подражание Свифту. Шутки и остроты слишком
частые теряют свою прелесть и становятся скучными...
Слава Свифта неразрывно связана с «Путешествиями
Гулливера», переведенными на все языки культурных
XXVI
ДЖ. СВИФТ
народов и ставшими любимым детским чтением на ряду
с Дон-Кихотом, Робинзоном Крузо и романами Вальтер
Скотта. Чем объясняется популярность этого сочине-
ния, не более гениального, чем остальные сочинения
Свифта, и представляющего в существе дела такую же
политическую сатиру, как и остальные его сочинения?
Изображая порочность людей и идеальных правите-
лей, Свифт исходил из нескольких противоречащих
опыту, но логически возможных допущений, из кото-
рых делает совершенно правильные выводы. Увеличи-
вая и уменьшая размеры существ, к которым попадает
Гулливер, сохраняющий нормальную форму, Свифт сле-
дит за тем, какое впечатление эти измененные условия
должны произвести на нормального человека. Анало-
гичные допущения делал Карл Бэр: он исходил из
положения, что количество восприятий внешнего мира
зависит от быстроты биения пульса. Учащая или замед-
ляя биение пульса, можно изменить всю картину внеш-
него мира.
Детям нравится мощная фантазия Свифта, изображаю-
щая невозможное столь живо, что оно кажется реально-
стью, взрослым нравится правильность выводов, сделан-
ных автором из невероятных допущений и возможность
отыскивать в изображениях исторические намеки.
«Путешествия Гулливера», конечно, политический
памфлет, но поток времени не унес его и не предал
забвению, потому что автор сочетал временное с веч-
ным и возвысился над индивидуальным к общечеловече-
скому, общечеловеческое же—доблести и пороки—изо-
бразил не в виде отвлеченных моральных положений,
а в виде конкретных образов, в которых читатель
узнает черты, встречающиеся и теперь столь же часто,
как они встречались двести лет тому назад, когда над
Ними смеялся не без злобы великий сатирик.
Остроумных мыслей и оборотов речи, часто трудно
переводимых, несмотря на простоту и красоту речи
Свифта, столько, что если бы мы желали представить
образцы, то нам пришлось бы переписать книгу.
К концу книги эти мысли становятся все более и более
едкими* и злыми.
Теккерей говорит, что серьезное и логичное разви-
тие нелепого положения является у Свифта общим
ДЖ. СВИФТ
XXVII
методом, на котором построены все его юмори-
стические произведения. Это, конечно, верно, но
избираемые положения часто вовсе не нелепы, а
взяты из жизни, и все то злое, что Свифт говорит
о юристах, медиках, о браке, о церкви и т. д., все
это, может быть, несколько преувеличено, но дей-
ствительно встречается, и если мы смеемся над пер-
сонажами Свифта, то в действительности смеемся над
самими собой.
Большим успехом пользовался политический трак-
тат Свифта, изданный в 1711 году, «Поведение союз-
ников», имевший целью оправдать мирную политику
Гарлея и обвинить Мальборо в том, что он нарочно
затягивал войну, чтобы пополнить свои карманы.
Но наибольшим успехом пользовались «Предложения
к употреблению Ирландской мануфактуры» 1720 года
и «Письма суконщика» 1724 г. В этих произведе-
ниях Свифт призывал ирландцев к бойкоту англий-
ской мануфактуры и отчеканенной в Англии не-
полноценной мелкой медной монеты. Эти памфлеты
сделали его самым популярным лицом в Ирландии,
так что ни правительство не решалось его тронуть,
ни частные лица, которых он оскорблял язвительными
насмешками, напр., судью Исаака Бикерстафа.
IV
Изобилие талантов в двенадцатилетнем правле-
нии королевы Анны напоминает собой век Августа,
хотя сама она и была женщиной ничем не заме-
чательной. Революция пуритан в общем была неблаго-
приятна искусству—хоть пуритане и могут гордиться
Мильтоном,—поэтому в разных областях выдвигаются
нахлынувшие в Англию иностранцы: так в музыке за-
давал тон немец Гендель, в живописи—немец Кпеллер,
пока Гогарт не создал национального искусства. Искус-
ство не знает отечества и может свободно развиваться
на чужой почве, но этого нельзя сказать о литературе;
она в гораздо большей мере стоит в связи с политиче-
скими и социальными условиями известного времени
и народа и с характером его, чем остальные искусства.
XXVIII
ДЖ. СВИФТ
Поэзия и художественная проза произрастают на
почве национального сознания и целиком не могут
быть объяснены ни внешним влиянием, ни подража-
нием существующим образцам. Некоторые черты вре-
мени королевы Анны, как, например, скептическое
настроение, стремление к острословию, к пустым
шуткам («рип» и «fun»), к насмешкам над серьез-
ными вещами—образцами чему могут служить «Ни-
dibras> Бетлера и «Дунсиада» Попа,—далее покло-
нение здравому смыслу и отрицание во имя его
более глубокой философской и научной мысли,—все
это может быть объяснено историко - социальными
условиями, господствовавшими при развращенном дворе
Карла 11 и еще не изжитыми, несмотря на старания
пуритан.
В этих же условиях находим мы и объяснение,
почему государственные люди (как напр. Вильям
Темпль и Болингброк) стремились к приобретению
имени также и в области литературы, и наоборот,
литераторы (как наир., Прапор и сам Свифт) желали
играть роль и в качестве политических деятелей.
Около Свифта группировался целый ряд его дру-
зей, выдающихся писателей: Стиль, Аддисон, Прайор,
Поп, Арбутнот и др. Все они жили в дружбе и
без зависти, столь расхространенной среди писате-
лей. Правда, со Стилем Свифт разошелся на почве
политической и преследовал его насмешками долгое
время, но Пон оставался всегда поклонником Свифта,
а Арбутнот и его подражателем, насколько это воз-
можно.
Любимым чтением Свифта были «Максимы» Ла-
рошфуко и произведение Рабле. В первом ему могли
нравиться отточенность формы и пессимистическое на-
строение, столь, казалось бы, родственное его собствен-
ному, во втором—скептицизм, веселые шутки и выходки
против духовенства. И все таки нельзя говорить о ка-
ком-либо влиянии эхих писателей на Свифта. Он совер-
шенно своеобразен и неподражаем. Рабле сам смеется
над своими грубыми шутками и в нем нет человеко-
ненавистничества, в то время как Свифт остается
всегда серьезен, прячем в его юморе нет чувства ре-
зиньяции, свойственного вообще юмору; он серьезен
ДЖ. СВИФТ
XXIX
даже когда делает невозможные предложения, как, напр.,
в его «Скромном предложении», в котором он доказы-
вает, что молодой, здоровый п выкормленный ребенок
может служить вкусным и питательным блюдом, если
его приготовить надлежащим образом в виде тушеного,
жареного или вареного мяса. Свифт принадлежит
к редкому типу мизантропов, который извлекает
живую радость из сознания деградации и дегенерации
человеческого рода. Точно также и пессимизм Ла-
рошфуко нисколько не похож на пессимизм и скеп-
тициЗхМ Свифта. «Максимы» Ларошфуко замечательны
тем, что все они проистекают из одной основной,
последовательно и в деталях проведенной во всех
остальных. Свифт же, хотя и принимает основное по-
ложение Ларошфуко о человеческом эгоизме, нисколько
не заботится о систематическом его проведении. Свифт
вообще был врагом систематической философии, над
которой постоянно смеялся: так «Сказка бочки» на-
правлена против философии Гоббса, попутно в ней он
смеется и над величайшим филологом своего времени,
Бентлеем, а в 3-ей части «Путешествий Гулливера»
он издевается над Исааком Ньютоном, и если он не
трогает Джорджа Беркли, то только потому, что это
его старейший друг. Отточенность мыслей Ларошфуко
тоже никак нельзя сравнивать с изящной простотой
и ясностью прозы Свифта; проза его так же пре-
красна в своем роде, как легкость поэтического стиля
Попа. Будучи врагом систематики, Свифт является
величайшим индивидуалистом, поэтому то он совер-
шенно неподражаем. В то время как произведения
Аддисона и, позднее, Ричардсона вызвали в разных
странах ряд подражаний, Свифт не создал ничего
хоть мало - мальски похожего на школу, но его
произведения навсегда останутся богатейшим источ-
ником для всякого рода едких и остроумных выра-
жений и злобных нападок на разные стороны обще-
ственной и политической жизни. Внешним формам
«Сказки бочки» и «Путешествий Гулливера» можно
было подражать, что, например, и сделал Лессинг
в «Натане мудром», как и сам Свифт взял эти формы
из предшествовавшей литературы, но это не дает права
говорить о влиянии на Свифта ни о его влиянии. Если
XXX
ДЖ. СВИФТ
сравнить, наприМер, стихи Гейне (его Disputation) с Свиф*
товой сказкой, то легко найти общие точки зрения, но
в то же время насколько юмор Гейне отличается от
Свифтовского!
Редактор настоящего перевода «Путешествий Гулли-
вера», А. А. Франковский^ высказал мне остроумную и
правдоподобную мысль о том, что Толстой изучал в мо-
лодости Свифта и находился под его влиянием. Весьма ве-
роятно, что Толстой изучал английских писателей; Юлиан
Шмит и Н. Д. Чечулин, независимо один от другого
пришли к выводу, что «Война и мир» Толстого напи-
саны под влиянием «Ярмарки житейской суеты» Текке-
рея. Кое что из религиозного скепсиса Толстого, из его
отношения к браку, медицине, юриспруденции и науке
сильно отзывается Свифтом. Некоторые выражения,
как, напр., «он остался жив, несмотря на то, что его
лечили», мы находим и у Свифта. Толстой, как известно,
не блистал юмором; может быть он старался прикрыть
Это тем, что взял на прокат у своего английского со-
брата то, чего ему недоставало. Поднятый вопрос тре-
бует более подробного рассмотрения, но здесь мы его
затрагиваем лишь вскользь.
V
Для биографии Свифта важны следующие источ-
ники.
Во-первых, собственные его сочинения; из них глав-
ным образом «Дневник к Стелле», состоящий из 65 пи-
сем и содержащий подробное описание его пребывания
в Англии с 1710—1713 гг. «Мемуар, касающийся смены
министерства королевы Анны» объясняет, почему Свифт
изменил вигам и перешел на сторону тори. Характе-
ристика Стеллы (On the death of M-rs Johnson) начата
в самый день смерти Стеллы и окончена несколько
позднее. В стихотворении «На смерть д-ра Свифта»,
написанном в 1731 г. Свифтом, содержится довольно
верное описание его характера. Поэма «Cadenus and
Vanessa» содержит историю любви Свифта и девицы
Ваномриг (Vanhomrigh). В остальных произведениях
Свифта, напр., в его письмах, тоже содержатся черты,
рисующие его.
ДЖ. СВИФТ
XXXI
Вторую группу источников составляют отзывы со-
временников и друзей Свифта. Через 6 лет после смерти
писателя лорд Оррери издал «Жизнь Свифта» и в ней
отозвался с осуждением о некоторых действиях его.
В ответ на это доктор Делани, друг Свифта, издал «За-
метки на замечания лорда Оррери» в 1751 г., в которых
оправдывал покойного. Два года спустя родственник
и однофамилец Свифта издал «Опыт жизни и сочине-
ний Джонатана Свифта». В 1765 году Гоксворт, лично
не знавший Свифта, но воспользовавшийся указаниями
Джонсона, приложил очерк жизни Свифта к изданию
сочинений последнего. Впрочем, и сам знаменитый
Джонсон уделил в своей книге «Жизнь поэтов» несколько
сухих и сдержанных страничек Свифту. В 1785 году
Фома Шеридан, сын ближайшего друга Свифта издал
«Жизнь Свифта», содержащую очень богатый анекдо-
тический материал, к которому следует относиться осто
рожно.
К третьей группе относятся исследования, написан-
ные на основании вышеприведенных материалов, как то:
Вальтера Скотта, В. Мэзона, Форстера, Теккерея («Ан-
глийские юмористы XVIIIb.»), Маколея (в этюде о Тем-
пле) и др.
Наиболее ценное сочинение о Свифте: Henry Craik,
Life of Swift, 1882 года. Хорошая оценка жизни и сочи-
нений Свифта у Leslie Stephen’a Swift, 1903 г. В 1910 г.
София Смит выпустила книгу, посвященную декану
Свифту (Dean Swift) и украшенную 16-ю фотогра-
фиями; это не столько биография, сколько апология
Свифта. Г-жа Смит не хочет видеть никаких недостат-
ков в своем герое и оправдывает все его действия.
Письма изданы Ф. Белем; лучшее издание прозы
Свифта Temple Scott в 12 томах (проза).
Э. Радлов
ОТ РЕДАКТОРА
Первое издание Гулливера было выпущено 28 ок-
тября 1726 года Бенджемином Моттом в Лондоне под
Заглавием: Путешествия в некоторые отдаленные страны
света Лемюэля Гулливера, сначала хирурга, а потом капи-
тана нескольких кораблей. Свифт долго вынашивал и долго
писал это знаменитое произведение. Форма, которую
он придал ему, была обусловлена, вероятно, его увле-
чением описаниями путешествий, которых он поглотил
в молодости великое множество, судя по списку книг,
прочитанных им в Мур Парке у Вильяма Темпля. Бо-
лее определенный толчок был получен Свифтом во
время его пребывании в Лондоне, в пору наибольшего
жизненного успеха и наибольшей популярности, на со-
браниях так называемого Скриблеровскою клуба, суще-
ствовавшего с 1711 до 1714 г. и состоявшего из едино-
мышленников Свифта, писателей и политических деяте-
лей: Попа, Гея, Арбутнота Болингброка и др. В 1714 году
Поп предложил клубу выпустить коллективную сатиру
на педантизм в форме мемуаров вымышленного Мар-
тина Скриблера. После смерти королевы Анны и паде-
ния торийского министерства клуб распался, и Свифт
уехал в Дублин. Мемуары были действительно напи-
саны Арбутнотом и Попом, но опубликованы они
были только в 1741 году, и мы находим в них много
родственного третьей части Гулливера. Таким образом
Гулливер был создан между 1714 и 1725 годом, причем
от редактора
хххш
до 1721 года Свифтом были сделаны, вероятно, только
паброски, а окончательно текст был разработан и на-
писан между 1721 и 1725 годом, как об этом свидетель-
ствуют с одной стороны намеки на определенные
события и определенных лиц, содержащиеся в Путе-
шествиях, а с другой—письма Свифта и к Свифту, отно-
сящиеся к этому времени. Особенно важны три письма
Свифта к Форду, впервые опубликованные Гарольдом
Вильямсом в редактированном им юбилейном издании
Гулливера (London, First Edition Club, 1926), от 15/IV*
1721 г. («Я занят сейчас писанием моих Путешест-
вий... работа подвигается медленно благодаря нездо-
ровью и дурному настроению»), 19/1 1724. («Я покину.1
страну лошадей и нахожусь на Летучем Острове, где
пробуду недолго, и два моих последних путешествия
будут скоро окончены») и 14/VIII 1725г.(«Я окончил
свои Путешествия и сейчас переписываю их»,..).
Книга вышла без имени автора, и опубликование
ее было окружено таинственностью, которая отчасти
объясняется любовью Свифта к мистификации, но
главным образом, конечно, нежеланием подвергнуться
преследованиям со стороны «власть имущих» за напра-
вленную против них беспощадную сатиру. Летом. 1726 г.
Свифт явился в Лондон с готовой рукописью и че-
рез Попа и некоего Льюиса предложил ее издателю
Б. Мотту; рукопись он сопроводил письмом к издателю
от имени Симпсона, родственника Гулливера; Мотт
сразу оценил Гулливера и согласился напечатать его»
попросив только отсрочить уплату гонорара (200 фун-
тов) на полгода. Однако он не решился—опять таки
из боязни «власть имущих» (those in power)—напечатать
рукопись целиком и без изменений. По поводу произ-
веденных им искажений и пропусков Свифт неодно-
кратно выражал большое неудовольствие как в част-
XXXIV
ОТ РЕДАКТОРА
ных письмах, так и в предисловии к дублинскому из-
данию Фолкнера 1735 г. (Письмо Гулливера к Симпсону),
датированном 2 апр. 1727 г., но на самом деле написан-
ном позже (см. текст, стр. 5—13, и примечания, стр. 629).
Друг Свифта, Чарльз Форд, по его просьбе послал
3/1 1727 г. укоризненное письмо Мотту с приложением
списка опечаток и указанием пропущенных и искажен-
ных мест; в собственном экземпляре Гулливера Форд вос-
становил эти места но рукописи на особых листах,
вложив их между соответствующими страницами.
Путешествия имели необыкновенный успех. В одну
неделю было распродано все первое издание в коли-
честве 10.000 экземпляров, и Мотт в течение ноября
и декабря 1726 года выпустил еще два издания, для
ускорения дела печатая их в разных типографиях
Опечатки, перечисленные Фордом, исправлены начи-
ная с 4-го или 5-го изд. 1727 г., но искаженные и про-
пущенные места не были восстановлены в изданиях
Мотта. Работа эта была выполнена только в дублин-
ском издании Фолкнера, вышедшем в 1735 году с упо-
мянутым выше предисловием Свифта в форме письма
Гулливера. Кроме восстановления пропусков (за исклю-
чением одного, о котором речь ниже) по экземпляру
Форда, фолкнеровское издание отличается от моттов-
ского еще множеством мелких вариантов. Возникает
вопрос, кому принадлежат эти варианты: самому ли
Свифту, пересмотревшему текст через девять лет по
выходе книги, или издательству? В виду того что
Свифт в письмах к друзьям решительно открещивался
от своей причастности к дублинскому изданию (см. напр.
его письмо Попу от 1/V 1733: «Один издатель явился
ко мне за разрешением напечатать мои произведения..,
Я не дал разрешения, и мне было бы очень неприятно
увидать их напечатанными здесь... Я решил не вмеши-
ОТ РЕДАКТОРА	XXXV
ваться в это дело..,» и т. д.), в критической литера-
туре установился взгляд, будто эти варианты обязаны
своим происхождением издателю и считаться с ними
не следует. Однако, несмотря на свое кажущееся рав-
нодушие, Свифт попросил Форда доставить издателю
исправленный им экземпляр и проявлял явный интерес
к изданию, что доказывается хотя бы его предисло-
вием. В то же время он взял с Фолкнера слово не
упоминать вовсе об авторе и о его роли в новом изда-
нии. Воспользовавшись этим, редактор издания наслед-
ников Мотта, Гоксворт (Hawkeswortli), в 1755 г., т. е.
после смерти Свифта, подверг фолкнеровские варианты
жестокой критике, заявив, что они не могут принад-
лежать Свифту; связанный словом Фолкнер молчал;
мнение же солидного литературного критика Гоксворта
казалось весьма авторитетным, несмотря на то, что
следовало бы относиться с осторожностью к утвержде-
ниям представителя конкурирующего издательства.
Только через 23 года после смерти Свифта Фолкнер
счел себя в праве нарушить данное им слово. В преди-
словии к изданию 1768 года говорится, что во время
подготовки к печати издания 1735 года Свифт заста-
влял издателя «являться к нему каждое утро или когда
будет удобнее и читать ему вслух, чтобы звуки могли
достигать уха, а смысл-разумения, и всегда имел при
себе двух слуг для этой цели; и когда у него появля-
лось какое нибудь сомнение, он спрашивал у них зна-
чение услышанного ими; и если они не понимали, он
переделывал и исправлял до тех пор, пока темное
место не делалось им совершенно ясным, а ^атем гово-
рил: теперь годится; ибо я пишу для простою парода,
а не для ученых людей. Не довольствуясь этой подгото*
вительной работой, он корректировал каждую полосу
первых семи томов, опубликованных при его жизни,
XXXVI
ОТ РЕДАКТОРА
выражая желание, чтобы издатель, будучи гораздо
моложе декана и знакомый с важнейшими событиями
его жизни, писал примечания». Нет оснований со-
мневаться в правдивости этих показаний, ибо у самого
Свифта можно найти подтверждение их: «Печатание
моих произведений есть зло, которое я не могу предот-
вратить. Оно не принесет мне ни гроша. Мои друзья
исправляют ошибки, а по временам и сам я посвящаю
этому минуту или две» (письмо к Попу 8/VII 1734).
Но наиболее убедительным доводом в пользу принад-
лежности Свифту изменений фолкнеровского текста
является самый характер их; упомянутый уже редак-
тор юбилейного издания Гулливера, Гарольд Вильямс,
путем тщательного их изучения показал, что они могли
исходить только от автора.
Я счел нужным так подробно остановиться на
этом вопросе потому, что в течение всего XIX века
издатели весьма непринужденно относились к тексту
Гулливера*, в основу обыкновенно клали редакцию Гокс-
ворта и в нее вносили большее или меньшее количе-
ство дальнейших изменений; это можно сказать даже
относительно лучших изданий: Вальтер Скотта, Кука
Тейлора, Уоллера; в своем издании 1840 года Кук Тей-
лор (снабдивший книгу хорошими примечаниями) при-
сочинил даже от себя в начале многих глав целые
фразы в несколько строк, чтобы подогнать английский
текст к заглавным буквам Гранвиля, иллюстрировавшего
несколько ранее французское издание Гулливера. Заме-
чательно, что эти сочиненные Тейлором фразы вошли
во многпе последующие издания, хотя в них и не было
гранвилевских иллюстраций, в частности в издание
Таухница, с которого был сделан русский перевод Кон-
чаловским и Яковенко (в 1889 году), куда они тоже
попали. Нечего и говорить о многочисленных «воль-
ОТ РЕДАКТОРА
XXXVII
постах» так называемых «детских изданий». Крити-
ческая работа над текстом началась только в 90-х годах
прошлого века, и наибольшая заслуга принадлежит здесь
Г. Ревенскрофт Деннису (G. Ravenscroft Dennis), вни-
мательно изучившему экземпляр первого издания с по-
правками Форда (рукопись Свифта потеряна; экзем-
пляр Форда хранится в Форстеровской коллекции Кен-
сингтонского музея в Лондоне) и включившему их
полностью в редактированное им издание Гулливера
Темпля Скотта (G. Bell and Sons, London, 1922). Наиболее
любопытным из включенных им в текст пропусков
является рассказ о неудачной попытке лапутского ко-
роля подавить восстание в городе Ландолино (отрывок
этот был впервые напечатан в приложении к изданию
Гулливера G. A. Aitken'a, 1896 г., а в надлежащем
месте текста—ч. III, гл. III—только в упомянутом из-
дании Dennis’a; см. в настоящем изд. страница 345,
от слов «Года за три до моего прибытия»... и до конца
347-ой стр.).
Нам понятен страх Мотта перед «власть имущими»,
заставивший его опустить это колоритное место, зато
не может найти оправдания небрежность последующих
издателей. Тому же Denjiis’y принадлежит заслуга
установления точной даты выхода в свет первого
издания (28 октября 1 1726 года) на основании объяв-
ления в трех тогдашних газетах (The Daily Journal, The
Daily Post и The Evening PostJ: «Сегодня выходят Путе-
шествия и т. д.». Дата эта подтверждается письмами
к Свифту от его друзей, рассказывающих об успехе
книги, от 8, 11 и 17 ноября того же года. Текст всех
ранних изданий исчерпывающе изучен Гарольдом
1 Раньше эта дата приурочивалась к началу
ноября.
XXXVIII от РЕДАКТОРА
Вильямсом (Harold Williams) в упомянутом юбилейном
издании 1926 года, которое в отношении точности
является наилучшим из всех до сих пор вышедших.
В настоящем русском переводе мною принята во
внимание вся работа над восстановлением подлинного
английского текста Гулливера, выполненная Ravenscroft’oM
Dennis’oM и Harold’oM Williams’oM, и восстановлены
места, выброшенные царской цензурой (ч. I гл. IV, ч. III
гл. VI, ч. IV гл. V). Перевод Свифта на русский язык
задача нелегкая; большая часть текста настоящего из-
дания переведена заново, ибо старый перевод Конча-
ловского и Яковенко часто невозможно редактировать: не
говоря уже о большом количестве допущенных в нем
искажений, он слишком беспомощен и слишком разбавлен
водой 1. Между тем у Свифта взвешено каждое слово;
живший в золотой век рационализма, Свифт сам был
рационалистом; его рассуждения о возникновении лжи
и заблуждения (в IV части) почти совпадают с рас-
суждениями Декарта (в четвертом Размышлении); отли-
чительные черты слога бробдингнежцев: ясность, муже-
ственность и гладкость, отсутствие всякой цветистости,
стремление избегать нагромождения ненужных слов и
разнообразия выражений, являются идеалом, которому
всегда следует Свифт. Прекрасной иллюстрацией его
работы над слогом служит цитированное выше преди-
словие Фолкнера к своему изданию 1768 г.
Примечания, сведенные мной к минимуму, поме-
щены после текста; принципы, которыми я руково-
дился при выборе их, и важнейшая литература ука-
заны там же. Очень хочется, чтобы читатель оценил
1 Фразы в таком роде: «созерцая плодотворные
плоды добродетели и ее применение к жизни» (т. И«
стр. 168) там совсем не редкость
ОТ РЕДАКТОРА
XXXIX
по достоинству тонкие и иронические иллюстрации
Гранвилля.
В настоящем издании воспроизведены четыре
карты и чертеж, объясняющий движение летучего
острова, приложенные к первому английскому изданию.
Л. Франковский
29/ХП—1927 г.

ОБРАЩЕНИЕ ИЗДАТЕЛЯ К ЧИТАТЕЛЮ
втор этих путеше-
ствий, мистер Лемю-
эль Гулливер, мой
старинный и близ-
кий друг; он при-
ходится мне также
сродни по материн-
ской линии. Около
трех лет тому назад
мистер Гулливер, которому надоело стечение
любопытных к нему в Редрифф, купил неболь-
шой клочек земли с удобным домом близ Нью-
арка, в Ноттингемшире, на своей родине, где и
проживает сейчас в уединении, но уважаемый
своими соседями.
2	ИЗДАТЕЛЬ К ЧИТАТЕЛЮ
Хотя мистер Гулливер родился в Ноттингем-
шире, где жил его отец, однако я слышал от
него, что предки его были выходцами из Окс-
фордского графства. Чтобы удостовериться
в ртом, я осмотрел кладбище в Банбери в ртом
графстве и нашел на нем несколько могил
и памятников Гулливеров.
Покидая Редрифф, мистер Гулливер дал мне
на сохранение нижеследующую рукопись, пре-
доставив распорядиться ею по своему усмо-
трению. Я три раза внимательно перечел ее.
Слог показался мне весьма гладким и простым;
я нашел один только недостаток: автор, следуя
обычной манере путешественников, слишком уж
обстоятелен. Все произведение, несомненно,
дышит правдой, да и как могло быть иначе,
если сам автор известен был такой правдивостью,
что среди его соседей в Редриффе сложилась
даже поговорка, когда случалось утверждать
что цибудь: это так же верно, как если бы это
сказал мистер Гулливер.
Посовету несколькихуважаемых лиц,которым я,
с согласия автора, давал на просмотр эту рукопись,
я решаюсь опубликовать ее, в надежде, что, по
крайней мере, в продолжение некоторого времени
она будет служить для наших юных читателей
более занимательным развлечением, чем обычное
бумагомарание политиков и партийных писак.
ИЗДАТЕЛЬ К ЧИТАТЕЛЮ	8
Эта книга вышла бы, но крайней мере, в два
раза объемистее, еслиб я не взял на себя сме-
лость выкинуть бесчисленное множество стра-
ниц, посвященных ветрам, приливам и отливам,
метеорологическим особенностям каждого путе-
шествия, а также подробнейшему описанию
маневров корабля во время бури — все это на
морском жаргоне. Точно так же я обошелся
с долготами и широтами. Боюсь, что мистер
Гулливер останется этим несколько недоволен;
но я поставил своей целью сделать его сочине-
ние как можно более доступным для широкого
читателя. Если же, благодаря своему невежеству
в морском деле, я сделал какие либо промахи,
то ответственность за них падает всецело на
меня; впрочем, если найдется путешественник,
который пожелал бы ознакомиться с сочине-
нием во всем его объеме, как оно вышло из-
под пера автора, то я охотно удовлетворю его
любопытство.
Дальнейшие подробности, касающиеся автора,
читатель найдет на первых страницах этой
книги.
РИЧАРД СИМПСОН

письмо
КАПИТАНА ГУЛЛИВЕРА
К СВОЕМУ РОДСТВЕННИКУ
РИЧАРДУ СИМПСОНУ
ы не откажетесь, надеюсь,
признать публично, когда
бы вас ни спросили, что
своими настойчивыми и
постоянными просьбами вы
уговорили меня опублико-
вать весьма небрежный и
неточный рассказ о моих
путешествиях; при ртом вы
предложили пригласить не-
скольких молодых людей
из какого либо университета привести мою
рукопись в порядок и исправить слог, как по-
в
ГУЛЛИВЕР
ступил, по моему совету, мой родственник
Демпиер* со своей книгой Путешествие вокруг
света. Но я не помню, чтобы предоставил вам
право соглашаться на какие либо пропуски и,
тем менее, на какие либо вставки. Нортому, что
касается последних, то настоящим заявлением
я отказываюсь от них совершенно; особенно от
абзаца, касающегося блаженной и славной
памяти ее величества покойной королевы Анны’
хотя я уважал и ценил ее больше всякого дру-
гого человеческого существа. Но вы, или то
лицо, которому вы поручили просмотр, должны
были принять в расчет, что не в моих при-
вычках льстить себе подобным, и что мне
было бы неприлично в речи, обращенной
к моему хозяину гуигнгнму, воздавать похвалы
какому либо животному нашей породы. Кроме
того, самый факт совершенно неверен: насколько
мне известно (я был в царствование Анны не-
которое время в Англии), она правила при
посредстве первого министра; даже двух после-
довательно : сначала министром был лорд Годоль-
фин, а затем лорд Оксфорд. Таким образом,
вы заставили меня говорить то, чего не было.
Точно так же в рассказе об Академии Прожек-
теров и в некоторых частях моей речи к моему
хозяину гуигнгнму вы либо опустили некоторые
существенные обстоятельства, либо смягчили
СИМПСОНУ
7
и изменили их таким образом, что я с трудом
узнаю мое собственное произведение. Когда же
я намекнул вам об этом в одном из прежних
писем, то вам угодно было ответить, что вы
боялись нанести оскорбление; что власть иму-
щие весьма зорко следят за прессой и готовы
не только истолковать по своему все, что
кажется пм намеком (так, помнится, выразились
вы), но даже подвергнуть за это наказанию.
Но позвольте, каким образом то, что я говорил
столько лет тому назад на расстоянии пяти
тысяч миль отсюда, в другом государстве, можно
относить к кому либо из йэжу, управляющих
теперь, как говорят, нашим стадом; особенно
если принять во внимание, что в то время
я совсем не думал, что мне придется жить под
пх властью и не опасался этого несчастья?
Разве не достаточно у меня оснований сокру-
шаться при виде того, как эти же самые йэху
разъезжают на гушншмах, как если бы они были
разумными существами, а гуигнгнмы— бессмыс-
ленными тварями? В самом деле, главною при-
чиной моего удаления сюда было желание
избежать столь чудовищного и отвратительного
Зрелища.
Вот что я счел своим долгом сказать вам
о вашем поступке и о доверии, оказанном мною
вам.
8
ГУЛЛИВЕР
Затем, мне приходится пожалеть о собственной
большой оплошности, выразившейся в том, что
я поддался просьбам и ложным доводам, как
вашим, так и исходившим от других лиц, и,
вопреки собственному убеждению, согласился на
издание моих Путешествий. Благоволите вспом-
нить, сколько раз просил я вас, когда вы ссыла-
лись мне на интересы общественного блага,
принять во внимание, что йэху представляют
породу животных, совсем неспособную к испра-
влению путем наставлений и примеров. Ведь
так и вышло. Вот уже шесть месяцев прошло
со времени появления моей книги, а я не
только не вижу конца всевозможных злоупо-
треблений и пороков, — по крайней мере, на
ртом маленьком острове, как я имел основание
ожидать, — но и не слыхал, чтобы моя книга
произвела хотя бы одно действие, соответству-
ющее моим намерениям. Я просил вас известить
меня письмом о моменте, когда прекратятся
партийные счеты и интриги; судьи станут про-
свещенными и справедливыми; стряпчие —
честными, умеренными и приобретут хоть
капельку здравого смысла; Смитсфильд озарится
пламенем пирамид собрания законов; в корне
изменится система воспитания молодых дворян;
будут изгнаны врачи; самка йэху украсится
добродетелью, честью, правдивостью и здравым
СИМПСОНУ
9
смыслом; будут основательно вычищены и выме-
тены дворцы и министерские приемные; вознагра-
ждены ум, заслуги и знание; все, позорящие
печатное слово, в прозе или стихах, осуждены
на то, чтобы питаться только бумагой и утолять
жажду только чернилами. На эти и тысячу
других преобразований я сильно рассчитывал,
слушая ваши поощрения; ведь они составляют
прямой вывод из наставлений, преподанных
в моей книге. И должно признать, что семь
месяцев** достаточный срок, чтобы исправить
пороки и безрассудства, которым подвержены
йэху, если бы только они от природы имели
малейшее расположение к добродетели и му-
дрости. Однако эти ожидания не только не на-
ходили удовлетворения в ваших письмах; напро-
тив, каждую неделю вы обременяли нашего
почтальона пасквилями, комментариями, раз-
мышлениями, замечаниями и вторыми частями;
из них я вижу, что меня обвиняют в поношении
сановников, в унижении человеческой природы
(ибо у авторов хватает дерзости выражаться
так) и в оскорблении женского пола. При этом
я нахожу, что сочинители этого хлама даже не
столковались между собой: одни из них не же-
лают признавать меня автором моих Путешествий,
другие же . приписывают мне сочинения, к ко-
торым я не имею никакого касательства.
10
ГУЛЛИВЕР
Далее, я обращаю внимание на крайнюю не-
брежность вашего наборщика: им допущена
большая путаница в хронологии и ошибки
в датах моих путешествий и возвращений,
нигде не поставлены верно ни год, ни месяц,
ни число. Я слышал, что оригинал совершенно
уничтожен по отпечатании книги; а копии
у мепя не осталось. Все же я посылаю вам
несколько исправлений; вы можете восполь-
зоваться ими, если состоится когда либо второе
издание книги. Впрочем, я не могу настаивать
на них и отдаю вопрос на суд рассудительных
и беспристрастных читателей; пусть они посту-
пают, как им угодно.
До меня доходят слухи, что некоторые из
наших йэху - моряков находят ошибки в моем
морском языке, считая его во многих случаях
неправильным и часто устаревшим. Ничего пе
могу поделать с этим. Во время моих первых
путешествий, когда я был молод, я прошел
выучку очень старых моряков и усвоил их язык.
Но впоследствии я убедился, что морские йэху
так же склонны выдумывать новые слова, как
и сухопутные йзху, которые меняют язык
чуть ли не ежегодно, настолько, что при каждом
возвращении на родину, я находил, насколько
припоминаю, большие перемецы в прежнем
диалекте и едва мог понимать его. Равным
СПМПСОПУ
fl
образом я замечаю, когда каков нибудь йэху
любопытства ради приезжает ко мне из Лон-
дона, что мы не способны излагать друг другу
наши мысли в выражениях, понятных для нас
обоих.
Если бы суждения йэху способны были
сколько нибудь задевать меня, то я имел бы
достаточное основание жаловаться на дерзость
некоторых моих критиков, полагающих, что
книга моя представляет только плод моей фан-
тазии, и даже позволяющих себе высказывать пред-
положение, будто гуииинмы и йэху обладают не
большей реальностью, чем обитатели Утопии.
Между тем, мне не приходилось встречать ни
одного йэху, как бы он ни был самоуверен,
который решился бы отрицать существование
лиллипутов, бробдингрежцев (ибо следует про-
износить Бробдширег*а не так, как ошибочно
напечатано, Бробдитнег) и лапутян, или оспа-
ривать факты, рассказанные мной относительно
Этих народов, ибо истина тут настолько оче-
видна, что сразу же убеждает всякого читателя.
Неужели же мой рассказ о гуигтнмах и йэху
менее правдоподобен? Ведь, что касается йэху,
то очевидно, что даже в нашем отечестве их
существуют тысячи, и они отличаются от своих
диких братьев из Гушкшмии только тем, что
обладают способностью к бессвязному лепету
12
ГУЛЛИВЕР
и не ходят голыми. Я писал для их исправле-
ния, а не для их одобрения. Единодушные
похвалы всей их породы значили бы для меня
меньше, чем ржание двух выродившихся гушнгн-
мов, которых я держу у себя на конюшне;
у них, как они ни выродились, я вовсе не вижу
порока и могу еще кое что позаимствовать по
части добродетели.
Уж не дерзают ли эти несчастные животные
думать, будто я настолько пал, что выступлю
на защиту своей правдивости? Хотя я и йэху,
но во всей Гуишнмии отлично известно, что,
благодаря наставлениям и примеру моего до-
сточтимого хозяина, я в течение двух лет ока-
зался способным (хотя, признаюсь, с огромным
трудом) отделаться от этой адской привычки
ко лжи, лукавству, обману и двуличию, так
глубоко коренящейся в самом естестве всей
нашей породы, особенно у европейцев.
Я мог бы высказать еще и другие жалобы
по поводу этого досадного обстоятельства, но
не хочу больше докучать ни себе ни вам. Дол-
жен откровенно признаться, что, по моем возвра-
щении из последнего путешествия, некоторые
пороки, свойственные моей натуре йэху, ожили
во мне, благодаря общению с немногими пред-
ставителями вашей породы, особенно членами
моей семьи, что совершенно для меня неизбежно.
СИМПСОНУ
13
Иначе я никогда не предпринял бы нелепой
затеи реформировать породу йэху в нашем
королевстве. Но теперь я навсегда покончил
с этими химерическими планами.
Апреля 2 1727 года.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ПУТЕШЕСТВИЕ
ЛИЛЛИПУТИЮ
PlatellVU

Lilliput,
DiTco vered^A J) л 6 g j

ГЛАВА ПЕРВАЯ
Автор дает сведения о себе и о своем семействе,
Что побудило автора отправиться в путешествие.
On претерпевает кораблекрушение, спасается вплавь
и благополучно достигает берега страны лилли-
путов, Его берут в плен и увозят вглубь страны.
ой отец имел неболь-
шое поместье в Нот-
тингемшире; я был
третий из его пяти
сыновей. Когда мне
исполнилось четыр-
надцать лет, он послал
меня в Коллегию $ма-
нуила в Кембридже,
где я пробыл три года,
прилежно отдаваясь
своим занятиям. Хотя
я получал весьма скуд-
ное содержание, однако и оно ложилось тяжелым
бременем на отца, состояние которого было незна-
чительно; поэтому меня отдали в ученье к мистеру
Джемсу Бетсу, выдающемуся хирургу в Лондоне,
18
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
у которого я прожил четыре года. Небольшие
деньги, присылаемые мне по временам отцом,
я тратил на приобретение пособий для изуче-
ния навигации и других отраслей математики,
полезных человеку, желающему посвятить себя
путешествиям, так как я всегда думал, что рано
или поздно мне выпадет эта доля. Оставя ми-
стера Бетеа, я возвратился к отцу, и у него,
у дяди Джона и у других родственников мне
удалось получить сорок фунтов стерлингов
вместе с обещанием ежегодно высылать мне
в Лейден еще тридцать фунтов. В этом городе,
в продолжение двух лет и семи месяцев, я изу-
чал медицину, будучи уверен, что знание ее ока-
жется юне нолезным в дальних путешествиях.
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛИЛЛИПУТИЮ
19
Вскоре по возвращении из Лейдена я, по ре-
комендации моего доброго учителя, мистера
Бетеа, поступил хирургом на судно Ласточка,
ходившее под командой капитана Авраама Пан-
неля. Я проплавал с ним три с половиной года,
совершил одно-два путешествия в Лавант и в не-
которые другие страны. Возвратившись в Англию,
я решил поселиться в Лондоне, к чему поощрял
меня и мистер Бете, мой учитель, который поре-
комендовал меня нескольким своим пациентам.
Я нанял квартиру в небольшом доме на
Ольд-Джюри и, вняв советам родных не оста-
ваться холостяком, женился на мисс Мери Бер-
тон, второй дочери мистера Эдмуила Бертона,
чулочного торговца на Ньюгет-стрит, за кото-
рой получил четыреста фунтов приданого.
Но так как спустя два года мой добрый учи-
тель Бете умер, а друзей у меня было немного,
то дела мои пошатнулись; ибо совесть не по-
зволяла мне подражать шарлатанству многих
моих собратьев. Вот почему, посоветовавшись
с женой и некоторыми знакомыми, я решил
снова отправиться в плавание. Я поступил хи-
рургом сперва на одно, а потом па другое судно,
н в продолжение шести лет совершил несколько
путешествий в Восточную и Западную Индию,
что несколько поправило мои денежные дела.
Часы досуга я посвящал чтению лучших авторов,
прежних п современных, так как всегда запасался
в дорогу книгами; на берегу же наблюдал нравы
и обычаи туземцев и изучал их язык, что, благо-
даря хорошей памяти, давалось мне очень легко.
Последнее из этих путешествий было не
особенно счастливо, и потому, утомленный мор-
20
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
скою жизнью, я решил жить дома с женой и
детьми. Я перебрался с Ольд-Джюри па Феттер-
Лен, а оттуда в Уоппинг, надеясь иметь прак-
тику между моряками, но эта надежда не опра-
вдалась. Прождав три года улучшения моего по-
ложения, я принял выгодное предложение капи-
тана Вильяма Причарда, владельца судна Анти-
лопа, отправиться с ним в Южный Океан. 4-го
мая 1699 года мы снялись с якоря в Бристоле,
и наше путешествие было сначала очень удачно.
Не стоит утомлять внимание читателя под-
робным описанием наших приключений в этих
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛИЛЛИПУТИЮ
21
морях; достаточно сказать, что при переходе
в Ост-Индию мы были отнесены страшной бурей
к северо-западу от Ван -Дименовой земли. Согласно
наблюдениям, мы находились на 30° 2' южной
широты. * Двенадцать человек нашего экипажа
умерли от переутомления и дурной пищи; осталь-
ные были в состоянии полного изнеможения.
5-го ноября (начало лета в этих местах) было
очень пасмурно, так что матросы только на
расстоянии полукабельтова от корабля заметили
скалу; между тем страшный ветер гнал корабль
прямо на эту скалу, и он мгновенно разбился
в щепки. Шестеро из экипажа, в том числе я, спу-
стили шлюпку на воду и благополучно отъехали
от корабля и скалы. По моим расчетам мы шли
на веслах около трех миль, пока совсем не вы-
бились из сил, так как были переутомлены уже
на корабле. Поэтому мы отдались на волю
ветра и волн, и через полчаса шлюпка была
опрокинута внезапно налетевшим с севера шква-
22
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
лом. Что сталось с моими товарищами по шлюпке,
а равно и с теми, которые нашли убежище на
скале или остались на корабле, не могу ска-
зать; думаю, что все они погибли. Что касается
меня самого, то я поплыл, куда глаза глядят,
подгоняемый ветром и приливом. Я часто
опускал ногу, но не мог нащупать дно; и вот,
в то время, когда я совсем уже выбился из сил и
неспособен был больше бороться с волнами, буря
значительно утихла, и я почувствовал под ногами
землю. Дно в этом месте было так отлого, что
мне пришлось пройти более мили прежде, чем
я добрался до берега; было должно быть около
девяти часов вечера. Я прошел с полмили, но
не мог открыть никаких признаков жилья и
населения; или, по крайней мере, был слишком
слаб, чтобы различить что-нибудь. Я чувствовал
крайнюю усталость; эта усталость, жара, а также
выпитая мной еще на корабле полпинта водкц,
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛПЛЛИПУТИЮ
23
совсем меня разморили, и меня сильно клонило
ко сну. Я лег на траву, которая была здесь
очень низка и мягка, и заснул так крепко, как
не спал никогда в жизни. По моему расчету
сон мой продолжался около девяти часов, по-
тому что, когда я проснулся, было уже совсем
светло. Я хотел встать,* но не мог пошевель-
нуться; я лежал на спине, и чувствовал, что
мои руки и ноги с обеих сторон крепко при-
вязаны к земле, и точно так же прикреплены
к земле мои длинные и густые волосы; а все
мое тело, от подмышек до бедер, опутано целой
сетью тонких бпчевок. Я мог смотреть только
вверх; солнце начинало жечь, и свет его ос-
леплял глаза. Кругом меня слышался какой то
глухой шум, но положение, в котором я лежал,
пе позволяло мне видеть ничего, кроме неба.
Вскоре я почувствовал, как что то живое за-
двигалось у меня на левой ноге, мягко поползло
по груди и остановилось у самого подбородка.
Опустив глаза как можно ниже, я различил
перед собою человечка, ростом не более шести
дюймов, с луком и стрелой в руках и колчаном
за спиной. В то же время я почувствовал, как
24
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
вслед за ним на меня взбирается по крайней
мере еще около сорока подобных же (как
мне показалось) созданий. От изумления я так
громко вскрикнул, что они в ужасе все разбе-
жались; причем некоторые из них, как я узнал
потом, соскакивая и падая с моего туловища
на землю, получили сильные ушибы. Однако
скоро они возвратились снова, и один из них,
отважившийся подойти так близко, что ему
было видно все мое лицо, в знак удивления
поднял кверху руки и глаза и тоненьким, но
отчетливым голосом прокричал: Гекина дегулъ;
остальные несколько раз повторили эти слова,
но я не понял тогда их значения. Читатель
может себе представить, в каком неудобном по-
ложении я лежал все это время. Наконец, после
большого усилия, мне посчастливилось порвать
веревочки и выдернуть деревянные колышки,
к которым была привязана левая рука; поднеся
ее к лицу, я понял, каким способом они связали
меня. В то же время, сделав страшное усилие,
причинившее мне нестерпимую боль, я немного
ослабил шнурки, прикреплявшие мои волосы
к земле с левой стороны, что позволило мне
повернуть голову на два дюйма. Но созданьица
вторично спаслись бегством, прежде чем я
успел изловить кого нибудь из них. Затем раз-
дался пронзительный вопль, и когда он затих,
я услышал, как кто то из них громко про-
кричал: Толью фонак. В то же мгновенье я по-
чувствовал, что на мою левую руку посыпались
сотни стрел, которые кололи меня как иголки;
после этого последовал второй залп в воздух,
в роде того, как у нас в Европе стреляют из
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛИЛЛИПУТИЮ
25
мортир, причем, я полагаю, много стрел упало
на мое тело (хотя я не почувствовал этого) и
несколько на лицо, которое я поспешил при-
крыть левой рукой. Когда этот град стрел про-
шел, я застонал от злости и боли и снова по-
пробовал освободиться, но тогда последовал тре-
тий залп, сильнее первых двух, причем враги мои
пытались колоть меня копьями в бока, но
к счастью, на мне была куртка из буйволовой
кожи, которую они не могли пробить. Я рас-
судил, что самое благоразумное пролежать спо-
койно до наступления ночи, когда, имея сво-
бодную левую руку, я легко освобожусь; что
же касается туземцев, то я имел основание на-
деяться, что справлюсь и с большей армией,
26	ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
если только она будет состоять из существ
такого же роста, как те, которых я видел перед
собою. Однако, судьба решила иначе. Когда эти
люди заметили, что я лежу спокойно, они пе-
рестали метать стрелы, но в то же время по
усилившемуся шуму я заключил, что число их
возросло. На расстоянии четырех ярдов от меня
у моего правого уха я услышал стук, продол-
жавшийся больше часа, точно возводилась
какая то постройка. Повернув голову, насколько
позволяли державшие ее веревочки и колышки,
я увидел деревянный помост, возвышавшийся
пал землей на полтора фута, на котором могло
уместиться четверо таких человечков, и две
или три лестницы, чтобы восходить на него.
Оттуда один из них, повидимому знатная особа,
обратился ко мне с длинной речью, из которой
я ни слова не понял. По я должен упомянуть,
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛИЛЛИПУТИЮ 27
что перед началом своей речи высокая особа
трижды прокричала: Лширо дегюлъ сан (эти
слова, равно как и предыдущие, впоследствии
мне повторили и перевели). Сейчас же после
этого ко мне подошли человек пятьдесят тузем-
цев и обрезали веревки, прикреплявшие левую
сторону головы, что дало мне возможность по-
вернуть ее направо и таким образом наблюдать
лицо и жесты оратора. Он мне показался чело-
вечком средних лет, ростом выше трех других,
сопровождавших его; один из них, с мой сред-
ний палец, вероятно паж, держал его шлейф,
два другие стояли по сторонам в качестве по-
четной стражи. Его речь была произнесена по
всем правилам ораторского искусства: некоторые
части ее выражали угрозу, другие—обещание,
сожаление и благосклонность. Я отвечал в не-
многих словах с видом величайшей покорности,
воздев к солнцу глаза и левую руку и как бы при-
зывая светило в свидетели; и так как я почти уми-
рал от голода,—в последний разя поел за несколько
часов перед тем, как оставить корабль, — то
требования природы были так повелительны,
что я не мог сдержать своего нетерпения и
(быть может, нарушая строгие правила этикета)
несколько раз поднес палец ко рту, желая по-
казать, что хочу есть. Гурю (так они назы>
вали важного сановника, как я узнал потом)
отлично понял меня. Он сошел с помоста и
приказал приставить к бокам моим несколько
лестниц, по которым взобрались и направились
к моему рту более ста туземцев, нагруженных
корзинами с кушаньями, которые были приго-
товлены и присланы по повелению монарха,
23
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
как только до него дошло известие о моем
появлении. В кушанья эти входило мясо каких то
животных, но я не мог разобрать по вкусу,
каких именно. Там были лопатки, окорока и
филей, с виду напоминавшие баранину, очень
хорошо приготовленные, но каждая часть едва
равнялась крылу жаворонка. Я проглатывал
разом по два и по три блюда вместе с тремя
хлебцами, из которых каждый был не больше
ружейной пули. Туземцы прислуживали мне
весьма расторопно и тысячами знаков выражали
свое удивление моему росту и аппетиту. По
этому аппетиту они заключили, что малым
меня удовлетворить нельзя, и потому когда,
я знаками попросил пить, они необычайно
ловко подкатили к моей руке одну из самых
больших бочек и вышибли из нее дно; я без
труда осушил ее одним духом, потому что она
вмещала не более нашей полупинты.* Вино по
вкусу напоминало бургундское, но было гораздо
приятнее. Зятем они поднесли мне другую
бочку, которую я выпил таким же манером и
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛИЛЛИПУТИЮ 29
сделал знак, чтобы дали еще, но у них больше
не было. Когда я совершал все описанные чу-
деса, человечки, испуская крики радости, тан-
цевали у меня на груди и много раз повторяли
свое первое восклицание: Гекина дегуль. Знаками
они попросили меня сбросить обе бочки на
землю, но сначала приказали толпившимся
внизу посторониться, громко крича: Бора ме-
вола, а когда бочки взлетели в воздух, раздались
ликующие возгласы: Гекина дегуль. Сказать
правду, меня сильно искушало желание схватить
первых попавшихся под руку сорок или пять-
десят человечков, когда они разгуливали взад и
вперед по моему телу, и сошвырнуть их. Но
сознание, что они могли причинить мне еще
большие неприятности, чем те, что я уже испы-
тал, а равно торжественное обещание, данное
80
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
иною им,— иботак толковал левое изъявление
глубокой покорности, — скоро прогнали эти
мысли. С другой стороны, я считал себя свя-
занным законами гостеприимства с этим ма-
леньким народом, который не пожалел для меня
издержек на великолепное угощение.- Вместе
с тем я не мог достаточно надивиться неустра-
шимости крошечных созданий, отваживавшихся
взбираться на мое тело и прогуливаться по нем,
в то время как одна моя рука была свободна,
и не испытывавших содрогания при виде такого
страшного чудовища, каким я должен был ка-
заться для них. Спустя некоторое время, когда
они увидели, что я не прошу больше есть, ко
мне явилась особа высокого чипа от лица его
императорского величества. Его превосходи-
тельство, взобравшись на мою правую голень,
направился к моему лицу в сопровождении де-
ся1ка человек свиты. Он предъявил свои вери-
тельные грамоты, за королевскою печатью,
приблпзя их к моему глазу, и обратился с речью,
которая продолжалась около десяти минут и
была сказана без малейших признаков гнева,
но с авторитетом и решительностью, причем он
часто указывал пальцем вперед, как оказалось
потом, по направлению к столице, находившейся
от нас в расстоянии полумили, куда, по реше-
нию его величества и государственного совета,
меня должны были перевезти. Я ответил в не-
скольких словах, которые остались непонятыми,
так что мне пришлось прибегнуть к помощи
жестов: я показал своей свободной рукой на
другую руку (но сделал это движение высоко
над головой его превосходительства, боясь за-
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛИЛЛИПУТИЮ
31
деть его или его свиту), затем на голову и
тело, давая понять таким образом, чтобы
меня освободили. Вероятно его превосходитель-
ство понял меня достаточно хорошо, потому
что, покачав отрицательно головой, жестами
пояснил, что я должен быть отвезен в столицу
как пленник. Наряду с этим он делал и другие
знаки, давая понять, что меня будут там кор-
мить, поить и вообще обходиться со мной хо-
рош о. Тут у меня снова возникло желание попы-
таться разорвать свои узы; но чувствуя ещежгучую
боль на лице и руках, покрывшихся волдырями,
причем много стрел еще торчало в них, и за-
метив, что число моих неприятелей все время
возрастает, я дал понять, что они могут делать
со мной все, что им угодно. Довольные моим
согласием, Гурго и его свита любезно раскла-
нялись и удалились с веселыми лицами. Вскоре
после этого я услышал общее ликование, среди
которого часто повторялись слова: пеплом селян,
и увидел с левой стороны большую толпу, ко-
торая ослабила веревки в такой степени, что
я мог повернуться на правую сторону и всласть
помочиться; потребность эта была отправлена
мной в изобилии, повергшем в великое изумле-
ние маленькие создания, которые, догадываясь
по моим движениям, чтб я собираюсь делать,
немедленно расступились в обе стороны, чтобы
не попасть в поток, извергшийся из меня
с большим шумом и силой. Еще раньше они
помазали мое лицо н руки каким то составом
приятного запаха, который в несколько минут
успокоил жгучую боль, причиненную их стре-
лами. Все это, в соединении с сытным завтра-
32
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ком и прекрасным вином, благотворно подей-
ствовало на меня и склонило ко сну. Я проспал,
как мне сказали потом, около восьми часов;
в этом нет ничего удивительного, так как врачи,
по приказанию императора, подмешали сонного
питья в бочки с вином.
Вероятно, как только туземцы нашли меня
спящего на берегу после кораблекрушения, они
немедленно послали гонца к императору с из-
вестием об этом открытии. Тотчас был собран
государственный совет и вынесено постановле-
ние связать меня вышеописанным способом
(что было исполнено ночью, когда я спал),
отправить мне в большом количестве провизию
и питье, и приготовить машину для перевозки
меня в столицу.
Быть может, такое решение покажется слиш-
ком смелым и опасным, и я убежден, что
в аналогичном случае ни один европейский
монарх не поступил бы так. Однако, по моему,
Это решение было столь же благоразумно, как
и великодушно. В самом деле, допустим, что
Эти люди попытались бы убить меня своими
копьями и стрелами во время моего сна. Что
же вышло бы? Почувствовав боль, я наверное
сразу же проснулся бы и в припадке ярости
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛИЛЛИПУТИЮ З.Ц
оборгал бы веревки, которыми был связан;
после чего они не могли бы сопротивляться и
ожидать от меня пощады.
Эти люди — превосходные математики и до-
стигли большого совершенства в механике бла-
годаря поощрениям и поддержке императора,
известного покровителя наук. У этого монарха
есть много машин на колесах для перевозки
бревен и других тяжестей. Он часто строит гро-
мадные военные корабли, иногда достигающие
девяти футов длины, в местах, где растет строе-
вой лес, и оттуда перевозит на этих машинах
за 300 или 400 ярдов к морю. Пятистам плот-
никам и инженерам было поручено немедленно
изготовить самую крупную телегу, какую только
им приходилось делать, рто была деревянная
платформа, возвышавшаяся на три дюйма от
земли, около семи футов в длину и четырех
в ширину, на двадцати двух колесах. Услышан-
ные мною восклицания были приветствием на-
рода по случаю прибытия этой телеги, которая
была отправлена за мною, кажется, спустя че-
тыре часа после того, как я вышел на берег.
Ее поставили возле меня, параллельно моему
туловищу. Главная трудность состояла, однако,
в том, чтобы поднять и уложить меня в опи-
санную телегу. С этой целью были вбиты восемь-
десять свай, вышиною в один фут каждая,
и приготовлены очень крепкие канаты, толщи-
ной в обыкновенную бичевку; канаты эти были
прикреплены крючками к многочисленным по-
вязкам, которыми рабочие обвили мою шею, ру-
ки, туловище и ноги. Девятьсот отборных сила-
чей стали тащить за канаты при помощи мио-
34
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
жества блоков, прикрепленных к сваям, и таким
образом после трех часов работы меня подняли,
положили в телегу и крепко привязали к ней.
Все это рассказали мне потом, так как во
время операции я спал глубоким сном, в кото-
рый я был погружен микстурой, примешанной
к вину. Полторы тысячи самых крупных лоша-
дей из придворных конюшен, вышиной около
четырех с половиной дюймов каждая, понадо-
билось, чтобы привезти меня в столицу, распо-
ложенную, как уже было сказано, на расстоянии
полумили от берега.
Мы находились в дороге уже часа четыре,
когда я проснулся благодаря весьма забавному
случаю. Телега остановилась для какой то по-
чиш;и; воспользовавшись этим, два пли три моло-
дых человека полюбопытствовали посмотреть, ка-
кое у меня выражение, когда я сплю; они взобра-
лись на повозку и тихонько прокрались к моему
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛИЛЛППУТИЮ
35
лицу; тут один из них, гвардейский офицер, за-
сунул мне в левую ноздрю острие своей пики;
оно защекотало, как соломинка, и я громко
чихнул. Испуганные храбрецы мгновенно скры-
лись, и только через три недели я узнал при-
чину моего внезапного пробуждения. Весь оста-
ток дня мы провели в дороге; ночью располо-
жились на отдых, и йодле меня было поставлено
на страже по пятисот гвардейцев с обеих сто-
рон, половина с факелами, а другая половина
с луками наготове, чтобы стрелять при первой
моей попытке пошевелиться. Но с восходом солнца
мы снова тронулись в путь и к полудню нахо-
дились в двухстах ярдах от городских ворот. На-
встречу вышли император и весь его двор, но
высшие сановники решительно воспротивились
намерению его величества подняться на мое
тело, боясь подвергнуть опасности его особу.
На площади, где остановилась телега, возвы-
шался древний храм, считавшийся самым об-
ширным во всем королевстве. Несколько лет
тому назад храм этот был осквернен зверским
убийством, и с тех пор здешнее население, от-
36
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
личающееся большой религиозностью, стадо
смотреть на него, как на место, недостойное
святыни; вследствие этого он был обращен
в общественное здание, из него были выне-
сены все убранство и вся утварь, рто здание
и было назначено для моего жительства. Боль-
шая дверь, обращенная на север, имела около
четырех футов в вышину и почти два фута
в ширину, так что я мог довольно свободно
проползать через нее. По обеим сторонам двери,
на расстоянии каких нибудь шести дюймов от
земли, были расположены два маленьких окна;
в левое окно придворные кузнецы провели де-
вяносто одну цепочку, в роде тех, что носят у
часов наши европейские дамы, п почти такой же
величины; цепочки эти были закреплены
на моей левой ноге тридцатью шестью висячими
замками.* Против храма, по другую сторону
большой дороги, на расстоянии двадцати футов,
стояла башня, не менее пяти футов вышины.
На эту башню взошел император со множеством
придворных, чтобы лучше наблюдать меня, как
мне передавали, потому что сам я не обратил
на них внимания. По произведенным подсчетам,
около ста тысяч народа с той же целью поки-
нуло город; и я полагаю, что, не взирая на
стражу, не менее десяти тысяч любопытных
перебывало на мне в разное время, взбираясь
на мое тело по лестницам. Скоро, однако, был
издан указ, запрещавший это под страхом смерт-
ной казни. Когда кузнецы нашли, что вырваться
мне невозможно, они обрезали связывавшие
меня веревки, и я поднялся в таком сумрачном
настроения, как не был никогда в своей
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛИЛ.ШПУТИЮ 37
жизни. Шум и изумление толпы, увидевшей,
как я встал и хожу, не поддаются описанию.
Цепи, приковывавшие мою левую ногу, были
около двух ярдов длины и не только давали
мне возможность гулять взад и вперед, описывая
полукруг, но, будучи укреплены на расстоянии
четырех дюймов от двери, позволяли также впол-
зать в храм и ложиться в нем, вытянувшись
во весь рост.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Император Лиллипутии в сопровождении много-
численных вельмож приходит навестить автора
в его заключении. Описание наружности и одежды
императора. Автору назначают учителей для
обучения языку лиллипутов. Своим, кротким пове-
дением автор добивается благосклонности импе-
ратора. Обыскивают карманы автора и отбирают
у него саблю и пистолеты.
однявшись на ноги,
я осмотрелся кругом.
Должен признаться,
что мне никогда не
приходилосьвидеть бо-
лее привлекательного
пейзажа. Вся окру-
жающая	местность
представлялась сплош-
ным садом, а огоро-
женные поля, из кото-
рых каждое занимало
не более сорока квадратных футов, были похожи
на цветочные клумбы. Зги поля чередовались
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛИЛЛИПУТИЮ
39
с лесом, вышиной в сажень, где самые высокие
деревья, насколько я мог судить, были не более
семи футов. Налево лежал город, имевший вид
театральной декорации.
Уже несколько часов меня крайне беспокоила
одна естественная потребность, что и не удиви-
тельно, так как в последний раз я облегчился
почти два дня тому назад. Чувство стыда сме-
нялось жесточайшими позывами. Самое лучшее,
что я мог придумать, было вползти в мой дом;
так я и сделал; закрыв за собою двери, я за-
брался в глубину, насколько позволяли цепочки,
и освободил свое тело от беспокоившей его тя-
жести. Впрочем, это единственный случай, когда
меня можно было обвинить в нечистоплотности,
и я надеюсь на снисхождение беспристрастного
читателя, особенно, если он зрело и непреду-
бежденно обсудит бедственное положение, в ко-
тором я находился. Впоследствии я отправлял
означенную потребность рано утром, на свежем
воздухе, отойдя от храма, насколько позволяли
цепочки, причем двое специально назначенных
для этой цели слуг, увозили в тачках экскре-
менты до прихода ко мне гостей. Я бы не
останавливался так долго на предмете, с пер-
вого взгляда как будто неважном, если бы не
считал необходимым публично оправдаться по
части чистоплотности, которую, как мне из-
вестно, некоторым моим недоброжелателям угодно
было при всяком удобном случае подвергать
сомнению.
Покончив с этим делом, я вышел на улицу
подышать свежим воздухом. Император уже спу-
стился с башни и направлялся ко мне верхом
40
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
на лошади. Эта смелость едва не обошлась ему
очень дорого. Дело в том, что хотя его лошадь
была прекрасно тренирована, но при таком не-
обычайном зрелище—как если бы гора двину-
лась перед ней—взвилась на дыбы. Одгако, им-
ператор, будучи превосходным наездником, удер-
жался в седле, пока не подоспели придворные,
которые, схватив коня под уздцы, помогли ему
сойти. Его величество с большим удивлением
осмотрел меня со всех сторон, держась, однако,
на почтительном расстоянии. Он приказал своим
поварам и лакеям, стоявшим наготове, подать
мне есть и пить, и те подкатывали ко мне про-
визию и вино в особых тележках на такое рас-
стояние, чтобы я мог достать их. Я брал их
и быстро опорожнял; в двадцати таких тележ-
ках находились кушанья, а в десяти напитки.
Каждая тележка с провизией уничтожалась
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛИЛЛИПУТИЮ 41
в два или три глотка, а что касается вина, то
я вылил содержимое десяти глиняных фляжек
в одну повозочку и разом осушил ее; так же
я поступил и с остальным вином. Императрица,
молодые принцы и принцессы вместе с при-
дворными дамами сидели в креслах на некотором
расстоянии, но после приключения с лошадью
императора все они встали и окружили его ве-
личество, портрет которого я хочу теперь дать
читателю. Ростом он на мой ноготь выше* всех
своих придворных; одного этого совершенно
достаточно, чтобы внушить зрителям чувство
почтительного страха. Черты лица его сильные
и мужественные, губы австрийские, нос орли-
ный, цвет лица оливковый, стан прямой, туло-
вище, руки и ноги пропорциональные, движе-
ния грациозные, осанка величественная. Он уже
не первой молодости, ему двадцать восемь лет
и девять месяцев, и семь из них юн царствует,
окруженный благополучием, и большей частью
победоносно. Чтобы лучше рассмотреть его
43	ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
величество, я лег на бок, так что мое лицо
пришлось как раз против него, причем он
стоял на расстоянии всего трех ярдов от меня;
кроме того, впоследствии я несколько раз брал
его на руки и потому не могу ошибиться
при описании его наружности. Одежда импера-
тора очень скромная и простая, фасон — нечто
среднее между азиатским и европейским, на
голове легкий золотой шлем, украшенный дра-
гоценными камнями и пером. Он держал
в руке обнаженную шпагу для защиты, на слу-
чай, если бы я разорвал цепь; шпага эта была
длиною около трех дюймов, ее золотой эфес
и ножны украшены бриллиантами. Голос его
величества пронзительный, но чистый и до та-
кой степени внятный, что я, стоя, мог ясно
различать произносимые им слова. Дамы и при-
дворные все были великолепно одеты, так чтп
занимаемое ими место было похоже на ра
зостла! ную юбку, вышитую золотыми и сере-
бряными узорами. Его императорское величество
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛИЛЛИПУТИЮ
43
часто обращался ко мне с вопросами, на кото-
рые я отвечал ему, но ни он, ни я не пони-
мали ни слова из того, что говорили друг
другу. Здесь же находились священники и юри-
сты (как я заключил по их костюму), которым
было приказано вступать со мною в разго-
вор; я в свою очередь заговаривал с ними на
разных языках, с которыми был хотя немного
знаком: по-немецки, по-голландски, по-латыни,
по-французски, по-испански, по-итальянски, но
все это не привело ни к чему. Спустя два часа
двор удалился, и я был оставлен под сильным
караулом, для охраны от дерзких и может быть
даже злобных выходок черни, которая с нетер-
пением теснилась вокруг меня, стараясь про-
толкаться как можно ближе; у некоторых до-
стало даже бесстыдства пустить в меня несколько
стрел в то время, как я сидел на земле у дверей
моего дома; из этих стрел одна едва не угодила мне
в левый глаз. Однако, полковник приказал аре-
стовать шесть зачинщиков и решил, что самым
лучшим наказанием для них будет связать и от-
дать в мои руки. Солдаты так и сделали, под-
талкивая ко мне озорников тупыми концами
пик; я взял их всех в правую руку и пятерых
положил в карман камзола; что же касается
шестого, то я сделал вид, будто хочу съесть его
живьем. Бедный человечек отчаянно завизжал,
а полковник и офицеры пришли в сильное бес-
покойство, особенно, когда увидели, что я вынул
пз кармана перочинный нож. Но скоро я успо-
коил их: ласково смотря на моего пленника, я
разрезал связывавшие его веревки и осторожно
поставил на землю; он мигом убежал. Точно
U
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
так же мной было посгуплено и с остальными,
которых поочередно я вынимал из кармана.
И я увидел, что солдаты и народ остались очень
довольны моим милосердием, которое оказало
мне также большую услугу при дворе.
С наступлением ночи я не без затруднений
вошел в свой дом и лег спать на голой земле.
Таким образом я проводил ночи около двух не-
дель, в течение которых по приказанию импе-
ратора для меня была изготовлена постель. Ко
мне были привезены шестьсот матрацов* обык-
новенной величины; сто пятьдесят штук были
сшиты вместе и таким образом образовался
один матрац, подходящий для меня в длину и
ширину; четыре таких матраца положили один
на другой, но, несмотря па это, моя постель
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛИЛЛИПУТИЮ
45
была немногим мягче гладкого каменного пола.
По такому расчету были сделаны также про-
стыни, одеяла и покрывала, впрочем, доста-
точно сносные для человека давно приученного
к лишениям.
Едва весть о моем прибытии разнеслась по
королевству, как отовсюду начали стекаться
массы богатых, досужих и любопытных людей. Де-
ревни почти опустели, отчего последовал бы
большой ущерб для земледелия и домашнего
хозяйства, если бы своевременные распоряжения
его величества не предупредили бедствия. Импе-
ратор повелел тем, кто меня уже видел, воз-
вратиться домой и не приближаться к моему
помещению ближе пятидесяти ярдов без осо-
бенного на то разрешения двора, что принесло
большой доход министерским чиновникам.
Между тем император держал частые советы,
на которых обсуждался вопрос, как поступить
со мной. Позднее я узнал от одного моего
близкого друга, особы весьма знатной и доста-
точно посвященной в государственные тайны,
что двор находился в большом затруднении
относительно меня. С одной стороны, боялись,
чтобы я не убежал; с другой—возникало опасе-
ние, что мое содержание окажется слишком
дорогим и может вызвать в стране голод. Иные
останавливались на мысли уморить меня или,
по крайней мере, засыпать мое лицо и руки
отравленными стрелами, чтобы скорее отпра-
вить на тот свет; но другие высказывали опа-
сение, что разложение такого громадного трупа
может вызвать чуму в столице и во всем коро-
левстве. В разгар этих совещаний у дверей
46	ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
большой залы совета собралось несколько офи-
церов, и двое из них, будучи допущены в собра-
ние, представили подробный доклад о моем по-
ступке с шестью вышеупомянутыми озорниками.
Это обстоятельство произвело такое благоприят-
ное впечатление на его величество и государ-
ственный совет, что немедленно был издан указ
императора, обязывавший все деревни, находя-
щиеся в пределах девятисот ярдов от столицы,
доставлять каждое утро по шести быков, сорока
баранов и другую живность для моего стола,
вместе с соответствующим количеством хлеба,
вина и других напитков, по установленной таксе
и на счет сумм, ассигнованных с этой целью
пз собственной казны его величества. Нужно
заметить, что этот монарх живет на доходы
своих личных имений и весьма редко, в самых
экстренных случаях, обращается за субсидией
к подданным, которые зато обязаны, по его
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛИЛЛИПУТИЮ 47
требованию., являться на войну в собственном
вооружении. Кроме того, мне назначили в услу-
жение шестьсот человек, которым положили
жалованье, достаточное для их пропитания, и
построили им по обеим сторонам двери моего
замка удобные палатки. Равным образом, отдан
был приказ, чтобы триста портных сшили для
меня костюм местного фасона, а шесть самых
Знаменитых придворных ученых стали обучать
меня местному языку. Наконец, тем же прика-
зом предписывалось возможно чаще производить
в моем присутствии экзерциции па лошадях, при-
надлежащих императору, придворным и гвардии,
с целью приучить их ко мне. Все эти приказа-
ния были должным образом исполнены, и, спу-
стя три недели, я сделал большие успехи в изу-
чении лиллипутского языка. В течение этого
времени император часто удостаивал меня своими
визитами и с удовольствием присутствовал при
48
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
моих уроках. Мыуже могли объясняться другсдру-
гом, и первые слова, которые я выучил, выражали
желание, чтобы его величество милостиво даровал
мне свободу; слова эти я ежедневно на коленях
повторял императору. В ответ на мою просьбу,
император, насколько я мог понять его, говорил,
что освобождение есть дело времени, что оно
не может быть разрешено без согласия госу-
дарственного совета и что прежде я должен лю-
моз кельмин пессо десмар лон Эмпозо, т. е. дать
клятву сохранять мир с ним и его империей.
Впрочем, обхождение со мной будет самое лю-
безное; и император советовал терпением и
кротким поведением заслужить доброе к себе
отношение как его, так и его подданных. Он
просил меня не считать оскорблением, если он
отдаст приказание специальным чиновникам
обыскать меня, так как он полагает, что на
мне есть оружие, которое должно быть очень
опасным, если соответствует огромным размерам
моего тела. Я просил его величество быть спо-
койным на этот счет, заявив, что готов раз-
деться и вывернуть карманы в его присутствии.
Все это я объяснил частью словами, частью зна-
ками. Император ответил мне, что по законам
империи обыск должен быть произведен двумя
его чиновниками, и хотя он отлично понимает,
что это требование закона не может быть осу-
ществлено без моего согласия и моей помощи,
однако, будучи высокого мнения о моем вели-
кодушии и справедливости, он спокойно пере-
даст этих чиновников в мои руки; все же вещи,
отобранные ими, будут возвращены мне, если
я покину эту страну, или же мне будет за них
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛИЛЛППУТПЮ
49
заплачена назначенная мною цена. Я взял обоих
чиновников в руки и положил их сначала
в карманы камзола, а потом во все другие,
кроме двух жилетных и одного потайного, ко-
торого я не хотел показывать, потому что
в нем было несколько мелочей, никому кроме
меня не нужных. В жилетных карманах лежали
в одном серебряные часы, а в другом кошелек
с несколькими золотыми. Производившие обыск
чиновники имели при себе бумагу, перо и чер-
нила. Они составили подробную опись всему,
что нашли. Когда опись была кончена, они по-
просили меня высадить их на землю, чтобы они
могли представить ее императору. Позднее я пе-
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
50
ревел эту опись на английский язык. ’ Вот она
слово в слово:
Во-первых. В правом кармане камзола ве-
ликого Человека-Горы (так я передаю слова
Куипбус Флестрин), после тщательного осмо-
тра, мы нашли только большой кусок гру-
бого холста, который по своим размерам
мог бы служить ковром для главной парад-
ной залы дворца вашего величества. В левом
кармане мы увидели громадный серебряный
сундук с крышкой из того же металла, ко-
торую мы, досмотрщики, не могли поднять.
Когда, по нашему требованию, сундук был
открыт, и один из нас влез туда, то он по-
колени погрузился в какую то пыль, часть
которой, поднявшись до наших лиц, заста-
вила нас обоих несколько раз громко чих-
нуть. В правом кармане жилета мы нашли
громадную кипу тонких белых субстанций,
сложенных одна на другую; кипа эта, толщи-
ною в три человеческих обхвата, перевязана
прочными канатами и испещрена черными
знаками, которые, по скромному нашему пред-
положению, суть не что иное, как письмена,
каждая буква которых равняется половине
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛИЛЛИПУТИЮ
51
нашей ладони. В левом жилетном кармане
мы нашли инструмент, к спинке которого
прикреплены двадцать длинных жердей, на-
поминающих решетку перед дворцом вашего
величества; по нашему предположению, этим
инструментом Человек-Гора расчесывает свои
волосы, но это только предположение: мы не
всегда тревожили его расспросами, потому
что нам было очень трудно объясняться с ним.
В большом кармане с правой стороны сред-
него чехла (так я перевожу слово ранфуло,
под которым они разумели штаны) мы уви-
дели полый железный столб, длиною в рост
человека, прикрепленный к крепкому куску
дерева, более крупному по размерам, чем сам
столб; с одной стороны столба в него вде-
ланы большие выпуклые куски железа, весьма
странной формы, назначения которых мы не
могли определить. Подобная же машина най-
дена нами и в левом кармане. В меньшем
кармане с правой стороны находилось не-
сколько плоских дисков из белого и красного
металла, различной величины; некоторые бе-
лые диски, повидимому серебряные, так ве-
лики и тяжелы, что мы вдвоем едва могли
52
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
поднять их. В левом кармане мы нашли две
черных колонны неправильное формы; стоя
на дне кармана, мы только с большим тру-
дом могли достать их верхушку. Одна из ко-
лонн состоит из цельного материала, но на
верхнем конце другой есть какое то круглое
белое тело, вдвое больше нашей головы.
В каждой колонне заключена огромная сталь-
ная пластина; полагая, что это опасные ору-
дия, мы предъявили Человеку-Горе требование
объяснить их употребление. Вынув обе сталь-
ные пластины из футляров, он сказал, что
в его стране одною из них бреют бороду,
а другою режут мясо. Кроме того, на Чело-
веке-Горе мы нашли еще два кармана, куда
не могли войти. Эти карманы он называв!
часовыми, и они помещаются в верхней ча-
сти среднего чехла, а потому сильно сжаты
давлением его брюха. От правого кармана
спускается большая серебряная цепь с заме-
чательной машиной, лежащей на дне кар-
мана. Мы приказали ему вынуть все, что
было на конце цепи; вынутый предмет ока-
зался похожим на шар, одна половина кото-
рого сделана из серебра, а другая из какого то
прозрачного металла; когда мы, заметя на
этой стороне шара какие то странные знаки,
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛИЛЛИПУТИЮ 53
расположенные по окружности, попробовали
прикоснуться к ним, то пальцы наши упер-
лись в это твердое прозрачное вещество.
Человек-Гора приблизил эту машину к на-
шим ушам; тогда мы услышали непрерывный
шум, похожий на шум колеса водяной мель-
ницы. Мы полагаем, что это либо неизвест-
ное нам животное, либо почитаемое им бо-
жество. Но мы более склоняемся на сторону
последнего мнения, потому что, по его уве-
рениям (если мы правильно поняли объясне-
ние Человека-Горы, который очень плохо
говорит на нашем языке), он редко начи-
нает какое-нибудь дело, не посоветовавшись
с ним. Этот предмет он называет своим ора-
кулом и говорит, что он указывает время
каждого шага его жизни. Из левого жилет-
ного кармана Человек-Гора вынул сеть почти
такой же величины как рыболовная, но
устроенную так, что она может закрываться
и открываться наподобие кошелька, чем она
и служит ему; в сети мы нашли несколько
массивных кусков желтого металла, и если
это настоящее золото, то оно должно пред-
ставлять огромную ценность.
Таким образом, во исполнение повеления
вашего величества, тщательно осмотрев все
карманы Человека-Горы, мы перешли к даль-
нейшему обследованию и открыли на нем
пояс, сделанный из кожи какого то громад-
ного животного; на этом поясе с левой сто-
роны висит палаш, длиною в пять раз более
среднего человеческого роста, а с правой —
сумка или мешок, разделенный на два отде-
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
51
ления, из коих в каждом можно поместить
трех подданных вашего величества. Мы на-
шли в одном отделении сумки множество
шаров из крайне тяжелого металла; каждый
шар, будучи величиной почти в нашу голову,
требует большой силы, чтобы поднять его;
в другом отделении лежала куча каких то
черных зерен не очень большого объема и
веса; мы могли поместить на ладони до пя-
тидесяти таких зерен.
Такова точная опись найденного нами при
обыске Человека-Горы. Во время обыска он
держал себя вежливо и с подобающим почте-
нием к исполнителям приказаний вашего ве-
личества. Скреплено подписью и приложением
печати в четвертый день восемьдесят девятой
луны благополучного царствования вашего
величества.
Клефрин Фрелок
Марси Фрелок
Когда эта опись была прочитана императору,
его величество потребовал, хотя и в самой
деликатной форме, чтобы я отдал некоторые
перечисленные в ней предметы. Прежде всего
он предложил вручить ему палаш, который
я снял вместе с ножнами и со всем, что было
при нем. Тем временем император приказал
трем тысячам отборного войска (несшего в этот
день охрану его величества) окружить меня на
известном расстоянии и держать на прицеле
луки, чего я впрочем не заметил, так как глаза
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛИЛЛИПУТИЮ 55
нои были устремлены на его величество. Импе-
ратор пожелал, чтобы я обнажил палаш, кото-
рый хотя местами и заржавел от морской воды,
но всетаки ярко блестел. Я повиновался, и
в тот же момент все солдаты испустили крик
ужаса и удивления: отражавшиеся на стали
лучи солнца ослепляли их, когда я разма-
хивал палашом из стороны в сторону. Его
величество, храбрейший из монархов, испу-
гался меньше, чем я мог ожидать. Он прика-
зал мне вложить оружие в ножны и возможно
осторожнее бросить его на землю футов
на шесть от конца моей цепи. Затем он
потребовал показать полый железный столб:
дело шло об одном из моих карманных писто-
летов. Я вынул пистолет и, по просьбе импе-
ратора, растолковал, как мог, его употребление;
затем, зарядив его только порохом, который
благодаря герметически закрытой пороховнице
оказался совершенно сухим (все предусмотри-
тельные моряки принимают на этот счет осо-
бые меры предосторожности), я, предупредив
императора, чтобы он не испугался, выстрелил
в воздух. На этот раз удивление и ужас были
гораздо сильнее, чем при виде моего палаша.
Сотни человек попадали в обморок, и даже сам
император, хотя и устоял на ногах, некоторое
время не мог притти в себя. Я вручил императору
оба пистолета и так же поступил с пулями и поро-
хом, но просил его величество держать последний
подальше от огня, так как от малейшей искры
он может воспламениться и взорвать на воздух
императорский дворец. Равным образом я вру-
чил ему свои часы, которые император осмо-
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
58
трел с большим любопытством и приказал двум
самым дюжим гвардейцам унести их, надев на
шест и положив шест на плечи, вроде того, как
носильщики в Англии таскают боченки с элем.
Всего более поразил императора непрерывный
шум часового механизма и движение минутной
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛИЛЛИПУТИЮ
57
стрелки, которое ему было хорошо видно, потому
что лиллипуты обладают более острым зрением,
чем мы. Он предложил ученым высказать свое
мнение относительно этой машины, но читатель
и сам догадается, что ученые не пришли ни к ка-
кому единодушному заключению, и все их пред-
положения, которых впрочем я хорошенько не
понял, были весьма далеки от истины; затем
я сдал серебряные п медные деньги, кошелек с де-
вятью крупными и несколькими мелкими золо-
тыми монетамп, нож, бритву, гребень, серебряную
табакерку, носовой платок и записную книжку.
Палаш, пистолеты и сумка с порохом и пулями
были отправлены на телегах в арсенал его вели-
чества, а остальные вещи возвращены мне-
Я уже сказал выше, что у меня был секрет-
ный карман, которого не обнаружили мои сы-
щики: в нем лежали очки (благодаря слабому
58
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
зрению, я иногда пользуюсь ими), карманная
подзорная труба и несколько других мелочей.
Так как эти вещи не представляли никакого
интереса для императора, то я и не считал
своей обязанностью заявлять о них, тем более,
что боялся, как бы они не были потеряны или
попорчены, если бы попали в чужие руки.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Автор весьма оригинально забавляет императора,
придворных дам и кавалеров. Описание придворных
развлечений у лиллипутов. Автору на известных
условиях даруется свобода.
оя кротость и доброе по-
ведение до такой степени
примирили со мной импе-
ратора, двор, армию и во-
обще весь народ, что я на-
чал питать надежду на ско-
рое получение свободы.
Я всячески старался укре-
пить это благоприятное на-
строение Население неза-
метно привыкло ко мне и
перестало меня бояться. Иногда я ложился на
землю и позволял пятерым или шестерым лил-
липутам плясать на моей руке. Под конец
даже дети отваживались играть в прятки в моих
волосах. Я научился довольно сносно понимать
и говорить по лиллипутски. Однажды импера-
тору пришла мысль развлечь меня акробатиче-
60
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
скими представлениями, в которых этот народ
своею ловкостью и великолепием превосходит
все, что я видел до сих пор в подобном роде.
Но ничто меня так не позабавило, как упраж-
нения канатных плясунов, совершаемые на
тонких белых нитках, длиною в два фута, на-
тянутых на высоте двенадцати дюймов от земли.
Я хочу остановиться несколько подробнее на
этом предмете и попрошу у читателя терпения
на некоторое время.
Упомянутые упражнения исполняются только
теми, кто добивается получения высокой дол-
жности или стремится снискать благосклон-
ность двора. Для этого не требуется ни благо-
родного происхождения ни хорошего воспитания,
достаточно только с юных лет начать тре-
кпровку в акробатическом искусстве. При от-
крытии вакансии на высокую должность, вслед-
ствие смерти лица ее занимавшего, или вслед-
ствие опалы (что случается часто), пять или
шесть кандидатов подают прошение императору
разрешить им развлечь его величество и двор
танцами на канате; и кто прыгнет выше всех,
не сорвавшись, получает вакантную должность.
Весьма нередко даже первые министры полу-
чают приказ показать свою ловкость, чтобы
засвидетельствовать перед императором сохра-
нение своих способностей. Флимнап,* государ-
ственный казначей, пользуется известностью
человека, совершившего прыжок на туго натя-
нутом канате по крайней мере на дюйм выше,
чем какой удавался когда-нибудь другому санов-
нику во всей империи. Мне пришлось видеть
его опасные курбеты, которые он проделывал
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛИЛЛИПУТИЮ
61
несколько раз подряд на небольшой доске, при-
крепленной к канату, толщиною не более на-
шей голландской бичевки. Мой друг Рельдре-
сель* главный секретарь тайного совета, по
моему мнению, если только моя дружба к нему
не ослепляет меня, может занять в этом отно-
шении второе место после государственного
казначея. Остальные сановники достигают
почти одинаковой степени совершенства в озна-
ченном искусстве.
Эти развлечения часто сопровождаются не-
счастьями, память о которых сохраняет история.
Я сам видел, как два или три кандидата причи-
нили себе увечье. Но опасность увеличивается
еще более, когда сами министры получают пове-
ление показать свою ловкость. Ибо в этом слу-
чае, стремясь превзойти самих себя и своих
соперников, они проявляют такое усердие, что
редко кто из них не срывается и не падает,
иногда даже раза по два и по три. Меня уве-
ряли, что за год пли за два до моего прибытия
Флимнап непременно сломал бы себе шею, если
бы королевская подушка,* случайно лежавшая
на полу, не смягчила удара от его падения.
Кроме того, в особых случаях здесь устраи-
вается еще одно развлечение, которое дается
в присутствии только императора, императрицы
и первого министра. Император кладет на стол
три тонких шелковых нити: синюю, красную и
зеленую,* в шесть дюймов длины каждая. Эти
нити предназначены в награду тому, кого импе-
ратор пожелает отличить особым знаком своей
благосклонности. Церемония происходит в боль-
шой тронной зале его величества, где конку-
62
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ренты подвергаются испытанию в ловкости,
весьма отличному от предыдущего и не имею-
щему ни малейшего сходства с тем, что мне
доводилось наблюдать в странах Старого и Но-
вого Света. Император держит в руках палку
в горизонтальном положении, а конкуренты
подходят один за другим и то перепрыгивают
через палку, то ползают под ней взад и вперед
несколько раз, смотря по тому, поднята палка
или опущена. Иногда один конец палки держит
император, а другой — первый министр; иногда
же палку держит только последний. Кто испол-
нит все описанные упражнения с наибольшей
легкостью и проворством, и наиболее отличится
в прыганье и ползанье, тот получает синюю
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛИЛЛИПУТИЮ 63
нить, красная дается второму по ловкости, а зе-
леная— третьему. Пожалованную нить носят
в виде пояса, обматывая ее дважды вокруг талии.
При дворе редко можно встретить особу, у кото-
рой бы не было такого пояса.
Каждый день мимо меня проводили лошадей
из полковых и королевских конюшен, так что
они скоро перестали пугаться меня и подходили
к самым моим ногам, не кидаясь в сторону.
Наездники заставляли лошадей перескакивать
через мою положенную на землю руку, а раз
императорский ловчий на рослом коне пере-
прыгнул даже через мою ногу, обутую в башмак;
это был, поистине, удивительный прыжок. Одна-
жды я имел счастье позабавить императора са-
мым необыкновенным образом. Я попросил до-
стать несколько палок длиною в два фута и
толщиною в обыкновенную трость; его величе-
ство приказал главному лесничему сделать со-
ответствующие распоряжения, и на следующее
утро семь лесников привезли требуемое на
семи телегах, из которых каждая была запря-
жена восемью лошадьми. Я взял девять палок и
крепко вбил их в землю, в виде квадрата, каж-
дая сторона которого была длиною в два с по-
ловиной фута; на высоте около двух футов
я привязал к четырем углам этого квадрата
другие четыре палки параллельно земле; затем
на девяти кольях я натянул носовой платок,
туго как барабан; четыре горизонтальные палки,
возвышаясь над платком приблизительно на
пять дюймов, образовывали с каждой его сто-
роны нечто в роде перил. Окончив эти приго-
товления, я попросил императора отрядить двад-
64
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
цать четыре лучших кавалериста для упражне-
ний на устроенной мною площадке. Его вели-
чество одобрил мое предложение, и когда кава-
леристы прибыли, я поднял поочередно лошадей
вместе со всадниками в полном вооружении и
поставил их на ипподром. Построившись в бое-
вой порядок, всадники разделились на два от-
ряда и начали военные действия; пускали
друг в друга тупые стрелы, бросались друг
на друга с обнаженными саблями, то обра-
щаясь в бегство, то преследуя, то ведя
аттаку, то отступая, — словом, показывая луч-
шую военную дисциплину, какую мне когда
либо доводилось видеть. Горизонтальные палки
не позволяли всадникам и их лошадям падать
с площадки на землю. Император при-
шел в такой восторг, что заставил меня повто-
рить это развлечение несколько дней сряду, и
однажды пожелал сам подняться на ипподром и
лично командовать маневрами. Хотя и с боль-
шим трудом, ему удалось убедить императрицу
разрешить мне подержать ее в кресле на расстоя-
нии двух ярдов от площадки, так что она могла
хорошо видеть все представление. К счастью
для меня, все эти упражнения прошли благопо-
лучно; раз только горячая лошадь одного из
офицеров пробила копытом дыру в платке и,
споткнувшись, опрокинула своего седока, но я
немедленно поднял обоих и, прикрыв одной рукой
дыру, спустил другой рукой всю кавалерию на
землю тем же способом, каким поднял ее. Упав-
шая лошадь вывихнула ногу, но всадник не по-
страдал. Я тщательно починил платок, но с тех
пор перестал доверять его прочности и не ре-
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛИЛЛИПУТИЮ 65
шалея более употреблять его для подобных опас-
ных упражнений.
За два или за три дня до моего освобождения,
как раз в то время, когда я развлекал двор
своими выдумками, к его величеству прибыл
гонец с известием, что несколько его подданных,
проезжая возле того места, где я был найден,
увидели на земле какое то громадное черное
тело, весьма странной формы,с широкими пло-
скими краями, занимающими пространство, рав-
ное спальне его величества, и с приподнятой
над землей на высоту человеческого роста сере-
диной; открывшие тело сначала думали, что
это какое нибудь невиданное животное, но,
обойдя его несколько раз, убедились в ошибоч-
ности своего предположения, так как тело ле-
жало на траве совершенно неподвижно. Став
на плечи друг другу, они взобрались на вер-
шину загадочного тела, которая оказалась пло-
ской гладкой поверхностью, а само тело внутри
полым, в чем они убедились, топая по нем
ногами. Нашедшие предмет решаются высказать
предположение, что он принадлежит Человеку-
Горе, и если будет угодно его величеству, то
они берутся доставить его всего только на пяти
лошадях. Я тотчас догадался, о чем шла речь, и
сердечно обрадовался этому известию. Повиди-
мому, добравшись после кораблекрушения до бе-
рега, я был так расстроен, что не заметил, как
по дороге к месту моего ночлега у меня сле-
тела шляпа, которую я привязал к подбо-
родку шнурком, когда я греб в лодке, и плотно
надвинул на уши, когда плыл по морю. Вероятно
в не обратил внимания, как разорвался шнурок,
66
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
и решил, что шляпа потерялась в море. Описав
свойства и назначение этого предмета, я умо-
лял его величество сделать распоряжение не-
медленно доставить мне его. На другой день
шляпа была привезена мне, но в неблестящем
состоянии. Возчики пробили в полях две
дыпы на расстоянии полутора дюйма от края,
продели в дыры крючки, крючки привязали
длинной веревкой к упряжи и волокли таким
образом мой головной убор добрых полмили.
Но благодаря тому, что почва в этой стране
совершенно ровная и гладкая, шляпа получила
меньше повреждений, чем я ожидал.
Спустя два дня после описанного происше-
ствия, император отдал приказ по армии, рас-
положенной в столице и окрестностях, приве-
сти себя в боевую готовность. Его величеству
пришла фантазия доставить себе довольно стран-
ное развлечение. Он пожелал, чтобы я стал
в позу Колосса Родосского, раздвинув ноги на-
сколько возможно шире. Потом он приказал
главнокомандующему (старому опытному воеппо-
начальнпку и моему большому покровителю)
построить войска сомкнутыми рядами и провести
пх церемониальным маршем между моими но-
гами, пехоту по двадцать четыре человека вряд,
а кавалерию по шестнадцати, с барабанным боем,
развернутыми знаменами и поднятыми пиками.
Весь корпус состоял из трех тысяч пехоты и
тысячи кавалерии. Его величество отдал приказ,
чтобы солдаты, под страхом смертной казни,
вели себя вполне прилично по отношению
к моей особе во время церемониального марша,
чтд однако не помешало некоторым молодым
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛИЛЛИПУТИЮ
67
офицерам, проходя иодо мною, поднимать глаза
вверх; и, сказать правду, мои панталоны нахо-
дились в то время в таком плохом состоянии,
что давали некоторый повод посмеяться и прийти
в изумление.
Я подал императору столько прошений и до-
кладных записок о своем освобождении, что
наконец его величество поставил этот вопрос
на обсуждение сперва своего кабинета, а потом
68
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
государственного совета. Все члены совета от-
неслись ко мне благожелательно, кроме Скай-
реш Болголама,* который, без всякого повода
с моей стороны, стал моим смертельным вра-
гом. Но, несмотря на его противодействие, боль-
шинством голосов дело было решено и утвер-
ждено императором в мою пользу. Болголам за-
нимал пост галъбета, то есть адмирала королев-
ского флота, и был любимцем императора. Че-
ловек весьма сведущий в своем деле, но угрю-
мый и резкий, он с трудом согласился на мое
освобождение, но настоял при этом, чтобы ему
было поручено составление условий, на кото-
рых я получу свободу, после того как мной
будет дана торжественная клятва свято соблю-
дать их. Скайреш Болголам сам доставил мне
Эти условия, в сопровождении двух помощни-
ков секретарей и нескольких знатных особ. Когда
они были оглашены, с меня взяли присягу в том,
что я не нарушу их, причем обряд присяги был
совершен сперва по обычаям моей родины, а за-
тем согласно предписаниям местных законов.
Церемония заключалась в том, что я должен
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛИЛЛИПУТИЮ 69
был держать правую ногу в левой руке, положа
в то же время средний палец правой руки па
темя, а большой на верхушку правого уха. Но
быть может читателю будет любопытно соста-
вить себе некоторое представление о стиле и
характерных выражениях этого народа, а также
познакомиться с условиями, на которых я по-
лучил свободу; поэтому я приведу здесь полный
буквальный перевод означенного документа,
сделанный мною самым тщательным образом.
ГО Л ЬБACTO МО МАРЕН
Э8ЛЕМ ГЕРДАЙЛО Ш Е-
ФИН МОЛЛИ олли гой,
могущественнейший импе-
ратор Лиллипутии, отрада и
ужас вселенной, коего вла-
дения, занимая пять тысяч
блестрегов (т. е. около две-
надцати миль в окружности),
распространяются до край-
них пределов земного ша-
ра;* монарх над монархами,
величайший из всех сынов
человеческих, который сво-
ею стопой упирается в центр
земли, а главою касается
солнца; один взгляд кото-
70
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
рого приводит в трепет
земных царей; приятный
как весна, благодетельный
как лето, обильный как
осень н суровый как зима.
Его императорское вели-
чество высочайше пове-
леть соизволил предло-
жить вновь прибывшему
в его небесные владения
Человеку-Горе следующие
пункты, которые тот под
торжественною присягой
обязуется принять и свято
исполнять:
Во первых, Человек-Гора
не имеет права оставить
наше государство без на-
шего на то соизволения,
данного с приложением
нашей большой печати.
Во вторых, он не имеет
права входить в пашу сто-
лицу без особенного на то
разрешения, причем жи-
тели должны быть преду-
преждены за два часа, что-
бы успеть укрыться в домах.
В третьих, вышеназван-
ный Человек-Гора должен
ограничить свои прогулки
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛИЛЛИПУТШО
71
большими дорогами и не
смеет гулять или ложиться
иа лугах п полях.
В четвертых, во время
прогулок по означенным
дорогам оп должен внима-
тельно смотреть под ноги,
чтобы не растоптать кого-
нибудь из наших любезных
подданных пли их лоша-
дей п телег; оп не должен
брать в руки упомянутых
подданных без пх па то
согласия.
В пятых, если потре-
буется быстрое доставле-
ние гонца к месту его на-
значения, то Человек-Гора
обязуется раз в лупу отно-
сить в своем кармане гон-
ца вместе с лошадью па
расстояние шести дней пути
и (если потребуется) достав-
лять означенного гонца
в целости и сохранности об-
ратно к нашему император-
скому величеству.
В шестых, он обязуется
быть нашим союзником
против враждебного нам
острова Блефуску и у пот-

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
рсбить все усилия для уни-
чтожения неприятельского
флота, которые теперь сна-
ряжается для нападения на
нашу империю.
В седьмых, упомянутый
Человек-Гора в часы до-
суга обязуется оказывать
помощь нашим рабочим,
поднимая особенно тяже-
лые камни при сооружении
стены нашего главного пар-
ка, а также при постройке
других наших зданий.
В восьмых, упомянутый
Человек-Гора в течение
двух лун должен точно из-
мерить окружность наших
владений, обойдя все по-
бережье и сосчитав число
пройденных шагов.
Наконец, под торжест-
венной присягой вышеназ-
ванный Человек-Гора обя-
зуется в точности соблю-
дать означенные пункты
и тогда он, Человек-Гора,
будет получать ежедневно
еду и питье в количестве,
достаточном для прокор-
мления 1728 наших поддан-
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛИЛЛИПУТИЮ
73
ных. Вместе с этим Чело-
век-Гора будет пользоваться
свободным доступом для
лицезрения нашей особы
и другими знаками нашего
благоволения. Дано в Бель-
фабораке, нашем дворце,
в двенадцатый день девя-
носто первой луны нашего
царствования.
Я с большой радостью и удовлетворением дал
присягу и подписал эти пункты, хотя некоторые из
них не были так почетны, как я желал бы; но я уте-
шал себя мыслью, что они продиктованы исклю-
чительно злобой верховного адмирала Скайреш
Болголама. После принесения присяги мои цепи
были немедленно сняты, и я стал совершенно
свободен; сам император оказал мне честь своим
присутствием на церемонии моего освобождения.
В знак благодарности я пал ниц к ногам его вели-
чества, но император велел встать и после несколь-
ких ласковых слов, которых я—во избежание
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
7*
упреков в тщеславии—не стану повторять, заявил
что надеется найти во мне полезного слугу п че-
ловека вполне достойного тех милостей, которые
он уже оказал мне и собирается оказать в будущем.
Пусть читатель благоволит обратить внима-
ние на то, что в последнем пункте условий мо-
его освобождения император постановляет выда-
вать мне еду п питье в количество достаточном
для прокормления 1728 лиллипутов. Спустя не-
которое время, я спросил у одного моего при-
дворного друга, каким образом была установ-
лена такая точная цифра. Па это оп ответил,
что математики его величества, определив вы-
соту моего роста при помощи квадранта и найдя,
что эта высота находится в таком отношении
к высоте лиллипута, как двенадцать к единице,
пришлп к заключению, что объем моего тела ра-
вен но крайней мере объему 1728 тел лиллипутов,
а следовательно оно требует во столько же раз
больше пищи. Из этого читатель может составить
понятие как о смышленности этого парода, так
и о мудрой расчетливости его императора.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Описание Милъдендо, столицы Лиллипутии и импе-
раторскою дворца. Беседа автора с первым секре-
тарем о государственных делах. Автор предлагает
свои услуги императору в ею войнах.
олучив свободу, я пре-
жде всего попросил
разрешения осмотреть
Мильдендо, столицу го-
сударства. Император
охотно согласился вы-
дать мне такое разреше-
ние, но взял с меня
обещание не причинять
ни малейшего вреда ни
жителям, ни построй-
кам. О моем намерении посетить город насе-
ление было извещено особой прокламацией.
Столица окружена стеной, вышиною в два с по-
ловиной фута и толщиною не менее одиннадцати
дюймов, так что по ней совершенно безопасно
может проехать карета, запряженная парой ло-
шадей; по углам стены возвышаются крепкие
76
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
башни, на расстоянии десяти футов одна от
другой. Перешагнув через большие Западные
Ворота, я очень медленно, боком прошел по
двум главным улицам в одном жилете, из боязни
повредить крыши и карнизы домов полами сво-
его кафтана. Подвигался я крайне осмотри-
тельно, чтобы не растоптать беспечных прохо-
жих, оставшихся на улице, вопреки отданному
жителям столицы строгому приказу не выхо-
дить для безопасности из дому. Окна верхних
этажей и крыши домов были покрыты таким
множеством зрителей, что, мне кажется, ни
в одно из моих путешествий мне не приходи-
лось видеть более людного места. Город имеет
форму правильного четырехугольника, и каждая
сторона городской стены равна пятистам фу-
там. Две главные улицы, шириною в пять фу-
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛИЛЛИПУТИЮ 77
тов каждая, пересекаются под прямым углом
и делят город на четыре квартала. Боковые
улицы и переулки, куда я не мог войти и только
видел их, имеют в ширину от двенадцати до
восемнадцати дюймов. Город может вместить до
пятисот тысяч душ. Дома трех и пятиэтажные.
Лавки и рынки полны товаров.
Императорский дворец находится в центре го-
рода, на пересечении двух главных улиц. Он
окружен стеною в два фута вышины, отстоя-
щей от построек на двадцать футов. Я полу-
чил разрешение его величества перешагнуть
через стену, и так как расстояние, отделявшее
ее от дворца, было достаточно велико, то легко
мог осмотреть последний со всех сторон. Внеш-
ний двор представляет собою квадрат со сторо-
ной в сорок футов и вмещает два других двора,
из которых во внутреннем расположены импе-
раторские покои. Мне очень хотелось их осмо-
треть, но осуществить это желание было трудно,
потому что главные ворота, соединяющие один
двор с другим, имеют только восемнадцать
дюймов в вышину и семь дюймов в ширину.
С другой стороны, здания внешнего двора до-
стигают вышины не менее пяти футов, и по-
тому я не мог перешагнуть через них, не нанеся
значительных повреждений постройкам, несмотря
на то, что стены у них прочные, из тесаного
камня, и имеют четыре дюйма толщины. Между
тем император тоже сильно желал показать мне
все великолепие своего дворца. Однако мне уда-
лось осуществить наше общее желание только
спустя три дня, которые я употребил на подго-
товительные рабочы. В императорском парке.
Z8	ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
отстоявшем от города почти на сто ярдов,
я срезал своим перочинным ножом несколько
самых крупных деревьев и сделал из них
два табурета, вышиною около трех футов
каждый и достаточно прочные, чтобы выдер-
жать мою тяжесть. Затем после второго объ-
явления, предостерегающего жителей, я снова
прошел ко дворцу через город с двумя табу-
ретами в руках. Подойдя со стороны внешнего
двора, я стал па один табурет, поднял другой
над крышей и осторожно поставил его на пло-
щадку, шириною в восемь футов, отделявшую
первый двор от второго. Затем я свободно пе-
решагнул через здания с одного табурета па
другой и поднял к себе первый длинной палкой
с крючком. При помощи таких ухищрений
я достиг самого внутреннего двора; там я лег
на землю и приблизил лицо к окнам среднего
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛИЛЛИПУТИЮ
79
этажа, которые парочпо были оставлены откры-
тыми: таким образом я получил возможность
осмотреть роскошнейшие палаты, какие только
можно себе представить. Я увидел импе-
ратрицу и молодых принцев в их покоях, окру-
женных свитой. Ее императорское величества*
милостиво улыбнулась мне и грациозно про-
тянула через окно свою ручку, которую я по-
целовал.
Одиако я не буду останавливаться па даль-
нейших подробностях, потому что приберегаю
пх для почти готового уже к печати более
обширного труда, заключающего в себе общее
описание этой империи со времени ее основа-
ния, историю ее монархов в течение длинного
ряда веков, наблюдения относительно их войн
и политики, законов, науки и религии этой
страны; ее растений и животных; нравов п при-
вычек ее обитателей и других весьма любо-
пытных и поучительных материй. В настоящее же
время моя главная цель заключается в изло-
80	ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
жении событий, происшедших в этом государ-
стве во время почти девятимесячного моего
пребывания в нем.
Однажды утром, спустя две недели после
моего освобождения, ко мне приехал, в сопро-
вождении только одного лакея, Рельдресель,
главный секретарь по тайным делам (как его
титулуют здесь). Приказав кучеру ожидать, оп
попросил меня уделить ему один час и выслу-
шать его. Я охотно согласился на это, потому
что мне были известны как его личные высо-
кие качества, так и услуги, оказанные им мне
при дворе. Я хотел лечь на землю, чтобы его
слова могли легче достигать моего уха, но он
предпочел находиться во время нашего разго-
вора у меня на руке. Прежде всего он поздра-
вил меня с освобождением, заметив, что в этом
деле и ему принадлежит некоторая заслуга;
хотя надо сказать правду, — добавил он, — вы
получили так скоро свободу, только благодаря
настоящему положению наших государственных
дел. Каким бы блестящим ни казалось ино-
странцу это положение,—сказал секретарь,—
эднако наш государственный организм разъедают
две страшные язвы: внутренние раздоры партий
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛИЛЛИПУТИЮ
81
га угроза нашествия внешнего могущественного
врага. Что касается первого зла, то надо вам
сказать, что около семидесяти лун тому на-
зад в империи образовались две враждующие
партии, известные под названием Тремексенов,
и Слемексенов  от высоких и низких каблуков
на башмаках, при помощи
чаются друг от друга.
Дело в том, что многие
доказывают, будто высо-
кие каблуки всего более
согласуются с нашими
древними государствен-
ными установлениями;
но, как бы то ни было,
его величество находит,
что вся администрация,
а равно и все
пости,
роной,
диться только в руках
низких каблуков, на что
вы наверное обратили
внимание. Вы, должно
быть, заметили также,
что каблуки на башма-
ках его величества на
один дрерр ниже, чем у
всех придворных {дрерр
равняется четырнадцатой
висть между партиями доходит до того, что
члены одной не станут ни есть, ни пить, ни раз-
говаривать с членами другой. Мы считаем, что
Тремексены, или высокие каблуки, превосходят
долж-
раздаваемые ко-
должны нахо-
которых они отли»
дюйма). Нена-
части
82
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
нас числом, но власть всецело принадлежит
нам. С другой стороны, у нас есть основание
опасаться, что его императорское высочество,
наследник престола, имеет некоторое располо-
жение к высоким каблукам; по крайней мере
не трудно заметить, что один каблук у него
выше другого, вследствие чего походка его вы-
сочества прихрамывающая.* И вот, среди этих
внутренних несогласий, в настоящее время нам
грозит нашествие со стороны соседнего острова
Блефуску, другой великой империи во вселен-
ной, почти такой же обширной и могуществен-
ной, как империя его величества. И хотя вы
утверждаете, что на свете существуют другие
королевства и государства, населенные такими же
громадными людьми, как вы, однако наши фи-
лософы сильно сомневаются в этом: они скорее
готовы допустить, что вы упали с луны или
с какой-нибудь звезды, так как несомненно, что
сто смертных вашего роста в самое короткое
время могли бы истребить все плоды и весь
скот обширных владений его величества. С дру-
гой стороны, наши летописи за шесть тысяч
лун не упоминают ни о каких других государ-
ствах, кроме двух великих империй: Лиллипу-
тии и Блефуску. Итак, эти две могущественные
державы ведут между собою ожесточеннейшую
войну в продолжение тридцати шести лун. По-
водом к войне послужили следующие обстоя-
тельства. Все держатся того мнения, что варе-
ное яйцо, при употреблении его в пищу, следует
разбивать с тупого конца, и что этот способ
практикуется искони веков; но дед нынешнего
императора, будучи ребенком, порезал себе
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛИЛЛИПУТПЮ
S3
палец за завтраком, разбивая яйцо означенным
способом. Тогда император, отец ребенка, обна-
родовал указ, предписывавший всем его поддан-
ным, под страхом строгого наказания, разбивать
яйца с острого конца.* Этот Закон до такой
степени раздражил население, что, по словам
наших летописей, был причиной шести восста-
ний, во время которых один император потерял
жизнь, а другой — корону. * Описываемые гра-
жданские смуты постоянно разжигались мо-
нардами Блефуску. При подавлении восстания
изгнанные вожди всегда находили приют в этой
империи. Насчитывают до одиннадцати тысяч
фанатиков, которые в течение этого времени
пошли на казнь, лишь бы только не иодчи-
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
84
виться повелению разбивать яйца с острого
конца. Были напечатаны сотни томов, трактую-
щих об этом вопросе, но книги, поддерживаю-
щие теорию тупого конца, давно запрещены,
и вся партия лишена законом права занимать
государственные должности. В течение этих
смут императоры Блефуску часто через «воих
посланников делали нам предостережения, обви-
няя нас в церковном расколе путем нарушения
основного догмата нашего великого пророка
Люстрога, изложенного в пятьдесят четвертой
главе Блундекраля (являющегося их Алькора-
ном). Между тем мы видим здесь только раз-
личное толкование одного и того же текста,
подлинные слова которого гласят: Все истинно
верующие да разбивают яйца с тою конца, с ка-
кою удобнее. Решение же вопроса: какой конец
признать более удобным,—по моему скромному
суждению, должен быть предоставлен совести
каждого или, по крайней мере, решению верхов-
ного судьи империи. Изгнанные тупоконечники
возымели такую силу при дворе императора
Блефуску и нашли такую поддержку и поощре-
ние со стороны своих единомышленников
внутри нашей империи, что в течение три-
дцати шести лун оба императора ведут крова-
вую войну с переменным успехом. В течение
этого периода мы потеряли * сорок линейных
кораблей и огромное число мелких судов
с тридцатью тысячами ваших лучших моряков
и солдат; полагают, что потери неприятеля
еще значительнее. Но несмотря на это неприя-
тель снарядил новый флот и готовится выса-
дить дессант на нашу территорию; вот почему
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛИЛЛ1ШУТПЮ 85
его императорское величество, вполне доверяясь
вашей силе и храбрости, повелел мне сделать
вам настоящее изложение наших государствен-
ных дел.
Я просил секретаря засвидетельствовать импе-
ратору мое нижайшее почтение и довести до
его сведения, что хотя мне, как иностранцу,
не следовало бы вмешиваться в партийные
дела, тем не менее я готов, не щадя своей
жизни, защищать его особу и государство от
всякого иноземного вторжения.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Автор, благодаря чрезвычайно остроумной вы-
думке, предупреждает нашествие неприятеля.
Его жалуют высоким титулом. Являются послы
императора Блефуску и просят мира. Пожар
в покоях императрицы благодаря несчастному
случаю. Энергичные усилия автора спасают
остальные части дворца.
мперия Блефускуесть
остров, расположен-
ный на северо-восток
от Лиллипутии и отде-
ленный от нее проли-
вом, шириною в во-
семьсот ярдов. Я еще
не видел острова;
узнав же о предпола-
гаемом нашествии,
старался не показы-
ваться на этой стороне берега, из опасения
быть замеченным с кораблей неприятеля, кото-
рый не имел никаких сведений о моем присут-
ствии, так как во время войны всякое сношение
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛИЛЛИПУТИЮ
87
между двумя империями было запрещено под
страхом смертной казни, и наш император на-
ложил амбарго на выход какого бы то би было
судна из гаваней. Я сообщил его величеству
составленный мнЪю план захвата всего неприя-
тельского флэта, который, как мы узнали от
наших разведчиков, стоял на рейде, готовый
сняться с якоря при первом попутном ветре.
Я осведомился у самых опытных моряков отно-
сительно глубины пролива, часто ими изме-
рявшейся, и они сообщили мне, что при самой
высокой воде эта глубина в средней части
пролива равняется семидесяти глюмглеффам^ —
ч го составляет около шести европейских фу-
тов,— во всех же остальных местах она не
превышает пятидесяти ыюмглеффов. Я отправился
на северо-восточный берег, откуда видна импе-
рия Блефуску, спрятался за бугорком и направил
свою подзорную трубку па стоявший на якоре
неприятельский флот, в котором насчитал
до пятидесяти боевых кораблей и большое
число транспортов. Возвратившись домой, я при-
казал (получив на то полномочие) доста-
вить мне канат покрепче и известное количе-
ство возможно толстых железных брусьев. Мне
привезли канат толщиною в обыкновенную би-
чевку и брусья величиной в пашу вязальную
иголку. Чтобы придать этому канату большую
прочность, я сплел его втрое, и с тою же целью
скрутил вместе по три железных бруска, загнув
их концы в виде крючков. Прикрепив пятьдесят
таких крючков к такому ясе числу веревок,
я возвратился на северо-восточный берег и,
сняв с себя кафтан, башмаки и чулки, в кожа-
88
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ной куртке вошел в воду, за полчаса до прилива.
Сначала л быстро пошел вброд, а у середины
проплыл около тридцати ярдов, пока снова не
почувствовал под собою дно. Таким образом
меньше, чем через полчаса я достиг флота.
Увидя меня, неприятели пришли в такой ужас,
что как лягушки попрыгали с кораблей и по-
плыли к берегу, где их собралось не менее
тридцати тысяч. Тогда, вынув свои снаряды и
зацепив нос каждого корабля крючком, я свя-
зал все веревки в один узел. Во время этой
работы неприятель осыпал меня тучей стрел,
и многие из них вонзились мне в руки и лицо.
Помимо ужасной боли, они сильно мешали
работе. Более всего я боялся за глаза * и на-
верно лишился бы их, если бы не придумал
тотчас же средства для защиты. Среди других
необходимых мне мелочей у меня сохранились
очки, которые я держал в секретном кармане,
ускользнувшем, как я уже заметил выше, от
внимания императорских сыщиков. Я надел эти
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛИЛЛИПУТИИ/
89
очки и крепко привязал их. Вооружась таким
образом, я смело продолжал работу, несмотря
на стрелы неприятеля, которые хотя и попадали
в стекла очков, но не причиняли им особого
вреда. Приладив все крючки и взяв узел
в руку, я начал тащить; однако ни один
корабль не тронулся с места, потому что все
они крепко держались на якорях. Таким обра-
зом мне оставалось совершить самую опасную
часть моего предприятия. Я выпустил веревки
и, оставя крючки в кораблях, смело обрезал
ножом якорные канаты, причем более двухсот
стрел угодило мне в лицо и руки. После этого
я схватил связанные в узел веревки, к которым
были прикреплены мои крючки, и легко пота-
щил за собою пятьдесят самых крупных неприя-
тельских военных кораблей.*
Блефускуанцы, не имевшие ни малейшего
представления о моих намерениях, сначала от
изумления растерялись. Увидев, как я обрезываю
якорные канаты, они подумали, что я собираюсь
пустить корабли па волю ветра и волн, или
столкнуть их друг с другом; но когда весь флот
двинулся в порядке, увлекаемый моими веревками,
они пришли в неописуемое отчаяние и стали огла-
шать воздух , горестными воплями. Оказавшись
вне опасности, я остановился повынимать из
рук и лица стрелы и натереть пораненные
места ранее упомянутой мной мазью, которую
лиллп путы дали мне при моем прибытии в страну.
Потом я снял очки и, обождав около часа,
пока спадет вода, перешел в брод середину про-
лива и благополучно прибыл с моим грузом
в императорский порт Лиллипутии.
90
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Император и весь его двор стояли на берегу
в ожидании исхода этого великого предприятия.
Они видели корабли, приближавшиеся широким
полумесяцем, но меня не замечали, так как
я ио грудь был в воде. Когда я проходил середину
пролива, их беспокойство еще более увеличи-
лось, потому что я погрузился в воду по шею.
Император решил, что я утонул и что неприя-
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛИЛЛИПУТИЮ
91
тельский флот приближается с враждебными
намерениями. Но скоро его опасения исчезли.
С каждым шагом пролив становился мельче,
и меня можно было даже слышать с берега.
Тогда, подняв вверх конец веревок, к которым
был привязан флот, я громко закричал: Да
здравствует могущественнейший император Лил-
липутии! Когда я ступил на берег, великий мо-
нарх осыпал меня всяческими похвалами и тут
же пожаловал мне титул кардана, самый высо-
кий в государстве.
Его величество выразил желание, чтобы я на-
шел случай захватить и привести в его гавани
все остальные морские силы неприятеля. Често-
любие монархов так безмерно, что император
задумал, невидимому, ни больше ни меньше, как
обратить всю империю Блефуску в собственную
провинцию* и управлять ею через своего впце-
короля, истребив укрывающихся там тупоконеч-
ников и принудив всех блефускуанцев разбивать
яйца с острого конца, вследствие чего он стал
бы единственным властелином вселенной. Но
я всячески старался отклонить императора от
этого намерения, приводя многочисленные до-
воды, подсказанные мне как политическими со-
ображениями, так и чувством справедливости;
в заключение я решительно заявил, что никогда
не соглашусь быть орудием обращения в рабство
храброго и свободного народа. Когда этот во-
прос поступил на обсуждение государственного
совета, то самые мудрые министры оказались
на моей стороне.
Мое смелое и откровенное заявление до та-
рой степени противоречило политическим ила-
92
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
нам его императорского величества, что он
никогда не мог простить мне его. Его величество
очень искусно дал понять это в совете, где, как
говорили мне потом, мое мнение разделяли
самые благоразумные члены, хотя и выражали
свое согласие только молчанием; другие же, мои
тайные враги, не могли удержаться от некото-
рых выражений, косвенным образом направлен-
ных против меня. С этого времени со стороны
его величества и злобствующей против меня
части министров началась интрига, которая, ме-
нее чем через два месяца, разразилась с такой си-
лой, что едва не погубила меня окончательно.
Таким образом величайшие услуги, оказываемые
монархам, не в силах перетянуть на свою сто-
рону чашку весов, если на другую бывает
положен отказ в потворстве их страстям.
Спустя три недели после описанного подвига
от императора Блефуску прибыло торжественное
посольство с покорным предложением мира, ка-
ковой вскоре был заключен, на условиях в выс-
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛИЛЛИПУТИЮ
93
шей степени выгодных для нашего императора,
но я не буду утомлять ими внимание читателя.
Посольство состояло из шести посланников
и около пятисот человек свиты; кортеж отли-
чался большим великолепием и вполне соответ-
ствовал величию монарха и важности миссии.
По окончании мирных переговоров, в которых
я, благодаря своему тогдашнему действитель-
ному или, по крайней мере, кажущемуся влия-
нию при дворе, оказал немало услуг посольству,
их превосходительства, частным образом осве-
домленные о моих дружественных чувствах,
удостоили меня официальным визитом. Они
начали с любезностей по поводу моих храбрости
и великодушия, затем от имени императора
пригласили посетить их страну и, наконец, по-
просили показать им несколько примеров моей
удивительной силы, о которой они наслышались
столько чудесного. Я с готовностью согласился
исполнить их желание, но не стану утомлять чита-
теля описанием подробностей.
Позабавив в течение некоторого времени их
превосходительства, к большому их удовольствию
и удивлению, я попросил послов засвидетель-
ствовать мое глубокое почтение его величеству,
их повелителю, слава о доблестях которого по
справедливости наполняла весь мир восхищением,
и передать мое твердое решение лично посетить
его перед возвращением в мое отечество. Вслед-
ствие этого в первой же аудиенции у нашего
императора я попросил его соизволения па по-
сещение блефускуа некого монарха; император
хотя и дал свое согласие, но выказал при этом
явную ко мне холодность, причину которой я не
94
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
мог понять до тех пор, пока мне не сказали по
секрету, что Флпмнап и Болголам изобразили
перед императором мои сношения с посольством
как акт нелойяльности, хотя я могу поручиться
что моя совесть в этом отношении была совер-
шенно чиста. Тут впервые у меня начало скла-
дываться представление о том, что такое мини-
стры и дворы.
Необходимо заметить, что я объяснялся
с посольством при помощи переводчика. Язык
блефускуанцев настолько ясе отличается от языка
лиллипутов, насколько разнятся между собою
языки двух европейских народов. При этом каждая
нация гордится древностью, красотой и образ-
ностью своего языка, относясь с явным презре-
нием к языку соседа. И наш император, поль-
зуясь преимуществами настоящего положения,
созданного пленением неприятельского флота,
обязал посольство представить верительные гра-
моты и вести переговоры на лиллипутском
языке. Однако надо заметить, что оживленные
торговые сношения между двумя государствами,
гостеприимство, оказываемое изгнанникам сосед-
него государства, как Лиллипутией, так и Бле-
фуску, а также обычай посылать молодых людей
из знати и богатых дворян к соседям, с целью
отшлифоваться, посмотрев свет и ознакомившись
с жизнью и нравами людей, приводят к тому,
что здесь редко можно встретить образованного
дворянина, моряка или купца из приморского
города, который бы не говорил на обоих язы-
ках. В этом я убедился через несколько недель,
когда отправился засвидетельствовать свое по-
чтение императору Блефуску. Среди великих не-
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛИЛЛИПУТПЮ
95
счастий, постигших меня благодаря злобе моих
врагов, это посещение оказалось для мепя очень
благодетельным, о чем я расскажу в своем
месте.
Читатель может быть помнит, что в числе усло-
вий, на которых мне была дарована свобода,
были очень для меня унизительные и неприят-
ные, и только крайняя необходимость заставила
меня принять их. Но теперь, когда я носил
титул кардака, самый высокий в империи, взя-
тые мной на себя обязательства роняли бы
мое достоинство, и надо отдать справедливость
императору, он ни разу не напомнил мне о них.
Однако незадолго перед тем мне представился
случай оказать его величеству замечательную
услугу, как, по крайней мере, мне тогда каза-
лось. Раз в полночь у дверей моего замка раз-
дались крики тысячной толпы; я в испуге про-
снулся и услышал непрестанно повторяемое
слово борглюм. Несколько придворных, пробив-
шись сквозь толпу, умоляли меня явиться не-
медленно во дворец, так как покои императрицы
были объяты пламенем, по небрежности одной
фрейлины, которая заснула за чтением романа,
не погасив свечи. В одну минуту я кое-как
оделся; был отдан приказ очистить для меня
дорогу; кроме того, ночь была лунная, так что
мне удалось добраться до дворца, никого не
растоптав по пути. К стенам дворца уже были
приставлены лестницы, было собрано много
ведер, но вода была далеко. Каждое ведро рав-
нялось нашему большому наперстку, и бедняги
с большим усердием подавали их мне, однако
пламя было так сильно, что это усердие при-
96
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
носило мало пользы. Я мог бы легко затушить
пожар, накрыв дворец своим кафтаном, но,
к несчастью, я второпях успел надеть только
кожаную куртку. Казалось, дело находилось в са-
мом плачевном и безнадежном положении, и этот
великолепный дворец несомненно сгорел бы до
тла, если бы, благодаря необычному для меня
присутствию духа, я внезапно не придумал сред-
ство спасти его. Накануне вечером я выпил
много превосходнейшего вина, известного под
названием глимтрим (блефускуанцы называют
его флюнек, но наши сорта выше), которое отли-
чается сильным мочегонным действием. По счаст-
ливейшей случайности я еще ни разу не облег-
чился от выпитого. Между тем жар от пламени и
усиленной работы по его тушению подейство-
вали на меня и быстро обратили вино в мочу;
я выпустил ее в таком изобилии и так метко,
что в какие нибудь три минуты огонь был со-
вершенно потушен, и остальные части вели-
чественного здания, воздвигавшегося трудом
нескольких поколений, были спасены от раз-
рушения.*
Между тем стало совсем светло, и я возвра-
тился домой, не ожидая благодарности от импе-
ратора, потому что, хотя я оказал ему услугу
великой важности, но не знал, как его вели-
чество отнесется к способу, каким она была
оказана, особенно, если принять во внимание
основные законы государства, по которым никто,
в том числе и самые высокопоставленные особы,
не имели права мочиться в ограде дворца, под
страхом тяжкого наказания. Однако меня не-
много успокоило письмо императора с обеща-
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛИЛЛИПУТИЮ
97
нием дать повеление великому судилищу вы-
нести мне формальное прощение, которого, впро-
чем, я никогда не добился. С другой стороны,
меня конфиденциально уведомили, что импера*
98
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
трица была страшно возмущена моим поступ-
ком, и переселилась в самую отдаленную часть
дворца, твердо решив не реставрировать преж-
него своего помещения; при этом она в при-
сутствии своих приближенных поклялась отом-
стить мне.*
ГЛАВА ШЕСТАЯ
О жителях Яиллипутии: их наука, законы, и
обычаи; система воспитания детей. Образ жизни
автора в этой стране. Реабилитация им одной
знатной дамы.
отя подробному описанию
этой империи я намерен
посвятить особое исследо-
вание, тем не менее, для
удовлетворения любозна-
тельного читателя я уже
теперь выскажу о ней не-
сколько общих замечаний.
Средний рост туземцев не-
много меньше шести дюй-
мов, и ему точно соответ-
ствует рост как животных, так и растений: на-
пример, лошади и быки не бывают там выше
четырех или пяти дюймов, а овцы выше полу-
тора дюйма; гуси равняются нашему воробью,
и так далее вплоть до самых крохотных созда-
ний, которые для меня были почти невидимы.
Но природа приспособила зрение лиллипутов
100
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
к окружающим их предметам: они хорошо ви-
дят, но на небольшом расстоянии. Вот предста-
вление об остроте их зрения для близких пред-
метов: большое удовольствие доставило мне
наблюдать повара, ощипывавшего жаворонка,
величиною не более нашей мухи, и девушку
вдевавшую шелковинку в ушко невидимой иголки.
Самые высокие деревья в Лиллипутии не больше
семи футов; я имею в виду деревья в большом
королевском парке, верхушки которых я мог
едва достать, протянув руку. Вся остальная ра-
стительность имеет соответственные размеры;
но я предоставляю самому читателю произвести
расчеты.
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛИЛЛИПУТИИ)
101
Сейчас я ограничусь лишь самыми беглыми
Замечаниями относительно лиллипутской науки,
которая в течение веков процветает у этого
парода во всех отраслях. Обращу только вни-
мание на весьма оригинальную манеру их
письма: лиллипуты пишут не так, как евро-
пейцы слева направо,

не так как арабы—справа налево,
0х

не так как китайцы—сверху вниз,
102
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
if
£
If&j
но как английские дамы—наискось страницы,
от одного ее угла к другому.*
Лиллипуты хоронят умерших, кладя тело голо-
вой вниз. Такой обычай вызывается верова-
нием, что через одиннадцать тысяч лун мертвые
воскреснут; и так как в это время земля (кото-
рую лиллипуты считают плоской) перевернется
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛИЛЛИПУТИЮ
103
вверх дном, то мертвые при своем воскресении
станут прямо на ноги. Ученые признают неле-
пость этого верования; тем не менее, в угоду
простому народу, обычай сохраняется и до
сих пор.
В этой империи существуют весьма своеобраз-
ные законы и обычаи, и, не будь они полной
противоположностью законам и обычаям моего
любезного отечества, я попытался бы выступить
их защитником. Желательно только, чтобы они
строго применялись на деле. Прежде всего укажу
на закон о доносчиках.* Все государственные пре-
ступления караются здесь чрезвычайно строго;
но если обвиняемый докажет во время процесса
свою невиновность, то обвинитель немедленно
подвергается позорной казни, и с его движи-
мого и недвижимого имущества взыскивается
в четырехкратном размере в пользу оправдан-
ного за потерю времени, за опасность, кото-
рой он подвергался, за лишения, испытанные
им во время тюремного заключения, и за все
расходы, которых ему стоила защита. Если иму-
щества обвинителя окажется недостаточно, по-
терпевший вознаграждается за счет короны.
Кроме того, император жалует освобожденного
каким-нибудь публичным знаком своего благо-
воления, и по всему государству объявляется
о его невиновности.
Лиллипуты считают мошенничество более тяж-
ким преступлением, чем воровство, и потому только
в редких случаях оно не наказывается смертью.
При известной осторожности, бдительности и не-
большой дозе здравого смысла, рассуждают они,
всегда можно уберечь имущество от вора, но
101
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
у честного человека нет защиты от ловкого
мошенника; и так как при купле и продаже
постоянно необходимы торговые сделки, осно-
ванные на кредите и доверии, то в условиях,
когда существует попустительство обману, и он
не наказывается законом, честный коммерсант
всегда пострадает, а плут окажется в выигрыше.
Я вспоминаю, что однажды я ходатайствовал перед
монархом за одного преступника, который обви-
нялся в похищении большой суммы денег, полу-
ченной им по поручению хозяина, и в побеге
с этими деньгами, я выставил перед его вели-
чеством, как смягчающее вину обстоятельство,
то соображение, что в данном случае было
только злоупотребление доверием, император
нашел чудовищным, что я привожу в защиту
обвиняемого довод, как раз отягчающий его
преступление; на это, говоря правду, мне нечего
было возразить, и я ограничился шаблонным
замечанием, что у различных народов различ-
ные обычаи; надо признаться, я был сильно
сконфужен.
Хотя мы и называем обыкновенно награду
и наказание двумя рычагами, приводящими в дви-
жение всю правительственную машину, но нигде
кроме Лиллипутии я не встречал применения
Этого принципа на практике. Всякий, предста-
вивший достаточное доказательство того, что
он в точности соблюдал законы страны в тече-
ние семидесяти трех лун, получает там право
на известные привилегии, соответствующие его
званию и общественному положению, и ему
определяется соразмерная денежная сумма из
фондов, специально на этот предмет назначен-
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛИЛЛИПУТИЮ
105
вых; вместе с тем такое лицо получает титул
снилъпела, то есть блюстителя законов; этот
титул прибавляется к его фамилии, но не пере-
ходит в потомство. И когда я рассказал лилли-
путам, что исполнение наших законов гаранти-
руется только страхом наказания, и нигде
не упоминается о награде за их соблюдение,
лиллипуты сочли это огромным недостатком
нашего государственного строя. Вот почему
в здешних судебных учреждениях богиня спра-
ведливости изображается в виде женщины с ше-
стью глазами — два спереди, два сзади и по
одному с боков, что означает ее крайнюю бди-
тельность; в правой руке она держит откры-
тый мешок золота, а в левой — меч в ножнах
в знак того, что она готова скорее награждать,
чем наказывать
106
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
При выборе кандидатов на государственные
и общественные должности больше внимания
обращается на нравственные качества, чем на
способности и таланты. Лиллипуты думают, что
раз уж человечеству необходимы правительства,
то все люди, обладающие средним умственным
развитием, способны выполнять ту или другую
должность, и что провидение никогда не имело
в виду создать из управления общественными
делами тайны, в которую способны проникнуть
только весьма немногие великие гении, рождаю-
щиеся не более трех в столетие. Напротив, они
полагают, что правдивость, справедливость, воз-
держание и подобные качества доступны всем,
и что упражнение в этих добродетелях вместе
с опытностью и добрыми намерениями делают
каждого человека пригодным для служения сво-
ему отечеству в той или другой должности,
за исключением тех, которые требуют специаль-
ных знаний. По их мнению, самые высокие умствен-
ные дарования не могут заменить нравственных
достоинств, и нет ничего опаснее поручения
должностей таким даровитым лицам, ибо ошибка,
совершенная по невежеству лицом, исполнен-
ным добрых намерений, не может иметь таких
роковых последствий для общественного блага,
как деятельность человека с порочными наклон-
ностями, одаренного талантом скрывать свои
пороки, умножать их и безнаказанно преда-
ваться им.
Точно так же неверие в божественное прови-
дение делает человека непригодным к занятию
общественной должности. И в самом деле, лилли-
путы думают, что раз монархи называют себя
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛИЛЛИПУТИЮ 107
посланниками провидения, то было бы в высшей
степени нелепо назначать на правительствен-
ные места людей, отрицающих авторитет, на
основании которого действует монарх.
Описывая как эти, так и другие законы им-
перии, о которых будет речь дальше, я хочу
предупредить читателя, что мое описание касается
только исконных установлений страны, не имею-
щих ничего общего с современною испорчен-
ностью нравов, являющейся результатом глубо-
кого вырождения. Так, например, известный
уже читателю позорный обычай назначать
на высшие государственные должности людей,
искусно танцующих на канате, и давать знаки
Отличия тем, кто перепрыгнет через палку или
проползет под нею, впервые был введен дедом
108
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ныне царствующего императора, и теперешнего
своего развития достиг благодаря непрестанному
росту партий и группировок.
Неблагодарность считается у них уголовным
преступлением (из истории мы знаем, что такой
взгляд существовал и у других народов), и лилли-
путы по этому поводу рассуждают так: раз
человек способен платить злом своему благоде-
телю, то он необходимо является врагом всех
других людей, от которых он не получил
никакого одолжения, и потому он достоин
смерти.
Их взгляды на обязанности родителей и детей
глубоко отличаются от наших. Исходя из того,
что связь самца и самки основана на великом
законе природы, имеющем целью размножение
и продолжение вида, лиллипуты полагают, что
мужчины и женщины сходятся как и остальные
животные, руководясь вожделением, и что любовь
родителей к детям проистекает из такой же
естественной склонности; вследствие этого они
не признают никаких обязательств ребенка
ни к отцу * за то, что тот произвел его, ни
к матери за то, что та родила его, ибо, по их
мнению, принимая во внимание бедствия чело-
века на земле, жизнь сама по себе неболь-
шое благо, да к тому же родители при создании
ребенка вовсе, не руководствуются намерением
дать ему жизнь, и мысли их направлены совсем
в другую сторону. Опираясь на эти и подобные
им рассуждения, лиллипуты полагают, что воспи-
тание детей менее всего может быть вверено
их родителям, вследствие чего в каждом городе
существуют общественные воспитательные заве1-
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛИЛЛИПУТИЮ 109
дения, куда обязаны отдавать своих детей обоего
пола все, кроме крестьян и рабочих, и где они
взращиваются и воспитываются с двадцати лун-
ного возраста, то есть с того времени, когда,
по предположению лиллипутов, у ребенка про-
являются первые зачатки понятливости. Школы
Эти нескольких типов соответственно обществен-
ному положению и полу детей. Воспитание и
образование ведется опытными педагогами, кото-
рые готовят детей к роду жизни, соответствую-
щей положению их родителей и их собствен-
ным наклонностям и способностям. Сначала
я скажу несколько слов о воспитательных заве-
дениях для мальчиков, а потом о воспитатель-
ных заведениях для девочек.
Воспитательные заведения для мальчиков бла-
городного или знатного происхождения нахо-
дятся под руководством видных и опытных педа-
гогов и их многочисленных помощников. Одежда
и пища детей отличаются скромностью и просто-
той. Они воспитываются в правилах чести,
справедливости, храбрости; в них развивают
110
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
скромность, кротость, религиозные чувства и
любовь к отечеству. Они всегда за делом, исклю-
чая времени, потребного на еду и сон, очень
непродолжительного, и двух рекреационных
часов, которые посвящаются телесным упражне-
ниям. До четырех лет детей одевает и раздевает
прислуга, но начиная с этого возраста то и дру-
гое они делают сами, как бы ни было знатно
их происхождение. Служанки, которых не берут
моложе пятидесяти лет, переводя на наши годы,
исполняют только самые низкие работы. Детям
никогда не позволяют разговаривать с прислугой,
и во время отдыха они играют группами, всегда
в присутствии воспитателя или его помощника.
Таким образом они ограждены от ранних впе-
чатлений беспутства и порока, которым всецело
предоставлены наши дети. Родители имеют право
на свидание со своими детьми два раза в год;
каждое свидание продолжается не более часа.
Им позволяется целовать ребенка только прп
встрече и при прощанье; но воспитатель, неот-
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛИЛЛИПУТИЮ
til
лучно присутствующий во время свидания, не
позволяет им шептать на ухо, говорить ласко-
вые слова и приносить в подарок игрушки,
лакомства и тому подобное.
Если родители не вносят своевременно платы
за содержание и воспитание своих детей, то эта
плата взыскивается с них правительственными
чиновниками.
Воспитательные заведения для детей среднего
дворянства, купцов и ремесленников ведутся по
тому же образцу, причем дети, предназначенные
быть ремесленниками, с одиннадцати лет обу-
чаются мастерству, между тем как дети дворян
и купцов продолжают общее образование до пят-
надцати лет, что соответствует нашему двадцати
одному году. Однако строгости школьной жизни
постепенно ослабляются в последние три года.
В женских воспитательных заведениях девочки
знатного происхождения воспитываются почти
так же, как и мальчики, только вместо слуг их
одевают и раздевают благонравные бонны, но
всегда в присутствии воспитательницы или ее
помощницы; по дооикении пяти лет девочки
одеваются сами. Если бывает замечено, что
112
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
бонна позволила себе рассказать девочкам какую-
нибудь страшную и нелепую сказку или поза-
бавить их какой-нибудь глупой выходкой, кото-
рые так обыкновенны у наших горничных, то
виновная троекратно подвергается публичной
порке кнутом и затем годовому тюремному
заключению, после которого она ссылается
в самые отдаленные места государства. Благо-
даря такой системе воспитания молодые дамы
так же стыдятся там трусости и глупости, как
и мужчины, и относятся с презрением ко всяким
украшениям, за исключением благопристойности
и опрятности. Я не заметил никакой разницы
в их воспитании, обусловленной различием пола:
только физические упражнения для девочек
более легкие, да курс наук для них менее обши-
рен, но зато им преподаются правила ведения
домашнего хозяйства. Ибо лиллипуты убеждены,
что жена должна быть разумной и милой по-
другой мужа, так как ее молодость и красота
не вечны. Когда девице исполняется двенадцать
лет, то есть наступает по тамошнему пора заму-
жества, в школу являются ее родители или опе-
куны и, принеся глубокую благодарность воспи-
тателям, берут ее домой, причем прощание моло-
дой девушки с подругами редко обходится без слез.
В воспитательных заведениях для девочек низ-
ших классов детей обучают всякого рода рабо-
там, подобающим их полу и общественному по-
ложению. Девочки, предназначенные для заня-
тий ремеслами, остаются в воспитательном заве-
дении до семи лет, остальные до одиннадцати.
Семьи низших классов, имеющие детей в этих
заведениях, обязаны вносить казначею заведе-
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛП.ТЛИПУТИЮ ИЗ
ния, кроме годовой платы, ограниченной мини-
мальными размерами, небольшую часть своего
месячного заработка; из этих взносов образуется
приданое для дочери. Таким образом расходы
родителей ограничены здесь законом, ибо лил-
липуты думают, что было бы крайне несправе-
дливо позволить человеку, в угождение своим
инстинктам, производить на свет детей и потом
возложить на общество бремя их содержания.
Что же касается знатных лиц, то они дают обя-
зательство положить на каждого ребенка изве-
стный капитал, соответственно своему обще-
ственному положению; этот капитал заботливо
сохраняется руководителями заведения.
Крестьяне и рабочие держат своих детей дома;
так как они предназначены судьбой возделывать
и обрабатывав землю, то их образование не
имеет особенного значения для общества. Но
больные и старики содержатся в богадельнях,
ибо прошение милостыни есть занятие, неизве-
стное в империи.
Но быть может любознательному читателю бу-
дут интересны некоторые подробности относи-
тельно моих занятий и образа жизни в этой стране,
где я пробыл девять месяцев и тринадцать дней.
Принужденный обстоятельствами, я нашел при-
менение своей склонности к механике и сделал
себе довольно удобные стол и стул из самых
больших деревьев королевского парка. Двум
сотням швей было поручено изготовление для
меня рубах, постельного и столового белья из
самого прочного и грубого полотна, какое только
они могли достать; но и его им пришлось сте-
гать, сложив в несколько раз, потому что
114
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
самое толстое тамошнее полотно было тоньше
нашей кисеи. Куски этого полотна бывают обык-
новенно в три дюйма ширины и три фута длины.
Белошвейки сняли с меня мерку, когда я лежал
в постели: одна из них стала мне на шею, дру-
гая на колено, и они протянули между собою
веревку, взяв каждая за ее конец, третья же
смерила длину веревки линейкой в один дюйм.
Затем они смерили большой палец правой руки,
чем и ограничились; посредством математиче-
ского расчета, основанного на том, что окруж-
ность кисти вдвое больше длины пальца, окруж-
ность шеи вдвое больше окружности кисти, а ок-
ружность талии вдвое больше окружности шеи,
и при помощи моей старой рубахи, которую
я разостлал на земле перед ними, как образец,
они сшили мне белье как раз по росту. Точно
так же тремстам портным было поручено сшить
мне костюм, но для снятия мерки они прибегли
к другому приему. Я стал на колени, и они при-
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛИЛЛИПУТИЮ
116
ставили к моему туловищу лестницу, по этой
лестнице один из них взобрался до моей шеи
и опустил отвес от воротника до полу, что и
составило длину моего кафтана; рукава и талию
я смерил сам. Когда костюм был готов (а шили
его в моем замке, так как самый большой их
дом не вместил бы его), то своим видом он
очень напоминал одеяла, изготовляемые англий-
скими дамами из кусочков материи, с тою только
разницею, что не пестрел разными цветами.
Стряпали мне триста поваров в маленьких
удобных бараках, построенных вокруг моего
замка, где они и жили со своими семьями, и
обязаны были готовить мне по два блюда на
завтрак, обед и ужин. Я брал в руку двадцать
лакеев и ставил их себе на стол; сотня их то-
варищей прислуживали внизу на полу; одни
носили кушанья, другие подкатывали бочонки
с вином и всевозможными напитками: лакеи, сто-
явшие на столе, по мере надобности очень ис-
кусно поднимали все это па особых блоках,
IIfi	ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
вроде того как у нас в Европе поднимают ведро
воды из колодца. Каждое их блюдо я прогла-
тывал в один прием, каждый боченок вина осу-
шал одним глотком. Их баранина по вкусу jctj-
пает нашей, но зато гсвядина превосходна. Раз
мне достался такой огромный кусок филея, что
пришлось разрезать ею на три части, но это
исключительный случай. Слуги бывали очень
изумлены, видя, что я ем говядину с костями,
как у нас едят ножки жаворонков. Здешних гу-
сей и индеек я обыкновенно проглатывал в один
прием, и, надо отдать справедливость, птицы эти
гораздо вкуснее наших. Мелкой птицы я брал
на кончик ножа по двадцати или тридцати штук
зараз.
Его величество, наслышавшись о моем образе
жизни, заявил однажды, что он будет счастлив
(так было угодно ему выразиться) отобедать со
мною, в сопровождении августейшей супруги и
молодых принцев и принцесс. Когда они при-
были, я поместил их на столе против себя
в парадных креслах, со свитой по сторонам.
В числе присутствующих был также лорд-кан-
цлер казначейства Флимнап, с белым жезлом
в руке; я часто ловил его недоброжелательные
взгляды, но делал вид, что не замечаю их, и
ел более обыкновенного, во славу моей дорогой
родины и на удивление двора. У меня есть
некоторое основание думать, что это посещение
его величества дало повод Флимнапу уронить
меня в глазах своего государя. Означенный
министр всегда был моим тайным врагом, хотя
с виду обходился со мной гораздо любезнее,
чем того можно было ожидать от его угрюмого
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛИЛЛИПУТИЮ
117
нрава. Он поставил на вид императору плохое
состояние государственного казначейства, выну-
дившее его прибегнуть к займу за большие про-
центы: он сказал, что курс банковых билетов
упал на девять процентов ниже альпари, что
мое содержание обошлось уже его величеству
более полутора миллиона спругов (самая круп-
ная золотая монета у лиллипутов, величиною
в маленькую блестку) и наконец, что император
поступил бы весьма благоразумно, если бы вос-
пользовался первым благоприятным случаем для
высылки меня за пределы империи.
На мне лежит обязанность защитить невинно
пострадавшую из-за меня честь одной почтенной
дамы.* Канцлеру казначейства пришла в голову
фантазия приревновать ко мне свою супругу,
на основании сплетен, пущенных в ход злыми
языками, которые наговорили канцлеру, будто ее
светлость воспылала безумной страстью к моей
особе; много скандального шума наделал при
дворе слух, будто раз она тайно приезжала ко
мне. Я торжественно заявляю, что все это самая
бесчестная клевета, единственным поводом к ко-
торой послужило невинное изъявление дружеских
чувств со стороны ее светлости. Она действи-
тельно часто подъезжала к моему дому, но это
делалось всегда открыто, причем с ней в карете
сидели еще три особы: сестра, дочь и подруга;
таким же образом ко мне приезжали и другие
придворные дамы. В качестве свидетелей при-
зываю моих многочисленных слуг; пусть кто
нибудь из них скажет, видел ли он у моих две-
рей карету, не зная, кто находится в ней. Обык-
новенно в подобных случаях я немедленно вы-
118
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ходил к двери после доклада моего слуги; засви-
детельствовав свое почтение прибывшим, я осто-
рожно брал в руки карету с парой лошадей
(если она была запряжена шестеркой, форейтор
всегда отпрягал четырех) и ставил ее на стол,
который я окружил передвижными перилами,
вышиной в пять дюймов, для предупреждения
несчастных случайностей. Часто на моем столе
стояли разом четыре запряженные карсты, на-
полненные элегантными дамами. Сам я садился
в свое кресло, и наклонялся к ним; в то время,
как я разговаривал таким образом с одной каре-
той, другие тихонько кружились по моему столу.
Много послеобеденных часов провел я очень
приятно л таких разговорах. Однако пи кан-
цлеру казначейства, ни двум его соглядатаям
Клестрилю и Дренло (пусть они делают, что
угодно, а я назову их имена) никогда не удастся
доказать, чтобы ко мне являлся кто-нибудь инко-
гнито, кроме государственного секретаря Рель-
дреселя, посетившего раз меня по специальному
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛПЛЛИПУТПЮ 119
повелению его императорского величества, как
рассказано об этом выше. Я бы не останавли-
вался так долго на этих подробностях, если бы
вопрос не касался так близко репутации почтен-
ной дамы, не говоря уже о моей собственной,
хотя я и имел тогда честь носить титул нардака,
которого не имеет сам канцлер казначейства,
ибо всем известно, что он только глюмглюм,
а этот титул в такой же степени ниже моего,
в какой титул маркиза в Англии ниже титула
герцога; впрочем, я согласен признать, что зани-
маемый им пост ставит его выше меня.
Эти наветы, о которых я узнал впоследствии
по одному не стоящему упоминания случаю, на
некоторое время озлобили канцлера казначейства
Фл им папа против его жены и еще пуще против
меня. Хотя он вскоре и примирился с женой,
удостоверившись в своем заблуждении, однако
я навсегда потерял его доверие, и скоро увидел,
что мое положение пошатнулось также в глазах
самого императора, который находился под силь-
ным влиянием своего фаворита.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Автор, будучи осведомлен о намерении обвинить
ею в юсу дарственной измене, предпринимает побег
в Блефуску. Прием, оказанный там ему.
режде чем расска-
зать, каким образом
я оставил это госу-
дарство, пожалуй,
уместно посвятить
читателя в подроб-
ности тайной ин-
триги, которая в те-
чение двух месяцев плелась против меня.
Благодаря своему низкому происхождению я
жил до сих пор вдали от королевских дворов.
Правда, я много слыхал и читал о нравах вели-
ких монархов и их министров, но никогда не
ожидал встретить такие ужасные последствия
раздражения власть имущих в столь отдаленной
стране, управляемой, как я думал, в духе прин-
ципов, совсем непохожих на те, какие господ-
ствуют в Европе.
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛИЛЛИПУТИЮ
121
Когда я готовился отправиться к императору
Блефуску, одна значительная при дворе особа
(которой я оказал очень существенную услугу в то
время, как она была в большой немилости у его
императорского величества) тайно прибыла ко
мне поздно вечером в закрытом портшезе и, не
называя себя, просила принять ее. Носильщики
были отосланы, и я спрятал портшез вместе
с его превосходительством в карман своего каф-
тана, после чего, приказав своему верному слуге
говорить каждому, что мне нездоровится и что
я пошел спать, я запер за собою дверь, поста-
вил портшез по обыкновению на стол и сел
на стул против него. Когда мы обменялись вза-
имными приветствиями, я заметил большую оза-
боченность на лице его превосходительства и
пожелал узнать о ее причине. Тогда он просил
выслушать его терпеливо, так как дело касалось
122
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
моей чести и жизни, и обратился ко мне со
следующей речью, которую тотчас же по его
уходе я в точности записал:
Надо вам сказать, начал он, что в послед-
нее время относительно вас происходило
в страшной тайне несколько совещаний осо-
бых комитетов, и два дня тому назад его
величество принял окончательное решение.
Вы прекрасно знаете, что почти со дня
вашего прибытия сюда Скайреш Бол голам
(гелъбет или верховный адмирал) стал вашим
смертельным врагом. Мне неизвестна перво-
начальная причина этой вражды, но его не-
нависть особенно усилилась после великой
победы, одержанной вами над Блефуску, ко-
торая сильно помрачила его славу адмирала.
Этот сановник, в сообществе с Флимнапом,
канцлером казначейства, неприязнь которого
к вам из-за жены всем известна, генералом
Лимтоком, камергером Лелькеном и верхов-
ным судьей Бельмафом, составил акт, обви-
няющий вас в государственной измене и дру-
гих тяжких преступлениях,
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛИЛЛИПУТИЮ 123
Это вступление сильно взволновало меня, так
как я ясно сознавал свою невиновность и свои
заслуги, и от нетерпения я чуть было не пре-
рвал оратора, но он умолял меня сохранить
молчание и продолжал так:
Руководясь чувством глубокой благодарно-
сти за оказанные вами услуги, я познако-
мился со всеми подробностями дела и достал
копию обвинительного акта, рискуя попла-
титься за это своей головой. Вот этот акт.
ОБВИНИТЕЛЬНЫЙ АКТ*
Против
КУИНБУС ФЛЕСТРИНА
Человека—Горы
Принимая во внимание, что зако-
ном, изданным в царствование его
императорского величества Келина
Дефара Плюне, запрещено под стра-
Ш
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
хон наказания, как за оскорбление
величества, мочиться в ограде коро-
левского дворца; что, несмотря на
Это, упомянутые Куинбус Флестрин,
в явное нарушение упомянутого за-
кона, под предлогом тушения пожара,
охватившего покои любезной супруги
его императорского величества, злоб-
но, предательски и дьявольски выпу-
стив мочу, погасил упомянутый пожар
в упомянутых покоях, находясь в огра-
де упомянутого королевского дворца,
вопреки существующему на этот
предмет закону, в нарушение долга
и пр. и пр.
Что упомянутый Куинбус Флест-
рин, приведя в императорский порт
флот императора Блефуску и получив
повеление от его императорского ве-
личества захватить все остальные
суда упомянутой империи Блефуску,
с тем, чтобы обратить эту империю
в цащу провинцию под управлением
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛИЛЛИПУТИЮ
125
нашего вице-короля, уничтожить и
казнить не только укрывающихся там
туиоконечников, но и всех подданных
Этой империи, которые не отступятся
немедленно от тупоконечной ереси,—
упомянутый Флестрин, как веролом-
ный изменник, предъявил просьбу его
благосклоннейшему и светлейшему
императорскому величеству избавить
его, Флестрина, от исполнения упо-
мянутого поручения под предлогом
отвращения к насилию в делах сове-
сти и нежелания уничтожать вольно-
сти и жизнь невинного народа.
Что, когда прибыло известное по-
сольство от двора Блефуску ко двору
его величества просить мира, он, упо-
мянутый Флестрин, как вероломный
изменник, помогал, поддерживал, обо-
дрял и увеселял упомянутых послов,
хорошо зная, что они слуги монарха,
который так недавно был открытым
врагом его императорского величе-
ства и вел открытую войну с упомя-
нутым величеством.
126
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Что упомянутый Куинбус Флестрин,
в противность долгу верноподдан-
ного, собирается теперь совершить
путешествие ко двору и в импе-
рию Блефуску, на которое полу-
чил только лишь словесное соизволе-
ние его императорского величества,
и что, под предлогом упомянутого
соизволения, он имеет намерение ве-
роломно и изменнически совершить
упомянутое путешествие с целью ока-
зать помощь, ободрить и поддержать
императора Блефуску, так недавно
бывшего врагом упомянутого его им-
ператорского величества и находив-
шегося с ним в открытой войне.
В обвинительном акте есть еще пункты, но
прочтенные мною наиболее существенны.
Надо признаться, что во время долгих
прений по поводу этого обвинения его вели-
чество проявил большую к вам снисходи-
тельность, весьма часто ссылаясь на ваши
заслуги перед ним и стараясь смягчить ваши
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛИЛЛИПУТИЮ
127
преступления. Канцлер казначейства и адми-
рал настаивали на том, чтобы предать вас
самой мучительной и позорной смерти. Они
предложили поджечь ночью ваш дом, окру-
жив его двадцатитысячной армией, воору-
женной отравленными стрелами, предназна-
ченными для вашего лица и рук. Возникла
также мысль дать тайное повеление не-
которым вашим слугам напитать ваши ру-
бахи и простыни ядовитым соком, который
скоро заставил бы вас разодрать ваше
тело и причинил бы вам самую мучи-
тельную смерть. Генерал присоединился
к этому мнению, так что в течение долгого
времени большинство было против вас; но
его величество, решив по возможности ща-
дить вашу жизнь, в заключение привлек на
свою сторону обер-гофмейстера.
В разгар этих прений Рельдресель, глав-
ный секретарь по тайным делам, кото-
рый всегда являлся вашим истинным другом,
полечил повеление его величества высказать
свое мнение, что он и сделал, вполне оправ-
дав ваше доброе о нем мнение. Он согла-
сился, что ваши преступления велики, но
они все же оставляют место для милосердия,
Этой величайшей добродетели, которая так
справедливо украшает его величество. Он
сказал, что существующая между ним и вами
дружба известна всякому, и потому высоко-
почтенное собрание может быть найдет его
мнение пристрастным; однако, повинуясь по-
лученному приказанию его величества, он
изложит его совершенно свободно; что, если
t28
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
его величеству будет благоугодно, во внима-
ние к вашим заслугам и в соответствии
с добротой своего сердца, пощадить вашу
жизнь и удовольствоваться повелением выко-
лоть вам оба глаза,* то он осмеливается ду-
мать, что такая мера, удовлетворив в неко-
торой степени правосудие, в то же время
приведет в восхищение весь мир, который
будет приветствовать столько же снисходи-
тельность монарха, сколько честность и ве-
ликодушие лиц, имеющих честь быть его
советниками; что потеря глаз не нанесет
никакого ущерба вашей физической силе,
благодаря которой вы еще можете быть по-
лезны его величеству; что слепота, скрывая
от нас опасность, только увеличит вашу
храбрость; что боязнь потерять зрение слу-
жила вам главным препятствием при захвате
неприятельского флота, и что для вас доста-
точно будет смотреть на все глазами мини-
стров, раз даже величайшие монархи вполне
довольствуются этим.
Это предложение было встречено высоким
собранием с крайним неодобрением. Адмирал
Болгалам не в силах был сохранить хладно-
кровие; в бешенстве вскочив с места, он
сказал, что удивляется, как осмелился секре-
тарь подать голос за сохранение жизни
изменника; что оказанные вами услуги, по
соображениям государственной безопасности,
еще более отягчают ваши преступления; что
раз вы были способны простым мочеиспу-
сканием (о чем он не может вспомнить без
отвращения) потушить пожар в покоях ее
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛИЛЛИПУТИЮ
129
величества императрицы, то в другое время,
вы будете способны таким же образом вызвать
наводнение и затопить весь дворец; что та
самая сила, которая позволила вам отнять
у неприятеля флот, при первом вашем не-
удовольствии послужит на то, что вы отве-
дете этот флот обратно; наконец, что у него
есть полное основание думать, что в глубине
души вы тупоконечник; и так как измена
зарождается в сердце прежде, чем проявляет
себя в действии, то он обвинил вас на этом
основании в измене и настаивал, чтобы вы
были немедленно казнены.
Канцлер казначейства был того же мне-
ния; он показал, в какое затруднительное
положение были приведены финансы его
величества благодаря тяжелому бремени, ко-
торым лежит на них ваше содержание; фи-
нансовое напряжение скоро станет невыно-
130
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
самым, и предложение секретаря выколоть
вам глаза не только не вылечит от этого
зла, но по всей вероятности усугубит его,
ибо, после этой операции, животные едят
больше и скорее жиреют; и если его свя-
щенное величество и члены совета, ваши
судьи, обращаясь к своей совести, пришли
к твердому убеждению в вашей виновности,
то это является достаточным основанием
приговорить вас к смерти, не затрудняясь
подысканием формальных доказательств, тре-
буемых буквой закона.
Но его императорское величество реши-
тельно высказался против смертной казни,
милостиво изволив заметить, что, если совет
находит лишение вас зрения наказанием
слишком легким, то всегда будет время при-
менить другое, более тяжелое. Тогда ваш
друг секретарь, испросив позволение выслу-
шать его возражения на замечания канцлера
казначейства по поводу значительных расхо-
дов на ваше содержание, сильно обременяю-
щих казну его величества, сказал: так как
распоряжение доходами его величества все-
цело принадлежит его превосходительству, то
ему не трудно будет предотвратить угрожаю-
щую опасность путем постепенного умень-
шения расходов на ваше содержание; таким
образом, вследствие недостаточного количе-
ства пищи, вы станете слабеть, худеть, по-
теряете аппетит и зачахнете в несколько ме-
сяцев; такая мера будет иметь еще и то пре-
имущество, что разложение вашего трупа
станет менее опасным, так как тело ваше
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛИЛЛИПУТИЮ 131
уменьшится в объеме по «равней мере в два
рада; и немедленно после вашей смерти пять
или шесть тысяч подданных его величества
смогут в два или три дня отделить мясо от
костей, сложить его в телеги, свезти и за-
копать далеко за городом во избежание за-
разы, а скелет сохранить как памятник, на
удивление потомству.
Таким образом, благодаря дружескому рас-
положению к вам секретаря, удалось прийти
к удовлетворительному решению вашего дела.
Было строго предписано сохранить в тайне
намерение постепенно заморить вас голодом;
приговор же о вашем ослеплении занесен
в протокол по единогласному решению чле-
нов совета, за исключением адмирала Болго-
лама, креатуры императрицы, который, бла-
годаря непрестанным подстрекательствам ее
величества, настаивал на вашей смерти; им-
ператрица же затаила на вас злобу из-за не-
благовидного и незаконного способа, каким
вы потушили пожар в ее апартаментах.
Через три дня ваш друг секретарь получит
повеление явиться к вам и прочитать все
пункты обвинительного акта; при этом он
объяснит вам, насколько велики снисходи-
тельность и благосклонность его величества
и государственного совета, благодаря кото-
рым вы приговорены только к ослеплению.
Его величество не сомневается, что вы по-
корно и с благодарностью подчинитесь этому
приговору; двадцать хирургов его величества
назначены наблюдать за надлежащим совер-
шением операции при помощи очень тонко
132
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
заостренных стрел, которые будут пущены
в ваши глазные яблоки в то время, когда вы
будете лежать на земле.
Засим, предоставляя вашему благоразумию
позаботиться о принятии соответствующих
мер, я должен, во избежание подозрений,
немедленно удалиться так же тайно, как при-
был сюда.
С этими словами его превосходительство по-
кинул меня, и я остался один, подавленный
только что полученным сообщением.
У лиллипутов существует обычай, введенный
нынешним императором и его министрами,
очень непохожий, как меня уверяли, на то, что
практт ковалось в прежние времена. Если, в угоду
мстительности монарха или злобе фаворита, суд
приговаривает кого-либо к жестокому наказа-
нию, то император произносит в пленуме госу-
дарственного совета речь, изображающую его
великое милосердие и доброту, как качества,
всем известные и всеми признанные. Речь не-
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛИЛЛИПУТИЮ
133
медленно публикуется по всей империи; и
ничто так не устрашает народ, как эти панеги-
рики императорскому милосердию;* ибо замечено,
что чем они пространнее и велеречивее, тем
бесчеловечнее наказание и невиннее жертва.
Однако, должен признаться, что, не предназна-
ченный ни рождением ни воспитанием к роли
придворного, я был плохой судья в подобных
вещах и никак не мог найти признаков крото-
сти и милосердия в моем приговоре, а, напро-
тив (хотя быть может и несправедливо), считал
его скорее суровым, чем мягким. Иногда мне
приходило на мысль явиться лично в совет
и защищаться, ибо если я и не мог оспаривать
фактов, изложенных в обвинительном акте, то
все-таки надеялся, что они допускают некоторое
смягчение приговора. Но с другой стороны,
судя по описаниям многочисленных политиче-
ских процессов, о которых приходилось мне чи-
134
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
тать, все они оканчивались в смысле желатель
ном для судей, и я не решался вверить свою
участь, в таких критических обстоятельствах,
столь могущественным врагам. Меня очень со-
блазняла мысль оказать сопротивление; я от-
лично понимал, что, покуда я пользовался сво-
бодой, все силы этой империи не могли бы
одолеть меня, и я легко мог бы забросать кам-
нями и обратить в развалины всю столицу;но,
вспомнив присягу, данную мною императору,
все его милости ко мне и высокий титул пар-
дана, которым он меня пожаловал, я тотчас
с отвращением отверг этот проект. Я с трудом
усваивал придворные взгляды на благодарность,
и никак не мог убедить себя, что теперешняя
суровость его величества освобождает меня от
всяких обязательств по отношению к нему.
Наконец, я остановился на решении, за ко-
торое быть может многие не без основания
меня осудят. Ведь, надо признаться, я обязан
сохранением своего зрения, а стало быть и сво-
боды, моему чрезвычайному безрассудству и не-
опытности. В самом деле, если бы в то время
я знал так же хорошо нрав монархов и мини-
стров, и их обращение с преступниками, го-
раздо менее виновными, чем был я, как я узнал
Это потом, наблюдая придворную жизнь в дру-
гих государствах, я бы с величайшей радостью
и поспешностью подчинился столь легкому на-
казанию. Но я был молод и горяч; воспользо-
вавшись разрешением его величества посетить
императора Блефуску, я еще до окончания
трехдневного срока послал моему другу секре-
тарю письмо, в котором уведомлял его о своем
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛИЛЛИПУТИЮ
решении отправиться в то же утро в Бле-
фуску, * согласно полученному мной разреше-
нию. Не дожидаясь ответа, я направился к мор-
скому берегу, где стоял на якоре наш флот.
Захватив большой военный корабль, я при-
вязал к его носу веревку, поднял якоря, раз-
делся и положил свое платье в корабль (вместе
с одеялом, которое принес на руке); затем,
ведя корабль за собою, частью в брод, частью
вплавь, я добрался до королевского порта Бле-
фуску, где давно уже меня ожидала толпа на-
рода. Мне дали двух проводников показать мне
дорогу в столицу Блефуску, носящую то же
название, что и государство. Я нес их в руках,
пока не подошел на сто саженей к городским
воротам; тут я попросил их известить о моем
прибытии одного из государственных секрета-
рей, и передать ему, что я ожидаю приказаний
его величества. Через час я получил ответ, что
его величество в сопровождении августейшей
семьи и высших придворных чинов выехал
встретить меня. Я приблизился на пятьдесят
саженей. Император и его свита соскочили
с лошадей, императрица и придворные дамы вы-
шли из карст, и я не заметил у них ни малей-
шего страха или беспокойства. Я лег на землю,
чтобы поцеловать руку императора и импера-
136
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
трицы. Я объявил его величеству, что прибыл
сюда, согласно моему обещанию и с соизволе-
ния императора, моего повелителя, чтобы иметь
честь лицезреть могущественнейшего монарха
и предложить ему зависящие от меня услуги,
если они не будут противоречить обязанностям
верноподданного моего государя; я ни слова не
упомянул о постигшей меня немилости, потому
что, не получив еще официального уведомле-
ния, я вполне мог и не знать о намерениях
своего императора. С другой стороны, у меня
было полное основание предполагать, что импе-
ратор не пожелает предать огласке мою опалу,
если узнает, что я нахожусь вне его власти;
однако скоро выяснилось, что я сильно ошибся
в своих предположениях.
Не буду утомлять внимание читателя по-
дробным описанием приема, оказанного мне при
дворе императора Блефуску; замечу только, что
он вполне соответствовал великодушию столь
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛИЛЛИПУТИЮ
137
могущественного монарха. Не буду также гово-
рить о неудобствах, которые я испытывал бла-
годаря отсутствию подходящего помещения и
постели: мне пришлось спать на голой земле,
укрывшись своим одеялом.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Автор, благодаря счастливому случаю, находит
возможность оставить империю Блефуску и после
некоторых затруднений возвращается благополучно
в свое отечество.
о моем прибытии
в Блефуску, спу'
стя три дня, отпра
вившись из любо-
пытства на северо-
восточный берег
острова, я заметил
на расстоянии по-
лулиги, в открытом
море, что то похо-
жее на опрокинутую
лодку. Сняв башмаки и чулки и пройдя в брод
около двухсот или трехсот ярдов, я увидел, что, бла-
годаря приливу, предмет приближается, и тут уже
не оставалось никаких сомнений, что это настоя-
щий бот, вероятно, оторванный бурей от какого-
нибудь корабля. Я тотчас возвратился в город и по-
просил его величество дать в мое распоряжение
двадцать самых больших кораблей, оставшихся
у него после потери флота, и три тысячи ма~
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛИЛЛИПУТИЮ
139
тросов под командой вице-адмирала. Флот по-
шел кругом острова, а я кратчайшим путем
возвратился к тому месту берега, где обнару-
жил бот; за это время прилив еще ближе при-
гнал его. Все матросы были снабжены верев-
ками, которые я предварительно ссучил в не-
сколько раз для большей прочности. Когда
прибыли корабли, я разделся и отправился
к боту, сначала в брод, а, не доходя ста ярдов,
вплавь. Матросы бросили мне веревку, один
конец которой я привязал к отверстию в пе-
редней части бота, а другой к одному из воен-
ных кораблей, но от всего этого было мало
пользы, потому что, не доставая ногами дна, я
не мог работать как следует. В виду этого мне
пришлось подплыть к боту сзади и по мере
сил подталкивать его вперед одной рукой. Так
как мне помогал прилив, то я достиг такого
места, где мог стать на ноги, погрузившись
в воду до подбородка. Я отдохнул две или три
минуты и затем продолжал подталкивать бот
до тех пор, пока вода не дошла у меня до под-
мышек. Когда таким образом самая трудная
часть предприятия была исполнена, я взял
остальные веревки, сложенные на одном из ко-
раблей, и привязал их сначала к боту, а потом
к девяти сопровождавшим меня судам. Ветер
был попутный, матросы тянули бот на букси-
ре, я подталкивал его, и мы скоро подошли
на сорок ярдов к берегу. Подождав отлива,
когда бот оказался на суше, я, при помощи
двух тысяч человек, снабженных веревками и
машинами, перевернул бот и нашел, что по-
вреждения его незначительны.
140
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Не буду докучать читателю описанием за-
труднений, которые пришлось преодолеть, чтобы
на веслах (работа над которыми отняла у
у меня десять дней) привести бот в император-
ский порт Блефуску, куда при моем прибытии
стеклась несметная толпа народа, пораженная
невиданным зрелищем такого чудовищного суд-
на. Я сказал императору, что этот бот привела
ко мне моя счастливая звезда, чтобы я добрался
на нем до места, откуда мне можно будет
вернуться на родину; и я попрос м его величе-
ство повелеть снабдить меня необходимыми
материалами для оснастки судна, а также дать
дозволение на отъезд. После некоторых попыток
убедить меня остаться, император соизволил
дать свое согласие.
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛИЛЛИПУТИЮ
141
Меня очень удивило, что за это время, на-
сколько мне было известно, ко двору Блефуску
не поступало никаких запросов обо мне от
нашего императора. Однако, позднее мне част-
ным образом сообщили, что его императорское
величество, ни минуты не подозревая, что мне
известны его намерения, усмотрел в моем отъ-
езде в Блефуску простое исполнение обещания,
согласно данному им на то дозволению, о ко-
тором было хорошо известно всему двору; он
был уверен, что я возвращусь через несколько
дней, когда все формальности визита будут вы-
полнены. Но через некоторое время мое долгое
отсутствие начало его беспокоить; посовеща-
вшись с канцлером казначейства и другими
министрами, он послал ко двору Блефуску одну
знатную особу* с копией моего обвинительного
акта. Этот посланец имел инструкции поста-
вить на вид монарху Блефуску великое мило-
сердие своего повелителя, удовольствовавшегося
наложением на меня такого легкого наказания,
как ослепление, и объявить, что я бежал от
правосудия; и если в течение двух часов не
возвращусь назад, то буду лишен титула нар-
дака и объявлен изменником. Посланный при-
бавил, что в видах сохранения мира и дружбы
между двумя империями его повелитель питает
надежду, что его брат, император Блефуску,
даст повеление отправить меня в Лиллипутию,
связанного по рукам и ногам, чтобы подверг-
нуть меня наказанию за измену.
Император Блефуску, после трехдневного разт
мышления, послал весьма любезный ответ со
множеством извинений. Он писал, что брат его
142
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
прекрасно понимает полную невозможность от-
править меня в Лиллипутию, связанного по ру-
кам и ногам; что, хотя я лишил его флота, однако
же он считает себя обязанным мне за множество
добрых услуг, оказанных мною во время мирных
переговоров; что, впрочем, оба монарха скоро
вздохнут свободнее, так как я нашел на берегу
огромныВ корабль, на котором могу отправиться
в море; что он отдал приказ снарядить этот
корабль по моим указаниям и надеется, что
через несколько недель обе империи избавятся,
наконец, от столь невыносимого бремени.
С этим ответом посланный возвратился
в Лиллипутию, и монарх Блефуску сообщил мне
все, что произошло, предлагая в то же время,
но под условием хранить это в строгой тайне,
свое милостивое покровительство, если мне
угодно будет остаться у него на службе. Хотя
я считал предложение императора вполне ис-
кренним, однако решил не доверяться больше
монархам и министрам, если есть возможность
обойтись без их помощи, и потому, выразив
императору свою глубокую благодарность за
его милостивое внимание, я почтительнейше
просил его величество извинить меня и сказал,
что, хотя неизвестно к счастью или невзгодам
судьба посылает мне это судно, но я решил
лучше отдать себя на волю океана, чем слу-
жить яблоком раздора между двумя столь мо-
гущественными монархами. У меня не было
впечатления, что императору не понравился
Этот ответ, напротив, я узнал даже, что он
остался очень доволен моим решением,* как и
большинство его министров.
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛИЛЛИПУТИЮ
143
Эти обстоятельства заставили меня поспе-
шить и уехать скорее, чем я предполагал. Двор,
в нетерпеливом ожидании моего отъезда, ока-
зывал мне всяческое содействие. Пятьсот чело-
век сделали под моим руководством два паруса
для моего бота, простегав для этого сложен-
ное в тринадцать раз самое толстое тамошнее
полотно. Изготовление снастей и канатов
я взял на себя, скручивая вместе по десяти, два-
дцати и тридцати самых толстых и прочных
тамошних веревок. Большой камень, случайно
найденный на берегу после долгих поисков
заменил мне якорь. Мне дали жпр трехсот ко-
ров для смазки бота и других надобностей.
С невероятными усилиями я срезал несколько
144
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
самых высоких строевых деревьев на весла
и мачты; в изготовлении их мне оказали, од-
нако, большую помощь корабельные плотники его
величества, которые выравнивали и обчищали
то, что мною было сделано вчерне.
По прошествии месяца, когда все было готово,
я отправился в столицу получить приказания
его величества и попрощаться с ним. Импера-
тор с августейшей семьей вышли из дворца:
я лег на землю, чтобы поцеловать его руку, кото-
рую он очень благосклонно протянул мне; то же
сделали императрица и все принцы крови. Его
величество подарил мне пятьдесят кошельков
с двумястами спругов в каждом? свой портрет
во весь рост, который я тотчас спрятал себе в пер-
чатку для большей сохранности. Но весь цере-
мониал моего отъезда был так сложен, что сейчас
я не буду утомлять читателя его описанием.
Я погрузил в бот сто воловьих и триста ба-
раньих туш, соответствующее количество хлеба
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛИЛЛИПУТИЮ
145
и напитков, и столько жареного мяса, сколько
могли мне приготовить четыреста поваров. Кроме
того, я взял с собою шесть живых коров и
два быка и столько же овец с баранами, чтобы
привезти их к себе на родину и заняться их
разведением. Для прокормления этого скота
в пути я захватил с собою большую вязанку
сена и мешок зерна. Мне очень хотелось увезти
с собою с десяток туземцев, но император ни
за что не согласился на это; не довольствуясь
самым тщательным осмотром моих карманов,
его величество обязал меня честным словом не
брать с собою никого из его подданных даже
с их согласия и по их желанию.
Приготовясь таким образом как можно лучше
к путешествию, я поставил паруса 24-го сен-
тября 1701 года в шесть часов утра. Пройдя
при юго-восточном ветре около четырех лиг по
направлению к северу, в шесть часов вечера
я заметил на северо-западе, на расстоянии полу-
лиги, небольшой островок. Я подъехал к нему
и бросил якорь с подветренной стороны остро-
ва, который был повидимому необитаем. Немного
подкрепившись, я лег отдохнуть. Спал я хорошо
и, по моему предположению, не меньше шести
часов, потому что проснулся часа за два до на-
ступления дня. Ночь была светлая. Позавтракав
до восхода солнца, я поднял якорь и при попут-
ном ветре взял с помощью карманного компаса
тот же курс, что и накануне. Моим намерением
было достигнуть по возможности одного из
островов, лежащих, по моим соображениям, на
северо-восток от Вандименовой Земли. В этот
день я ничего не открыл, но около трех часов
146
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
пополудни следующего дня, находясь, согласно
моим вычислениям, в двадцати четырех лигах
от Блефуску, я заметил парус, двигавшийся на
юго-восток; сам же я направлялся прямо на
восток. Я стал кричать, но ответа не добился.
Однако скоро ветер ослабел, и я получил воз-
можность догнать судно. Я поставил все паруса
и через полчаса корабль заметил меня, вы-
бросил флаг и выстрелил из пушки. Трудно
описать охватившее меня чувство радости, когда
неожиданно явилась надежда вновь увидеть лю-
безное отечество и покинутых там дорогих моему
сердцу людей. Корабль убавил паруса, и я пристал
к нему в шестом часу вечера 26-го сентября. Мое
сердце затрепетало от восторга, когда я увидел
английский флаг. Рассовав коров и овец по кар-
манам, я взошел на борт корабля со всем своим
небольшим грузом. Это было английское купе-
ческое судно, возвращавшееся из Японии север-
ными и южными морями; капитан его, мистер
Джон Бидль из Дептфорда, был человек в выс-
шей степени любезный и превосходный моряк.
Мы находились в это время под 30° южной
широты. Экипаж корабля состоял из пятидесяти
человек, и между ними я встретил одного моего
старого товарища Питера Вильямса, который
дал капитану самые благоприятные обо мне све-
дения. Капитан оказал мне любезный прием и
попросил сообщить, откуда я еду и куда на-
правляюсь. Когда я вкратце сказал ему это, он
подумал, что я заговариваюсь, и что перенесен-
ные несчастья лишили меня рассудка. Тогда я
вынул из кармана коров и овец; это привело
его в крайнее изумление и убедило в моей
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛИЛЛИПУТИЮ
147
правдивости. Затем я показал ему золото, полу-
ченное от имератора Блефуску, портрет его ве-
личества и другие диковинки. Я отдал капитану
два кошелька с двумястами спругов в каждом и
обещал ему подарить, по прибытии в Англию,
стельную корову и овцу.
Но я не буду докучать читателю подробным
описанием этого путешествия, которое оказа-
лось очень благополучным. Мы прибыли в Даунс
13 апреля 1702 года. В пути-у меня была только
одна неприятность: корабельные крысы утащили
одну мою овечку, и я нашел в щели ее совер-
шенно обглоданные кости. Весь остальной скот
я благополучно доставил на берег и в Гринвиче
пустил его на лужок; тонкая и нежная трава,
сверх моего ожидания, послужила им прекрасным
кормом. Я бы не мог сохранить этих животных
U8
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
в течение столь долгого путешествия, если бы
капитан не давал мне своих лучших сухарей,
которые я растирал в порошок, размачивал
водою и в таком виде давал им. В продолжение
моего недолгого пребывания в Англии я собрал
значительную сумму денег, показывая этих жи-
вотных многим знатным лицам и простому народу,
а перед началом второго путешествия продал их
За шестьсот фунтов. Возвратившись в Англию
из последнего путешествия, я нашел уже довольно
большое стадо; особенно расплодились овцы;
и я надеюсь, что они принесут значительную
пользу шерстопрядильной промышленности,*бла-
годаря необыкновенной тонине своей шерсти.
Я оставался с женой и детьми не больше
двух месяцев, потому что мое ненасытное же-
лание видеть чужие страны не давало мне по-
коя, и я не мог усидеть дома. Я оставил жене
полторы тысячи фунтов и водворил в хорошем
доме в Редриффе. Остальное свое имущество,
частью в деньгах, частью в движимости, я увез
с собою в надежде приумножить его. Старший
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛИЛЛИПУТИЮ
149
мой дядя Джон завещал мне поместье недалеко
от Эппинга, приносившее в год до тридцати
фунтов дохода, столько же дохода я получал от
бывшей у меня в долгосрочной аренде харчевни
Черный Бык в Феттер-Лэне. Таким образом, я
не боялся, что Оставляю семью на попечение
прихода. Мой сын Джонни, названный так
в честь своего дяди, посещал школу грамоты
и был хорошим учеником. Моя дочь Бетти
(которая теперь замужем и имеет детей) училась
швейному мастерству. Я попрощался с женой,
дочерью и сыном, причем дело не обошлось
без слез с обеих сторон, и сел на купеческий
корабль Адвенчер, вместимостью в триста тонн;
назначение его было Сюрат, капитан—Джон
Николес из Ливерпуля. Но отчет об этом пу-
тешествии составит вторую часть моих стран-
ствований.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ПУТЕШЕСТВИЕ
БРОБДИНГНЕГ

ГЛАВА ПЕРВАЯ
Описание сильной бури. Посылка баркаса за прес-
ной водой. Автор отправляется на нем для иссле-
дования страны. Он оставлен на берегу, его под-
бирает один туземец и относит к фермеру. Прием
автора на ферме и различные происшествия, слу-
чившиеся там. Описание жителей.
адо думать, что сама
природа и судьба пред-
назначили меня к дея-
тельной и беспокойной
жизни, потому что через
два месяца после воз-
вращения домой, 20-го
июня 1702 года, я снова
оставил отечество и сел
в Даунсе на корабль
Адвенчер, отправлявший-
ся в Сюрат под командой
капитана Джона Нико-
лееа из Корнурльса. Ветер был попутный до мыса
Доброй Надежды, где мы бросили якорь, чтобы
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
1S4
запастись свежей водой. Но на корабле открылась
течь, мы выгрузили товары и зазимовали, потому
что капитан заболел перемежающейся лихорадкой,
и мы не могли покинуть мыс до конца марта, когда
мы поставили, наконец, паруса и благополучно
совершили переход до Мадагаскарского пролива.
Но когда мы вышли к северу от Мадагаскара
я находились приблизительно на 5е южной ши-
роты, то умеренные северные и западные ветры,
ПУТЕШЕСТВИЕ В БРОБДИНГНЕГ
155
по наблюдениям моряков постоянно дующие
в этом поясе с начала декабря и до начала мая.
19-го апреля вдруг сменились гораздо более
сильным ветром, налетевшим прямо с запада и
продолжавшимся двадцать дней подряд. Нас за-
несло за это время восточнее Молукских остро-
вов, на 3 градуса к северу от экватора, как вы-
ходило по вычислениям капитана, сделанным
2-го мая,* когда ветер прекратился и наступил
полный штиль, немало меня обрадовавший. Но
капитан, человек опытный в плавании по этим
морям, приказал всем нам приготовиться к буре,
которая действительно и разразилась на следую-
щий же день, когда поднялся южный ветер,
известный под именем муссона.
Видя, что ветер сильно крепчает,* мы убрали
блинд и приготовились убавить фок-зейль. Но по-
года становилась хуже; осмотрев, прочно ли привя*
Заны пушки, мы убавили бизань. Корабль нахо-
дился в открытом море, и было решено лучше
итти по ветру, чем лечь в дрейф. Мы взяли
рифы от фок- зейля и поставили его, затем на-
тянули шкот. Румпель лежал на полном ветре.
Корабль бодро держался. Мы закрепили спереди
нирал, но парус разорвался. Тогда мы спустилп
рею, сняли с нее парус и весь такелаж. Буря
была ужасная, море сильно бушевало. Мы натя-
нули тали у ручки румпеля и пришли на по-
мощь рулевому. Мы не думали спускать брам-
стеньги, потому что корабль шел по ветру, а
известно, что брамстеньги помогают управлению
кораблем и увеличивают его ход, тем более, что
перед нами было открытое море. Когда буря
стихла, поставили грот и фок и легли в дрейф.
156
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Затем подняли бизань, большой и малый мар-
сели. Мы шли на северо-восток, при юго-запад-
ном ветре. Мы укрепили швартовы к штирбор-
ту, ослабили брасы у рей за ветром, сбрасонили
под ветер и крепко притянули булиня, закрепив
их. Мы маневрировали бизанью, стараясь сохра-
нить ветер и поставить столько парусов, сколько
могли выдержать корабельные мачты.
Во время этой бури, сопровождавшейся силь-
ным З.-Ю.-З- ветром нас отнесло, по моим вы-
числениям, по крайней мере на пятьсот лиг
к востоку, так что самые старые и опытные
моряки не могли сказать, в какой части света
мы находимся. Провианта у нас было вдоволь,
корабль в хорошем состоянии, экипаж совер-
шенно здоров, и только ограниченность запасов
пресной воды внушала нам сильное беспокой-
ство. Мы сочли за лучшее держаться прежнего
направления, нежели отклоняться более к северу,
так как при этом нас могло унести в северо-
западные области Великой Татарии или к Ледо-
витому морю.
16-го июня 1703 года стоявший на брам-
стеньге юнга увидел землю. 17-го мы подошли
к острову или континенту мы не знали), на
южной стороне которого выдавалась в море
полоса земли и виднелась бухта, но не такой
глубины, чтобы в нее мог войти корабль более
ста тонн водоизмещения. Мы бросили якорь на
расстоянии лиги от этой бухты, и капитан по-
слал баркас с десятком хорошо вооруженных
людей, снабдив их сосудами для воды, если та-
ковая будет ими найдена. Я попросил у капи-
тана позволения присоединиться к ним, чтобы
ПУТЕШЕСТВИЕ В БРОБДИНГНЕГ
157
осмотреть страну и сделать открытия, какие
будут в моих силах. Прибыв к берегу, мы не
нашли ни реки, ни источника и ни малейших
признаков населения. Поэтому матросы разбре-
лись по побережью в поисках за пресной водой,
в я отправился один в противоположную сторону,
158
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
но на расстоянии мили кругом тянулись все
те же бесплодные и скалистые места. Почувство-
вав усталость и не находя ничего любопытного,
я стал медленно возвращаться к бухте; море ши-
роко открывалось передо мною, и к немалому уди-
влению я увидел, что наши матросы уже сели
в баркас, и гребут что есть мочи по направле-
нию к кораблю. Я уже собирался окликнуть
их, хотя это было и "бесполезно, как вдруг за-
метил, что их энергично преследует в море че-
ловек исполинского роста; вода едва доходила
ему до колен, и он делал огромные шаги, но
так как наши успели отъехать не меньше, чем
на поллиги от него, и море кругом было по-
ПУТЕШЕСТВИЕ В БРОБДИНГНЕГ 159
крыто острыми скалами, то чудовище не могло
догнать лодку. Все это мне рассказали потом,
а в тот момент я не имел мужества наблюдать
исход погони, но со всех ног бросился удирать;
запыхавшись, я взобрался на крутой холм, от-
куда мог обозреть окрестности. Земля кругом
была хорошо возделана, но меня поразила вы-
сота травы на лугах, достигавшая двадцати
футов.
Я вышел на большую дорогу, так, по край-
ней мере, мне казалось, хотя для туземцев эта
дорога была только тропинкой, пересекавшей
ячменное поле. В течение некоторого времени
я почти ничего не мог видеть по сторонам,
потому что приближалось время жатвы, и ячмень
был высотой футов сорок. Только через час
я достиг конца этого поля, обнесенного из-
городью в сто двадцать футов вышины. Что
касается деревьев, то они были так велики,
что я совсем не мог определить их высоту.
Чтобы попасть с этого поля на соседнее, нужно
было подняться на четыре ступени, да еще
перешагнуть через огромный камень. Мне не
по силам было взобраться на эту лестницу, по-
тому что каждая ступень имела шесть футов
вышины, а верхний камень—больше двадцати.
Поэтому я старался найти какую-нибудь щель
в изгороди, как вдруг увидел, что с соседнего
поля к лестнице подходит исполин, такой же
огромный, как и тот, который гнался за нашим
баркасом. Ростом он был с каланчу, а каждый
его шаг, насколько я мог прикинуть, равнялся
десяти ярдам. Объятый ужасом и изумлением
я поспешно убежал и спрятался в ячмене, от-

ПУТЕШЕСТВИЕ В БРОВДИНГНЕГ
(61
куда увидел, как, взобравшись на ступеньки, ве-
ликан оглянулся на соседнее поле направо и стал
звать кого то голосом, звучавшим во много
раз громче, чем наш голос в рупор; он раз-
давался с такой высоты, что сначала я принял
его за раскаты грома. Па зов к нему тотчас
подошли семь таких же чудовищ с серпами
в руках, величиной с шесть наших кос. Эти
люди были одеты беднее первого и являлись
невидимому его слугами или работниками, по-
тому что после нескольких его слов отправи-
лись жать на то поле, где я спрятался. Я ста-
рался держаться от них подальше, но мог
двигаться лишь с большим трудом, так как
в некоторых местах расстояние между стеблями
было не больше фута, и я едва пробирался
между ними. Тем не менее я кое-как добрался
до части поля, где ячмень был повален дождем
и ветром. Здесь я не в силах был сделать ни
шагу дальше; стебли так переплелись, что не
было никакой возможности пробраться между
ними, а усики поваленных колосьев были так
крепки и остры, что прокалывали мне платье
и вонзались в тело. Между тем я слышал, что
жнецы находятся от меня не дальше ста ярдов.
Разбитый усталостью и уничтоженный горем
и отчаянием, я лег в борозду и от всего сердца
желал смерти. Я оплакивал покинутую жену
и сирот детей. Я горько сетовал на свои
безрассудство и упрямство, побудившие меня
предпринять второе путешествие, вопреки со-
ветам родных и друзей. В ртом подавленном
состоянии я невольно вспомнил Лиллипутию,
жители которой смотрели на меня, как па ве-
162
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
личайшее чудо в свете, где я был способен
тащить одной рукой весь императорский флот
и совершить много других подвигов, которые
увековечены в летописях этой империи и по-
кажутся невероятными потомству, хотя они
и засвидетельствованы миллионами очевидцев.
Я представил себе унижение, ожидающее меня
у этого народа, где я буду казаться таким же
ничтожным существом, каким казался бы среди
нас любой лиллипут. Но без сомнения это было
еще не самое худшее из несчастий, ожидавших
меня; ведь если человеческая дикость п жесто-
кость, как свидетельствует наблюдение, возра-
стают пропорционально росту, то чего мне
было ожидать теперь, кроме печальной участи
быть съеденным первым же огромным варваром,
которому случится поймать меня? Несомненно,
философы правы, утверждая, что понятия ве-
ликого и малого суть понятия относительные.
Быть может судьбе угодно будет устроить так,
что и ли л липу ты встретят людей, столь же ма-
лых сравнительно с ними, как они были малы
по сравнению со мной. И кто знает, быть мо-
жет в какой-нибудь отдаленной и неизвестной
нам части света существует порода смерт-
ных, превосходящих своим ростом даже этих
гигантов?
Таким философским размышлениям предавался
я, несмотря на овладевшие мной ужас п смяте-
ние. В это время один из жнецов подошел на
десять ярдов к борозде, в которой я лежал;
испугавшись, что при следующем его шаге
я буду растоптан млн разрезан пополам серпом,
я в ужасе закричал благим матом. Великан
ПУТЕШЕСТВИЕ В БРОБДППГНЕГ 163
остановился, внимательно осмотрелся кругом и
наконец заметил меня на земле. С минуту он
наблюдал меня с тем опасливым видом, какой
16*
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
бывает у нас, когда мы хотим схватить какого-
нибудь зверька так, чтобы он не оцарапал или
не укусил нас; я сам хватал иногда таким об-
разом хорьков в Англии. Наконец, он отважился
взять меня за талию большим и указательным
пальцами и поднести к глазам на расстояние
трех ярдов, чтобы получше рассмотреть. Я уга-
дал его намерение, и у меня хватило настолько
присутствия духа, что я решил не оказывать ни
малейшего сопротивления, когда он держал
меня так на высоте шестидесяти футов от
земли, хотя си страшно сдавил мне ребра,
боясь, чтобы я не выскользнул из его пальцев.
Я позволил себе только поднять глаза к солнцу,
умоляюще сложить руки и сказать несколько
слов смиренным печальным тоном, подобающим
положению, в котором я находился. Я все время
был в страхе, что великан швырнет меня
о землю, как мы швыряем противное насекомое,
собираясь раздавить его. Но, благодарение моей
счастливой звезде, мой голос и жесты невидимому
понравились ему, и он начал рассматривать
меня как диковину, изумляясь моей членораз-
дельной речи, смысл которой был ему непоня-
тен. Однако я не мог больше удержаться от
стона и слез и, повернув голову к бокам, ста-
рался повыразительнее показать ему, что сво-
ими пальцами он причиняет мне нестерпи-
мую боль. Невидимому он понял мою мимику,
так как, подняв полу своего камзола, осто-
рожно положил меня туда и бегом пустился со
мной к своему хозяину, тому самому зажиточ-
ному фермеру, которого я прежде других увидел
на поле.
ПУТЕШЕСТВИЕ В БРОБДИНГНЕГ 16)
Фермер, получив от своего работника (как
в заключил из их разговора) все сведения обо
мне, какие тот мог дать ему, взял соломинку,
толщиною в трость, , и стал поднимать ею полы
моего кафтана: очевидно, он полагал, что при-
рода одарила меня чем то в роде оболочки.
Затем оп дунул на мои волосы, чтобы лучше
рассмотреть лицо. Созвав работников, оп спро-
сил их (как я потом узнал), не случалось ли
нм находить когда-нибудь на полях других
зверьков, похожих на меня. Затем он осторожно
опустил меня на землю и поставил на четве-
реньки; но я тотчас поднялся на ноги и стал
расхаживать взад и вперед, желая показать
этим людям, что у меня нет ни малейшего на-
мерения бежать. Они сели в кружок, чтобы
лучше наблюдать за моими движениями. Я снял
шляпу и сделал глубокий поклон фермеру. За-
тем, став на колени, я поднял к небу глаза и
руки и как можно громче произнес несколько
слов; я вынул из кармана кошелек с золотом
п с видом полной покорности вручил его хозяину.
Тот принял кошелек в ладонь, поднес его к са-
мым глазам, чтобы увидеть, что это такое, за-
тем несколько раз потыкал его кончиком бу-
лавки, которую вынул у себя из рукава, но
так и не понял его назначения. Тогда я сделал
знак, чтобы оп положил руку на землю; затем,
взяв кошелек и открыв его, высыпал к нему
на ладонь все золото. Там было шесть испан-
ских золотых, в четыре пистоли каждый, и два-
дцать или тридцать монет помельче. Послюнив
кончик мизинца, он поднял им сперва одну
большую монету, потом другую; но видно было.
16в
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
что он остался в полном неведении, что это
за вещицы. Он сделал мне знак положить мо-
неты обратно в кошелек и спрятать кошелек
в карман, что я в конце концов и сделал после
неоднократных бесплодных предложений при-
нять от меня кошелек в подарок.
ПУТЕШЕСТВИЕ В БРОБДИПГПЕГ
167
Мало-ио-малу фермер убедился, что имеет
дело с разумным существом. Он часто загова-
ривал со мною, но шум его голоса отдавался
у меня в ушах подобно шуму водяной мель-
ницы, хотя слова произносились им достаточно
внятно. Я отвечал на разных языках, как можно
громче, и он часто приближал свое ухо на два
ярда ко мне, но все было напрасно, потому что
мы совершенно не понимали друг друга. На-
конец, фермер приказал слугам вернуться к своей
работе, вынул из кармана носовой платок, сло-
жил его вдвое, покрыл им левую руку, которую
положил па землю ладонью вверх, и сделал мне
знак взойти на нее, что было не трудно испол-
нить, так как его рука была толщиною не бо-
лее фута. Я счел благоразумным повино-
ваться и, чтобы не упасть, лег на платок;
для большей безопасности фермер закутал меня
в него, как в одеяло, и в таком виде понес
к себе в дом. Придя туда, он кликнул свою
жену и показал меня ей; но та завизжала и по-
пятилась, точь в точь как английские дамы
при виде жабы или паука. Однако, видя мое
примерное поведение и полное повиновение
всем знакам ее мужа, она скоро привыкла ко мне
и стала обходиться со мной очень ласково.
Был полдень, и слуга подал обед, который
состоял (в соответствии со скромной обстанов-
кой земледельца) только из одного большого
куска говядины на блюде около двадцати четы-
рех футов в диаметре. За стол сели фермер,
его жена, трое детей и старуха бабушка. Фер-
мер посадил меня около себя на столе, возвы-
шавшемся на тридцать футов от пола, Боясь

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
свалиться с такой высоты, я отодвинулся
подальше от края. Фермерша отрезала ломтик
говядины, отломала кусочек хлеба и поло-
жила все это передо мною. Сделав ей глубо-
кий поклон, я вынул свою вилку и нож и на-
чал есть, что доставило всем большое удоволь-
ствие. Хозяйка велела подать служанке ликерную
рюмочку, вместимостью около двух галлонов, и
налила в псе какого то питья. С большим тру-
ПУТЕШЕСТВИЕ В БРОБДИНГЯЕГ
169
дом я взял рюмку обеими руками и самым поч-
тительным образом выпил за здоровье хозяйки,
громко произнеся тост по английски; это за-
ставило от души рассмеяться всех присутствую-
щих, п своим хохотом они едва не оглушили
меня. Нани гок, напоминавший слабый сидр,
был довольно приятен на вкус. Затем хозяин
знаками пригласил меня на свою сторону. Про-
ходя по столу, я споткнулся о корку хлеба
и грохнулся носом, но не ушибся; благосклон-
ный читатель легко поймет и извинит мою
неловкость, если примет во внимание, в каком
170
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
удивлении я пребывал все время. Немедленно
вскочив на ноги и увидя, что мое падение
сильно встревожило этих добрых людей, я взял
шляпу (которую, как подобает благовоспитан-
ному человеку, я держал под хмышкой), помахал
сю над годовой и трижды прокричал ура в знак
1 ого, что все обошлось благополучно. По когда
я подошел к моему хозяину (так я буду назы-
вать впредь фермера), то сидевший подле него
младший сын, десятилетний шалун, быстро
схватил меня за ноги и поднял так высоко,
что у меня захватило дух. К счастью отец выхва-
тил меня из рук сына и дал ему такую оплеуху,
которая наверное сбросила бы с лошадей целый
эскадрон европейской кавалерпи; оп приказал
также мальчику выйти из-за стола. Но, не же-
лая оставлять в ребенке злобное к себе чувство
и вспомнив, как обыкновенно бывают жестоки
паши дети к воробьям, котятам и щепкам,
я упал на колени и, указывая пальцем на маль-
чика, изо всех сил старался дать понять моему
хозяину, что прошу его простить сына. Отец
смягчился, и мальчишка снова занял свое место.
Тогда я подошел к нему и поцеловал его руку,
которую хозяин мой взял и нежно погладил
ею меня.
Во время обеда к хозяйке вскочила на колени
ее любимая кошка. Я услышал позади себя
сильный шум, точно десяток чулочных вязаль-
щиков работали на станках. Обернувшись, я уви-
дел, что это мурлычет кошка, которую кормила
и ласкала хозяйка; судя по голове и лапе, она
была невидимому в три раза больше нашего
быка. Свирепый вид этого животного совсем
ПУТЕШЕСТВИЕ В БРОБДИНГНЕГ
171
расстроил меня, несмотря на то, что я нахо-
дился па другом конце стола на расстоянии
пятидесяти футов от него, и хозяйка крепко
держала кошку, боясь, как бы она не прыгнула
и не схватила меня своими когтями. Однако
мои опасения оказались неосновательны: хозяин
поднес меня к кошке на расстояние трех яр-
дов, и она не обратила па меня ни малейшего
внимания. Мне часто приходилось слышать
и во время путешествий убедиться на опыте,
что бежать или выказывать страх перед хищным
животным есть верный способ подвергнуться
его преследованию пли нападению, и по-
тому в данном опасном положении я решил не
проявлять ни малейшего беспокойства. Пять
или шесть раз я бесстрашно подходил к самой
морде кошки на расстояние полуярда, и она
пятплась назад, словно была больше испугана,
чем я. Во время того же обеда, как это обыкно-
172
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
венно бывает в деревенских домах, в комнату
вбежали три или четыре собаки, но они мало
испугали меня. Одна из них была дворовая,
величиною в четыре слона, другая — борзая,
выше дворовой, но тоньше ее.
В самом конце обеда вошла кормилица с го-
довалым ребенком на руках, который неме-
дленно заметил меня и, согласно ораторскому
искусству детей, поднял такой вопль, что его
наверное услышали бы с Лондонского моста,
если бы он находился в Чельси: он принял
меня за игрушку. Хозяйка, руководясь чувством
материнской нежности, взяла меня и поставила
перед ребенком, и тот тотчас же схватил меня
за талию и стал засовывать к себе в рот мою
голову; тогда я завопил таким благим матом,
что ребенок в испуге выронил меня, и я не-
ПУТЕШЕСТВИЕ В ВРОБДППГНЕГ
173
премеппо сломал бы себе шею, если бы мать
не подставила свой передник. Чтобы успокоить
младенца, кормилица стала забавлять его погре-
мушкой, которая имела вид пустого сосуда, на-
полненного камнями, и была привязана кана-
том к поясу ребенка. Но все было напрасно,
так что оставалось последнее средство унять
его — дать ему грудь. Должен признаться, что
никогда в жизни не испытывал я такого отвра-
щения, как при виде этой чудовищной груди,
174
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
и нет предмета, с которым бы я мог сравнить
ее, чтобы дать любопытному читателю слабое
представление об ее величине, форме и цвете.
Скажу только, что она образовывала выпуклость
вышиною в шесть футов, а по окружности
была не меньше шестнадцати футов. Сосок был
величиной почти в пол моей головы; его по-
верхность, как и поверхность всей груди, до
того была испещрена пятнами, прыщами и вес-
нушками, что нельзя было себе представить
более тошнотворного зрелища. Я наблюдал его
совсем вблизи, потому что кормилица, давая
грудь, села поудобнее как раз около меня. Опи-
санное зрелище навело меня на некоторые раз-
мышления по поводу нежности и белизны кожи
наших английских дам. Я полагаю, что эти
дамы кажутся нам такими красивыми только
потому, что они одинакового роста с нами
и их изъяны можно видеть не иначе как
в микроскоп, который ясно показывает, как
груба, толста и скверно окрашена самая нежная
и белая кожа.
Во время моего пребывания в Лиллипутии
мне казалось, что нет в мире людей с таким
прекрасным цветом лица, каким природа ода-
рила эти крошечные создания. Когда я беседо-
вал на эту тему с одним ученым лиллипутом,
моим близким другом, то он сказал мне, что
мое лицо производит на него более приятное
впечатление издали, когда он смотрит на меня
с земли, чем с близкого расстояния, и откро-
венно признался мне, что, когда я в первый
раз взял его на руки и поднес к лицу, то своим
видом оно ужаснуло его. По его словам, у меня
ПУТЕШЕСТВИЕ В БГ0БД11НГНЕГ 175
на коже можно заметить большие отверстия,
цвет ее представляет очень неприятное сочета-
ние разных красок, а волосы на бороде кажутся
в десять раз толще щетины кабана; между тем,
позволю себе заметить, что я ничуть не безо-
бразнее большинства моих соотечественнпков,
и, несмотря на долгие путешествия, загорел очень
мало. С другой стороны, беседуя со мной о та-
мошних придворных дамах, ученый этот гово-
рил мне, что у одной лицо покрыто веснуш-
ками, у другой слишком велик рот, у третьей
большой нос; а я ничего этого не замечал. Ко-
нечно, эти рассуждения в достаточной мере
банальны, но я не мог удержаться от них,
чтобы читатель не подумал, будто великаны,
к которым я попал, действительно очень безо-
бразны. Напротив, я должен отдать им справедли-
вость и сказать, что это красивая раса; и
в частности, черты лица моего хозяина, несмо-
тря на то, что он простой фермер, казались
мне очень правильными, когда я видел его на
высоте шестидесяти футов.
После обеда хозяин отправился к рабочим,
наказав жене, насколько можно было судить по
его голосу и жестам, обращаться со мной по-
заботливее. Я очень устал и хотел спать; за-
метя это, хозяйка положила меня на свою по-
стель и укрыла чистым белым носовым плат-
ком, который однако был больше и толще па-
руса военного корабля.
Я проспал около двух часов и мне снилось,
что я дома в кругу семьи. Это еще больше
омрачило мое печальное настроение, когда я
проснулся и увидел, что нахожусь один в об-
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
176
ширной комнате, шириною в двести или триста
футов, а вышиною более двухсот, и лежу на
кровати в двадцать ярдов ширины. Моя хозяйка
отправилась по делам и оставила меня одного.
Кровать возвышалась над полом на восемь яр*
дов; между тем, некоторые естественные потреб-
ности побуждали меня сойти с кровати. Позвать
на помощь я не решался, да это было и беспо-
лезно, потому что мой слабый голос не мог
быть услышан на громадном расстоянии, отде-
лявшем мою комнату от кухни, где находилась
семья. Когда я пребывал в этом затруднитель-
ном положении, две крысы взобрались по пологу
на постель и стали бегать по ней взад и впе-
ПУТЕШЕСТВИЕ В БРОБДПНГНЕГ
т
род. Одна подбежала к самому моему лицу,
я в ужасе вскочил и вынул для защиты тесак.
Эти гнусные животные имели дерзость аттако-
вать меня с обеих сторон, и одна крыса даже
уперлась передними лапами в мой воротник;
к счастью, мне удалось распороть ей брюхо
прежде, чем она успела нанести мне какой-ни-
будь вред. Она упала к моим ногам, а другая,
впдя печальную участь товарки, обратилась
в бегство, получив в спипу рапу, которою
я успел угостить ее, так что и она оставила за
собою кровавый след. После этого подвига
я стал прохаживаться взад и вперед по кровати,
чтобы перевести дух и приттн в себя. Крысы
эти были величиной с большую дворнягу, но
отличались гораздо большим проворством и лю-
тостью, так что, если бы, ложась спать, я снял
свой тесак, они несомненно растерзали бы
меня па куски и сожрали. Я измерил хвост
мертвой крысы и нашел, что он равен двум
ярдам без одного дюйма. Однако у меня недо-
стало присутствия духа сбросить крысу с по-
стели, где кровь все еще шла из нее; заметив
в ней некоторые признаки жизни, я сильным
ударом разрубил ей шею и доканал ее.
Вскоре после этого в комнату вошла хозяйка.
Увидя, что я весь окровавлен, она поспешно
бросилась ко мне и взяла меня на руки. Я ука-
зал на убитую крысу, улыбкой и другими зна-
ками давая ей понять, что сам я не ранен,
чему она сильно обрадовалась. Позвав служанку,
она велела ей взять крысу щипцами и выбро-
сить за окно, а сама поставила мепя на стол;
тогда я показал ей окровавленный тесак, вытер
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
17Й
его полой кафтана и вложил в ножны. По
я чувствовал настоятельную потребность сделать
то, чего никто не мог сделать вместо меня, и
поэтому всячески старался дать понять хозяйке,
что хочу спуститься на пол. Когда это жела-
ние было исполнено, стыд помешал мне изъяс-
ниться более наглядно, и я ограничился тем,
что, указывая пальцем на дверь, поклонился
несколько раз. С большим трудом добрая жен-
щина поняла наконец, в чем дело; взяв меня
в руку, она отнесла в сад и там поставила на
землю. Отойдя ярдов на двести, я сделал знак,
чтобы она не смотрела на меня, спрятался ме-
жду двумя листками щавеля и совершил свои
нужды.
Надеюсь, благосклонный читатель извинит меня
за то, что я останавливаю его внимание на та-
кого рода подробностях; однако, сколь ни незна-
чительными могут показаться эти подробности
умам пошлым и низменным, они несомненно
помогут философу обогатиться новыми мы-
слями и применить их на благо общественное
и личное, попечение о коем является моей един-
ственной целью при опубликовании описания
как настоящего, так и других моих путешествий;
больше всего забочусь я в них о правде, ни-
сколько не стараясь блеснуть ни эрудицией,
ни слогом. Все, что случилось со мной во время
этого путешествия, произвело такое глубокое
впечатление на мой ум и так отчетливо удер-
жалось в моей памяти, что, поверяя эти собы-
тия бумаге, я не могу опустить ни одного су-
щественного обстоятельства. Тем не менее, по-
сле внимательного просмотра своей рукописи,
ПУТЕШЕСТВИЕ В БРОБДИНГНЕГ
(79
я вычеркнул много мелочей, содержавшихся
в первоначальной редакции, из боязни пока-
заться скучным и мелочным, в чем так часто,
может быть не без основания, обвиняют путе-
шественников.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Портрет дочери фермера. Автора отвозят в со-
седний юрод, а йотом в столицу. Подробности ею
путешествия.
оя хозяйка имела девяти*
летпюю дочь, девочку
очень развитую для сво-
его возраста, искусно
владевшую иголкой и
с большим вкусом оде-
вавшую свою куклу.
Вместе с матерью она
смастерила мне на ночь
постель в колыбельке
куклы; колыбелька рта
была положена в не-
большой ящик из комода, а ящик поста-
влен на подвешенную к потолку полку, чтобы
уберечь меня от крыс. Такова была моя по-
стель все время, пока я жил с этими людьми,
но в нее вносились некоторые улучшения, по
мере того как я, начав усваивать их язык, мог
ПУТЕШЕСТВИЕ В БРОБДИНГНЕГ
181
объяснять свои нужды. Девочка была настолько
сообразительна, что, увидя раз или два, как
я одеваюсь и раздеваюсь, могла и сама одевать
и раздевать меня, по я никогда не злоупотре-
блял ее услугами и предпочитал, чтобы она
позволяла мне делать то и другое самому. Опа
сшила мне семь рубашек и другое белье из
самого тонкого полотна, какое только можно
было найти, но, говоря без преувеличения, это
полотно было гораздо толще нашей дерюги;
182
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
она постоянно собственноручно стирала его для
меня. Она была также моей учительницей и
обучила меня своему языку: когда я пальцем
указывал на какой-нибудь предмет, опа назы-
вала его, так что через несколько дней я мог
попросить все, что мне было нужно. Она имела
прекрасный характер и была для своих лет не-
большого роста, всего около 40 футов. Опа
дала мне имя Грильдриг, которое утвердилось за
мной сперва в семье, а потом и во всем коро-
левстве. Это слово означает то же, что латин-
ское homunculus, итальянское — homunceletino п
английское mannikin. В этой стране я был обя-
зан главным образом ей сохранением своей
жизни. Мы не разлучались никогда во все время
моего пребывания там. Я назвал ее моей Глюм-
дальклич, то есть нянюшкой. Я заслужил бы
упрек в глубокой неблагодарности, если бы
не упомянул здесь о заботах и теплой ко мне
привязанности Глюмдальклич, и мне от души хо-
телось бы отблагодарить ее по заслугам вместо
того, чтобы стать невольным, но пагубным ору-
дием постигшей ее немилости, как я имею
большие основания опасаться.
Вскоре после моего прибытия между соседями
хозяина начали распространяться слухи, что оп
нашел в поле странного зверька, величиной
почти со сплекнока, но по виду своему совершенно
похожего на человека; говорили, что этот зверек
подражает всем действиям человека, что он как
будто даже говорит на каком-то собственном
языке и уже выучился произносить несколько
слов на местном наречии; что он ходит, дер-
жась прямо на двух ногах, что он ручной, по-
ПУТЕШЕСТВИЕ В БРОБДИНГНЕГ
183
корный, идет на зов и делает все, что ему при-
казывают; что строение его очень нежное, а
лицо белее, чем у дворянской трехлетней де-
вочки. Другой фермер, близкий сосед и боль-
шой приятель моего хозяина, пришел к нему
разведать, насколько справедливы все эти слухи.
Меня немедленно вынесли и поставили на стол,
где я расхаживал по команде, вынимал из но-
жен мой тесак и вкладывал его обратно, делал
реверанс гостю моего хозяина, спрашивал на
его языке, как он поживает, говорил, что рад
его видеть, — словом, в точности исполнял все,
чему научила меня моя нянюшка. Чтобы лучше
рассмотреть меня, фермер этот, человек старый
и слабый глазами, надел очки; взглянув на него,
я не мог удержаться от смеха, ибо глаза его
казались похожими на полную луну, когда она
светит в комнату в два окошка. Домашнпе,
поняв причину моей веселости, стали тоже
смеяться, и старикан оказался настолько глуп,
что рассердился и затаил в себе обиду. Он был
известен как большой скряга, и на мое не-
счастье эта репутация оказалась вполне заслу-
женной, потому что он тут же дал моему хо-
зяину проклятый совет показывать меня как
диковину на ярмарке в ближайшем городе, до
которого было от нашего дома полчаса езды,
го есть около двадцати двух миль. Я догадался,
что затевается какое-то дурное дело, когда уви-
дел, как старик долго перешептывается с хо-
зяином, указывая по временам на меня; в страхе
мне показалось даже, что я уловил и понял
несколько слов. На другой день утром моя ня-
нюшка Гддемдадькдич рассказала мне, в чем
184
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
дело, искусно выведав все у матери. Прижав
меня к груди, бедная девочка заплакала от стыда
и горя. Она боялась, как бы мне не вышло какого-
нибудь худа от этих грубых неотесанных лю-
дей, которые, беря меня на руки, могли заду-
шить меня или причинить мне увечье. С дру-
гой стороны, зная мою природную скромность
п чувствительность в делах чести, она предви-
дела, в каком я буду негодовании, если меня
станут показывать за деньги па потеху толпы.
Она сказала, чю ее папа и мама обещали пода-
рить ей Грильдрига, но она видит теперь, что
ПУТЕШЕСТВИЕ В БРОБДИНТНЕГ 135
они хотят поступит с ней так же, как в про-
шлом году, когда подарили ягненка: как только
он откормился, его продали мяснику. При-
знаюсь откровенно, сам я был меньше огорчен
этими известиями, чем моя нянюшка. Я твердо
надеялся, — и эта надежда никогда пе покидала
меня, — что в один прекрасный день я верну
себе свободу; что же касается позора быть вы-
ставленным на показ как чудище, то я чувство-
вал себя совершенно чужим в этой стране п
полагал, что в моем несчастье никто не в праве
будет упрекнуть меня, если мне случится воз-
вратиться в Англию, так как даже сам король Ве-
ликобритании, оказавшись на моем месте, прину-
жден был бы подвергнуться такому же унижению.
Послушавшись совета своего друга, мой хо-
зяин в ближайший базарный день повез меня
в ящике в соседний город, взяв с собой и ма-
ленькую дочь, мою нянюшку, которую он поса-
дил на седло позади себя. Ящик был закрыт со
всех сторон; в нем была только небольшая,
дверца, чтобы я мог входить и выходить, и не-
сколько отверстий для доступа воздуха. Девочка
была настолько заботлива, что положила в ящик
стеганное одеяло с кроватки своей куклы, па
которое я мог лечь. Все же эта поездка страшно
растрясла и утомила меня, несмотря на то, что
она продолжалась всего полчаса. Лошадь ка-
ждым своим шагом покрывала около сорока фу-
тов н бежала такой крупной рысью, что ее
движения напоминали мне движения корабля
во время бури, который то поднимается волной
в гору, то низвергается в бездну, с той только
разницей, что они совершались с большей ско«
186
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ростью. Сделанный нами путь приблизительно
равнялся пути между Лондоном и Сент-Альбан-
сом. Хозяин сошел с коня у гостиницы, где он
обычно останавливался; посовещавшись с содер-
жателем гостиницы и сделав некоторые приго-
товления, он нанял грультруда, т. е. глашатая,
чтобы объявить по городу о прибытии необык-
новенного существа, которое можно будет видеть
в гостинице под вывескою Зеленого Орла; су-
щество это не больше сплекнока (местного очень
изящного зверька в шесть футов длины), всей
своей внешностью похоже на человека, умеет
произносить несколько слов и проделывает раз-
ные забавные штуки.
Меня поставили на стол в самой большой
комнате гостиницы, величиной вероятно в три-
ста квадратных футов. Моя нянюшка стояла па
табурете возле самого стола, чтобы охранять
меня и указывать, что я должен делать. Во из-
бежание толкотни хозяин впускал в комнату
не более тридцати человек сразу. По команде
девочки я ходил взад и вперед по столу; она
задавала мне вопросы, которые, как ей было
известно, были мне понятны, и я громко отве-
чал на них. Несколько раз я обращался к при-
сутствующим, то свидетельствуя им свое почте-
ние, то выражая желание снова их видеть
у себя, то произнося еще и другие фразы, кото-
рые я выучил. Я брал наперсток, наполненный
вином, который Глюмдальклич дала мне вместо
рюмки, и выпивал за здоровье публики. Я вы-
нимал тесак и размахивал им, как показывают
учителя фехтования в Англии. Моя нянюшка
дала мне соломинку, и я проделывал ею упраж-
ПУТЕШЕСТВИЕ В БРОБДИНГНЕГ
187
пения как пикой, искусству владеть которой
мепя обучали в юности. В этот день было двенад-
цать перемен зрителей, и каждый раз мне при-
1S8
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ходилось сызнова повторять те же штуки, так
что они страшно надоели мне п утомили до
полусмерти. Видевшие представление передана ш
ПУТЕШЕСТВИЕ В БРОБДИНГНЕГ
18!)
обо мие такие чудеса, что народ буквально ло-
мился в гостиницу. Оберегая свои интересы,
мой хозяин но позволял никому, кроме дочери,
прикасаться ко мне, и для предупреждения опас-
ности скамьи были отставлены далеко от стола.
Несмотря на это, какой то школьник запустил
мне в голову орех с такой силой, что, не про-
махнись он, орех этот наверное раскроил бы
мне череп, так как величиной он был с пашу
тыкву. Я с удовлетворением увидел, как озор-
ник был отколочен и выгнан вон из залы.
Мой хозяин объявил по городу, что снова бу-
дет показывать меня в ближайший базарный
190
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
день. Тем временем он изготовил для меня бо-
лее удобную повозку, в которой я очень ну-
ждался, так как первое путешествие и непрерыв-
ное восьмичасовое представление до того изнурили
меня, что я насилу стоял на ногах н едва мог
выговорить слово. Мне понадобилось целых три
дня, чтобы прийти в себя и восстановить свои
силы, тем более, что и дома я не знал покоя,
так как все соседние дворяне, на сто миль
в окружности, наслышавшись обо мне, приез-
жали к хозяину посмотреть на диковину. Ка-
ждый день у меня бывало не менее тридцати
человек с женами и детьми (так как страна эта
густо населена); и мой хозяин, показывая меня
дома, всегда требовал плату за полную залу,
хотя бы в ней находилось только одно семей-
ство. Таким образом в течение некоторого вре-
мени я почти не имел отдыха (исключая среды —
ихнего воскресенья), несмотря на то, что меня не
возили в город.
Видя, что я могу принести ему большие ба-
рыши, хозяин решил объехать со мною все
крупные города королевства. Собрав все необ-
ходимое для долгого путешествия и сделав рас-
поряжение по хозяйству, он простился с женой
и 17 августа 1703 года, т. е. через два месяца
после моего прибытия, мы отправились в сто-
лицу, расположенную почти в центре этого го-
сударства, на расстоянии трех тысяч миль от
нашего дома. Хозяин поместил позади себя свою
дочь Глюмдальклич. Она держала меня на коле-
нях в ящике, привязанном к ее талии. Девочка
обила стенки ящика самой мягкой материей,
какую только можно было найти, а пол устлала
ПУТЕШЕСТВИЕ В БРОБДИНГНЕГ 191
матрацами, поставила мне кроватку куклы
снабдила меня бельем и всем необходимым
и вообще постаралась устроить меня как можно
удобнее. Нас сопровождал один работник, ехав-
ший за нами с багажом.
Мой хозяин собирался показывать меня во
всех городах, лежавших на нашем пути; кроме
того, он удалялся иногда на пятьдесят и даже
на сто миль в сторону от дороги, в какую ни-
будь деревню или к какому ни будь знатному
лицу, если рассчитывал заработать деньги. Мы
делали в день не больше ста сорока или ста
шестидесяти миль, потому что Глюмдальклич,
Заботясь обо мне, жаловалась, что она устает
от верховой езды. По моему желанию она часто
вынимала меня из ящика, чтобы дать подышать
свежим воздухом и показать окрестности, но
всегда крепко держала меня за помочи. Мы пе-
реправились через пять или шесть рек, в не-
сколько раз шире и глубже Нила или Ганга,
и едва ли нам встретился хоть один такой ма-
ленький ручеек, как Темза у Лондонского моста.
Мы были в пути десять недель, и в течение
этого времени меня показывали в восемнадцати
больших городах, не считая деревень и частных
домов.
25 октября мы прибыли в столицу, называе-
мую на тамошнем языке Лорбрулыруд, или Гор-
дость Вселенной. Мой хозяин остановился на
главной улице, недалеко от королевского дворца,
и выпустил афиши с точным описанием моей
особы и моих талантов. Он нанял большую
залу, шириною в триста или четыреста футов,
и поставил в ней стол футов шестьдесят в диа-
192
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
метре, па котором я должен был проделывать
свои упражнения; стол этот обнесен был ре-
шеткой вышиной в три фута, чтобы предохра-
нить меня от падений. К общему удовлетворе-
нию и восхищению, меня показывали по десяти
раз в день. В это время я уже довольно сносно
говорил на местном языке и превосходно пони-
мал все задаваемые мне вопросы. Мало того,
я выучил азбуку и мог читать, чем я обязан
моей Глюмдальклич, которая занималась со
мной дома, а также в часы досуга во время
путешествия. При ней была в кармане книжечка
немного побольше атласа Сансона,* заключавшая
в себе краткий катехизис для девочек. По этой
книге она выучила меня азбуке и чтению.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Автора требуют ко двору. Королева покупает
его у фермера и представляет королю. Автор
вступает в диспут с великими учеными его вели-
чества. Ему устраивают помегцение во дворце.
Он в большой милости у королевы. Он защищает
честь своей родины. Его ссоры с карликом королевы.
епрерывные ежедневные
упражнения, продолжав-
шиеся в течение несколь-
ких недель, сильно подор-
вали мое здоровье. Чем бо-
лее я доставлял выгод моему
хозяину, тем ненасытнее,
он становился. Я совсем
потерял аппетит и стал по-
хож на скелет. Заметяэто,
фермер пришел к заключе-
нию, что я скоро умру, и по-
тому решил извлечь из меня все, что только
возможно. Когда он пришел к такому выводу,
к нему явился слардрал, или королевский адью-
194
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
таит, с требованием немедленно доставить меня
во дворец для развлечения королевы и при-
дворных дам. Некоторые из последних меня
уже видели и распустили необыкновенные слухи
О моей красоте, хороших манерах и большой
сообразительности. Ее величество и ее свита
пришли от меня в неописанный восторг.
Я упал на колени и умолял оказать мне честь
позволить поцеловать ногу ее величества, но
королева* милостиво протянула мне мизинец
(после того, как меня поставили на стол), ко-
торый я обнял обеими руками и с глубоким
почтением поднес к губам. Она задала мне не-
сколько общих вопросов относительно моей ро-
ПУТЕШЕСТВИЕ В БРОБДИНГНЕГ
195
дины и путешествий, на которые я ответил
кратко и точно. Затем она спросила, был ли бы
я доволен, если бы меня поселили во дворце.
Я низко поклонился королеве и скромно отвечал,
что я раб своего хозяина, но что если бы
я был свободен распоряжаться своей судьбою, то
с радостью посвятил бы свою жизнь на служе-
ние ее величеству. Тогда королева спросила
моего хозяина, согласен ли он продать меня
за хорошую цену. Так как мой хозяин боялся,
что я не проживу и месяца, то он очень обра-
довался случаю отделаться от меня, и запросил
тысячу золотых, которые тут же ему были
отсчитаны. Каждый из этих золотых равнялся
восьмистам мойдорам,*но если принять во внима-
ние соотношение между всеми предметами этой
страны и Европы, а также высокую цену золота
там, то эта сумма едва окажется равной тысяче
английских гиней. Тогда я сказал королеве, что
так как я стал теперь преданнейшим вассалом
ее величества, то осмелюсь просить милости,
чтобы Глюмдальклич, которая всегда проявляла
столько заботливости и доброты ко мне, была
принята на службу ее величества и попрежнему
оставалась моей нянюшкой и учительницей. Ее
величество согласилась исполнить мою просьбу
и легко получила согласие фермера, очень до-
вольного тем, что его дочь была устроена при
дворе. Что касается самой Глюмдальклич, то
бедная девочка не могла скрыть своей радости.
Мой бывший хозяин удалился, пожелав мне вся-
кого добра и сказав, что оставляет меня на пре-
красной службе. Я не ответил ему ни слова
и ограничился только легким поклоном.
196
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Королева заметила мою холодность, и когда
фермер оставил апартаменты, спросила о при-
чине ее. Я взял на себя смелость ответить ее
величеству, что я обязан этому человеку только
тем, что мне, бедному, безобидному созданию,
не раскроили черепа, когда случайно нашли на
его поле; что я с избытком вознаградил фер-
мера за это одолжение теми деньгами, которые
он выручил, показав меня едва ли не половине
королевства, и которые получил сейчас, про-
дав меня; что, находясь у него, я влачил самое
тяжелое существование, которое едва ли вы-
несло бы животное, сильнейшее меня в десять
раз; что мое здоровье очень подорвано непре-
рывной повинностью забавлять зевак в тече-
ние целого дня; и что если бы фермер не
считал мою жизнь в опасности, то ее величе-
ство не приобрела бы меня за такую дешевую
цену. Но так как теперь мне нечего стра-
шиться дурного обращения под покровитель-
ством столь великой и милостивой государыни,
украшения природы, любви вселенной, услады
своих подданных, феникса творения, то я на-
деюсь, что опасения моего бывшего хозяина
неосновательны, потому что я уже чувствую
восстановление моих душевных сил под влиянием
августейшего присутствия ее величества.
Такова была в общих чертах моя речь, стоив-
шая мне не малого труда при подборе подхо-
дящих слов для ее выражения. Последняя
часть этой речи была составлена в принятом
здесь стиле, с которым я познакомился благодаря
Глюмдальклич, научившей меня нескольким фра-
зам по дороге во дворец.
ПУТЕШЕСТВИЕ В БРОБДИНГНЕГ
197
Королева, отнесясь весьма снисходительно
к моему недостаточному знанию языка, была
поражена тем, что нашла в таком маленьком
создании столько ума и здравого смысла. Она
взяла меня в руку и понесла к королю, нахо-
дившемуся в тот момент в своем кабинете. Его
величество, государь важный и суровый, не
рассмотрев меня хорошенько с первого взгляда,
холодно спросил королеву, с каких это пор оиа
пристрастилась к сплекнокам; ибо он, невиди-
мому, принял меня за это животное, когда
я лежал ничком на правой руке ее величества.
Но государыня, отличавшаяся тонким умом
и веселым характером, тихо поставила меня на
письменный стол и приказала рассказать его
величеству о моих приключениях, что я и сде-
лал в немногих словах. Глюмдальклич, стояв-
шая у дверей кабинета,—она ни на минуту
не упускала меня из виду,—получив позволе-
ние войти, подтвердила все случившееся со
мной с момента моего появления в доме ее отца.
Хотя король* был ученейшим человеком во
всем государстве и получил отличное философ-
ское и особенно математическое образование,
однако, рассмотрев внимательно мою внешность,
и видя, что я хожу прямо, он сначала принял
меня за заводную фигурку с часовым механиз-
мом, сделанную каким-нибудь изобретательным
мастером (нужно заметить, что искусство строить
механизмы доведено здесь до величайшего совер-
шенства). Но когда он усышал мой голос и на-
шел, что речь у меня складная и разумная, то
не мог скрыть своего удивления. Он не поверил
ни одному слову из моего рассказа о том, как

ПУТЕШЕСТВИЕ В БРОБДИНГНЕГ
199
я прибыл в его королевство, и был уверен, что
вся эта история выдумана Глюмдальклич и ее
отцом, которые заставили меня заучить ее,
чтобы выгоднее меня продать. В виду этого, он
задал мне ряд других вопросов, на которые полу-
чил разумные ответы, не содержащие ника-
ких недостатков, кроме иностранного акцента,
несовершенного знания языка и нескольких
простонародных выражений, заимствованных
мною в семье фермера и несогласных с придвор-
ным вылощенным слогом.
Его величество велел пригласить трех больших
ученых, отбывавших в то время недельное дежур-
ство во дворце, согласно обычаям этого государ-
ства. Эти господа после продолжительного весьма
тщательного исследования моей внешности при-
шли к различным заключениям относительно
меня. Все трое однако согласились, что я не мог
быть произведен на свет согласно нормальным
законам природы, потому что не одарен спо-
собностью самосохранения, посколько не обла-
даю ни быстротой ног, ни уменьем взбираться
на деревья или рыть норы в земле. Обследовав
мои зубы, они признали, что я животное пло-
тоядное; но так как большинство четвероногих
сильнее меня, а полевая мышь и некоторые
другие отличаются гораздо большим проворством,
то они не могли понять, каким образом я до-
бываю себе пищу, разве только питаюсь улит-
ками и разными насекомыми, каковое предполо-
жение было однако, при помощи многих ученых
аргументов, признано несостоятельным. Один
из этих виртуозов склонялся к мысли, что
я являюсь только эмбрионом или недоноскам.
200
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Но это мнение было отвергнуто двумя другими,
которые указали на то, что мои члены развиты
в совершенстве и закончены, и что я живу уже
много лет, о чем красноречиво свидетельствует
моя борода, волоски которой они отчетливо
ПУТЕШЕСТВИЕ В БРОБДИНГНЕГ 201
видели в лупу. Они не допускали также, чтобы
я был карлик, потому что мой крошечный рост
был вне всякого сравнения; и, например, кар-
лик, любимец королевы, самый маленький чело-
век во всем государстве, был ростом в тридцать
футов. После долгих дебатов они пришли
к единодушному заключению, что я не что иное,
как релъплюм сколькатс, что в буквальном пере-
воде означает lusus naturae (игра природы);
определение как раз в духе современной евро-
пейской философии, профессора которой, отно-
сясь с презрением к ссылке на скрытые причины,
при помощи которых последователи Аристотеля
тщетно стараются замаскировать свое невеже-
ство, изобрели это удивительное разрешение
всех трудностей, свидетельствующее о необык-
новенном прогрессе человеческого знания.
После этого заключительного решения я по-
просил позволить мне сказать несколько слов.
Обратившись к королю, я уверил его вели-
чество, что прибыл из страны, населенной мил-
лионами существ обоего пола одинакового со
мной роста, где все животные, деревья, дома
имеют соответственно уменьшенные размеры,
и где, вследствие этого, я так же способен
защищаться и добывать пищу, как делает это
Здесь каждый подданный его величества, так
что все аргументы господ ученых несостоя-
тельны. На это они ответили мне лишь презри-
тельной улыбкой, заявив, что фермер давал мне
прекрасные уроки. Король, человек гораздо
более смышленный, чем эти ученые мужи,
отпустив их, послал за фермером, который
к счастью, еще не уехал из города. Расспросив
202
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
фермера сперва наедине, а потом на очной
ставке со мной и дочерью, его величество стал
склоняться к мысли, что все рассказанное нами
близко к истине. Он выразил желание, чтобы
королева окружила меня особыми заботами,
и изъявил согласие оставить при мие Глюм-
дальклич, потому что видел нашу большую при-
вязанность друг к другу. Для девочки было
отведено помещение при дворе; ей назначили
гувернантку, которая должна была заняться ее
воспитанием, горничную, чтобы одевать ее,
и еще две служанки для других услуг; но по-
печение обо мне было возложено всецело на
Глюмдальклич. Королева приказала своему при-
дворному столяру смастерить ящик, который
мог бы служить мне спальней, по образцу,
одобренному мной и Глюмдальклич. Этот столяр
был замечательный мастер; в три недели он
соорудил по моим указаниям деревянную ком-
нату в шестнадцать футов длины и ширины
и двенадцать футов высоты, с открывающимися
окнами, дверью и двумя шкафами, как обыкно-
венно устраиваются спальни в Лондоне. Доска,
из которой был сделан потолок, поднималась
и опускалась на петлях, чтобы можно было
ставить в спальне кровать, изготовленную мебель-
щиком ее величества. Глюмдальклич каждый
день выносила эту кровать на воздух, собственно-
ручно убирала ее и вечером снова ставила ее
на место, опустив надо мной потолок. Другой
мастер, известный искусным изготовлением
мелких безделушек, сделал для меня из какого то
особенного материала, похожего на слоновую
кость, два кресла с подлокотниками и спиц-
ПУТЕШЕСТВИЕ В БРОБДИНГПЕГ
203
кой, два стола и комод для моих вещей. Все
стены комнаты, а также потолок и пол были
обиты войлоком, для предупреждения несчастных
случайностей от неосторожности носильщиков,
а также для того, чтобы ослабить тряску во
время езды в экипаже. Я попросил сделать
в двери замок, чтобы оградить мою комнату от
крыс и мышей. После нескольких проб слесарь
сделал наконец самый маленький, какой когда,
либо был видан здесь, но мне случилось видеть
больший у ворот одного барского дома в Англии.
Ключ я всегда носил в кармане, боясь, чтобы
Глюмдальклич не потеряла его. Королева при-
казала также сделать мне костюм из самой
204
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
тонкой шелковой материи, какую только можно
было найти; рта материя оказалась все же
толще английских одеял и очень беспокоила
меня, пока я не привык к ней. Костюм был
сшит по местной моде, напоминавшей частью
персидскую, частью китайскую, и был очень
скромен и приличен.
Королева так полюбила, мое общество, что
никогда не обедала без меня. На стол, за кото-
рым сидела ее величество, ставили мой столик
и стул, возле ее левого локтя. Глюмдальклич
стояла около меня на табурете; она присматри-
вала и прибирала за мной. У меня был целый
серебряный сервиз, состоявший из блюд, таре-
лок и другой посуды; по сравнению с посудой
королевы он имел вид детских кукольных сер-
визов, которые мне случалось видеть в лондон-
ских игрушечных лавках. Моя нянюшка носила
этот сервиз в кармане в серебряном ящике;
за обедом она ставила что было нужно на моем
столе, а после обеда сама все мыла и чистила.
Кроме королевы, за ее столом обедали только
две ее дочери принцессы; старшей было шест-
надцать лет, а младшей тринадцать и один
месяц. Ее величество имела обыкновение соб-
ственноручно класть кусок говядины мне на
блюдо, который я резал сам; наблюдать за моей
едой и моими крошечными порциями достав-
ляло ей большое удовольствие. Сама же коро-
лева (несмотря на свой нежный желудок) брала
в рот сразу такой кусок, который насытил бы
дюжину английских фермеров, так что в тече-
ние некоторого времени я не мог без отвраще-
ния смотреть на это зрелище. Она грызла

206
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
и съедала с костями крылышко рябчика, хотя
оно было в девять раз больше крыла нашей
индейки, и откусывала кусок хлеба величиной
в две наши ковриги по двенадцати пенни. В один
прием выпивала она золотой кубок вместимостью
в нашу бочку. Ее столовые ножи были в два
раза больше нашей косы, если ее выпрямить
на рукоятке. Соответственного размера были
также ложки и вилки. Я вспоминаю, что раз
Глюмдальклич понесла меня в столовую показать
лежавшие вместе десять или двенадцать этих
огромных ножей и вилок: мне кажется, что
я никогда не видел более страшного зрелища.
Каждую среду (которая, как я уже сказал, была
их воскресеньем) король, королева и их дети
обыкновенно обедали вместе в покоях короля,
большим фаворитом которого я теперь сде-
лался. На таких обедах мой стул и стол ста-
вили по левую руку его величества, перед одной
из солонок. Государь этот с удовольствием
беседовал со мной, расспрашивая о европейских
нравах, религии, законах, управлении и науке,
и я давал ему обо всем самый подробный отчет.
Ум короля отличался большой ясностью,
а суждения точностью, и он высказал весьма
мудрые заключения и наблюдения по поводу
рассказанного мной. Но, признаюсь, когда
я слишком распространился о моем любезном
отечестве, о нашей торговле, войнах на суше
и море, о религиозном расколе и политических
партиях, король не выдержал,—видно было, что
в нем заговорили предрассудки воспитания,—
взял меня в правую руку и, лаская левой,
с громким хохотом спросил, кто же я: виг или
ПУТЕШЕСТВИЕ В БРОБДИНГНЕГ
207
тори? Затем, обратясь к первому министру,
который стоял тут же с белым жезлом, длиною
в гротмачту английского корабля Царственный
Монарх, заметил, как ничтожно человеческое
величие, если такие крохотные насекомые, как
я, могут стремиться к нему. Кроме того, сказал
он, я держу пари, что у этих созданий суще-
ствуют титулы и ордена; они мастерят гнездышки
и норки и называют их домами и городами;
они щеголяют нарядами и выездами; они любят,
сражаются, ведут диспуты, плутуют, изменяют.
Он продолжал в таком же тоне, и краска гнева
покрыла мое лицо; я кипел от негодования,
слыша этот презрительный отзыв о моем благо-
родном отечестве, владыке искусств и оружия,
биче Франции, третейском судье Европы, кла-
дезе добродетели, набожности, чести и истины,
гордости и зависти вселенной.
Но так как положение мое было не таково,
чтобы злобствовать на обиды, то по зрелом
обсуждении я начал сомневаться, следует ли
мне считать себя обиженным. Действительно,
привыкнув в течение нескольких месяцев к вне-
шности и разговорам этих людей и увидев, что
все предметы, на которые обращались моп
взоры, были пропорциональны величине обита-
телей я мало-по-малу утратил страх, перво-
начально возникавший у меня при виде их
огромных размеров и мне стало казаться, будто
я нахожусь в обществе разряженных в празд-
ничные платья английских лордов и леди, с из
важной поступью, поклонами и пустой болтов-
ней, самым изысканным и учтивым образом
исполнявших свои роли; сказать правду, у меня
208
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
возникало такое же сильное искушение по-
смеяться над ними, какое испытывал король
и его вельможи, глядя на меня. И я не мог
также удержаться от улыбки над самим собой,
когда королева, поставя меня на свою руку,
подносила к трюмо, где мы оба были видны
во весь рост; ничто не могло быть смешнее
Этого контраста, так что у меня возникла на-
стоящая иллюзия, будто я в несколько раз стал
меньше своего действительного роста.
Никто меня так не раздражал и не оскорблял,
как карлик королевы. До моего приезда во всей
стране не было человека ниже его (ибо я
в самом деле думаю, что ростом он был неполных
тридцать футов), и потому, при виде создания
в несколько раз меньшего, чем он, карлик ста-
новился нахальным, и всегда подбоченивался
и смотрел на меня свысока, когда проходил
мимо в переднюю королевы; видя, как я стою
на столе и беседую с придворными, он не про-
пускал случая кольнуть меня и бросить остроту
на счет моего роста. Отомстить ему я мог
только называя его своим братом, вызывая его
на поединок, вообще бросая в ответ реплики,
какие обычны в устах придворных шутов.
Однажды за обедом этот злобный щенок был
так задет каким то моим замечанием, что,
взобравшись на подлокотник кресла ее вели-
чества, схватил меня за талию, в то время, как
я спокойно сидел за своим столиком, и бросил
в серебряную чашку со сливками, после чего
убежал со всех ног. Я окунулся в молоке по
уши, и, не будь я хороший пловец, мне при-
шлось бы вероятно очень туго, потому что
ПУТЕШЕСТВИЕ В БРОБДИНГНЕГ
209
Глюмдальклич в этот момент находилась на
другом конце комнаты, а королева до такой
степени испугалась, что у нее не достало при-
сутствия духа помочь мне. Но вскоре на
выручку прибежала моя нянюшка и вынула
меня из чашки, после того как я проглотил
пинты две ёливок. Меня уложили в постель;
к счастью, все ограничилось порчей костюма,
который пришлось выбросить. Карлика больно
высекли и кроме того заставили выпить чашку
сливок, в которых по его милости я искупался.
210
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
С тех пор карлик навсегда потерял расположе-
ние королевы, и, спустя некоторое время, она
подарила его одной знатной даме, так что я его
больше не видел, к моему величайшему удоволь-
ствию; ибо трудно передать до каких крайно-
стей доходила злоба этого урода.
Еще раньше он сыграл со мной одну
грубую шутку, которая хотя и рассмешила
королеву, но в то же время рассердила ее, так
что она немедленно прогнала бы его, если бы
я великодушно не заступился. Однажды за обе-
дом ее величество взяла на тарелку мозговую
кость и, вынув из нее мозг, положила обратно
на блюдо. Карлик, улучив момент, когда Глюм-
ПУТЕШЕСТВИЕ В БРОВДИНГНЕГ
211
дальклич пошла к буфету, вскочил на табурет,
на котором она всегда стояла, присматривая за
мной во время обеда, схватил меня обеими
руками и, сжав мои ноги, всунул до пояса
в пустую кость, где я и оставался некоторое
время, представляя очень смешную фигуру.
Прошло вероятно не меньше минуты прежде,
чем кто нибудь заметил эту проказу, так как
я считал для себя унизительным закричать.
При дворе редко едят горячее кушанье, и только
благодаря этому обстоятельству я не обжег
ног, но мои чулки и панталоны оказались
в самом плачевном состоянии. Карлик был
высечен, однако же, вследствие моего заступни-
чества, наказание этим и ограничилось.
Королева часто смеялась над моей боязли-
востью, и часто спрашивала, все ли мои сооте-
чественники такие же трусы. Поводом к на-
смешкам королевы послужило следующее обсто-
ятельство. Летом здесь множество мух; эти
проклятые насекомые, величиной с дунстебл-
ского жаворонка, непрерывно жужжа и летая
вокруг меня, не давали мне за обедом ни минуты
покоя. Иногда они садились на мое кушанье,
оставляя на нем свои омерзительные экскре-
менты или яйца; все это, отчетливо видимое
мною, оставалось совершенно незаметным для
туземцев, громадные глаза которых не были
так зорки, как мои, по отношению к небольшим
предметам. Иногда мухи садились мне на нос
или на лоб и кусали до крови, распространяя
отвратительный запах; причем мне нетрудно
было видеть на их лапках следы того липкого
вещества, которое, по словам наших натурали-
212
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
стоя, позволяет этим насекомым свободно
ползать по потолку. Мне стоило большого труда
защищаться от этих гнусных насекомых, и я
не мог без содрогания смотреть, как они садятся
на меня. Любимов забавой карлика было на-
брать в кулак несколько мух, как это делают
у нас школьники, и неожиданно швырнуть их
мне в лицо, чтобы таким образом испугать
меня и рассмешить королеву. Единственной
моей защитой в этом случае был нож, которым
я рассекал мух на части в то время, когда они
подлетали ко мне, вызывая своей ловкостью
общее восхищение.
Помню еще, как однажды утром Глюмдаль-
клич поставила меня в ящике на окно, чтО она
обыкновенно делала в хорошую погоду, желая
дать мне возможность подышать свежим возду-
хом (я никогда не соглашался, чтобы ящик
вешали на гвозде за окном, как мы вешаем
клетки с птицами в Англии). Я открыл одно
из своих окон, сел за стол и стал завтракать
куском сладкого пирога, как вдруг штук двадцать
ос, привлеченных запахом, влетели в мою ком-
нату с таким жужжанием, будто заиграло два-
дцать волынок. Одни завладели моим пирогом
и раскрошили его на кусочки, другие летали
у меня над головой, оглушая меня жужжанием
и наводя неописуемый ужас своими жалами,
тем не менее, у меня достало храбрости вынуть
из ножен тесак и атаковать их в воздухе. Четы-
рех я убил, остальные улетели, после чего
я мгновенно захлопнул окно. Эти насекомые
были величиною с куропатку. Я повынимал
у них жала, оказавшиеся острыми, как иголки
ПУТЕШЕСТВИЕ В БРОБДИНГНЕГ
213
и достигавшие полуторых дюймов в длину. Все
четыре убитых осы я тщательно сохранил и по-
том показывал вместе с другими редкостными
вещами в разных европейских государствах, а по
возвращении в Англию, трех я отдал в Грешэм
колледж, а четвертую оставил себе.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Описание страны. Предлагаемая автором по-
правка географических карт. Королевский дворец
и несколько слов о столице. Способ путешествия
автора. Описание главного храма.
еперь я собираюсь
дать читателю крат-
кое описание страны,
по крайней мере той
ее части, которую я
объехал и которая но
простиралась более
чем на две тысячи
миль вокруг Лорбруль-
груда, столицы коро-
левства; дело в том,
что королева, возив-
шая меня с собой, ни-
когда не отъезжала от
столицы дальше, со-
провождая короля в
его путешествиях; она обыкновенно делала оста-
новку и ожидала возвращения его величества
ПУТЕШЕСТВИЕ В БРОБДИНГНЕГ
215
с границ государства. Владения этого монарха
простираются на шесть тысяч миль* в длину
и от трех до пяти тысяч миль в ширину.
Это приводит меня к заключению, что наши
европейские географы совершают большую
ошибку, предполагая существование сплош-
ного океана между Японией и Калифорнией;
я был всегда того мнения, что здесь необ-
ходимо должна быть земля, служащая про-
тивовесом громадному материку Татарии; вслед-
ствие этого они обязаны исправить свои карты
и планы, присоединив обширное пространство
земли к северо-западным частям Америки, в чем
я с удовольствием готов помочь им.
Описываемое королевство есть полуостров,
ограниченный на северо-востоке горным хреб-
том, высотой до тридцати миль; этот хребет
совершенно непроходим по причине вулканов,
венчающих его вершины. Величайшие ученые
не знают, какого рода смертные населяют места
по ту сторону гор, и даже вообще, населены ли
Эти места. С остальных трех сторон полуостров
окружен океаном. Во всем королевстве нет
ни одного морского порта; мало того, все те
побережья, где реки впадают в море, так густо
усеяны острыми скалами, и море там так бурно,
что никто не отваживается проникнуть в него
даже в самой маленькой лодке. Таким образом,
Эти люди совершенно отрезаны от общения
с остальным миром. Но их большие реки по-
крыты кораблями и изобилуют превосходной
рыбой. Туземцы редко ловят морскую рыбу,
потому что ее виды такой же величины, как
И в Европе, и следовательно она для них слищ-

ПУТЕШЕСТВИЕ В БРОБДИНГНЕГ 217
ком мала. Отсюда необходимо притти к заклю-
чению, что природа, произведя растения и жи-
вотных столь огромных размеров, ограничила
их распространение только этим континентом,
и я предоставляю философам выяснить причины
этого явления. Впрочем, иногда туземцы ловят
китов, когда последних прибивает к скалам,
и простой народ охотно употребляет китовое
мясо в пищу. Я видел там таких китов, что
человек едва мог нести их на плечах. Иногда,
как диковинку, их привозят в корзинах в Лор-
брульгруд. Мне привелось видеть кита на блюде
за королевским столом; кушанье это считается
редкостью, но я не заметил, чтобы оно понра-
вилось королю; мне кажется даже, что он
чувствовал отвращение к этой громаде, хотя
в Гренландии я встречал китов еще больших
размеров.
Страна эта плотно населена, ибо она заклю-
чает в себе пятьдесят один большой город,
около ста крепостей, обнесенных стенами, и
большое число деревень. Для удовлетворения
любопытства читателей достаточно будет опи-
сать Лорбрульгруд. Город расположен по обоим
берегам пересекающей его реки. В нем свыше
восьмидесяти тысяч домов и шестисот тысяч
жителей. Он тянется в длину на три глотлюнга
(что составляет около пятидесяти четырех ан-
глийских миль), а в ширину на два с половиной
ыонглюнш. Я лично произвел эти измерения
на карте, составленной по приказанию короля,
нарочно для меня разложенной на земле, где
она занимала пространство в сто футов. Разув
шись, я прошел несколько раз ио диаметру и
218	ЧАСТЬ ВТОРАЯ
окружности карты, сосчитал число моих шагов
и без труда определил по масштабу точное про-
тяжение города.
Королевский дворец не представляет одного
правильного здания: это — скученная масса по-
строек, занимающих семь миль в окружности;
главные комнаты имеют обыкновенно двести
сорок футов вышины и соответствующую длину
н ширину. Для меня и Глюмдальклич была
предоставлена карета, в которой она вместе
с гувернанткой часто ездила осматривать город
или делать покупки. В этих прогулках я всегда
принимал участие, сидя в своем ящике; но по
моему желанию девочка вынимала меня оттуда
и держала на руке, чтобы я мог удобнее рас-
сматривать дома и людей, когда мы проезжали
по улицам. Мне кажется, что наша карета была
не меньше залы заседаний Вестминстерского
Аббатства, но не такая высокая; впрочем, я не
могу поручиться за точность моих сравнений.
Однажды гувернантка приказала кучеру остано-
виться возле лавок; воспользовавшись этим слу-
чаем, по сторонам кареты столпились нищие,
и тут для моего непривычного европейского
глаза открылось самое ужасное зрелище. Среди
них была женщина, пораженная раком; ее грудь
была чудовищно вздута, и на ней зияли раны
такой величины, что в две или три из них
я легко мог забраться и скрыться там целиком.
У другого нищего на шее висел зоб, величиной
в пять тюков шерсти; третий стоял на дере-
вянных ногах, вышиною в двадцать футов ка-
ждая. Но омерзительнее всего было видеть вшей,
ползавших по их одежде. Простым глазом
ПУТЕШЕСТВИЕ В БРОВДИНГНЕГ
219
я различал лапы этих паразитов гораздо лучше,
чем мы видим в микроскоп лапки европейских
220
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
вшей; так ясе ясно я видел их рыла, которыми
они копались как свиньи. В первый раз в жизни
я встречал подобных животных, и я с большим
интересом анатомировал бы одно из них, не-
смотря на то, что отвратительный их вид воз-
буждал у меня тошноту, если бы у меня были
хирургические инструменты (которые к не-
счастью остались на корабле).
Кроме большого ящика, в котором меня
обыкновенно носили, королева заказала спе-
циально для поездок другой, поменьше, около
двенадцати футов в длину и ширину и около
десяти футов в высоту, так как первый был
слишком велик для колен Глюмдальклич и за-
громождал карету. Этот второй ящик был сде-
лан по моим указаниям тем же самым мастером;
он был совершенно квадратный и в трех его
стенках было проделано по окну; каждое окно
было защищено снаружи железной проволокой,
для ограждения от всяких случайностей во время
далеких путешествий. К четвертой глухой сто-
роне были прикреплены две прочных пряжки,
в которые лицо, бравшее меня с собой, когда
у меня являлось желание ехать на лошади,
просовывало кожаный ремень и застегивало его
у себя на поясе. Обязанность рта всегда пору-
чалась какому-нибудь верному и опытному слуге,
на которого я вполне мог положиться, сопро-
вождал ли я короля и королеву в их путеше-
ствиях, хотелось ли мне посмотреть сады или
сделать визит придворной даме или министру
в те моменты, когда Глюмдальклич чувствовала
себя нездоровой: ибо я скоро познакомился
с самыми высокими сановниками, которые
ПУТЕШЕСТВИЕ В БРОБДППГНЕГ
221
стали оказывать мне величайшее почтение,
хотя вероятно не столько вследствие моих лич-
ных достоинств, сколько потому, что я был
в милости у их величеств. Если во время путе-
шествия меня утомляла езда в карете, то слуга,
ехавший верхом, пристегивал к себе мой ящик
и ставил его на подушку у себя на коленях.
Таким образом я мог из окон осматривать
окрестности с трех сторон. В ящике у меня
была походная постель, гамак, подвешенный
к потолку, два стула и стол, крепко привинчен-
ные к полу, чтобы они не могли падать и
опрокидываться во время движения лошади или
кареты. Мне, как человеку давно привыкшему
к морю, эти движения, хотя по временам они
были очень резкими, не причиняли большого
беспокойства.
Каждый раз, когда у меня возникало желание
посмотреть город, я входил в свой дорожный
кабинет, Глюмдальклич ставила его себе на ко-
лени, садилась в открытый портшез, и нас, со-
гласно обычаю этой страны, несли четыре чело-
века в сопровождении двух камер-лакеев коро-
левы. Народ, наслышавшись обо мне, всегда
толпился вокруг портшеза, и тогда девочка
приказывала носильщикам остановиться и ста-
вила меня на руку, чтобы любопытным было
удобнее меня рассматривать.
Мне очень хотелось посетить главный храм
и особенно возвышавшуюся над ним башню,
которая считалась самой высокой в королевстве.
И вот однажды моя нянюшка подняла меня
туда. Однако я, признаться, разочаровался
в своих ожиданиях, так как высота башни была
222
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
не более трех тысяч футов, считая от основа-
ния до вершины, что, если принять во внима-
ние разницу в росте европейца и туземца, не
ПУТЕШЕСТВИЕ В БРОВДИНГНЕГ
223
представляло ничего достойного удивления, так
как башня эта (если память не изменяет мне)
далеко не достигала высоты колокольни в Сольс-
бери/ в соответствующей пропорции. Но, не
желая уничижать нацию, которой я так много
обязан, — о чем не перестану повторять всю свою
жизнь, — я должен сказать, что небольшая вы-
сота этой башни сторицей возмещена ее красо-
той и прочностью. Стены, толщиною почти
в сто футов, построены из тесаных камней,
каждый из которых равняется почти сорока
квадратным футам, и украшены со всех сторон
статуями богов и императоров, больше нату-
рального роста, высеченными из мрамора и по-
ставленными в нишах. Я измерил сломанный
мизинец от одной статуи, который валялся
в куче мусора, и нашел, что длина его рав-
няется четырем футам и одному дюйму. Глюм-
дальклич завернула этот обломок в платок и
принесла домой в кармане, чтобы присоединить
к другим безделушкам, которые она очень лю-
била, как и все дети ее возраста.
Королевская кухня поистине благородная свод-
чатая постройка вышиною около шестисот фу-
тов. Главная печь имеет в ширину на десять
шагов меньше, чем купол собора св. Павла,
который я нарочно измерил по возвращении
в Англию. Но, я думаю, мне с трудом поверили
бы, если бы я стал описывать рашперы, чудо-
вищные горшки и котлы, туши, поджариваемые
на вертеле, или другие подробности; по край-
ней мере, строгие критики способны были бы
подумать, что’ я немного преувеличиваю по-
добно всем путешественникам. С другой сто-
224
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
роны, желая избежать этого упрека, я боюсь
впасть и в противоположную крайность; и если
Этот трактат будет переведен на бробдингнеж-
ский язык (Бробдингнег название этого королев-
ПУТЕШЕСТВИЕ В БРОБДЙНГНЕГ 225
ства) и опубликован там, то мне но хотелось
бы, чтобы король и его подданные имели осно-
вание жаловаться на обиду, которую я причи-
нил им, дав ложное и преуменьшенное предста-
вление об их стране.
Его величество редко держит в своих конюш-
нях более шестисот лошадей. Ростом они от
пятидесяти четырех до шестидесяти футов. Во
время торжественных выездов короля сопровож-
дает гвардия в количестве пятисот всадников,
что представляет зрелище, блистательнее кото-
рого, казалось мне, ничего не может быть,
пока я не увидел его армии в боевом порядке,
о чем буду иметь случай рассказать потом.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Различные приключения автора. Казнь преступ-
ника, Автор показывает свое искусство в море-
плавании.
изнь моя была бы довольно
счастливой в этой стране,
если бы маленький рост не
подвергал меня многим сме-
шным и досадным слу-
чайностям; некоторые из
них я расскажу читателям.
Глюмдальклич часто вы-
носила меня в меньшем
ящике в дворцовый сад и
“ иногда вынимала оттуда и
держала на руке или спу-
скала на землю прогуляться. Я вспоминаю, как
однажды, еще в то время, когда карлик жил при
дворце, он пошел в сад следом за нами. Моя
нянюшка спустила меня на землю по соседству
с карликовыми яблонями, где остановился также
и он. Смотря на эти деревья, я не мог удер-
ПУТЕШЕСТВИЕ В БРОБДИНГНЕГ
221
жаться от соблазна блеснуть своим остроумием
и сделал глупый намек на то, что деревья
228
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
являются такими же карликами, как и оп (та-
мошний язык выражал это так же хорошо, как
и наш). В отместку злой шут, улучив момент,
когда я проходил под одной из яблонь, встрях-
нул ее прямо над моей головой, вследствие чего
дюжина яблок, величиной в бристольский боче-
нок каждое, посыпалась вокруг меня, причем
одно из них ударило меня в спину в момент,
когда я нагнулся, сшибло меня с ног, и я плаш-
мя растянулся на земле, но не ушибся, и по
моей просьбе карлик был прощен, тем более,
что я сам вызвал его на шалость.
В другой раз Глюмдальклич, оставя меня
одного на зеленой лужайке, отлучилась куда то
со своей гувернанткой. Тем временем внезапно
разразился такой страшный град, что я неме-
дленно был повален им на землю; и когда
я упал, градины стали пребольно стегать меня
по всему телу, точно тенисные мячи. Кое-как
на четвереньках мне удалось доползти до края
грядки с тмином и найти там убежище, уткнув-
шись лицом в землю, но я был так исколочен,
что пролежал в постели десять дней. В этом
нет ничего удивительного, потому что природа
соблюдает здесь точное соответствие во всех
своих явлениях, и каждая градина почти в ты-
сячу восемьсот раз больше, чем у нас в Европе;
я могу утверждать э^о на основании опьпа,
потому что из любопытства взвешивал тамош-
ние градины и измерял их.
В том же саду со мной случилось другое
более опасное, приключение. Однажды моя ня-
нюшка, оставив меня в безопасном, по ее пред-
положению, месте (о чем я часто просил ее,
ПУТЕШЕСТВИЕ В БРОБДИНГНЕГ 229
чтобы иметь возможность на свободе предаться
своим размышлениям) и не взяв с собой моего
ящика, чтобы не утруждать себя переноской
его, ушла в другую часть сада с гувернанткой
и другими знакомыми дамами. Когда она уда-
лилась на такое расстояние, что не могла услы-
шать моего голоса, небольшой белый сеттер,
230
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
принадлежавший одному из садовников, забрав-
шись случайно в сад, пробегал недалеко от
места, где я лежал. Почуяв меня, собака устре-
милась ко мне, схватила меня в пасть и при-
несла к хозяину, подле которого осторожно
положила меня на землю, виляя хвостом. По
счастливой случайности, она была так хо-
рошо выдрессирована, что принесла меня в зу-
бах, не только не повредив моего тела, но даже
не порвав платья. Бедный садовник, хорошо
знавший меня и питавший ко мне большую
симпатию, страшно перепугался. Он осторожно
поднял меня обеими руками и спросил, как
я себя чувствую; но я был так ошеломлен, что
у меня захватило дыхание, й я не мог выгово-
рить ни слова. Спустя несколько минут я при-
шел в себя, и садовник отнес меня здравым и
невредимым к моей нянюшке, которая в это
время возвратилась на место, где она оставила
меня, и не найдя меня, а также не получая
ответа на зов, была в смертельном испуге. Она
сильно выбранила садовника за собаку. Но мы
решили замолчать это дело: она — из боязни
гнева королевы, а я, говоря правду, из нежела-
ния разглашать при дворе историю, в которой
я играл не очень завидную роль.
После этого случая Глюмдальклич твердо
решила пи на минуту не выпускать меня из
виду, когда мы выходили из дому. Я давно
боялся такого решения и потому скрывал от
нее некоторые незначительные приключения,
случавшиеся со мной в ее отсутствие. Раз кор-
шун, паривший над садом, ринулся на меня, и
если бы я не вытащил храбро тесак и, оборо-
ПУТЕШЕСТВИЕ В БРОБДИНГНЕГ
231
няясь им, не убежал под густые деревья, он
наверное унес бы меня в своих когтях. В дру-
гой раз, взобравшись на вершину холмика рыхлой
земли, я провалился по шею в нору, вырытую кро-
том; чтобы объяснить, почему у меня испорчено
платье, я выдумал какую то небылицу, которую
не стоит повторять. Точно так ate, гуляя раз
в одиночестве и вспоминая свою бедную
Англию, я споткнулся о раковину улитки и
сломал себе голень правой ноги.
Не могу определить, удовольствие или уни-
чижение испытывал я во время этих одиноких
прогулок, когда даже самые маленькие птицы
но выказывали никакого страха* в моем при-
сутствии; на расстоянии ярда от меня они пры-
гали и отыскивали червяков и букашек с таким
равнодушием и спокойствием, точно вблизи ни-
кого не было. Помню, раз дрозд настолько об-
наглел, что клювом выхватил у меня из рук
кусок пирога, который Глюмдальклич дала мне
на завтрак. Когда я пытался поймать какую-
нибудь птицу, она смело поварачивалась ко мне
и норовила клюнуть в пальцы, которые я боялся
выставлять, затем, как ни в чем не бывало,
продолжала охотиться за червяками или улит-
ками. Но однажды я взял толстую дубинку и так
ловко запустил ею изо всей силы в коноплянку,
что она повалилась замертво; тогда, схватив ее
за шею обеими руками, я с торжеством побе-
жал с ней к нянюшке. Между тем птица, кото-
рая была только оглушена, оправилась и начала
наносить мне крыльями такие удары по голове
и туловищу (хотя я держал ее вытянутыми ру-
ками, и она не могла достать меня клювом),
232
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
что раз двадцать я едва не выпустил ее. Но на
выручку подоспел слуга, который свернул птице
шею. На следующий день, по приказанию коро-
левы, мне подали эту коноплянку на обед. На-
сколько могу припомнить, она показалась мне
более крупной, чем наш лебедь.
Часто фрейлины приглашали Глюмдальклич
в свои комнаты и просили ее принести меня
с собой ради удовольствия посмотреть и потро-
гать меня. Часто они раздевали меня до нага
и голого клали себе на грудь, что мне было
очень противно, потому что, говоря правду,
их кожа издавала весьма неприятный запах.
Я упоминаю здесь об этом обстоятельстве вовсе
не с намерением опорочить этих прелестных
дам, к которым я питаю всяческое почтение;
просто мне кажется, что мои чувства, в соответ-
ствии с моим маленьким ростом, более изощрены,
и нет никаких оснований думать, чтобы эти
достопочтенные особы были менее приятны
своим любовникам, или друг другу, чем особы
того же ранга у нас в Англии. Наконец, я на-
хожу, что их природный запах гораздо сноснее
тех духов, которые они обыкновенно употре-
бляют, и от которых мне всегда бывало дурно.
Я никогда не забуду, как однажды в жаркую
погоду, после того как я долго занимался физи-
ческой работой, один мой близкий друг лилли-
пут отважился пожаловаться на резкий запах,
исходящий от меня, хотя я так же мало страдаю
Этим недостатком, как и большинство предста-
вителей моего пола, и полагаю, что чувствитель-
ность лиллипута была столь же тонкой по отно-
шению ко мне, как моя по отношению к этим вели-

231
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
канам. Но я не могу при этом не отдать должного
моей повелительнице королеве и Глюмдальклич,
моей нянюшке, тело которых было так же
душисто, как тело самой деликатной англий-
ской леди.
Наиболее неприятным для меня у этих фрей-
лин, когда моя нянюшка приносила меня к ним,
было слишком уж бесцеремонное их обращение
со мной, словно я был существом, не имеющим
никакого значения. Они раздевались до нага,
меняли рубашки в моем присутствии, когда
я находился на туалетном столе перед их обна-
женными телами; но я уверяю, что это зрелище
совсем не соблазняло меня и не вызывало у меня
никаких других чувств, кроме отвращения и
гадливости; когда я смотрел с близкого рас-
стояния, кожа их казалась страшно грубой и
неровной, разноцветной и покрытой родимыми
пятнами величиной с тарелку, а волоски, кото-
рыми она была покрыта, имели вид толстых
бичевок; обойду молчанием остальные части их
тела. Точно так же они нисколько не стесня-
лись выливать при мне то, что было ими вы-
пито, в количестве по крайней мере двух бочек,
в сосуд, вмещавший не менее трех тонн. Самая
красивая из этих фрейлин, веселая шаловливая
девушка шестнадцати лет, иногда сажала меня
верхом на одном из своих сосков и заставляла
совершать по своему телу другие экскурсии, но
читатель разрешит мне не входить в даль-
нейшие подробности. Все это до такой степени
было неприятно мне, что я попросил Глюмдаль-
клич придумать какое-нибудь извинение, чтобы
не видеться больше с этой девицей.
ПУТЕШЕСТВИЕ В БРОБДИНГНЕГ 23S
Однажды молодой джентльмен, племянник гу-
вернантки моей нянюшки, пригласил дам по-
смотреть смертную казнь. Приговоренный был
убийца близкого друга этого джентльмена. Глюм-
дальклич от природы была очень сострадательна,
и ее едва убедили принять участие в компании;
что касается меня, то, хотя я питал отвраще-
ние к такого рода зрелищам, но любопытство
соблазнило меня посмотреть вещь, которая по
моим предположениям должна была быть не-
обыкновенной. Преступник был привязан к стулу
на специально воздвигнутом эшафоте; он был
обезглавлен ударом меча длиною в сорок футов.
Кровь брызнула из вен и артерий такой обиль-
ной и высокой струей, что с ней не мог бы
сравняться большой версальский фонтан, и го-
лова, падая на помост эшафота, так стукнула,
что я привскочил, несмотря на то, что нахо«
дился на расстоянии по крайней мере англий
ской полумили от места казни.
Королева, часто слышавшая мои рассказы
о морских путешествиях и пользовавшаяся каж-
дым удобным случаем, чтобы доставить мне раз-
влечение, когда видела меня в печальном на-
строении, спросила однажды, умею ли я обра-
щаться с парусом или с веслами, и не будет ли
полезно для моего здоровья позаниматься не-
много греблей. Я отвечал, что то и другое я
умею в совершенстве, потому что хотя по про-
фессии своей я хирург или корабельный врач
но часто в критические моменты мне приходи-
лось исполнять обязанности простого матроса.
Но я не видел, каким, образом желание коро-
левы могло быть приведено в исполнение в эюй
236
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
стране, где самая маленькая лодка по своим разме-
рам равнялась нашему первоклассному военному
кораблю; с другой стороны, судно, которым я был
бы в силах управлять, не выдержало бы напора
воды ни одной здешней реки. Тогда ее вели-
чество сказала, что ее столяр сделает лодку,
если я буду руководить его работой, и что опа
прикажет устроить бассейн для катанья в этой
лодке. Столяр, весьма искусный мастер, в де-
сять дней соорудил, по моим указаниям, игру-
шечную лодку со всеми снастями, которая
могла свободно выдержать восемь европейцев.
Когда лодка была окончена, королева пришла
в такой восторг, что тотчас же понесла пока-
зать ее королю. Последний приказал пустить ее
для испытания в лохань с водой, но по недо-
статку места, я не мог действовать там веслами.
Однако королева еще раньше составила другой
проект. Она приказала столяру сделать деревян-
ное корыто в триста футов длины, пятьдесят
ширины и восемь глубины. Это корыто, хорошо
просмоленное для предохранения от течи, было
поставлено на полу у стены одной из комнат
дворца. На дне его находился кран для спуска
воды, когда она начинала застаиваться, и двое
слуг легко могли в полчаса снова наполнить
его водой. В нем я часто занимался греблей
как для собственного развлечения, так и для
доставления удовольствия королеве и ее фрей-
линам, которых очень забавляло мое искусство
и ловкость. Иногда я ставил парус, и тогда моя
работа ограничивалась управлением им, дамы
же производили ветер своими веерами; когда
же они уставали, то на мой парус дули пажи,
ПУТЕШЕСТВИЕ В БРОБДИНГНЕГ
237
между тем как я с настоящим искусством мо-
ряка держал лодку то на штирборте, то на
2£S
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
бакборте. После катанья Глюмдальклич уносила
лодку в свою комнату и вешала на гвоздь для
просушки.
Раз во время этих упражнений случилось
происшествие, которое едва не стоило мне
жизни. Когда паж опустил лодку в корыто, гу-
вернантка Глюмдальклич любезно подняла меня,
чтобы посадить в лодку. Но я проскользнул
у нее между пальцами и непременно упал бы
на помост с высоты сорока футов, если бы, по
счастливой случайности, меня не задержала
большая булавка в корсаже этой любезной дамы.
Головка булавки прошла между рубашкой и поя-
сом моих штанов, и таким образом я повис в
воздухе, пока Глюмдальклич не прибежала ко
мне на помсщь.
В другой раз слуга, на обязанности которого
лежало наполнять мое корыто каждые три дня
свежей водой, по небрежности не доглядел, как
вылил из ведра вместе с водой громадную ля-
гушку. Когда меня сажали в лодку, лягушка
притаилась; но, едва увидев место, на котором
можно было сесть, она вскарабкалась в лодку
и так сильно накренила ее на одну сторону,
что я должен был налечь всею тяжестью тела
на противоположный борт, чтобы не дать лодке
опрокинуться. Очутившись в лодке, лягушка
стала прыгать взад и вперед над моей головой,
обдавая мое лицо и платье своей вонючей слизью.
Благодаря огромным своим размерам и не-
складности, она казалась мне самым безобразным
животным, какое можно себе представить. Тем
но менее я просил Глюмдальклич предоставить
мне самому разделаться с ней. После несколь-
ПУТЕШЕСТВИЕ В БРОБДИНГНЕГ
23»
ких тумаков веслом я, наконец, заставил ее вы-
скочить из лодки.
Но величавшая опасность, какой то.пко я
подвергался в этом королевстве, исходила от
обезьяны, принадлежавшей одному поваренку.
240
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Уйдя куда то по делу или в гости, Глюмдаль-
клич заперла меня в своей комнате. Погода
стояла жаркая, и потому окно комнаты было
открыто, точно так же, как окна и дверь моего
большого ящика, в котором я любил проводить
время, так как он был обширен и удобен. Сидя
спокойно за столом и предаваясь размышлениям,
я вдруг услышал, что кто то забрался через
окно в комнату Глюмдальклич и стал прыгать
по ней из конца в конец. Несмотря на сильный
испуг, я все же рискнул, не трогаясь с места,
взглянуть, что там происходит. Я увидел обе-
зьяну: она резвилась и скакала взад и вперед,
пока не наткнулась на мой ящик, который ста-
ла рассматривать с большим любопытством и
удовольствием, заглядывая во все окна и в дверь.
Я забился в дальний угол своей комнаты, т. е.
ящика, но взор обезьяны, исследовавший его содер-
жимое, привел меня в такой ужас, что я поте-
рял способность соображать и не догадался
спрятаться под кроватью, как легко мог это
сделать. Между тем обезьяна, с гримасами и
дикими звуками осматривавшая мою комнату,
в заключение обнаружила меня. Тогда, просунув
в дверь лапу, как кошка, играющая с мышью,
обезьяна, — хотя я часто перебегал с места
на место, чтобы ускользнуть от нее,—излов-
чилась, схватила меня за полу кафтана (сши-
того из местного шелка, очень толстого и
прочного) и вытащила наружу. Она взяла
меня в верхнюю правую лапу и стала держать
так, как кормилица держит ребенка, которому
собирается дать грудь; у пас в Европе, я сам
наблюдал это, обезьяны берут таким образом
ПУТЕШЕСТВИЕ В БРОБДИНГНЕГ
2И
котят. Когда я попытался сопротивляться, она
так сильно сжала меня, что я счел более
благоразумным покориться. По всей вероятности,
она приняла меня за детеныша своей породы, по-
тому что часто нежно гладила меня по лицу сво^
242
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
водной лапой. Шум отворяемой двери прервал эти
нежности; обезьяна мгновенно бросилась в окно,
через которое она проникла в комнату, а оттуда
на трех лапах, держа меня в четвертой, полезла
по водосточным трубам на крышу соседней по-
стройки. Я услышал крик Глюмдальклпч в ту
минуту, когда обезьяна уносила меня. Бедная
девочка едва не помешалась; весь дворец был
поднят на ноги, слуги побежали за лестницами:
сотни людей видели со двора, как обезьяна усе-
лась на самом коньке крыши: одной лапой она
держала меня, как ребенка, а другой набивала
мой рот разными явствами, которые вынимала
из защечных мешков, и угощала тумаками, когда
я отказывался от этой пищи. Стоявшая внизу
челядь покатывалась со смеху, глядя на эту
картину; и мне кажется, что людей этих нельзя
строго осуждать, так как зрелище бесспорно
было очень забавно для всех, кроме меня. Неко-
торые стали швырять камнями, надеясь прогнать
таким образом обезьяну с крыши, но дворцовая
полиция строго запретила это, так как иначе
мне, вероятно, размозжили бы голову.
Были приставлены лестницы и по ним под-
нялось несколько человек; увидя себя окру-
женной и сообразив, что на трех лапах ей не
удрать, обезьяна бросила меня на крышу и дала
тягу. Я остался на высоте пятисот ярдов от
земли, ожидая каждую минуту, что меня сбросит
ветром, или что вследствие головокружения я
сам скачусь вниз; но тут один бравый парень,
слуга моей нянюшки, взобрался на крышу,
положил меня в карман своих штанов, и благо-
получно спустился вниз. *
ПУТЕШЕСТВИЕ В БРОБДИНГНЕГ 243
Я почти задыхался от дряни, которой обе-
зьяна набила мой рот; но моя милая нянюшка
извлекла ее оттуда небольшой иголкой, после
чего меня стошнило, и я почувствовал большое
облегчение. Однако я так ослабел и так был
помят объятиями этого мерзкого животного,
что пятнадцать дней пролежал в постели. Ко-
роль, королева и все придворные каждый день
осведомлялись о моем здоровье, и ее величество
несколько раз навещала меня во время болезни.
Обезьяну убили, и был отдан приказ не держать
во дворце подобных животных.
Когда по выздоровлении я явился к королю
благодарить его за оказанные мне милости, его
величество много смеялся над моим приключе-
нием и спрашивал, какие мысли приходили мне
в голову, когда я был в лапах обезьяны, как мне
понравилось ее кушанье и ее способ угощенья;
подействовал ли свежий воздух на мой желудок.
Его величеству угодно было также знать, что
я стал бы делать при подобной оказии у себя
па родине. На эти вопросы я отвечал его вели-
честву, что в Европе нет обезьян, кроме тех,
которые, как диковинки, привозятся из чужих
стран, и которые так малы, что я бы справился
с целой дюжиной их, если бы они осмелились
напасть на меня. Что же касается чудовища,
с которым мне недавно пришлось иметь дело
(обезьяна, в самом деле, величиной была со
слона), то, не отними у меня страх способности
владеть тесаком (произнося эти слова, я стал
в воинственную позу и ухватился за рукоятку
своего тесака), я, может быть, нанес бы этому
страшилищу, когда оно просунуло лапу в мою
244
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
комнату, такую рану, что оно радо было бы
как можно скорее убраться от меня. Все это я
сказал твердым тоном, как человек, ревниво
заботящився о 7 ом, чтобы не возникло
никаких сомнений насчет его храбрости. И все
же речь моя вызвала лишь громкий смех при-
дворных, который, несмотря на все их почтение
к его величесхву, они не в силах были сдержать.
ПУТЕШЕСТВИЕ В БРОБДИНГНЕГ
215
рто навело меня на грустные размышления о
тщете попыток добиться к себе уважения со сто-
роны людей, находящихся в положении, совер-
шенно несравнимом с нашим. Однако мораль
моего поведения очень часто бывала для меня
ясна по возвращении моем в Англию, где какой
нибудь ничтожный и презренный плут, не имея
за собой ни благородства происхождения, ни
личных заслуг, ни ума, ни здравого смысла,
осмеливается иногда напускать на себя важный
вид и ставить себя на одну ногу с величайшими
людьми в государстве.
Каждый день я давал при дворе повод для
веселого смеха; и Глюмдальклпч, несмотря на
свою нежную привязанность ко мне, со свой-
ственным ей юмором рассказывала королеве
о моих выходках, когда считала, что они спо-
собны будут позабавить ее величество. Однажды
девочке нездоровилось, и она была взята гувер-
нанткой на загородную прогулку, миль за трид-
цать от дворца, подышать чистым воздухом.
Карета остановилась у тропинки, пересекавшей
поле; Глюмдальклич поставила мой дорожный
ящик на землю, и я отправился прогуляться.
На моем пути леэкала куча коровьего помета.
Я решил показать свою ловкость и попробовал
перескочить через эту кучу. Я разбежался, но,
к несчастью, сделал слишком короткий прыжок,
и оказался в самой середине кучи, по колени
в помете. Не мало труда стоило мне выбраться
оттуда, после чего один из лакеев тщательно
вытер своим носовым платком мое перепачкан-
ное платье, а Глюмдальклич больше не выпу'
скала меня из ящика до возвращения домой,
246
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Королева немедленно была извещена об этом
приключении, а лакеи разнесли его по всему
дворцу, так что в течение нескольких дней
я был предметом общих насмешек.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Различные выдумки автора для развлечения короля
и королевы. Он показывает свои музыкальные
таланты. Король интересуется государственным
строем Англии, который автор излагает ему.
Замечания короля по этому поводу.
раза длиннее нашей
быкновенно раз или два
в неделю я представлял-
ся королю во время его
утреннего туалета, и ча-
сто мне доводилось ви-
деть при ртом, как его
бреет цирюльник, кото-
рый сначала наводил на
меня ужас, что и не
удивительно, так как его
бритва была почти в два
!. Следуя обычаям страны,
его величество брился только два раза в неделю.
Однажды я попросил у цирюльника дать мне
помылки или мыльную пену и вытащил оттуда
248
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
около сорока или пятидесяти самых толстых
волос. Затем, раздобыв тоненькую щепочку,
я обстрогал ее в виде спинки гребешка, про-
сверлив в ней на равных расстояниях, с по-
мощью самой тонкой иголки, какую можно
было достать у Глюмдальклич, ряд отверстий.
В отверстия я вставил волоски, обрезав и ос-
коблив их на концах моим перочинным ножом
так искусно, что получился довольно сносный
гребень. Эта принадлежность туалета оказалась
очень своевременной, потому что на моем
гребне зубцы пообломались, а здесь не было
такого искусного мастера, который мог бы
сделать мне новый.
Это навело меня на мысль устроить одно
развлечение, которому я посвятил много ча-
сов своего досуга. Я попросил камеристку
королевы сохранять для меня вычески волос
ее величества. Через некоторое время у меня
набралось их довольно много. Тогда, по-
советовавшись с моим приятелем столяром,
получившим приказание исполнять все мои
маленькие заказы, я поручил ему сделать под
моим наблюдением два стула такой величины,
как те, что стояли у меня в спальне, и про-
сверлить в них тонким шилом отверстие во-
круг тех частей, которые были предназначены
для сиденья и спинки. В эти отверстия я вплел
самые крепкие волосы, какие мне удалось на-
брать, как это делается в плетеных английских
стульях. Окончив работу, я подарил стулья ко-
ролеве, которая поставила их в своем будуаре,
показывая всем как редкость; они действи-
тельно вызывали удивление всех, кто видел их
ПУТЕШЕСТВИЕ В БРОБДИНГНЕГ
249
Королева очень желала, чтобы я сел на один
пз этих стульев, но я наотрез отказался испол-
нить ее требование, заявив, что я лучше
соглашусь претерпеть тысячу смертей, чем
помещу низменную часть моего тела на драго-
ценные волосы, украшавшие когда то голову
ее величества. Из этих волос я сделал также
небольшой изящный кошелек (я всегда отли-
чался наклонностью мастерить разные вещицы)
длиною около пяти футов, с вензелем ее вели-
чества, вытканным золотыми буквами; с согла-
сия королевы, я подарил его Глюмдальклич.
Но, говоря правду, этот кошелек годился ско-
рее напоказ, чем для практического употребле-
ния, потому что он не мог выдержать тяжести
больших монет; поэтому она клала туда только
безделушки, которые так нравятся девочкам.
Король любил музыку,* и при дворе часто
давались концерты, на которые иногда прино-
сили и меня и помещали в ящике на столе;
однако звуки инструментов были так оглуши-
тельны, что я с трудом различал мотив. Я уве-
рен, что все барабанщики и трубачи англий-
ской королевской армии, заиграв разом под
вашим ухом, не произвели бы такого эффекта.
Во время концерта я старался устраиваться по-
дальше от исполнителей, запирал в ящике
окна, двери, задергивал гардины и портьеры;
только при этих условиях я находил их музыку
не лишенной приятности.
В молодости я немного научился играть на
шпииете. * В комнате Глюмдальклич стоял та-
кой же инструмент; два раза в неделю к ней
приходил учитель давать уроки. Я называю
250
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
этот инструмент шпинетом по его некоторому
сходству с последним и главное потому, что
играют на нем точно так же, как и на шпи-
нете. Мне пришла в голову мысль развлечь ко-
ПУТЕШЕСТВИЕ В БРОБДИНГНЕГ 261
роля и королеву исполнением английских мело-
дий на этом инструменте. Но предприятие это
оказалось необыкновенно трудным, так как
инструмент имел в длину до шестидесяти фу-
тов, и каждая его клавиша была шириной
в фут, так что, растянув обе руки, я не мог
захватить больше пяти клавиш, причем для
нажатия клавиши требовался основательный
удар кулаком по ней, что стоило бы мне боль-
шого труда и дало бы ничтожные результаты.
Придуманный мной выход был таков: я приго-
товил две круглых палки величиной в обы-
кновенную дубинку; один конец у них был
толще другого; я обтянул толстые концы мы-
шиной кожей, чтобы при ударах по клавишам
не испортить их и не осложнять игру посто-
ронними звуками. Перед шпинетом была по-
ставлена скамья на четыре фута ниже клавиа-
туры, куда подняли меня. Я бегал по этой
скамье взад и вперед, со всей доступной для
меня быстротой, ударяя палками по нужным
клавишам, и таким образом ухитрился сыграть
жигу, к величайшему удовольствию их вели-
честв. Но это было самое изнурительное физи-
ческое упражнение, какое мне случалось когда-
либо проделывать; и все же я ударял не более,
чем по шестнадцати клавишам, и не мог, сле-
довательно, играть па басах и на дискантах
одновременно, как делают другие артисты, что,
разумеется, сильно вредило моему исполнению.
Король, который, как я уже заметил, был
монарх весьма тонкого ума, часто приказывал
приносить меня в ящике к нему - в кабинет
Н ставить на письменном столе. Затем он пред-
252
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
лагал мне взять из ящика стул и сажал меня
на расстоянии трех ярдов от себя на комоде,
почти на уровне своего лида. В таком положе-
нии мне часто случалось беседовать с ним.
Однажды я осмелился заметить его величеству,
что презрение, выражаемое им к Европе и
всему остальному миру, не согласуется с высо-
кими качествами его благородного ума; что
ПУТЕШЕСТВИЕ В БРОБДИНГНЕГ
253
умственные способности не возрастают про-
порционально размерам тела, а, напротив, в на-
шей стране наблюдается, что самые высокие
люди обыкновенно в наименьшей степени на-
делены ими; что среди животных пчелы и
муравьи пользуются репутацией более изобре-
тательных, искусных и смышленых, чем мно-
гие крупные породы, и что каким бы ничтож-
ным я ни казался в глазах короля, все же
я надеюсь, что рано или поздно мне предста-
вится случай оказать его величеству какую-ни-
будь важную услугу. Король слушал меня внима-
2S4
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
тельно и после этих бесед стал гораздо луч-*
шего мнения обо мне, чем прежде. Он просил
меня сообщить ему возможно более точные
сведения об английском правительстве, ибо,
как бы ни были государи привязаны к обы-
чаям своей страны (такое заключение о других
монархах он сделал на основании прежних бе-
сед со мной), во всяком случае он был бы рад
услышать что-нибудь, что заслуживало бы под-
ражания.
Сам вообрази, любезный читатель, как стра-
стно желал я обладать в те минуты красноре-
чием Демосфена или Цицерона, которое дало
бы мне возможность прославить дорогое мое
отечество в стиле, равняющемся его достоин-
ствам и его величию.
Я начал свою речь с сообщения его величе-
ству, что наше государство состоит из двух
островов, образующих три могущественных ко-
ролевства под властью одного монарха; к ним
нужно еще прибавить наши колонии в Аме-
рике. Я долго распространялся о плодородии
нашей почвы и умеренности нашего климата.
Потом я подробно рассказал об устройстве на-
шего парламента, в состав которого входит
славный корпус, называемый палатой перов,
лиц самого знатного происхождения, владею-
щих древнейшими и обширнейшими вотчинами.
Я описал ту необыкновенную заботливость,
с какой всегда относились к их воспитанию
в искусствах и военном деле, чтобы подготовить
их к положению советников короля и королев-
ства; способных принимать участие в законо-
дательстве; быть членами верховного суда, ре-
ПУТЕШЕСТВИЕ В БРОБДИНГНЕГ
255
шения которого не подлежат обжалованию;
благодаря своей храбрости, отменному поведе-
нию и преданности всегда готовых первыми
выступить на защиту своего монарха и отече-
ства. Я сказал, что эти люди являются укра-
шением и оплотом королевства, достойными
наследниками своих знаменитых предков, по-
чести которых были наградой за их доблесть,
неизменно наследуемую потомками до настоя-
щего времени; что в состав этого высокого
собрания входит некоторое количество духов-
ных особ, носящих сан епископов, специальной
обязанностью которых является забота о рели-
гии и наблюдение за теми, кто научает ее исти-
нам народ; что эти духовные особы отыски-
ваются и избираются королем и его мудрей-
шими советниками из среды духовенства всей
нации, как наиболее отличившиеся святостью
своей жизни и глубиною своей учености; что
они действительно являются духовными отцами
духовенства и всего народа.
Другую часть парламента,—продолжал я,—об-
разует собрание, называемое палатой общин,
членами которой бывают знатнейшие дворяне,
свободно избираемые из числа этого сословия
самим народом, за их великие способности
и любовь к своей стране, представлять муд-
рость всей нации. Таким образом обе эти па-
латы являются самым величественным собра-
нием в Европе, коему, вместе с королем, пору-
чено все законодательство.
Затем я перешел к описанию судебных па-
лат, руководимых судьями, этими почтенными
мудрецами и толкователями законов, для раз-
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
решения тяжеб, наказания порока и огражде-
ния невинности. Я упомянул о бережливом
управлении нашими финансами и о храбрых
подвигах нашей армии как на суше, так и на
море. Я назвал число нашего населения, под-
считав, сколько миллионов может быть у нас
в каждой религиозной секте и в каждой поли-
тической партии. Я не умолчал также об играх
и увеселениях англичан, и вообще ни о какой
подробности, если она могла, по моему мнению,
служить к возвеличению моего отечества. И я за-
кончил все кратким историческим обзором
событий в Англии за последние сто лет.
Этот разговор продолжался в течение пяти
аудиенций, из которых каждая заняла несколько
часов. Король слушал меня очень внимательно,
ПУТЕШЕСТВИЕ В БРОБДИНГНЕГ 257
часто записывая то, что я говорил, и те во-
просы, которые он собирался задать мне.
Когда я окончил свое длинное повествование,
его величество, в шестой аудиенции, справясь
с своими заметками, высказал целый ряд со-
мнений, недоумений и возражений по поводу
каждого из моих утверждений. Он спросил: ка-
кие методы применяются для телесного и духов-
288
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ного развития знатного юношества, и в какого
рода занятиях проводит оно обыкновенно пер-
вую и наиболее переимчивую часть своей жиз-
ни? Какой порядок пополнения этого собрания
в случае угасания какого нибудь знатного рода?
Какие качества требуются от тех, кто вновь
возводится в звание лорда: не случается ли
иногда, что эти назначения бывают обусловлены
прихотью монарха, деньгами, предложенными
придворной даме или первому министру, или
желанием усилить партию, противную обще-
ственным интересам? Насколько основательно
эти лорды знают законы своей страны, и по-
зволяет ли им это знание решать в качестве
высшей инстанции дела своих сограждан? Дей-
ствительно ли эти лорды всегда так чужды ко-
рыстолюбия, партийности и других недостатков,
что на них не может подействовать подкуп,
лесть и тому подобное? Действительно ли ду-
ховные лорды, о которых я говорил, возводятся
в этот сан только благодаря их глубокому зна-
нию религиозных доктрин и благодаря их святой
жизни? Неужели во времена, когда они являлись
иростыми священниками, они не были подвер-
жены никаким слабостям? Неужели нет среди
них растленных капелланов какого нибудь вель-
можи, мнениям которого они продолжают рабо-
лепно следовать и после того, как получили
доступ в это собрание?
Затем король пожелал узнать, какая система
практикуется при выборах тех депутатов, кото-
рых я назвал членами палаты общин; разве не
случается, что чужой человек, с туго набитым
кошельком, оказывает давление на избирателей,
ПУТЕШЕСТВИЕ В БРОБДИНГНЕГ
259
склоняя их голосовать за него вместо их по-
мещика или наиболее достойного дворянина
в околотке? Почему эти люди так страстно стре-
мятся попасть в упомянутое собрание, если
пребывание в нем, по моим словам, сопряжено
с большим беспокойством и издержками, при-
водящими часто к разорению семьи, и не опла-
чивается ни жалованьем, ни пенсией? Такая
260
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
жертва требует от человека столько доброде-
тели и гражданственности, что его величество
выразил сомнение относительно искренности
подобного служения обществу. И он желал
узнать, нет ли у этих ревнителей каких нибудь
видов вознаградить себя за понесенные ими
тягости и беспокойство путем пожертвования
общественного блага намерениям слабого и по-
рочного монарха вкупе с его развращенными
министрами. Он задал мне еще множество вопро-
сов и выпытывал все подробности, касающиеся
этой темы, высказав целый ряд критических
замечаний и возражений, которые я считаю
неудобным и неблагоразумным повторять здесь.
По поводу моего описания наших судебных
палат его величеству было угодно получить
разъяснения относительно нескольких пунктов.
II я мог наилучшим образом удовлетворить его
желание, так как когда то был почти разорен
продолжительным процессом в верховном суде,
несмотря на то, что процесс был мной выигран
с присуждением судебных издержек. Король
спросил: сколько нужно времени для судебного
решения, и с какими расходами сопряжено ве-
дение процесса? Могут ли адвокаты и стряпчие
выступать в судах ходатаями по делам заведомо
несправедливым, в явное нарушение чужого
права? Оказывает ли какое нибудь давление на
чашу весов правосудия принадлежность к рели-
гиозным сектам и политическим партиям? По-
лучили ли упомянутые мной адвокаты широкое
юридическое образование или же они знакомы
только с местными, провинциальными и нацио-
нальными обычаями? Принимают ли какое ни-
ПУТЕШЕСТВИЕ В БРОБДИНГНЕГ 261
будь участие эти адвокаты, а равно и судьи,
в составлении тех законов, толкование и ком-
ментирование которых предоставлено их усмо-
трению? Не случалось ли когда нибудь, чтобы
одни и те же лица защищали такое дело, про-
тив которого в другое время они возражали,
ссылаясь на прецеденты для доказательства
противоположных мнений? Богатую или бед-
ную корпорацию составляют эти люди? Полу-
чают ли они за свои советы и ведение тяжбы
денежное вознаграждение? В частности, допу-

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
скаются ли они в качестве членов в нижнюю
палату?
Затем король обратился к нашим финансам.
Ему казалось, что мне изменила память, когда
я называл цифру доходов и расходов, так как
я определил первые в пять или шесть миллио-
нов в год, между тем как расходы, по моим
словам, превышают иногда означенную цифру
больше, чем вдвое. Заметки, сделанные королем
по этому поводу, были особенно тщательны,
потому что, по его словам, он надеялся извлечь
для себя пользу из знакомства с ведением на-
ших финансов и не мог ошибиться в своих
выкладках. Но раз мои цифры были правильны,
то король недоумевал, каким образом государ-
ство может расточать свое состояние, как част-
ный человек. Он спрашивал, кто наши креди-
торы, и где мы находим деньги для платежа
долгов. Он был поражен, слушая мои рассказы
о столь обременительных и затяжных войнах,
и вывел заключение, что или мы—народ свар-
ливый, или же окружены дурными соседями,
и что наши генералы наверное богаче королей.
Он спрашивал, что за дела могут быть у нас
за пределами наших островов, кроме торговли,
дипломатических сношений и защиты берегов
с помощью нашего флота. Особенно поразило
короля то обстоятельство, что нам, свободному
народу, необходима наемная регулярная армия
в мирное время. Но если у нас существует са-
моуправление, осуществляемое выбранными нами
депутатами, то—недоумевал король—кого же нам
бояться и с кем воевать? И он спросил меня:
разве не лучше может быть защищен дом ка-
ПУТЕШЕСТВИЕ В БРОБДИНГНЕГ 263
ждого из граждан его хозяином с детьми и домо-
чадцами, чем полдюжиной случайно завербо-
ванных на улице за небольшое жалованье мо-
шенников, которые могут получить в сто
раз больше, перерезав горло охраняемым ими
лицам?
Король много смеялся над моей странной
арифметикой (как угодно было ему выра-
зиться), по которой я определил численность
народонаселения в Англии, сложив количество
последователей существующих у нас религиоз-
ных сект и политических партий. Он не пони-
мал, почему тот, кто исповедует мнения, пагуб-
ные для общества, должен изменить их и не
имеет права держать их при себе. И если тре
бование перемены убеждений является прави-
тельственной тиранией, то дозволение открыто
исповедывать мнения пагубные служит выра-
жением слабости; в самом деле, можно не за-
прещать человеку держать яд в своем доме, но
нельзя позволять ему продавать этот яд, как
лекарство.
Король обратил внимание, что в числе раз-
влечений, которым предается наша знать и наше
дворянство, я назвал азартные игры. Ему хоте-
лось знать, в каком возрасте начинают играть,
и до каких лет практикуется это занятие; сколько
времени отнимает оно; не приводит ли иногда
увлечение им к потере состояния; не случается
ли, кроме того, что порочные и низкие люди, изу-
чив все тонкости этого искусства, игрой нажи-
вают большие богатства и держат подчас в за-
висимости от себя людей весьма знатных, и что
р то же время последние, находясь постоянно
264
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
в презренной компании, отвлекаются от разви-
тия своих умственных способностей и бывают
вынуждены, благодаря своим проигрышам, изу-
чать искусство ловкого мошенничества и при-
менять его на практике.
Мой краткий исторический очерк Англии за
последнее столетие поверг короля в крайнее
изумление. Он объявил, что, по его мнению,
Эта история есть не что иное, как куча загово-
ров, смут, убийств, избиений, революций и вы-
сылок, являющихся худшим результатом жадно-
сти, партийности, лицемерия, вероломства, же-
стокости, бешенства, безумия, ненависти, зави-
сти, сластолюбия, злобы и честолюбия.
В следующей аудиенции его величество взял
на себя труд вкратце резюмировать все, о чем
я говорил; он сравнил свои вопросы с моими
ПУТЕШЕСТВИЕ В БРОБДИНГНЕГ
265
ответами; потом, взяв меня в руки и тихо
лаская, обратился ко мне с следующими сло-
вами, которых я никогда не забуду, как не
забуду и самый тон, какими они были сказаны:
Мой маленький друг Грильдриг, вы произнесли
удивительнейший панегирик вашему отечеству;
вы ясно доказали, что невежество, леность
и порок являются главными качествами, при-
личествующими законодателю; что законы лучше
всего объясняются, истолковываются и приме-
няются на практике теми, кто более всего за-
интересован и способен извращать, запутывать
и обходить их. В ваших учреждениях я усма-
триваю некоторые черты, которые в своей основе
может быть и терпимы, по они наполовину
истреблены, а в остальной своей части совер-
шенно замараны и осквернены. Из сказанного
вами не видно, чтобы для занятия у вас высо-
кого общественного положения требовалось
обладание какими нибудь достоинствами; еще
менее видно, чтобы люди жаловались высокими
званиями на основании их добродетелей, чтобы
духовенство получало повышение за свое благо-
честие или ученость, военные—за свою хра-
брость и благородное поведение, судьи—за свою
неподкупность, сенаторы—за любовь к отече-
ству и государственные советники — за свою
мудрость. Что касается вас самого (продолжал
король), проведшего большую часть жизни
в путешествиях, то я расположен думать, что
до сих пор вам удалось избегнуть многих поро-
ков вашей страны. Но резюме, сделанное мною
на основании вашего рассказа, а также ответы,
которых мне с таким трудом удалось добиться
266
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
от вас, не могут не привести меня к заключе-
нию, что большинство ваших соотечественников
есть выводок маленьких отвратительных пре-
смыкающихся, самых пагубных из всех, какие
когда либо ползали по земной поверхности.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Любовь автора к отечеству. Он делает выгодное
предложение королю, но король отвергает это
предложение. Невежество короля в делах поли-
тики. Несовершенство и ограниченность знаний
этого народа. Законы, военное дело и партии
в государстве.
третирование моего
ишь моя крайняя лю-
бовь к истине помета ’
ла мне утаить эту часть
моей истории. Напрасно
было выказывать свое
негодование, потому что,
<кроме смеха, оно ничего
не могло возбудить; и
мне пришлось спокойно
и терпеливо выслуши-
вать это оскорбительное
благородного и любимого
отечества. Я искренно сожалел, что на мою долю
выпала такая роль, как сожалел бы, вероятно,
№3	ЧАСТЬ ВТОРАЯ
любой из моих читателей; но монарх этот
был так любознателен и с такой жадностью
стремился выведать малейшие подробности на
шей жизни, что ни моя благодарность, ни
благовоспитанность не позволили отказать
ему в посильном удовлетворении его любо-
пытства. Однако же, да будет разрешено мне
заметить в мое оправдание, я очень искусно
обошел многие вопросы короля и каждому
пункту придал гораздо более благоприятное
освещение, чем то было совместимо с требова-
ниями строгой истины. Таким образом, в свой
рассказ я всегда вносил похвальное пристрастие
к своему отечеству, которое Дионисий Галикар-
насский* столь справедливо рекомендует всем
историкам; мне хотелось скрыть слабости
и уродливые явления в жизни моей родины
и выставить в самом благоприятном свете ее
красоту и добродетель. Таково было мое чистосер-
дечное старание во время моих многочисленных
бесед с этим могущественным монархом, к со-
жалению, однако, не увенчавшееся успехом.
Но нельзя быть слишком требовательным
к королю, который совершенно отрезан от
остального мира и вследствие этого находится
в полном неведении относительно нравов и обы-
чаев других народов. Такое неведение всегда
порождает известную узость мысли и множе-
ство предрассудков, которых мы, подобно дру-
гим просвещенным европейцам, совершенно
чужды. И, разумеется, было бы нелепо предла-
гать в качестве образца для всего человечества
понятия добродетели и порока, принадлежащие
столь отдаленному монарху.
ПУТЕШЕСТВИЕ В БРОБДИНГНЕГ
269
Для подтверждения сказанного, а также, чтобы
показать прискорбные последствия ограничен-
ного образования, упомяну здесь о происше-
ствии, которое покажется невероятным. В на-
дежде снискать еще большее благоволение
короля, я рассказал ему об изобретении три
или четыре столетия тому назад некоего чер-
ного порошка, обладающего свойством мгно-
венно воспламеняться в каком угодно огромном
количестве от малейшей искры и разлетаться
в воздухе, производя при ртом шум и сотрясе-
ние, подобные грому. Я сказал, что определен-
ное количество этого порошка, будучи забито
в полую медную или железную трубу, выбра-
сывает, смотря по величине трубы, железный
или свинцовый шар, с такой силой и быстро-
той, что ничто не может устоять против его
удара; что наиболее крупные из пущенных таким
образом шаров не только уничтожают целые
шеренги солдат, но разрушают до основания
самые крепкие стены, пускают ко дну громад-
ные корабли с тысячами людей, а скованные
цепью вместе рассекают мачты и снасти, кро-
шат на куски сотни человеческих тел и сеют
кругом опустошение; что часто мы начиняем
этим порошком большие полые железные шары
и особыми орудиями пускаем их в осаждаемые
города, где они взрывают мостовые, разносят
на куски дома, зажигают их, разбрасывая во
все стороны осколки, которые проламывают
череп каждому, кто случится вблизи; что мне
в совершенстве известны составные части этого
порошка, которые стоят недорого и встреча-
ются повсюду; что я знаю, как их нужно сме-
270
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
шивать, и могу научить мастеров изготовлять
металлические трубы, согласуй их калибр
с остальными предметами в королевстве его
величества, причем самые большие не должны
превышать ста футов в длину, и что, наконец,
двадцать или тридцать таких труб, заряженных
соответствующим количеством пороха и соот-
ветствующими ядрами, в несколько часов разру-
шат крепостные стены самого большого города
в его владениях и обратят в развалины всю
столицу, если бы население ее восстало
ПУТЕШЕСТВИЕ В БРОБДИНГНЕГ
271
и осмелилось оказать сопротивление его вла-
сти. Я скромно предложил его величеству рту
маленькую услугу в знак благодарности за
многие его милости и покровительство.
Выслушав описание этих разрушительных
орудий и мое предложение, король пришел
в ужас. Он был поражен, как может такое бес-
сильное и ничтожнее насекомое, каким был я
(это его собственное выражение), не только
питать столь бесчеловечные мысли, но и до
того свыкнуться с ними, что совершенно рав-
нодушно рисовать сцены кровопролития и опу-
стошения, как самые обыкновенные действия
Этих разрушительных машин, изобретателем
которых, сказал он, был, должно быть, какой то
злобный гений, враг рода человеческого. Он
заявил, что хотя ничто не доставляет ему та-
кого удовольствия, как открытия в области
искусства и природы, тем не менее он скорее
согласится потерять половину своего королев-
ства, чем быть посвященным в тайну подобного
изобретения, и советует мне, если я дорожу
своей жизнью, никогда больше не упоминать
о нем.
Странное действие узких принципов и огра-
ниченного кругозора! Этот монарх, обладаю-
щий всеми качествами, обеспечивающими лю-
бовь, почтение и уважение, — одаренный боль-
шими способностями, проницательным умом,
глубокой ученостью и удивительными талан-
тами,— почти обожаемый подданными, — вслед-
ствие чрезмерной ненужной щепетильности, со-
вершенно непонятной нам европейцам, упу-
стил из рук средство, которое сделало бы его
272	ЧАСТЬ ВТОРАЯ
властелином жизни, свободы и имущества сво-
его народа. Говоря так, я не имею ни малей-
шего намерения умалить какую нибудь из много-
численных добродегелей этого превосходного
короля, хотя я отлично сознаю, что мой рас-
сказ сильно уронит его в мнении читателя
англичанина; но я утверждаю, что подобный
недостаток является следствием невежества этого
народа, у которого политика до сих пор не воз-
ведена на степень науки, какою сделали ее более
утонченные умы Европы. Я очень хорошо по-
мню, как однажды, в разговоре с королем, мое
замечание насчет того, что у нас написано ты-
сячи книг об искусстве управления, вызвало у
ПУТЕШЕСТВИЕ В БРОБДИНГНЕГ
273
пего (в противоположность моим ожиданиям)
самое нелестное мнение о наших умственных
способностях. Он заявил, что ненавидит и пре-
зирает всякую тайну, утонченность и интригу
как у государей, так и у министров. Он не мог
понять, чтй я разумею под словами государст-
венная тайна, если дело не касается неприятеля
или враждебной нации. Все искусство управле-
ния он ограничивает самыми тесными рамками
и требует для него только здравого смысла,
разумности, справедливости, кротости, быстрого
решения уголовных и гражданских дел и еще
нескольких очевидных для каждого качеств, ко-
торые не стоят того, чтобы на них останавли-
ваться. По его мнению, всякий, кто вместо одного
колоса* пли одного стебля травы сумеет выра-
стить на том же поле два, окажет человечеству
и своей родине большую услугу, чем все поли-
тики взятые вместе.
Знания этого народа очень недостаточны; они
ограничиваются моралью, историей, поэзией к
математикой, но в этих областях, нужно отдать
справедливость, им достигнуто большое совер-
шенство. Что касается математики, то она имеет
здесь чисто прикладной характер и направлена
на улучшение земледелия и всякого рода меха-
низмов, так что у пас опа получила бы невы-
сокую оценку. А относительно идей, сущностей,
абстракций и трапсценденталий мне - так и не
удалось внедрить в их головы нп малейшего
представления.
В этой стране не дозволяется формулировать
Закон прп помощи числа слов, превышающего
число букв алфавита, а в нем их насчитывают
274
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
всего двадцать две; но лишь очень немногие
законы достигают даже этой длины. Все они
выражены в самых ясных и простых терминах,
и эти люди не отличаются такой изворотливо-
стью ума, чтобы открыть в законе несколько
смыслов; писать комментарий к какому либо
закону считается большим преступлением. Что
касается гражданского и уголовного судопроиз-
водства, то прецедентов в этих областях у них
так мало, что они не могут похвастаться осо-
бенным искусством по этой части.
Искусство книгопечатания у них, как и у ки-
тайцев, существует с незапамятных времен. Но
библиотекп их не очень велики. Так, например,
королевская, считающаяся самой значительной,
заключает в себе не более тысячи томов, поме-
щающихся в галлерее, длиною в сто двадцать
футов, откуда мне было дозволено брать любую
книгу. Столяр королевы смастерил в одной из
комнат Глюмдальклич деревянный станок, вы-
шиною в двадцать пять футов, по форме похо-
жий на стоячую лестницу, каждая ступенька
которой имела пятьдесят футов длины. Она
составляла подвижный ряд ярусов, и нижний
конец помещался на расстоянии десяти футов от
стены комнаты. Книга, которую я желал читать,
приставлялась к стене; я взбирался на самую
верхнюю ступень лестницы и, повернув лицо
к книге, начинал чтение с верху страницы, пере-
двигаясь вдоль нее слева направо на расстояние
восьми или десяти шагов, смотря по длине
строки, до тех пор, пока строки не опускались
ниже уровня моих глаз; тогда я спускался на
следующую ступень, пока постепенно не дохо-
ПУТЕШЕСТВИИ В БРОБДИНГНЕГ
275
дил до конца страницы; после чего поднимался
снова и прочитывал таким же образом другую
страницу; листы книги я переворачивал обеими
руками, что было не трудно делать, так как
каждый из них по толщине и плотности не
превосходил нашего картона, и в книге самого
276
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
большого формата имел длину всего от восем-
надцати до двадцати футов.
Их слог* отличается ясностью, мужествен-
ностью и гладкостью, без малейшей цветисто-
сти; ибо более всего они стараются избегать
нагромождения ненужных слов и разнообразия
выражений. Я прочитал много их книг, осо-
бенно исторического и нравственного содержа-
ния. Между прочим мне доставил большое удо-
вольствие маленький, старинный трактат, кото-
рый всегда лежал в спальне Глюмдальклич и
принадлежал ее гувернантке, почтенной пожи-
лой даме, много читавшей на моральные и рели-
гиозные темы. Книга повествует о слабости чело-
веческого рода и не пользуется большим ува-
жением, исключая женщин и простого народа.
Однако мне было любопытно узнать, что мог
сказать местный писатель на подобную тему.
Он повторяет обычные рассуждения европей-
ских моралистов, показывая, каким слабым, пре-
зренным и беспомощным животным является по
своей природе человек; как он неспособен за-
щищаться от климатических условий и ярости
диких животных; как эти животные превосхо-
дят его одни своей силой, другие быстротой,
третьи предусмотрительностью, четвертые трудо-
любием. Он доказывает, что в последние упа-
дочные столетия природа вырождается и может
производить только каких то недоносков сравни-
тельно с людьми, которые жили в древние вре-
мена. По его мнению есть большое основание
думать, что не только человеческая порода была
первоначально крупнее, но что в прежние вре-
мена существовали также великаны, о чем сви-
ПУТЕШЕСТВИЕ В БРОБДИНГНЕГ
277
детельствует история и предания, и что под-
тверждается огромными костями и черепами,
случайно откапываемыми в различных частях
королевства, по своим размерам значительно
превосходящими нынешних измельчавших людей.
Он утверждает, что сами законы природы необ-
ходимо требуют, чтобы вначале мы были круп-
нее ростом и сильнее, менее подвержены гибели
от незначительной случайности: упавшей с крыши
черепицы, камня, брошенного рукой мальчика,
ручейка, в котором мы тонем. Из этих рассуж-
дений автор извлекает несколько нравственных
правил, полезных для повседневной жизни, кото-
рые незачем здесь повторять. Прочитав эту
книгу, я невольно задумался над вопросом, по-
чему у людей так распространена страсть про-
износить поучения на нравственные темы, а
также досадовать и сетовать на свои слабости,
обнаруживающиеся при борьбе со стихиями.
Мне кажется, тщательное исследование вопроса
может доказать всю необоснованность подобных
жалоб, как у нас, так и у этого народа.
Что касается военного дела, то туземцы гор-
дятся численностью королевской армии, кото-
рая состоит из ста семидесяти шести тысяч
пехоты и тридцати двух тысяч кавалерии, если
можно назвать армией корпус, составленный
в городе из купцов, а в деревне из фермеров,
под командой больших вельмож или мелкого
дворянства, не получающих ни жалованья, ни
другого вознаграждения. Но армия эта доста-
точно хорошо делает свои упражнения и отли-
чается прекрасной дисциплиной, что впрочем
не удивительно, ибо как может быть иначе там,
278
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
где каждый фермер пат од шея под командой
своего помещика, а каждый горожанин под ко-
мандой уважаемых лиц в городе, и где эти на-
чальники избираются баллотировкой, как в Ве-
неции.
Мне часто приходилось видеть военные упраж-
нения столичной милиции на большом поле
в двадцать квадратных миль, недалеко от города.
Хотя в сборе было не более двадцати пяти ты-
сяч пехоты и шести тысяч кавалерии, но я ни
за что не мог бы сосчитать их, такое громадное
пространство занимала армия. Каждый кавале-
рист, сидя на лошади, представлял собой колонну,
вышиною около ста футов. Я видел, как весь
этот кавалерийский корпус по команде разом
обнажал сабли и размахивал ими в воздухе. Ни-
какое воображение не может придумать ничего
более грандиозного и поразительного! Казалось,
будто десять тысяч молний разом вспыхивали
со всех сторон небесного свода.
Мне было любопытно узнать, каким образом
Этот государь, владения которого нигде не гра-
ничат с другим государством, пришел к мысли
организовать армию и обучить свой народ воен-
ной дисциплине. Вот что я узнал по этому по-
воду как из рассказов, так и из чтения истори-
ческих сочинений. В течение нескольких сто-
летий эта страна страдала общею болезнью че-
ловеческого рода: дворянство часто боролось за
власть, народ — за свободу, а король — за абсо-
лютное господство. Силы эти, хотя и счастливо
умеряемые законами королевства, по временам
выходили из равновесия и не раз затевали граж-
данскую войну. Последняя из таких войн сча-

280
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
стливо окончилась при деде ныне царствующего
монарха и привела все партии к соглашению и
взаимным уступкам. Тогда с общего согласия
была сформирована милиция, которая всегда
готова предотвратить новую смуту.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Король « королева предпринимают путешествие
к границам государства. Автор сопровождает их.
Подробный рассказ о том, каким образом автор
оставляет страну. Он возврагцается в Англию.
меня всегда было пред-
чувствие, что рано или
поздно я возвращу себе
свободу, хотя я не мог
ни предугадать, каким
способом, ни придумать
никакого проекта, кото-
рый имел бы малейшие
шансы на успех. Корабль,
на котором я прибыл
сюда, был первый, пока-
завшийся у этих бере-
гов, и король отдал стро-
жайшее повеление, на случай, если появится дру-
гой такой же корабль, притащить его к берегу и
доставить со всем экипажем па телеге в Лорбруль-
груд. Король имел сильное желание * подыскать
282
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
мне женщину одинакового роста, от которой у
меня могли бы быть дети. Однако мне кажется
я скорее согласился бы умереть, чем принять
на себя позор оставить потомство, которое со-
держалось бы в клетках, как прирученные кана-
рейки, и стало бы может быть предметом купли
и продажи, как диковинка, для развлечения знат-
ных лпц. Правда, обращение со мной было самое
любезное; я был любимцем могущественного
короля и королевы, предметом внимания всего
двора; но самая манера обхождения со мной
оскорбляла мое человеческое достоинство. Я ни-
когда не мог забыть оставленную па родине
ПУТЕШЕСТВИЕ В БРОБДИНГНЕГ
283
семью. Я чувствовал потребность находиться
среди людей, с которыми я мог бы обращаться
как равный с равным, и ходить по улицам и
полям, не опасаясь быть растоптанным, подобно
лягушке или щенку. Мое освобождение произо-
шло раньше, чем я ожидал и не совсем обык-
новенным образом. Я добросовестно расскажу
все обстоятельства этого удивительного проис-
шествия.
Уже два года я находился в этой стране.
В начале третьего мы с Глюмдальклич сопрово-
ждали короля и королеву в их путешествии к юж-
ному побережью королевства. Меня по обыкно-
вению возили в дорожном ящике, который, как
я уже описывал, был очень удобной комнатой
шириною в двенадцать футов. В этой комнате,
при помощи шелковых веревок, я велел прикре-
пить к четырем углам потолка гамак, которой
ослаблял силу толчков, когда слуга держал меня
перед собой верхом на лошади, согласно изъяв-
ляемому мной иногда желанию. Часто во время
дороги я засыпал в этом гамаке. В крыше моего
ящика, прямо над гамаком, было устроено сто-
ляром, по моему желанию, отверстие, величиною
в квадратный фут, для доступа свежего воздуха
в жаркую погоду; во время моего сна, я мог по
желанию открывать и закрывать это отверстие,
при помощи доски, двигавшейся в желобках.
Когда мы достигли цели нашего путешествия,
король решил провести несколько дней во
дворце, подле Фленфласника, города, располо-
женного в восемнадцати английских милях от
морского берега. Глюмдальклич и я были сильно
утомлены; я схватил небольшой насморк, а бед-
284
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
пая девочка так сильно заболела, что вынуждена
была оставаться в своей комнате. Я сгорал же-
ланием видеть океан—единственное место, ко-
торое могло служить театром моего бегства,
если бы ему суждено было когда нибудь осуще-
ствиться. Я притворился более больным, чем
был на самом деле, и просил отпустить меня
подышать свежим морским воздухом с пажем,
которого очень любил, и которому меня дове-
ряли уже несколько раз. Никогда не забуду,
с какой неохотой Глюмдальклич согласилась на
ПУТЕШЕСТВИЕ В БРОБДИНГНЕГ 288
эту прогулку и сколько наставлений дала она
пажу заботливо беречь меня; она была вся
в слезах, как будто предчувствуя, чтд должно
было произойти со мной. Мальчик нес меня
в ящике около получаса по направлению к ска-
листому морскому берегу. Здесь я велел ему
поставить ящик и, открыв одно из окон, стал
с тоской смотреть на воды океана. Я чувство-
вал себя нехорошо, и сказал пажу, что хочу
вздремнуть в гамаке, надеясь, что сон принесет
мне облегчение. Я лег, и паж плотно закрыл
окно, чтобы предохранить меня от простуды.
Я скоро заснул, и все мои предположения сво-
дятся к тому, что паж, думая, что во время сна
со мной не может случиться ничего опасного,
направился к скалам искать птичьи гнезда; ибо
и раньше мне случалось наблюдать из моего
окна, как он находил эти гнезда в расщелинах
скал и доставал оттуда яйца. Как бы то ни
было, но я внезапно проснулся от резкого
толчка, точно кто то с силой дернул за кольцо,
прикрепленное к крышке моего ящика, чтобы
удобнее было носить его. Я чувствовал, как
мой ящик поднялся высоко в воздухе и затем
понесся со страшной скоростью. Первый толчек
едва не выбросил меня из гамака, но потом
движение стало более плавным. Я несколько
раз принимался кричать во всю глотку, но крик
мой был бесполезен. Я смотрел в окна и видел
только облака п небо. Над головой я слышал
шум, похожий на всплески крыльев, и мало по
малу начал сознавать опасность своего положе-
ния: должно быть орел, захватив клювом кольцо
моего ящика, понес его с намерением бросить

ПУТЕШЕСТВИЕ В БРОБДИНГНЕГ
287
о скалу как черепаху в панцире, и затем вы-
тащить из под обломков мое тело и пожрать
его; смышленность и чутье этой птицы делает
ее способной выследить добычу на большом
расстоянии, хотя бы она была скрыта лучше,
чем я, огражденный досками толщиною в два
дюйма.
Спустя некоторое время я заметил, что шум
усилился, а взмахи крыльев участились, и что
мой ящик закачался из стороны в сторону, по-
добно вывеске в ветренную погоду. Я услышал,
несколько ударов пли тумаков, нанесенных, по
моему предположению орлу (ибо, я был уверен,
что именно орел держал в клюве кольцо моего
ящика), затем вдруг я почувствовал, что падаю
отвесно вниз около минуты, но с такой неве-
роятной быстротой, что у меня захватило дух.
Мое падение было остановлено страшным
всплеском, который отдался в моих ушах силь-
нее, чем шум Ниагарского водопада. После этого
я в продолжение минуты был во мраке, затем
мой ящик начал подниматься, и в верхнюю
часть окон я увидел свет. Тогда я понял, что
упал в море. Благодаря тяжести моего тела,
а также различным вещам и железным пласти-
нам, которыми ящик был скреплен для проч-
ности по всем четырем углам, он погрузился
в воду на пять футов. Я предполагал и предпо-
лагаю теперь, что на орла, летевшего с ящиком,
напали два или три соперника, надеясь поде-
литься добычей, и что во время битвы орел
выпустил меня из клюва, будучи не в силах
иначе защищаться. Железные пластины, укреп-
ленные на дне ящика (самые тяжелые из всех),
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
288
помогли ему сохранить во время падения равно-
весие и не дали разбиться о поверхность воды.
Все скрепы были тесно пригнаны; двери отво-
рялись не на петлях, а поднимались и опуска-
лись как задвижки; словом, моя комната была
Закрыта так плотно, что воды туда проникло
очень немного. С трудом выйдя из гамака,
я отважился отодвинуть в крышке упомянутую
выше доску, чтобы впустить свежего воздуху, от
недостатка которого я почти задыхался.
Как часто возникало у меня тогда желание
быть с моей милой Глюмдальклич, от которой
Это неожиданное происшествие в течение од-
ного только часа так отдалило меня! По совести
говорю, что среди собственных несчастий я не
мог удержаться от слез при мысли о моей бед-
ной нянюшке, о горе, которое причинит ей эта
потеря, о немилости к ней королевы и о кру-
шении ее надежд. Вряд ли многим путешествен-
никам выпадало на долю такое трудное и от-
чаянное положение, в каком находился я в это
время, ежеминутно ожидая, что мой ящик разо-
бьется или во всяком случае будет опрокинут
первым же порывом ветра и первой же волной.
Стоило только разбиться хотя бы одному окон-
ному стеклу, и мне грозила бы неминуемая смерть;
между тем, эти стекла были защищены только
железными решетками, поставленными снаружи
в ограждение от дорожных случайностей. Заме-
тив, что вода начинает просачиваться сквозь
щели, хотя они были весьма незначительны,
я как мог законопатил их. Я был не в силах
поднять крышу моего ящика, что непременно
сделал бы и взобрался бы наверх; там я мог,
ПУТЕШЕСТВИЕ В БРОБДИНГНЕГ 289
по крайней мере, протянуть несколько часов
дольше, чем сидя взаперти в этом, если можно
так сказать, трюме. Но если бы даже мне удалось
избежать опасности в продолжение одного или
двух дней, то затем чего я мог ожидать, кроме
смерти от голода и холода? В таком состоянии
я пробыл около четырех часов, каждую минуту
ожидая и даже желая гибели.
Я уже говорил читателю, что к глухой сто-
роне моего ящика были приделаны две прочные
пряжки, в которые слуга, возивший меня на
лошади, продевал кожаный ремень и присте-
гивал его к своему поясу. Находясь в этом
неутешительном положении, я вдруг услышал,
или мне только почудилось, ЧТО ПО ЭТОЙ сто-
290
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
роне ящика что то царапается; скоро после
Этого мне показалось, что ящик тащат или
буксируют по морю, так как по временам
я чувствовал как бы дерганье, от которого
волны подымались до самых верхушек моих
окон, погружая меня в темноту. Это поселило
у меня слабую надежду на освобождение, хотя
я не мог понять, откуда могла притти помощь.
Я решился отвинтить один из моих стульев,
прикрепленных к полу, и с большими усилиями
снова привинтил его под подвижной доской,
которую незадолго перед тем отодвинул. Взобрав-
шись на этот стул и приблизив насколько воз-
можно свой рот к отверстию, я стал громко
звать на помощь, на всех известных мне языках.
Потом я привязал платок к палке, бывшей
всегда со мной, и, просунув ее в отверстие,
стал махать платком с целью привлечь внима-
ние лодки или корабля, если бы таковые нахо-
дились поблизости, и дать знать матросам, что
в ящике заключен несчастный смертный.
Но все это, казалось, не приводило ни к каким
результатам; однакоже я ясно ощущал, что
моя комната все подвигается вперед. Спустя
час или более, сторона ящика, где находились
пряжки, толкнулась о что то твердое. Я испу-
гался, не скала ли это, и почувствовал, что
ящик качается больше, чем прежде. Я ясно
расслышал на крыше моей комнаты шум, словно
был брошен канат, затем он заскрипел, как
если бы его продевали в кольцо. После этого
я почувствовал, что в несколько приемов меня
подняли фута на три выше, чем я был прежде.
Я снова выставил палку с платком и начал
ПУТЕШЕСТВИЕ В БРОБДИНГНЕГ
291
призывать на помощь до тех пор, пока не ох-
рип. В ответ я услышал громкие восклицания,
повторившиеся три раза и приведшие меня
в неописуемый восторг, понятный только тому,
кто сам испытал его. Затем я услышал топот
ног над моей головой, и кто то громко
закричал мне в отверстие по-английски: Если
есть кто нпбудь здесь, пусть говорит, я слу-
шаю. Я отвечал, что я англичанин, вовле-
ченный злою судьбою в величайшие бедствия,
какие постигали когда нибудь разумное суще-
ство, и заклинал всем, что может тронуть
292
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
сердце, освободить меня из моей темницы. На
Это голос сказал, что я в безопасности, так как
мой ящик привязан к кораблю, и немедленно
явится плотник, который пропилит в крыше
отверстие, достаточно широкое, чтобы вытащить
меня. Я отвечал, что в этом нет надобности, и
даром будет потрачено много времени; гораздо
же проще приказать какому нибудь матросу
просунуть палец в кольцо ящика, вынуть его из
воды и поставить в каюте капитана. Услыша мои
нелепые слова некоторые матросы подумали, что
имеют дело с сумасшедшим, другие смеялись.
И в самом деле, я совершенно упустил из виду,
что нахожусь теперь среди людей одинакового
со мной роста и силы. Явился плотник и в не-
сколько минут пропилил дыру в четыре квадрат-
ных фута, затем спустил небольшую лестницу,
по которой я вышел наверх, после чего был
взят на корабль в состоянии крайней слабости.
Изумленные матросы задавали мне тысячи
вопросов, на которые я не имел расположения
отвечать. Равным образом, я был приведен
в замешательство при виде стольких пигмеев,
потому что такими казались эти люди моим
глазам, привыкшим долгое время смотреть
только на предметы чудовищной величины. Но
капитан, мистер Томас Вилькокс, достойный и
почтенный шропширец, заметив, что я готов
упасть в обморок, отвел меня в свою каюту,
дал укрепляющего лекарства и заставил лечь
в свою постель, советуя мне немного отдохнуть,
что действительно было мне крайне необходимо.
Прежде чем заснуть, я сообщил капитану, что
в моем ящике находится ценная мебель, ко-
ПУТЕШЕСТВИЕ В БРОБДИНГНЕГ 293
торую было бы жаль потерять; что там есть
прекрасный гамак, походная постель, два стула,
стол и комод, что комната вся увешана или
лучше сказать обита шелком и бумажными тка-
нями, и что если капитан прикажет какому
нибудь матросу принести в каюту ящик, то я
открою его и покажу ему все свои богатства.
Услышав этот вздор, капитан подумал, что
я в бреду, одпако (я полагаю, чтобы успокоить
меня) обещал распорядиться исполнить мое же-
лание. Затем он вышел на палубу и велел не-
скольким матросам спуститься в мой ящик, от-
куда они вытащили (как я узнал потом) все
мои вещи и содрали обивку, причем стулья,
комод и постель, привинченные к полу, были
сильно испорчены, так как матросы по неведе-
нию стали вырывать их оттуда. Они сняли не-
которые доски для корабельных нужд и, взяв
все, что обратило на себя их внимание, бро-
сили остов ящика в море; получив теперь много
повреждений в полу и стенках, он быстро на-
полнился водой и пошел ко дну. Я был очень
доволен, что мне не пришлось присутствовать
при этом разрушении, так как уверен, что
такое зрелище очень расстроило бы меня, при-
ведя мне на память пережитое, которое я ста-
рался поскорее забыть.
Я спал несколько часов, но мой сон постоянно
прерывался виденьями только что покинутых
мной мест и опасностей, которых мне удалось
избежать. Все же, проснувшись, я почувствовал,
что силы мои восстановились. Было около
восьми часов вечера, и капитан, полагавший,
что я долго уже голодаю, приказал немедленно
294
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
подать ужин. Он гостеприимно угощал меня,
заметив мне все же, что глаза мои безумны,
а речь несвязна. Когда мы остались одни, он
попросил меня рассказать о моих приключениях,
и сообщить, какая случайность бросила меня
в этой чудовищной деревянной коробке на волю
ветра и волн. Он сказал, что около полудня
заметил ее в зрительную трубу, и сначала по-
думал, что это парус. Так как курс его проходил
недалеко, то он решил подъехать к этому парусу,
в надежде купить немного сухарей, в которых
у него чувствовался недостаток. Подойдя ближе
и убедившись в своей ошибке, он послал шлюп-
ку узнать, в чем дело. Матросы в испуге воро-
тились назад, клятвенно уверяя, что видели
плавучий дом. Посмеявшись над их глупостью,
ПУТЕШЕСТВИЕ В БРОБДИНГНЕГ
295
капитан сам спустился в шлюпку, приказав ма-
тросам взять с собою два прочных каната. Так
как море было спокойно, то он несколько раз
объехал вокруг ящика и заметил в нем окна
с железными решетками. Затем он обнаружил
две скобы на одной стороне, которая была вся
досчатая, без отверстий для пропуска света. Ка-
питан приказал подплыть к этой стороне и, привя-
зав канат к одной скобе, велел матросам тащить
мой ящик на буксире к кораблю. Когда его
притащили, капитан приказал привязать другой
канат к кольцу, прикрепленному на крыше, и на
блоках поднять ящик; но не смотря на участие
всей команды, меня удалось поднять только на
два или на три фута. Капитан сказал, что они
видели мою палку с платком, просунутую в дыру,
и заключили, что в ящике заключен какой то
несчастный. Я спросил капитана, не видел ли
он, или кто нибудь из экипажа, на небе гро-
мадных птиц перед тем, как меня заметили
с корабля. На это он ответил, что, когда
он обсуждал событие с матросами во время
моего сна, то один из матросов сообщил, что
видел трех орлов, летевших по направлению
к северу, но они не показались ему больше
обыкновенных; последнее обстоятельство, я по-
лагаю, объясняется большой высотой, на которой
летели птицы;'капитан же не догадался, почему
я задаю такой вопрос. Затем я спросил его, далеко
ли мы находимся от земли. На это он ответил, что,
по самым точным вычислениям, мы находимся от
берега на расстоянии не менее ста лиг. Я сказал
капитану, что он больше, чем на половину, оши-
бается, так как я упал в море спустя каких
296
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
нибудь два часа после того, как покинул страну,
в которой жил. После моего замечания капитан
снова стал думать, что мозги мои не в порядке,
на что он намекнул мне и посоветовал отпра-
виться спать в каюту, которую он приготовил
для меня. Я уверил капитана, что благодаря
его любезному приему и прекрасному обще-
ству я совершенно восстановил свои силы, и
что никогда в жизни не чувствовал себя так
хорошо, как теперь. Тогда он принял серьез-
ный вид, и извинившись, что будет говорить
со мной откровенно, спросил меня, не повре-
дился ли мой рассудок оттого, что на моей
совести лежит тяжкое преступление, в наказание
за которое, по повелению какого нибудь госу-
даря, я был посажен в этот сундук: ведь суще-
ствует же в некоторых странах обычай сажать
больших преступников без пищи в дырявые
суда и пускать эти суда в море; хотя он очень
бранит себя за то, что принял на корабль та-
кого преступника, все же он дает слово доста-
вить меня в целости в первый порт. Он добавил,
что подозрения его еще более укрепились после
нелепых речей, с которыми я обратился сна-
чала к матросам, а потом и к нему, по поводу
моей комнаты или сундука, после моих беспо-
койных взглядов и странного поведения за
ужином.
Я попросил капитана терпеливо выслушать
рассказ о моих приключениях, которые я добро-
совестно изложил, начиная с минуты, когда
покинул Англию, до минуты, когда он меня нашел.
И так как истина находит всегда доступ в рас-
судительный ум, то этот достойный и почтен-
ПУТЕШЕСТВИЕ В БРОБДИНГНЕГ 297
ный джентльмен, обладавший известной образо-
ванностью и большим здравым смыслом,скоро про-
никся убеждением в моей искренности и правди-
вости. Однако, желая еще более подтвердить все
сказанное мною, я попросил капитана приказать
принести мой комод, ключ от которого был
у меня в кармане (ибо он уже сообщил мне,
каким образом матросы распорядились с моей
комнатой). Я открыл комод в присутствии капи-
тана и показал ему небольшую коллекцию ред-
костей, собранных мною в стране, которую мне
суждена было покинуть таким странным обра-
зом. Здесь был гребень, который я смастерил
из волос королевской бороды, и другой, сделан-
298	ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ный из того же материала, но вместо дерева
на его спинку я употребил обрезок ногтя с боль-
шого пальца его величества. Затем я показал
целую серию иголок и булавок длиною от фута
до полуярда; несколько волос королевы,выпавших
во время прически; золотое кольцо, которое коро-
лева однажды любезно подарила мне, сняв его
с мизинца и повесив мне на шею, как ожерелье.
Я просил капитана принять кольцо в благодар-
ность за оказанные им мне услуги, но он наотрез
отказался. Я показал ему также мозоль, которую
собственными руками срезал с пальца на ноге
одной фрейлины; эта мозоль, величиною с кент-
ское яблоко, была так тверда, что по возвра-
щении в Англию я вырезал из нее кубок и
оправил в серебро. Наконец, я просил его рас-
смотреть штаны из мышиной кожи, которые
были в тот момент на мне.
ПУТЕШЕСТВИЕ В БРОБДИНГНЕГ
299
Я едва убедил капитана принять от меня
в подарок зуб одного слуги, заметив, что он
с большим любопытством рассматривает этот зуб,
видимо очень поразивший его воображение. Ка-
питан принял подарок с благодарностью, какой
не заслуживала подобная безделушка. Зуб этот
но ошибке был выдернут неопытным хирургом
у одного из лакеев Глюмдальклич, страдавшего зуб-
ной болью, но оказался здоровым. Вычистив этот
зуб, я спрятал его, как диковину, себе в комод.
Он был длиной в фут и четыре дюйма в диаметре.
Капитан остался очень доволен моим безы-
скусственным рассказом и выразил надежду,
что по прибытии в Англию я изложу его на
бумаге и, сделав достоянием публики, окажу
услугу всему свету. На это я ответил, что, по
моему мнению, Англия с избытком снабжена
книгами путешествий; что в настоящее время
нет события, которое показалось бы нашему
читателю необыкновенным; а это заставляет
меня подозревать, что многие авторы менее за-
ботятся об истине, чем об удовлетворении своего
тщеславия и своей корысти и стараются только
развлечь невежественных читателей; что моя
история будет повествовать о самых обыкновен-
ных событиях, и читатель не найдет в ней красоч-
ных описаний диковинных растений, деревьев,
птиц и животных, или описания варварских обы-
чаев и идолопоклонства дикарей, которыми так
изобилуют многие путешествия. Во всяком случае
я поблагодарил капитана за его доброе мнение
и обещал подумать по поводу этого вопроса.
Капитан очень удивлялся, почему я так громко
говорю, и спросил меня, не были ли туги на
300	ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ухо король или королева той страны, где я жил.
На это я ответил, что говорю громко вслед-
ствие привычки, приобретенной за последние
два года, и что меня, в свою очередь, удивляют
голоса капитана и всего экипажа, которые мне
кажутся шопотом, но которые впрочем ясно
различает мое ухо. Чтобы разговаривать с моими
великанами, необходимо было говорить так, как
говорят на улице с человеком, стоящим на
вершине колокольни, за исключением тех слу-
чаев, когда меня ставили на стол или брали на
руку. Я сообщил ему также и мое другое на-
блюдение: по моем прибытии па корабль, когда
вокруг собрались все матросы, они показались
мне самыми ничтожными по своим размерам
существами, какие только я когда либо видел.
И в самом деле, с тех пор, как судьба забро-
сила меня во владения этого короля, мои глаза
до того привыкли к предметам чудовищной
величины, что я нс мог смотреть на себя
в зеркало, так как сравнение порождало во мне
очень неприятные мысли о моем ничтожестве.
Тогда капитан сказал, что, наблюдая меня во
время ужина, он заметил, что я с большим
удивлением рассматриваю каждый предмет, и ча-
сто делаю над собой усилие, чтобы не рассме-
яться; он не знал, чем объяснить такую стран-
ность, и приписывал ее расстройству моего рас-
судка. Я ответил, что его наблюдения совершенно
правильны, по мог ли я держать себя иначе при
виде блюда величиною в три пенса, свиного око-
рока, который можно было съесть в один прием,
при виде чашки, напоминавшей скорлупу ореха,—
и я описал ему путем таких же сравнений всю
ПУТЕШЕСТВИЕ В БРОБДИНГНЕГ 301
обстановку и все припасы. И хотя королева снаб-
дила меня всем необходимым во время моего
пребывания на ее службе, тем не менее мои
представления всегда были в соответствии с тем,
что я видел кругом, причем я так же закрывал
глаза на свои ничтожные размеры, как люди
закрывают их на свои недостатки. Капитан
отлично понял мою насмешку и весело ответил
мне старой английской поговоркой, что у меня
глаза больше желудка, так как он не заметил
у меня большого аппетита, несмотря на то, что
я постился в течение целого дня. И, продол-
жая смеяться, заявил, что заплатил бы сто
фунтов за удовольствие посмотреть на мою
комнату в клюве орла и в то время, как она
падала в море со страшной высоты; эта по-
истине удивительная картина достойна описания
в назидание грядущим поколениям. При этом
сравнение с Фаэтоном * было настолько оче-
видно, что он не удержался и высказал его,
хотя я не был особенно польщен таким мне-
нием о себе.
После остановки в Тонкине, капитан отпра-
вился в Англию; корабль находился под 44°
северной широты и 143° долготы. Но так как
спустя два дня после моего прибытия мы встре-
тили пассатный ветер, то долге держали курс
к югу, прошли вдоль Новой Голландии, держа
направление на 3--Ю.-3 ? потом на Ю.-Ю.-З.
до тех пор, пока не обогнули мыс Доброй На-
дежды. Наше путешествие было довольно счаст-
ливо, но я не буду утомлять читателя его опи-
санием. Раз или два капитан заходил в порты
запастись провизией и свежей водой, но я ни
302
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
разу не сходил с корабля до самого прибытия
в Даунс, что произошло 3-го июня 1706 года,
то есть спустя шесть месяцев после моего осво-
бождения. Я предлагал капитану в вознагра-
ждение за мой переезд все, что у меня было,
но он не согласился взять ни одного фартинга.
Мы дружески расстались, и я взял с него слово
навестить меня в Редриффе. Затем я нанял
лошадь и проводника за пять шиллингов, заня-
тых у капитана.
Наблюдая по дороге деревья, дома, людей и
домашний скот, я все думал, что нахожусь в Лил-
ПУТЕШЕСТВИЕ В БРОБДИНГНЕГ 303
липутии. Я боялся раздавить встречавшихся на
пути прохожих и часто громко кричал, чтобы
они посторонились; такая грубость с моей сто-
роны привела к тому, что мне раз или два чуть
не раскроили череп.
По прибытии моем домой, куда я принужден
был спрашивать дорогу, один из моих слуг от-
ворил двери. Входя я нагнулся (как гусь под
воротами), чтобы не удариться головой о при-
толоку. Жена прибежала обнять меня, но
я нагнулся ниже ее колен, полагая, что иначе
ей не достать моего лица. Дочь стала на
колени, желая получить мое благословение, но
я не увидел ее, пока она не поднялась, что
объясняется моей долгой привычкой задирать
ж
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
голову вверх и направлять глаза на высоту ше-
стидесяти футов; затем я сделал жест, кото-
рым хотел поднять ее одной рукой за талию.
На моих слуг и на одного или двух из бывших
тут друзей я смотрел сверху вниз, как смотрит
великан на пигмеев. Я заметил жене, что они
верно вели слишком экономную жизнь, так как обе
вместе с дочерью обратились в ничто. Короче ска-
зать, я держал себя столь непонятным образом,что
все составили обо мне то же мнение, какое со-
ставил капитан, увидя меня впервые, то есть
решили, что я сошел с ума. Я упоминаю здесь
об этом только для того, чтобы показать, как
велика бывает сила привычки и предубеждения.
Скоро все недоразумения между мною, семьей
и друзьями рассеялись, но жена торжественно
заявила, что больше я никогда не увижу моря.
Однако же моя злая судьба распорядилась иначе,
и даже жена не могла удержать меня, как ско-
ро узнает об этом читатель. Этим я оканчиваю
вторую часть моих злосчастных путешествий.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ПУТЕШЕСТВИЕ
ЛАПУ ТУ,
БАЛЬНИБАРБИ,
ЛАГГНЕГГ,
ГААББДОБДРИБ,
И ЯПОНИЮ
EhteHLParUIL
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Автор отправляется в третье путешествие. Он
взят в плен пиратами. Злоба одного голландца.
Прибытие автора на некий остров. Его подни-
мают на Лапуту.
е пробыл я дома и десяти
дней, как ко мне пришел
в гости капитан Вильям
Робинсон, из Корнуэльса,
командир большого корабля
Добрая Надежда в триста
х тонн водоизмещения. Когда
то я был хирургом на дру-
гом судне, являвшемся в че-
твертой части собственностью этого капитана
н совершавшем под его командой рейс в Ле-
вант. Он всегда обращался со мной скорее
как с братом, чем как с подчиненным. Узнав
о моем прибытии, он посетил меня, как мне каза-
308
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
лось, руководимый исключительно дружескими
чувствами, что так понятно после долгой раз-
луки. Но после нескольких посещений, выразив
радость, что находит меня в добром здравии,
и спросив, окончательно ли я решил поселиться
дома, он сообщил, что через два месяца отправ-
ляется в Ост-Индию, и в заключение напрямик
пригласил меня, пустив при этом в ход ряд
красноречивых доводов, быть хирургом на его
корабле; он заявил, что, кроме двух фельдшеров,
у меня будет помощником еще один хирург; что
я буду получать двойной оклад жалованья про-
тив обыкновенного, и что, убедившись на опыте
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛАП УТУ
309
в том, что я знаю морское дело нисколько ни
хуже его, он обязывается считаться с моими
советами, как если бы я был его товарищем.
Капитан наговорил мне столько любезностей
и я знал его за такого порядочного человека,
что не мог отказаться от его предложения: не-
смотря на все постигшие меня невзгоды, жажда
видеть свет томила меня с прежней силой. Оста-
валось единственное затруднение — уговорить
жену; но в конце концов и она дала свое со-
гласие, когдя я изложил те выгоды, которое путе-
шествие это сулило нашим детям.
Мы снялись с якоря 5 августа 1706 года и
прибыли в форт С.-Жорж* 11 апреля 1707 года.
Мы оставались там три недели с целью обно-
вить экипаж судна, так как между матросами
было много больных. Оттуда мы отправились
в Тонкин, где капитан решил простоять неко-
торое время, потому что закупленные им то-
вары не могли быть изготовлены и сданы
раньше нескольких месяцев. Таким образом,
в надежде хотя бы отчасти покрыть расходы по
Этой стоянке, капитан купил шлюп, нагрузил
его различными товарами, составляющими пред-
мет всегдашней торговли тонкинцев с сосед-
ними островами, и отправил на нем под моим
начальством четырнадцать человек, из которых
трое были туземцы, дав мне полномочие ра-
спродать эти товары, пока он будет оканчивать
свои дела в Тонкине.
Не прошло и трех дней нашего плавания, как
поднялась сильная буря, и в продолжение пяти
дней нас гнало по направлению к северо-во-
стоку и затем к востоку; после этого настала
310
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
хорошая погода, хотя не переставал дуть силь-
ный западный ветер. На десятый день за нами
пустились в погоню два пирата, которые скоро
настигли нас, так как мой сильно нагруженный
шлюп мог только медленно подвигаться вперед,
и мы были лишены возможности защищаться.
Мы были взяты на абордаж почти одновре-
менно обоими пиратами, которые ворвались на
наш корабль во главе своих людей; но, найдя
нас лежащих ничком (таков был отданный мной
приказ), они удовольствовались тем, что крепко
связали нас и, поставив над нами стражу, отпра-
вились обыскивать судно.
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛАПУТУ
311
Я заметил среди них одного голландца, кото-
рый, невидимому, пользовался некоторым авто-
ритетом, хотя не командовал ни одним из ко-
раблей. По нашей наружности он признал в нас
англичан и, обращаясь к нам на своем языке,
поклялся связать спинами друг с другом и бро-
сить в море. Я довольно сносно говорил по-
голландски; я объяснил ему, кто мы, и просил
его, приняв во внимание, что мы христиане
и протестанты, подданные соседнего государ-
ства, которое находится в дружественных отно-
шениях с его отечеством, ходатайствовать за
нас перед командирами, чтобы те отнеслись
к нам милостиво. Эти слова привели голландца
в ярость, он повторил угрозы и, обратясь к своим
товарищам, начал с жаром что то говорить,
повидимому на японском языке, часто произ-
нося слово христианос.
Командиром более крупного судна пиратов
был японец, который говорил немного по-гол-
ландски, хотя и очепь плохо. Подойдя ко мне
и задав несколько вопросов, на которые я отве-
тил очень смиренно, он объявил, что мы не
будем преданы смерти. Низко поклонившись
капитану, я обратился к голландцу и сказал,
что мне прискорбно видеть в язычнике больше
милосердия, чем в своем брате христианине.
Но мне пришлось скоро раскаяться в своих
необдуманных словах, ибо этот злобный него-
дяй, после неоднократных тщетных стараний
убедить обоих капитанов бросить меня в море
(на что те не соглашались после данного ими
обещания сохранить мою жизнь), добился все
же назначения мне наказания, худшего, чем
Sts	ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
сама смерть. Люди мои были размещены по-
ровну на обоих пиратских суднах, а на моем
шлюпе была сформирована новая команда. Меня
же самого решено было посадить в челнок и,
снабдив веслами, парусом и провизией на че-
тыре дня, предоставить на волю ветра и волн.
Капитан японец был настолько милостив, что
удвоил количество провизии из собственпых
запасов и запретил обыскивать меня. Когда
я спускался в челнок, голландец, стоя на палубе,
покрывал меня всеми проклятиями4 и ругатель-
ствами, какие только существуют на его языке.
За час до нашей встречи с пиратами я вы-
числил, что мы находились под 46° северной
широты и 183’долготы.’ Отойдя на довольно
значительное расстояние от пиратов, я, при
помощи карманной зрительной трубки, открыл
несколько островов на юго-востоке. Я поставил
парус и с помощью попутного ветра надеялся
достигнуть ближайшего из этих островов, что
мне и удалось в течение трех часов. Остров
был весь скалистый; однако мне посчастливилось
найти много птичьих яиц, и, добыв кремнем огонь,
я развел костер из вереска и сухих водорослей,
на котором испек яйца. Ужин мой состоял из
этого единстьенного кушанья, так как я решил
по возможности беречь запас своей провизии.
Я провел ночь под защитой скалы, постелив
себе немного вереска, и спал очень хорошо.
На следующий день, подняв парус, я отпра-
вился к другому острову, а оттуда к третьему
и к четвертому, прибегая иногда, кроме паруса,
к веслам. Но чтобы не утомлять внимание чи-
тателя подробным описанием моих бедствий, до-
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛАПУТУ
313
статочно будет сказать, что па пятый день я при-
был к последнему из замеченных мною островов,
расположенному на юго-юго-востоке от первого.
Этот остров был гораздо дальше, чем я предпола-
гал, и потому только после пятичасового перехода
я достиг его берегов. Я объехал его почти кру-
гом, прежде чем мне удалось найти подходящее
место для высадки; то была небольшая бухточ-
ка, где могло бы поместиться всего три моих чел-
нока. Весь остров был скалист и лишь кое-где
испещрен небольшими газонами и душистыми
314
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
травами. Я достал мою скудную провизию и,
подкрепившись немного, остаток ее спрятал
в один из гротов, которыми изобиловал остров.
На утесах я собрал много яиц, затем принес
сухих водорослей и травы, намереваясь на дру-
гой день развести костер и как нибудь испечь
эти яйца (так как при мне было огниво, кремень,
трут и зажигательное стекло). Ночь я провел
в том гроте, где поместил провизию. Постелью
мне служили те же водоросли и травы, кото-
рые я приготовил для костра. Спал я очень
мало, потому что беспокойное душевное состоя-
ние взяло верх над усталостью и не давало за-
снуть. Мне казалось невозможным сохранить
мою жизнь в столь пустынном месте, и я счи-
тал, что неминуемо должен буду погибнуть
Я был так подавлен этими размышлениями,
что у меня недоставало энергии встать, и когда
наконец я собрался с силами и выполз из пещеры,
было уже совсем светло. Я немного прошелся
между скалами: небо было совершенно ясно,
и солнце жгло так сильно, что я принужден
был отвернуться от него. Вдруг стало темно,
но совсем ие так, как от облака, когда оно
закрывает солнце. Я оглянулся назад и увидел
в воздухе большое непрозрачное тело, заслоняв-
шее солнце и двигавшееся по направлению
к острову: тело это находилось, как мне каза-
лось, на высоте двух миль и закрывало солнце
в течение шести или семи минут; но я не ощу-
щал похолодания воздуха п не заметил, чтобы
небо потемнело больше, чем в том случае,
если бы я стоял в тени, отбрасываемой горой.
По мере приближения ко мне этого тела оно
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛАПУТУ
315
стало мне казаться твердым; основание же его
было плоско, гладко и ярко сверкало, отражая
316
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
освещенную солнцем поверхность моря. Я стоял
на возвышенности в двухстах ярдах от берега
и видел, как это обширное тело спускается
почти отвесно на расстоянии английской мили
от меня. Я вооружился карманной зрительной
трубкой и мог ясно различить на нем много
людей, спускавшихся и поднимавшихся по отло-
гим, поводимому, сторонам тела; но что делали
там эти люди, я не мог рассмотреть.
Естественная любовь к жизни наполнила меня
чувством радости, и у меня явилась надежда,
что это приключение так или иначе поможет
мне выйти из этого пустынного места и отчаян-
ного положения, в котором я находился. Но,
с другой стороны, читатель едва ли будет в со-
стоянии представить себе, с каким удивлением
смотрел я на парящий в воздухе остров, насе-
ленный людьми, которые (как мне казалось)
могли поднимать и опускать его или напра-
влять вперед по своему желанию. Но я не был
тогда расположен предаваться философским раз-
мышлениям по поводу этого явления, и для меня
представляло гораздо больше интереса наблю-
дать, какое направление возьмет остров, так как
на мгновенье он как будто остановился. Скоро
однако он приблизился ко мне, и я мог рас-
смотреть, что его стороны окружены не-
сколькими галлереями, расположенными уступами
и соединенными между собой, на известных про-
межутках, лестницами, позволявшими переходить
с одной галлереи на другую. На самой нижней
галлерее я увидел нескольких человек, из кото-
рых одни ловили рыбу длинными удочками,
а другие смотрели на эту ловлю. Я стал махать
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛАПУТУ	317
ночным колпаком (моя шляпа давно уже изно-
силась) и платком по направлению к острову и,
когда он приблизился еще больше, я закричал
во всю глотку. Затем? вглядевшись вниматель-
нее, я увидел, что па обращенной ко мне сто-
роне острова собирается толпа. Судя по тому,
что находившиеся тут люди указывали на меня
пальцами и жестикулировали между собою, я за-
ключил, что они заметили меня, хотя и не
отвечали на мои крики. Я увидел только, что
из толпы отделились четыре или пять человек
и поспешно стали подниматься по лестницам
на вершину острова, где и исчезли. Я догады-
вался, и совершенно основательно, что эти люди
были посланы к какой нибудь важной особе за
распоряжениями по поводу настоящего случая.
Толпа народа увеличилась, и менее чем через
полчаса остров пришел в движение и поднялся
таким образом, что нижняя галлерея оказалась
на расстоянии около ста ярдов от места, где
я находился. Тогда, приняв молящее положение,
я начал говорить самым подобострастным то-
ном, но не получил никакого ответа. Люди,
стоявшие ближе всего ко мне, были невиди-
мому, если судить по их костюмам, знатные
особы. Они вели между собою какое то серьез-
ное совещание, часто посматривая на меня. На-
конец, один из них что то закричал на чистом,
изящном и благозвучном наречии, по звуку на-
поминавшем итальянский язык, почему я и отве-
тил на этом языке, рассчитывая, по крайней
мере, что для их слуха он будет приятнее
другого языка. Хотя мы и не поняли друг
друга, но намерение мое было легко угадать по
318
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
бедственному положению, в котором я нахо-
дился.
Мне сделали знак спуститься со скалы и итти
к берегу, что я и исполнил. Летучий остров
поднялся на соответствующую высоту, так что
его край пришелся как раз надо мной, затем
с нижней галлереи была спущена цепь с при-
крепленным к ней сиденьем, на которое я сел
и при помощи блоков был поднят наверх.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Описание характера и нравов лапутян. Пред-
ставление об их науке. О короле и ею дворе.
Прием, оказанный при дворе автору. Страхи и
тревоги лапутян. Жены лапутян.
два я высадился на
остров, как меня ок-
ружила толпа наро -
да; стоявшие ко мне
поближе невидимому
принадлежали к выс-
шему классу. Все рас-
сматривали меня с
знаками величайшего
удивления; но и сам
я не был у них в
долгу в этом отношении, потому что мне ни-
когда еще не приходилось видеть смертных,
которые бы так поражали своей фигурой, оде-
320
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ждой и наружностью. У всех головы были ско-
шены или направо или налево; один глаз смо-
трел внутрь, а другой прямо вверх к зениту,
Их верхняя одежда была украшена изображениями
солнца, луны, звезд, вперемежку с изображе-
ниями скрипки, флейт'ы, арфы, трубы, гитары,
клавикордов и многих других музыкальных ин-
струментов, неизвестных в Европе. Я заметил
поодаль множество людей в одежде слуг с на-
полненными воздухом пузырями, прикреплен-
ными на подобие бичей к концам коротких
палок, которые они держали в руках. Как мне
сообщили потом, в каждом пузыре находился
сухой горох или мелкие камешки. Этими пузы-
рями они время от времени хлопали по губам
и ушам лиц, стоявших подле них, значение ка-
ковых действий я сначала не понимал. Пови-
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛАПУТУ 821
димому, умы этих людей таи поглощены напря-
женными размышлениями, что они неспособны
ни говорить, ни слушать речи собеседников,
пока их внимание не привлечено каким нибудь
внешним воздействием на органы речи и слуха;
вот почему люди достаточные держат всегда
в числе прислуги одного так называемого хло-
пальщика (по туземному клайменолё} и без него
никогда не выходят из дому и не делают визи.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
тов. Обязанность такого слуги заключается в том,
что при встрече двух, трех или большего числа
лиц он должен слегка хлопать по губам того,
кому следует говорить, и по правому уху того
или тех, к кому говорящий обращается. Этот
хлопальщик равным образом должен неизменно
сопровождать своего господина па его прогул-
ках и в случае надобности легонько хлопать
его по глазам, так как тот всегда бывает на*
столько погружен в размышления, что на ка-
ждом шагу подвергается опасности упасть в яму
или стукнуться головой о столб, а на улице—
сбивать с ног прохожих или самому очутиться
в канаве.
Мне необходимо было сообщить читателю все
Эти подробности, без которых ему, как и мне,
было бы невозможно понять тех ужимок, с ка-
кими эти люди проводили меня по лестницам
на вершину острова, а оттуда в королевский
дворец. Во время восхождения они несколько
раз забывали, что им следовало делать, и оста-
вляли меня одного, пока хлопальщики не выво-
дили из забытья своих господ; невидимому, на
них не произвели никакого впечатления ни мои
непривычные для них наружность и костюм,
ни восклицания простого народа, мысли и умы
которого не так поглощены созерцанием.
Наконец мы достигли дворца и проследовали
в аудиенц-залу, где я увидел короля на тропе,
окруженного с обеих сторон знатнейшими вель-
можами. Перед троном стоял большой стол,
заваленный глобусами, планетными кругами и
различными математическими инструментами.
Его величество не обратил на нас ни малей-
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛАПУТУ
823
шего внимания, несмотря на то, что наш при-
ход был достаточно шумным, благодаря сопро-
вождавшей нас придворной челяди; он был
тогда погружен в решение трудной задачи, и мы
ожидали по крайней мере час, пока он ее окон-
чил. По обеим сторонами короля стояли два пажа
с пузырями в руках. Когда опц заметили, что
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
324
король решил задачу, один из них почтительно
хлопнул его по губам, а другой по правому
уху; король вздрогнул, точно внезапно разбу-
женный, и, обратив свои взоры на меня и со*
провождавшую меня свиту, вспомнил о причине
вашего прихода, о котором ему было заранее
доложено. Он произнес несколько слов, после
чего молодой человек, вооруженный пузырем,
тотчас подошел ко мне и легонько хлопнул меня
по правому уху; я стал делать знаки, что не
нуждаюсь в подобном напоминании, и это—как
я заметил позднее—внушило его величеству и
всему двору очень невысокое мнение о моих
умственных способностях. Догадываясь, что ко*
роль задает мне вопросы, я отвечал на всех
известных мне языках. Наконец, когда выясни-
лось, что мы не можем понять друг друга, меня
отвели по приказанию короля (который, отно-
сится к иностранцам гораздо гостеприимнее,
чем его предшественники) в одну из дворцовых
Зал, где ко мне приставили двух слуг. Подали
обед, и четыре знатные особы, которых я ви-
дел подле самого короля в тронном зале, сделали
мне честь, сев со мной за стол. Обед состоял из
двух перемен, по три блюда в каждой. В пер-
вой перемене было баранье плечо, вырезанное
в форме равностороннего треугольника,*кусок
говядины в форме ромбоида и пудинг в форме
циклоида. Во вторую перемену вошли две утки,
приготовленные в форме скрипок, сосиски и
колбаса в виде флейты и гобоя, и телячья
грудинка в виде арфы. Слуги резали нам хлеб на
куски, имевшие форму конусов, цилиндров, парал-
лелограммов и других геометрических фигур.
ПУТЕШЕСТВИЕ В .1А ПУТ У
325
Во время обеда я осмелился спросить назва-
ния различных предметов на их языке; и эти
Знатные особы, при содействии хлопальщиков,
любезно отвечали мне в надежде, что мое вос-
хищение их способностями еще более возрастет,
если я буду в состоянии разговаривать с ними.
Скоро я уже мог попросить хлеба, воды и всего,
что мне было нужно.
После обеда мои сотрапезники удалились, и ко
мне, по приказанию короля, прибыло новое лицо
в сопровождении хлопальщика. Лицо это при-
несло с собой перья, чернила, бумагу и три или
аетыре книги, и знаками дало мне понять, что
326
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
оно прислано обучать меня языку. Мы занима-
лись четыре часа, и за это время я написал
большое количество слов в несколько колонн,
с переводом каждого из них, и кое-как выучил
ряд небольших фраз. Учитель мой приказывал
одному из слуг принести какой пибудь предмет,
повернуться, поклониться, сесть, встать, ходить
и т. и., после чего я записывал произнесенную
им фразу. Он показал мне также в одной книге
изображение солнца, луны, звезд, зодиака, тро-
пиков и полярных кругов и сообщил название
многих плоских фигур и стереометрических тел.
Он назвал и описал мне все музыкальные ин-
струменты и познакомил меня с техническими
терминами, употребляющимися при игре на ка-
ждом из них. Когда он ушел, я расположил все
Эти слова с их толкованиями в алфавитном по-
рядке. Благодаря такой методе и моей памяти,
я в несколько дней приобрел некоторые позна-
ния в лапутском языке.
Я никогда не мог узнать правильной этимоло-
гии слова Лапута, которое перевожу словами ле-
тучий или плавучий остров. Лап на древнем языке,
вышедшем из употребления, означает вясоккй,
а унту—правитель', отсюда, как утверждают уче-
ные, произошло слово Лапута, искаженное Ла-
пунту. Но я не могу согласиться с подобным
словопроизводством, и оно мне кажется немного
насильственным. Я отважился предложить та-
мошним ученым свою гипотезу относительно
происхождения означенного слова: по моему
Лапута есть не что иное, как лап аутед'. лап
означает игру солнечных лучей на морской по-
верхности, а аутед—крыло; впрочем я не на-
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛАПУТУ
327
стаиваю на этой гипотезе,* а только предлагаю
се на суд здравомыслящего читателя.
Лица, попечению которых доверил меня король,
видя плохое состояние моего костюма, распоря-
дились, чтобы на следующий день явился портной
и снял мерку для нового костюма. При совер-
шении этой операции мастер употреблял совсем
иные приемы, чем те, какие практикуются его
собратьями по ремеслу в Европе. Прежде всего он
определил при помощи квадранта мой рост, за-
тем вооружился линейкой и циркулем и вы-
числил на бумаге размеры и очертания моего
тела. Через шесть дней платье было готово;
оно было сделано очень скверно, совсем не по
фигуре, что объясняется ошибкой, вкравшейся
в его вычисления.* Моим утешением было то,
что я наблюдал подобные случайности очень
часто и перестал обращать на них внимание.
Вследствие отсутствия платья и легкого нездо-
ровья, я провел несколько дней в комнате и за
это время значительно расширил свой лексикон,
так что при первом посещении двора я мог
более или менее удовлетворительно отвечать
королю на многие его вопросы. Его величество
отдал приказ направить остров на северо-восток
по направлению к Лагадо, столице всего коро-
левства, расположенного внизу, на земной по-
верхности. Для этого нужно было пройти девя-
носто лиг, и наше путешествие продолжалось
четыре с половиною дня, причем я ни в ма-
лейшей степени не ощущал поступательного
движения острова в воздухе. На другой день,
около одиннадцати часов утра, король, знать,
придворные и чиновники, вооружись музыкаль-
328
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ными инструментами, начали концерт/ который
продолжался в течение трех часов непрерывно,
так что я был совершенно оглушен; я не мог
также понять цели этого концерта, пока мой
учитель не объяснил мне, что уши народа, на-
селяющего летучий остров, одарены способ-
ностью воспринимать музыку сфер, которая
всегда раздается в известные периоды, и что
каждый придворный готовится теперь принять
участие в ртом мировом концерте на том ин-
струменте, каким он лучше всего владеет.
Во время нашего полета к Лагадо, столич-
ному городу, его величество приказывал оста-
навливать остров над некоторыми городами
и деревнями для приема прошений от своих
подданных. С этой целью спускались вниз тон-
кие веревочки с небольшим грузом на конце.
К Этим веревочкам население подвешивало свои
прошения, и они поднимались прямо вверх, как
клочки бумаги, прикрепляемые школьниками
к концу веревки, па которой они пускают змеев.
Иногда мы получали снизу вино и съестные
припасы, которые поднимались к нам на блоках.
Мои математические познания оказали мне
большую услугу в усвоении их фразеологии,
заимствованной в значительной степени из ма-
тематики и музыки; ибо я немного знаком
также и с музыкой. Все их идеи непрестанно
вращаются около линий и фигур. Если они хо-
тят, например, восхвалить красоту женщины
пли какого нибудь животного, они непременно
опишут ее при помощи ромбов, окружностей,
параллелограммов, элипсов и других геометриче-
ских терминов или же терминов, заимствован-
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛАПУТУ
329
пых из музыки, перечислять которые здесь не
к чему. В королевской кухне я видел всевозмож-
ные математические и музыкальные инстру-
менты, по образцу которых повара режут жар-
кое для стола его величества.
Дома лапутян построены очень скверно; стены
поставлены криво, во всем здании нельзя найти
ни одного прямого угла; эти недостатки объяс-
няются презрительным их отношением к при-
кладной геометрии, которую они считают нау-
кой вульгарной и ремесленной; указания, кото-
рые они делают, слишком утончены и недоступны
для рабочих, что служит источником беспрестан-
ных ошибок. И хотя они довольно искусно
владеют на бумаге линейкой, карандашом и
циркулем, однако, что касается обыкновенных
повседневных действий, то я не встречал дру-
гих таких неловких, неуклюжих и косолапых
людей, столь тугих на понимание всего что
не касается математики и музыки. Они очень
плохо рассуждают и всегда с запальчивостью
возражают, кроме тех случаев, когда они бывают
правы, что наблюдается редко. Воображение,
фантазия и изобретательность совершенно чу-
жды этим людям, в языке которых нет даже
слов для обозначения этих душевных способ-
ностей, и вся их умственная деятельность заклю-
чена в границах двух упомянутых наук.
Большинство лапутян, особенно те, кто зани-
мается астрономией, верят в астрологию, хотя
и стыдятся открыто признаваться в этом. Но
меня более всего поразила, и я никак не мог
объяснить ее, замеченная мной у них сильная на-
клонность говорить на политические темы, де-
330
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
литься новостями и постоянно обсуждать госу-
дарственные дела, внося в эти обсуждения не-
обыкновенную страстность. Впрочем, ту же
наклонность я заметил и у большинства евро-
пейских математиков, хотя никогда не мог найти
нечего общего между математикой и политикой;
разве только, основываясь на том, что малень-
кий круг имеет столько же градусов, как и са-
мый большой, они предполагают, что и управ-
ление миром требует не большего искусства,
чем какое необходимо для управления и пово-
рачивания глобуса. Но я думаю, что эта наклон-
ность обусловлена скорее весьма распространен-
ной человеческой слабостью, побуждающей нас
больше всего интересоваться и заниматься ве-
щами, которые имеют к нам наименьшее каса-
тельство, и к пониманию которых мы меньше
всего подготовлены нашими знаниями и при-
родными способностями.
Лапутяне находятся в вечной тревоге и ни
одной минуты не наслаждаются душевным спо-
койствием, причем их треволнения происходят
от причин, которые не производят почти ника-
кого действия на остальных смертных. II в са-
мом деле, страх у них вызывается различными
изменениями, которые, по их мнению, происхо-
дят в небесных телах. Так, например, они боят-
ся, что земля, вследствие постоянного прибли-
жения к солнцу, современен будет поглощена
н уничтожена последним; что поверхность
солнца постепенно покроется его собственными
извержениями и не будет больше давать ни
света, ни тепла; что земля едва ускользнула от
удара хвоста последней кометы, который несо-
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛАПУТУ
мпсйно превратил бы се в пепел, и что будущая
комета, появление которой, по их вычислениям,
ожидается через тридцать один год, по всей вероят-
ности, уничтожит землю, ибо если эта комета
в своем перигелии приблизится на определенное
расстояние к солнцу (чего заставляют опасаться
вычисления), то она получит от него теплоты
в десять тысяч раз больше, чем ее содержится
в раскаленном докрасна железе, и, удаляясь
от солнца, унесет за собой огненный хвост
длиною в миллион четырнадцать миль; и если
земля пройдет сквозь него на расстоянии ста
тысяч миль от ядра или главного тела кометы,
то во время этого прохождения опа должна
будет воспламениться и обратиться в пепел,
Дапутяне боятся далее, что солнце, изливая
ежедневно свои лучи без всякого возмещения
этой потери, в конце концов целиком сгорит
и уничтожится, что необходимо повлечет за со-
бой разрушение земли и всех планет, получаю-
щих от него свой свет.
Вследствие страхов, внушаемых как этими,
так и другими не менее грозными опасностями,
лапутяне постоянно находятся в такой тревоге,
что не могут ни спокойно спать в своих кро-
ватях, ни наслаждаться обыкновенными удоволь-
ствиями и радостями жизни. Когда лапутянип
встречается утром с знакомым, то его первым
вопросом бывает: как поживает солнце, какой
вид имело оно при заходе и восходе, и есть ли
надежда избежать столкновения с приближаю-
щейся кометой? Такие разговоры они способны
вести с тем же увлечением, с каким дети слу-
шают страшные рассказы о духах и привиде-
332
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
пнях: жадно им внимая, они от страха не ре-
шаются ложиться спать.
Женщины острова отличаются гораздо более
живым темпераментом; они презирают своих
мужей и проявляют необыкновенную нежность
к чужеземцам, каковые тут встгда находятся
в порядочном количестве, прибывая с конти-
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛАПУТУ
333
пента ко двору по поручению общин и горо-
дов, или по собственным делам; но островитяне
смотрят на них свысока, потому что они ли-
шены созерцательных способностей. Среди них то
местные дамы и выбирают себе поклонников;
неприятно только, что они действуют слишком
бесцеремонно и откровенно: муж всегда на-
столько увлечен умозрениями, что жена его
и любовник могут на его глазах дать полную
волю своим чувствам, лишь бы только у супруга
под рукой были бумаги и математические ин-
струменты и возле него не стоял хлопальщик.
Жены и дочери лапутян жалуются па свою
уединенную жизнь на острове, хотя, по моему,
Это приятнейший уголок в мире; несмотря на
то, что они живут здесь в полном довольстве
и роскоши и пользуются свободой делать все,
что им вздумается, островитянки все же жа-
ждут увидеть свет и насладиться столичными
удовольствиями, но они могут спускаться иа
землю только с особого каждый раз разрешения
короля; а получить его бывает не легко, по-
тому что высокопоставленные лица на основа-
нии долгого опыта убедились, как трудно бы-
вает заставить своих жен возвратиться с конти-
нента на остров. Мне рассказывали, что одна
Знатная придворная дама*—мать нескольких де-
тей, жена первого министра, самого бога того
человека в королевстве, очень приятного по на-
ружности, весьма нежно любящего ее и живу-
щего в самом роскошном дворце на острове,—
сказавшись больной, спустилась в Лагадо и скры-
валась там в течение нескольких месяцев, пока
король не отдал приказ разыскать ее во что бы
334
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ни стало: и вот знатную леди нашли в грязном
кабаке, всю в лохмотьях, заложившую свои
платья для содержания старого безобразного
лакея, который ежедневно колотил ее и с кото-
рым она была разлучена, вопреки ее желанию.
И хотя муж принял ее как нельзя более ла-
сково, но сделав ей ни малейшего упрека,
она вскоре после этого ухитрилась снова
улизнуть на континент к тому же поклон-
нику, захватив с собой все драгоценности,
и с тех пор о ней пет ни слуху,
Читатель может подумать, что это скорее
анекдот в духе европейских или английских
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛАПУТУ	335
нравов, чем истинное происшествие из жизни
столь отдаленной страны. Но пусть он благо-
волит принять во внимание, что женские при-
чуды не ограничены ни климатом, ни нацио-
нальностью, и что они гораздо однообразнее,
чем то кажется с первого взгляда.
Меньше, чем через месяц, я сделал порядоч-
ные успехи в лапутском языке, так что мог
свободно отвечать на большинство вопросов,
задаваемых мне королем, когда я имел честь
посещать его. Его величество нисколько не ин-
тересовался законами, правлением, историей,
религией, нравами и обычаями стран, которые
я посетил. Он ограничился только расспросами
о состоянии математики, причем выслушивал мои
ответы с величайшим пренебрежением и равно-
душием, несмотря на то, что внимание его
было часто возбуждаемо хлопальщиками, стояв-
шими по обеим сторонам его особы.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Описание одною замечательною прибора, устроен-
ною благодаря успехам современной философии
и астрономии. Обширное развитие астрономиче-
ских знаний у лапутян. Королевский метод пода-
вления восстаний.
просил у его величества
дозволения осмотреть до-
стопримечательности ос-
трова, на что он любезно
дал свое согласие, при-
казав моему наставнику
быть моим руководите-
лем. Больше всего хоте-
лось мне знать, какой
искусственной или есте-
ственной причине ос-
тров обязан своими разнообразными движениями.
По этому поводу я представлю теперь читателю
философское объяснение.
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛАПУТУ
837
Летучий или плавучий остров имеет форму
правильного круга диаметром в 7.837 ярдов
или около четырех с половиной миль; следова-
тельно, его поверхность равняется десяти тыся-
чам акров. Высота острова равна тремстам
ярдам. Дно или нижняя поверхность, видимая
только наблюдателям, находящимся на земле,
есть гладкая правильная алмазная пластинка,
толщиной около двухсот ярдов. На ней лежат
различные минералы в обычном порядке, и все
рто покрыто слоем богатого чернозема в де-
сять или двенадцать футов глубины. Наклон по-
верхности острова от окружности к центру слу-
жит естественной причиной того, что роса
и дождь, падающие на остров, собираются
в ручейки и текут к его середине, где влива-
ются в четыре больших бассейна, каждый из
которых имеет около полумили в окружности
и находится в двухстах ярдах от центра острова.
Под действием солнечных лучей вода бассейнов
непрерывно испаряется в течение дня, что пре-
пятствует переполнению их. Кроме того, монарх
обладает возможностью поднимать остров в за-
облачные сферы, где пет водяных паров, и,
следовательно, может предотвратить падение росы
и дождей, когда ему заблагорассудится: ведь, по
единогласному мнению натуралистов, самые вы-
сокие облака не поднимаются выше двух миль;
по крайней мере, таких случаев никогда не
наблюдалось в этой стране.
В центре острова находится пропасть около
пятидесяти ярдов в диаметре, через которую
астрономы опускаются в большую пещеру,
имеющую форму купола и называющуюся по-
338
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
этому фландона гагполе или астрономической пе-
щерой; она расположена на глубине ста ярдов
в толще алмаза. В этой пещере всегда горят
двадцать ламп, которые, отражаясь от алмазных
стенок, ярко освещают каждый уголок. Вся пе-
щера заставлена разнообразнейшими секстан-
тами, квадрантами, телескопами, астролябиями
и другими астрономическими инструментами.
Но главной достопримечательностью, от кото-
рой зависит судьба всего острова, является
огромный магнит, по форме напоминающий
ткацкий челнок. Он имеет в длину шесть ярдов,
а в ширину — в самой толстой своей части —
свыше трех ярдов. Магнит этот укреплен на
очень прочной алмазной оси, проходящей через
его середину; он вращается на ней и подвешен
так точно, что малейшее прикосновение руки
может повернуть его. Он охвачен полым алмаз-
ным цилиндром, имеющим четыре фута в вы-
соту, столько же в толщину и двенадцать ярдов
в диаметре, и поддерживаемым горизонтально
на восьми алмазных ножках, вышиною в шесть
ярдов каждая. В середине внутренней поверх-
ности цилиндра сделаны два гнезда, глубиною
в двенадцать дюймов каждое, в которые всажены
концы оси и в которых, когда бывает нужно,
она вращается.
Никакая сила не может сдвинуть с места
описанный нами магнит, потому что цилиндр
вместе с ножками составляет одно целое
с массой алмаза, служащего основанием всего
острова.
При помощи этого магнита остров может
подниматься, опускаться н передвигаться с од-
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛАПУТУ	339
ного места в другое. Ибо, по отношению к под-
властной монарху части земной поверхности,
магнит обладает с одного конца притягательной
силой, а с другого — отталкивательной. Когда
магнит поставлен вертикально и его притяга-
тельный полюс обращен к земле, остров опу-
скается, но когда обращен книзу полюс маг-
нита, обладающий отталкивательной силой, то
остров поднимается прямо вверх. При косом по-
ложении магнита остров тоже движется в косом
направлении, ибо силы этого магнита всегда
действуют по линиям, параллельным его на-
правлению.
При помощи такого косого движения ocipoB
переносится в разные части владений монарха.
Для объяснения способа перемещения острова
340
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
допустим, что АВ есть линия, проходящая че-
рез государство Бальнибарби, cd магнит, у ко-
торого d — отталкивательный полюс, ас — при-
тягательный, и что остров находится над точ-
кой С. Пусть магнит будет поставлен в поло-
жение ей, при котором его отрицательный по-
люс направлен вниз, тогда остров будет под-
талкиваться наискось вверх по направлению к D.
По прибытии его в Я, пусть магнит будет по-
вернут на оси так, чтобы его притягательный
полюс был направлен к Е, тогда и остров бу-
дет двигаться наискось по направлению к Е>
Если теперь снова повернуть магнит и поста-
вить его в положение EF, отталкивательным
полюсом книзу, остров поднимется наискось
по направлению к F, откуда, направляя притя-
гательный полюс к б?, остров можно перенести
к G и от G к Я, повернув магнит так, чтобы
его отталкивательный полюс был обращен прямо
вниз. Таким образом, изменяя по мере надоб-
ности положение камня, можно поднимать и
опускать остров в косых направлениях, и при
помощи таких попеременных подъемов и спу-
сков (при незначительных уклонениях вкось)
остров переносится из одной части государства
в другую.
Однако надо заметить, что Лапута не может
двигаться за пределы своего государства, а равно
и не может подниматься на высоту большую
четырех миль. Астрономы (написавшие обшир-
ные исследования касательно свойств этого
магнита) дают следующее объяснение указан-
ного явления: магнитная сила не простирается
далее четырех миль; с другой стороны, дей-
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛАПУТУ
341
ствующие на магнит минералы в недрах земли
и в море, на расстоянии шести лиг от берега,
залегают не по всему земному шару, а только
в пределах владений его величества. Пользуясь
преимуществами столь выгодного положения,
монарх этот без труда мог привести к повино-
вению все страны, лежащие в пределах притя-
жения магнита.
Если поставить магнит в положение, парал-
лельное плоскости горизонта, то остров оста-
навливается; в самом деле, в этом случае по-
люсы магнита, находясь на одинаковом рас-
стоянии от земли, действуют с одинаковой си-
лой, один — притягивая остров книзу, другой —
толкая его вверх; вследствие чего не может
произойти никакого движения.
Описанный магнит находится в ведении на-
дежных астрономов, которые время от времени
меняют его положение, согласно приказаниям
монарха. Эти ученые большую часть своей
жизни проводят в наблюдениях над движениями
небесных тел при помощи зрительных труб,
которые своим качеством значительно превос-
ходят наши. И хотя самые большие тамошние
телескопы не длиннее трех футов, однако они
увеличивают значительно сильнее, чем наши,
имеющие длину в сто футов, и показывают не-
бесные тела с большей ясностью. Это преиму-
щество позволило им в своих открытиях оста-
вить далеко позади наших европейских астро-
помов. Так, ими составлен каталог десяти ты-
сяч неподвижных звезд, ’между тем как самый
обширный из наших каталогов содержит не бо-
лее одной трети этого числа. Кроме того, они
342
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
открыли две маленьких звезды или спутника,
обращающихся около Марса, из которых бли-
жайший к Марсу удален от центра этой пла-
неты на расстояние, равное трем ее диаметрам,
а более отдаленный находится от нее на рас-
стоянии пяти таких же диаметров. Первый со-
вершает свое обращение в течение десяти ча-
сов, а второй в течение двадцати одного с по-
ловиной часа, так что квадраты времен их обра-
щения почти пропорциональны кубам их рас-
стояний от центра Марса, каковое обстоятель-
ство с очевидностью показывает, что означен-
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛАПУТУ
313
ные спутники управляются тем же самым за-
коном тяготения, которому подчинены другие
небесные тела.
Они произвели наблюдения над девяносто
тремя различными кометами и установили
с большой точностью периоды их возвращения.
Если это справедливо (а утверждения их весьма
категоричны), то было бы весьма желательно,
чтобы результаты их наблюдений сделались пу-
бличным достоянием, ибо тогда теория комет,
которая теперь полна недостатков и сильно хро-
мает, была бы доведена до того же совершен-
ства, что и другие области астрономии.
Король мог бы стать самым абсолютным мо-
нархом в мире, если бы ему удалось убедить
своих министров действовать с ним заодно. Но
последние, будучи владельцами собственности
на континенте и принимая во внимание, что по-
ложение фаворита весьма непрочно, никогда не
соглашались на порабощение своего отечества.
Если какой нибудь город поднимает мятеж
или восстание, если в нем вспыхивает между-
усобица, или он отказывается платить обычные
подати, то король располагает двумя средствами
привести его к покорности. Первое и более
мягкое из них заключается в помещении острова
над таким городом и окружающими его зем-
лями: вследствие этого король лишает их бла-
годетельного действия солнца и дождя, так что
в непокорной стране начинаются голод и бо-
лезни. Смотря по степени преступления, рта
карательная мера усиливается метанием сверху
больших камней, от которых население может
укрыться только в подвалах или погребах, пре-
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
З'й
доставляя полному разрушению крыши своих
жилищ. Но если мятежники продолжают упор-
ствовать, король прибегает ко второму, более
радикальному средству: остров опускается прямо
на головы непокорных и сокрушает их вместе
с их домами. Однако к этому крайнему сред-
ству король прибегает в очень редких случаях
и весьма неохотно, да и министры не решаются
рекомендовать ему подобное мероприятие, так как
оно, с одной стороны, способно внушить к ним
народную ненависть, а с другой, может причи-
нить большой вред их собственному имуществу,
находящемуся на континенте, ибо остров есть
владение короля.
Кроме того, существует другая, еще более
важная причина, почему короли этого государ-
ства всегда питали отвращение к столь страш-
ной мере и прибегали к ней только в случаях
самой крайней необходимости. Если город, осу-
жденный на разрушение, расположен подле вы-
соких скал, а так именно и расположены в боль-
шинстве случаев крупные города, вероятно для
предохранения от указанной катастрофы,—или
если в таком городе существует много колоко-
лен или каменных башен, то внезапное падение
острова может повредить его основание или
нижнюю поверхность, которая хотя и состоит,
как я уже говорил, из одного цельного алмаза,
толщиною в двести ярдов, все же при сильном
толчке может расколоться, а при приближении
к пламени расположенных под ней построек —
треснуть, как это случается с железными или
каменными крышками наших каминов. Все это
отдично известно населению, которое соответ-
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛАПУТУ
345
ственпо соразмеряет свое сопротивление, когда
дело касается его свободы и имущества. И ко-
роль, несмотря на свое крайнее раздражение
и твердую решимость стереть в порошок мя-
тежный город, отдает распоряжение опустить
остров как можно тише, под предлогом мило-
стивого отношения к своему народу, на самом же
деле из боязни разбить алмазное основание,
так как в ртом случае, по общему мнению всех
философов, магнит не в состоянии будет удер-
жать остров в воздухе, и вся его масса рухнет
на землю.
Года за три* до моего прибытия к лапутянам,
когда король совершал полет над своими владе-
ниями, произошло необыкновенное событие,
которое чуть было не оказалось роковым для
этой монархии, по крайней мере для ее тепе-
решнего строя. Линдалино, второй по величине
город в королевстве, был первым, удостоившимся
посещения его величества. Через три дня по
его отъезде горожане, часто жаловавшиеся на
большие притеснения, заперли городские ворота,
арестовали губернатора, и с невероятной бы-
стротой и энергией воздвигли четыре массивные
башни по четырем углам города (площадь ко-
торого представляет собой правильный четыре-
угольник) такой же высоты, как и гранитная
остроконечная скала, возвышающаяся как раз
в центре города. На верхушке каждой башни,
так же, как и на верхушке скалы, они утвердили
по большому магниту, и, на случай крушения
их замысла, запаслись огромным количеством
весьма горючего топлива, надеясь расколоть
сильным пламенем алмазное основание острова
346
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
если бы проект с магнитами оказался не-
удачным.
Только через восемь месяцев король получил
донесение о том, что Лнндалино поднял мятеж.
Он отдал тогда распоряжение направить остров
к городу. Население было исполнено единоду-
шия, запаслось провиантом. Посреди города
протекает большая река. Король парил над мя-
тежниками несколько дней, лишая их солнца п
дождя. Он велел опустить с острова множество
бичевок, но никто и не подумал обратиться
к нему с челобитной, зато во множестве поле-
тели весьма дерзкие требования возместить все
причиненные городу несправедливости, вернуть
привилегии, предоставить веселению право вы-
бора губернатора и тому подобные несуразности.
В ответ на это его величество приказал всем
островитянам бросать с нижней галлереи на
город большие камни; но от этого несчастья
горожане обереглись, укрывшись со своими по-
житками в четырех башнях и других каменных
Зданиях, а также в погребах.
Тогда король, твердо решивший привести
к покорности этих гордецов, приказал медленно
опустить остров на сорок ярдов от верхушек
башен и скалы. Приказание короля было испол-
нено, но чиновники, приводившие его в испол-
нение, обнаружили, что спуск совершился го-
раздо быстрее, чем обыкновенно, и, повернув
магнит, только с большим трудом могли удер-
живать остров в неподвижном положении, но
заметили, что он все же проявляет тенденцию
к падению. Они немедленно дали знать королю
об этом удивительном явлении и просили у его
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛАПУТУ	347
величества разрешения поднять остров выше;
король дал согласие, был созван большой совет,
и чиновники, ведающие магнитом, получили
приказание присутствовать на нем. Один из
старейших и опытнейших среди них испросил
разрешения произвести придуманный им опыт.
Он взял прочный шнурок в сто ярдов длины,
и, когда остров поднялся над городом на такую
высоту, что прекратилось действие подмеченной
притягательной силы, прикрепил к концу шнур-
ка кусок алмаза, содержавший в себе некоторое
количество железной руды, подобно алмазу,
составлявшему основание или нижнюю поверх-
ность острова, и стал медленно спускать его
с нижней галлереи к верхушке одной из башен.
Не спустился алмаз и на четыре ярда, как чи-
новник почувствовал, что он с такой силой
увлекается вниз, что ему едва удалось вытащить
его обратно. После этого он сбросил с острова
несколько обломков алмаза и заметил, что все
они с силой были притянуты верхушкой башни.
Тот же опыт был проделан по отношению
к остальным трем башням и скале, и результат
каждый раз получался одинаковый.
Это событие расстроило все планы короля,
и (мы не будем останавливаться на подробностях)
ему пришлось оставить город в покое.
Один из министров уверял меня, что, если
бы остров опустился над городом так низко,
что не мог бы больше подняться, то горожане
навсегда лишили бы его возможности пере-
двигаться, убили бы короля и всех его при-
служников и совершенно изменили образ пра-
вления.
318
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Основной закон государства запрещает коро-
лю* и двум его старшим сыновьям оставлять
остров. То же запрещение распространяется и
на королеву, пока она не утратит способности
рожать дётей.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Автор оставляет Лапу ту. Его спускают в Балъ-
нибарби. Прибытие автора в столицу. Описание
столицы и прилегающей местности. Один сановник
гостеприимно принимает у себя автора. Его беседы
с этим сановником.
отя я не могу пожало-
ваться на прием, ока-
занный мне на острове,
все же я должен со-
знаться, что не поль-
зовался там особенным
вниманием, и ко мне от-
носились даже с некото-
рым пренебрежением.
Это и понятно, если
вспомнить, что король
и население не интере-
совались ничем, кроме математики и музыки,
и в ртом отношении мои познания значительно
850
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
уступали их сведениям, так что они смотрели
на меня свысока.
С другой стороны, осмотрев все достопри-
мечательности острова, я сам сильно желал
оставить его, так как мне смертельно надоели
Эти люди. Они действительно чрезвычайно све-
дущи в математике и музыке, и хотя я питаю
большое уважение к этим двум знаниям и сам
кое что смыслю в них, тем не менее лапутяне
настолько отвлечены и так глубоко погру-
жены в умозрения, что я в жизни не встречал
более неприятных собеседников. В течение двух-
месячного моего пребывания на острове я раз-
говаривал только с женщинами, купцами, хло-
пальщиками и пажами, вследствие чего все стали
относиться ко мне с крайним презрением, хотя
перечисленные мной лица были единственными,
от которых можно было услышать разумные
ответы на задаваемые мной вопросы.
Благодаря усиленным занятиям я довольно
хорошо изучил местный язык; я томился заклю-
чением на острове, где мне оказывали так мало
внимания, и решил покинуть его при первом
удобном случае.
Между придворными находился один вель-
можа, близкий родственник короля. £)то об-
стоятельство было единственной причиной
уважения к нему царедворцев, так как все они
считали его человеком крайне глупым и не-
вежественным. Он оказал много весьма важных
услуг государству, обладал большими природными
и приобретенными талантами и отличался пря-
мотой и честностью; но ухо его было так не-
чувствительно к музыке, что, по уверению его
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛАПУТУ
351
недоброжелателей, он часто отбивал такт не-
впопад; и наставники лишь с крайним трудом
могли научить его доказывать простейшие ма-
тематические теоремы. Этот вельможа оказывал
мне большое благоволение: часто навещал меня,
желая получить сведения о европейской жизни,
законах и обычаях, нравах и науках различных
посещенных мною стран. Он слушал меня
с большим вниманием и делал тонкие замечания
по поводу рассказываемого мной. Согласно тре-
бованиям придворного этикета, при нем тоже
состояли два хлопальщика, но он никогда не
прибегал к их услугам, исключая придворных
церемоний и оффициальных визитов, и постоян-
но отпускал их домой, когда мы оставались
наедине.
Я попросил эту почтенную особу исходатай-
ствовать мне у его величества разрешение по-
кинуть остров. Вельможа исполнил мою прось-
бу, хотя и с сожалением, как ему угодно было
сказать мне; он сделал мне много лестных пред-
ложений, но я отказался от них с выражением
глубочайшей признательности.
16 февраля я попрощался с его величеством
п придворными. Король наградил меня подар-
ками, ценностью около двухсот английских фун-
тов; такие же подарки я получил п от моего
покровителя, родственника короля, который
вместе с тем дал мне рекомендательное письмо
к своему другу, жившему в Лагадо, столице
королевства. В это время остров парил над го-
рой на расстоянии двух миль от города, и меня
спустили с нижней галлереи тем же способом,
каким прежде подняли сюда.
352
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Континент, посколько он находится под вла-
стно монарха летучего острова, известен под
общим именем Балънибарби, а столица, как я
уже говорил, называется Лагадо. Опустившись
на твердую землю, я почувствовал некоторое
удовлетворение. Так как я был одет в местный
костюм и достаточно владел местным языком,
чтобы разговаривать с местными жителями, то
без всяких затруднений добрался до столицы.
Я скоро отыскал дом лица, к которому у меня
было рекомендательное письмо, передал ему
письмо от его вельможного друга с острова, и был
любезно принят. Этот сановник, по имени
Мыоноди,* велел приготовить у себя в доме для
меня комнату, где я и прожил все время моего
пребывания в столице, пользуясь самым радуш-
ным гостеприимством хозяина.
На другой день по моем приезде он пригла-
сил меня прокатиться вместе с ним по городу,
который равняется половине Лондона; но здания
в нем построены очень странно, и многие из них
были полуразрушены. Прохожие на улицах куда то
мчались, имели дикий вид, глаза их были не-
подвижно устремлены в одну точку, и почти все
они были одеты в лохмотья. Миновав городские
ворота, мы поехали полем, сделав около трех
миль. Здесь я увидел много крестьян, работав-
ших с помощью разнообразных орудий, но не
мог разобрать, что собственно они делают, тем
более, что поля, бывшие перед моими глазами,
не имели ни малейших признаков травы или
хлеба, хотя почва была повидимому превосход-
ная. Я не мог не выразить своего удивления
по поводу столь странного вида города и деревни
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛАПУТУ
353
и решил обратиться к своему спутнику с прось-
бой объяснить мне, что означают эти озабо-
ченные лица, эти занятые работой руки, как
на улицах, так и на полях, ибо я не замечал
никаких благотворных результатов, производи-
мых ими; напротив, мне никогда не приходилось
видеть хуже возделанных полей, хуже построен-
ных и обвалившихся домов, и людей, внешность
35»	ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
и платье которыт свидетельствовали бы о такой
нищете и лишениях.*
Господин Мьюноди был очень знатной особой
и несколько лет состоял губернатором Лагадо,
но благодаря интригам министров его за неспо-
собностью отстранили от должности. Тем не
менее король относится к нему благосклонно,
считая его человеком благомыслящим, хотя
ограниченным и недалеким по части умствен-
ных способностей.
На откровенно высказанное мною мнение об
Этой стране и ее жителях он ограничился за-
мечанием, что я нахожусь у нпх слишком ко-
роткое время для того, чтобы составить пра-
вильное суждение, и что у различных наций
существуют различные нравы и обычаи, и тому
подобные общие места. Но когда мы возврати-
лись к его дворцу, он спросил, кай я нахожу
постройку, какие несуразности замечаю я в ней
и какого рода жалобы есть у меня на платье
и внешность его слуг. Он мог смело зада-
вать подобные вопросы, так как все у него
было великолепно, изящно, в порядке. Я отве-
тил, что мудрость, знатность и богатство его
превосходительства предохранили его от недо-
статков, которые были порождены у его сооте-
чественников безрассудством и нищетой. Тогда
он сказал мне, что если я пожелаю отправиться
с ним в его загородный дом, расположенный
приблизительно в двадцати милях, в его по-
местье, то там у нас будет больше досуга для
подобного рода бесед. Я заявил его превосходи-
тельству, что я весь к его услугам, и на сле-
дующий день утром мы отправились в путь.
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛАПУТУ
355
По дороге Мьюноди обратил мое внимание
на различные методы, применямые фермерами
при обработке земли, которые были для меня
совершенно непонятны, ибо, за весьма редкими
исключениями, я не мог заметить на полях ни
одного колоса и ни одной былинки. Но после
трехчасового пути картина совершенно пере-
менилась. Перед нами открылась прекрасная
местность: аккуратно построенные фермерские
домики на небольшом расстоянии друг от друга;
огороженные поля, разделенные на виноград-
ники, хлебные нивы и луга. Я давно не видел
такого приятного пейзажа. Его превосходитель-
ство, заметя, что лицо мое проясняется, сказал
мне со вздохом, что здесь начинаются его вла-
дения, которыми мы будем ехать до самого
дома и которые все будут в таком же роде;
что его соотечественники смоются над ним и
презирают его за то, что он плохо ведет хо-
зяйство и подает государству столь дурной при-
мер, которому, впрочем, подражают очень не-
многие, такие же своенравные и хилые старики,
как он сам.
Наконец мы подъехали к дому. Эт0 было
великолепное здание, построенное по лучшим
правилам старинной архитектуры. Фонтаны,
сады, аллеи, рощи —все было устроено очень
умно и со вкусом. Я воздал виденному заслу-
женную похвалу, но его превосходительство не
обращал на мои слова ни малейшего внимания
до конца ужина. Когда мы остались вдвоем,
мой хозяин с очень грустным видом сказал мне,
что часто он подумывает, не лучше ли ему
срыть свои дома в городе и деревне и пере-
d56
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
строить их по теперешней моде; уничтожить
свое полевое хозяйство и завести другое, со-
гласно новейшим требованиям, ознакомив с ними
также и фермеров; в противном случае он ри-
скует навлечь на себя упреки в гордости, ори-
гинальничанья. аффектации, невежестве, само-
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛАПУТУ
357
дурстве п, чего доброго, увеличить неудоволь-
ствие его величества. Он выразил предположение,
что восхищение мое вероятно остынет или
ослабеет, когда он познакомит меня с вещами,
о которых я вряд ли слышал при дворе, где
люди слишком погружены в свои умозрения
и им некогда обращать внимание на то, что
делается па земле.
Речь его сводилась к следующему: около со-
рока лет тому назад несколько жителей столицы
поднялись на Лапуту—одни по делам, другие
ради удовольствия, и после пятимесячного пре-
бывания на острове возвратились домой с весьма
поверхностными познаниями в математике, но
в крайне легкомысленном настроении, приобре-
тенном ими в этой воздушной области. По своем
возвращении лица эти прониклись презрением
ко всем нашим учреждениям и начали соста-
влять проекты пересоздания науки, искусства,
законов, языка и техники на новый лад. С этой
целью они выхлопотали королевскую привилегию
на учреждение Академии Прожектеров в Лагадо.
Затея эта имела такой успех, что теперь в ко-
ролевстве нет ни одного сколько-нибудь значи-
тельного города, в котором бы не возникла
такая Академия. В этих заведениях профессора
изобретают новые методы земледелия и архи-
тектуры и новые орудия и инструменты для
всякого рода ремесл и производств, с помощью
которых, как они уверяют, один человек будет
исполнять работу десятерых; в течение недели
можно будет воздвигнуть дворец из такого проч-
ного материала, что он простоит вечно, не тре-
буя никакого ремонта; все земные плоды будут
358
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
созревать во всякое время года, по желанию
потребителей, причем эти плоды по размерам
превзойдут в сто раз те, какие мы имеем теперь...
но пе перечтешь всех их проектов осчастли-
вить человечество. Жаль только, что ни один
из этих проектов еще не разработан до конца,
а между тем страна, в ожидании будущих благ,
приведена в запустение, дома в развалинах,
а население голодает и ходит в лохмотьях.
Однако все это не только не охлаждает рвения
прожектеров, но еще пуще подогревает его,
и их одинаково воодушевляет как надежда, так
и отчаяние. Что касается самого Мьюноди, то
он, не будучи человеком предприимчивым, про-
должает действовать по старинке, живет в домах,
построенных его предками, и во всем следует
их примеру, не заводя никаких новшеств. Еще
несколько человек из знати и среднего дворян-
ства поступают так же, как и он, но на них
смотрят с презрением и недоброжелательством,
как на врагов науки, невежд и вредных членов
общества, приносящих прогресс и благо страны
в жертву своему покою и лени.
В заключение его превосходительство сказал,
что он воздерживается от сообщения мне даль-
нейших подробностей, не желая лишить меня
удовольствия, которое я наверное получу при
личном осмотре главной Академии, куда он решил
свести меня. Он только попросил меня обратить
внимание на разрушенные постройки на склоне
горы, в трех милях от нас; он рассказал мне,
что на расстоянии полумили от дома у него
была отличная мельница, которая работала
зодой, отведенной из большой реки, и удовле-
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛАПУТУ
359
творяла потребностям как его семьи, так и
большинства арендаторов. Около семи лет тому
назад к нему явилась компания прожектеров
с предложением разрушить эту мельницу и по-
строить новую на склоне горы, по хребту кото-
рой они собирались прорыть длинный канал
в качестве водохранилища, куда вода будет
подниматься при помощи труб и машин и при-
водить в движение мельницу, так как ветер и
воздух, волнуя воду на вершине, сделают ее
будто бы более текучей и при падении воды
по склону ее понадобится для вращения мель-
360
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
яичного колеса вдвое меньше, чем в том слу-
чае, когда она течет по почти .ровной местности.
Его превосходительство сказал, что, будучи тогда
в несколько натянутых отношениях со двором и
уступая увещеваниям друзей, он согласился при-
вести этот проект в исполнение; после двух-
летних работ, на которых было занято сто че-
ловек, предприятие потерпело крах, и прожектеры
скрылись, свалив всю вину на него, постоянно
издеваясь над ним с тех пор и подбивая других
проделать такой же эксперимент, с таким же
ручательством за успех и с таким же разоча-
рованием напоследок.
Спустя несколько дней мы возвратились в го-
род. Его превосходительство, приняв во внима-
ние дурную репутацию, которой он пользовался
в Академии, не счел удобным сопровождать меня
туда, но поручил свести меня туда одному своему
другу. Мой хозяин отрекомендовал меня как чело-
века, увлекающегося новыми техническими изо-
бретениями, весьма любознательного и легковер-
ного, что, впрочем, было недалеко от истины, ибо
в молодости я и сам был большим прожектером.
ГЛАВА ПЯТАЯ*
Автору дозволяют осмотреть Великую Академию
в Лагадо. Подробное описание Академии. Искус-
ства, изучением которых занимаются профессора.
еликая Академия занимает не
одно здание, а два ряда домов
до обеим сторонам улицы, где
был раньше пустырь, куплен-
ный и застроенный исключи-
тельно для Академии.
Ректор Академии оказал мне
благосклонный прием, и я по-
сещал Академию ежедневно в
течение довольно продолжи-
тельного времени. Каждая ком-
ната заключала в еебе одного
или нескольких прожектеров, и я полагаю, что
таких комнат в Академии не менее пятисот.
Первый ученый, которого я посетил, был
тощий человечек с закопченным лицом и ру-
362
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ками, с длинными всклокоченными п местами
опаленными волосами и бородой. Его платье,
рубаха и кожа были такого же цвета. Восемь
лет он разрабатывал проект извлечения солнеч-
ных лучей из огурцов; добытые таким образом
лучи он собирался заключить в герметически
закупоренные склянки, чтобы затем пользоваться
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛАПУТУ
363
ими для согревания воздуха в случае холодного
и дождливого лета. Он не сомневался, что еще
через восемь лет будет иметь возможность про-
давать солнечные лучи для губернаторских
садов по умеренной цепе; но он жаловался, что
запасы его невелики и просил меня дать ему
что нибудь, в качестве поощрения его изобре-
тательности, тем более, что в ртом году огурцы
очень дороги. Я предложил профессору не-
сколько монет, которыми предусмотрительно
снабдил меня мой хозяин, хорошо знавший при-
вычку этих господ выпрашивать милостыню
у каждого, кто посещает их.
Войдя в другую комнату, я чуть было не
выскочил тотчас же вон, потому что едва
не задохся от ужасного зловония. Однако, мой
спутник удержал меня, шопотом сказав, что
необходимо войти, иначе мы нанесем большую
обиду; таким образом, я принужден был следо-
вать за ним, не затыкая даже носа. Изобрета-
тель, сидевший в этой комнате, был одним из
старейших членов Академии. Лицо и борода
ученого были бледно-желтые; его руки и платье
были все испачканы нечистотами. Когда я был
представлен, он крепко обнял меня (любезность,
без которой я отлично мог бы обойтись).
G первого дня своего вступления в Академию
он занимается превращением человеческих экс-
крементов в те питательные вещества, из кото-
рых они образовались, путем отделения от них
нескольких составных частей, удаления окраски,
сообщаемой им желчью, выпаривания зловония
и выделения слюны. Город ежедневно отпу-
скал ученому посудину, наполненную человече-
364
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
сними нечистотами, величиной с бристольскую
бочку.
Там же я увидел другого ученого, занимавше-
гося пережиганием льда в порох. Он показал
мне написанное им исследование о ковкости
пламени,* которое он собирается опубликовать.
Там был также весьма изобретательный архи-
тектор, разрабатывавший способ постройки до-
мов, начиная с крыши и кончая фундаментом.
Он оправдывал мне этот способ ссылкой па
приемы двух мудрых насекомых—пчелы и паука
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛАПУТУ
365
Там был наконец слепорожденный, под руко-
водством которого занималось несколько таких же
слепых учеников. Их занятия состояли в сме-
шивании красок для живописцев, каковые про-
фессор учил распознавать при помощи обоняния
и осязания. Правда, на мое несчастье, во время
моего посещения они не особенно удачно спра-
влялись со своей задачей, да и сам профессор
постоянно совершал ошибки. Ученый этот
пользуется большим уважением своих коллег.
В другой комнате меня очень позабавил изо-
бретатель, открывший способ пахать землю при
помощи свиней и таким образом избавиться от
расхода на плуги, скот и рабочих. Способ этот
заключается в следующем: на десятине земли
вы закапываете на расстоянии шести дюймов
и на глубине восьми известное количество жо-
лудей, фиников, каштанов и других плодов или
овощей, до которых особенно лакомы свиньи;
затем вы выгоняете на это поле штук шесть-
сот или больше свиней, и они в течение не-
скольких дней, в поисках за пищей, взроют
рылом всю землю, сделав ее пригодной для по-
сева и в то же время удобрив ее своим навозом.
Правда, произведенный опыт показал, что такая
обработка земли требует больших хлопот и
расходов, а урожай ничтожен. Однако никто
не сомневается, что это изобретение поддается
усовершенствованию и имеет блестящую бу-
дущность.
Я вошел в следующую комнату, где стены
и потолок были сплошь затянуты паутиной,* за
исключением узкого прохода для изобретателя.
Едва я показался в дверях, как последний громко
366
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
закричал мне, чтобы я был осторожнее и не
порвал его паутины. Он стал жаловаться на
роковую ошибку, которую совершал до сих пор
мир, утилизируя шелковичных червей, тогда как
у пас всегда под рукой множество насекомых,
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛАПУТУ
367
бесконечно превосходящих упомянутых червей,
ибо они одарены всеми качествами не только
прядильщиков, но и ткачей. Далее изобретатель
указал, что утилизация пауков совершенно изба-
вит от расходов на окраску тканей; и я вполне
убедился в этом, когда он показал нам массу
красивых разноцветных мух, которыми кормил
пауков и цвет которых, по его уверениям, не-
обходимо должен передаваться изготовленной
пауком пряже. II так как у него были мухи
всех цветов, то он надеялся удовлетворить
вкусам каждого, как только ему удастся найти
подходящую пищу для мух в виде камеди, масла
и других клейких веществ и придать таким
образом большую плотность и прочность нитям
паутины.
Там же был астроном, проектировавший по-
местить солнечные часы на большой флюгер
ратуши, с целью согласовать годовые и суточ-
ные движения земли и солнца с случайными
движениями ветра.
Я пожаловался в это время на легкие спазмы
в желудке, и мой спутник привел меня в ком-
нату знаменитого медика, особенно прославивше-
гося лечением гастрических болезней путем двух
противоположных операций, производимых одним
и тем же инструментом. У него был большой
раздувальный мех с длинным тонким наконеч-
ником из слоновой кости. Доктор утверждал,
что, вводя трубку на восемь дюймов в задний
проход и раздувая мехи, он может привести
кишки в такое состояние, что они станут похожи
на высохший пузырь. Если болезнь более упорна
и жестока, доктор вводит трубку, когда мехи
368
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
наполнены воздухом, и вгоняет этот воздух
в тело больного; затем он вынимает трубку,
чтобы вновь наполнить мехи, плотно закрывая
на это время большим пальцем заднепроходное
отверстие. ЭТУ операцию он повторяет три или
четыре раза; после этого введенный в желудок
воздух быстро устремляется наружу, увлекая
с собой все вредные вещества (как вода из на-
соса), и больной выздоравливает. Я видел, как
он произвел оба эксперимента над собакой, но
не заметил, чтобы первый оказал какое нибудь
действие. После второго животное страшно раз»
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛАПУТУ
369
дулось и едва не лопнуло, затем так обильно
опорожнилось, что мне и моему спутнику стало
очень противно. Собака мгновенно околела,
н мы покинули доктора, прилагавшего старания
вернуть ее к жизни при помощи той же опе-
рации.
Я посетил еще много других комнат, но,
Заботясь о краткости, не стану утруждать чита-
теля описанием всех диковин, которые я там
видел.
До сих пор я познакомился только с одним
отделением Академии; другое же отделение было
предназначено для ученых, двигавших вперед
спекулятивные науки; о нем я и скажу не-
сколько слов, предварительно упомянув еще
об одном знаменитом ученом, известном здесь
370
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
под именем универсальною искусника. Он расска-
зал нам, что вот уже тридцать лет он посвя-
щает все свои мысли улучшению человеческого
существования. В его распоряжении две большие
комнаты, наполненные удивительными дикови-
нами, и пятьдесят помощников. Одни сгущают
воздух в вещество сухое и осязаемое, извлекая
из него селитру и процеживая водянистые
и текучие его частицы; другие размягчают
мрамор для подушек и подушечек для булавок;
третьи приводят в окаменелое состояние копыта
живой лошади, чтобы предохранить их от изна-
шивания. Что касается самого искусника, то он
занят был в то время разработкой двух великих
замыслов; первый из них — обсеменение полей
мякиной, в которой, по его утверждению,
заключена настоящая производительная сила,
что он доказывал множеством экспериментов,
для меня, к сожалению, совершенно непонятных;
а второй — приостановка роста шерсти на двух
ягнятах при помощи особого прикладываемого
снаружи состава из камеди, минеральных и рас-
тительных веществ; и он надеялся в недалеком
будущем развести во всем королевстве породу
голых овец.
После этого мы пересекли двор и вошли
в другое отделение Академии, где, как я уже
сказал, заседали прожектеры в области спеку-
лятивных наук.
Первый профессор, которого я здесь увидел,
помещался в огромной комнате, окруженный
сорока учениками. Мы обменялись взаимными
приветствиями. Увидя, что я внимательно рас-
сматриваю станок,*занимавший большую часть
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛАПУТУ
371
комнаты, он сказал, что я, быть может, буду
удивлен его работой над проектом, цель кото-
рого заключается в усовершенствовании умо-
зрительного знания при помощи технических
и механических операций. Но мир вскоре оцецит
всю полезность этого проекта; и он льстил
себя уверенностью, что более возвышенная
идея никогда еще не возникала ни в чьей
голове. Каждому известно, как трудно изучать
науки и искусства по общепринятой методе;
между тем, с помощью его изобретения самый
невежественный человек, произведя небольшие
издержки и затратив немного физических уси-
лий, может писать книги по философии, поэзии,
политике, праву, математике и богословию при
полном отсутствии эрудиции и таланта. Зат®м
он подвел меня к станку, подле которого рядами
стояли его ученики. Станок этот имеет двад-
цать квадратных футов и помещается посере-
дине комнаты. Поверхность его состоит из мно-
жества деревянных дощечек, каждая величиною
в игральную кость, одни побольше, другие
поменьше. Все они сцеплены между собой тон-
кими проволоками. С обеих сторон каждой
дощечки приклеено по кусочку бумаги; на этих
бумажках написаны все слова их языка,
в различных наклонениях, временах и падежах,
по без всякого порядка. Профессор попросил
меня быть внимательнее, так как он собирался
пустить в ход свою машину. По команде этого
ученого мужа каждый ученик взял железную
рукоятку, которые в числе сорока были вста-
влены по краям станка; после того как ученики
сделали несколько оборотов рукоятками, рас-
372	ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
положение слов совершенно изменилось. Тогда
профессор приказал тридцати шести ученикам
медленно читать образовавшиеся строки в том
порядке, в каком они разместились в раме; если
случалось, что три или четыре слова составляли
часть фразы, ее диктовали остальным четырем
ученикам, исполнявшим роль писцов. $то упраж-
нение было повторено три или четыре раза,
и машина была так устроена, что после каждого
оборота слова принимали все новое располо-
жение по мере того, как квадратики перевора-
чивались с одной стороны на другую.
Молодые студенты занимались этими упра-
жнениями по шести часов в день; и профессор
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛАПУТУ	373
показал мне множество томов in-folio, состав-
ленных из подобных отрывочных фраз; он на-
меревался связать их вместе и из полученного
таким образом материала дать миру полный
компендий всех искусств и наук; эта работа
могла бы быть однако еще более улучшена
и значительно ускорена, если бы удалось
собрать фонд для сооружения пятисот таких
станков в Лагадо, и сопоставить фразы, полу-
ченные на каждом пз них.
Он сообщил мне, что это изобретение с юных
лет поглощает все его мысли, что теперь в его
станок входит целый словарь, и что им точней-
шим образом высчитано соотношение числа
частиц, имен, глаголов и других частей речи,
употребляемых в наших книгах.
Я принес глубочайшую благодарность этому
почтенному мужу за его любезное посвящение
меня в тайны своего великого изобретения,
и дал обещание, если мне удастся когда нибудь
вернуться на родину, воздать ему должное, как
единственному изобретателю этой изумительной
машины, форму и устройство которой я попро-
сил у него позволения срисовать на бумаге
и прилагаю свой рисунок к настоящему изда-
374
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
пню. Я сказал ему, что в Европе хотя и суще-
ствует между учеными обычай похищать друг
у друга изобретения, имеющий, впрочем, ту
положительную сторону, что возбуждает поле-
мику для разрешения вопроса, кому принад-
лежит подлинное первенство, тем не менее,
я обещаю принять все меры, чтобы честь этого
изобретения всецело осталась за ним и никем
не оспаривалась.
После этого мы пошли в школу языкознания,
где заседали три профессора в ученой конфе-
ренции, посвященной вопросу об усовершен-
ствовании родного языка. Первый проект пред-
лагал сократить разговорную речь путем све-
дения многосложных слов к односложным
к упразднения глаголов и причастий, так как
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛАПУТУ
375
в действительности все мыслимые вещи суть
только имена. Второй проект требовал полного
уничтожения всех слов; автор этого проекта
ссылался главным образом на его пользу для
здоровья и сбережение времени. Ведь очевидно,
что каждое произносимое нами слово сопряжено
с некоторым изнашиванием легких, и следова-
тельно приводит к сокращению нашей жизни.
А так как слова суть только названия вещей,
то автор проекта высказывает предположение,
что для нас будет гораздо удобнее носить при
себе вещи, необходимые для выражения наших
мыслей и желаний. Это изобретение, благодаря
его большим удобствам и пользе для здоровья,
по всей вероятности, получило бы широкое
распространение, если бы женщины, войдя
в стачку с невежественной чернью, не пригро-
зили поднять восстание, требуя, чтобы языку
их была предоставлена полная воля, согласно
старому дедовскому обычаю: так простой народ
постоянно оказывается непримиримым врагом
пауки! Тем не менее, многие весьма ученые
и мудрые люди пользуются этим способом выра-
жения мыслей при помощи вещей. Единствен-
ным неудобством является то обстоятельство,
что в случае необходимости вести пространный
разговор на разнообразные темы собеседникам
приходится таскать на плечах большой узел
с вещами, если средства не позволяют панять
для этого одного или двух здоровых парней.
Мне часто случалось видеть двух таких мудре-
цов, изнемогавших под тяжестью ноши, подобно
нашим торговцам в разнос. При встрече на
улице они снимали с плеч мешки, открывали
376
Ч<СТЬ ТРЕТЬЯ
их и, достав оттуда необходимые вещи, вели
таким образом беседу в продолжение часа;
затем складывали свои пожитки, помогали друг
другу взвалить их на плечи, прощались и рас-
ходились.
Впрочем, для коротких и несложных разго-
воров можно носить все необходимое в кармане
или под мышкой, а разговор, происходящий в до-
машней обстановке, не вызывает никаких затруд-
нений. Поэтому комнаты, где собираются лица,
применяющие этот метод, наполнены всевоз-
можными предметами, пригодными служить
материалом для таких искусственных разговоров.
Другим великим преимуществом этого изобре-
тения является то, что им можно пользоваться
как всемирным языком, понятным для всех
цивилизованных наций, ибо мебель и домашняя
утварь всюду одинакова, или очень похожа,
так что ее употребление легко может быть
понято. Таким образом посланники без труда
могут говорить с иностранными королями и их
министрами, язык которых им совершенно не-
известен.
Я посетил также математическую школу, где
учитель преподает эту науку по такой методе,
какую едва ли возможно представить себе у нас
в Европе. Каждая теорема с доказательством
тщательно переписывается на тоненькой облатке
чернилами, составленными из микстуры против
головной боли. Ученик глотает облатку на-
тощак и в течение трех следующих дней не ест
ничего, кроме хлеба и воды. Когда облатка
переваривается, микстура поднимается в мозг,
принося с собой туда же теорему. Однако, до
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛАПУТУ
377
сих пор успех этого метода незначителен, что
объясняется отчасти какой то ошибкой в опре-
делении дозы или состава микстуры, а отчасти
озорством мальчишек, которым эта пилюля так
противна, что они стараются после приема
выплюнуть ее прежде, чем она успеет оказать
свое действие; к тому же, их никак не удается
убедить соблюдать в точности предписанное
воздержание.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Продолжение описания Академии. Автор предла-
гает некоторые усовершенствования, которые
с благодарностью принимаются.
школе политических про-
жектеров я не был осо-
бенно порадован. Тамошние
профессора были, на мой
взгляд, людьми совершенно
рехнувшимися, а такое зре-
лище всегда наводит на
меня тоску. Эти несчаст-
ные предлагали способы
убедить монархов выбирать
себе фаворитов из людей ум-
ных, способных и доброде-
тельных ; научить министров принимать в расчет
общественное благо; награждать людей достойных,
талантливых, оказавших обществу выдающиеся
услуги; учить монархов познанию их истинных
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛАПУТУ
379
интересов, которые основаны на интересах их
народов; поручать должности лицам, обладающим
необходимыми качествами для того, чтобы зани-
мать их; и множество других диких и невоз-
можных фантазий, которые никогда еще не
зарождались в головах людей здравомыслящих.
Таким образом я еще раз убедился в спра-
ведливости старинного изречения, что иа свете
нет такой нелепости, которую бы иные фило-
софы не защищали, как истину.
Я должен однако отдать справедливость этому
отделению Академии и признать, что не все
в нем имело такой химерический характер. Так,
я познакомился там с одним весьма талантли-
380
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
вым доктором, который, повидимому, в совер-
шенстве изучил природу и механизм правитель-
ственной власти. Этот знаменитый муж с большой
пользой посвятил свое время нахождению ради-
кальных лекарств от всех болезней и нрав-
ственного повреждения, которым подвержены
различные общественные власти, благодаря по-
рокам и слабостям правителей —с одной стороны,
и распущенности управляемых—с другой. Так,
например, посколько все писатели и философы
единогласно утверждают, что существует боль-
шая аналогия между естественным и политиче-
ским телом, то не яснее ли ясного, что здо-
ровье обоих тел должно сохраняться, и болезни
лечиться, одними и теми же средствами? Всеми
признано, что сенаторы и члены высоких палат
часто страдают многословием, запальчивостью
и другими дурными настроениями; многими
болезнями головы и особенно сердца; сильными
конвульсиями с мучительными сокращениями
нервов и мускулов обеих рук, и особенно пра-
вой; разлитием желчи, ветрами в животе, голо-
вокружением, бредом; золотушными опухолями,
наполненными гнойной и зловонной материей;
кислыми отрыжками; волчьим аппетитом, несва-
рением желудка и массой других болезней, ко-
торые не к чему перечислять. Вследствие этого
знаменитый доктор предлагает, чтобы во время
созыва сената на первых трех его заседаниях
присутствовало несколько врачей, которые, по
окончании прений, щупали бы пульс у каждого
сенатора; затем, по зрелом обсуждении харак-
тера каждой болезни и метода ее лечения,
врачи эти должны возвратиться на четвертый
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛАПУТУ
381
день в залу заседаний, в сопровождении апте-
карей, снабженных необходимыми медикамен-
тами, и, прежде чем сенаторы начнут совеща-
ние, дать каждому из них: утолительного,
слабительного, очищающего, разъедающего, вяжу-
щего, облегчительного, расслабляющего, противо-
головного, противожелтупшого, противомокрот-
ного, противоушного, смотря по роду болезни;
испытав действие лекарств, в следующее засе-
дание врачи должны или повторить, или пере-
менить или перестать давать их.
Осуществление этого проекта должно обой-
тись недорого, и он может, по моему скром-
ному мнению, принести много пользы для
ускорения делопроизводства в тех странах, где
сенат принимает какое нибдь участие в зако-
нодательной власти; породить единодушие, сокра-
тить прения, открыть несколько ртов, теперь
закрытых, и закрыть гораздо большее число
открытых; обуздать пыл молодости и смягчить
сухость старости; расшевелить тупых и охла-
дить горячих.
Далее: так как все жалуются, что фавориты
государей страдают короткой и слабой памятью,
то тот же доктор предлагает каждому, полу-
чившему аудиенцию у первого министра, по
изложении в самых коротких и ясных словах
сущности дела, на прощанье потянуть его за
нос, пли дать ему пинок в живот, или насту-
пить на мозоль, или надрать ему уши, пли
уколоть через штаны булавкой, или ущипнуть
до синяка руку и тем предотвратить министер-
скую забывчивость. Операцию следует повто-
рять каждый приемный день, пока просьба не
382	ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
будет исполнена или не последует категориче-
ский отказ.
Он предлагает также, чтобы каждый сенатор,
высказав в большом национальном совете свое
мнение и приведя в его пользу доводы, пода-
вал свой голос за прямо противоположное
мнение, и ручается, что при соблюдении этого
предписания исход голосования всегда будет
благодетелен для государства.
Если раздоры между партиями становятся
ожесточенными, он рекомендует замечательное
средство примирения. Оно заключается в сле-
дующем: вы берете сотню лидеров каждой партии
и разбиваете их на пары, так чтобы головы
людей, входящих в каждою пару, были прибли-
зительно одинаковой величины; затем пусть
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛАПУТУ
383
два искусных хирурга отпилят одновременно
затылки у каждой пары таким образом, чтобы
мозг разделился на две равные части. Пусть
будет произведен обмен срезанными затылками,
и каждый из них приставлен к голове полити-
ческого противника. Операция эта требует
повидимому большой тщательности, но профес-
сор уверял нас, что если она сделана искусно,
то выздоровление обеспечено. Он рассуждал
следующим образом: две половинки головного
мозга, принужденные спорить между собой в про-
странстве одного черепа, скоро придут к доб-
рому соглашению и породят ту умеренность
и ту правильность мышления, которые так
желательны для голов людей, воображающих,
будто они появились на свет только для того,
чтобы стоять на страже его и управлять его
движениями. Что же касается качественного
или количественного различия между мозгами
вождей враждующих партий, то, по уверениям
доктора, основанным на продолжительном опыте,
Это сущие пустяки.
Я присутствовал при жарком споре двух про-
фессоров о наиболее удобных и действитель-
ных путях и способах взимания податей, так
чтобы они не отягощали население. Один
утверждал, что справедливее всего обложить
известным налогом пороки и безрассудства, при
чем сумма обложения в каждом отдельном слу-
чае должна определяться самым справедливым
образом жюри, составленным из соседей обла-
гаемого. Другой был прямо противоположного
мнения: должны быть обложены налогом те
качества тела и души, за которые люди больше
381
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
всего ценят себя; налог должен повышаться
или понижаться, смотря по степени совершен-
ства этих качеств, оценку которых следует
всецело предоставить совести самих платель-
щиков. Наиболее высоким налогом облагаются
лица, пользующиеся наибольшей благосклон-
ностью другого пола, и ставка налога опреде-
ляется соответственно количеству и природе
полученных ими знаков благорасположения;
причем сборщики податей должны довольство-
ваться их собственными показаниями. Он пред-
лагал также обложить высоким налогом ум,
храбрость и учтивость и взимать этот налог
тем же способом, т. е. сам плательщик опреде-
ляет степень, в какой он обладает указанными
качествами. Однако, честь, справедливость, муд-
рость и знания не подлежат обложению, потому
что оценка их до такой степени субъективна,
что не найдется человека, который признал бы
их существование у своего ближнего или пра-
вильно оценил их у самого себя.
Женщины, по его предложению, должны
быть обложены соответственно их красоте
и уменью одеваться, причем им, как и мужчи-
нам, следует предоставить право самим расце-
нивать себя. Но женское постоянство, целомуд-
рие, здравый смысл и добрый нрав не должны
быть облагаемы, так как доходы от этих статей
едва ли покроют издержки по взиманию налога.
Чтобы заставить сенаторов служить интере-
сам короны, он предлагает распределять среди
них высшие должности по жребию; причем
каждый из сенаторов должен сперва присягнуть
п поручиться в том, что будет голосовать
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛАПУТУ	385
в интересах двора, независимо от того, какой
жребий выпадет ему; однако неудачники обла-
дают правом снова тянуть жребий при освобо-
ждении какой нибудь вакансии. Таким образом
у сенаторов всегда будет поддерживаться надежда
на получение места; никто из них не станет
жаловаться на неисполнение обещания, и не-
удачники будут взваливать свои неудачи на
судьбу, у которой плечи шире и крепче, чем
у любого министра.
Другой профессор показал мне обширную
рукопись инструкций * для открытия противо-
правительственных заговоров. Он рекомендует
386
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
государственным мужам исследовать пищу всех
подозрительных лиц; разузнать, в какое время
они садятся за стол; на каком боку спят; какой
рукой подтираются; тщательно рассмотреть*их
Экскременты и на основании их цвета, запаха,
вкуса, густоты, поноса или запора составить
суждение об их мыслях и намерениях: ибо
люди никогда не бывают так серьезны, глубо-
комысленны и сосредоточенны, как в то время,
когда они сидят на стульчаке, в чем он убе-
дился на собственном опыте; в самом деле,
когда, находясь в таком положении, он пробо-
вал, просто в виде опыта, размышлять, каков
наилучший способ убийства короля, то кал его
приобретал зеленоватую окраску, и цвет его
бывал совсем другой, когда он думал только
о поднятии восстания или о поджоге столицы.
Все рассуждение написано с большой прони-
цательностью и заключает в себе много наблю-
дений, любопытных и полезных для государ-
ственных людей, хотя эти наблюдения показались
мне недостаточно полными. Я отважился ска-
зать это автору и предложил, если он пожелает,
сделать некоторые добавления. Он принял мое
предложение с большей благожелательностью,
чем это обычно бывает у писателей, особенно
тех, которые занимаются составлением проектов,
заявив что будет рад услышать дальнейшие
указания.
Тогда я сказал ему, что в королевстве Триб-
ниа,*называемом туземцами Лангден, где я про-
был некоторое время в одно из моих путеше-
ствий, большая часть населения состоит сплошь
из разведчиков, свидетелей, доносчиков, обвини-
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛАПУТУ 387
гелей, истцов, очевидцев, присяжных, вместе
с их многочисленными подручными и помощ-
никами, находящимися на жалованье у министров
н депутатов. Заговоры в ртом королевстве
обыкновенно являются махинацией людей, же-
лающих укрепить свою репутацию тонких поли-
тиков ; вдохнуть новые силы в одряхлевшие
органы власти; задушить или отвлечь обществен-
ное недовольство; наполнить свои сундуки кон-
фискованным имуществом; укрепить или
подорвать доверие к государственному кредиту,
согласуй колебания курса с своими личными
выгодами. Прежде всего они соглашаются
и определяют промеж себя, кого из заподозрен-
ных лиц обвинить в составлении заговора;
затем прилагаются все старания, чтобы захва-
тить письма и бумаги таких лиц, а их авторов
заковать в кандалы. Захваченные письма и бу
маги передаются в руки специальных знатоков,
больших искусников по части нахождения таин-
ственного значения слов, слогов и букв. Так,
например, они открыли, что
сиденье на стульчаке означает тайное
совещание;
388
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
стая гусей — сенат;
хромая собака — претендента; ’
чума — постоянную армию
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛАПУТУ	389
сарыч — первого министра;
подагра — архиепископа;
виселица — государственного секретаря;
390
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ночной горшок — комитет вельмож;
решето — фрейлину;
метла — революцию;
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛАПУТУ	391
мышеловка — государственную службу;
бездонная бочка — казначейство;
помойная яма — двор;

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
П
дурацкий колпак — фаворита;
сломанный тростник — судебную палату;
пустая бочка — генерала;
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛАПУТУ
393
гноящаяся рана — систему управления.
Если этот метод оказывается недостаточным,
они руководствуются двумя другими, более дей-
ствительными, известными между учеными под
именем акростихов и анаграмм. Один из этих
методов позволяет им расшифровывать все ини-
циалы, согласно их политическому смыслу. Так
Л’ — будет означать заговор;
В — кавалерийский полк;
li — флот на море.
394
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Пользуясь вторым методом, заключающимся
в перестановке букв подозрительного письма,
можно прочитать самые затаенные мысли и
узнать самые сокровенные намерения недоволь-
ной партии. Например, если я в письме к другу
говорю: «Наш брат Том нажил геморой»,'искус-
ный дешифровальщик из этих самых букв про-
читает фразу, что заговор открыт, надо сопро-
тивляться и т. д. Это и есть анаграмматический
метод.
Профессор горячо поблагодарил меня за
сообщение этих наблюдений и обещал сделать
почетное упоминание обо мне в своем трактате.
Ничто более в этой стране не привлекало
к себе моего внимания, и я стал подумывать
о возвращении в Англию.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Автор оставляет Лагадо и прибывает в Мальдо-
надо. Он не попадает на корабль. Совершает
короткое путешествие в Глаббдобдриб. Прием,
оказанный автору правителем этого острова.
онтинент, частью ко-
торого является это
королевство, прости-
рается, как я имею
основание думать, на
восток по направле-
нию к неисследован-
ной области Америки,
к западу от Калифор-
нии; на север оно тя-
нется по направлению
к Тихому океану, кото-
рый находится на расстоянии не более ста пятиде-
сяти миль от Лагадо; здесь есть прекрасный порт,
398
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ведущий оживленную торговлю с большим остро-
вом Лаг гнегг, расположенным на северо-запад под
29° северной широты н 140° долготы. Остров
Лаггнегг лежит на юго-восток от Японии на
расстоянии около ста лиг. Японский император
и король Лаггнегга живут в тесной дружбе,
благодаря которой между двумя этими остро-
вами происходят частые сообщения. Поэтому
я решил направить свой путь туда с целью при
первом случае возвратиться в Европу. Я нанял
двух мулов и проводника, чтобы он указал мне
дорогу и перевез мой небольшой багаж. Про-
стившись с моим благородным покровителем,
оказавшим мне столько услуг и сделавшим
богатый подарок, я отправился в путь.
Мое путешествие прошло без всяких случай-
ностей или приключений, о которых стоило бы
упомянуть. Когда я прибыл в Мальдонадо (мор-
ской порт острова), там не только не было ко-
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛАПУТУ
397
рабля, отправляющегося в Лаггнегг, но и не пред-
виделось в близком будущем. Город эют величи-
ной с Портсмут. Вскоре я завел некоторые зна-
комства и был принят весьма гостеприимно. Один
Знатный господин сказал мне,что так как корабль,
идущий в Лаггнегг, будет готов к отплытию
не ранее месяца, то мне может быть доставит
некоторое удовольствие экскурсия на островок
Глаббдобдриб, лежащий в пяти лигах к юго-
западу. Он предложил сопровождать меня вме-
сте со своим другом и достать мне для этой
поездки небольшой удобный баркас.
Слово Глаббдобдриб, насколько для меня по-
нятна его этимология, означает остров чаро-
деев и волшебников. Он равняется одной трети
острова Уайта и очень плодороден. Им упра-
вляет глава племени, сплошь состоящего из
волшебников. Жители этого острова вступают
в браки только между собою, и старейший
в роде является монархом или правителем.
У него великолепный дворец с огромным пар*
ком в три тысячи акров, окруженным камен-
ной стеной в двадцать футов вышины. В этом
парке есть несколько огороженных мест для
скотоводства, хлебопашества и садоводства.
Слуги этого правителя и его семьи имеют
несколько необычный вид. Благодаря хорошему
знанию некромантии, правитель обладает силой
вызывать по своему желанию мертвых и заста-
влять их служить себе в течение двадцати че-
тырех часов, но не дольше; равным образом
он не может вызывать одно и то же лицо
чаще, чем раз в три месяца, исключая каких
нибудь чрезвычайных случаев.
398
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Когда мы прибыли на остров, было около
одиннадцати часов утра; один из моих спутни-
ков отправился к правителю испросить у него
аудиенцию для иностранца, который явился на
остров в надежде удостоиться высокой чести
быть принятым его высочеством. Правитель
немедленно дал свое согласие, и мы все трое
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛАПУТУ 899
вошли в дворцовые ворота между двумя рядами
стражи, вооруженной и одетой по весьма ста-
ринной моде; на лицах у нее было нечто такое,
что наполнило меня невыразимым ужасом. Мы
миновали несколько комнат между двумя рядами
таких же слуг и пришли в аудиенц-зал, где,
после трех глубоких поклонов и нескольких
общих вопросов, нам было разрешено сесть на
три табурета у нижней ступеньки трона его
высочества. Правитель понимал язык Бальни-
барби, хотя он несколько отличается от мест-
ного наречия. Он задал мне несколько вопро-
сов о моих путешествиях и, желая показать,
что со мной будут обращаться запросто, дал
знак присутствующим удалиться, после чего,
к моему величайшему изумлению, они мгно-
венно исчезли, как исчезает сновидение, когда
мы внезапно просыпаемся. Некоторое время
я не мог прийти в себя, пока правитель не
уверил меня, что я нахожусь здесь в полной
безопасности. Видя полное спокойствие на лицах
моих двух спутников, привыкших к подобного
рода приемам, я понемногу пришел в себя
и вкратце рассказал его высочеству некоторые
из моих приключений; но я не мог оконча-
тельно подавить своего волнения и часто огля-
дывался назад, чтобы взглянуть на те места, где
стояли исчезнувшие слуги-призраки. Я удосто-
ился чести обедать вместе с правителем, при-
чем новый отряд привидений подавал кушанья
и прислуживал за столом. Однако теперь все
рто не так пугало меня, как утром. Я оста-
вался во дворце до захода солнца, но почти-
тельно попросил его высочество извинить меня
400
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
за то, что я не могу принять его приглашение
остановиться во дворце. Вместе с своими друзья-
ми я переночевал на частной квартире в городе,
являющемся столицей этого островка, и на дру-
гой день утром мы снова отправились к пра-
вителю засвидетельствовать ему свое почтение
и предоставить себя в его распоряжение.
Так мы провели на острове десять дней, боль-
шую часть дня у правителя, а ночь на город-
ской квартире. Скоро я до такой степени свыкся
с обществом теней и духов, что на третий или
четвертый день они уже не вызывали у меня
ни малейшего волнения, или, по крайней мере,
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛАПУТУ
401
если у меня и осталось немного страха, то
любопытство превозмогало его. Видя это, его
высочество правитель предложил мне назвать
имена каких мне вздумается лиц * и в каком
угодно числе среди всех умерших от начала
мира и до настоящего времени и задать им
какие угодно вопросы, лишь бы только они
касались событий, происходивших при их жизни.
И я во всяком случае могу быть уверен, что
услышу только правду, так как ложь есть
искусство совершенно бесполезное на том
свете.
Я почтительно выразил его высочеству свою
признательность за такую высокую милость.
В это время мы находились в комнате, откуда
открывался красивый вид на парк, и так как
мое воображение было настроено торжественно,
и мне рисовались величественные сцены, то
я пожелал увидеть Александра Великого во
главе его армии, тотчас после битвы под Ар-
белой. И вот, по мановению пальца правителя,
он немедленно появился передо мной на широ-
ком поле под окном, у которого мы стояли.
Александр был приглашен в комнату; с боль-
шими затруднениями я разбирал его речь на
древне-греческом языке, с своей стороны он
тоже плохо понимал меня. Он поклялся мне,
что не был отравлен, а умер от лихорадки бла-
годаря неумеренному пьянству.
Затем я увидел Ганнибала во время его пе-
рехода через Альпы, который объявил мне, что
у него в лагере не было ни капли уксуса.*
Я видел Цезаря и Помпея во главе их войск,
готовых вступить в сражение. Я видел также
402
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Цезаря в момент его последнего торжества. За-
тем я попросил вызвать римский сенат в одной
большой комнате и для сравнения с ним со-
временный парламент в другой. Первый казался
собранием героев и полубогов, второй—сбори-
щем разносчиков, карманных воришек, граби-
телей и буянов.
По моей просьбе, правитель сделал знак Це-
зарю и Бруту приблизиться к нам. При виде
Брута я проникся глубоким благоговением;
в каждой черте этого благородного лица не
трудно было увидеть самую совершенную добро-
детель, величайшее бесстрастие и твердость
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛАПУТУ
ЮЗ
духа, преданнейшую любовь к родине и благо-
желательность к людям. С большим удоволь-
ствием я убедился, что оба эти человека на-
ходятся в отличных отношениях друг с другом,
и Цезарь откровенно признался мне, что вели-
чайшие подвиги, совершенные им в течение
жизни, далеко не могут сравниться со славой
того, кто отнял у него эту жизнь. Я удостоился
чести вести долгую беседу с Брутом, в которой
он, между прочим, сообщил мне, что его пре-
ш
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
док Юний, Сократ, рпаминонд, Катон младший,
сер Томас Мур и он сам всегда находятся вме-
сте: секстумвират, к которому вся история че-
ловечества не может прибавить седьмого члена.
Я утомил бы читателя перечислением всех
знаменитых людей, вызванных правителем для
удовлетворения моего понасытпого желания
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛАПУТУ
405
видеть мир во все эпохи его древней истории.
Больше всего я наслаждался лицезрением лю-
дей, истреблявших тиранов и узурпаторов и вос-
становлявших свободу и попранные права угне-
тенных народов. Но я не способен передать
волновавшие меня чувства в такой форме, чтобы
заинтересовать читателя.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Продолжение описания
Глаббдобдриба. Поправки
к древней и новой истории.
елая увидеть тех му-
жей древности, кото-
рые прославили свое
имя умом и познания-
ми, я посвятил этому
особый день. Мне при-
шло на мысль вы-
звать Гомера и Ари-
стотеля во главе всех
их комментаторов; но
последних оказалось
так много, что несколько сот их принуждены были
подождать на дворе и в других комнатах дворца.
С первого же взгляда я узнал этих двух героев
и не только отличил их от толпы, но и друг
от друга. Гомер был красивее и выше Аристо-
теля, держался очень прямо для своего возраста,
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛАПУТУ
497
и глаза у него были необыкновенно живые
и проницательные. Аристотель был сильно
сгорблен и опирался на палку; у него было
худощавое лицо, прямые, редкие волосы и глу-
хой голос. Я скоро заметил, что оба великие
♦08
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
мужа совершенно чужды остальной компании,
никогда этих людей не видели и ничего о них
не слышали. Один из призраков, имени кото-
рого я не назову, шепнул мне на ухо, что на
том свете все эти комментаторы держатся на
весьма почтительном расстоянии от своих прин-
ципалов, благодаря чувству стыда и сознанию
своей виновности в чудовищном искажении для
потомства смысла произведений этих авторов.
Я познакомил Дидима и Евстафия* с Гомером
и убедил его отнестись к ним лучше, чем мо-
жет быть они заслуживали, ибо он скоро обна-
ружил, что оба комментатора слишком бездарны
и неспособны проникнуть в дух поэта. Но Ари-
стотель потерял всякое терпение, когда я пред-
ставил ему Скота и Рамуса *и стал излагать ему
их взгляды; он спросил их, неужели и все
остальное племя комментаторов состоит из та-
ких же олухов, как они.
Затем я попросил правителя вызвать Декарта
и Гассенди, которым предложил изложить Ари-
стотелю их системы. Этот великий философ
откровенно признал свои ошибки в естествен-
ной философии, потому что во многих случаях
его рассуждения были основаны на догадках, как
это приходится делать всем людям; и он высказал
предположение, что Гассенди, разработавший
в современном вкусе учение Эпикура, и Декарт
с его теорией вихрей будут одинаково отвергнуты
потомством. Он предсказал ту же участь теории
тяготения,^которую с таким рвением отстаи-
вают современные ученые. При этом он заме-
тил, что новые системы природы, подобно но-
вой моде, меняются с каждым поколением и что
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛАПУТУ
409
даже тот кто пытается доказать их математиче-
ским методом, успевает в этом не надолго и вы-
ходит из моды, когда наступают назначенные
судьбой сроки.
В продолжение пяти дней я вел беседы также
и со многими другими учеными древнего мира.
Я видел большинство римских императоров.
Я стал упрашивать правителя вызвать поваров
Гелиогабала, чтобы они приготовили для нас
обед, но, за недостатком материалов, они не
могли показать нам как следует своего искус-
ства. Один илот Агесилая сделал нам спартан-
скую похлебку, но, отведав ее, я не мог про-
глотить второй ложки.
Сопровождавшие меня на остров два джентль-
мена должны были съездить по делам домой на
три дня. рто время я употребил на свидания
с великими людьми, умершими в течение двух
или трех последних столетий, славными в моем
отечестве или других европейских странах. Бу-
дучи всегда большим поклонником древних зна-
менитых родов, я попросил правителя вызвать
дюжину или две королей с их предками, в ко-
личестве восьми или девяти поколений. Но меня
постигло мучительное и неожиданное разочаро-
вание. Вместо величественного ряда венценос-
ных особ я увидел в одной династии двух
скрипачей, трех ловких царедворцев и одного
итальянского прелата; в другой — цырюльника,
аббата и двух кардиналов. Но я питаю слиш-
ком глубокое почтение к коронованным головам;
чтобы останавливаться дольше на этом щекот-
ливом предмете. Что же касается графов, мар-
кизов, герцогов и тому подобных лиц, то
410
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
с ними я не был так щепетилен, и признаюсь,
что не без удовольствия прослеживал до перво-
источника своеобразные черточки, которыми
отличаются некоторые знатные роды. Я без
труда мог открыть, откуда в одном роду про-
исходит длинный подбородок; почему другой
род в двух поколениях изобилует мошенниками,
а в двух следующих дураками; почему третий
состоит из помешанных, а четвертый из него-
дяев; чем объясняются слова, произнесенные
Иолидором Виргилием * по поводу одного знат-
ного рода: Nec vir fortis, пес foemina casta:
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛАПУТУ	*11
каким образом жестокость, лживость и трусость
стали характерными чертами некоторых фами-
лий, отличающими их так же ясно, как фа-
мильные гербы; кто первый занес в тот или
другой благородный род сифилис, перешедший
в следующие поколения в форме золотушных
опухолей. Все это перестало меня поражать,
когда я увидел столько нарушений родословных
линий пажами, лакеями, кучерами, игроками,
скрипачами, комедиантами, полководцами и кар-
манными воришками.
412
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Особенно сильное отвращение вызвала у меня
новая история. И в самом деле, когда я уви-
дел воочию людей, которые в течение прошед-
шего столетия пользовались громкой славой
при дворах королей, то понял, в каком заблу-
ждении держат мир продажные писаки, припи-
сывая величайшие военные подвиги трусам,
мудрые советы дуракам, искренность льстецам,
римскую доблесть изменникам отечеству, на-
божность безбожникам, целомудрие содомитам,
правдивость доносчикам. Я узнал, сколько не-
винных превосходных людей было приговорено
к смерти или изгнанию благодаря проискам
могущественных министров, подкупавших судей,
и партийной злобе; сколько подлецов возводи-
лось на высокие должности, облекалось дове-
рием, властью, почетом и осыпалось матери-
альными благами; какое огромное участие при-
нимали в дворцовых движениях, государствен-
ных советах и сенатах сводники, проститутки,
паразиты и шуты. Какое невысокое составилось
у меня мнение о человеческой мудрости и чест-
ности, когда я получил правильные сведения
о пружинах и мотивах великих мировых собы-
тий и революций и о тех ничтожных случай-
ностях, которым они обязаны своим успехом.
Там я открыл недобросовестность и неве-
жество тех, кто притязает писать анекдоты
или секретные мемуары; кто отправляет на тот
свет столько королей, поднеся им кубок с ядом,
кто подробно пересказывает происходившие без
свидетелей разговоры государя с первым мини-
стром; кто посвящает вас в мысли и намерения
посланников и государственных секретарей, но,
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛАПУТУ
413
к несчастью, постоянно при ртом ошибается.
Там я узнал истинные причины многих вели-
ких событий, поразивших мир; увидел, как не-
потребная женщина может управлять потайной
лестницей, потайная лестница советом мини-
стров, а совет министров сенатом. Один гене-
рал сознался в моем присутствии, что он одер-
жал победу просто благодаря своей трусости
и дурному командованию, а один адмирал от-
крыл, что он победил неприятеля вследствии пло-
хой осведомленности, между тем как он собирался
сдать свой флот.* Три короля торжественно об’ь-
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Ш
явили мне, что за все их царствование они ни разу
не назначили на государственные должности ни
одного достойного человека, разве что по ошибке
или вследствие предательства какого нибудь мини-
стра, которому они доверились, но они руча-
лись, что подобная ошибка не повторилась бы,
если бы им пришлось царствовать снова; и
с большой убедительностью они доказали мне,
что без развращенности нравов невозможно
удержать королевский трон, потому что поло-
жительный, смелый, настойчивый характер, ко-
торый создается у человека добродетелью,
является большим неудобством для государствен-
ной деятельности.
Я любопытствовал получить точные сведения,
каким способом добываются знатные титулы
и огромные богатства. Я ограничил свои иссле-
дования самой недавней эпохой, не касаясь,
впрочем, настоящего времени, из страха причи-
нить обиду хотя бы иноземцам (ибо, я надеюсь,
читателю нет надобности говорить, что все
сказанное мной по этому поводу не имеет ни
малейшего касательства к моей родине). По
моей просьбе было вызвано множество титуло-
ванных лиц и богачей и, после самых поверх-
ностных расспросов, передо мной раскрылась
такая картина бесчестья, что я не могу спо-
койно вспоминать об этом. Вероломство, угне-
тение, подкуп, обман, сводничество и тому по-
добные мерзости были еще самыми проститель-
ными средствами из упомянутых ими, и потому,
как требовало того благоразумие, я отнесся
к ним весьма снисходительно. Но, когда одни
из них сознались, что своим величием и богат-
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛАПУТУ
*16
с г пом онп обязаны содомии и кровосмешению,
другие — торговле своими женами и дочерьми,
третьи — измене своему отечеству или государю,
четвертые — отраве, а большая часть — наруше-
нию правосудия с целью погубить невинного,
то эти открытия, — я надеюсь мне простят
Это, — побудили меня несколько умерить чув-
ство глубокого почтения, которым я от при-
роды проникнут к высокопоставленным особам,
как и подобает маленькому человеку по отно-
шению к лицам, наделенным высокими достин-
ствами.
Часто мне приходилось читать о великих услу-
гах, оказанных монархам и отечеству, и я ис-
полнился желанием увидеть лиц, которыми эти
услуги были оказаны. Однако мне ответили,
что имена их невозможно найти в архивах, за
исключением немногих, которых история изо-
бразила отъявленней шими мошенниками и пре-
дателями; о большинстве их мне никогда не
приходилось слышать ни слова. Все они появи-
лись передо мной с удрученным видом и в очень
худом платье, заявляя мне в большинстве слу-
чаев, что умерли в нищете и немилости, ино-
гда даже на эшафоте или на виселице.
Среди них находился человек, судьба которого
показалась мне исключительной. Подле него
стоял восемнадцатилетний юноша. Человек этот
сказал мне, что много лет он командовал ко-
раблем, и в морском сражении при Акциуме
счастливая судьба помогла ему пробиться сквозь
ряды неприятельского флота и потопить три
первоклассных неприятельских корабля, а чет-
вертый захватить в плен, что было единствен-
♦16
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
пой причиной бегства Антония и последовавшей
затем победы; юноша же, стоявший подле него,
был его единственный сын, убитый в этом сра-
жении. Он прибавил, что в сознании своих за-
слуг он явился по окончании войны в Рим ко
двору Августа с просьбой назначить его коман-
диром большого корабля, капитан которого был
убит; но ходатайство его было оставлено без
внимания, и командование кораблем было по-
ручено юноше, никогда не видевшему моря,
сыну либертины,’служанки одной из любовниц
императора. По возвращении на свой корабль,
достойный человек был обвинен в нерадивом
исполнении служебных обязанностей, и его
судно передано одному пажу, фавориту вице-
адмирала Публиколы; после этого он удалился
на бедную ферму, вдали от Рима, где и окон-
чил свою жизнь. Мне так хотелось узнать, на-
сколько справедлива эта история, что я попро-
сил вызвать Агриппу, который командовал рим-
ским флотом в сражении при Акциуме. Явив-
шийся Агриппа подтвердил справедливость рас-
сказа и добавил к нему много подробностей
в пользу капитана, 113 скромности преуменьшив-
шего или утаившего большую часть своих за-
слуг в этом деле.
Я был поражен зрелищем быстрого роста
развращенности этой империи, обусловленного
поздно проникшей в нее роскошью. Вследствие
этого на меня не произвели уже такового впе-
чатления аналогичные явления в других стра-
нах, где всевозможные пороки царили гораздо
дольше и где слава и добыча издавна монопо-
лизирована главнокомандующими, которые, быть
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛАПУТУ
447
может, меньше всего имеют право на то и на
другое.
Так как все вызываемые с того света лица
сохраняли в мельчайших подробностях внеш-
ность, которую они имели при жизни, то
я наполнился мрачными мыслями при виде вы-
рождения человечества за последнее столетие:
насколько венерические болезни со всеми их
последствиями и разновидностями изменили
418
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
все черты лица англичанина, уменьшили рост,
расслабили нервы, размягчили сухожилия и мус-
кулы, прогнали румянец, сделали все тело дряб-
лым и бессильным.
Я опустился до того, что попросил вызвать
английских поселян старого закала, некогда
столь славных простотою нравов, пищи и одежды,
честностью в торговле, подлинным свободолю-
бием, храбростью и любовью к отечеству. Срав-
нив живых с покойниками, я был сильно удру-
чен при виде того, как все эти чистые отече-
ственные добродетели опозорены внуками, ко-
торые, продавая свои голоса во время выборов
в парламент, приобрели все пороки и развра-
щенность, каким только можно научиться при
дворе.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Автор возвращается в Мальдонадо и оттуда едет
в королевство Ланнен. Ею арестовывают и отпра-
вляют во дворец. Прием, оказанный автору во
дворце. Милостивое отношение короля к своим
подданным.
огда наступил день на-
шего отъезда, я про-
стился с его высочест-
вом правителем Глаб-
бдобдриба и возвра-
тился с двумя моими
спутниками в Мальдо-
надо, куда после двух-
недельного ожидания
прибыл корабль, от-
пр те льющийся в Лаггяегг. Два моих друга и еще
несколько лиц были настолько любезны, что снаб-
дили меня провизией и проводили на корабль. Я
провел в дороге месяц. Мы перенесли сильную
120
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
бурю и вынуждены были взять курс на запад, что-
бы достигнуть области пассатных ветров, дующих
здесь на пространстве около шестидесяти лиг.
21 апреля 1708 года* мы вошли в реку Клюмег-
ниг, устье которой служит морским портом, ле-
жащим па юго-восточной оконечности Лаггнегга.
Мы бросили якорь на расстоянии одной лиги
от города и потребовали сигналом лоцмана.
Менее чем через полчаса к нам на борт взо-
шли два лоцмана и провели нас между рифами
и скалами, по очень опасному проходу, в боль-
шую бухту, где корабли могли стоять в совер-
шенной безопасности на расстоянии одного
кабельтова от городской стены.
Некоторые из наших матросов, со злым ли
умыслом или по оплошности, рассказали лоц*
манам, что у них на корабле есть иностранец,
знаменитый путешественник. Последние сооб-
щили об ртом таможенному чиновнику, который
подверг меня строгому допросу, когда я вышел
на берег. Он говорил со мной на языке Баль-
нибарби, который благодаря оживленной тор-
говле хорошо известен в этом городе, особенно
между моряками и служащими в таможне.
Я вкратце рассказал ему некоторые из моих
приключений, стараясь придать рассказу воз-
можно больше правдоподобия и связности.
Однако я счел необходимым скрыть свою нацио-
нальность и назвался голландцем, так как
у меня было намерение отправиться в Японию,
куда, как известно, из всех европейцев открыт
доступ только голландцам. * Поэтому я сказал
таможенному чиновнику, что, потерпев корабле-
крушение у берегов Бальнибарби, и будучи
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛАПУТУ
*21
выброшен на скалу, я был поднят па Лапуту
или Летучий Остров (о котором таможеннику
часто приходилось слышать), а теперь пытаюсь
добраться до Японии, откуда мне может пред-
ставиться случай возвратиться на родину. Чинов-
ник ответил мне, что он должен арестовать
меня до распоряжений от двора, куда он напи-
шет немедленно, и надеется получить ответ
в течение двух недель. Мне отвели удобное
помещение, у входа в которое был поставлен
часовой. Однако я мог свободно гулять по
большому саду; обращались со мною довольно
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
122
хорошо, и содержался я все время на счет ко-
роля. Множество лиц просило разрешения по-
сетить меня, главным образом из любопытства,
ибо разнесся слух, что я прибыл из весьма от-
даленных стран, о существовании которых
здесь никто не слышал.
Я пригласил переводчиком одного молсдого
человека, прибывшего вместе со мною на ко-
рабле; он был уроженец Лаггнегга, но не-
сколько лет прожил в Мальдонадо и в совер-
шенстве владел обоими языками. При его по-
мощи я мог разговаривать с посетителями, но
разговор этот состоял лишь из их вопросов
и моих ответов.
Письмо из дворца было получено к ожидае-
мому нами сроку. В нем содержался приказ
привезти меня со свитой, под конвоем десяти
человек, в Траль дрег даб или Трильдрогдриб
(насколько я помню, это слово произносится
двояко). Вся моя свита состояла из упомянутого
бедного юноши, переводчика, которого я угово-
рил поступить ко мне на службу; но моей по-
чтительной просьбе каждому из нас дали по мулу.
За полдня до нашего отъезда был послан гонец
уведомить короля о моем скором прибытии
и попросить у его величества назначить день
и час, когда он милостиво соизволит удостоить
меня чести лизать пыль у подножия его трона.
Таков стиль здешнего двора, и я убедился на
опыте, что это не простая формула. В самом
деле, когда через два дня по моем прибытии
я получил аудиенцию, то мне приказали ползти
на брюхе н лизать пол по дороге к трону;
впрочем, из уважения ко мне, как к иностранцу,
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛАПУТУ
пол был так чисто вымыт, что пыли на нем
осталось немного. Это была исключительная
милость, оказываемая лишь самым высоким са*
новинкам, когда они испрашивали аудиенцию.
Больше того: пол иногда нарочно посыпают
пылью, если лицо, удостоившееся высочайшей
аудиенции, имеет много могущественных врагов
при дворе. Мне самому случилось раз видеть
одного важного сановника, у которого рот до
такой степени был набит пылью, что, подползя
к трону на надлежащее расстояние, он не
19*	ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
способен был вымолвить слова. И ничем не из-
бавиться от этой пытки, так как плевать и вы-
тирать рот во время аудиенции в присутствии
его величества считается большим преступле-
нием. При этом дворе существует еще один
обычай, к которому я отношусь с крайним не-
одобрением. Когда король желает мягким и ми-
лостивым образом казнить кого нибудь из са-
новников, он повелевает посыпать пол особым
ядовитым коричневым порошком, полизав кото-
рый приговоренный умирает в течение два-
дцати четырех часов. Впрочем, следует отдать
должное великому милосердию этого монарха
и его попечению о жизни подданных (в этом
отношении европейским монархам не мешало бы
подражать ему) и к чести его сказать, что
после каждой такой казни отдается строгий приказ
начисто вымыть пол в аудиенц-зале, и в случае
небрежного исполнения этого приказа слугам
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛАПУТУ
425
угрожает опасность навлечь на себя немилость
монарха. Я сам слышал, как его величество
давал распоряжение отстегать плетьми одного
□ажа за то, что тот, несмотря на свою очередь,
злонамеренно пренебрег своей обязанностью и
не позаботился об очистке пола после казни;
благодаря ртой небрежности был отравлен явив-
шийся на аудиенцию молодой, подававший боль-
шие надежды вельможа, хотя король в то время
вовсе не имел намерения лишить его жизни.
Однако добрый монарх был настолько мило-
стив, что освободил пажа от порки, после того
как тот пообещал, что больше не будет так по-
ступать без специального распоряжения короля.
Возвратимся, однако, к нашему повествованию:
когда я дополз ярда на четыре до трона, я осто-
рожно встал на колени и, стукнув семь раз
лбом о пол, произнес следующие слова, заучен-
ные мною накануне: Икплит глоффзсроб сквут-
серомм блиоп мляшнальт зеин тнодбокеф слиофед
гердлеб ашт. рто приветствие установлено зако-
нами страны для всех лиц, допущенных к ко-
ролевской аудиенции. Перевести его можно так:
Да переживет ваше небесное величество солнце на
одиннадцать с половиною лун! Выслушав привет-
ствие, король задал мне вопрос, который я хотя
и не понял, но ответил ему, как меня научили:
Флюфт дрин ялерик дуольдам прастред мирную,,
что означает: Язык мой во рту моею друид.
Этими словами я давал понять, что прошу обра-
титься к услугам моего переводчика. Тогда был
введен уже упомянутый мной молодой человек,
с помощью которого я отвечал на все вопросы,
которые его величеству было угодно задавать
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
♦2в
мне в течение более часа. Я говорил на баль-
нибарбийском языке, а переводчик передавал
все сказанное мною по-лаггнеггски.
Я очень понравился королю, и он приказал
своему блиффмарклубу, то есть обер - гофмей-
стеру, отвести во дворце помещение для меня
и моего переводчика, назначив мне довольствие
и предоставив кошелек с золотом на прочие
расходы.
Я прожил в этой стране три месяца, пови-
нуясь желанию его величества, который осы-
пал меня высокими милостями и делал мне
очень лестные предложения. Но я счел более
благоразумным и справедливым провести оста-
ток своих дней с женою и детьми.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Похвальное слово лаггнежцам. Подробное описание
струльдбругов*со включением многочисленных бесед
автора по этому поводу со многими выдающимися
людьми.
аггнежцы обходитель-
ный и великодушный
народ. Хотя они не ли-
шены некоторой гор-
дости, свойственной
всем восточным наро-
дам, тем не менее они
очень любезны с ино-
странцами, особенно
с теми, кто пользуется
расположением двора.
Я сделал много знакомств среди людей самого выс-
шего общества и при посредстве переводчика
вел с ними приятные и поучительные беседы.
♦28
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Однажды, когда я находился в избранном
обществе, мне был задан вопрос: видел ли
я кого нибудь из струльдбругов пли бессмерт-
ных? Я отвечал отрицательно и попросил объяс-
нить мне, что может означать это слово в при-
ложении к смертным существам. Мой собесед-
ник ответил мне, что изредка у кого нибудь
пз лаггнежцев рождается ребенок с круглым
красным пятнышком на лбу, как раз над левой
бровью; это служит несомненным признаком,
что такой ребенок никогда не умрет. Пятнышко
имеет сначала величину серебряной монеты
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛАПУТУ
429
э три пенса, но с течением времени разра-
стается и меняет свой цвет; в двенадцать лет
оно делается зеленым и остается таким до два-
дцати пяти, затем цвет его переходит в темно-
синий. В сорок пять лет пятно становится чер-
ным как уголь и увеличивается до размеров
английского шиллинга, после чего не подвер-
гается дальнейшим изменениям. Дети с пятныш-
ком рождаются, впрочем, так редко, что, по
мнению моего собеседника, во всем королевстве
не наберется больше тысячи ста струлъдбругов
обоего пола; до пятидесяти человек живет в сто-
лице и среди них есть девочка, родившаяся
около трех лет тому назад. Рождение таких де-
тей не составляет принадлежности определен-
ных семей, по является чистой случайностью,
так что даже дети струлъдбругов смертны, как
и все люди.
Признаюсь откровенно, этот рассказ привел
меня в неописанный восторг; и так как мой
собеседник понимал язык Бальнибарби, на ко-
тором я очень хорошо говорил, то я не мог
сдержать своих чувств, выразив их, быть мо-
жет, чересчур пылко. В восхищении я восклик-
нул: Счастливая нация, где каждый рождаю-
щийся ребенок имеет надежду стать бессмерт-
ным! Счастливый народ, имеющий столько живых
примеров добродетелей предков и стольких на-
ставников, способных научить мудрости, добы-
той опытом всех прежних поколений! Но сто-
крат счастливы несравненные струлъдбруги^ са-
мой природой изъятые от подчинения общему
бедствию человеческого рода, а потому обла-
дающие умами независимыми и свободными от
480
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
подавленности и угнетенного настроена, при-
чиняемого постоянным страхом смерти! Я вы-
разил удивление, что не встретил при дворе
ни одного из этих славных бессмертных; чер-
ное пятно на лбу — настолько бросающаяся
в глаза примета, что я не мог бы не обратить
на нее внимания; между тем невозможно допу-
стить, чтобы его величество, рассудительнейший
монарх, не окружил себя столь мудрыми и опыт-
ными советниками. Разве что добродетель этих
почтенных мудрецов слишком сурова для испор-
ченных и распущенных придворных нравов;
ведь мы часто познаем на опыте, с каким упрям-
ством и легкомыслием молодежь не хочет слу-
шаться трезвых советов старших. Как бы то
ни было, если его величеству было угодно раз-
решить мне свободный доступ к его особе,
я воспользуюсь первым удобным случаем и при
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛАПУТУ	131
помощи переводчика подробно и свободно вы-
скажу ему мое мнение по этому поводу. Однако
угодно ли ему будет последовать моему совету
или нет, сам я во всяком случае с глубочайшею
благодарностью приму неоднократно высказан-
ное его величеством милостивое предложение
поселиться в его государстве и проведу всю свою
жизнь в беседах со струльдбругами, этими выс-
шими существами, если только им угодно бу-
дет допустить меня в свое общество.
Человек, к которому я обратился с этой
речью, потому что (как я уже заметил) он го-
ворил на бальнибарбийском языке, взглянув на
меня с улыбкой сожаления по поводу моего
невежества, сказал, что он рад всякому предлогу
удержать меня в стране и цросит моего позво-
ления перевести всем присутствующим то, что
мной было только что сказано. Закончив свой
перевод, он в течение некоторого времени раз-
говаривал с ними на местном языке, которого
я совершенно не понимал; точно так же я не
мог догадаться по выражению их лиц, какое
впечатление произвела на них моя речь. После
непродолжительного молчания мой - собесе дни к
сказал мне, что его и мои друзья (так он счел
удобным выразиться) восхищены моими тон-
кими замечаниями по поводу великого счастья
и преимущества бессмертной жизни и что они
очень желали бы знать, какой образ жизни
я избрал бы себе, если бы волей судьбы я ро-
дился струлъдбругом.
Я отвечал, что не трудно быть красноречи-
вым на столь богатую и увлекательную тему,
особенно мне, так часто тешившему себя меч-
432
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
гами о том, как бы я устроил свою жизнь,
если бы был королем, генералом или видным
сановником; что же касается бессмертия, то
я нередко размышлял о подробностях моего
образа жизни и времяпрепровождения, если бы
мне было суждено жить вечно.
Итак, если бы мне суждено было родиться
на свет струлъдбругом, то, едва только научив-
шись различать между жизнью и смертью и
познав таким образом, в чем заключается мое
счастье, я прежде всего приложил бы все уси-
лия свои к тому, чтобы сделаться богатым.
Преследуя эту цель при помощи бережливости
и умеренности, я с полным основанием мог бы
рассчитывать лот через двести стать первым
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛАПУТУ	433
богачом в королевстве. Далее, с самой ранней
юности я предался бы изучению наук и искусств
и таким образом со временем затмил бы всех
своей ученостью. Наконец, я вел бы тщатель-
ную летопись всех выдающихся общественных
событий и беспристрастно зарисовывал бы ха-
рактеры сменяющих друг друга монархов и вы-
дающихся государственных деятелей, сопрово-
ждая эти записи своими размышлениями и на-
блюдениями. Я бы тщательно заносил в рту
летопись все изменения в обычаях, языке,
одежде, пище и развлечениях. Благодаря своим
знаниям и наблюдениям я стал бы живым кла-
дезем премудрости и настоящим оракулом сво-
его народа.
После шестидесяти лет я перестал бы меч-
тать о женитьбе, но был бы гостеприимен,
оставаясь попрежнему бережливым. Я занялся бы
формированием умов подающих надежды юно-
шей, убеждая их на основании моих воспоми-
наний, опыта и наблюдений, подкрепленных
бесчисленными примерами, сколь полезна до-
бродетель в общественной и личной жизни. Но
самыми лучшими и постоянными моими друзьями
и собеседниками были бы мои собратья по бес-
смертию, между которыми я бы избрал человек
двенадцать, начиная от самых глубоких стари-
ков и кончая своими сверстниками. Если бы
между ними оказались нуждающиеся, я предло-
жил бы им удобное помещение в моем доме и
всегда приглашал бы их к своему столу, при-
соединяя к ним небольшое число наиболее вы-
дающихся смертных; с течением времени я при-
вык бы относиться равнодушно к смерти дру-
Часть третья
434
зей, п не без Удовольствия смотрел бы на их
потомков, в роде того как мы любуемся ежегод-
ной сменой гвоздик и тюльпанов в нашем саду,
нисколько не сокрушаясь о тех, что цвели
и увяли прошлое лето.
Мы, струльдбруги, будем обмениваться друг
с другом собранными нами в течение веков
наблюдениями и воспоминаниями, отмечать все
большее и большее проникновение разврата
в мир и бороться с ним на каждом шагу на-
шими предостережениями и наставлениями,
каковые, в соединении с могущественным
влиянием нашего личного примера, может
быть предотвратят непрестанное вырождение
человечества, вызывавшее испокон веков столь
справедливые сокрушения.
Ко всему этому прибавьте удовольствие быть
свидетелем различных революций и уничтоже-
ния государств и империй, удовольствие видеть
перемены во всех слоях общества от высших
до низших; древние города в развалинах; без-
вестные деревушки, ставшие резиденцией коро-
лей; знаменитые реки, высохшие в ручейки;
океан, обнажающий один берег и наводняющий
другой; открытие многих неизвестных еще
стран; погружение в варварство культурнейших
народов и приобщение к культуре народов самых
варварских. Мне будет вероятно суждено также
быть свидетелем многих великих открытий,
например, непрерывного движения и универсаль-
ной медицины.
Каких только чудесных открытий мы не сде-
лали бы тогда в астрономии, обладая возмож-
ностью самолично проверять правильность
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛАПУТУ
435
наших собственных предсказаний, наблюдать
появление и возвращение комет и все перемены
в движениях солнца, луны и звезд!
Я распространился также на множество дру-
гих тем, которые в изобилии были доставлены
мне естественным желанием бесконечной жизни
и подлунного счастия. Когда я кончил, и содер-
жание моей речи было переведено тем из при-
сутствующих, которые не понимали ее, лаггнежцы
436
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
начали оживленно разговаривать между собой
на местном языке, по временам с насмешкой
поглядывая на меня. Наконец, господин, слу-
живший мне переводчиком, сказал, что все
просят его вывести меня из заблуждения,
в которое я впал вследствие слабоумия, свой-
ственного человеческой природе вообще, что
до некоторой степени извиняет меня. Тем более,
что порода струлъдбруюв составляет исключи-
тельную особенность их страны; ибо подобных
людей нельзя встретить ни в Бальнибарби, ни
в Японии, где он имел честь быть посланником
его величества и где к его рассказу о суще-
ствовании этого замечательного явления отне-
слись с большим недоверием; да и мое удивле-
ние, когда он в первый раз упомянул мне
о бессмертных, яспо свидетельствует, насколько
новым был для меня этот факт и с каким тру-
дом я верил своим ушам. Во время своего пре-
бывания в обоих названных королевствах оп
вел долгие беседы с местными жителями и сде-
лал наблюдение, что долголетие является общим
желанием, заветнейшей мечтой всех людей
и что всякий, стоящий одной ногой в могиле,
старается как можно прочнее утвердить свою
другую ногу на земле. Самые дряхлые старпкп
дорожат каждым лишним днем жизни и смотрят
на смерть, йак на величайшее зло, от которого
природа всегда побуждает бежать подальше.
Только здесь, на острове Лаггнегге, нет этой
бешеной жажды жизни, ибо у всех перед гла-
зами живой пример долголетия струльдбруги.
Придуманный мной образ жизни—безрассуден
н нелеп, потому что предполагает вечную моло-
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛАПУТУ
«7
дость, здоровье и силу, на что не вправе на-
деяться ни один человек, как бы веобузданы
ни были его желания. Вопрос, стало быть, не
в том, предпочтет ли человек сохранить на-
всегда свежесть молодости и ее спутников—силу
и здоровье, а в том, как он проведет беско-
нечную жизнь, подверженную всем невзгодам,
которые приносит с собой старость. Ибо, хотя
ие много людей изъявят желание остаться бес-
смертными на таких тяжелых условиях, все же
438
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
собеседник мой заметил, что в обоих упомя-
нутых королевствах, то есть в Бальнибарби
и в Японии, каждый старается по возможности
отдалить от себя смерть, — в каком бы преклон-
ном возрасте она нп приходила; и ему редко
приходилось слышать о людях, добровольно
лишавших себя жизни, разве что их побуждали
к этому нестерпимые физические страдания или
большое горе. И он спросил меня, не наблю-
дается ли то же самое явление и в моем оте-
честве, а также в тех странах, которые приве-
лось посетить мне во время моих путешествий.
После этого предисловия он сделал мне под-
робное описание живущих среди них струмд-
бругов. Он сказал, что почти до тридцатилетнего
возраста они ничем не отличаются от остальных
людей; затем становятся мало по малу мрач-
ными и угрюмыми, и меланхолия их растет
до восьмидесяти лет. Это он узнал из их при-
знаний; так как их рождается не больше двух
или трех в столетие, то они слишком мало-
численны для того, чтобы можно было прийти
к прочному выводу на основании объективных
наблюдений. По достижении восьмидесятилет-
него возраста, который здесь считается пределом
человеческой жизни, они не только подвер-
гаются всем недуг ам и слабостям, свойственным
прочим старикам, но бывают еще подавлены
страшной перспективой влачить такое существо-
вание вечно. Струльдбруги не только упрямы,
сварливы, жадны, угрюмы, тщеславны и болт-
ливы, но они неспособны также к дружбе
и лишены естественных добрых чувств, которые
у них не простираются дальше, чем на внуков.
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛАПУТУ
439
Зависть и немощные желания непрестанно сне-
дают их, причем главными объектами зависти
являются у них, повидимому, пороки молодости
и смерть стариков. Размышляя над первыми,
они с горечью сознают, что для них совершенно
отрезана всякая возможность наслаждения; а при
виде похорон ропщут и жалуются, что для них
нет надежды достигнуть тихой пристани,
в которой находят покой другие. В их памяти
хранится лишь усвоенное и воспринятое в юности
или в зрелом возрасте, да и то в очень несо-
вершенном виде, так что при проверке под-
линности какого нибудь события или осведо-
млении о его подробностях надежнее полагаться
на устные предания, чем на самые ясные их
воспоминания. Наименее несчастными среди них
являются впавшие в детство и совершенно
потерявшие память; они внушают к себе больше
жалости и участия, потому что лишены множе-
ства дурных качеств, которые изобилуют
у остальных бессмертных.
Если случится, что струлъдбруг женится на
женщине, подобно ему обреченной на бессмер-
тие, то этот брак, благодаря снисходительности
законов королевства, расторгается, лишь только
младший из супругов достигает восьмидесяти-
летнего возраста. Ибо закон считает неразумной
жестокостью отягчать бедственную участь без-
винно осужденных на вечную жизнь бременем
вечной жены.
Как только струлъдбруш.ч исполняется восемь-
десят лет, для них наступает гражданская смерть;
наследники немедленно получают их имущество;
лишь небольшой паек оставляется для их про-
uo
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
питания, бедные же содержатся на обществен-
ный счет. По достижении этого возраста они
считаются неспособными к занятиям должно-
стей, соединенных с доверием или доходами,
они не могут ни покупать, ни брать в аренду
землю, им пе разрешается выступать свидете-
лями ни по уголовным, пи по гражданским
делам, пи даже по тяжбам из-за границ земель-
ных владений.
В девяносто лет у струлъдбругов выпадают
зубы и волосы; в этом возрасте они перестают
различать вкус пищи, но едят и пьют все, что
попадается под руку, без всякого удовольствия
и аппетита. Болезни, которым они подвержены,
продолжаются без усиления и ослабления. В раз-
говоре они забывают названия самых обыденных
вещей и имена лиц даже их ближайших друзей
и родственников. Вследствие этого они пе спо-
собны развлекаться чтением, так как их память
не удерживает начала фразы, когда они доходят
до ее конца; таким образом они лишены
единственного доступного для них развлечения.
Так как язык этой страны постоянно изме-
няется, то струлъдбруги, родившиеся в одном сто-
летии, с трудом понимают язык людей, родив-
шихся в другом, а после двухсот лет вообще
неспособны вести разговор (кроме небольшого
количества фраз, состоящих из общих слов)
с окружающими их смертными, и таким образом
они подвержены печальной участи чувствовать
себя иностранцами в своем отечестве.
Вот какое описание струлъдбругов было сде-
лано мне, и я думаю, что передаю его совер-
шенно точно. Позднее я собственными глазами
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛАПУТУ
441
увидел пять или шесть струльдбруюв различного
возраста, и самым молодым из них было не
больше двухсот лет; мои друзья, приводившие
их ко мне несколько раз, хотя и говорили им,
что я великий путешественник и видел весь
свет, однако струлъдбруш не полюбопытствовали
задать мне ни одногд вопроса; они просили
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
442
меня только дать им сломскудаск. то есть пода-
рок на память. $то благовидный способ выпра-
шивания милостыни в обход закона, строго
запрещающего струльдбрушм нищенство, так
как они содержатся на общественный счет,
хотя, надо сказать правду, очень скудно.
Струльдбругов все ненавидят и презирают.
Рождение каждого из них служит дурным пред-
знаменованием и записывается с большой акку-
ратностью; так что возраст каждого можно
узнать, справившись в государственных архивах,
которые, впрочем, не восходят дальше тысячи
лет или по крайней мере были уничтожены
временем или общественными волнениями. Но
обыкновенный способ узнать лета стпрульдбруга
это спросить его, каких королей и каких зна-
менитостей он может припомнить, и затем
справиться с историей, ибо последний монарх,
удержавшийся в его памяти, мог начать свое
царствование только в то время, когда этому
сттфульдбругуещене исполнилось восьмидесяти лет.
Мне никогда не приходилось видеть такого
омерзительного зрелища, какое представляли
Эти люди, причем женщины были еще против-
нее мужчин. Помимо обыкновенной уродли-
вости, свойственной глубокой дряхлости, они
с годами все явственнее становятся похожими
на привидения, ужас которых не поддается
никакому описанию. Среди пяти или шести
женщин я скоро различил тех, что были старше,
хотя различие в годах между ними измерялось
всего какой-нибудь сотней или двумя годов.
Читатель легко поверит, что, после всего
мной услышанного и увиденного, мое горячее
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛАПУТУ
4 УЗ
желание быть бессмертным значительно по-
остыло. Я искренно устыдился заманчивых
картин, которые рисовало мое воображение,
и подумал, что ни один тиран не мог бы изо-
брести казни, которой я с радостью не при-
нял бы, лишь бы только избавиться от такой
жизни.
Король весело посмеялся, узнав о разговоре,
происшедшем у меня с друзьями, ц предложил
ш
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
мне взять с собой на родину парочку струлъд-
бругов, чтобы излечить моих соотечественников
от страха смерти. Я бы охотно принял на себя
Заботу и расходы по их перевозке, если бы
основные законы королевства не запрещали
струльдбругам оставлять свое отечество.
Нельзя не согласиться, что здешние законы
относительно струльдбруюв отличаются большой
разумностью и что всякая другая страна
должна была бы в подобных обстоятельствах
ввести такие ясе законы. Иначе, благодаря
алчности, являющейся необходимым следствием
старости, эти бессмертные завладели бы со вре-
менем собственностью всей нации п присвоили
бы себе всю гражданскую власть, что, вслед-
ствие пх полной неспособности к управлению,
привело бы к гибели государства.
'/-Жч
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Автор оставляет Лайнса и отправляется в Япо-
нию. Отсюда он возвращается на голландском
корабле в Амстердам, а из Амстердама в Англию
полагаю, что рассказ о
струлъдбругах доставил не-
которое развлечение чита-
телю, так как он отли-
чается некоторой необыч-
ностью; по крайней мере,
я не помню, чтобы встре-
чал что нибудь подобное в
других книгах путешест-
вий, попадавшихся мне под
руки. Если же я ошибаюсь,
пусть извинением моим по-
служит то, что путешественники, описывая одну
и ту же страну, могут невольно остановиться на
одних и тех же подробностях, не заслуживая
446
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
вследствие этого упрека в заимствовании или
списывании у тех, кто раньше их побывал в
посещенных ими местах.
Между королевством Лаггнегг и Великой Япон-
ской Империей существуют постоянные торго-
вые сношения, и весьма вероятно, что японские
писатели упоминают о струльдбругах; но мое пре-
бывание в Японии было настолько кратковре-
менно и мне настолько непонятен японский
язык, что я не имел возможности узнать что
нибудь по этому поводу. Однако я надеюсь, что
голландцы на основании моего рассказа заинте-
ресуются бессмертными и исправят мои неточ-
ности.
Его величество очень уговаривал меня занять
при его дворе какую нибудь должность, но, видя
мое твердое решение возвратиться на родину,
согласился отпустить меня и соизволил даже
собственноручно написать рекомендательное пи-
сьмо к японскому императору. Он подарил мне
также четыреста сорок четыре крупных золо-
тых монеты (здесь любят четные числа) вместе
с красным алмазом, который я продал в Англии
за тысячу сто фунгов.
6 мая 1709 года я торжественно расстался
с его величеством и со всеми моими друзьями.
Король был настолько любезен, что повелел
отряду своей гвардии сопровождать меня до
Глангвенстальда, королевского порта, лежащего
на юго-западной стороне острова. Через шесть
дней я был на корабле, отплывавшем в Японию.
После пятнадцатидневного пути корабль вошел
в небольшой порт Ксамоши, расположенный
в юго-восточной части Японии. Город построен
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛАПУТУ	Ш
на длинной косе, от которой идет узкий про-
лив, ведущий к северу в длинный морской рукав,
на северо-западной стороне которого находится
Иедо, столица империи. Высадившись на берег,
я показал таможенным чиновникам письмо его
императорскому величеству от короля Лаггнегга.
В таможне прекрасно знали королевскую печать,
величиной с мою ладонь. На ней изображен
был король, помогающий хромому нищему под-
няться с земли. Городской магистрат, услыхав
448
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
об ртом письме, принял меня как посла друже-
ственное державы. Он снабдил меня экипажами
и слугами п взял на себя расходы по моей
поездке в Иедо. По прибытии туда я получил
аудиенцию и вручил письмо. Оно было вскрыто
с большими церемониями и прочитано импера-
тору через переводчика, который по приказа-
нию его величества предложил мне выразить
какую пибудь просьбу, и она немедленно будет
исполнена императором в уважение к его цар-
ственному брату, королю Лаггнегга. Па обязан-
ности этого переводчика лежало ведение дел
с голландцами; поэтому он скоро догадался по
моей внешности, что я европеец, и повторил
слова его величества па голландском языке,
которым он владел в совершенстве. Согласно
ранее принятому решению, я отвечал, что я
голландский купец, потерпевший кораблекруше-
ние в одной далекой стране, откуда морем и
сушей добрался в Лаггнегг, а из Лаггнегга при-
был на корабле в Японию, с которой, как мне
было известно, мои соотечественники ведут тор-
говлю; я надеюсь, что мне представится случай
вернуться с кем нпбудь из пих па родину, и
в ожидании такого случая я почтительно ярошу
его величество разрешить мне под охраной от-
правиться в Нагасаки. Я попросил также, чтобы
его величество, из уважения к моему покрови-
телю королю Лаггнегга, милостиво освободил
меня от совершения возлагаемого на моих со-
отечественников обряда попрания ногами распя-
тия, * ибо заброшен в его страну несчастиями и
пе имею намерения вести торговлю. Когда пере-
водчик передал императору эту просьбу, его
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛАПУТУ
449
величество несколько удивился и сказал, что
я первый из моих соотечественников обнаружи-
ваю щепетильность в этом вопросе, так что у
него закрадывается сомнение, действительно ли
я голландец; из моих слов видно только, что
я настоящий христианин; тем не менее, во вни-
мание к моим доводам и главным образом из
желания оказать любезность королю Лаггнегга
необычным знаком своего благоволения, он со-
глашается на мою странную прихоть, но преду-
преждает, что придется действовать осторожно, и
он отдаст своим чиновникам приказание про-
пустить меня как бы по забывчивости; ибо,
если узнают об этом мои соотечественники-гол-
ландцы, то они, по уверению императора, пере-
режут мне по дороге горло. Я выразил ко-
ролю при помощи переводчика благодарность
за столь исключительную милость. Так как
в это время в Нагасаки собирался выступить
отряд солдат, то офицер, начальствовавший над
Этим отрядом, получил приказ охранять меня
по пути и специальные инструкции насчет
распятия.
После весьма долгого и утомительного путе-
шествия я прибыл в Нагасаки 9 июня 1709 года.
Здесь скоро я познакомился с компанией гол-
ландских моряков, служивших на амстердамском
корабле Амбоина, вместимостью в 450 тонн.
Я долго жил в Голландии, учился в Лейдене и
хорошо знал голландский язык. Матросы скоро
узнали, откуда я прибыл, и стали с любопыт-
ством расспрашивать о моих путешествиях и о
моей жизни. Я сочинил коротенькую, но правдо-
подобную историю, утаив большую часть собы-
450
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
тий. У меня было много знакомых в Голлан-
дии, и потому мне было не трудно придумать
фамилию моих родителей, которые, по моим
словам, были скромные поселяне из провинции
Гельдерланд. Я предложил капитану корабля
(некоему Теодору Вангрульту) взять с меня
сколько ему будет угодно за доставку в Голлан-
дию; но, узнав, что я хирург, он удовольство-
вался половиной нормальной платы, с условием,
чтобы я исполнял у него на корабле обязан-
ности врача. Перед тем как отправиться в путь,
матросы не раз спрашивали меня, исполнил ли
я упомянутую выше церемонию, но я отделы-
вался неопределенным ответом, что мной
были исполнены все требования императора и
двора. Однако шкипер, злобный парень, указал
на меня офицеру, говоря, что я еще не топ-
тал распятие. Но офицер, получивший секрет-
ный приказ не требовать от меня исполнения
формальностей, дал негодяю в ответ двадцать
бамбуковых ударов по плечам, после чего ко
мне никто больше не приставал с подобными
вопросами.
Во время этого путешествия не произошло
ничего заслуживающего упоминания. До мыса
Доброй Надежды у нас был попутный ветер. Мы
сделали там небольшую остановку, чтобы на-
брать пресной воды. 10 апреля 1710 года мы
благополучно прибыли в Амстердам, потеряв
в дороге только четырех человек: трое умерли
от болезней, а четвертый упал с бизань-мачты
в море у берегов Гвинеи. Из Амстердама я скоро
отправился на небольшом городском судне в
Англию.
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛАПУТУ
451
16 апреля мы бросили якорь в Даунсе. Я вы-
садился на другой день утром и снова увидел
свою родину после пяти с половиной лет отсут-
ствия из нее. * Я отправился прямо в Редрифф,
куда прибыл в два часа по полудни того же дня
и застал жену и детей в добром здоровье.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
ПУТЕШЕСТВИЕ
В СТРАНУ
ГУИГНГНМОВ
pate VLPar UH!
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Автор отправляется в путешествие капитаном
корабля. Ею экипаж составляет против нею за-*
говор; ею содержат долгое время под стражей
в каюте и высаживают на берег в неизвестной
стране. Он направляется вглубь этой страны.
Описание особенной породы животных йэху. Ав-
тор встречает двух гуигнгнмов.
провел дома с же-
ной и детьми около
пяти месяцев и мог
бы назвать себя
очень счастливым,
если бы научился
наконец познавать,
что такое счастье.
Я оставил мою бед-
ную жену беремен-
ной и принял вы-
годное предложение занять должность капитана на
корабле Адвенчюрер) хорошем купеческом судне,
вместимостью в 350 тонн. Я хорошо изучил море-
ходное искусство, а обязанности хирурга мне по-

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
рядочно надоели; вот почему, не отказываясь при
случае заняться и этим делом, я пригласил в ка-
честве корабельного врача Роберта Пьюрефой,
человека молодого, но искусного. Мы отплыли
из Портсмута 7 сентября 1710 года; 14-го мы
встретили у Тенерифа капитана Пококка, из
Бристоля, который направлялся в Кампеши за
сандаловым деревом. Но поднявшаяся 16 числа
буря разъединила нас; по возвращении в Ан-
глию я узнал, что корабль его потонул, и из
всего экипажа спасся один только юнга. Этот
капитан был славный парень и хороший моряк,
но отличался некоторым упрямством в своих
мнениях, и этот недостаток погубил его, как
он погубил уже многих других. Ибо, если бы
он последовал моему совету, то теперь, подобно
мне, преспокойно находился бы дома в своей
семье.
На моем корабле несколько матросов умерло
от горячки,, так что я принужден был попол-
нить экипаж людьми с Барбадоса и других Ан-
тильских островов, у которых я останавливался,
согласно данным мне хозяевами корабля ин-
струкциям. Но скоро мне пришлось горько рас-
каяться в этом: оказалось, что большая часть
набранных мною матросов были морские раз-
бойники. Я имел пятьдесят человек на борту и
мне было поручено вступить в торговые сно-
шения с индейцами, населяющими острова Юж-
ного океана, и произвести исследование этих
широт. Негодяи, которых я взял на корабль,
подговорили остальных матросов, и все они
составили заговор, с целью завладеть кораблем
и арестовать меня. В одно прекрасное утро они
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУИГНГНМОВ 457
привели свой замысел в исполнение: ворвались
ко мне в каюту, связали меня по рукам и ногам
и угрожали выбросить за борт, если я вздумаю
сопротивляться. Мне оставалось только сказать
им, что я их пленник и покоряюсь своей уча-
сти. Они заставили меня поклясться в этом, и,
когда я исполнил их требование, развязали меня,
приковав лишь за ногу цепью к кровати и по-
ставив возле моей двери часового с заряжен-
ным ружьем, которому приказали стрелять в меня
при малейшей моей попытке к освобождению.
Они присылали мне пищу и питье, а управле-
458
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
нпе кораблем захватили в свои руки. Целью их
было сделаться пиратами и грабить испанцев;
однако, вследствие своей малочисленности, они
не могли немедленно заняться этим. Поэтому
они решили распродать товары, находившиеся
на корабле, и направиться к острову Мадага-
скару для пополнения экипажа, так как многие
из них умерли во время моего заключения.
В течение многих недель разбойники плавали
по океану, ведя торговлю с индейцами. Но я не
знал взятого ими курса, так как все это время
находился под строжайшим арестом в каюте,
ежеминутно ожидая жестокой казни, которою
они часто угрожали мне.
9 мая 1711 года ко мне в каюту спустился
некий Джемс Уэльч и объявил, что по прика-
занию капитана он высадит меня на берег.
Я пытался было усовестить его, но напрасно;
он отказался даже сказать мне, кто был их
новым капитаном. Разбойники посадили меня
в баркас, позволив надеть мое лучшее, почти
новое платье и взять небольшой узел белья:
а из оружия оставили мне только тесак; и они
были настолько любезны, что не обыскали
у меня карманов, в которых находились деньги
и кое-какие мелочи. Отплыв от корабля на рас-
стояние лиги, разбойники высадили меня на
берег. Я просил сказать мне, что это за страна.
Мои люди побожились, что знают об этом не
больше меня; они сказали только, что капитан
(как они называли его), распродав весь кора-
бельный груз, решил отделаться от меня, лишь
только они увидят где нибудь землю. Затем они
немедленно отчалили и, посоветовав мне как
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУИ ГНГНМОВ 459
можно скорее итти внутрь страны, чтобы не
быть захваченным приливом, пожелали мне сча*
стливого пути.
В этом незавидном положении я направился
вперед наудачу и скоро выбрался с песчаного
берега и присел на холмик отдохнуть и пораз-
мыслить, что делать дальше. Отдых немного
подкрепил мои силы, и я продолжал путь, решив
отдаться в руки первым дикарям, которых
встречу по дороге, и купить у них жизнь за
несколько браслетов, стекляшек и других безде-
лушек, какими обыкновенно запасаются моряки,
отправляясь в дикие страны; несколько таких
безделушек было и у меня. Местность была
пересечена длинными рядами деревьев, которые,
повидимому, были посажены здесь не рукою
человека, а природой; между деревьями рассти-
лались большие луга и поля, засеянные овсом.
Я осторожно подвигался вперед, оглядываясь
по сторонам, из боязни, как бы кто нибудь не
напал на меня врасплох или не подстрелил
сзади или сбоку из лука. Через несколько
времени я вышел на проезжую дорогу, на кото-
рой заметил много следов человеческих ног,
но еще больше отпечатков лошадиных копыт.
Наконец, я увидел в поле каких то животных;
два пли три таких же животных сидели на
деревьях. Их крайне странная и безобразная
внешность несколько смутила меня, и я прилег
за кустом, чтобы лучше разглядеть их. Некото-
рые подошли близко к тому месту, где я лежал,
так что я мог видеть их очень отчетливо.
Голова и грудь у них были покрыты густыми
волосами, у одних вьющимися, у других глад-
460
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
кими; Оороды их напоминали козлиные; вдоль
спины и передней части лап тянулись узкие
полоски шерсти; но остальные части их тела
были голые, так что я мог видеть их кожу,
темно-коричневого цвета. Хвоста у них не было,
и задница была голая, исключая мест вокруг
заднего прохода; я полагаю, что природа покрыла
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУИГНГНМОВ 461
Эти места волосами, чтобы предохранить их во
время сидения на земле; ибо эти существа
сидели, лежали п часто становились па задние
лапы. Вооруженные сильно развитыми, крючко-
ватыми и заостренными когтями на передних
и задних лапах, они с ловкостью белки карабка-
лись на самые высокие деревья. Они часто
прыгали, скакали и бегали с удивительным про-
ворством. Самки были несколько меньше сам-
цов; на голове у них росли длинные гладкие
волосы, но лица были чистые, а некоторые
другие части тела были покрыты только лег-
ким пушком, кроме заднепроходного отверстия
и срамных частей; груди их висели между
передними лапами, и часто, когда они ползали
на четвереньках, почти касались земли. Волосы
как у самцов, так и у самок, были различных
цветов: коричневые, черные, красные и золо-
тистые. В общем я никогда еще, во все мои
путешествия, не встречал более безобразного
животного, которое с первого же взгляда вызы-
вало бы к себе такое отвращение. Полагая, что
я достаточно насмотрелся на них, я встал с чув-
ством омерзения и гадливости и продолжал свой
путь по дороге, в надежде, что она приведет
меня к хижине какого нибудь индейца. Но не
успел я сделать нескольких шагов, как встретил
одно из описанных мною животных, направляв-
шееся прямо ко мне. Заметив меня, уродина
остановилась и с ужасными гримасами вытара-
щила на меня глаза как на существо никогда
им невиданное; затем, подойдя ближе, подняла
свою переднюю лапу, — то ли из любопытства,
то ли из злобы,—я не мог определить. Тогда
462
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
я вынул тесак и плашмя нанес им сильный
удар по лапе животного; я не хотел бить его
лезвием, ибо боялся, что навлеку на себя недо-
вольство обитателей этой страны, если им станет
известно, что я убил или изувечил принадле-
жащее им животное. Почувствовав боль, животное
пустилось наутек и завизжало так громко, что из
соседнего поля прибежало целое стадо, около
сорока штук, таких же тварей, которые столпи-
лись вокруг меня с воем и ужасными гримасами.
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУПГПГНМОВ 463
Я бросился к дереву и, прислонясь спиной к его
стволу, стал размахивать тесаком, не подпуская
к себе гнусных тварей. Однакоже несколько
представителей этой проклятой породы, ухва-
тившись за ветви сзади меня, взобрались на
дерево и начали оттуда испражняться мне на
голову. Правда, мне удалось увернуться, при-
жавшись плотнее к стволу дерева, но я чуть не
задохся от падавшего со всех сторон вокруг
меня вонючего кала.
Вдруг в этот критический момент я увидел,
что все животные бросились убегать со всех ног.
Тогда я решился оставить дерево и продолжать
путь, недоумевая, что бы могло так напугать их.
Но взглянув налево, я увидел спокойно двигав-
шуюся по полю лошадь; вид этой лошади,
которую мои преследователи заметили раньше,
и был причиной их поспешного бегства. При-
близившись ко мне, лошадь слегка вздрогнула,
но скоро оправилась и стала смотреть мне
прямо в лицо с выражением крайнего удивле-
ния. Она осмотрела мои руки и ноги и не-
сколько раз обошла кругом меня. Я хотел
было итти дальше, но лошадь загородила дорогу,
продолжая кротко смотреть на меня и не выра-
жая ни малейшего намерения причинить мне
какое либо насилие. Так мы и стояли некото-
рое время, оглядывая друг друга; наконец,
я набрался смелости протянуть руку к шее
лошади с намерением погладить ее, насвистывая
и пустив в ход приемы, какие обычно приме-
няются жокеями с целью приручить незнако-
мого коня. Но животное отнеслось, повидимому,
к моей ласке с презрением, замотало головой,
464
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
нахмурило брови и, тихонько подняв правую
переднюю ногу, отстранило мою руку. Затем
лошадь заржала три или четыре раза, но с та-
кими разнообразными модуляциями, что я готов
был подумать, уж не разговаривает ли она на
своем языке.
Когда мы стояли таким образом друг против
друга, к нам подошла еще одна лошадь. Она
обратилась к первой с самым церемонным при-
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУИГНГНМОВ 46S
ветствием: они легонько постукались друг
с другом правыми передними копытами и стали
поочередно ржать, варьируя звуки на разные
лады, так что они казались почти членораздель-
ными. Затем они отошли от меня на несколько
шагов, как бы с намерением посовещаться,
и начали прогуливаться рядышком взад и впе-
ред, подобно людям, решающим важный вопрос,
но часто при этом посматривали на меня,
словно наблюдая, чтобы я не удрал. Поражен-
ный таким поведением неразумных животных,
я пришел к заключению, что обитатели этой
страны должны быть мудрейшим народом на
земле, если только они одарены разумом в соот-
ветственной степени. Эта мысль подействовала
на меня так успокоительно, что я решил про-
должать путь, пока не достигну какого нибудь
жилья или деревни, или не встречу кого нибудь
из туземцев, оставя лошадей беседовать между
собой, сколько им вздумается. Но первая из
них, серая в яблоках, заметив, что я ухожу, по-
вернула ко мне голову и заржала, обращаясь
ко мне, таким выразительным тоном, что мне
показалось, будто я понимаю, чего она хочет;
я тотчас повернулся назад и подошел к ней
в ожидании дальнейших приказаний; при этом
я всячески старался скрыть свой страх, ибо
я начал уже немного побаиваться исхода этого
приключения; и читатель легко может себе
представить, что положение мое было не из
приятных.
Обе лошади подошли ко мне вплотную
и с большим вниманием начали рассматривать
мое лицо и руки. Серый конь ощупал со всех
466
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
сторон мою шляпу правым копытом передней
ноги, отчего она так помялась, что мне при-
шлось снять ее и поправить; проделав это,
я снова надел ее. Мои движения, повидимому,
сильно поразили серого коня и его товарища
(караковой масти): последний прикоснулся к по-
лам моего кафтана, и то обстоятельство, что
они болтались свободно, снова привело в боль-
шое изумление обеих лошадей. Караковый конь
погладил меня по правой руке, повидимому
удивляясь ее мягкости и цвету, но он так крепко
сжал ее между копытом и бабкой, что я не
вытерпел и закричал. После этого оба коня
стали прикасаться ко мне осторожнее. Боль-
шое недоумение вызвали у них мои башмаки
и чулки, которые они многократно ощупывали
с ржанием и жестами, очень найоминая фило-
софа, пытающегося понять какое либо новое
и трудное явление.
Вообще поведение этих животных отличалось
такой последовательностью и целесообразностью,
такой обдуманностью и рассудительностью, что,
в конце-концов, у меня возникла мысль, уж не вол-
шебники ли это, которые превратились в лошадей
с каким-нибудь неведомым для меня умыслом, и,
повстречав по дороге чужестранца, решили поза-
бавиться с ним; а может быть были действительно
поражены видом человека, по своей одежде, чер-
там лица и телосложению очень непохожего на
людей, живущих в этой отдаленной стране.
Придя к такому заключению, я решился обра-
титься к ним со следующей речью: Господа,
если вы действительно колдуны, как я имею
достаточные основания полагать, то вы пони-
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУИГНГНМОВ 467
маете все языки; поэтому я осмеливаюсь доло-
жить вашей милости, что я —бедный англичанин,
которого злая судьба забросила на ваш берег;
и я прошу разрешения сесть верхом на одного
из вас, как на настоящую лошадь, и доехать
до какого нибудь хутора или деревни, где
я мог бы отдохнуть и найти приют. В благо-
дарность за эту услугу, я подарю вам вот этот
ножик или этот браслет, —- тут я вынул обе
вещицы из кармана. Во время моей речи оба
коня стояли молча, как будто слушая меня
с большим вниманием; когда я кончил, они
стали оживленно что то ржать другу другу,
468
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
словно ведя между собой серьезный разговор.
Для меня стало ясно тогда, что их язык
отлично выражает чувства, и что, при незна-
чительном усилии, слова его можно разложить
на звуки и буквы, пожалуй, даже легче, чем
китайские слова.
Я отчетливо расслышал слово Йеху, которое
оба коня повторили несколько раз. Хотя я не
мог понять его значения, все же, вслушиваясь
внимательно в их разговор, я сам старался
произнести это слово; как только лошади замол-
чали, я громко прокричал: йэху, йэху—всячески
подражая ржанью лошади. $то, невидимому,
очень поразило их, и серый конь дважды по-
вторил это слово, как бы желая научить меня
правильному его произношению. Я стал повто-
рять за ним возможно точнее и нашел, что
с каждым разом делаю заметные успехи, хотя
и очень далек от совершенства. После этого
караковый конь попробовал научить меня еще
одному слову, гораздо более трудному для произ-
ношения ; согласно английской орфографии, его
можно написать так houyhnhnm (гуигтнм). Произ-
ношение этого слова давалось мне не так
легко, как произношение первого, но после
двух или трех попыток дело пошло лучше,
и обе лошади были, повидимому, удивлены моей
смышленностью.
Поговорив еще немного, вероятно попрежнему
обо мне, друзья расстались, постукавшись копы-
тами, как и при встрече; затем серый конь
сделал мне знак, чтобы я шел вперед, и я счел
благоразумным подчиниться его приглашению,
пока не найду лучшего руководителя. Когда
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУИГНГНМОВ 469
я замедлял свои шаги, конь начинал ржать:
«уул, ггуун. Догадавшись, что означает это
ржанье, я постарался, насколько мог, объяснить
ему, что устал и не могу итти скорее; тогда
конь останавливался, чтобы дать мне возмож-
ность отдохнуть.
ГЛАВА ВТОРАЯ
/ уттнм приводит автора к своему жилищу.
Описание этою жилища. Прием, оказанный автору.
Пища lyuuiiHMoe. Затруднения автора вследствие
отсутствия подходящей для нею пищи и устра-
нение этою затруднения. Чем питался автор
в этой стране.
делав около трех
миль, мы подошли
к длинному низко-
му строению, кры-
тому соломой и со
стенами из вбитых
в землю и переви-
тых прутьями коль-
ев. Здесь я почув-
ствовал некоторое оолсгчение и вынул из кармана
несколько безделушек, какими обыкновенно за-
пасаются путешественники для подарков аме-
риканским дикарям; я надеялся, что благодаря
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУИГПГНМОВ 471
этим безделушкам хозяева дома окажут мне
более радушный прием. Лошадь знаком пригла-
сила меня войти первым, и я очутился в про-
сторной комнате с чистым глиняным полом;
по одной ее стене, во всю длину, тянулись ясли
с решетками для сена. Там были трое лошаков
и две кобылицы: они не стояли возле яслей
и не ели, как это делают всегда незанятые
лошади, а сидели по собачьи, что меня крайне
удивило. Но я еще более удивился, когда увидел,
что другие лошади заняты домашними работами,
исполняя, повидимому, обязанности простых
слуг. Все это окончательно укрепило меня
в моем первоначальном предположении, что
парод, сумевший так выдрессировать неразум-
ных животных, несомненно, должен превосхо-
дить своею мудростью все другие народы зем-
ного шара. Серый конь вошел следом за мной,
предупредив, таким образом, возможность дур-
ного приема со стороны других лошадей. Он
несколько раз заржал повелительным тоном
хозяина, на что другие почтительно отвечали ему.
Кроме этой комнаты там было еще три, тя-
нувшиеся одна за другой вдоль здания: мы про-
шли в, них через три двери, расположенные по
одной линии в виде просеки. Во второй комнате
мы остановились; серый вошел в третью ком-
нату один, сделав мне знак обождать. Я остался
во второй комнате и приготовил подарки для
хозяина и хозяйки дома; это были два ножа,
три браслета с фальшивыми жемчужинами, ма-
ленькое зеркальце и ожерелья из бус. Конь
заржал три или четыре раза, и я насторожил
уши в надежде услышать в ответ человеческий
472
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
голос; но я услышал такое же ржание только
в немного более высоком тоне. Я начал думать
тогда, что дом этот принадлежит очень важной
особе, раз понадобилось столько церемоний
прежде, чем быть допущенным к хозяину. Но
чтобы важная особа могла обслуживаться только
лошадьми—было выше моего понимания. Я испу-
гался, уж не помутился ли мой рассудок от
перенесенных мною лишений и страданий. Я сде-
лал над собой усилие и внимательно осмотрелся
кругом: комната, в которой я остался один,
была убрана так же, как и первая только с боль-
шим изяществом и роскошью. Я несколько раз
протер глаза, но передо мной находились все
те же предметы. Я стал щипать себе руки и бока,
чтобы проснуться, так как мне все еще каза-
лось, что я сплю. После этого я окончательно
пришел к заключению, что вся эта видимость
есть пе что иное, как волшебство и магия.*Не
успел я остановиться на этой мысли, как в две-
рях снова показался серый конь и знаками при-
гласил последовать за ним в третью комнату,
где я увидел очень красивую кобылу с двумя
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУИГНГНМОВ 473
жеребятами; они сидели, поджав под себя задние
ноги, на недурно сделанных очень опрятных
и чистых соломенных цыновках.
Когда я вошел, кобыла тотчас встала и подо-
шла ко мне; внимательно осмотрев мои руки
и лицо, она отвернулась с выражением величай-
шего презрения; после этого она обратилась
к серому коню, и я слышал, как в их разговоре
часто повторялось слово йэхуу значения кото-
рого я тогда еще не понимал, хотя и изучил
его произношение прежде других слов, Но, к ве~
474
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
дичайшему своему уничижению, я скоро узнал,
что оно значит. Случилось это таким образом:
окончив переговоры с кобылой, серый конь,
кивнув мне головой и повторяя слово жуущ
пуущ которое я часто слышал от него в дороге,
и которое означало приказание следовать за ним,
вывел меня на задний двор, где находилось дру-
гое строение в некотором отдалении от дома.
Когда мы вошли туда, я увидел трех таких же
отвратительных тварей, с какими я повстречался
вскоре по прибытии в эту страну; они пожи-
рали коренья и мясо каких то животных,—впо-
следствии я узнал, что то были трупы дохлых
собак, ослов и коров. Все они были привязаны
за шею к бревну крепкими ивовыми прутьями;
пищу свою они держали в когтях передних ног
и разрывали ее зубами.
Хозяин копь приказал своему слуге, гнедому
юшаку, отвязать самого крупного из этих жи-
вотных и вывести его во двор; поставив нас
рядом, хозяин и слуга произвели тщательное
сравнение нашей внешности, несколько раз
повторяя при этом слово йэху. Невозможно опи-
сать ужаса и удивления, овладевших мной, когда
я заметил, что это отвратительное животное по
своему строению в точности напоминает чело-
века. Правда, липо у пего было плоское и широкое,
нос приплюснутый, губы толстые и рот огром-
ный, но эти особенности свойственны всем
вообще дикарям, потому что матери кладут
своих детей ничком на землю и таскают их за
спиной, отчего ребенок постоянно тыкается но-
сом о плечи матери. Передние лапы йэху отли-
чались от моих рук только длиной ногтей,
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУИГНТНМОВ 475
загрубелостью, коричневым цветом ладоней
и тем, что их тыльная сторона была покрыта
волосами. Такое же сходство и такие же разли-
чия существовали и между нашими ногами;
я сразу понял это, хотя лошади не могли ни-
чего заметить, так как на мне были чулки
и башмаки; то же надо сказать и относительно
всего тела вообще, исключая только цвета кожи
и волос, что было уже описано мною выше.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Но обеих лошадей повергало невидимому
в большое недоумение то обстоятельство, что
благодаря платью, о котором они не имели ни-
какого понятия, все остальные части моего
тела сильно отличались от тела йэху. Гнедой
лошак подал мне какой то корень, взяв его между
копытом и бабкой (каким образом делают это
лошади, будет описано в своем месте); я взял
его и, понюхав, самым вежливым образом воз-
вратил ему; тогда он принес из хлева йэху кусок
ослиного мяса, но оно издавало такой против-
ный запах, что я с омерзением отвернулся; ло-
шак бросил мясо йэху,) и животное с жадностью
сожрало его. Потом он показал мне охапку сена
и полный гарнец овса; но я покачал головою,
давая понять, что ни то ни другое не годится
мне в пищу. Тут я испугался, что мне придется
умереть с голоду, если я не встречу здесь чело-
века, подобного мне; что же касается двух гнус-
ных йэху} то будь в то время на моем месте
даже величайший друг человеческого рода, я уве-
рен, и он признал бы, что нет на свете оду-
шевленных существ более отвратительных, чем
Эти твари; и чем ближе я с ними знако-
мился во время моего пребывания в этой стране,
тем более усиливалась моя ненависть к ним.
Заметя это отвращение по моим жестам, конь
хозяин велел отвести йэху назад в хлев. После
этого он поднес ко рту переднее копыто, чем
я был немало изумлен, хотя он совершил это
движение с непринужденностью, свидетельство-
вавшей, что оно было для него самым естествен-
ным, и делал также другие знаки, желая узнать,
что же я буду есть; по я не мог ответит^ на
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУИГНГНМОВ 477
этот вопрос понятным для него образом, да
если бы даже он и понял меня, было бы не
легче, так как я не видел, откуда бы он мог
достать мне подходящую пищу. Во время этих
переговоров прошла мимо корова; я показал на
нее пальцем и выразил желание подойти к ней
и подоить ее. Меня поняли; ибо серый конь
повел меня обратно в дом и приказал кобыле-
служанке открыть одну комнату, где стояло
много молока в деревянной и глиняной посуде,
очень чистой и в большом порядке; кобыла по-
дала мне большую кружку с молоком, и я с удо-
вольствием напился, после чего почувствовал себя
гораздо бодрее и свежее.
Около полудня к дому подкатила особенного
устройства повозка, которую тащили четыре
йэху. В повозке сидел старый конь, повидимому,
478
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
знатная особа; он сошел на землю, опираясь на
задние ноги, потому что передняя левая нога
у него была повреждена. Этот конь приехал
обедать к моему хозяину, который принял его
с большой любезностью. Они обедали в лучшей
комнате, и на второе блюдо им подали овес,
вареный в молоке; гость ел это кушанье в горя-
чем виде, а остальные лошади—в холодном. Их
ясли расположены были кругообразно посреди
комнаты и разгорожены на несколько отделений,
возле которых все и уселись на подостланную
солому. Над яслями помещалась большая ре-
шетка с сеном, разгороженная на столько же
отделений, как и ясли, так что каждый конь
п каждая кобыла ели отдельно свои порции сепа
и овсяной каши с молоком, очень благопри-
стойно и аккуратно. Жеребята держали себя
весьма скромно, а хозяева были крайне любезны
и предупредительны к своему гостю. Серый ве-
лел мне подойти к нему и завел со своим дру-
гом длинный разговор обо мне, как я мог за-
ключись по тому, что гость часто поглядывал
па меня, и собеседники то и дело произносили
слово йэху.
Во время этого разговора я надел перчатки;
серый хозяин, заметив это, был поражен, и зна-
ками стал спрашивать, что это я сделал со
своими передними ногами; три или четыре раза
он прикоснулся к ним своим копытом, как бы
давая понять, что я должен привести их в пре-
жнее состояние, что я и сделал, сняв перчатки
и положив их в карман. Этот Эпизод вызвал
среди присутствующих оживленный разговор,
ц я заметил, что мое поведение расположило
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУИГНГНМОВ 479
всех в мою пользу, в чем вскоре я имел случай
убедиться. Мне было приказано произнести за-
ученные мной слова, и во время обеда хозяин
научил меня называть овес, молоко, огонь, воду
и некоторые другие предметы, что давалось мне
очень легко, так как еще с молоду я отличался
большими способностями к языкам.
После обеда конь-хозяин отвел меня в сто-
рону и дал понять мне знаками и словами свое
огорчение по поводу того, что для меня не было
подходящей еды. Овес на языке гуигнгнмов назы-
вается глуннг. $то слово я произнес два или три
раза, так как хотя сначала я отказался от овса,
однако, по некотором размышлении, нашел, что
из него можно приготовить нечто вроде хлеба;
а хлеб с молоком могли бы поддержать мое су-
ществование до тех пор, пока мне не предста-
вится случай уйти отсюда в какую нибудь дру-
гую страну, где я найду таких же людей, как
сам. Конь тотчас же приказал белой кобыле
служанке принести овса на деревянном блюде.
Я кое как поджарил этот овес на огне и стал
тереть пока не отстала шелуха, которую я по-
старался отвеять от зерна; затем я истолок зерно
между двух камней, взял воды, приготовил тесто,
испек его на огне и съел горячим, запивая
молоком. Сначала это кушанье показалось мне
крайне безвкусным, хотя оно очень распростра-
нено во многих европейских странах, но с тече-
нием времени я привык к нему. К тому же это
был не первый случай в моей жизни, когда при-
ходилось довольствоваться самою грубою пищей,
и я еще раз убедился в том, как мало взыска-
тельна человеческая природа. Не могу не заме-4
480
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
тить при этом, что за все время моего пребы-
вания па острове, я ни одной минуты не был
болен. Правда, иногда мне удавалось поймать
в сети, сделанные из волос йэху> кролика или
какую-нибудь птицу; иногда я находил съедобные
травы, которые варил и ел в виде приправы
к своим лепешкам, и изредка роскошествовал:
сбивал себе масло и лакомился простоквашей.
Сначала я очень болезненно ощущал отсутствие
соли, но скоро привык обходиться без нее, и я
убежден, что распространенное употребление
этого вещества есть результат невоздержанности,
и соль была введена главным образом для воз-
буждения жажды; исключая, конечно, случаи ,
когда она необходима для предохранения от
порчи мяса в далеких путешествиях или в ме-
стах, удаленных от рынков. Ведь мы не знаем
ни одного животного, которое любило бы соль.
Что касается меня, то должен признаться, что,
покинув эту страну, я очень не скоро на-
учился переносить вкус соли в кушаньях, кото-
рые я ел.
Но довольно об этом; я не хочу подражать
другим путешественникам, наполняющим целые
главы своих книг описанием своей пищи, как
будто читателю так уж интересно, хорошо пли
дурно кушал автор. Однако мне было необходимо
коснуться этого предмета, чтобы устранить вся-
кие недоразумения относительно того, каким
образом мог я просуществовать три года в такой
стране и среди такого населения.
С наступлением вечера конь-хозяин распоря-
дился отвести мне особое помещение в шести
ярдах от дома и отдельно от хлева йэху. Я нашел
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУИГНГНМОВ 481
там немного соломы и, покрывшись платьем,
крепко заснул. Но вскоре я устроился гораздо
удобнее, как читатель узнает из дальнейшего
рассказа, посвященного более подробному опи-
санию моего образа жизни в этой стране.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Автор обучается туземному языку. Гуигнгнм, ею
хозяин, помогает ему в занятиях. Язык гуигнгн-
мов. Много знатных гуигнгнмов приходит взглянуть
из любопытства на автора. Он вкратце расска-
зывает хозяину о своем путешествии.
оим главным заня-
тием было изуче-
ние языка; и все в
доме, начиная с хо-
зяина (так я буду
с этих пор назы-
вать серого коня)
и его детей и кон-
чая последним слу-
гою, усердно помо-
гали мне в этом.
Им казалось каким то чудом, что грубое жи-
вотное обнаруживает такую смышленность и со-
образительность. Я показывал на предмет паль-
цем и спрашивал его название, которое запо-
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУИГНГНМОВ 483
минал; затем, оставшись наедине, записывал в
свой путевой дневник; заботясь об улучшении
выговора, я просил кого нибудь из членов семьи
произносить почаще трудные слова. Особенно
охотно помогал мне в этих занятиях гнедой
лошак, слуга моего хозяина.
Произношение гуигнгнмов—носовое и гортанное,
и из всех известных мне европейских языков
язык их больше всего напоминает голландский
или немецкий, но он гораздо изящнее и выра-
зительнее. Император Карл V* сделал почти ана-
логичное наблюдение, сказав, что, если бы ему
пришлось разговаривать со своею лошадью, то
он обращался бы к ней по-немецки.
Любознательность и нетерпение моего хозяина
были так велики, что он посвящал много часов
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
своего досуга на обучение меня языку. Он был
убежден (как рассказывал мне потом), что я йэху
но моя понятливость, вежливость и опрятность
поражали его, так как подобные качества были
совершенно несвойственны этим животным.
Более всего его сбивала с толку моя одежда,
и он нередко задавался вопросом, составляет ли
она часть моего тела, или нет, ибо я ни-
когда не снимал ее, пока все в доме не засы-
пали, и надевал рано утром, когда все еще
спали. Мой хозяин сгорал желанием узнать, от-
куда я прибыл и каким образом приобрел ви-
димость разума, обнаруживавшегося во всех
моих поступках; ему хотелось поскорее услы-
шать из моих собственных уст всю историю
моих приключений. Он надеялся, что ждать ему
придется недолго: настолько велики были ус-
пехи, сделанные мной в заучивании и произно-
шении слов и фраз. Для облегчения запомина-
ния я расположил все выученные мною слова
в порядке английского алфавита и записал их
с соответствующим переводом. Спустя некото-
рое время я решился делать свои записи в при-
сутствии хозяина. Мне стоило не малого труда
объяснить ему, что я делаю, ибо гуишгнмы не
имеют ни малейшего представления о книгах
и письменности.
Приблизительно через десять недель я уже
способен был понимать большинство вопросов
моего хозяина, а через три месяца мог давать
на них довольно сносные ответы. Мой хозяин
особенно интересовался, из какой страны
я прибыл к ним и каким образом научился
подражать разумным существам, так как Иэху
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУИГНГНМОВ 485
(на которых* по его мнению, я был поразительно
похож головой, руками и лидом, т. е. теми ча-
стями тела, которые не были скрыты одеждой),
при всех свойственных им задатках хитрости
и большом предрасположении к злобе, поддаются
дрессировке хуже всех других животных. На это
я ответил, что я прибыл по морю очень изда-
лека со многими другими подобными мне су-
ществами в большой полой посудине, сделанной
из досок, и что мои спутники высадили меня
на этом берегу и оставили на произвол судьбы.
С большими затруднениями и только при по-
мощи знаков мне удалось сделать свою речь
понятной. Мой хозяин ответил мне, что я, должно
быть, ошибаюсь или говорю то, чего не было.
(Дело в том, что на языке гушнгнмов совсем нет
слов, обозначающих ложь и обман). Ему каза-
лось невозможным, чтобы за морем были какие
либо земли, и чтобы кучка диких зверей двигала
по воде деревянное судно, куда им вздумается,
Он уверен, что никто из гушнгнмов не в состоя*
нии соорудить такого судна, а тем более дове*
рить управление им Яэху.
Слово гушнгнм на языке туземцев означает
лошадь, а по своей этимологии — совершенство
природы. Я ответил хозяину, что мне еще трудно
выражать свои мысли, но я прилагаю все уси-
лия к лучшему усвоению языка п надеюсь, что
в скором времени буду в состоянии рассказать
ему много чудес. Это так заинтересовало хо-
зяина, что он просил свою жену, детей и при-
слугу не упускать ни одного случая для усовер-
шенствования моих познаний в языке, и сам
посвящал ежедневно два пли три часа занятиям
486
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
со мной. Скоро всюду по окрестностям разнес-
лась молва о появлении удивительного йэху,
который говорит, как гуигтпм, и в своих словах
и поступках как будто обнаруживает проблески
разум?, так что многие знатные кони и кобылы
часто приходили к нам взглянуть на меня. Им
доставляли удовольствие разговоры со мной;
они задавали мне много вопросов, на которые
я отвечал, как умел. Благодаря всем этим благо-
приятным обстоятельствам, я сделал такие успехи,
что через пять месяцев по приезде понимал
все, что мне говорили, и мог довольно сносно
объясняться сам.
Гуигтпмы, приходившие в гости к моему хо-
зяину, с целью повидать меня и поговорить со
мной, с трудом верили, чтобы я был настоящий
йэху, потому что по своему внешнему виду тело
мое сильно отличалось от йэху. Гуигтпмы были
удивлены тем, что видят у меня голую кожу
и волосы только на голове, лице и руках;
однако, спустя две недели после моего прибытия,
одна случайность открыла хозяину мою тайну.
Я уже сказал читателю, что с наступлением
ночи, когда весь дом ложился спать, я разде-
вался и укрывался своим платьем. Однажды
рано утром хозяин послал за мной своего ка-
мердинера, гнедого лошака; когда он вошел,
я крепко спал; прикрывавшее меня платье сва-
лилось, а рубашка задралась выше пояса. Про-
снувшись от произведенного им шума, я заме-
тил, что он находится в некотором замешатель-
стве. Кое как исполнив свое поручение, он
в большом испуге прибежал к своему господину
я смущенно рассказал ему все, что увидел.
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУИГНГНМОВ 487
Я сейчас же узнал об ртом, ибо когда, наскоро
одевшись, я отправился засвидетельствовать
свое почтение его милости, то первым делом
хозяин спросил меня, что означает рассказ
слуги, доложившего, будто во время сна я со-
всем не тот, каким бываю всегда; и будто не-
которые части моего тела совершенно белые,
другие—желтые или, по крайней мере, не такие
белые, а некоторые — совсем темные.
До сих пор я сохранял тайну моей одежды,
чтобы как можно больше отличаться от гнус-
ной породы йэху; но после этого случая было
488
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
бесполезно продолжать такую политику. Кроме
того, моя одежда и башмаки сильно износились,
и недалеко было время, когда они совсем раз-
валятся, и мне придется заменить их каким ни-
будь изделием из кожи йэху или других жи-
вотных и, следовательно, выдать всю свою тайну.
Поэтому я сказал моему хозяину, что в стране,
откуда я прибыл, подобные мне существа всегда
закрывают свое тело искусно выделанной шер-
стью некоторых животных, отчасти из скром-
ности, а отчасти для защиты тела от жары
и стужи. Что же касается лично меня, то,
если ему угодно, я готов немедленно представить
доказательство справедливости сказанного мной;
я только прошу извинения, что не обнажу пе-
ред ним тех частей тела, которые сама природа
научила нас скрывать. Выслушав меня, хозяин
сказал, что вся моя речь показалась ему крайне
странной и особенно ее последняя часть; он
не мог понять, каким образом природа внушает
нам скрывать то, что сама же она дала нам.
Ни сам он, ни его домочадцы не стыдятся ни-
какой части тела; впрочем, я могу поступать,
как мне будет угодно. В ответ на его пригла-
шение я растегнул кафтан и снял его, затем
снял жилет, башмаки, чулки и штаны; спустив
рубашку до поясницы, я обмотал ею, как поясом,
середину тела, чтобы скрыть мою наготу.
Хозяин наблюдал все мои действия с огром-
ным любопытством и удивлением. Он брал
одну за другой все принадлежности моего туа-
лета между копытом и бабкой и рассматривал
их с большим вниманием; потом он легонько
цогдадил мое тело и несколько раз осмотрел
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУПГНГНМОВ 489
его со всех сторон. Обследовав меня, он заявил,
что без всяких сомнений я — настоящий йэху
и отличаюсь от остальных индивидов моей по-
роды только мягкостью, белизною и гладкостью
кожи, отсутствием волос на некоторых частях
тела, формою и длиной когтей и наконец тем,
что притворяюсь, будто постоянно хожу на зад-
них ногах. Он не пожелал производить дальней-
ший осмотр и разрешил мне одеться, за что я был
очень благодарен ему, так как очень продрог,
490
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Я выразил хозяину большое неудовольствие
по поводу того, что он так часто называет
меня йэху, этой гнусной скотиной, к которой
я питаю глубочайшее отвращение и презрение.
Я просил его сделать мне милость не называть
меня этим словом и предложил изгнать его из
употребления по отношению ко мне как в его
семье, так и среди его друзей, которым он по-
казывает меня. Я просил его также сохранить
тайну искусственной оболочки моего тела, по
крайней мере до тех пор, пока она совершенно
не износится; что же касается его слуги, гнедого
лошака, то его милость пусть соблаговолит
приказать ему молчать.
На все это мой хозяин благосклонно согла-
сился, и таким образом тайна моей одежды была
сохранена до тех пор, пока она не стала изна-
шиваться, так что я должен был ухитриться
чем нибудь заменить ее, но об этом будет
рассказано ниже. С своей стороны хозяин
выразил желание, чтобы я как можно стара-
тельнее продолжал изучать их язык, так как
он больше поражен моим умом и способно-
стями к членораздельной речи, чем видом мо-
его тела, покрыто ли оно одеждой или нет,
и с большим нетерпением ожидает услышать
от меня чудеса, которые я обещал расска-
зать ему.
С этих пор хозяин еще с большим рвением
стал обучать меня; он водил меня с собой
в гости и просил всех обращаться со мною
вежливо, потому что, по его словам, такое об-
хождение приводит меня в хорошее настроение,
и я становлюсь более занятным.
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУИГНГНМОВ 491
Не ограничиваясь принятым на себя трудом
обучать меня языку, хозяин задавал мне еже-
дневно, когда я бывал в его обществе, множе-
ство вопросов относительно меня самого, на
которые я отвечал с большой готовностью; таким
образом у него постепенно составилось некото-
рое общее, хотя и очень несовершенное, пред-
ставление о том, что я собирался рассказать
ему. Было бы скучно излагать, шаг за шагом,
мои успехи в языке, позволившие мне вести
длинный разговор на серьезные темы, скажу
только, что первый мой более или менее об-
стоятельный рассказ о себе был приблизительно
таков:
Я прибыл, как я уже пробовал разъяснить ему,
пз весьма отдаленной страны вместе с пятью-
десятью такими же существами, как и я. Мы пла-
вали по морям в большой деревянной посудине,
размерами превосходящей дом его милости. Тут
я описал хозяину судно в возможно более по-
нятных выражениях и при помощи развернутого
носового платка показал, каким образом оно
приводится в движение ветром. После ссоры,
происшедшей между нами, продолжал я, я был
высажен на этот берег и пошел вперед, куда
глаза глядят, пока не подвергся нападению от-
вратительных йэху, от которых его появление
освободило меня. Тогда хозяин спросил меня,
кто сделал этот корабль и как случилось, что
гушнгнмы моей страны предоставили управление
им диким животным. На это я ответил, что
я только в том случае решусь продолжать свой
рассказ, если он даст мне честное слово не
обижаться, что бы он ни услышал; при этом
492
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
условии я исполню свое обещание и расскажу
ему множество удивительных вещей. Он согла-
сился. Тогда я сказал ему, что корабль был по-
строен такими же существами, как и я, которые
во всех странах, где мне приходилось путеше-
ствовать, так же как и в моем отечестве, яв-
ляются единственными разумными творениями,
господствующими над всеми остальными живот-
ными; и что, по прибытии сюда, я был так же
поражен при виде разумного поведения «ушягя-
мов, как поразили бы его или его друзей про-
блески ума в том создании, которое ему угодно
было назвать йэху; я должен, конечно, приз-
нать полное сходство моего тела с телом этих
животных, но не могу понять причину их вы-
рождения и одичания. Я прибавил далее, что,
если судьба позволит мне возвратиться когда ни-
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУЙГНГНМОВ 493
будь на родину, и я расскажу там об этом пу-
тешествии, как я решил это сделать, то мне
никто не поверит, и каждый будет думать,
будто я говорю то, чего не было, и что я выду-
мал свои приключения от начала до конца;
и, несмотря на все мое уважение к нему, к его
семье и его друзьям, я, помня его обещание не
обижаться, беру на себя смелость утверждать,
что мои соотечественники едва ли признают
вероятным, чтобы гуигнгнмы были где нибудь
господствующей породой, а йэху грубыми скотами.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Понятие гуигнгнмов об истине и лжи. Речь автора
вызывает негодование у его хозяина. Более подроб-
ный рассказ автора о себе и о своих путеше-
степях.
озяин слушал меня с выра-
жением большого замеша-
тельства на лице, так как
сомнение и недоверие на-
столько неизвестны в этой
стране, что гуигнгнмы не
знают как вести себя, когда
обстоятельства принуждают
их испытывать эти чувства.
И я помню, что, когда в
моих продолжительных бе-
седах с хозяином о качествах людей, живу-
щих в других частях света, мне приходилось
упоминать о лжи и обмане, то он лишь с
большим трудом понимал, чтй я хочу сказать,
несмотря на то, что отличался большой остро-
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУИГНГНМОВ 49S
той ума. Он рассуждал так: способность речи
дана нам для того, чтобы понимать друг друга
и получать сведения о различных предметах;
но если кто нибудь станет утверждать то, чего
нет, то назначение нашей речи совершенно
извращается, потому что в этом случае тот,
к кому обращена речь, не может понимать
своего собеседника; и он не только не полу-
чает никакого осведомления, но оказывается
в состоянии худшем, чем неведение, потому что
его уверяют, что белое — черно, а длинное —
коротко. Этим и ограничивались все его поня-
тия относительно способности лгать, в таком
совершенстве известной и так широко распро-
страненной во всех человеческих обществах.
Но возвратимся к нашему рассказу. Когда
я уверил своего хозяина, что йэху являются
единственными господствующими животными
на моей родине, чтб, по его словам, было со-
вершенно недоступно его пониманию, он поже-
лал узнать, нет ли у нас гугггнгнмов и, если есть,
то чем они занимаются. Я ответил ему, что их
у нас очень много, и летом они пасутся на
лугах, а зимою их держат в особых домах и
Юб
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
кормят сеном и овсом, где слуги Иэху чистят
их скребницами, расчесывают им гриву, обмы-
вают ноги, задают корм и готовят постель.
—Теперь я понимаю вас, заметил мой хозяин, из
сказанного вамп ясно, что, как ваши Наху ни
льстят себя мыслью, будто они разумные суще-
ства, все таки господами у вас являются tyuin-
шмы, и я от всей души желал бы, чтобы и
наши йэху были так же послушны.—Тут я стал
упрашивать его милость позволить мне не про-
должать рассказ, так как я уверен, что подроб-
ности, которых он ожидает от меня, будут для
него очень неприятны. Но он настаивал, говоря,
что желает знать все, как хорошее, так и дур-
ное. Я отвечал, что буду повиноваться, и сооб-
щил, что наши гуишкмы, которых мы назы-
ваем лошадьми, самые красивые и самые бла-
городные из всех животных; они отличаются
силой и быстротой и, когда принадлежат осо-
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУИГНГНМОВ Ш
бам богатым, то ими пользуются для путеше-
ствий, для бегов запрягают в элегантные эки-
пажи и обращаются с ними очень ласково и
Заботливо, пока они здоровы и ноги у них
крепкие, но едва только силы изменяют им,
как их продают и пускают во всевозможную гряз-
ную работу, за которой они и околевают; а по-
сле смерти с них сдирают кожу, продают ее за
49S
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТА Я
бесценок, труп же бросают на съедение собакам
и хищным птицам. Но судьба лошадей простой
породы не так завидна. Большая часть их при-
надлежит крестьянам и извозчикам, которые
заставляют их исполнять более тяжелую работу
и кормят их хуже. Я подробно описал ему нашу
манеру ездить верхом,
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУИГНГНМОВ 499
форму и употребление уздечки,
седла,
SOO
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
шпор,
кнута, упряжи и колес.
Я прибавил, что к копытам наших лошадей мы
прикрепляем пластины из особого твердого ве-
щества, называемого железом, для предохранс-
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУПГНГНМОВ 631
ния их от повреждений о каменистые дороги,
по которым мы больше всего ездим.
Энергично выразив свое величайшее негодо-
вание, мой хозяин был особенно поражен тем,
что мы осмеливаемся садиться верхом на tyuin-
шма, так как он был уверен, что самый слабый
его слуга способен сбросить наземь самого силь-
ного йэху или же, упав с ним на землю и ка-
таясь на спине, раздавить скотину до смерти.
Па это я ответил, что наших лошадей дресси-
руют с трех или четырех лет для различных
целей, к которым мы их предназначаем; что
тех, которые не поддаются этой дрессировке,
запрягают в телеги; что в молодом возрасте их
жестоко бьют кнутом за каждую своевольную
выходку; что самцов, предназначаемых для
упряжи или верховой езды, по достижении
двухлетнего возраста обыкновенно кастрируют,
502
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
чтобы выгнать из них дурь и сделать более
ручными и послушными; что все они очень
чувствительны к наградам и наказаниям; но
пусть его милость благоволит принять во вни-
мание, что подобно здешним йэа?у наши гуигн-
гнмы не обладают ни малейшими проблесками
разума.
Мне пришлось прибегнуть ко множеству ино-
сказаний, чтобы дать моему хозяину правильное
представление о том, что я говорил; дело в том,
что язык гуигнгнмов не отличается обилием и
разнообразием слов, ибо потребностей и стра-
стей у них меньше, чем у нас. Но невозможно
описать благородного возмущения моего хо-
зяина, вызванного рассказом о нашем варвар-
ском обращении с гуигнгнмами и особенно опи-
санием нашего обычая кастрировать их, чтобы
сделать их более покорными и помешать про-
изводить потомство. Он согласился с тем, что,
если есть страна, в которой только одни йэа?у
одарены разумом, то по всей справедливости
им и должно принадлежать господство над
остальными животными, так как разум, в конце
концов, всегда возобладает над грубой силой;
но, рассматривал внимательно строение нашего
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУИГНГНМОВ 603
тела, в частности моего, он находит, что ни
одно животное, одинаковой с нами величины,
не является так худо приспособленным для упо-
требления этого разума на службу повседнев-
ным жизненным потребностям. Поэтому его
интересует вопрос, с кем имеют большее сход-
ство существа, среди которых я жил: со мною
или с здешними йэху. Я стал уверять его, что
я так же хорошо сложен, как и большинство
моих сверстников; но что подростки и самки
гораздо более деликатны и нежны, и кожа у са-
мок обыкновенно бывает бела, как молоко. Хо-
зяин ответил мне, что я действительно отли-
чаюсь от других йэху, что я гораздо опрятнее
их и далеко не так безобразен, но с точки зре-
ния реальных преимуществ сравнение с ними
будет, по его мнению, не в мою пользу. Так,
мои ногти мне совсем ни к чему ни на перед-
них, ни на задних ногах; передние мои ноги
собственно нельзя даже назвать ногами, так
как он никогда не видел, чтобы я ходил на
них; они слишком деликатны, чтобы выдержать
соприкосновение с твердой землей, и я но боль-
шей части держу их открытыми, а если иногда
и закрываю, то покровы эти не той формы и
не так прочны, как те, что я ношу на задних
ногах; таким образом я не могу ходить уве-
ренно, потому что, если одна из моих задних
ног поскользнется, то я неизбежно должен буду
упасть. Затем он стал находить недостатки
в остальных частях моего тела: плоское лицо,
выдающийся нос, глаза, помещенные прямо
во лбу, так что я не могу смотреть по сторо-
нам, не поворачивая головы; не могу есть, не
504
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
прибегая к помощи передних ног, для чего, ве-
роятно, природа и наделила их столькими су-
ставами. Он не понимал назначения расчленен-
ных отростков на концах моих задних ног; по
его мнению, непокрытые кожей какого нибудь
другого животного, они слишком нежны для
твердых и острых камней, да и все мое тело
не имеет никакой защиты от стужи и зноя,
кроме платья, и я обречен на скучное и утоми-
тельное занятие ежедневно надевать и сбрасы-
вать его. Наконец, по его наблюдениям, все жи-
вотные этой страны питают инстинктивное от-
вращение к йэа?у, причем более слабые убегают
от йэху, а те, что посильнее, прогоняют их от
себя. Таким образом, если даже допустить, что
мы одарены разумом, все же непонятно, как
мы могли не только победить эту общую к нам
антипатию всех живых существ, но даже при-
ручить их и заставить служить себе. Однако
он не стал вести дальнейшего обсуждении этого
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУИГНГНМОВ 605
вопроса, потому что ему больше хотелось вы-
слушать историю моей жизни, узнать где я ро-
дился и что со мною было до моего прибытия
сюда.
Я заверил его, что с величайшей охотой
готов удовлетворить его любопытство, но сильно
сомневаюсь, удастся ли мне быть достаточно
ясным относительно явлепий, о которых у его
милости пе может быть никакого представле-
ния, так как я не заметил в этой стране ничего
похожего; тем не менее я буду всячески ста-
раться выражать свои мысли путем сравнений,
и прошу его любезной помощи, когда я встречу
затруднение в подыскании нужных слов. Его
милость обещал исполнить мою просьбу.
Я сказал ему, что родился от почтенных ро-
дителей на острове, называемом Англией, кото-
рый так далеко отсюда, что самый крепкий слуга
его милости едва ли мог бы добежать до него
в течение годичного движения солнца; что
я изучал хирургию, т. е. искусство излечивать
раны и повреждения, полученные от несчаст-
ных случайностей или нанесенные чужой рукой;
что моя родина находится под управлением самки
той же породы, что и я, которую мы называем
королевой; что я покинул родину с целью раз-
богатеть и по возвращении жить с семьей
в достатке; что в последнее свое путешествие
я был капитаном корабля и под моей коман-
дой находилось около пятидесяти йэху, из кото-
рых многие умерли в пути, и я принужден был
заменить их другими йэту, набранными среди
различных народов; что наш корабль дважды
подвергался опасности потонуть: одпн раз во
В06	ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
время сильной бури, а другой — наскочив ва
скалу. Здесь мой хозяин остановил меня и спро-
сил, каким образом я мог уговорить чужезем-
цев из разных стран отважиться на совместное
со мной путешествие после всех понесенных
мною потерь и испытанных опасностей. Я отве-
чал, что это были люди, отчаявшиеся в своей
судьбе, которых выгнала с родины нищета или
преступление. Одни были разорены бесконеч-
ными тяжбами; другие промотали свое имуще-
ство благодаря пьянству, разврату и азартной
игре; многие из них обвинялись в измене,
убийстве, воровстве, отравленья, грабеже, клят-
вопреступлении, подлоге, чеканке фальшивой
монеты, изнасиловании или мужеложстве, дезер-
тирстве и переходе на сторону неприятеля;
большинство были беглые из тюрем; они не
отважились вернуться на родину из страха быть
повешенными или сгнить в заточении и потому
были вынуждены искать средств к существо-
ванию в чужих краях.
Во время этого рассказа моему хозяину угодно
было несколько раз перебить меня. Мне часто
пришлось прибегать к иносказаниям, чтобы дать
ему представление о многочисленных престу-
плениях, принудивших большую часть моего
Экипажа покинуть свою родину. Понадобилось
несколько дней, прежде чем он научился пони-
мать меня. Он был вполном недоумении, что могло
побудить этих людей к совершению подобных
преступлений. Чтобы уяснить ему это, я поста-
рался дать ему некоторое представление о свой-
ственной всем нам ненасытной жажде власти,
об ужасных последствиях сластолюбия, невоз-
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУИГНГВМОВ 507
держности, злобы и зависти. Все это прихо-
дилось определять и Описывать при помощи
примеров и сравнений. После моих объяснений
хозяин с удивлением и негодованием поднял
глаза к небу, как мы делаем это, когда наше
воображение бывает поражено чем нибудь ни-
когда невиданным и неслыханным. Власть, пра-
вительство, война, закон, наказание и тысяча
подобных понятий не имели соответствующих
терминов на языке гуигнгнмов, что почти ли-
шало меня возможности дать моему хозяину
сколько нибудь правильное представление о том,
что я говорил ему. Но, обладая от природы
большим умом, укрепленным размышлением
и беседами, он в заключение довольно удовле-
творительно уяснил себе, на что бывает спо-
собна природа человека в наших странах,
и пожелал, чтобы я дал ему более подробное
описание той части свега, которую мы назы-
ваем Европой, и особенно моего отечества.
ГЛАВА ПЯТАЯ
По повелению своего хозяина автор знакомит его
с положением Англии. Причины войн между евро-
пейскими государями. Автор приступает к изло-
жению английской конституции.
усть читатель благово-
лит принять во внима-
ние то обстоятельство,
что нижеследующее из-
влечение из многочи-
сленных моих бесед с
хозяином содержит толь-
ко наиболее существен-
ное из того, что было
мной сказано в течение
около двух лет; его ми-
лость требовал от меня все больших подробностей
по мере того, как я совершенствовался в языке
lyuiHiHMoe. Я изложил ему как можно яснее общее
положение Европы, рассказал о торговле и про-
мышленности, науках и искусствах; и ответы,
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУИГНГНМОВ 509
которые я давал ему на вопросы, возникавшие
у него по разным поводам, служили в свою
очередь неиссякаемым источником для новых
бесед. Но я ограничусь здесь только самым
существенным из того, что было нами сказано
относительно моей родины, приведя эти разго-
воры в возможно более строгий порядок; при
этом я не стану обращать внимания на хроноло-
гическую последовательность и другие побочные
обстоятельства, я буду только заботиться об
истине. Меня беспокоит лишь то, что я вряд
ли сумею точно передать доводы и выражения
моего хозяина, и они сильно пострадают как
от моей неумелости, так и от их перевода на
наш варварский язык.
Итак, исполняя желание его милости, я рас-
сказал про последнюю английскую революцию,
произведенную принцем Оранским, многолетнюю
войну с Францией, начатую этим принцем
и возобновленную его преемницей, ныне цар-
ствующей королевой Анной, войну, в которой
приняли участие все великие христианские дер-
жавы и которая продолжается и до сих пор.
По просьбе моего хозяина я вычислил, что
в течение этой войны было убито должно быть
около миллиона йэжу, взято около ста городов
и в три раза более этого сожжено или зато-
плено кораблей.
Хозяин спросил меня, что же служит обыкно-
венно причиной или поводом, побуждающим
одно государство воевать с другим. Я отвечал,
что их несчетное количество; но я ограничусь
перечислением немногих, наиболее важных. Ино-
гда таким поводом является честолюбие мопар-
,м о
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
хов, которым все бывает мало земель ила людей,
находящихся под их властью; иногда—испор-
ченность министров, вовлекающих своих госу-
дарей в войну, чтобы заглушить и отвлечь жа-
лобы подданных на их дурное управление. Раз
личие мнений’стоило многих миллионов жизней;
например, является ли тело хлебом или хлеб
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУЙГНГНМОВ Kit
телом; является ли сок некоторых ягод кровью
или вином; нужно ли считать свист грехом или
добродетелью; что лучше: целовать кусок дерева
или бросать его в огонь; какого цвета должна
быть верхняя одежда: черного, белого, крас-
ного или серого; какова она должна быть: ко-
роткая или длинная, широкая или узкая, гряз-
ная или чистая, и т. д. и т. д. Я прибавил, что
войны наши бывают наиболее ожесточенными,
кровавыми и продолжительными именно в тех
случаях, когда они обусловлены различием
мнений, особенно если это различие касается
вещей несущественных.
Иногда война между двумя государями разго-
рается из-за решения вопроса, кому из них
812	ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
надлежит низложить третьего, хотя ни один из
них не имеет на то никакого права. Иногда
один государь нападает на другого из страха,
как бы тот не напал на него первым; иногда
война начинается потому, что неприятель силен,
а иногда, наоборот, потому что он слишком
слаб. Нередко у наших соседей нот того, что
есть у нас, или же есть то, чего нет у нас:
тогда мы деремся, пока они не отберут у нас
наше или не отдадут нам свое. Вполне извини-
тельным считается нападение на страну, если
население ее изнурено голодом, истреблено
чумою или обессилено внутренними раздорами.
Точно также признается справедливой война
с самым близким союзником, если какой нибудь
его город расположен удобно для нас или кусок
его территории округлит и завершит наши
владения. Если какой нибудь монарх посылает
свои войска в страну, население которой бедно
и невежественно, то половину его он может самым
законным образом истребить, а другую поло-
вину обратить в рабство, чтобы вывести этот
народ из варварства и приобщить к благам
цивилизации. Весьма распространен также сле-
дующий очень царственный и благородный
образ действия: государь, приглашенный соседом
помочь ему против вторгшегося в его пределы
неприятеля, по благополучном изгнании послед-
него захватывает владения союзника, на по-
мощь которому пришел, а его самого убивает,
заключает в тюрьму или изгоняет. Кровное род-
ство и брачные союзы являются весьма частой
причиной войн между государями, и чем ближе
Это родство, тем больше они склонны к вражде.
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУИГНГНМОВ 513
Бедные нации алчны, богатые надменны, а над-
менность и алчность всегда не в ладах. По всем
этим причинам ремесло солдата считается у нас
самым почетным, так как солдат есть йэ.гу, на-
нимающийся хладнокровно убивать возможно
большее число подобных себе существ, не при-
чинивших ему ни малейшего зла.
Кроме того в Европе существует особый вид
нищих государей/ неспособных вести войну
самостоятельно н отдающих свои войска в наем
SI*
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
богатым государствам за определенную поден-
ную плату с каждого солдата, из каковой платы
они удерживают в свою пользу три четверти,
что составляет существеннейшую статью их
доходов; таковы государи Германии и других
северных стран Европы.
Все, что вы сообщили мне (сказал мой хо-
зяин) по поводу войн, как нельзя лучше дока-
зывает действия того разума, на обладание ко-
торым вы притязаете; к счастью, однако, ваше
поведение не столько опасно, сколько позорно,
ибо природа создала вас так, что вы не можете
причинить особенно много зла.
В самом деле, ваш рот расположен в одной
плоскости с остальными частями лица, так что
вы вряд ли можете кусать друг друга, разве
что по обоюдному согласию. Затем ваши когти
на передних и задних ногах так коротки и нежны,
что каждый наш йэху легко справится с дюжи-
ной ваших собратьев. Поэтому что касается
приведенных вами чисел убптых в боях, то, мне
кажется, простите, вы говорите то, чего нет.
При этих словах я покачал головой и не мог
удержаться от улыбки. Военное искусство было
мне не чуждо, п потому я обстоятельно описал
ему, что такое пушки, кулеврины, мушкеты,
карабины, пистолеты, пулп, порох, сабли, штыки,
сражения, осады, отступления, атаки, мины
и контр-мпны, бомбардировки, морские сраже-
ния, потопление кораблей с тысячью матросов,
десятки тысяч убитых с каждой стороны; стоны
умирающих, взлетающие в воздух члены, дым,
шум, смятение, смерть под лошадиными копы-
тами; бегство, преследование, победа; поля, по-
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУИГНГНМОВ 515
крытые трупами, брошенными на съедение соба-
кам, волкам в хищным птицам; разбой, гра-
бежи, изнасилования, пожары, разорение. И, же-
лая похвастаться перед ним храбростью моих
дорогих соотечественников, я сказал, что сам
516
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
был свидетелем, как при осаде одного города
они взорвали на воздух сотню неприятельских
солдат и столько же в одном морском сражении,
так что куски человеческих тел падали точно
с неба, к общему удовольствию всех зрителей.
Я хотел было пуститься в дальнейшие под-
робности, но хозяин приказал мне замолчать. Вся-
кий, кто знает природу йэжу, сказал он, без труда
поверит, что такое гнусное животное способно
на все описанные мною действия, если его сила
и хитрость окажутся равными его злобе. Но
мой рассказ увеличил его отвращение ко всей
этой породе и поселил в уме его беспокойство,
которого он никогда раньше не испытывал.
Он боялся, что, привыкнув слушать подобные
гнусные слова, он со временем станет отно-
ситься к ним с меньшим отвращением. Хотя
он гнушался йэху, населяющих эту страну, все
же он не больше порицал их за их противные
качества, чем гннэйх (хищную птицу) за ее же-
стокость иди острый камень за то, что он по-
вредил его копыто. Но узнав, что существа,
притязающие на обладание разумом, способны
совершать подобные ужасы, он опасается, что
развращенный разум пожалуй хуже какой угодно
звериной тупости. Поэтому он склонен думать,
что мы одарены не разумом, а какой то осо-
бенной способностью, содействующей росту
наших природных пороков, подобно тому, как
волнующийся поток, отражая уродливое тело,
не только увеличивает его, но еще более обе-
зображивает.
Тут он заявил,* что уже достаточно наслу-
шался о войне как в этот наш разговор, так и
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУИГНГНМОВ 517
раньше. Теперь его немного смущал другой во-
прос. Я сообщил ему, что некоторые матросы
моего бывшего экипажа покинули свою родину,
потому что были разорены законом; хотя я уже
объяснил ему смысл этого слова, однако он
недоумевал, каким образом закон, назначение
которого охранять интересы каждого, может
привести кого нибудь к разорению. Поэтому он
желал услышать от меня более обстоятельные
разъяснения относительно того, чтб я понимаю
под законом и его применением, согласно
практике, существующей в настоящее время
у меня на родине: ибо, по его мнению, природа
и разум являются достаточными руководителями
разумных существ, какими мы считаем себя,
и ясно показывают нам, что мы должны делать
и чего должны избегать.
Я ответил его милости, что законы есть об-
ласть, в которой я мало сведущ, так как все
мое знакомство с ними ограничивается обра-
щением к стряпчим, безуспешно защищавшим
мою жалобу на причиненные мне несправедли-
вости; все же, по мере сил, я постараюсь удо-
влетворить его любопытство.
Я сказал, что у нас есть целая корпорация
людей, смолоду обученных искусству доказывать
при помощи пространных речей, что белое
черно, а черное бело, соответственно деньгам*
которые им за это платят. Эта корпорация
держит в рабстве весь народ. Например, если
моему соседу понравилась моя корова, то он
нанимает стряпчего с целью доказать, что он
вправе отнять у меня мою корову. С своей
стороны, для защиты моих прав мне необхо-
518
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
димо нанять другого стряпчего, так как закон
никому не позволяет защищаться в суде само-
стоятельно. Кроме того, мое положение закон-
ного собственника оказывается в двух отноше-
ниях невыгодным. Во первых, мой стряпчий,
привыкнув почти с колыбели защищать ложь,
чувствует себя не в своей стихии, когда ему
приходится отстаивать правое дело. И, оказав-
шись в положении неестественном, всегда дей-
ствует крайне неуклюже и подчас даже злона-
меренно. Невыгодно для меня также и то, что
мой стряпчий должен проявлять крайнюю осмо-
трительность, иначе он рискует получить заме-
чание со стороны судей и навлечь неприязнь
своих собратьев за унижение профессиональ-
ного достоинства. Таким образом, у меня только
два способа сохранить свою корову. Либо я под-
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУИГНГНМОВ 619
купаю двойным гонораром стряпчего противной
стороны, который подводит своего клиента,
намекнув суду, что справедливость на его сто-
роне. Либо мой защитник изображает мои пре-
тензии как явно несправедливые, высказывая
предположение, что корова принадлежит моему
противнику; если он сделает это достаточно
искусно, то расположение судей в мою пользу
обеспечено.
Ваша милость должна знать, что судьями у
нас называются лпца, на которых возложена
обязанность решать всякого рода имуществен-
ные тяжбы, а также уголовные дела; выбира-
ются они из числа самых искусных стряпчих,
состарившихся и обленившихся. Выступая всю
свою жизнь против истины и справедливости,
судьи эти с роковой необходимостью потвор-
ствуют обману, клятвопреступлению и насилию,
и я знаю, что сплошь и рядом они отказыва-
ются от крупных взяток, предлагаемых им пра-
вой стороной, лишь бы только не подорвать
авторитет сословия совершением поступка, не-
соответствующего его природе и достоинству.
В этом судейском сословии установилось пра-
вило, что однажды вынесенное решение может,
по аналогичному поводу, применяться вновь; на
этом основании они с великою заботливостью
сохраняют все старые решения, попирающп е
справедливость и здравый человеческий смысл.
Эти решения известны у них под именем пре-
цедентов; на них ссылаются как на авторитет,,
для оправдания самых несправедливых мнений,
и судьи никогда не упускают случая руковод-
ствоваться этими прецедентами.
520
ЧАС1Б ЧЕТВЕРТАЯ
При разборе тяжеб они тщательно избегают
касаться сущности дела; зато горячатся и кри-
чат до хрипоты, пространно излагая обстоятель-
ства, не имеющие к делу никакого отношения.
Так, в упомянутом уже случае, они никогда не
выразят желания узнать, какое право имеет мой
противник на мою корову и какие доказатель-
ства этого права он может представить; но про-
явят величайший интерес к тому, рыжая ли
упомянутая корова или черная; длинные у нее
рога или короткие; круглое ли то поле, на ко-
тором она паслась, или четыреугольное; дома ли
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУИГНГНМОВ 521
ее доят или на пастбище; каким болезням она
подвержена и т. п.; после этого они начнут
справляться с прецедентами, будут откладывать
дело с одного срока на другой и через десять,
двадцать или тридцать лет придут наконец
к какому нибудь решению.
Следует также принять во внимание, что это
судейское сословие имеет свой собственный
язык, особый жаргон, недоступный пониманию
обыкновенных смертных, на котором пишутся
все их законы, рти законы умножаются с та-
ким усердием, что ими совершенно затемнена
подлинная сущность истины и лжи, справедли-
вости и несправедливости; поэтому потребова-
лось бы не меньше тридцати лет, чтобы разре-
шить вопрос, мне ли принадлежит поле, достав-
шееся мне от моих предков, владевших им
в шести поколениях, или какому либо чуже-
земцу, живущему за триста миль рт меня.
Судопроизводство над лицами, обвиняемыми
в государственных преступлениях, отличается
несравненно большей быстротой и метод его
гораздо похвальнее: судья первым делом осведо-
мляется о настроении власть имущих, после чего
без труда приговаривает обвиняемого к пове-
шению или оправдывает, строго соблюдая при
Этом букву закона.
Тут мой хозяин прервал меня, выразив со-
жаление, что такие существа, как эти судей-
ские, одаренные, невидимому, судя по данному
мной описанию, удивительными способностями,
не поощряются к лучшему употреблению своих
талантов, например, к наставлению других муд-
рости и добродетели. В ответ на это, я уверил
522
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
его милость, что во всем, не имеющем отно-
шения к их профессии, они являются обыкно-
венно самыми невежественными и глупыми из
всех нас, неспособными вести самый простой
разговор, заклятыми врагами всякого знания и
всякой науки, так же склонными извращать здра-
вый человеческий смысл во всех других обла-
стях, как они извращают его в своей профессии.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Продолжение описания Англии. Характеристика
первого или главного министра при европейских
дворах.
ой хозяин все же
был совершенно не-
способен понять,
какие мотивы по-
буждают это сосло-
вие законниковтре-
вожиться, беспо-
коиться и вступать
в союз с неспра-
ведливостью про-
сто для нанесения
вреда своим ближним; он не мог также по-
стичь, что я разумею, говоря, что за свой
труд они получают плату. В ответ на это
мне пришлось с большими затруднениями опи-
сать ему употребление денег, материал, из ко-
524
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
торого они изготовляются, и дену благородных
металлов; я сказал ему, что, когда йэху собирает
большое количество этого драгоценного веще-
ства, то он может приобрести все, что ему взду-
мается: красивые платья, великолепные дома,
большие пространства земли, самые дорогие
яства и напитки; ему открыт выбор самых кра-
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУИГНГНМОВ 525
сивых самок. И так как одни только деньги
способны доставить все эти блага, то нашим
йэху все кажется, что денег у них недостаточно
па расходы или на сбережения, в зависимости
от того, к чему они больше предрасположены:
к мотовству или к скупости. Я сказал также,
что богатые пожинают плоды работы бедных,
которых приходится по тысяче на одного бо-
гача, и что громадное большинство нашего
народа вынуждено влачить жалкое существова-
ние, работая изо дня в день за скудную плату,
чтобы меньшинство наслаждалось всеми благами
жизни. Я подробно остановился на этом вопросе
и разных связанных с ним частностях, но его
милость плохо схватывал мою мысль, ибо он
исходил из положения, что все животные имеют
право на свою долю земных плодов, особенно те,
которые господствуют над остальными. Поэтому
он выразил желание знать, каковы же эти до-
рогие яства и почему некоторые из нас нуж-
даются в них. Тогда я перечислил все самые
изысканные кушанья, какие я только мог при-
помнить, и описал различные способы их при-
готовления, заметив, что за приправами к ним,
различными напитками и бесчисленными пря-
ностями приходится посылать корабли за море
во все страны света. Я сказал ему, что нужно
по крайней мере трижды объехать весь земной
шар прежде, чем удастся достать провизию для
завтрака какой нибудь знатной самки наших
йэху или чашку, в которой он должен быть
подан. Бедна же однако страна, — сказал мой
собеседник, — которая не может прокормить сво-
его населения! Но особенно его поразило то
526	ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
обстоятельство, что описанные мной обширные
территории совершенно лишены пресной воды,
и население их вынуждено посылать в замор-
ские земли за питьем. Я ответил ему на это,
что Англия (дорогая моя родина), по самому
точному подсчету, производит разного рода съест-
ных припасов в три раза больше, чем способно
потребить ее население, а что касается питья,
то из зерна некоторых злаков и из плодов неко-
торых растений мы извлекаем или выжимаем
сок и получаем таким образом превосходные
напитки; в такой же пропорции у нас произво-
дится все вообще необходимое для жизни. Но
для удовлетворения сластолюбия и неумерен-
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУИГНГНМОВ 827
ности самцов и суетности самок мы посылаем
большую часть наших предметов первой необхо-
димости в другие страны, откуда взамен выво-
зим материалы для питания наших болезней,
пороков и прихотей. Отсюда неизбежно следует,
что огромное количество моих соотечествен-
ников вынуждены добывать себе пропитание
нищенством, грабежом, воровством, мошенниче-
ством, сводничеством, клятвопреступлением, под-
купами, подделкой, ложью, игрой, холопством,
бахвальством, торговлей избирательными голо-
сами, бумагомаранием, звездочетством, отравле-
нием, развратом, ханжеством, клеветой, вольно-
думством и тому подобными занятиями; чита-
тель может себе представить, сколько груда мне
понадобилось, чтобы растолковать гушнгнму каж-
дое пз этих слов.
Я объяснил ему, что впно, привозимое к нам
из чужих стран, служит ве для восполнения
недостатка в воде и в других напитках, но влага
рта веселит нас, одурманивает, рассеевает гру-
стные мысли, наполняет мозг фантастическими
образами, убаюкивает несбыточными надеждами,
прогоняет страх, приостанавливает на некоторое
время деятельность разума, лишает нас способ-
ности управлять движениями нашего тела и
погружает в заключение в глубокий сон; правда,
нужно признать, что от такого сна мы просы-
паемся всегда больными и удрученными и что
употребление этой влаги рождает у пас всякие
недуги, делает нашу жизнь несчастной и сокра-
щает ее.
Кроме всего этого, большинство населения
добывает у нас средства к существованию снаб-
528
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
жением богачей и вообще друг друга предме-
тами первой необходимости и роскоши. Напри-
мер, когда я нахожусь у себя дома и одеваюсь,
как мне полагается, я ношу на своем теле ра-
боту по крайней мере ста человек; постройка
и обстановка моего дома требуют еще большего
числа рабочих, а чтобы нарядить мою жену,
нужно увеличить это число еще в пять раз.
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУИГНГНМОВ S29
Я собрался было рассказать ему еще об одном
классе людей, добывающем себе средства к жизни
уходом за больными, потому что несколько раз
упоминал уже его милости, что много матросов
на моем корабле погибло от болезней; но тут
мне пришлось затратить много времени на то,
чтобы растолковать ему мои намерения. Для
него было вполне понятно, что каждый гуигнгнм
слабеет и отяжелевает за несколько дней до
смерти или получает случайно какое нибудь
поранение. Но он не мог допустить, чтобы при-
рода, все произведения которой совершенны,
способна была взращивать в нашем теле боле-
зни, и просил меня разъяснить причину этого
непостижимого бедствия. Я рассказал ему, что
мы употребляем в пищу тысячу различных ве-
ществ, которые часто оказывают на наш орга-
низм прямо противоположное действие; что мы
едим, когда мы не голодны, и пьем, не чув-
ствуя никакой жажды; что целые ночи напро-
лет мы пьем крепкие напитки, и ничего при
этом не едим, чтд располагает нас к лени, во-
спаляет наши внутренности, расстраивает желу-
док или препятствует пищеварению; что зани-
мающиеся проституцией самки йэху приобре-
тают особую болезнь, от которой гниют кости,
и заражают этой болезнью каждого, кто попа-
дает в их объятия; что эта болезнь, как и
многие другие, передается от отца к сыну, так что
многие из нас уже при рождении на свет носят
в себе зачатки недугов; что понадобилось бы
слишком много времени для перечисления всех
болезней, которым подвержено человеческое тело,
так как не менее пяти или шести сот их пора-
530
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
жают каждый его член и сустав; словом, всякая
часть нашего тела, как внешняя, так и заутрен-
няя, подвержена множеству специфических бо-
лезней. Для искоренения этого зла у нас суще-
ствует целый класс специально обученных лю-
дей, которые лечат больных или показывают
вид, будто лечат. И так как я обладаю неко-
торыми сведениями в этом искусстве, то
в знак благодарности к его милости могу по-
святить его в тайны и методы, практикуемые
представителями этого класса.
Основное положение их науки гласит, что все
болезни происходят от переполнения, откуда
они справедливо заключают, что прежде всего
необходимо опорожнить тело или через есте-
ственный проход или верхом, через рот. Для
достижения этого они берут разные травы,
минералы смолы, масла, раковины, соли, соки,
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУИГНГНМОВ 53»
водоросли, экскременты, древесную кору, змей,
жаб, лягушек, пауков, мясо и кости покойников,
птиц, животных и рыб и изготовляют из всего
Этого микстуру, на запах и па вкус самую про-
тивную, самую тошнотворную и самую омер-
зительную, какую только возможно себе пред-
532
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
ставить, так что желудок немедленно с отвраще-
нием извергает ее вон; они называют ее рвотным.
Или же, приготовя из тех же веществ с придачей
некоторых ядов столь же пакостное и непере-
носимое для кишек лекарство, заставляют при-
нимать его (смотря по настроению медика) то
через верхнее, то через нижнее отверстие;
лекарство это, расслабляя брюхо, гонит из него
все его содержимое и называется слабительным
или клистиром. В самом деле, так как природа
(рассуждают медики) назначила человеку верхнее
переднее отверстие только для введения внутрь
твердых и жидких веществ, а нижнее заднее для
извержения,а при всех болезнях природа, по остро-
умной теории этих ловкачей, как бы выбивается
из седла, то для водворения ее на место
с телом больного нужно обращаться прямо про-
тивоположным образом и заставить оба отвер-
стия поменяться ролями: вводить твердые и
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУИГНГНМОВ 533
жидкие вещества через задний проход, а опо-
рожнения производить через рот.
Но кроме действительных болезней, мы под-
вержены множеству болезней мнимых, против
которых врачи изобрели мнимое лечение; эти
болезни имеют свои названия и соответствую-
53*
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
щие лекарства; ими всегда страдают самки
наших йэху.
Особенно отличается это племя в искусстве
прогноза; тут они редко совершают промах;
действительно, в случае настоящей болезни,
более или менее злокачественной, медики обык-
новенно предсказывают смерть, которая всегда
в их власти, между тем как излечение от них
не зависит; поэтому при неожиданных призна-
ках улучшения, после того как ими уже был
произнесен приговор, они, не желая прослыть
лжепророками, умеют доказать свою мудрость
своевременно данной дозой лекарства.
Равным образом они бывают весьма полезны
мужьям и женам, если те устали носить супру-
жеские цепи, старшим сыновьям, первым мини-
страм и часто государям.
Мне уже раньше приходилось беседовать
с моим хозяином о природе правительства вообще
и в частности — о нашей превосходной консти-
туции, вызывающей заслуженное удивление
и зависть всего света. Но когда я однажды
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУИГНГНМОВ 535
произнес слово министр, то мой хозяин, спустя
некоторое время, попросил меня объяснить ему,
какую именно разновидность йэху обозначаю
я этим словом.
Я ответил ему, * что первый или главный
министр государства, особу которого я намере-
ваюсь описать, является существом совершенно
неподверженным радости и горю, любви и не-
нависти, жалости и гневу; по крайней мере, он
не проявляет никаких страстей, кроме неистовой
жажды богатства, власти и почестей; он поль-
зуется словами для самых различных целей, но
только не для выражения своих мыслей; он
никогда не говорит правды, иначе как с наме-
рением, чтобы ее приняли за ложь, и лжет
только в тех случаях, когда хочет выдать свою
ложь за правду; люди, о которых он дурно отзы-
вается за глаза, могут быть уверены, что они
находятся на пути к почестям; если же он
начинает хвалить вас перед другими или в глаза,
с того самого дня вы человек погибший.
Наихудшим предзнаменованием для вас бывает
обещание министра, особенно когда оно под-
тверждается клятвой; после этого каждый бла-
горазумный человек удаляется и оставляет
всякую надежду.
Есть три способа, при помощи которых можно
достигнуть поста главного министра. Первый
способ—уменье распорядиться женой, дочерью
или сестрой; второй—предательство своего пред-
шественника или подкоп под него; и, наконец
третий — яростное нападение в общественных
собраниях на испорченность двора. Однако
мудрый государь отдает предпочтение тем? кто
536
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
применяет последний способ, ибо эти фанатики
всегда с наибольшим раболепием будут пота-
кать прихотям и страстям своего господина.
Достигнув власти, министр, в распоряжении
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУИГНГНМОВ 687
которого все должности, укрепляет свое поло-
жение путем подкупа большинства сенаторов
или членов большого совета; в заключение,
оградив себя от всякой ответственности особым
актом, называемым амнистией (я изложил его
милости его сущность), они удаляются от обще-
ственной деятельности, отягченные награблен-
ным у народа богатством.
Дворец первого министра служит рассадником
лиц, воспитывающихся для такого же рода
деятельности: пажи, лакеи, швейцары, подражая
своему господину, становятся такими же мини-
страми в своей сфере и в совершенстве изу-
чают три главных элемента этого искусства:
наглость, ложь и подкуп. Вследствие этого,
каждый из них имеет у себя свой двор,
составленный из лиц высшего круга; подчас,
благодаря ловкости и бесстыдству, им удается,
поднимаясь со ступеньки на ступеньку, стать пре-
емниками своего господина.
Первым министром управляет обыкновенно
какая нибудь старая распутница или лакей фаво-
рит; они являются каналами, по которым
разливаются все милости министра, и по справе-
дливости могут быть названы подлинными
правителями государства.
Однажды во время моего рассказа о нашем
дворянстве хозяин удостоил меня комплимен-
том, которого я совсем не добивался. Он сказал,
что я наверное родился в благородной семье,
так как по сложению, цвету кожи и чисто-
плотности я значительно превосхожу всех йэху
его родины, хотя, повидимому, и уступаю
последним в силе и ловкости, чтб, по его
538
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
мнению, обусловлено, моим образом жизни,
отличающимся от образа жизни других живот-
ных; кроме того, я не только одарен способ-
ностью речи, но также некоторыми зачатками
разума в такой степени, что все его знакомые
считают меня чудом.
Он обратил мое внимание на то, что среди
гуигнгнмов белые, гнедые и темносерые хуже
сложены, чем серые в яблоках, караковые
и вороные; они не обладают такими природ-
ными талантами и в меньшей степени под-
даются развитию; поэтому всю свою жизнь они
остаются в положении слуг, даже и не мечтая
о лучшей участи, ибо все их притязания были бы
признаны здесь противоестественными и чудо-
вищными.
Я выразил его милости мою нижайшую
благодарность за доброе мнение, которое ему
угодно было составить обо мне; но уверил его
в то же время, что происхождение мое очень
невысокое, и что мои родители были скромные
почтенные люди, которые едва имели возмож-
ность дать мне приличное образование; я ска-
зал ему, что наше дворянство совсем непохоже
на то представление, какое он составил себе
о нем; что молодые дворяне с самого детства
воспитываются в праздности и роскоши и, как
только им позволяет возраст, сжигают свои
силы в обществе распутных женщин, от кото-
рых заражаются дурными болезнями; промотав
таким образом почти все свое состояние, они
женятся ради денег на женщинах низкого
происхождения, не отличающихся ни красотой,
ни здоровьем, которых они ненавидят и прези-
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУИГНГНМОВ 539
рают. Плодом этих браков обыкновенно являются
золотушные, рахитические или уродливые дети;
при таких условиях дворянские фамилии редко
продолжаются долее трех поколений, разве только
жены предусмотрительно выбирают среди сосе-
дей и прислуги здоровых отцов в целях улучше-
ния и продолжения рода. Слабое болезненное
тело, худоба, землистый цвет лица — вот верные
признаки благородной крови; здоровое и крепкое
сложение считается даже бесчестьем для чело-
века знатного, ибо, при виде такого здоровяка,
все тотчас заключают, что его настоящим
отцом был конюх или кучер. Недостатки физи-
ческие сопровождаются недостатками умствен-
ными и нравственными, так что люди эти
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
540
представляют собой смесь хандры, тупоумия,
невежества, самодурства, чувственности и спеси.
И вот, без согласия* этого блестящего класса
не может быть издан, отменен или изменен
ни один закон; эти же люди безапелляционно
решают все наши имущественные отношения.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Глубокий патриотизм автора. Замечания хозяина
относительно описанных автором английской кон-
ституции и английскою правления, с приведением
параллелей и сравнений. Наблюдения хозяина над
человеческой природой.
птатель будет, пожалуй, удивлен,
каким образом я мог решиться
изобразить наше племя в столь
не прикрытом виде перед поро-
дой существ, и без того очень
склонявшихся к самому неблаго-
приятному мнению о человече-
ском роде, благодаря моему пол
ному сходству с тамошними йэху.
Но я должен чистосердечно при-
знаться, что сопоставление мно-
жества добродетелей этих пре-
красных четвероногих с человеческой испор-
ченностью до такой степени раскрыло мне
глаза и так расширило мой умственный круго-
542	ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Зор, что поступки и страсти человека предстали
мне в совершенно новом свете, и я пришел
к заключению, что не стоит щадить честь моего
племени; впрочем, мне бы это и не удалось
в присутствии лица со столь проницательным
умом, как мой хозяин, ежедневно изобличавший
меня в тысяче пороков, которых я вовсе не
Замечал до сих пор, и которые у нас, людей,
не считались бы даже легкими недостатками.
Равным образом, следуя его примеру, я воспи-
тал в себе глубокую ненависть ко всякой лжи
и притворству, и истина стала мне столь любез-
ной, что я решил пожертвовать всем ради нее.
По я хочу быть вполне откровенным с чита-
телем и сознаюсь, что у меня был еще более
могущественный мотив не церемониться при
изображении быта и нравов моих соотечествен-
ников. Не прожив в этой стране даже года,
я проникся такой любовью и уважением к ее
обитателям, что принял твердое решение никогда
больше не возвращаться к людям и провести
остаток дней своих среди этих удивительных
lyuuiniMoe^ созерцая всяческую добродетель и
упражняясь в ней; в стране, где перед моими
глазами вовсе не было дурных примеров и поощре-
ний к пороку. Но судьба, мой вечный враг,
постановила не отпускать на мою долю столь
огромного счастья. Однако я не без удовольствия
думаю сейчас, что в рассказах о моих соотече-
ственниках я смягчил их недостатки, насколько
Это было возможно в присутствии столь прони-
цательного ума, и каждый пункт оборачивал
так, чтобы представить его в наиболее выгод-
ном освещении. Ибо есть разве живое существо.
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУИГНГНМОВ 543
которое не питало бы слабости и не относи-
лось бы снисходительно к месту своего рождения?
Я передал только самое существенное из моих
многочисленных бесед с хозяином, продолжав-
шихся почти все время, когда я имел честь со-
стоять у него на службе, и для краткости опустил
гораздо больше, чем приведено мной здесь.
Когда я ответил на все вопросы хозяина, и его
любопытство было, повидимому, вполне удовлет-
ворено, он послал однажды рано утром за мной,
и, пригласив меня сесть на некотором от него
расстоянии (честь, которой раньше я никогда не
удостоивался), сказал, что он много размышлял
по поводу рассказанного мной как о себе, так
и о моей родине, и пришел к заключению, что
мы являемся особенной породой животных, на-
деленных, благодаря какой то непонятной для
него случайности, крохотной частицей разума,
каковой мы пользуемся лишь дляусугубления при-
рожденных нам недостатков и для приобретения
пороков, от природы нам несвойственных. Заглу-
шая в себе многие дарования, котарыми наде-
лила нас природа, мы необыкновенно искусны
по части умножения наших первоначальных по-
требностей и, повидимому, проводим всю свою
жизнь в суетных стараниях удовлетворить их при
помощи изобретенных нами средств. Что касается
меня самого, то я, очевидно, не обладаю ни силой,
ни ловкостью среднего йэху; не твердо хожу на
задних ногах; ухитрился сделать свои когти со-
вершенно непригодными для защиты и удалить
с подбородка волосы, предназначенные служить
Защитой от солнца и непогоды. Наконец, я не
могу ни быстро бегать, ни взбираться на де-
644
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
ревья, подобно моим братьям (как он все время
называл их), местным йэжу.
Существование у нас правительства и законов
очевидно обусловлено большим несовершенством
нашего разума, а следовательно и добродетели;
ибо для управления разумным существом доста-
точно одного разума; таким образом, мы, неви-
димому, вовсе не притязаем на обладание им,
даже если судить по моему рассказу; хотя он
ясно заметил, что я стараюсь утаить многие под-
робности для более благоприятного представле-
ния о моих соотечественниках, и часто говорю
то, чего нет.
Еще более он укрепился в этом мнении, когда
заметил, что, подобно полному сходству моего
тела с телом йэху, исключая немногих отличий
не в мою пользу: меныпей силы, ловкости, бы-
строты, коротких когтей и еще некоторых осо-
бенностей искусственного происхождения, — об-
раз нашей жизни, наши нравы и наши поступки,
согласно нарисованной мной картине, обнару-
живают большое сходство между нами и йэху
также и в умственном отношении. Йэху, сказал
он, ненавидят друг друга больше, чем животных
других видов; причину этого явления обыкно-
венно усматривают в их внешнем безобразии,
которое они видят у других представителей своей
особи, но не замечают у себя самих. Поэтому
он склонен считать не таким уже неразумным
наш обычай носить одежду и при помощи этого
изобретения прятать друг от друга телесные не-
достатки, которые иначе были бы невыносимы.
Но теперь он находит, что им была допущена
ошибка, и что причины раздоров среди этих
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУИГНГНМОВ 548
скотов здесь, у него на родине, те же самые,
что и описанные мной причины раздоров среди
моих соплеменников. В самом деле (сказал он),
если вы даете пятерым Иэху корму, которого
хватило бы для пятидесяти, то они, вместо того,
чтобы спокойно приступить к еде, затевают драку,
и каждый старается захватить все для себя. По-
этому, когда йэху кормят вне дома, то к ним
обыкновенно приставляют слугу; дома же их
держат на привязи, на некотором расстоянии друг
от друга. Если падет корова от старости или
от болезни, и гуттнм не успеет во-время взять
ее труп для своих йэггу, то к нему стадами сбе-
гаются окрестные йэху и набрасываются на до-
бычу ; тут между ними завязываются целые сра-
жения, вроде описанных мной; они наносят
когтями страшные раны друг другу, но убивать
противника им удается редко, потому что у них
646
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
нет изобретенных нами смертоносных орудий.
Иногда подобные сражения между йэху соседних
местностей начинаются без всякой видимой при-
чины ; йэху одной местности всячески стараются
напасть на соседей врасплох, прежде чем те
успели приготовиться. Но если они терпят по-
чему либо неудачу, то возвращаются домой и,
за отсутствием неприятеля, завязывают между
собою то, что я назвал гражданской войной.
В некоторых местах этой страны попадаются
разноцветные блестящие камни, к которым йэху
питают настоящую страсть; и если камни эти
крепко сидят в земле, как это иногда случается,
они роют когтями с утра до ночи, чтобы выр-
вать их, после чего уносят свою добычу и ку-
чами зарывают ее у себя в логовищах; они
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУИГНГНМОВ 547
действуют при этом с крайней осторожностью
беспрестанно оглядываясь по сторонам, из боязни
как бы товарищи не открыли их сокровищ. Мой
хозяин никак не мог понять причину столь
неестественного влечения и узнать, для чего
нужны йэху эти камни; но теперь ему кажется,
что влечение это проистекает от той самой ску-
пости, которую я приписываю человеческому
роду. Однажды, ради опыта, он потихоньку убрал
кучу этих камней с места, куда один из его йэху
зарыл их; скаредное животное, заметив исчезно-
вение своего сокровища, подняло такой громкий
и жалобный вой, что сбежалось целое стадо йэху
и стало подвывать ему; ограбленный с яростью
набросился на товарищей, стал кусать и ца-
рапать их, потом затосковал, не хотел ни есть,
ни спать, ни работать, пока хозяин не приказал
слуге потихоньку положить камни на прежнее
место; обнаружив своп драгоценности, йэху сра-
зу же оживился и пришел в хорошее настроение,
но заботливо спрятал сокровище в более укром-
ное место и с тех пор всегда был скотиной
покорной и работящей.
Хозяин утверждал мне также, да я и сам на-
блюдал это, что наиболее ожесточенные сраже-
ния между йэху происходят чаще всего на полях,
изобилующих драгоценными камнями, потому
что поля эти подвергаются постоянным наше-
ствиям окрестных йэху.
Когда два йэху, продолжал хозяин, находят
в поле такой камень и вступают в борьбу за
обладание им, то сплошь и рядом он достается
третьему, который, пользуясь случаем, схватывает
и уносит его. Мой хозяин усматривал тут неко-
54В	ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
торое сходство с нашими судебными процессами;
в интересах нашей репутации я не стал разу-
беждать его, ибо упомянутое им разрешение
спора было гораздо справедливее многих наших
судебных постановлений. В самом деле, здесь
тяжущиеся не теряют ничего, кроме оспаривае-
мого ими друг у друга камня, между тем как
наши суды не прекращают дела до тех пор, пока
в конец не разорят обе тяжущиеся стороны.
Продолжая свою речь, мой хозяин сказал, что
ничто так не отвратительно у йэху, как их про-
жорливость, благодаря которой они набрасы-
ваются без разбора на все, что попадается им
под ноги: траву, коренья, ягоды, протухшее мясо,
или все это вместе; и замечательной их особен-
ностью является то, что пищу, похищенную ими
или добытую грабежом где нибудь вдали, они
предпочитают гораздо лучшей пище, приготов-
ленной для них дома. Если добыча их велика,
они едят ее до тех пор, пока вмещает брюхо,
после чего инстинкт указывает им особый ко-
рень, вызывающий радикальное очищение же-
лудка.
Здесь попадается еще один очень сочный корень,
правда редко, и найти его не легко; йэху ста-
рательно разыскивают этот корень и с насла-
ждением его сосут; он производит на них то же
действие, какое производит на нас вино. Под
его влиянием они то целуются, то дерутся; ре-
вут, гримасничают, издают нечленораздельные
звуки, выписывают мыслете, спотыкаются, падают
в грязь и засыпают.
Я обратил внимание, что в этой стране йэху
являются единственными животными, которые
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУИГНГНМОВ 549
подвержены болезням; однако, этих болезней
у них гораздо меньше, чем у наших лошадей.
Все они обусловлены не дурным обращением
с ними, а нечистоплотностью и обжорством этих
гнусных скотов. Язык гуигнгнмов знает только
одно общее название для всех этих болезней,
образованное от имени самого животного: гни-
йэху, то есть болезнь йэжу; средством от этой
болезни является микстура, составленная из
кала и мочи этих животных и насильно вли-
ваемая больному йэху в глотку. По моим на-
блюдениям, лекарство это приносит большую
пользу, и, в интересах общественного блага, я
смело рекомендую его моим соотечественникам,
как превосходное средство против всех недомо-
ганий, вызванных переполнением.
Что касается науки, системы управления,
искусства, промышленности и тому подобных
SSO	ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
вещей, то мой хозяин признался, что в ртом
отношении он не находит почти никакого сход-
ства между йэху его страны и нашей. Ибо его
интересовали только те черты, в которых обна-
руживается сходство нашей природы. Правда,
он слышал от некоторых любознательных гуиш-
шмов, что в большинстве стад йэху бывают
своего рода вожди ^подобно тому, как в наших
зверинцах стада оленей имеют обыкновенно
своих вожаков), которые всегда являются са-
мыми безобразными и злобными из всего стада.
У каждого такого вождя бывает обыкновенно
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУИГНГНМОВ 551
фаворит, имеющий чрезвычайное с ним сход-
ство, обязанность которого заключается в том,
что он лижет ноги и задницу своего господина
а доставляет самок в его логовище; в благо-
дарность за это его время от времени награ-
ждают куском ослиного мяса. Этот фаворит
является предметом ненависти всего стада,
и потому, для безопасности, всегда держится
возле своего господина. Обыкновенно он остается
у власти до тех пор, пока не найдется еще худ-
шего йэху и едва только он удаляется в от-
ставку, как все йэху этой области, молодые
и старые, самцы и самки, во главе с его преем-
ником, плотно обступают его и обдают с го-
ловы до ног своими испражнениями. Насколько
все это приложимо к нашим дворам, фавори-
там и министрам, мой хозяин предложил опре-
делить мне самому.
Я не осмелился возразить что нибудь на эту
Злобную инсинуацию, ставившую человеческий
552
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
разум ниже чутья любой охотничьей собаки, ко-
торая обладает достаточной сообразительностью,
чтобы различить лай наиболее опытного кобеля
в своре и следовать за ним, никогда при этом
не ошибаясь.
Хозяин мой заметил мне, что у йэху есть
еще несколько замечательных особенностей,
о которых я или не упомянул вовсе в своих
рассказах о человеческой породе, или коснулся
их слишком бегло. У этих животных, продол-
жал он, как и у прочих зверей, самки общие;
но особенностью их является то, что самка йэху
подпускает к себе самца даже во время бере-
менности, и что самцы ссорятся и дерутся
с самками так же свирепо, как и друг с дру-
гом. Оба эти обыкновения свидетельствуют
о таком гнусном озверении, до какого никогда
не доходило ни одно одушевленное существо.
Другой особенностью йэху, не менее пора-
жавшей моего хозяина, было непонятное их
пристрастие к нечистоплотности и грязи, в то
время как у всех других животных так есте-
ственна любовь к чистоте. Что касается двух
первых обвинений, то я должен был оставить
их без ответа, так как, несмотря на все мое
расположение к людям, я не мог найти ни
слова в их оправдание. Зато мне было бы не трудно
снять с моих соплеменников обвинение, будто
они одни отличаются нечистоплотностью, если бы
в стране туигтнмов существовали свиньи, но,
к моему несчастью, их там не было. Хотя эти
четвероногие более благообразны, чем йэху
они однако по справедливости не могут, как
я скромно полагаю, похвастаться большей чи-
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУИГНГНМОВ 853
стоплотностыо; его милость наверное согла-
сился бы со мной, если бы увидел, как про-
тивно они едят и как любят валяться и спать
в грязи.
Мой хозяин упомянул еще об одной особен-
ности, которая была обнаружена его слугами
у некоторых йэху и осталась для него совер-
шенно необъяснимой. По его словам, иногда
йэху приходит фантазия забиться в угол, лечь
на землю, выть, стонать и гнать от себя каж-
дого, кто подойдет, несмотря на то, что такие
йэху тлолъцы, упитаны и не нуждаются ни
в пище ни в питье; слуги никак не могут
взять в толк, что может у них болеть. Един-
ственным лекарством против этого недуга
является тяжелая работа, которая неизменно
приводит пораженного им йэху в нормальное со-
стояние, На этот рассказ я ответил молчанием
654
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
из любви к моим соотечественникам, хотя для
меня очевидно, что описанное состояние есть
зачаток хандры,—болезни, которою страдают
обыкновенно только праздные и сластолюбивые
богачи и от которой я взялся бы вылечить их,
подвергнув режиму, применяемому в таких слу-
чаях гуишгнмами.
Далее, его милость сказал, что ему часто слу-
чалось наблюдать, как самка Иэху, завидя про-
ходящих мимо молодых самцов, прячется за
холм или за куст, откуда по временам выгля-
дывает, делая при этом много -смешных жестсв
и гримас; было подмечено, что в такие мо-
менты от нее распространяется весьма йепрг-
ятный запах. Если некоторые из самцов при-
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУИГНГНМОВ 555
ближаются к ней, она медленно удаляется, по-
минутно оглядываясь, затем в притворном страхе
убегает в удобное место, прекрасно зная, что
самец последует за ней туда.
Если в стадо забегает чужая самка, то две
или три представительницы ее пола окружают ее,
таращат на нее глаза, что то лепечут, гримас-
ничают, обнюхивают ее со всех сторон; затем
отворачиваются с жестами презрения и отвра-
щения.
Быть может мой хозяин несколько сгустил
краски, передавая мне результаты собственных
наблюдений или рассказы, слышанные им от
других; однако я не мог не прийти к несколько
курьезному и очень прискорбному заключению,
что зачатки разврата, кокетства, пристрастной
критики и злословия врождены всему женскому
полу.
556
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Я все ожидал услышать от моего хозяина
обвинения йэху в противоестественных наклон-
ностях, которые так распространены у нас
среди обоих полов. Однако природа, повиди-
мому, мало опытный наставник в этих утон-
ченных наслаждениях, и они целиком поро-
ждены искусством и разумом на нашей части
земного шара.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Автор описывает некоторые особенности йэху.
Великие добродетели гуигнгнмов. Воспитание и упра-
жнения их молодого поколения. Национальное
собрание.
ак как я понимал природу
человеческую лучше, чем
по моим предположениям
мог понимать ее мой хо-
зяин, то мне было не труд-
но приложить изображен-
ный им характер йэху к
себе самому и к моим со-
отечественникам; и мне ка-
залось, что при помощи
самостоятельных наблюде-
ний я совершу дальнейшие
открытия. Поэтому я часто просил его милость
позволения посещать окрестные стада йэху на
что он всегда любезно соглашался, будучи
вполне уверен, что отвращение, питаемое мной
558
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
к этим скотам, предохранит меня от всякого
дурного влияния с их стороны; но его милость
приказал своему слуге, сильному гнедому ло-
шаку, очень славному и добродушному созданию,
сопровождать меня, и я сознаюсь, что без его
охраны не отважился бы предпринимать такие
Экскурсии. Я уже рассказал читателю, какой
прием оказали мне эти противные животные
по прибытии моем в страну. Впоследствии
я три или четыре раза чуть было не попал
в их лапы, когда удалялся на некоторое рас-
стояние от дома, не захватив с собой тесака.
У меня есть основание думать, что животные
эти смотрели ра меня, как на одного из себе
подобных, чему я сам часто содействовал, засу-
чивая рукава и показывая им мои обнаженные
руки и грудь, когда мой охранитель находился
подле меня. В таких случаях они старались по-
дойти как можно ближе и подражали моим дви-
жениям на манер обезьян, но всегда с выра-
жением величайшей ненависти; так дикие галки
преследуют прирученную, отдетую в колпачок
и чтлочки, если она случайно залетает в их стаю.
Йэху с детства отличаются удивительным про-
ворством. Однако раз мне удалось поймать трех-
летнего самца; я всячески старался успокоить
его ласками, но чертенок начал так отчаянно
орать, царапаться и кусаться, что я вынужден был
отпустить его, и хорошо сделал, потому что на
шум сбежалось все стадо; но видя, что детеныш
невредим (он в это время удрал), а мой гнедой
подле меня, йэху не посмели подойти к нам.
Я почувствовал, что тело молодого йэху издает
резкий кислый запах, похожий на запах хорька
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУИГНГНМОВ 559
и лисицы, но гораздо более неприятный. Я за-
был упомянуть еще об одной подробности (хотя,
вероятно, читатель извинил бы меня, если бы
я опустил ее совсем): когда я держал этого
паршивца в руках, он загадил мне все платье
своими жидкими желтыми испражнениями;
к счастью, мы находились подле небольшого
ручейка, в котором я тщательно вымылся; од-
нако же я не решился показаться на глаза
к своему хозяину до тех пор, пока платье со-
вершенно не проветрилось.
По моим наблюдениям йэху являются самыми
невосприимчивыми к обучению животными,
и неспособны ни к чему большему, как только
к тасканию тяжестей. Однако я думаю, что этот
66b
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
недостаток объясняется главным образом упря-
мым и недоверчивым характером этих живот-
ных. Ибо они хитры, злобны, вероломны
и мстительны. Они сильны и дерзки, но вместе
с тем трусливы, что делает их наглыми, низ-
кими и жестокими. Замечено, что рыжеволосые
обоих полов более похотливы и злобны, чем
остальные, которых они значительно превосхо-
дят силой и ловкостью.
Гуигнгнмы держат йэху, которыми они поль-
зуются в качестве рабочего скота, в хлевах не-
далеко от дома; остальных ясе выгоняют на
поля, где те роют коренья, едят различные
травы, разыскивают падаль, а иногда ловят хорь-
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУИГНГНМОВ 561
кор и люхимухс (вид полевой крысы), которых
с жадностью пожирают. Природа научила этих
животных рыть когтями глубокие норы на
склонах холмов, в которых они живут пооди-
ночке; только логовище самок побольше, так
что в них могут поместиться еще два или три
детеныша.
Они с детства плавают как лягушки, и могут
долго держаться под водой, где часто ловят
рыбу, которую самки носят своим детенышам.
Надеюсь, читатель извинит меня, если я расскажу
ему в связи с этим одно странное приключение.
В одну из моих прогулок день выдался такой
жаркий, что я попросил у своего гнедого про-
вожатого позволения выкупаться в речке. Полу-
чив согласие, я тотчас разделся до гола и спо-
койно вошел в воду. Случилось, что за мной
все время наблюдала стоявшая за холмиком
молодая самка йэху. Воспламененная похотью
(так объяснили мы, гнедой и я, ее действия),
она стремительно подбежала и прыгнула
в воду на расстоянии пяти ярдов от того места,
где я купался. Никогда в жизни я не был
так перепуган. Гнедой щипал траву поодаль, не
подозревая никакой беды. Самка обняла меня
самым непристойным образом; я закричал во
всю глотку, и гнедой галопом примчался ко мне
на выручку; тогда самка с величайшей неохо-
той выпустила меня из своих объятий и выско-
чила на противоположный берег, где стояла
и выла, не спуская с меня глаз все время,
пока я одевался.
Это приключение очень позабавило моего хо-
зяина и его семью, но для меня оно было глу-
5G2
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
боким уничижением. Ибо теперь я не мог более
отрицать, что был настоящим йэху, с головы до
ног, раз их самки чувствовали естественное
влечение ко мне, как к представителю той же
породы. Вдобавок, рта самка не была рыжая
(что могло служить некоторым оправданием ее
несколько беспорядочных инстинктов), но смуг-
лая, как дикая слива, и не отличалась таким
безобразием, как большинство самок йэху; на
вид ей было не более одиннадцати лет.
Так как я прожил в этой стране целых три
года, то читатель наверное ожидает, что, по
примеру других путешественников, я дам ему
подробное описание нравов и обычаев туземцев
которые действительно были главным предме-
том моего изучения.
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУИГНГНМОВ 663
Так как благородные гуишнмы от природы
одарены общим предрасположением ко всем до-
бродетелям и не имеют ни малейшего понятия
о том, что такое зло в разумном существе, то
основным правилом их жизни является совер-
шенствование разума и полное подчинение его
руководству. Для них разум не является, как
для нас, инстанцией проблематической, сна-
бжающей одинаково правдоподобными доводами
за и против; напротив, он действует на мысль
с непосредственной убедительностью, как это
и должно быть, когда он не осложнен, не за-
темнен и не обесцвечен страстью и интересом.
Я помню, какого труда стоило мне растолковать
моему хозяину значение слова мнение, или ка-
ким образом утверждение может быть спорным;
ведь разум учит нас утверждать или отрицать
только то, в чем мы уверены, а чего не знаем,
того не вправе ни утверждать ни отрицать.
Таким образом споры, пререкания, прения
и упорное отстаивание ложных или сомнитель-
ных положений суть пороки, неизвестные гуигп-
шмам. Равным образом, когда я попытался
разъяснить ему наши различные системы есте-
ственной философии, он засмеялся и выразил
недоумение, каким образом существо, притязаю-
щее на разумность, может вменять себе в за-
слугу знание домыслов других существ, притом
относительно вещей, где это знание, даже
если бы оно было достоверно, не могло бы
иметь никакого практического значения. В этом
отношении мысли его вполне согласовались
с изречениями Сократа, как они переданы Пла-
тоном, и мне кажется, что, упоминая об этом
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
факте, я Оказываю величайшую честь царю на'
шей философии. С тех пор я часто думал, какие
опустошения произвела бы эта доктрина в би-
блиотеках Европы, и сколько путей к славе
было бы закрыто для ученого мира.
Дружба и доброжелательство являются двумя
главными добродетелями гуигнгнмов, и они не
ограничиваются отдельными особями, но про-
стираются на всю расу. Таким образом чуже-
странец из самых далеких мест встречает здесь
такой же прием, как и самый близкий сосед,
и куда бы он ни пришел, везде чувствует себя
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУПГНГНМОВ 565
как дома. Гуигтнмы строго соблюдают прили-
чия и учтивость, но они совершенно незнакомы
с тем, что мы называем этикетом. Они не ба-
луют своих жеребят, но заботы, проявляемые
родителями по отношению к воспитанию детей,
диктуются исключительно разумом. И я заметил,
что мой хозяин так же ласково относится к де-
тям соседа, как и к своим собственным. Гуигн-
гнмы думают, что природа учит их одинаково
любить всех подобных им, и один только разум
устанавливает различие между индивидуумами,
соответственно высоте их добродетели.
Мать семейства гуигнгнмов, произведя на свет
по одному ребенку каждого пола, прекращает
супружеские отношения, исключая тех случаев,
когда почему либо теряет одного из своих
питомцев, что бывает очень редко; но в подобных
случаях супруги возобновляют отношения или,
если супруга больше неспособна к деторождению,
другая пара дает осиротелым родителям одного
из своих жеребят, а сама снова сходится, пока
мать не забеременеет. Такая предосторожность
является необходимою, чтобы предохранить
страну от перенаселения. Но гуигтнмы низшей
породы не так строго ограничены в этом отно-
шении; им разрешается производить по три
детеныша каждого пола, которые становятся
потом слугами в благородных семьях.
При заключении браков гуигтнмы тщательно
заботятся о таком подборе мастей супругов,
чтобы были предотвращены неприятные соче-
тания красок у потомства. У самца ценится по
преимуществу сила, а у самки миловидность,—
ценится не в интересах любви, а ради предо-
566
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
хранения расы от вырождения; поэтому, если
случится, что самка отличается силой, то при
выборе ей супруга обращают внимание прежде
всего на красоту. Волокитство, любовь, подарки,
приданое, вдовьи доли совершенно неизвестны
гуигнгнмач и на их языке вовсе не существует
слов для выражения этих понятий. Молодая
пара встречается и сочетается браком просто
для исполнения воли родителей и друзей; подоб-
ные браки совершаются на ее глазах ежедневно,
и молодые смотрят на них, как на необходимое
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУИГНГНМОВ 567
действие всякого разумного существа. Такие
вещи, как развод или прелюбодеяние там неслы-
ханы, и супружеская чета проходит свой жизнен-
ный путь с теми же дружескими чувствами и
взаимным доброжелательством, какие она питает
ко всем представителям своего племени, встре-
чающимся на ее пути; им неизвестны ревность,
припадки нежности, ссоры и досада друг на друга.
Их система воспитания юношества обоего пола
поистине удивительна и вполне заслуживает на-
шего подражания. Молодым гуигтнмам не дают ни
зернышка овса, исключая некот орых дней, пока
они не достигнут восемнадцати лет; им позво-
ляют пить молоко только в самых редких слу-
чаях. Летом они пасутся два часа утром и два
часа вечером, подобно своим родителям; но
слугам разрешается пастись только половину
этого времени, и большая часть корма прино-
сится им домой, где они и поедают его в сво-
бодные от работы часы.
Воздержность, трудолюбие, физические упраж-
нения и опрятность суть вещи, равно обязатель-
ные для молодежи обоего пола; и мой хозяин
находил уродливым наш обычай давать самкам
воспитание отличное от воспитания самцов,
исключая только ведения домашнего хозяйства;
вследствие этого, по его справедливому замеча-
нию, половина нашего населения годна только
на то, чтобы рожать детей; доверять же заботу
о наших детях таким никчемным животным
значит, прибавил он, давать лишнее свидетель-
ство нашей дикости.
Гуигтпмы развивают в молодежи силу, прыт-
кость, смелость, упражняя жеребят в бегании по
568
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
крутым подъемам и твердой каменистой почве;
затем, когда они бывают все в мыле, их заста-
вляют окунуться с головой в пруде или в реке.
Четыре раза в год молодежь определенного
округа собирается, чтобы показать свои успехи
в беганье, прыганье и других упражнениях,
требующих силы и ловкости. Победитель или
победительница награждается сочиненным в честь
их гимном. В день такого празднества слуги
пригоняют на арену стадо йэху> нагруженных
сеном, овсом и молоком для угощения гу шиммов,
после чего эти скоты немедленно прогоняются,
чтобы вид их не вызывал отвращения у со-
брания,
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУИГНГНМОВ 569
Через каждые четыре года в весеннее равно-
денствие здесь происходит совет представителей
всей нации, собирающийся на равнине в два-
дцати милях от дома моего хозяина и продол-
жающийся пять или шесть дней. На этом совете
обсуждается положение различных округов: до-
статочно ли они снабжены сеном, овсом, коро-
вами и йэху. И если в этом отношении оказы-
вается недостаток (что случается очень редко),
он тотчас пополняется общими взносами, кото-
рые всегда принимаются единодушно. На этом же
совете производится распределение детей. Напри-
мер, если у какого нибудь гуштнма два самца,
то он меняется с другим, у которого две самки;
и если какая нибудь семья лишилась ребенка,
а мать его не может больше рожать детей, то
собрание решает, какая другая семья в округе
должна произвести на свет нового ребенка,
чтобы восполнить потерю.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Большие прения в генеральном собрании гуигнгнмов
и как они окончились. Знания гуигнгнмов. Их
постройки. Обряды погребения, Недостатки их
языка.
дно из таких больших
собраний происходило во
время моего пребывания
а стране, за три месяца
до моего отъезда; мой
хозяин участвовал в нем
в качестве представителя
от нашего округа. На
ртом собрании обсуждал-
ся давнишний больной
вопрос, можно сказать,
единственный вопрос,
вызывавший разногласия у гуигнгнмов. По воз-
вращении домой мой хозяин подробно рассказал
мне о происходивших прениях
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУИГНГНМОВ 871
Вопрос, вызвавший разногласия, был: ие сле-
дует ли стереть вовсе с лица земли всех Йэлу?
Один из членов собрания, высказывавшийся за
утвердительное решение вопроса, представил
много сильных и веских аргументов в защиту
своего мнения. Он утверждал, что йэжу являются
не только самыми грязными, гнусными и безо-
бразными животными, каких когда либо произ-
водила природа, но отличаются также крайним
упрямством, непослушанием, злобой и мститель-
ностью; что, не будь за ними постоянного
надзора, они сосали бы молоко у коров, при-
надлежащих гуишгкмам, убивали бы и пожи-
рали их кошек, вытаптывали бы овес и траву
и совершали тысячу других проступков. Он
напомнил собранию общераспространенное пре-
дание, гласившее, что йэху не всегда существо-
вали в их стране, но много лет тому назад на
572
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
одной горе завелась пара этих животных, и
были ли они порождены действием солнечного
тепла на разлагающуюся тину и грязь, или
образовались из ила и морской пены, осталось
навсегда неизвестно; что эта пара начала раз-
множаться, н ее потомство скоро стало так
многочисленно, что наводнило и загадило всю
страну; что для избавления от этого бедствия,
гуигнгнмы устроили генеральную облаву на йэху,
в результате которой им удалось оцепить все
стадо; истребив взрослых, гуигнгнмы забрали ка-
ждый по два детеныша, поместили их в хлевах
и приручили, насколько вообще может быть при-
ручено столь дикое животное: им удалось на-
учить их таскать и возить тяжести. В означенном
предании есть, невидимому, много правды, так
как нельзя себе представить, чтобы эти создания
могли быть илнгниамши (или аборигенами страны):
настолько велика ненависть к ним не только
гуигнгнмов, но и всех вообще животных, населяю-
щих эту страну; и хотя эта ненависть вполне
заслужена их злобными наклонностями, все же
она никогда не достигла бы таких размеров,
если бы йэху были исконными обитателями, иначе
они давно уже были бы истреблены. Оратор
Заявил, что гуигнгнмы поступили в высшей сте-
пени неблагоразумно, задумав приручить йэху
и оставив в пренебрежении ослов, кротких жи-
вотных, более смышлейных и послушных, не
имеющих дурного запаха, и вместе с тем доста-
точно сильных, хотя и уступающих другим
животным в ловкости; правда, крик их не очень
приятен, все же он гораздо выносимее ужасного
воя йэху
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУИГНГНМОВ 573
После того, как еще несколько народных пред-
ставителей высказало свои мнения по этому
поводу, мой хозяин внес в собрание предложе-
ние, основная мысль которого была внушена
ему мной. Он считал достоверным предание,
приведенное почтенным членом собрания, высту-
павшим здесь со своим словом, но утверждал,
что двое Наху, впервые появившиеся в их стране,
прибыли к ним из-за моря; что они были по-
кинуты товарищами и, высадившись па берег,
укрылись в горах; затем, из поколения в поко-
ление, потомки их вырождались и с течением
времени сильно одичали по сравнению со своими
574
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
одноплеменниками, живущими в стране, откуда
прибыли двое их прародителей. В подкрепление
своего мнения он сослался на то, что с некото-
рого времени у него живет один удивительный
йэху (он подразумевал меня), о котором боль-
шинство собрания слышало и которого многие
даже видели. Тут хозяин рассказал, как он нашел
меня; он сообщил, что все мое тело покрыто
искусственным изделием, состоящим из кожи
и шерсти других животных; что я владею даром
речи и в совершенстве изучил язык гуигнгнмов',
что я изложил ему события, которые привели
меня сюда; что он видел меня без покровов
и нашел, что я вылитый йэху, только кожа моя
побелее, волос меньше, да когти покороче. Он
передал далее собранию, как я пытался убедить
его, будто на моей родине и в других странах
йэху являются господствующими разумными жи-
вотными и держат гуигнгнмов в рабстве; как он
наблюдал у меня все качества йэху, хотя я и
являюсь существом немного более цивилизован-
ным, благодаря слабым проблескам разума; впро-
чем, в этом отношении я стою настолько же
ниже гуштнмов, насколько возвышаюсь над
здешними йэху. Он упомянул о рассказанном
ему мной нашем обычае кастрировать молодых
гуштнмов, с целью сделать их более смирными,
и заявил, что операция эта легкая и безопасная,
и что нет ничего постыдного учиться мудрости
у животных, например, трудолюбию и преду-
смотрительности у муравья, а строительному
искусству у ласточки (так я передаю слово лиханнх,
хотя им обозначается гораздо более крупная
птица); что эту операцию можно применить
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУИГНГНМОВ 675
здесь к молодым Наху, и она не только сделает
их более послушными и пригодными для работ,
но и положит конец, в течение одного поколе-
ния, целому племени, так что не придется при-
бегать к лишению их жизни; и что тем време-
нем хорошо бы гушнгнмам заняться воспитанием
ослов, которые не только являются животными
во всех отношениях более ценными, но обла-
дают еще тем преимуществом, что могут рабо-
тать с пяти лет, тогда как йэху ни к чему не
пригодны раньше двенадцати.
Вот все, что в тот момент счел уместным
сообщить мне хозяин относительно занятий
большого совета. Но ему угодно было скрыть
от меня одну частность, касавшуюся лично меня,
676
ПАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
пагубные последствия которой я вскоре почув-
ствовал, как об этом узнает читатель в свое время.
Этот момент я считаю началом всех последую-
щих несчастий моей жизни.
У гуигнгнмов пет письменности, и поэтому все
их знания сохраняются путем предания. Но так
как в жизни народа столь согласного, от при-
роды расположенного ко всяческой добродетели,
управляемого исключительно разумом и отре-
занного от всякого общения с другими нациями,
происходит мало сколько нибудь важных собы-
тий, то его история легко удерживается в па-
мяти, пе обременяя ее, Я уже заметил, что гу-
игнгнмы не подвержены никаким болезням и по-
этому не нуждаются во врачах; однако у них
есть отличные лекарства, составленные из трав,
которыми они лечат случайные ушибы и порезы
бабки и мягкой части подошвы об острые камни,
равно как повреждения и поранения других ча-
стей тела.
Они считают годы и месяцы по обращениям
солнца и луны;*но у них нет подразделения
времени на недели. Они достаточно хорошо зна-
комы с движением этих двух светил и понимают
природу затмений: это предельное достижение
их астрономии.
Зато нужно признать, что в поэзии они пре-
восходят всех остальных смертных: меткость их
сравнений, подробность и точность их описа-
ний действительно неподражаемы. Стихи их
изобилуют теми и другими фигурами, и темой
их является либо возвышенное изображение
дружбы и доброжелательства, либо восхваление
победителей на бегах или других телесных
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУИГНГНМОВ 571
упражнениях. Постройки их, несмотря на свою
большую грубость и незатейливость, не лишены
удобств и отлично приспособлены для защиты
от зноя и стужи. У них растет одно дерево,
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
878
которое, достигнув сорока лет, делается шатким
у корня и рушится с первой бурей; заострив
совершенно прямой ствол этого дерева отточен-
ным камнем (употребление железа им неизвестно),
гуигнгнмы втыкают полученные таким образом
колья в землю, на расстоянии десяти дюймов
друг от друга, и переплетают их овсяной соло-
мой или прутьями. Крыша и двери делаются
таким же способом.
Гуигнгнмы пользуются углублением между
бабкой и копытом передних пог так же, как мы
пользуемся руками, и проявляют при этом лов-
кость, которая сначала казалась мне совершенно
невероятной. Я видел, как белая кобыла пз нашего
дома вдела таким образом нптку в иголку (ко-
торую я дал ей, чтобы произвести опыт). Опп
доят коров, жнут овес и исполняют всю работу,
которую мы делаем руками. При помощи осо-
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУИГНГНМОВ S70
беяного твердого кремня они обтачивают дру-
гие камни и выделывают клинья, топоры и мо-
лотки. Орудиями, изготовленными из этих крем-
ней, опп косят также сено и жнут овес, который
растет здесь на полях, как трава. Йэху приво-
зят снопы с поля в телегах, а слуги топчут их
ногами в особых крытых помещениях, вымола-
чивая зерно, которое хранится в амбарах. Они
выделывают грубую глиняную и деревянную по-
суду и обжигают первую на солнце.
Если не происходит несчастного случая, ty-
игнгнмы умирают только от старости, и их хоро-
нят в самых глухих п укромных местах, какие
только можно найти. Друзья и родственники
покойного не выражают ни радости, ни горя,
а сам умирающий не обнаруживает ни малей-
шего сожаления, покидая рют мир, словно он
580
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
возвращается домой из гостей от какого нибудь
соседа. Помню, как однажды мой хозяин при-
гласил к себе своего друга с семьей по одному
важному делу; в назначенный день явилась
только жена друга с двумя детьми, притом поздно
вечером; она извинилась прежде всего за мужа,
который, по ее словам, сегодня утром схнувнх.
Слово это очень выразительно на тамошнем языке,
но не легко поддается переводу; буквально оно
означает возвратиться к своей праматери. Потом
она извинилась за себя, сказав, что муж ее умер
утром, и она долго совещалась со слугами относи-
тельно того, где бы удобнее положить его тело; и
я заметил, что она была у нас такая же веселая,
как и все остальные. Через три месяца она
умерла.
Гуигтнмы живут обыкновенно до семидесяти
пли семидесяти пяти лет; очень редко до вось-
мидесяти. За несколько недель до смерти они
чувствуют постепенный упадок сил, но он не
сопровождается у них страданиями. В течение
этого времени их часто навещают друзья, потому
что они не могут больше выходить из дому
с обычной своей легкостью и непринужден-
ностью. Однако за десять дней до смерти—срок,
в исчислении которого они редко ошибаются —
гуигтнмы возвращают визиты, сделанные им бли-
жайшими соседями; они садятся при этом
в удобные сани, запряженные йэху. Кроме этого
случая они пользуются такими санями только
в глубокой старости, при далеких путешествиях,
или когда им случается повредить ноги. И вот,
отдавая последние визиты, умирающие гуигтнмы
торжественно прощаются со своими друзьями,
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУИГНГНМОВ S81
словно отправляясь в далекую страну, где они
решили провести остаток своей жизни.
Не знаю, стоит ли отметить, что в языке гу-
ииипмов нет слов, выражающих что либо отно-
сящееся ко злу, исключая те, что обозначают
уродливые черты или дурные качества йэху.
Таким образом, рассеянность слуги, проступок
ребенка, камень, порезавший ногу, ненастную
погоду и тому подобные вещи они обозначают
прибавлением к слову эпитета йэху. А именно:
гхнм йэху, гвнагольм йэху, иилхмндеихлма йэху,
а плохо построенный дом называют ишолмшм-
роглнв йэху.
Я с большим удовольствием дал бы более
обстоятельное описание нравов и добродетелей
этого превосходного народа; но, намереваясь
опубликовать в близком будущем отдельную
582
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
книгу, посвященную исключительно этому пред-
мету, я отсылаю читателя к ней. В настоящее же
время перехожу к изложению постигшей меня
печальной катастрофы»
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Домашнее хозяйство автора и ею счастливая
жизнь среди гуигнгнмов. Он совершенствуется
в добродетели благодаря общению с ними. Беседы
автора с гуигнгнмами. Хозяин объявляет автору,
что он должен покинуть страну. От горя он ли-
шается чувств, но подчиняется. С помощью при-
ятеля слуги ему удается смастерить лодку; он
пускается в море наудачу.
устроил свое малень-
кое ХОЗЯЙСТВО ПО СВО'
ему вкусу. Хозяин ве-
лел отделать для меня
помещение по тамош-
нему образцу в шести
ярдах от главного до-
ма. Стены и пол сво-
ей комнаты я обмазал
глиной и покрыл Камы-
шевыми матами собст
венного изготовления,
584
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Я набрал конопли, которая растет там в диком со-
стоянии, сбил ее и смастерил что то вроде матраца.
Я наполнил его перьями птиц, пойманных мной
в силки из волос йэху и очень приятных на
вкус. Я сделал себе два стула при деятельной
помощи гнедого лошака, взявшего на себя всю
более тяжелую часть работы. Когда платье мое
износилось и превратилось в лохмотья, я сшил
себе новое из шкурок кроликов и других кра-
сивых зверьков, приблизительно такой же вели-
чины, называемых ннухиох, и покрытых очень
нежным пухом. Из таких же шкурок я сделал
себе очень сносные чулки. Я снабдил свои баш-
маки деревянными подошвами, подвязав их к вер-
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУИГНГНМОВ 585
хам, а когда износились верхи, я заменил их под-
сушенной на солнце кожей йэху. В дуплах де-
ревьев я часто находил мед, который разводил
водой или ел его со своим овсяным хлебом.
Никто лучше меня не познал истинности двух
пословиц: природа довольствуется немногим, и
нужда — мать изобретательности. Я наслаждался
прекрасным телесным здоровьем и полным ду-
шевным спокойствием; мне нечего было бояться
предательства или непостоянства друга и оскор-
блений тайного или явного врага. Мне не при-
ходилось прибегать к подкупу, лести и сводни-
честву, чтобы снискать милости великих мира
и их фаворитов. Мне пе нужно было ограждать
себя от обмана и насилия; здесь не было ни
врачей, чтобы разрушить мое тело, ни юристов,
чтобы разорить меня, ни доносчиков, чтобы под-
слушивать мои слова, пли подглядывать мои
действия, или возводить па меня ложные обви-
нения для получения условленной платы; здесь
не было зубоскалов, пересудчиков, клеветников,
карманных воров, разбойников, взломщиков,
стряпчих, сводников, шутов, игроков, политика-
нов, остряков, ипохондриков, скучных болтунов,
спорщиков, насильников, убийц, мошенников,
виртуозов; не было лидеров и членов политиче-
ских партий и кружков; не было пособников
порока соблазнами и примером; не было тюрем,
топоров, виселиц, наказания кнутом и позорных
столбов; не было обманщиков - купцов и плу-
тов-ремесленников; не было чванства, тщесла-
вия, притворной дружбы; не было франтов, бу-
янов, пьяниц, проституток и венерических
болезней; не было сварливых, бесстыдных,
K8S
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУИГНГНМОВ 587
расточительных жен; не было тупых, спесивых
педантов; не было назойливых, требовательных,
вздорных, шумливых, крикливых, пустых, само-
мнящих, бранчливых сквернословов-приятелей;
не было негодяев, поднявшихся изгрязп благо-
даря своим порокам, и благородных людей, бро-
шенных в грязь за свои добродетели; не было
вельмож, скрипачей, судей и учителей танцев.
Я имел честь быть представленным гугишнмам,
приходившим в гости к моему хозяину; и его
милость любезно разрешал мне присутствовать
в комнате и слушать их разговор. II он и его
гости часто удостоивали меня вопросами и вни-
мательно выслушивали мои ответы. Иногда
я удостопвался чести сопровождать моего хо-
зяина при его визитах. Я никогда не позволял
себе выступать с речью и только отвечал на
задаваемые вопросы, притом с искренним сожа-
лением, что приходится терять много времени,
которое могло бы с пользой пойти на расшире-
ние моих знаний; но мне доставляла бесконеч-
ное наслаждение роль скромного слушателя при
Этих беседах, где говорилось только о деле, и
речи выражались в очень немногих, по весьма
полновесных словах; где (как я сказал уже) со-
блюдалась величайшая учтивость без малейшей
церемонности; где речи говорящего всегда доста-
вляли удовольствие как ему самому, так и его
собеседникам; где не перебивали друг друга, не
скучали, не горячились, где не было расхожде-
ния мнений. Они полагают, что разговор в об-
ществе хорошо прерывать краткими паузами, и
я нахожу, что они совершенно правы; ибо во
время этих небольших перерывов беседы в умах
588
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
рождаются новые мысли, которые сильно ожи-
вляют обмен мнений. Обычными темами явля-
ются дружба и доброжелательство, порядок и
благоустройство, иногда видимые явления при-
роды или преданья старины; пределы п границы
добродетели, непогрешимые законы разума или
какие либо постановления, которые предстоит
принять на ближайшем генеральном совете;
часто также различные красоты поэзии. Могу
прибавить без тщеславия, что достаточный ма-
териал для разговора часто давала им моя особа,
так как мое присутствие служило для хозяина
поводом рассказать друзьям повесть моей жизни
и описать мою родину; выслушав его, они обы-
кновенно отзывались не очень почтительно
о человеческом роде; по этой причине я не
буду повторять, что они говорили. Я лишь по-
зволю себе заметить, что его милость, к вели-
кому моему удивлению, постиг природу йэху
всех стран, повидимому, гораздо лучше, чем
я сам. Он перечислял все наши пороки и без-
рассудства и открывал много таких, о которых
я никогда не упоминал ему; для этого ему до-
статочно бывало предположить, на что оказа-
лись бы способны йэху его родины, если бы
были наделены малой частицей разума; и он
заключал, с весьма большим правдоподобием,
сколь презренным и жалким должно быть такое
создание.
Я чистосердечно сознаюсь, что все мои скуд-
ные знания, имеющие какую нибудь ценность,
я почерпнул из мудрых речей моего хозяина и
из его бесед с друзьями; и я с большей гор-
достью повиновался бы их наставлениям, чем
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУИГНГНМОВ 589
сам предписывал бы свою волю величайшему и
мудрейшему парламенту Европы. Я удивлялся
силе, красоте и быстроте обитателей этой страны;
и столь редкое соединение добродетелей в столь
обходительных существах наполняло меня глу-
бочайшим уважением. Сначала я, правда, не
испытывал того естественного благоговения,
которым проникнуты к ним йэху и все другие
животные, но постепенно это чувство овладело
мной, притом гораздо скорее, чем я предпола-
гал; оно соединилось с почтительной любовью
и живой признательностью за то, что они удо-
стоили выделить меня из остальных представи-
телей моей породы.
Когда я думал о моей семье, моих друзьях и
моих соотечественниках, или о человеческом
роде вообще, то видел в людях, в их внешно-
сти и душевном складе то, чем они были на
самом деле,—йэху, может быть несколько более
цивилизованных и наделенных даром слова, во
употребляющих свой разум только на развитие
и умножение пороков, которые присущи их
братьям из этой страны лишь в той степени,
в какой их наделила ими природа. Когда мне
случалось видеть свое отражение в озере или
ручье, я с ужасом отворачивался и наполнялся
ненавистью к себе; вид обыкновенного йэху был
для меня выносимее, чем вид моей собственной
особы. Благодаря постоянному общению с гуигн-
гнмами и восторженному отношению к ним я стал
подражать их походке и телодвижениям, кото-
рые вошли у меня теперь в привычку, так что
друзья часто говорят мне тоном упрека, что
я бегаю как лошадь, но я принимаю эти слова

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
как очень лестный для себя комплимент. Не
стану также отрицать, что в разговоре я скло-
нен подражать интонациям и манерам гушнгимое,
и без малейшей обиды слушаю насмешки над
собой по этому поводу.
Посреди всего этого благоденствия, когда я
считал себя устроившимся на всю жизнь, мой
хозяин прислал за мной однажды утром немного
раньше, чем обыкновенно. По лицу его я за-
метил, что он был в некотором смущении и не
Знал, как приступить к своей речи. После нв'
Путешествие в страну гуигнгнмов &oi
продолжительного молчания он сказал мне, что
не знает, как я отнесусь к тому, что он соби-
рается сказать. На последнем генеральном собра-
нии, когда был поднят вопрос об йэжу, предста-
вители нации выразили ему свое неодобрение
за то, что он держит в своем доме йэху (они
подразумевали меня) и обращается с ним ско-
рее как с гуишнмо.ч, чем как с диким живот-
ным. Им известно, что он часто разговаривает
со мной, словно находя какую нибудь пользу
или удовольствие в подобном обществе. Такое
поведение противно разуму и природе, и является
вещью никогда раньше неслыханной у них. По-
этому собрание увещевает его либо обходиться
со мной как с остальными представителями
моей породы, либо приказать мне отплыть туда,
откуда я прпбыл. Первое предложение было
решительно отвергнуто всеми 1ушяшмами, когда-
либо видевшими меня и разговаривавшими со
мной, на том основании, что, обладая некото-
рыми зачатками разума и природной пороч-
ностью этих животных, я вполне способен сма-
нить йэху в покрытую лесом горную часть
страны и стаями приводить их ночью для на-
падения на домашний скот гушшн.чов, что так
естественно для породы прожорливой и питаю-
щей отвращение к труду.
Мой хозяин добавил, что окрестные гуииинмы
ежедневно побуждают его привести в исполне-
ние увещание собрания, и он не может больше
откладывать. Он сомневается, что я буду в си-
лах доплыть до моей родины, и выражает по-
этому желание, чтобы я соорудил себе повозку,
вроде тех, что я ему описывал, на которой мог бы
592
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
ехать по морю; в этой работе мне окажут по-
мощь как его собственные слуги, так и слуги
его соседей. Что же касается его самого, за-
ключил свою речь хозяин, то он был бы согла-
сен держать меня у себя на службе всю мою
жизнь, ибо он находит, что я излечился от не-
которых дурных привычек и наклонностей, вся-
чески стараясь подражать гушшнмам, насколько
это по силам моей низменной природе.
Я должен обратить внимание читателя, что
постановления генерального собрания этой
страны называются здесь гтлоайн, что в букваль-
ном переводе означает увещанне; ибо гугитнмы
не понимают, каким образом разумное существо
можно принудить к чему нибудь; можно только
советовать ему, увещевать его; и кто не пови-
нуется разуму, не вправе притязать на звание
разумного существа.
Речь его милости крайне меня огорчила и
повергла в полное отчаяние; не будучи в силах
вынести постигшее меня горе, я упал в обмо-
рок у ног хозяина, который подумал, что я умер
(как оп признался мне, когда я очнулся): ибо
гутнгнмы не подвержены таким слабостям. Я от-
вечал еле слышным голосом, что смерть была бы
для меня слишком большим счастьем; что, хотя
я нисколько не осуждаю увещание собрания и
настойчивость его друзей, все же, как мне ка-
жется, по слабому моему и порочному разуме-
нию, решение могло бы быть и менее суровым,
оставаясь совместимым с разумом; что я не
мог бы проплыть п лиги, между тем как до
ближайшего материка пли острова вероятно
больше ста лиг; что многих материалов, пеоб-
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУИГНГНМОВ 593
ходимых для сооружения маленького судна, на
котором я мог бы отправиться в путь, вовсе
нет в этой стране; но что я все же сделаю по-
пытку в знак повиновения и благодарности
его милости, хотя считаю предприятие безна-
дежным и, следовательно, смотрю на себя как
на человека, обреченного гибели; что перспек-
тива верной смерти является наименьшим из
зол, которым я подвергаюсь, ибо, если даже
допустить, что каким-либо чудом мне удастся
спасти свою жизнь, каким образом могу я при-
мириться с мыслью проводить дни свои среди
йэху и снова впасть в свои старые пороки, не
594
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
имея перед глазами примеров, наставляющих
меня и удерживающих на путях добродетели.
Однако я прекрасно знаю, что все решения
мудрых гуигнгнмов покоятся на очень прочных
основаниях, и не мне, жалкому йэху. поколебать
их своими доводами; поэтому, выразив хозяину
мою нижайшую благодарность за предложение
дать мне на помощь своих слуг при сооруже-
нии судна и испросив достаточное время для
такой трудной работы, я сказал ему, что поста-
раюсь сохранить постылую жизнь, и если воз-
вращусь в Англию, то питаю надежду принести
пользу своим соотечественникам, восхваляя досто-
славных гуигнгнмов и выставляя их добродетели
как образец для подражания человеческого рода»
Его милость в немногих словах очень лю-
безно ответил мне и предоставил два месяца на
постройку лодки; он приказал гнедому лошаку,
поему товарищу-слуге (ибо на столь далеком
расстоянии я в праве называть его так), испол-
нять мои распоряжения, так как я сказал моему
хозяину, что помощи одного работника мне
будет достаточно и я знаю, что гнедой очень
расположен ко мне.
Я начал с того, что отправился с ним на
берег, где мой взбунтовавшийся экипаж при-
казал мне высадиться. Я взошел на холм и,
осмотревшись кругом, как будто заметил на
северо-востоке небольшой остров; я вынул тогда
подзорную трубку и мог ясно различить его;
по моим предположениям он находился на рас-
стоянии около пяти лиг. Однако для гнедого
остров был просто синеватым облаком: ие имея
никакого понятия о существовании других стран,
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУИГНГНМОВ 595
он не мог различать отдаленные предметы на
море с таким искусством, как мы, люди, так
много общающиеся с этой стихией.
Открыв остров, я не делал дальнейших изы-
сканий и решил, что он будет, если возможно,
первым пристанищем в моем изгнании, предо-
ставляя дальнейшее судьбе.
Мы возвратились с гнедым лошаком домой
и, посовещавшись, отправились в близлежащую
рощу, где я своим ножом, а он острым кремнем,
очень искусно прикрепленным по тамошнему
способу к деревянной рукоятке, нарезали много
дубовых веток толщиной в обыкновенную палку
и несколько более крупных. Но я не буду утом-
лять читателя подробным описанием моих ра-
бот; достаточно будет сказать, что в течение
шести недель с помощью гнедого лошака,
выполнившего более тяжелую часть работы,
я соорудил нечто вроде индейской пироги,
596
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
только гораздо более крупных размеров, и по-
крыл ее шкурами йэху^ крепко сшитыми одна
с другой пеньковыми нитками моего собствен-
ного изготовления. Парус точно также я сделал
из шкур упомянутых животных, выбрав для
этого те, что принадлежали самым молодым из
них, так как шкуры старых йэху были слишком
грубыми и толстыми; я заготовил так же четыре
весла, сделал запас вареного мяса, кроликов и
домашней птицы и взял с собой два сосуда,
один наполненный молоком, а другой пресной
водой.
Я испытал свою пирогу в большом пруду
подле дома моего хозяина и исправил все обна-
ружившиеся у нее изъяны, замазав щели жи-
ром йэху и приведя ее в такое состояние, чтобы
она могла вынести меня и мой груз. Сделав
все, что было в моих силах, я погрузил лодку
на телегу, и она очень осторожно была отвезена
йэху на морской берег, под наблюдением гнедого
лошака и еще одного слуги.
Когда все было готово и наступил день отъ-
езда, я простился с моим хозяином, его супру-
гой и всем семейством; глаза мои были напол-
нены слезами и сердце изнывало от горя. По
его милость, отчасти из любопытства, а отчасти
может быть из доброжелательства (если только
я в праве сказать так без тщеславия), пожелал
увидеть меня в моей пироге и попросил не-
скольких своих соседей сопровождать его. Около
часа мне пришлось подождать прилива; заметив,
что ветер очень благоприятно дует по направ-
лению к острову, куда я решил держать путь,
я вторично простился с моим хозяином; но
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУИГНГНМОВ 597
когда я собирался пасть ниц, чтобы поцело-
вать его копыто, он оказал мне честь, осто-
рожно подняв его к моим губам. Мне известны
нападки, которым я подвергся за упоминание
Этой подробности. Моим клеветникам покажется
невероятным, чтоб столь знатная особа снизо-
шла до оказания подобного благоволения та-
кому ничтожному существу, как я. Мне памятна
также наклонность некоторых путешественников
хвастаться оказанными им необыкновенным!-
милостями. Но если бы эти критики были
598
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
больше знакомы с благородством и учтивостью
щштнмов, они скоро изменили бы свое мнение.
Засвидетельствовав свое почтение остальным
гуигншмам, сопровождавшим его милость, я сел
в пирогу и отчалил от берега.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Опасное путешествие автора. Он прибывает в Но-
вую Голландию, рассчитывая поселиться там.
Один из туземцев ранит его стрелой из лука.
Его схватывают и насильно сажают на порту-
гальский корабль. Очень любезное обращение с ним
капитана. Автор возвращается в Англию.
начал это безнадежное путе-
шествие 15 февраля 1714/5 го-
да в 9 часов утра. Ветер был
попутный; тем не менее сна-
чала я пользовался только ве-
слами, но, рассудив, что скоро
наступит усталость, а ветер
может измениться, я отважил-
ся поставить свой маленький
парус; таким образом, при со-
действии отлива, я шел, по
моим предположениям, со скоростью полу-
торых лиг в час. Мой хозяин и его друзья
оставались на берегу, пока я совсем почти не
600
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
скрылся из виду; и до меня часто доносились
возгласы гнедого лошака (который всегда любил
меня): гнуй илла ниха мэйджах йэху (береги
себя хорошенько, милый йэху).
Намерением моим было постараться открыть
какой нибудь необитаемый островок, где бы л
мог добывать средства к существованию соб-
ственным трудом; перспектива подобной жизни
больше прельщала меня, чем пост первого ми-
нистра при самом лощеном европейском дворе:
столь ужасной казалась мне мысль возвратиться
в общество йэху и жить под их властью. Ибо
в желанном мною уединении я мог по крайней
мере отдаваться своим мечтам и с наслажде-
нием размышлять о добродетелях неподражае-
мых гуигнгнмов^ не подвергаясь опасности снова
погрязнуть в пороках и разврате моего пле-
мени.
Читатель может быть помнит мой рассказ
о заговоре против меня матросов, заключивших
меня в капитанской каюте; о том, как я оста-
вался там несколько недель, не зная, в каком
направлении мы едем, и о том, как матросы,
высадившие меня на берег, с клятвами, искрен-
ними или притворными, уверяли меня, что им
неизвестно, в какой части света мы находимся.
Однако я считал тогда, что мы плывем в де-
сяти градусах к югу от мыса Доброй Надежды
или под 45° южной широты. Я заключал об
Этом на основании случайно подслушанных не-
скольких слов между матросами об их намере-
нии итти на Мадагаскар и о том, что теперь
они находятся к юго-западу от этого острова.
Хотя это было простой догадкой, все же я ре-
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУИГНГНМОВ 601
шил держать курс на восток, надеясь достигнуть
юго-западных берегов Новой Голландии, а мо-
жет быть желанного мной острова к западу от
этих берегов. Ветер все время был западный,
и в шесть часов вечера, когда по моим расче-
там мной было пройдено на восток по крайней
мере восемнадцать лиг, я заметил в полумиле
от себя маленький островок, которого вскоре
достиг. Эт0 был голый утес с маленькой бух-
точкой, размытой в нем бурями. Поставив в ней
свою пирогу, я взобрался на утес и ясно раз-
личил на востоке землю, тянувшуюся с юга иа
север. Ночь я провел в пироге, а рано поутру
снова отправился в путь и в семь часов достиг
юго-восточного берега Новой Голландии. Это
утвердило меня в давно уже составленном мне-
нии, что карты помещают эту страну по край-
ней мере на три градуса восточнее, чем она
лежит в действительности; много лет тому
назад я высказал это предположение моему ува-
жаемому другу мистеру Герману Моллю и со-
общил ему основания, приведшие меня к нему,
но он предпочел следовать мнению других авто-
ритетов.
Я не заметил туземцев у места, где я выса-
дился, и так как со мной не было оружия, то
не решался углубляться внутрь материка. На
берегу я нашел несколько ракушек и съел их
сырыми, не рискнув развести огонь из боязни
привлечь к себе внимание туземцев. Три дня
я питался устрицами и другими ракушками,
чтобы сберечь надольше мою провизию; к сча-
стью я нашел ручеек с пресной водой, которая
сильно подкрепила меня.
€02
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Па четвертый день, отважившись пройти не-
множко дальше вглубь материка, я увидел на
холмике двадцать или тридцать туземцев, при-
близительно в пятистах ярдах от меня. Все они,
мужчины, женщины, дети, были совершенно
голые и сидели должно быть около костра, на-
сколько я мог заключить по густому дыму. Один
из них заметил меня и показал другим; тогда
пятеро мужчин направились ко мне, оставив
женщин и детей у костра. Я со всех ног пу-
стился наутек к берегу, бросился в лодку и от-
чалил. Дикари, увидя, что я убегаю, помчались
за мной и, прежде чем я успел отъехать на
достаточно далекое расстояние, пустили мне
в догонку стрелу, которая глубоко вонзилась
мне в левое колено (шрам от раны останется
у меня до могилы). Я испугался, как бы стрела
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУИГНГНМОВ 603
не оказалась отравленной; поэтому, усиленно
заработав веслами и оказавшись за пределами
достижения их выстрелов (день был очень
тихий), я старательно высосал рану и кое как
перевязал ее.
Я был в нерешительности, что мне предпри-
нять, опасаясь вернуться к месту, где я выса-
дился, и взял курс на север, причем был вы-
нужден итти на веслах, потому что ветер был
хотя и незначительный, но встречный, северо-
западный. Осматриваясь кругом в поисках удоб-
ного места для высадки, я заметил на северо-
северо-востоке парус, который с каждой минутой
обрисовывался все явственнее; я был в неко-
тором сомнении, поджидать ли его или нет;
однако в заключение моя ненависть к породе
йэху превозмогла, и, повернув пирогу, я на па-
604
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
русе и веслах направился к югу и вошел в ту же
бухточку, откуда отправился поутру, предпо-
читая лучше отдаться в руки варваров, чем
жить среди европейских 'йэху. Я подвел свою
пирогу к самому берегу, а сам спрятался за
камнем у упомянутого мной ручейка с пре-
красной водой.
Корабль подошел к этой бухточке на расстоя-
ние полумили и отправил к берегу шлюпку
с бочками за пресной водой (так как место
было повидимому хорошо известно капитану);
однако я заметил шлюпку, лишь когда она под-
ходила к самому берегу и было слишком поздно
искать другого убежища. При высадке на берег
матросы заметили мою пирогу и, внимательно
осмотрев ее, легко догадались, что хозяин ее
находится где нибудь недалеко. Четверо из них,
хорошо вооруженные, стали обшаривать каждую
щелочку, каждый кустик и наконец нашли
меня, лежащего ничком за камнем. Некоторое
время они с удивлением смотрели на мой стран-
ный шутовской наряд, кафтан из кроличьих
шкурок, башмаки с деревянными подошвами и
меховые чулки; наряд этот показал им однако,
что я не туземец, так как все туземцы ходили
голые. Один из матросов приказал мне по-пор-
тугальски встать и спросил меня, кто я. Я от-
лично его понял (так как знаю этот язык) и,
поднявшись на ноги, сказал, что я несчастный
йэху, изгнанный из страны гуигнгнмов, и умоляю
позволить мне удалиться. Матросы были уди-
влены, услышав ответ на своем родном языке,
и по цвету моего лица признали во мне евро-
пейца; но они не могли понять, что я разумел
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУИГНГНМОВ 60Ь
под словами йэху и гуигнгнмы^ и в то же время
смеялись над странными интонациями моей
речи, напоминавшими конское ржанье. Все
время я дрожал от страха и ненависти и снова
стал просить позволения удалиться, тихонько
отступая по направлению к моей пироге, но
они удержали меня, пожелав узнать, из какой
606
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
страны я родом, откуда я прибыл, и задавая
множество других вопросов. Я ответил им, что
я родом из Англии, откуда я уехал около пяти
лет тому назад, когда их страна и моя были
в мире между собой. Поэтому я надеюсь, что
они не будут обращаться со мной враждебно,
тем более, что я не хочу им никакого зла;
я просто бедный йэху, ищущий какого нибудь
пустынного места, где бы я мог провести оста-
ток моей несчастной жизни.
Когда они заговорили, мне показалось, что
я никогда не слышал и не видел ничего более
противоестественного; это было для меня так же
чудовищно, как если бы в Англии заговорили
собака или корова, или в стране гуигнгнмов—
йэху. Почтенные португальцы были не менее
поражены моим странным костюмом и чудной
манерой произношения, xoia они прекрасно
меня понимали. Они говорили со мной очень
любезно и заявили, что их капитан наверное
перевезет меня даром в Лиссабон, откуда я могу
вернуться к себе на родину; что двое матросов
отправятся обратно на корабль уведомить капи-
тана о том, что они видели, и получить его
распоряжения; а тем временем, если я пе дам
им торжественного обещания не убегать, они
удержат меня силой. Я счел за лучшее подчи-
ниться их предложению. Они очень любопыт-
ствовали узнать мои приключения, но я проявил
большую сдержанность; тогда они решили, что
несчастья повредили мой рассудок. Через два
часа шлюпка, которая ушла нагруженная боч-
ками с пресной водой, возвратилась с прика-
занием капитана доставить меня на борт. Я упал
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУИГНГНМОВ 607
на колени и умолял оставить меня на свободе;
но все было напрасно, и матросы, связав меня
веревками, бросили в лодку, откуда я был пере-
несен на корабль и доставлен в каюту ка-
питана.
Капитан назывался Педро де Мендес и был
человек очень учтивый и благородный; он попро-
сил меня дать какие нибудь сведения о себе
и пожелал узнать, чего я хочу есть или пить;
при этом он поручился, что со мной будут
обращаться на карабле как с ним самим, наго-
ворил мне кучу любезностей, так что я был
поражен, встретив такую обходительность у йэху.
Однако я оставался молчаливым и угрюмым,
и чуть не упал в обморок от одного только
Запаха этого капитана и его матросов. Наконец
я попросил, чтобы мне принесли чего нибудь
поесть из запасов, находившихся в моей пироге.
Но капитан приказал подать мне цыпленка и от-
личного вина и распорядился, чтобы мне при-
готовили постель в очень чистой каюте. Я не
захотел раздеваться и лег в постель как был;
через полчаса, когда по моим предположениям
экипаж обедал, я украдкой выскользнул из своей
каюты и, пробравшись к борту корабля, наме-
ревался броситься в море и спастись вплавь,
лишь бы только не оставаться среди йэху. Но
один из матросов помешал мне; узнав о моем
покушении, капитан велел заковать меня в моей
каюте.
После обеда Дон Педро пришел ко мне и по-
желал узнать причины, побудившие меня ре-
шиться на такой отчаянный поступок. Он уве-
рял меня, что его единственное желание оказать
608
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
мне всяческие услуги, какие только в его силах;
он говорил так трогательно и убедительно, что
мало-по-малу я согласился обращаться с ним
как с животным, одаренным некоторыми зачат
ками разума. В немногих словах я рассказал ему
о своем путешествии, о бунте экипажа на моем
корабле, о стране, куда меня высадили бунтов-
щики и о моем трехлетием пребывании в ней.
Капитан принял мой рассказ за бред или гал-
люцинацию, что меня крайне оскорбило, так
как я совсем отучился от лжи, так свойственной
йэху во всех странах, где они господствуют,
и позабыл об их всегдашней склонности отно-
ситься недоверчиво к словам себе подобных.
Я спросил его, разве у него на родине суще-
ствует обычай говорить то, чего нет, уверив его
при этом, что я почти забыл значение слова
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУИГНГНМОВ 609
ложь, и что, проживи я в Гушнгнзши хотя бы
тысячу лет, я никогда бы не услышал там лжи
даже от самого последнего слуги; что мне совер-
шенно безразлично, верит он мне или нет,
однако, в благодарность за его любезность,
я готов отнестись снисходительно к его при-
родной порочности и отвечать на все возраже-
ния, какие ему угодно будет сделать мне, так
что он сам легко обнаружит истину.
Капитан, человек умный, после множества по-
пыток уличить меня в противоречии на какой
нибудь части моего рассказа, в заключение со-
ставил себе лучшее мнение о моей правдивости.*
Но он заявил, что раз я питаю такую глубокую
привязанность к истине, то должен дать ему
честное слово не покушаться больше на свою
жизнь во время этого путешествия, иначе он
будет держать меня под замком до самого Лис-
сабона. Я дал требуемое им обещание, но зая-
вил при этом, что готов претерпеть самые
тяжкие бедствия, лишь бы только не возвра-
щаться в общество йэху}
Во время нашего путешествия не произошло
ничего замечательного. В благодарность капи-
тану я соглашался иногда, уступая его настоя-
тельным просьбам, вступать с ним в разговор,
стараясь не обнаруживать своей антипатии
к человеческому роду; несмотря на мои усилия
она все же часто прорывалась у меня, но капи-
тан делал вид, что ничего не замечает. Большую
же часть дня я проводил в своей каюте, чтобы
не встречаться ни с кем из матросов. Капитан
не раз уговаривал меня снять мое дикарское
одеяние, предлагая лучший свой костюм, но
610
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
я все отказывался, гнушаясь покрыть себя
вещью, прикасавшейся к телу йэху. Я. попросил
его только дать мне две чистые рубашки, кото-
рые, будучи выстираны после того как он носил
их, не могли, казалось мне, особенно сильно
Замарать меня. Я менял их каждый день и сти-
рал собственноручно.
Мы прибыли в Лиссабон 15 ноября 1715 года.
Перед высадкой на берег капитан набросил мне
на плечи свой плащ, чтобы оградить меня от
насмешек уличной толпы. Он провел меня
к своему дому и по настойчивой моей просьбе
поместил в самом верхнем этаже, в комнате,
выходящей окнами во двор. Я заклинал его
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУИГНГНМОВ 611
никому не говорить то, что я сообщил ему
о гушмнмаХу потому что малейший намек на
мое пребывание у них не только привлечет ко
мне толпы любопытных, но вероятно подвер-*
гнет также опасности заключения в тюрьму или
сожжения на костре по приговору инквизиции.
Капитан уговорил меня заказать себе новое
платье, но я ни за что не соглашался, чтобы
портной снял с меня мерку; но так как Дон Педро
был почти одного со мной роста, то платья,
сшитые для него, были мне как раз впору. Он
снабдил меня также другими необходимыми для
меня вещами, совершенно новыми, которые
я, впрочем, перед употреблением проветривал це-
лые сутки.
Капитан был неженат, и прислуга его состояла
всего из трех человек, ни одному из которых
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
812
он не позволял прислуживать за столом; вообще
все его обращение было таким предупредитель-
ным, он проявлял столько подлинной человеч-
ности и понимания, что я постепенно прими-
рился с его обществом. Под влиянием его
увещаний я решился даже посмотреть в заднее
окошко. Потом я начал переходить в другую
комнату, откуда выглянул было на улицу, но
сейчас же в испуге отшатнулся. Через неделю
капитан уговорил меня сойти вниз посидеть
у выходной двери. Страх мой постепенно умень-
шался, но ненависть и презрение к людям, как-
будто возрастали. Наконец я набрался храбрости
выйти с капитаном на улицу, но плотно затыкал
при этом нос табаком или рутой.
Через десять дней по моем приезде Дон Педро,
которому я рассказал кое-что о своей семье
и домашних делах, заявил мне, что долг моей
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУИГНГНМОВ 613
чести и совести требует, чтобы я вернулся на
родину и жил дома с женой и детьми. Он ска-
зал, что в порту стоит готовый к отплытию
английский корабль, и выразил готовность снаб-
дить меня всем необходимым для дороги. Было бы
скучно повторять его доводы и мои возраже-
ния. Он говорил, что совершенно невозможно
найти такой пустынный остров, на каком я ме-
чтал поселиться; но в собственном доме я хо-
зяин, и могу проводить время каким угодно
Затворником.
В конце концов я покорился, находя, что
ничего лучшего мне не остается. Я покинул
Лиссабон 24-го ноября, на английском коммер-
614-
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
ческом корабле, но кто был его хозяином я так
и не спросил. Дон Педро проводил меня на ко-
рабль и дал в долг двадцать фунтов. Он любезно
со мной распрощался и, расставаясь, обнял меня,
но при этой ласке я едва сдержал свое отвра-
щение. В пути я не разговаривал ни с капита-
ном, ни с матросами и, сказавшись больным,
заперся у себя в каюте. Пятого декабря 1715 года
мы бросили якорь в Даунсе около девяти часов
утра, и в три часа пополудни я благополучно
прибыл к себе домой в Росергис.*
Жена и дети встретили меня с большим уди-
влением и радостью, так как они давно считали
меня погибшим; но я должен откровенно
сознаться, что вид их наполнил меня только
ненавистью, отвращением и презрением, особенно
когда я подумал о близкой связи, существовав-
шей между нами. Ибо, хотя со времени моего
Злополучного изгнания из страны гуигнгнмов
я принудил себя выносить вид йэху и иметь
общение с Дон Педро де Мендес, все же моя
память и воображение были постоянно наполнены
добродетелями и идеями возвышенных гуигнгнмов.
И мысль, что благодаря соединению с одной
из самок йэху я стал отцом еще нескольких
Этих животных, наполняла меня величайшим
стыдом, смущением и отвращением.
Как только я вошел в дом, жена заключила
меня в объятия и поцеловала меня; за эти годы
я настолько отвык от прикосновения гнусных
животных, что не выдержал и упал в обморок,
продолжавшийся больше часу. Когда я пишу эти
строки/прошло уже пять лет со времени моего
возвращения в Англию. В течение первого года
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУИГНГНМОВ 615
я не мог выносить вида моей жены и детей;
даже их запах был для меня нестерпим; тем
более я не в силах был садиться с ними за
стол в одной комнате. И до сих пор они не
смеют прикасаться к моему хлебу или пить из
моей чашки, до сих пор я не могу позволить
им пожимать мне руку. Первые же свободные
деньги я истратил на покупку двух жеребцов,
которых держу в прекрасной конюшне; после
них моим наибольшим любимцем является конюх,
так как запах, который он приносит из конюшни,
действует на меня самым оживляющим образом.
Лошади достаточно хорошо понимают меня;
616
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
я разговариваю с ними по «равней мере четыре
часа ежедневно. Они не знают, что такое узда
или седло, очень ко мне привязаны и дружны
между собою.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Правдивость автора. С каким намерением опубли-
ковал он этот труд. Он порицает путешествен-
ников, отклоняющихся от истины. Автор отвер-
гает какой либо злой умысел при писании этой
книги. Ответ на одно возражение. Метод насажде-
ния колоний. Похвала родине. Бесспорное право короны
на страны, описанные автором. Трудность завоевать
их. Автор окончательно расстается с читателем;
он излагает планы своего образа жизни в буду-
щем, дает добрые советы и заканчивает книгу.
так, любезный читатель,
я дал тебе правдивое опи-
сание моих путешествий,
продолжавшихся шест-
надцать лет и свыше
семи месяцев, в кото-
ром я заботился не столь-
ко о прикрасах, сколько
об истине. Может быть,
подобно другим путе-
шественникам, я мог
бы удивить тебя стран-
618
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
ными и невероятными рассказами, но я пред-
почел излагать голые факты наипростейшим
способом и слогом, ибо главным моим намере-
нием было осведомлять тебя, а не забавлять.
Нам, путешественникам в далекие страны,
редко посещаемые англичанами или другими
европейцами, не трудно сочинить описание ди-
ковинных животных, морских и сухопутных.
Между тем главная цель путешественника про-
свещать людей и делать их лучшими, совер-
шенствовать их умы как дурными, так и хоро-
шими примерами того, что они передают каса-
тельно чужих стран.
От всей души я желал бы издания закона,
который обязывал бы каждого путешествен-
ника, перед получением им разрешения на опу-
бликование своих путешествий, давать перед
лордом верховным канцлером клятву, что все,
что он собирается печатать, есть безусловная
истина, по его добросовестному мнению. Тогда
публика не подвергалась бы больше риску быть
обманутой, как это обыкновенно бывает теперь,
оттого что некоторые писатели, желая сделать
свои сочинения более занимательными, угощают
доверчивого читателя самой грубой ложью.
В юности я с огромным наслаждением прочел
ре мало путешествий; но, объехав с тех пор
почти весь земной шар и убедившись в несо-
стоятельности множества басен на основании
собственных наблюдений, я проникся большим
отвращением к такого рода чтению и с него-
дованием смотрю на столь бесстыдное злоупо-
требление человеческим легковерием. И так как
моим знакомым угодно было признать скром-
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУИГНГНМОВ 619
ные мои усилия небесполезными для моей ро-
дины, то я поставил своим правилом, которому
неуклонно следую, строжайше придерживаться
истины; да у меня и не может возникнуть ни
малейшего искушения отступить от этого пра-
вила, пока я храню в своей памяти наставления
и пример моего благородного хозяина и других
достопочтенных гуигнгнмов, скромным слушателем
которых я так долго имел честь, состоять.
Nec, si miserum Fortuna Sinonem
Finxit, vanum etiam, mendacemque improba finget.*
Я отлично знаю, что сочинения, не требую-
щие ни таланта ни знаний и никаких вообще
дарований, кроме хорошей памяти или акку-
ратного дневника, не могут особенно просла-
вить их автора. Мне известно также, что ав-
торы путешествий, подобно составителям сло-
варей, погружаются в забвение тяжестью и ве-
личиной тех, кто приходит им на смену и сле-
довательно ложится поверх. И весьма вероятно,
что путешественники, которые посетят впо-
следствии страны, описанные в этом моем со-
чинении, обнаружив мои ошибки (если только
я их совершил) и прибавив много новых от-
крытий, оттеснят меня на второй план и сами
займут мое место, так что мир позабудет, что
был когда то такой писатель. Это доставило бы
мне большое огорчение, если бы я писал ради
славы; но так как моей единственной заботой
является общественное благо, то у меня нет ни-
каких оснований испытывать разочарование.
В самом деле? кто способен читать описанные
620
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
мной добродетели славных гуигнгнмов, не испы-
тывая стыда за свои пороки, особенно, если он
рассматривает себя как разумное, господствую-
щее животное своей страны? Я ничего не скажу
о тех далеких народах, где первенствуют йеху,
среди которых наименее испорченными являются
бробдингнежцы; соблюдать их мудрые правила
поведения было бы для нас большим счастьем.
Но я не буду больше распространяться на эту
тему и предоставляю рассудительному читателю
самому делать заключения и выводы.
Не малое удовольствие доставляет мне уве-
ренность, что это произведение не может быть
подвергнуто критике. В самом деле, какие воз-
ражения можно сделать писателю, который
излагает одни только голые факты, имевшие
место в таких отдаленных странах, не предста-
вляющих для нас ни малейшего интереса ни
в торговом, ни в политическом отношении?
Я всячески старался избегать промахов, в ко-
торых так часто справедливо упрекают авторов
путешествий. Кроме того, я не смотрю на вещи
с партийной точки зрения, но пишу беспри-
страстно, без предубеждений, без зложелатель-
ства к какому нибудь лицу или к какой нибудь
группе лиц. Я пишу с благороднейшей целью
просветить и наставить человечество, над кото-
рым, не нарушая скромности, я в праве притя-
зать на некоторое превосходство, благодаря
преимуществам, приобретенным мной от дол-
гого пребывания среди таких нравственно со-
вершенных существ, как гуигнгнмы. Я не рас-
считываю ни на какие выгоды и ни на какие
похвалы, Я не допускаю ни одного слова, кото-
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУИГНГНМОВ 621
рое могло бы быть сочтено за насмешку или
причинить малейшее оскорбление даже самым
обидчивым людям. Таким образом, я надеюсь,
что с полным правом могу объявить себя пи-
сателем совершенно безупречным, у которого
никогда не найдут материала для упражнения
своих талантов племена обозревателей, наблю-
дателей, порицателей, ищеек и соглядатаев.
Признаюсь, что мне нашептывали, будто мой
долг английского подданного обязывает меня,
сейчас же по возвращении на родину, предста-
вить одному из министров докладную записку,
так как все земли, открытые подданным, при-
надлежат его королю. Но я сомневаюсь, чтобы
завоевание стран, о которых я говорю, далось
нам так легко, как завоевание Фердинандом
Кортесом американских дикарей. Лиллипуты,
по моему мнению, едва ли стоят того, чтобы
для покорения их снаряжать армию и флот,
и я не думаю, чтобы было благоразумно или
безопасно произвести нападение на бробдингпеж-
цев, или чтобы английская армия хорошо себя
чувствовала, когда над нею покажется Летучий
Остров. Правда, гуигтнмы как будто не так хо-
рошо подготовлены к войне, искусству, которое
совершенно для них чуждо, особенно, что ка-
сается обращения с огнестрельным оружием.
Однако, будь я министром, я никогда не посо-
ветовал бы нападать на них. Их благоразумие,
единодушие, бесстрашие и любовь к отечеству
с избытком возместили бы все их невежество
в военном искусстве. Представьте себе двадцать
тысяч гуигтнмов, врезавшихся в середину евро-
пейской армии, смешавших строй, опрокинув-
622	ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
тих обозы, превращающих в котлету лица сол-
дат страшными ударами своих задних копыт.
Ибо они вполне заслуживают характеристику,
данную Августу: recalcitrat undique tutus .’Но вме-
сто предложения планов завоевания этой вели-
кодушной нации, я предпочел бы, чтобы они
нашли возможность и согласились послать до-
статочное количество своих сограждан для ци-
вилизования Европы путем научения нас пер-
воосновам чести, справедливости, правдивости,
воздержности, солидарности, мужества, цело-
мудрия, дружбы, доброжелательства и верности.
Имена этих добродетелей удержались еще в боль-
шинстве европейских языков, и их можно встре-
тить как у современных, так и у прежних пи-
сателей. Я могу это утверждать на основании
скромных своих чтений.
Но существует еще и другая причина, удер-
живающая меня от содействия расширению вла-
дений его величества открытыми мной странами.
Правду говоря, меня берет некоторое сомнение
насчет справедливости, проявляемой государями
в таких случаях. Например, буря несет шайку
пиратов в неизвестном им направлении; нако-
нец юнга открывает с верхушки мачты землю;
пираты выходят на берег, чтобы заняться гра-
бежом и разбойничеством; они находят безо-
бидное население, оказывающее им хороший
прием; дают стране новое название; именем
короля завладевают ею, водружают гнилую
доску или камень в качестве памятного знака,
убивают две или три дюжины туземцев, насильно
забирают на корабль несколько человек, в ка-
честве образца, возвращаются на родину и по-
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУИГНГНМОВ 623
лучают прощение. Так возникает новая колония,
приобретенная по божественному праву. При
первой возможности туда посылают корабли;
туземцы либо изгоняются, либо истребляются,
вожди их подвергаются пыткам, чтобы прину-
дить их выдать свое золото; открыта полная
свобода для совершения любых бесчеловечных
поступков, для любого распутства, земля оба-
гряется кровью своих сынов. И эта гнусная
шайка мясников, занимающаяся столь благоче-
стивыми делами, образует современную колонию,
отправленную для обращения в хрисгианство
и насаждения цивилизации среди дикарей-идоло-
поклонников.
Но это описание, разумеется, не имеет ника-
кого касательства к британской нации, которая
может служить примером для всего мира благо-
даря своей мудрости, заботливости и справед-
ливости в насаждении колоний; своим высоким
духовным качествам, содействующим преуспея-
нию религии и просвещения; подбору набожных
и способных священников для распространения
христианства; осмотрительности в заселении
своих провинций добропорядочными и воздерж-
ными на язык жителями метрополии; строжай-
шему уважению справедливости при замещении
административных должностей во всех своих
колониях чиновниками величайших дарований,
совершенно чуждых всякой порочности и про-
дажности; и в увенчание всего—благодаря наз-
начению бдительных и добродетельных губерна-
торов, горячо пекущихся о благоденствии вве-
ренного их управлению населения и блюдущих
честь короля, своего государя.
624
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Но так как население описанных мной стран
повидимому не имеет никакого желания быть
завоеванным, обращенным в рабство, истреб-
ленным или изгнаным колонистами, и так
как сами эти страны не изобилуют ни золотом,
ни серебром, ни сахаром, ни табаком, то, по
скромному моему мнению, они являются весьма
мало подходящими объектами для нашего рвения,
нашей доблести и наших интересов. Однако,
если те, кого это ближе касается, считают нуж-
ным держаться другого мнения, то я готов за-
свидетельствовать под присягой, когда я буду
призван к тому законом, что ни один европеец
не посещал этих стран до меня, несколько, по
крайней мере, можно доверять показаниям ту-
земцев; спор может возникнуть лишь по отно-
шению к двум йэху, которых, по преданию, ви-
дели много веков тому назад на одной горе
в Гуишнмии, и от которых, по тому же преда-
нию,* произошел весь род этих гнусных скотов;
Эти двое йэху были должно быть англичане,
как я очень склонен подозревать на основании
черт лица их потомства, хотя и очень обезобра-
женных. Но насколько факт этот может быть
доказательным, предоставляю судить знатокам
колониальных законов.
Что же касается формального завладения от-
крытыми странами именем моего государя, то
такая мысль никогда не приходила мне в го-
лову; да если бы и пришла, то, принимая во
внимание мое тогдашнее положение, я, пожалуй,
поступил бы благоразумно и предусмотрительно,
отложив осуществление этой формальности до
более благоприятного случая.
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУИГНГНМОВ 625
Ответив таким образом на единственный
упрек, который можно было бы сделать мне
как путешественнику, я окончательно прощаюсь
со всеми моими любезными читателями и уда-
ляюсь в свой садик в Редриффе наслаждаться
размышлениями, осуществлять на практике пре-
восходные уроки добродетели, преподанные мне
гуигнгнмами, просвещать йэху моей семьи, на-
сколько эти животные вообще поддаются вос-
питанию, почаще смотреть на свое отражение
в зеркале, и таким образом, если возможно, по-
степенно приучить себя выносить вид человека;
сокрушаться о дикости гуигнгнмов на моей ро-
дине, но всегда относиться к их личности
с уважением, ради моего благородного хозяина,
его семьи, друзей и всего рода гуигнгнмов, на
которых наши лошади имеют честь походить
по своему строению, значительно уступая им
по своим умственным способностям.
С прошлой недели я начал позволять моей
жене садиться обедать вместе со мной на даль-
нем конце длинного стола и отвечать (как
можно короче) на немногие задаваемые мной
вопросы. Все ясе запах йэху попрежнему очень
противен мне, так что я всегда плотно затыкаю
нос рутой, лавандой или листовым табаком.
И хотя для человека пожилого трудно отучиться
от старых привычек, однако я совсем не теряю
надежды, что через некоторое время способен
буду переносить общество йэату-соседей и пере-
стану страшиться их зубов и когтей.
Мне было бы гораздо легче примириться со
всем родом йэху, если бы они довольствовались
теми пороками и безрассудствами,которыми на-
626
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
делила их природа. Меня ничуть не раздражает
вид судейского, карманного вора, полковника,
шута, вельможп, игрока, политика, сводника,
врача, лжесвидетеля, соблазнителя, стряпчего,
предателя, и им подобных; существование всех
их в порядке вещей. Но когда я вижу кучу
уродств и болезней, как физических, так и ду-
ховных, да в придачу к ним еще гордость, —
терпение мое немедленно истощается; я никогда
неспособен буду понять, как такое животное
и такой порок могут сочетаться вместе. У муд-
рых и добродетельных гуттнмов, в изобилии
одаренных всеми совершенствами, какие только
могут украшать разумное существо, нет даже
слова для обозначения этого порока; да и во-
обще язык их не содержит вовсе терминов,
выражающих что нибудь дурное, исключая тех,
при помощи которых они описывают гнусные
качества тамошних йэху, среди которых они од-
нако не могли обнаружить гордости, вследствие
недостаточного знания человеческой природы,
как она проявляется в других странах, где это
животное занимает господствующее положение.
Но я, благодаря своему большему опыту, ясно раз-
личал некоторые зачатки этого порока среди
диких йэху.
Однако гуигншмы, живущие под властью ра-
зума, так ясе мало гордятся своими хорошими
качествами, как я горжусь тем, что у меня две
ноги и две руки; ни один человек, находясь
в здравом уме, не станет кичиться этим, хотя
II будет очень несчастен, если лишится того
или другого члена. Я так долго останавливаюсь
на этом предмете из желания сделать, по мере
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУИГНГНМОВ 627
моих сил, общество английских йэху более пе-
реносимым; поэтому я очень прошу лид, в ка-
кой нибудь степени запятнаных этим нелепым
пороком, не отваживаться попадаться мне на
глаза.
Конец

ПРИМЕЧАНИЯ.
За свою двухстолетшою историю Гулливер, подобно
многим другим классическим произведениям, «оброс»,
если можно так выразиться, многочисленными приме-
чаниями, составленными самыми разнообразными ли-
дами, начиная с современников Свифта. Текст этих
примечаний, по своему объему, значительно превы-
шает текст самого Гулливера и содержит огромное
количество балласта, так как авторы его не столько
разъясняют содержащиеся у Свифта намеки, сколько
полемизируют с его резкими и беспощадными утвер-
ждениями. Между тем едва ли может быть более
праздное занятие, чем борьба с несравненной желч-
ностью Свифта обветшалым орудием прописной морали
В настоящем издании я ограничился самыми необходи-
мыми историко-литературными и фактическими разъяс-
нениями, без которых текст Свифта для среднего
современного читателя остался бы непонятным, выбрав
эти разъяснения преимущественно из последних крити-
ческих изданий Гулливера S. Ravenscroft Dennis‘a и
Harold Williams‘a.
ПИСЬМО ГУЛЛИВЕРА К СИМПСОНУ.
Страница 5. Письмо это, хотя и датированное
2-м апреля 1727 года, впервые появилось в дублинском
издании Фолкнера в 1735 году. Как показал Генри
Крейк (Henry Craik, Life of Swift, 1882, p. 536), и дата
и содержание этого письма имеют целью еще более
увеличить тайну, которой было окружено опубликова-
ние Путешествий, а также снять со Свифта ответствен-
ность за недочеты и предосудительные места книги.
Впрочем, теперь с несомненностью установлено, что
630	ПРИМЕЧАНИЯ
рукопись Гулливера подверглась некоторым изменениям
после того, как Свифт передал ее издателю (см. преди-
словие редактора).
Страница 6, строка 2. Демпиер (Dampier William)
1652—1715, английский мореплаватель. В Гулливере Свифт
подражает его слогу.
Страница 6, строка 9. Королевы Анны См. Путеше-
ствие к Гуишшмам, гл. VI, примечание.
Страница 8, строка 24. Смитсфилъд—знаменитая лоть
донская площадь, где производились экзекуции.
Страница 9, строка 10. Семь месяцев. Книга была
опубликована только за пять, а не за семь месяцев до
2-го апр. 1727 г. Как указывает Крейк, такая ошибка
была бы невероятна, если бы это письмо было действи-
тельно написано в 1727 году, и вполне возможна через
девять лет Мосле издания книги в 1735 году.
Страница И, строка 18. Бробдитреи Едва ли стоит
указывать, что это исправление (лишний штрих, дол-
женствующий свидетельствовать о правдивости пове-
ствования) нельзя принимать в серьез. Нет никаких
оснований слово Бробдингнег (Brobdingneg), ставшее
в Англии почти таким же нарицательным (в особен-
ности прилагательное от него) как и лиллипут, перево-
дить по русски Бробдиньяг, как делали прежние пере-
водчики.
ЧАСТЬ I
Рассказы о царствах и племенах пигмеев так же
незапамятны, как и начатки литературы. Концепция
настолько проста, что сама напрашивается воображе-
нию. Путешествие в Лпллипутшо всегда было самой
популярной частью Гулливеровых Путешествий. Всем
хорошо известно упоминание Гомера (Илиада, III, 2—6)
о войне пигмеев с журавлями. Геродот, которого много
читал Свифт, упоминает о племени пигмеев в Ливии
(Euterpe, гл. XXXII). В Сказке о бочке (отд. VII) Свифт
ссылается на рассказ Ктесия об индийских пигмеях
(Фотий, ed Bekker, 1824, р. 46). В Imagines Филострата
описано нападение пигмеев на Геркулеса, кото-
рое может быть внушило Свифту мысль о пленении
Гулливера диллипутами. Но ни у одного классического
ПРИМЕЧАНИЯ
631
писателя, равно как ни у одного писателя более близ-
кого Свифту по времени, оживляющего предание
о пигмеях (см. по этому поводу у Borkowsky, Quellen
zu Dean Sioifl’s Gulliver’s Travels, Anglia, vol. XV, CTp. 345—89,
и W. A. Eddy, A critical Study of Gullivers Travels 1923),
нет материала, который дал бы основание предполо-
жить, что он был для Свифта больше, чем случайным
толчком, заставившим работать его воображение; тем
более ни у кого из них мы не находим такого последо-
вательного и связанного повествования, как в Путеше-
ствии в Лиллипутию.
Сатира этой части направлена против английского
правительства и церкви XVII и начала XVIII века,
а также против определенных лиц. Можно проследить,
как характер ее меняется, по мере постепенной отделки
Свифтом первоначального эскиза. Лиллипутия стано-
вится Англией; император—Георг I, не по внешности,
а как политический деятель; Гулливер, первоначально
фигура безличная, превращается в Болпнгброка.
Было высказано предположение, будто Лиллипутия
и Блефуску представляют собой Ирландию и Шотлан-
дию (Sophie Shilleto Smith, Dean Swift, p. 226), на том
основании, что год предполагаемого открытия Лиллп-
путии, 1699, был год получения Свифтом прихода
Ларокор. Но рассказ о политических взаимоотношениях
двух пигмейских империй совершенно несовместим
с этой гипотезой, равно как и упоминание об обычае
молодых лиллипутов и блефускуанцев путешествовать
в соседнее государство с образовательной целью. Свифт
явно хотел изобразить отношения между Англией и
Францией после Утрехтского мира (1713).
Профессор Генри Морли в своем введении к одному
из изданий Путешествий Гулливера (Carishrooke Library,
рр. 17, 18) остроумно производит слово Ulliput от lilli-
litile (малый) и put—ходячий презрительный термин во
времена Свифта. На романских языках словом этим
называли мальчиков п девочек, предающихся порокам
взрослых. Ср. старо-франц, put и pule, испанское и пор-
тугальское puto и puta, итальянское putta, а также латин-
ское putidus (испорченный). Повидимому, тем же наме-
рением Свифт руководился, сочиняя слово Лапута.
632
ПРИМЕЧАНИЯ
Глава Т.
Страница 21, строка 4, 30® 2' южной шпроты. Если,
как это понял составитель карты, приложенной к 1-му
изданию Путешествий, Ван Дименовой Землей Гулливе-
ром называется Австралия, то Лиллипутпя, по подсче-
там Ревенскрофта Денниса, лежит под 15° южной
широты, а не Зи° 2'.
Страница 23, строка 7. Я хотел встать Вальтер
Скот {Works of Jonathan Swift, XI, 7) первый
подметил тут аналогию с рассказом Филострата о на-
падении пигмеев на Геркулеса (Imagines, lib. II): «Одна
фаланга пошла на штурм его левой руки, но против
правой руки, как более сильной, были пущены в ход
две фаланги. Лучники и пращники осадили его ноги,
удавляясь огромным размерам его бедер; но вокруг
его головы, как вокруг арсенала, они воздвигли осадные
орудия, и сам царь занял свое место там. Они подожгли
его волосы, стали бросать ему в глаза серпы; и, чтобы
он не мог дышать, они заткнули ему рот и ноздри; но
вся эта возня способна была только разбудить его;
проснувшись же, он, не обращая никакого внимания
на их дурачества, собрал их всех в львиную шкуру и
снес к Эврпсфею».
Страница 23, строка 22. Шести дюймов.*Отношение
роста Гулливера к росту лиллипутов равно отношению
фута к дюйму, т.-е. двенадцати к единице; отношение
его к росту бробдингнежцев как раз обратное (1 и 12).
Это простое отношение позволяет легко проверять дан-
ные, сообщаемые Свифтом в дальнейшем.
Страница 28, строка 19. Не более нашей полупинты.
Наши кубические меры в 1728 раз больше лпллипутских
(123); таким образом полппнты равно 108 (лиллниутских)
галлонов (около 500 литров).
Страница 36, строка 17. Тридцатью шестью замками.
Любопытно, что те же самые числа мы находим
у Свифта в Сказке бочки,, вышедшей на двадцать лет
раньше Гулливера: «Я написал 91 памфлет при трех
царствованиях к услугам 36 фракций».
ПРИМЕЧАНИЯ
633
Глава П
Страница 41, строка 10. На мой ноготь выше всех
своих придворных. По замыслу Свифта лиллипутский
император должен был напоминать английского короля
Георга 1, по сходство распространяется только на не-
которые черты характера, как то: умеренность, про-
стота и особенно большая скупость; по внешности они
вовсе не похожи друг на друга. Низенький и неуклюжий
Георг лишен был всякой величественности. Несходство
объясняется отчасти осторожностью Свифта, а отчасти,
может быть, переделкой первоначального наброска
в политическую сатиру.
Страница 44, строка 11. Шестьсот матрацов. Пло-
щадь матраца Гулливера, равная площади 150 лиллипут-
ских матрацов, соответствует установленному с самого
начала отношению 12-ти к 1 (12 X 12 ~ 144). Но Гулли-
вер справедливо жалуется на жесткость своей постели,
так как следовало положить друг на друга не четыре,
а двенадцать матрацов.
Страница 50, строка 1. Опись. Насмешка над прие-
мами тайного комитета, учрежденного Уольполем (гла-
вой министерства вигов при Георге I) для расследования
интриг п заговоров якобитов (т.-е. сторонников возве-
дения на престол сына изгнанного Якова II Стюарта).
Описание обыска сделано Свифтом мастерски.
Глава III
Страница 60, строка 28. Флимнап. В образе Флим-
напа Свифт осмеивает Роберта Уольполя, к которому,
как к главе министерства вигов, сменившего торипское
министерство Болингброка, друга Свифта, он относится
крайне неприязненно. «Прыжки на натянутом ка-
нате» Флимнапа изображают политическую ловкость,
Уольполя.
Страница 61, строка 3. Релъдреселъ вероятно дол-
жен означать или графа Стенгопа, в 1717 году сменив-
шего Уольполя на посту премьера и отличавшегося
большей терпимостью к торпям, или лорда Картерета,
вице-короля Ирландии; хотя и дружественно настроен-
634
ПРИМЕЧАНИЯ
ный к Свифту, он все ясе вынужден был назначить
награду в 300 фунтов за указание автора Писем
суконщика (намек на это см. главу VII). А может быть
в лице Редреселя Свифт просто желает изобразить
силу закулисных влияний, этой необходимой принадлеж-
ности придворной жизни.
Страница 61, строка 23. Королевская подушка—гер-
цогиня Кендельская, любовница Георга I, благодаря
влиянию которой Уольполь снова стал министром
в 1721 г. после смерти Стенгопа.
Страница 61, строка 29. Синюю, красную и зеленую—
цвета орденов Подвязки, Бани и св. Андрея. Уольполь
был награжден орденом Подвязки в 1726 г., так что
это место было вставлено Свифтом незадолго до опубли-
кования книги.
Страница 68, строка 2. Скайреш Болюлама.Тер^г
Арджиллский (по мнению Тейлора) и граф Нотингем-
ский (по мнению Чарльза Фертса).
Страница 69, строка 21. Земного шара. Непоследо-
вательность; в гл. VI Свифт говорит, что лиллипуты
представляли землю плоской.
Глава IV
Страница 79, строка б. Ее императорское вели-
чество—Королева Анна—«особа добродушная, но легко
околпачиваемая» (Тейлор).
Страница 81, строка 5. Тремеквенов и слемексенов—
высокая и низкая (low) церковь или тори и виги. Низ-
кие каблуки императора указывают на его принадлеж-
ность к партии вигов.
Страница 82, строка 7. Походка ею высочества при-
храмывающая. Принц Уэльский (впоследствии Георг II)
хотя и расходился со своим отцом и министерством,
и тори возлагали на него большие надежды, однако по
вступлении на престол, по совету королевы, удержал
Уольполя.
Страница 83, строка 4. Разбивать яйца с острою
конца. Тупоконечники и остроконечники—католики и
протестанты; спор между ними—спор о таинствах.
Объяснение последующей аллегории легко найти в исто-
рии Англии с цачала Реформации: в преследованиях,
ПРИМЕЧАНИЯ
€35
восстаниях, революциях и внешних, особеенно фран-
цузских, интригах в пользу католиков и якобитов. Из-
гнанные из Англии паписты и якобиты находят приют
во Франции, правители которой более или менее сер-
дечно симпатизировали им и оказывали помощь.
Страница 83, строка 8. Один император потерял
свою жизнь, а другой корону—Карл I и Яков II.
Страница 84, строка 28. Мы потеряли... Торий-
ская оппозиция была недовольна затянувшейся войной
с Францией (поддерживаемой вигами и Мальборо). Ее
чувства Свифт выразил в памфлете: Поведение союзников.
Глава V.
Страница 86, строка 1. Империя Блефу ску—Франция.
Страница 88, строка 15. Я боялся за глаза. Ср. Рабле,
кн. I, гл. XXXVI.
Страница 89, строка 16. Пятьдесят самых крупных
военных неприятельских кораблей. По мнению профессора
Моргана (Notes and Queries 2-nd ser. p. 124), предприя-
тие это было, пожалуй, не по силам Гулливеру. Плене-
ние блефускуанского флота изображает победу Англии
над Францией и усиление ее морского могущества
благодаря Утрехтскому миру 1713 г.
Страница 91, строка 17. Обратить империю Бле-
фу ску в провинцию. Успехи Мальборо внушили многим
мысль о возможности полного покорения Франции.
Страница 94, строка 5. Моя совесть была чиста.
Намек на обвинения Уольполем Болингброка (который
вел от лица Англии мирные переговоры с Францией)
в том, что он находился в преступной переписке
с французскими делегатами.
Страница 96, строка 21. Здания были спасены от
разрушения. Сцена внушена вероятно Рабле (кн. 1,гл. XVII,
кн. 11. гл. XXVIII).
Страница 98, строка 5. Поклялась жестоко ото-
мстить мне. Возможно, что Свифт хотел осмеять пред-
рассудки королевы Анны по части неприличия и
безнравственности его сатиры, несмотря на услуги,
оказанные этой сатирой ее министерству. (Намек на
Сказку бочки
636
ПРИМЕЧАНИЯ
Глава VI
По мнению Гарольда Вильямса (ТОб. изд. Гулливера
1926 г.), глава эта вставлена Свифтом, когда путеше-
ствие было уже написано. Гулливер не является больше
любознательным путешественником в чужой стране,
но излагает теории и мысли автора.
Страница 102, строка 1. Наискось страницы, от од-
пою угла к другому. Упоминание о таком способе письма
мы находим в книге Denis Vairasse d'Alais. Histoire des
Sevarambes (1677).
Страница 103, строка 12. Доносчиках. Свифт ненави-
дел этих людей отчасти из-за процесса Аттербери
(см. часть 111, глава VI, примеч.).
Страница 108, строка 22. Обязанности ребенка по от-
ношению к отцу. Ту же мысль мы находим у Сирано
де Бержерака в его Истории луны (произведении, откуда
Свифт позаимствовал немало): «Vostre рёге consulta-t il
voslre volontS lorsqu’il embrassa vostre mere? Vous de-
manda-t-il si vous trouveries bon de veoir ce siecle-l^
ou d’en attendre un autre? («Les Oeuvres libertines de Cyrano
de Bergerac ed. Frederic La chevre, 1921, 1, 64).
Страница 117, строка 14. Честь одной почтенной дамы.
Некоторые комментаторы видят здесь намек на опре-
деленных лиц, но вернее предположить, что Свифту
просто показалось забавным торжественное опроверже-
ние столь нелепой сплетни
Глава VII
Страница 123, строка И. Обвинительный акт. Сатира
на процесс против Болингброка, Оксфорда и Ормонда
Страница 128, строка 4. Выколоть вам оба глаза.
Насмешка над прениями в палате общин по обвинению
Оксфорда н Болингброка. Речь Рельдреселя является
поводимому намеком на предложение некоторых вигов
Заменить обвинение в измене обвинением в злоупотре-
блении доверием, оказанным им государством; в таком
случае обвиняемым угрожала бы не смертная кашь, но
конфискация имущества и полное поражение в пра-
вах. Ср. также примечание о Рельдреселе в гл. Ш.
ПРИМЕЧАНИЯ
637
Страница 133, строчка 2. Панегирики император-
скому милосердию. После восстания 1715 года и последо-
вавших за ним казней правительство издало проклама-
цию, восхваляющую королевское милосердие.
Страница 135, строка 1. Решении отправиться
в то же утро в Блефуску. Здесь явный намек на Болинг-
брока и его бегство во Францию в 1715 году. Подобно
Гулливеру он боялся, что оставаться в Англии будет
для него равносильно ожиданию смертного приговора.
Глава VIII
Страница 141, строка 16. Он послал ко двору Блефуску
одну знатную особу. Намек на частые представления
английского правительства французскому двору по
поводу его покровительства якобинским эмигрантам
и заговорщикам.
Страница 142, строка 33. Очень доволен моим реше-
нием. Пребывание в Париже Болингброка и его едино-
мышленников причиняло большое беспокойство фран-
цузскому двору.
Страница 148, строка 13. Шерстопрядильной промы-
шленности. Намек на многочисленные парламентские
акты, покровительствующие шерстопрядильной промы-
шленности в Англии. Запрещение ввоза в Англию
ирландских шерстяных изделий убило ирландскую про-
мышленность.
Страница 148, строка 20. Редриффе. Так назывался
в XVII и начале XVIII века Росергаис (Rotherhithel
В IV части, гл. XI, Гулливер говорит Росергпс (Rother-
hitn;.
ЧАСТЬ П
Изображая обитателей Бробдипгиега, Свифт очень
мало считается с античными или народными преда-
ниями о великанах. Титаны и циклопы античных мифов
были существами свирепыми и жестокими, великаны
германской и скандинавской мифологии—существами
добродушными и веселыми. Бробдингнежцы — народ
трезвый и здравомыслящий, руководствующийся в своем
поведении практическими соображениями—миролюбп-
638
ПРИМЕЧАНИЯ
вый, трудолюбивый и, повидимому, лишенный фанта-
зии и вкуса к приключениям. Люди исполинского
роста отличаются обыкновенно кротким характером
и ограниченными умственными способностями, и Свифт
наделяет бробдипгнеждев аналогичными качествами.
Существа они почтенные и достойные, хотя внешне
п непривлекательные.
Интересно отметить, что среди литературных источ-
ников, которые могли оказать влияние на Путешествия
Гулливера, три произведения: Vera Historia Лукиана, Voy-
age of Domingo Gonzales to the Moon Френсиса Годвина
(1638) и llistoire comique de la lune Сирано (1657), пове-
ствуют о великанах, живущих на луне Исполинские
чудовища Лукиана не имеют ничего общего с бробдпн-
гнежцами, рассказ Годвина имеет мало точек сопри-
косновения с рассказом Свифта, но совпадении между
путешествием Сирано и приключениями Гулливера
в Бробдпнгнеге слишком много для того, чтобы их
можно было объяснить случайностью. Перечень их дает
VV. A. Eddy (op. cit. рр. 125—9): спор придворных уче-
ных о происхождении Гулливера; Гулливера держат
в ящике, Сирано в клетке; обоих показывают за деньги;
публичные представления утомляют обоих; в обоих
зрители запускают орехом; оба делаются любимцами
королевы; оба замечают, что местные птицы не боятся
их; обоих уносит исполинская птица. Хотя все это
вероятно заимствовано Свифтом, однако он бесконечно
выше Сирано де Бержерака в отношении повествова-
ния, остроумия и сатиры.
Как было отмечено выше, Путешествие в Лидлипу-
тию носит явные следы переработки. Сатира касается
событий, отделенных друг от друга большими проме-
жутками времени, переход между отдельными частями
нередко искусственный, и все путешествие очевидно
не есть результат единого замысла и непрерывной
работы. Путешествие в Бробдингнел, напротив, произво-
дит впечатление вещи, построенной по ясному плану
и с начала до конца написанной сразу. Правда, точка
зрения меняется в течение повествования, но контраст
сатирического эффекта намереный; тут нет ни одного
примера искусственного перехода между частями.
В ’червой части Путешествия в Бробдитпег прием Свифта
ПРИМЕЧАНИЯ
639
похож на прием, который он променяет в Путешеспкш
в Лиллипутию: Гулливер—сторонний наблюдатель, кото-
рому у оробдингнежцев открывается человеческая гру-
бость и уродливость, подобно тому как возня лиллипу-
тов открыла ему мелочность человека. В конце путе-
шествия Гулливер становится представителем нормаль-
ного человека и объектом сожаления или презрительной
критики бробдингнежского короля. Действенность сатиры
значительно повышается благодаря контрастному по-
строению последних глав, переход к которым совершен
естественно и планомерно.
Далее, существует большое и принципиальное раз-
личие между объектами сатиры первого и второго
путешествий. В Лиллипутии подвергаются осмеянию
определенные лица и определенные государственные
деятели, в Бробдингнеге же человеческие учреждения
и человеческое общежитие вообще.
Профессор Морли (op. tit. Introd. р. 18} полагает,
что слово Бробдингнег (Brobdingnag) образовано «ана-
грамматическим методом». Он говорит: «Во всяком слу-
чае Brobdingnag содержит буквы grand, big, noble (боль-
шой, крупный, благородный); отброшен только послед-
ний слог последнего слова 1е».
Глава I
Страница 155, строка 3—5—9. 19 апреля... двадцать
дней... 2 мая. Курьезный недосмотр.
Страница 155, строка 16. Видя, что ветер сильно
крепчает, рто описание бури есть издевательство Свифта
над злоупотреблением морским жаргоном, столь обыч-
ным у авторов путешествий. Все же оно не беспоря-
дочный набор морских терминов, как думали Вальтер
Скот и Тейлор, но почти дословное заимствование из
Mariner’s Magazine Самуэля Стермп (Sturmy), первое
издание которого вышло в 1669 г. рто было впервые
обнаружено Е. Н. Knoweles'OM В Notes and Queries
(4 ser. 1,223) и Чертовом Коллинзом (Jonathan Swift
London, 1693, p. 206).
640	ПРПМЕЧА НИЯ
Глава П
Страница 192, строка 13. Немкою побольше атласа
Саксона. Николай Сансон (1600—1767) отец французской
географии. Вряд ли однако Свифт мог видеть атлас
самого Сансона (вышел между 1654 п 1667). После
смерти Н. Сансона два его младших сына Гпльом
и Адриан в сотрудничестве с Алексеем Гюбером Жайо
(Jaillot) издали в 1789 новый атлас (Atlas Nouveau), кото-
рый переиздавался в течение всего 18-го века. Его ве-
роятно и имеет в виду Свифт. Это была квадратная
книга около 20 дюймов длины п ширины, следовательно
меньше двух «бробдпнгнежскпх» дюймов.
Глава III
Страница 194, строка 10. Королева. Возможно, что
в образе королевы Свифт хотел изобразить принцессу
Уэльскую, до замужества Каролину Анспахскую, жен-
щину талантливую п с сильным характером.
Страница 195, строка 15. Мойдор— золотая порту-
гальская монета около 13 рублей (27 шиллингов).
Страница 197. Строка 22. Король. Бробдингнежскпй
король не имеет никакого сходства с принцем Уэль-
ским (будущим Георгом II); но так как тори надеялись
на милости от него, то Свифт мог польстить. Вальтер
Скотт думает, будто Свифт имел в виду Вильгельма III.
Однако политический элемент части II ничтожен; по-
этому сочиняя характеры короля и королевы, Свифт
возможно вовсе не имел в виду конкретных лиц.
Глава IV
Страница 215, строка 2. Шесть тысяч миль. Па
приложенной карте Бробдпнгнег гораздо меньше; воз-
можно, что это вина составителя карты.
Страница 215, строка 7. Океана между Японией и Ка-
лифорнией. Между географами того времени существо-
вало разногласие, соединена ли Япония с Америкой
сушен или нет.
ПРИМЕЧАНИЯ
641
Страница 223, строка 13. Колокольня в Сольсбери
имеет в высоту 404 фута. Между тем 3.000 бробдинг-
нежских футов соответствует только 250 английских
Глава V.
Страница 231, строка 13. Самые маленькие птицы не
высказывали никакою страха в моем присутствии. На ОДНОМ
из солнечных островов Сирано наблюдает то же самое:
«Се qui me surprit davantage fut que ces oiseaux, an lieu
de 8‘effaroucher a ma rencontre, voltigeoient alentour de
шоу» (Les oeuvres libertines de Cyrano de Bergerac, ed Ired.
Lachevre, 1921, I, 149).
Страница 242, строка 34. Благополучно спустился
вниз. Monck Mason полагает, что это происшествие
с обезьяной было внушено Свифту «старинной леген-
дой, повествующей о способе, каким наследник знат-
ного рода Кильдейров был спасен обезьяной».
Глава VI
Страница 249, строка 18. Король любил музыку. На-
мек на покровительство Георга I Генделю, имевшему
большой успех в высшем английском обществе. Это
увлечение музыкой осмеивается Свифтом также в Пу-
тешествии в Лапуту,
Страница 249, строка 32. Шпинетн— старинный музы-
кальный инструмент типа клавесина или клавикордов.
Страница 262, строка 29. Наемная регулярная армия.
Постоянная армия и государственный долг, на который
Свифт намекает выше, были предметом ожесточенных
нападков тори на вигов. Эта беседа Гулливера с коро-
лем является едкой сатирой на английский государ-
ственный строй. Ср. ч. IV, гл. V.
Глава VII
Страница 268, строка 14. Дионисий Галикарнасский —
греческий историк, живший во времена Августа. Во
введении к своей Археологии он говорит, что его наме-
рение изобразить римлян грекам в благоприятном свете.
642
ПРИМЕЧАНИЯ
Одно из изданий Археологии появилось в Оксфорде
в 1704 году.
Страница 273, строка 16. Два колоса. Тори поддер-
живали сельскохозяйственные интересы страны; ве-
роятно в связи с этим Свифт приписывает торийские
взгляды королю. Вообще политические принципы Броб-
дингнега родственны принципам политики тори.
Страница 276, строка 3. Сло» их... Здесь Свифт
выражает условия, которым должна удовлетворять
образцовая проза, и которым следует сам.
Глава VIH
Страница 281, строка 17. Король имел сильное жела-
ние,,, Водная аналогия с Сирано (op. tit, I. 457.
Страница 285, строка 33. ирел, Сказание о грифе
или гигантской птице, схватывающей и уносящей людей
и животных, арабского происхождения. Этим же спосо-
бом Сирано покидает луну, а путешественник Les
avantures de Jacques Sandeur (1676) достигает Мадагаскара.
Идея гигантского орла вероятно была внушена Свифту
Сирано или одним из многочисленных путешествий,
которые он усердно читал.
Страница 301, строка 19. Сравнение с Фаэтоном. Фа-
Этдн, сын Солнца и Климены. Добившись от своего отца
разрешения управлять его колесницей в течение одного
дня он по неопытности чуть не сжег вселенную. В нака-
зание Юпитер низверг его в Эридан (т.-е. в реку По).
ЧАСТЬ Ш
Путешествие в Лапуту показалось первоначально,
как друзьям Свифта, так п рядовым читателям, наи-
менее интересной и оригинальной частью Гулливера,
и эта репутация довольно прочно укрепилась за ним.
Между тем она может быть признана отчасти спра-
ведливой лишь в отношении композиции рассказа, но
никак не в отношении его качества; места, посвящен-
ные описанию характера п нравов лапутян, академии
прожектёров в Лагадо, струльдбругам или бессмертным
являются, пожалуй, самыми сильными во всей книге.
Весьма возможно, что, подобно Лиллипутии, путеше-
ПРИМЕЧАНИЯ
643
ствие в Лапуту содержит кой какие первоначальные
наброски и записи Свифтовской сатиры. Современник
Свифта поэт Поп указывает, что проекты академии
в Лагадо зародились еще в эпоху клуба Мартина Скриб-
лера (см. предисловие). В Мемуарах Мартина Скриблера,
написанных вероятно Попом и Арбутнотом еще
в 1714 году, мы читаем, что Мартин открыл в своем
третьем путешествии «целое царство философов, упра-
вляемое математиками; по возвращении домой он соби-
рался облагодетельствовать свое дорогое отечество при
помощи их замечательных планов и проектов, но, к не-
счастью, они были отвергнуты завистливыми мини-
страми королевы Анны, и сам он предательски подверг-
нут опале» (гл. XVI). Свифтом взята отсюда только
общая схема; подробности «проектов» в Мемуарах не
изложены. Зато кое что из этих подробностей заим-
ствовано Свифтом у Рабле; вообще на пестрых элемен-
тах, из которых составлено путешествие в Лапуту,
сильно чувствуется влияние разнообразных чтений
Свифта. Что касается Летучего Острова, то идея его
почти несомненно принадлежит лукпановской Vera His-
toria, а едены с призраками в Глаббдобдрибе навеяны
вероятно Диалогами мертвых того же Лукиана; кроме
Рабле, Свифт кой что позаимствовал для своей Акаде-
мии из Серьезных и забавных развлечений Тома Броуна
(1700); мысль о породе бессмертных очень стара и ши-
роко распространена; особенностью версии Свифта
является трагический пафос, который он сообщил ей.
Подробно занимаются вопросом о заимствованиях и ли-
тературных аналогиях Борковский и Эдди в цитирован-
ных сочинениях.
Если некоторые части путешествия в Лапуту яв-
ляются, повидимому, первоначальными эскизами, напи-
санными задолго до выхода книги в свет, то целое про-
изводит впечатление перестройки и постепенного на-
пластования. По сравнению с остальными тремя частями
повествование нескладно и беспорядочно; тогда как те
части являются развитием единого замысла, здесь Свифт
последовательно выкладывает свои предубеждения,анти-
патии, насмешки и размышления. Сатира направлена
главным образом против математиков, философов, уче-
ных и педантов, но там есть также много другого ма~
644
ПРИМЕЧАНИЯ
териала. Непоследовательности этого путешествия объ*
ясняются отчасти изменением точки зрения Свифта.
Если мы рассматриваем Путешествия в целом, то нам
становится ясно, что сначала мысли его были напра-
влены на Англию, а под конец на Ирландию и ирланд-
ские дела. Изменение это отразилось на Путешествии
в Лапуту более несчастливо, чем на других частях. Ибо,
если, как это кажется почти несомненным, описание
нищеты жителей Лагадо и жалкого состояния земледе-
лия в Бальнибарби должно представлять положение
Ирландии, то эти бедствия изображены также как след-
ствие слепого преклонения перед псевдо-наукой и увле-
чения популярными в Лондоне в начале XVIII в. химе-
рическими проектами быстрого обогащения, известными
под именем «мыльных пузырей», и благодаря этому
смешению сатира несколько теряет свою остроту. По
мнению Чарльза Фертса (The Political Significance of
«Gul. Trav.», 1919) Бальнибарби изображает Ирландию
а Л any та Англию.
Глава 1
Страница 309, строка 14. Форт С.-Жорж тепереш-
ний Мадрас.
Страница 312, строка 10. Голландец, стоя на палубе...
Ненависть голландцев к англичанам на востоке посто-
янно изображается в Путешествиях этой эпохи.
Страница 312, строка 14. 46° северной широты и 183^
долготы (невидимому от Ферро), т. - е. в Тихом океане
к востоку от Японии и к югу от Алеутских островов.
Глава II
Страница 324, строка 27. В форме равностороннею
треугольника. Профессор де Морган (Notes and. Queries
2-nd Serie, VI, 125) указывает на нелепость сервировки
кушаний в форме фигур двух измерений и говорит,
что Свифту следовало бы быть более точным в своей
сатире на математику. Едва ли это замечание спра-
ведливо; соль сатиры понятна каждому.
Страница 327, строка 1. Впрочем, я не настаиваю
на этой гипотезе. Насмешка над словообразованиями
знаменитого в то время Бентли и других филологов.
ПРИМЕЧАНИЯ
645
Страница 327, строка 15. Ошибкой, вкравшейся в яго
вычисления. Намек на ошибку, допущенную наборщиком
Ньютона, прибавившим лишнюю цифру к числу, опре-
деляющему расстояние от земли до солнца. В своей
сатире над рассеянностью математиков и философов
того времени Свифт вероятно имел в виду главным
образом Ньютона, анекдоты о котором он любил рас-
сказывать.
Страница 328, строка 1. Начали концерт. См. примеч.
к части П, глава VI.
Страница 333, строка 26. Явный намек на один
громкий бракоразводный процесс 1713 г. (Ford).
Глава III
Страница 341, строка 30. Каталог 10,000 неподвиж-
ных звезд. Свифт вероятно имеет в виду Британский ка-
талог Флемстида (Flamsteed), насчитывающий 2.935 звезд.
Он появился в 3-м томе Historia Coelestis Britannia
в 1725 году.
Страница 345, строка 13. Отрывок, начинающийся
словами: Года за три до моего прибытия к лапу тянам.,, и
кончающийся: и совершенно изменили бы образ правления
(на стр. 347) впервые был опубликован по английски
в приложении к изданию 8. A. Aitken’a. в 1896 г., а на-
печатан на надлежащем месте в издании G. Ravenscroft
Dennis (London, 1922) с исправленного Фордом экзем-
пляра первого издания, хранящегося сейчас в кенсинг-
тонском музее в Лондоне (см. предисловие редактора).
Страница 348, строка 1. Запрещает королю.» оста-
влять остров. Намек на частые отлучки Георга I из
Англии в Ганновер.
Глава IV
Страница 352, строка 13. Этот сановник, по имени
Мъюноди. Чарльз Ферте (op. сП. р. 22) полагает, что ори-
гиналом Свифта был виконт Миддлетон, лорд канцлер
Ирландии, который пользовался там некоторой попу-
лярностью за то, что противился разорительным для
Ирландии проектам вигов. Вероятнее, однако, намек на
Болингброка, который по возвращении из изгнания
646
ПРИМЕЧАНИЯ
демонстративно уединился в деревенской глуши в До
лей (Dawley).
Страница 354, строка 1. Свидетельствовали бы о та-
кой нищете и лишениях. В этой главе Свифт имеет веро-
ятно в виду с одной стороны нищету Ирландии,
а с другой печальные последствия спекулятивной го-
рячки, охватившей Англию в это время. Изложенные
здесь проекты немногим отличаются от диких планов
тогдашних предприятий, известных под именем «мыль-
ных пузырей».
Глава V
Занятия профессоров Академии в Лагадо очень на-
поминают занятия Королевы Каприза (La Berne Quinte)
у Рабле (кн. V, гл. XXII).
Страница 364, строка 5. Ковкости пламени. Там же:
«Другие режут ножом пламя».
Страница 365, строка 32. Сплошь затянуты паути-
ной. В 1710 г. один изобретательный француз, некий
Бон, опубликовал брошюру, в которой доказывал воз-
можность изготовления чулок и перчаток из паутины.
Попытки этого рода производились и позже. См. Pall
Mall Gazette от 26 ноября 1898 года.
Страница 369, строка 3. Собака мгновенно околела.
Намек на теорию рвоты д-ра Вудворда, основанную на
опытах над собаками.
Страница 370, строка 34. Станок. Идея машин, спо-
собных производить логические операции, возникала не-
однократно: у Корнелия Агриппы XVI в., у Лейбница,
у Джевонса (в XIX в.) и у представителей современ-
ной «логистики», впервые же, кажется, у испанского
схоластика и алхимика XIII в. Раймонда Луллия.
Глава VI
©Граница 385, строка И. Обширную рукопись ин-
струкций... Последняя часть этой главы (запрещавшаяся
или искажавшаяся царской цензурой в России) осмеи-
вает приемы, практиковавшиеся в процессе Аттер-
бери (Atterbury), епископа рочестерского и декана
Вестминстера, привлеченного к суду за государствен-
ПРИМЕЧАНИЯ
847
ную измену. Он был сторонником королевы Анны, и по
восшествии на престол Георга I отказался принести
присягу, в надежде на возвращение «короля Якова III»,
как он называл брата Анны, претендента на англий-
ски и престол. В 1722 г. он был заключен в Тоуер за
участие в противоправительственном заговоре. Нет ни-
какого сомнения, что он был сторонником реставрации
Стюартов, однако прямых улик против него не было,
и его изгнание вызвало большое негодование среди
тори, в частности у Свифта п Попа.
Страница 386, строка 4. Тщательно рассмотреть.
Намек на речь герцога Вортона, в которой он упоми-
нал о двух письмах, найденных в стульчаке епископа.
Страница 386, строка 31. Трибниа.., Ланглея, Ана-
грамма слов Британия (Britain) и Англия (England).
Страница 388, строка 2. Хромая собака — претен-
дента, Аттербери получил из Франции в подарок со-
баку Арлекина, у которой в пути была переломана
нога. По этому поводу Свифтом было написано стихо-
творение, озаглавленное: «О страшном заговоре, раскры-
том Арлекином, французской собакой рочестерскою епи-
скопа*.
Страница 394, строка 6. Наш брат Том нажил ъеморой:
По английски тут действительно анаграмма: Our brother
Тот has just got the piles и Resist, a plot is brought home;
The tour.
Глава VII
Страница 401, строка 3. Правитель предложил на-
звать имена каких мне вздумается лиц. Сцены эти, как
указано выше, внушены вероятно Диалогами мертвых
Лукиана, а также может быть одним эпизодом у Рабле
(кн. И, гл. XXX).
Страница 401, строка 32. Не было ни капли уксуса. Тит
Ливий (кн. I, гл. 37) рассказывает, что Ганнибал прору-
бил скалу, загромождавшую путь его армии, накалив ее
пламенем костров и затем полив уксусом, вследствие
чего она размягчилась и ее нетрудно было срыть.
648
ПРИМЕЧАНИЯ
Глава VIII
Страница 408 строка 10. Дидима и Евстафий. Комен-
татор Дидим, родившийся в Александрии в 63 г. до
Р. X., жил и учил в Риме в эпоху Августа. Одним из
важнейших его произведений был трактат о Гомере,
отрывки которого дошли до нас. Евстафий из Констан-
тинополя, архиепископ салоникский в конце XII века,
составил ценный комментарий гомеровских поэм, содер-
жавший главным образом извлечения из античных пи-
сателей.
Страница 408, строка 16. Скота и Рамуса. Дунс Скот
один из величайших средневековых схоластов (ум.
в 1308 г.) критиковал систему Фомы Аквината, осно-
ванную на Аристотеле, и комментировал Аристотеля.
Петр Рамус (Pierre de la Ramee) критиковал Аристо-
теля в сочинении, вышедшем в 1543 г. Оба они приве-
дены Свифтом в качестве представителей бесплодной
учености.
Страница 408, строка 21. Гассенди (1592—1655), ато-
мист, критик Аристотеля и Декарта (1596—1650).
Страница 408, строка 30. Он предсказал ту же
участь теории тяготения. Снова намек на Ньютона.
С траница 410, строка И. Полидор Виргилий (1470—1555)
итальянский историк, прибывший в Англию в 1501 году
в качестве сборщика лепты св. Петра и проведший
большую часть своей жизни в этой стране. Он напи-
сал замечательную Историю Англии на латинском языке.
Страница 413, строка 12. Собирался сдать свой флот.
Должно быть намек на адмирала Ресселя, выигравшего
морское сражение у французов у Ла Гог (1692); его
лояльность по отношению к Вильгельму III была однако
под сомнением.
Страница 416, строка 11. Сын либертины. Вольноот-
пущенница была liberta по отношению к своему госпо-
дину и hbertina по отношению к государству.
Глава IX
Страница 420, строка 4. 21-го апреля 1708 года.
В 1-м издании Мотта стоит 1711 г., в экземпляре Форда
поправлено 1709, у Фолкнера 1708. Все эти даты не-
ПРИМЕЧАНИЯ
649
удовлетворительны. Свифт справедливо жалуется в пре-
дисловии к фолкнеровскому изданию (письмо Гулливера
к Симпсону) и в письмах, что «наборщик перепутал».
В самом деле, Гулливер отплыл в Мадрас 11 апреля
1707 года. Там он стоял три недели и направился дальше,
в Тонкин. Оттуда он вскоре отплыл на шлюпке и че-
рез десять дней подвергся нападению пиратов. Еще че-
рез шесть дней его подняли на Летучий Остров. После
двухмесячного (?) пребывания на Лапуте он спустился
16 февраля (очевидно 1708 года) в Лагадо. 21 апреля
прибыл в Лаггнегг. Через три месяца, 6-го мая 1709 г.
(должно бы было в конце июля), покидает Лаггнегг и
9 июня прибывает в Нагасаки, а оттуда в Даунс,
10 апреля 1710 г., после пяти с половиной лет отсут-
ствия. Это однако никак невозможно, если он отбыл из
Англии 5 авг. 1706 г.
Страница 420, строка 31. Открыт доступ только
ландцам. После подавления восстания христиан (1637)
доступ в Японию был закрыт для всех, исключая гол-
ландцев и китайцев.
Глава XI
Страница 448, строка 31. Попрания ногами распятия.
Попрание изображения распятия (e-fumi или fumiye)
было в Японии XVII и XVIII вв. одним из способов
обнаружения обращенных в христианство, но нет ника-
ких данных утверждать, будто исполнение этой проце-
дуры требовалось и от голландцев. После подавления
упомянутого восстания церемония практиковалась глав-
ным образом в Нагасаки и его округе. Каждый член
заподозренной семьи, от стариков до детей, должен был
наступить на бронзовую пластинку с изображением
распятия; отказывавшихся подвергали пыткам и каз-
нили. Пластинки эти можно видеть в токийском музее.
Гонение на христианство (которое рассматривается
японцами как дьявольское учение) существовало до
1873 года.
Страница 451, строка 3. После пяти с половиной
лет отсутствия. См. примеч. к главе IX
6Е0
ПРИМЕЧАНИЯ
ЧАСТЬ IV
Путешествие в страну Гуштнмов является цельным
и последовательным повествованием, представляющим
резкий контраст с третьей, самой беспорядочной частью
приключений Гулливера. Как бы долго ни работал
Сшфт над Путешествиями в целом, вряд ли можно
сомневаться, что эта часть вылилась из под его пера
вся сразу, с начала до конца. Все большее наростание
желчности, заметное при переходе от одного путеше-
ствия к другому, не может служить доказательством,
что отдельные части писались в том порядке, в каком
они расположены, или что глубочайшее презрение
к человеческому роду, характеризующее четвертую
часть, свидетельствует о погружении в мрачное на-
строение, бывшее последним уделом Свифта. В письме
к Форду от 19 января 1723 г. он говорит, что покинул
«страну лошадей», чтобы вернуться в Лапуту; к тому же,
в путешествии к Гуигпгпмам нет ничего несовмести-
мого с умонастроением Свифта большей части его
жизни. Горькие разочарования большого, гордого, зам-
кнутого и неуживчивого человека сосредоточены здесь
в нескольких коротеньких главах.
Наделение человеческими чертами животных мы
наблюдаем уже на самой заре словесного художествен-
ного творчества. Басни Эзопа весьма древнего проис-
хождения, но ни в них, ни в других аналогичных собра-
ниях превосходство животных над человеком не яв-
ляется господствующим мотивом. Однако таков именно
Замысел диалога Несмыслеииые животные пользуются ра-
зумом, который включен в Moralia Плутарха,—произве-
дение, переведенное на английский язык при жизни
Свифта и ему известное. Цирцея Giovanni Battista Gelli
Совет зверей Howell’ я (1660), навеянные Плутархом,
иллюстрируют ту же мысль. Параллели между ними и
другими возможными литературными источниками, с од<
ной стороны, и путешествием в страну Гуигнгнмов, с
другой, приведены W. A. Eddy (op. cit. рр. 172—187), но
обнаруженное им сходство очень незначительно. Свифт
вполне мог противопоставить воздержность лошадей
ПРИМЕЧАНИЯ
651
невоздержности человека, не прибегая пи к каким
литературным заимствованиям. Точно также, вопреки
мнению" Eddy (op. cit. рр. 63,64) не видно, чтобы Свифт
заимствовал что нибудь для своего четвертого путе-
шествия из Histoire comique du Soleil (1657) Сирано, как
он заимствовал для своих предшествующих путешествий
из Histoire comique de la lune. Вряд ли какой нибудь пи-
сатель, живущий в книжный век, может обойтись без
всяких заимствований. При некоторой изобретатель-
ности тут можно доказать все, что угодно. Д-р Бентли,
если только не Арбутнот, отлично и с большим юмо-
ром доказал В Критических замечаниях относительно пу-
тешествий капитана Гулливера (1735), что гуигнгнмы И
их страна были хорошо известны классическим писа-
телям с древнейших времен. И все же часть эта яв-
ляется необычайно оригинальной трактовкой старин-
ного сюжета.
Тем не менее, при всей оригинальности Свифта, его
способность из совершенно невероятного создавать
иллюзию реального часто изменяет ему при его уси-
лиях вознести лошадей над людьми. Трудно поверить
в лошадей, строящих дома, доящих коров, изготовляю-
щих глиняную посуду и вдевающих нитки в иголки, но
еще менее убедительными кажутся постоянные пане-
гирики гуигнгнмам, которые, несмотря на отсутствие
у них каких либо недостатков, все же физически, ин-
теллектуально, и может быть даже морально стоят
ниже Гулливера, весьма посредственного представителя
человеческого рода. Сатира Свифта не достигает здесь
своей цели, не вследствие своей желчности—тут едва
ли хоть один штрих неубедителен—а потому, что она
не находит опоры в надлежащем обрамлении.
слова «гуигнгнгм»—вопрос
несомненно имел в виду
звукоподражание ржанию лошади (по английски
Whinny—гуинни), т. е. нечто вроде гуииним. Йэху (yahoo),
по предположению профессора Морли, составлено из
двух восклицаний, выражающих отвращение: «УаЬ!
Ugh!» Слово это (yahoo) стало сейчас по английски
нарицательным.
Правильное произношение
несущественный, но Свифт
652
ПРИМЕЧАНИЯ
Глава II
Страница 472, строка 19. Волшебство -в магия. Бор-
ковский (op. cit,) указывает на сходство этой фразы
с фразой Сирано: «Certes, ma surprise fut si grande que
des lors je m'imagine que tout le globe de la lune tout
ce qui m’estoit arrive, et tout ce qui j4y voyois n'estoit
qu‘enchantement» (op. cit. p. 39). Однако сходство это
черезчур внешнее. Свифт мог написать вышеприве-
денные слова, нисколько не думая о Сирано.
Страница 480, строка 17. Мы не знаем ни одного жи-
вотною, которое любило бы соль. Ошибка. Большинство
животных, в том числе лошади, любят соль.
Глава III
Страница 183, строка И. Император Карл F*... По
преданию Карл V заявлял, что охотнее всего обра-
щался бы к богу по испански, к любовнице—по итальянски
и к лошади—по немецки.
Глава V
Страница 510, строка 5. Различив мнений стоило
многих миллионов жизней. Намек на церковные таинства,
церковную музыку, прикладывание к иконам и распятию
и церковные облачения.
Страница 513, строка 8. Особый вид нищих госу-
дарей. Намек на применение Георгом I немецких
наемных войск для охраны своих ганноверских владе-
ний. Мотт выбросил это место в первом изд.
Страница 516, строка 33. Начиная со слов: Тут он
заявил, что уже достаточно наслушался... и до конца
главы в первом издании была напечатана другая редак-
ция. Редакция, печатаемая здесь, соответствует испра-
влениям в экземпляре Форда.
Глава VI
Заголовок этой главы изменен Фордом в связи с из-
менением содержания. См. дальше.
ПРИМЕЧАНИЯ
653
Страница 535, строка 5. Я ответил ему, что первый
или главный министр, Это абзац переведен согласно
исправлениям Форда; в первом издании королева Анна
была изображена подлинной правительницей, см. Письмо
Гулливера к Симпсону перед текстом.
Страница 540, строка 3. И вот, без согласия. Этого
абзаца не было в первом издании. Прибавлен Фордом.
Глава IX
Страница 576, строка 21. Они считают годы и месяцы
по обращениям солнца и луны. Борковский (op. cit. р. 352)
отмечает весьма схожее место в Histoire des Sevaram-
bes (1677—9) Denis Vairasse d‘Alais: «Les sevarambes
divisent le temps comme nous par annees ou revolutions
Solaires, ils le subdivisent aussi par mois ou revolutions
lunaires: car ils ne comptent point par semaines»»
Глава XI
Страница 601, строка 14. Достиг юго-восточного бе-
рега Новой Голландии, Повидимому, это ошибка; нужно
читать юго-западного, Новая Голландия—Австралия.
Страница 601, строка 21 Мистеру Герману Моллю, Гол-
ландец, поселившийся в Лондоне в 1698 г. Опубликовал
серию карт и географических компиляций. Умер
Страница 609, строка 13. Лучшее мнение о моей
правдивости. В первых изданиях вслед за этими словами
было: «тем более, что, как он признался мне, ему слу-
чилось раз встретиться с одним голландским шкипером,
заявившим, будто однажды на берегу какого то острова
или континента к югу от Новой Голландии, куда этот
шкипер высаживался с пятью матросами за свежей
водой, он наблюдал лошадь, гнавшую нескольких живот-
ных, в точности похожих на тех, что я описал ему под
именем Йэху; подробности его рассказа капитан забыл,
так как он счел его тогда басней».
Страница 614, строка 11. Росершс=Редрифф. См. при-
мечание к гл. VIII первой части»
654
ПРИМЕЧАНИЯ
Страница 614, строка 32. Коьда я пишу эти строки,
прошло уже пять лет. На основании этого места неко-
торые комментаторы заключают, что к писанию Гулли-
вера Свифт приступил в 1720—1721 г. (см. предисловие).
Глава XII
Страница 619, строка 10—11. Nec si miserunu.. Вер-
гилии. Энеида, II, 79. «Если судьба сделала Синопа
несчастным, она никогда не сделает его лжецом и бес-
честным».
Страница 622, строка 4. Recalcitrat... Гораций, Са-
тиры, 11, 1, 20. «Лягается, постоянно держась на сто-
роже»,
Страница 624, строка 19. И от которых, по тому же
преданию. Начиная от этих слов до конца абзаца место
это опускается в английских изданиях, начиная
с Фолкнеровского издания 1735. Причины понятны.
ОГЛАВЛЕНИЕ
ПРЕДИСЛОВИЕ .......................... Г
ДЖОИ AT All СВИФТ (БИОГРАФИЯ).. XVI
ОТ РЕДАКТОРА................ XXXIII
ОБРАЩЕНИЕ ИЗДАТЕЛЯ К ЧИТАТЕЛЮ	....	1
ПИСЬМО ГУЛЛИВЕРА К СИМПСОНУ	......	5
Часть первая
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛИЛЛИПУТИЮ
Гл. I. Автор дает сведения о себе и о своем семей-
стве. Что побудило автора отправиться
в путешествие. Он претерпевает корабле-
крушение, спасается вплавь и благополучно
достигает берега страны лиллипутов. Его
берут в плен и увозят в глубь страны . .	17
Гл. П. Император лиллипутов в сопровождении
многочисленных вельмож приходит наве-
стить автора в его заключении. Описание
наружности и одежды императора. Автору
назначают учителей для обучения языку
лиллипутов. Своим кротким поведением
автор добивается благосклонности импера-
тора. Обыскивают карманы автора и отби-
рают у него саблю и пистолеты................... 38
656
ОГЛАВЛЕНИЕ
Гл. Ш. Автор весьма оригинально забавляет импе-
ратора, придворных дам и кавалеров. Опи-
сание придворных развлечений у лиллипутов.
Автору на известных условиях даруется
свобода......  ..........................  59
Гл. IV. Описание Мильдендо, столицы Лиллипутии
и императорского дворца. Беседа автора
с первым секретарем о государственных
делах. Автор предлагает свои услуги импе-
ратору в его войнах. ..................... 75
Гл. V. Автор, благодаря чрезвычайно остроумной
выдумке, предупреждает нашествие неприя-
теля. Его жалуют высоким титулом.
Являются послы императора Блефуску и
просят мира. Пожар в покоях императрицы
благодаря несчастному случаю. Энергичные
усилия автора спасают остальные части
дворца ...... .......................  .	86
Гл. VI. О жителях Лиллипутии: их наука, законы
и обычаи; система воспитания детей. Образ
жизни автора в этой стране. Реабилитация
им одной знатной дамы....................  99
Гл. VII. Автор, будучи осведомлен о намерении обви-
нить его в государственной измене, предпри-
нимает побег в Блефуску. Прием, оказанный
там ему. ................................ 120
Гл. VIII Автор, благодаря счастливому случаю, нахо-
дит возможность оставить империю Бле-
фу ску и после некоторых затруднений воз-
вращается благополучно в свое отечество.
Три дня спустя............	138
Часть вторая
ПУТЕШЕСТВИЕ В БРОБДИПГНЕГ
Гл. L Описание сильной бури. Посылка баркаса за
пресной водой. Автор отправляется на нем
для исследования страны. Он оставлен на
берегу, его подбирает один туземец и отно-
сит к фермеру. Прием автора на ферме
и различные происшествия, случившиеся там.
Описание жителей ...........	153
Гл. II. Портрет дочери фермера. Автора отвозят
в соседний юрод и потом в столицу. Под-
робности ею путешествия........	180
Гл. Ш. Автора требуют ко двору. Королева поку-
пает ею у фермера и представляет ко
рол о. Автор вступает в диспут с вели-
кими учеными ею величества. Ему устраи
воют помещение во дворце. Он в большой
милости у королевы. Он защищает честь
своей родины. Ею ссоры с карликом
королевы. ....... ........	193
Гл. IV. Описание страны. Предлагаемая автором
поправка географических карт. Королевский
дворец и несколько слов о столице. Способ пу-
тешествия автора. Описание главною
храма................	214
Гл. V. Различные приключения автора. Казнь пре-
ступника. Автор показывает свое искусство
в мореплавании....................... 226
Гл. VI. Различные выдумки автора для развлечения
короля и королевы. Он показывает свои
музыкальные таланты. Король интересуется
юсу дарственным строем Англии, который
автор излагает ему. Замечания короля по
этому поводу.................................     247
Гл. VII. Любовь автора к отечеству. Он делает вы-
годное предложение королю, но король от-
вергает это предложение. Невежество ко-
роля в делах политики. Несовершенство и
ограниченность знаний этого народа. Законы,
военное дело и партии в государстве. ...	267
Гл. VIII. Король и королева предпринимают путе-
шествие к границам государства. Автор
сопровождает их. Подробный рассказ о том,
каким оброзом автор оставляет страну.
Он возвращается в Англию......................... 281
Часть третья
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛАПУТУ, БАЛЬНИБАРБИ, ЛАГГНЕГГ,
ГЛАЕБДОБДРИБ И ЯПОНИЮ
Гл. I. Автор отправляется в третье путешествие.
Он взят в плен пиратами. Злоба одного гол-
ландца. Прибытие автора на некий остров.
Его поднимают на Лапуту......................  307
Гл. И. Описание характера и нравов лапутян.
Представление об их науке. О короле и
его дворе. Прием, оказанный при дворе
автору. Страхи и тревоги лапутян. Жены
лапутян....................................... 319
Гл. Ш. Описание одною замечательною прибора,
устроенною благодаря успехам современ-
ной философии и астрономии. Обширное
развитие астрономических знаний у лапу-
тян. Королевский метод подавления вос-
станий.................
Гл. IV. Автор оставляет Лапуту. Ею спускают
в Бальнибарби. Прибытие автора в сто-
лицу. Описание столицы и прилегающей
местности. Один сановник гостеприимно при-
нимает у себя автора. Ею беседы с этим
сановником. . . ...........................
Гл. V. Автору дозволяют осмотреть Великую
Академию в Лагадо. Подробное описание Ака-
демии. Искусства, изучением которых зани-
маются профессора..........................
Гл. VI. Продолжение описания Академии. Автор
предлагает некоторые усовершенствования,
которые с благодарностью принимаются.
Гл. VII. Автор оставляет Лагадо и прибывает в
Мальдонадо. Он не попадает на корабль Со-
вершает короткое путешествие в Глаббдоб-
дриб. Прием, оказанный автору правите-
лем этого острова..........................
Гл. VIII. Продолжение описания Глаббдобдриба. По-
правки к древней и новой истории . . . .
Гл. IX. Автор возвращается в Мальдонадо и оттуда
едет в королевство Лаггнегг. Его арестовы-
вают и отправляют во дворец. Прием, ока-
занный автору во дворце. Милостивое оншо>-
щение короля к своим подданным, . . о<
336
349
361
378
395
406
427
Гл. X. Похвальное слов? лаггнежцам. Подробное
описание струлъдбругов со включением мно-
гочисленных бесед автора по этому поводу
со многими выдающимися людьми.
Гл. XT. Автор оставляет Лаггнегг, отправляется
в Японию. Отсюда он возвращается на гол-
ландском корабле в Амстердам, а из Ам-
стердама в Англию.
445
Часть четвертая
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ГУ И ГН ГН НО В
Гл. 1. Автор отправляется в путешествие капи-
таном корабля. Ею экипаж составляет
против него заговор; его содержат долгое
время под стражей в каюте и высажи-
вают на берег в неизвестной стране. Он
направляется в глубь этой страны. Опи-
сание особенной породы животных йэху.
Автор встречает двух гуигнгнмов. ... .	455
Г л.	П. Гуигнгнм приводит автора к своему жилищу.
Описание этого жилища. Прием, оказанный
автору. Пища гуигнгнмов. Затруднения ав-
тора вследствие отсутствия подходящей для
пего пищи и устранение этого затруднения.
Чем питался автор в этой стране. ...	470
Гл.
III. Автор обучается туземному языку. Гуигнгнм,
его хозяин, помогает ему в занятиях. Язык
гуигнгнмов. Много знатных гуигнгнмов при-
ходит взглянуть из любопытства на автора.
Он вкратце рассказывает хозяину о своем
путешествии.
453
Гл. TV. Понятие гуигнгнмов об истине и лжи. Речь
автора вызывает негодование у ею хозяина.
Более подробный рассказ автора о себе и
о своих путешествиях..........................
Гл. V. По повелению своего хозяина автор знако-
мит его с положением Англии, Причины
войн между европейскими государями. Автор
приступает к изложению английской кон-
ституции, ....................................
Гл. VI. Продолжение описания Англии, Характери-
стика первого или главного министра при
европейских дворах............................
Гл. VII. Глубокий патриотизм автора. Замечания
хозяина относительно описанных автором
английской конституции и английского пра-
вления с проведением параллелей и (равне-
ний. Наблюдения хозяина над человеческой
природой......................................
Гл. VIII. Автор описывает некоторые особенности
йэху, Великие добродетели гуигнгнмов. Воспи-
тание и упражнения их молодого поколения.
Национальное собрание .........
Гл. IX. Большие прения в генеральном собрании
гуигнгнмов и как они окончились. Знания
гуигнгнмов. Их постройки. Обряды погребе-
ния, Недостатки их языка......................
Гл. X. Домашнее хозяйство автора и его счастли-
вая жизнь среди гуигнгнмов. Он совершен-
ствуется в добродетели благодаря общению
с ними. Беседы автора с гуигнгнмами.
Хозяин обЪявляет автору, что он должен
покинуть страну. От горя он лишается
чувств, но подчиняется. С помощью при-
ятеля-слуги ему удается смастерить лодку;
он пускается в море наудачу...... ,
494
503
523
541
557
570
583
Г J. ХГ. Опасное путешествие автора. Он прибы-
вает в Новую Голландию, рассчитывая по-
селиться там, Один из туземцев ранит
ею стрелой из лука. Ею схватывают и
насильно сажают на португальский корабль.
Очень любезное обращение с ним капитана.
Автор возвращается в Англию......................
Гл. XII. Правдивость автора. С каким намерением
опубликовал он этот труд. Он поргщает
путешественников, отклоняющихся от ис-
тины. Автор отвергает какой-либо злой умы-
сел при писании этой книги. Ответ на
одно возражение. Метод насаждения коло-
ний, Похвалы родине. Бесспорное право ко
роны на страны, описанные автором. Труд-
ность завоевать их. Автор окончательно
расстается с читателем; он излагает планы
своего образа жизни в будущем, дает добрые
советы и заканчивает книгу.......................
Примечания .....................................
599
617
629
Редактор А. А. Франковский. Техн,
редактор Г. Л. Гилес. Сдана в набор
25/V 1932 г. Подписана к печати
28/V 1932 г. Бум. 74 X Ю5. Тип. 8Н’
в 1 печ. л. 60.000. № 18. Главлит
№ Б 16348. Тираж 10250 экз. Печати,
лист. 22. Типография ^Ленинградская
Правда". Ленг нград,
Социалистическая, 14.

Источник

Глава I

Автор сообщает кое-какие сведения о себе и о своем семействе. Первые побуждения к путешествиям. Он терпит кораблекрушение, спасается вплавь и благополучно достигает берега страны лилипутов. Его берут в плен и увозят внутрь страны.

Мой отец имел небольшое поместье в Ноттингемшире; я был третий из его пяти сыновей. Когда мне исполнилось четырнадцать лет, он послал меня в колледж Эмануила в Кембридже, , где я пробыл три года, прилежно отдаваясь своим занятиям; однако издержки на мое содержание (хотя я получал очень скудное довольствие) были непосильны для скромного состояния отца, и поэтому меня отдали в учение к мистеру Джемсу Бетсу, выдающемуся хирургу в Лондоне, у которого я провел четыре года. Небольшие деньги, присылаемые мне по временам отцом, я тратил на изучение навигации и других отраслей математики, полезных людям, собирающимся путешествовать, так как я всегда думал, что рано или поздно мне выпадет эта доля. Покинув мистера Бетса, я возвратился к отцу и дома раздобыл у него, у дяди Джона и у других родственников сорок фунтов стерлингов и заручился обещанием, что мне будут ежегодно посылать в Лейден тридцать фунтов. В этом городе в течение двух лет и семи месяцев я изучал медицину, зная, что она мне пригодится в дальних путешествиях.

Вскоре по возвращении из Лейдена я, по рекомендации моего почтенного учителя мистера Бетса, поступил хирургом на судно Ласточка, ходившее под командой капитана Авраама Паннеля. У него я прослужил три с половиной года, совершив несколько путешествий в Левант и другие страны. По возвращении в Англию я решил поселиться в Лондоне, к чему поощрял меня мистер Бетс, мой учитель, который порекомендовал меня нескольким своим пациентам. Я снял часть небольшого дома на Олд-Джюри и по совету друзей женился на мисс Мери Бертон, второй дочери мистера Эдмунда Бертона, чулочного торговца на Ньюгет-стрит, за которой получил четыреста фунтов приданого.

Но так как спустя два года мой добрый учитель Бетс умер, а друзей у меня было немного, то дела мои пошатнулись: ибо совесть не позволяла мне подражать нехорошим приемам многих моих собратьев. Вот почему, посоветовавшись с женой и некоторыми знакомыми, я решил снова стать моряком. В течение шести лет я был хирургом на двух кораблях и совершил несколько путешествий в Ост- и Вест-Индию, что несколько улучшило мое материальное положение. Часы досуга я посвящал чтению лучших авторов, древних и новых, так как всегда запасался в дорогу книгами; на берегу же наблюдал нравы и обычаи туземцев и изучал их язык, что благодаря хорошей памяти давалось мне очень легко.

Последнее из этих путешествий вышло не очень удачным, и я, утомленный морскою жизнью, решил сидеть дома с женой и детьми. Я перебрался с Олд-Джюри на Феттер-Лейн, а оттуда в Уоппин, надеясь иметь практику между моряками, но эта надежда не оправдалась. Прождав три года улучшения моего положения, я принял выгодное предложение капитана Вильяма Причарда, владельца судна Антилопа, отправиться с ним в Южное море. 4 мая 1699 года мы снялись с якоря в Бристоле, и наше путешествие было сначала очень удачно.

По некоторым причинам было бы неуместно утруждать читателя подробным описанием наших приключений в этих морях; довольно будет сказать, что при переходе в Ост-Индию мы были отнесены страшной бурей к северо-западу от Вандименовой Земли, . Согласно наблюдениям, мы находились на 30°2′ южной широты. Двенадцать человек нашего экипажа умерли от переутомления и дурной пищи; остальные были крайне обессилены. 5 ноября (начало лета в этих местах) стоял густой туман, так что матросы только на расстоянии полукабельтова от корабля заметили скалу; но ветер был такой сильный, что нас понесло прямо на нее, и корабль мгновенно разбился. Шестерым из экипажа, в том числе и мне, удалось спустить лодку и отойти от корабля и скалы. По моим расчетам, мы шли на веслах около трех лиг, пока совсем не выбились из сил, так как были переутомлены уже на корабле. Поэтому мы отдались на волю волн, и через полчаса лодка была опрокинута внезапно налетевшим с севера порывом ветра. Что сталось с моими товарищами по лодке, а равно и с теми, которые нашли убежище на скале или остались на корабле, не могу сказать; думаю, что все они погибли. Что касается меня самого, то я поплыл куда глаза глядят, подгоняемый ветром и приливом. Я часто опускал ноги, но не мог нащупать дно; когда я совсем уже выбился из сил и неспособен был больше бороться с волнами, я почувствовал под ногами землю, а буря тем временем значительно утихла. Дно в этом месте было так покато, что мне пришлось пройти около мили, прежде чем я добрался до берега; по моим предположениям, это случилось около восьми часов вечера. Я прошел еще с полмили, но не мог открыть никаких признаков жилья и населения; или, по крайней мере, я был слишком слаб, чтобы различить что-нибудь. Я чувствовал крайнюю усталость; от усталости, жары, а также от выпитой еще на корабле полупинты коньяку меня сильно клонило ко сну. Я лег на траву, которая была здесь очень низкая и мягкая, и заснул так крепко, как не спал никогда в жизни. По моему расчету, сон мой продолжался около девяти часов, потому что, когда я проснулся, было уже совсем светло. Я попробовал встать, но не мог шевельнуться; я лежал на спине и обнаружил, что мои руки и ноги с обеих сторон крепко привязаны к земле и точно так же прикреплены к земле мои длинные и густые волосы.

Равным образом я почувствовал, что мое тело, от подмышек до бедер, опутано целой сетью тонких бечевок. Я мог смотреть только вверх; солнце начинало жечь, и свет его ослеплял глаза. Кругом меня слышался какой-то глухой шум, но положение, в котором я лежал, не позволяло мне видеть ничего, кроме неба. Вскоре я почувствовал, как что-то живое задвигалось у меня по левой ноге, мягко поползло по груди и остановилось у самого подбородка. Опустив глаза как можно ниже, я различил перед собою человеческое существо, ростом не более шести дюймов, с луком и стрелой в руках и колчаном за спиной. В то же время я почувствовал, как вслед за ним на меня взбирается, по крайней мере, еще около сорока подобных же (как мне показалось) созданий. От изумления я так громко вскрикнул, что они все в ужасе побежали назад; причем некоторые из них, как я узнал потом, соскакивая и падая с моего туловища на землю, получили сильные ушибы. Однако скоро они возвратились, и один из них, отважившийся подойти так близко, что ему было видно все мое лицо, в знак удивления поднял кверху руки и глаза и тоненьким, но отчетливым голосом прокричал: “Гекина дегуль”; остальные несколько раз повторили эти слова, но я не знал тогда, что они значат.

Читатель может себе представить, в каком неудобном положении я лежал все это время. Наконец после большого усилия мне посчастливилось порвать веревочки и выдернуть колышки, к которым была привязана моя левая рука; поднеся ее к лицу, я понял, каким способом они связали меня. В то же время, рванувшись изо всей силы и причинив себе нестерпимую боль, я немного ослабил шнурки, прикреплявшие мои волосы к земле с левой стороны, что позволило мне повернуть голову на два дюйма. Но созданьица вторично спаслись бегством, прежде чем я успел изловить кого-нибудь из них. Затем раздался пронзительный вопль, и, когда он затих, я услышал, как кто-то из них громко повторил: “Толго фонак”. В то же мгновение я почувствовал, что на мою левую руку посыпались сотни стрел, которые кололи меня, как иголки; после этого последовал второй залп в воздух, вроде того как у нас в Европе стреляют из мортир, причем, я полагаю, много стрел упало на мое тело (хотя я не почувствовал этого) и несколько на лицо, которое я поспешил прикрыть левой рукой. Когда этот град прошел, я застонал от обиды и боли и снова попробовал освободиться, но тогда последовал третий залп, сильнее первого, причем некоторые из этих существ пытались колоть меня копьями в бока, но, к счастью, на мне была кожаная куртка, которую они не могли пробить. Я рассудил, что самое благоразумное — пролежать спокойно до наступления ночи, когда мне нетрудно будет освободиться при помощи уже отвязанной левой руки; что же касается туземцев, то я имел основание надеяться, что справлюсь с какими угодно армиями, которые они могут выставить против меня, если только они будут состоять из существ такого же роста, как то, которое я видел. Однако судьба распорядилась мной иначе. Когда эти люди заметили, что я лежу спокойно, они перестали метать стрелы, но в то же время по усилившемуся шуму я заключил, что число их возросло. На расстоянии четырех ярдов от меня напротив моего правого уха я услышал стук, продолжавшийся больше часа, точно возводилась какая-то постройка. Повернув голову, насколько позволяли державшие ее веревочки и колышки, я увидел деревянный помост, возвышавшийся над землей на полтора фута, на котором могло уместиться четверо туземцев, и две или три лестницы, чтобы всходить на него . Оттуда один из них, по-видимому знатная особа, обратился ко мне с длинной речью, из которой я ни слова не понял. Но я должен упомянуть, что перед началом своей речи высокая особа трижды прокричала: “Лангро де гюль сан” (эти слова, равно как и предыдущие, впоследствии мне повторили и объяснили). Сейчас же после этого ко мне подошли человек пятьдесят туземцев и обрезали веревки, прикреплявшие левую сторону головы, что дало мне возможность повернуть ее направо и, таким образом, наблюдать лицо и жесты оратора. Он мне показался человеком средних лет, ростом выше трех других, сопровождавших его; один из последних, чуть побольше моего среднего пальца, вероятно паж, держал его шлейф, два других стояли по сторонам в качестве его свиты. Он по всем правилам разыграл роль оратора: некоторые периоды его речи выражали угрозу, другие — обещание, жалость и благосклонность. Я отвечал в немногих словах, но с видом покорности, воздев к солнцу глаза и левую руку и как бы призывая светило в свидетели; и так как я почти умирал от голода, — в последний раз я поел за несколько часов перед тем, как оставить корабль, — то требования природы были так повелительны, что я не мог сдержать своего нетерпения и (быть может, нарушая правила благопристойности) несколько раз поднес палец ко рту, желая показать, что хочу есть. Гурго (так они называют важного сановника, как я узнал потом) отлично понял меня. Он сошел с помоста и приказал поставить к бокам моим несколько лестниц, по которым взобрались и направились к моему рту более ста туземцев, нагруженных корзинами с кушаньями, которые были приготовлены и присланы по повелению монарха, как только до него дошло известие о моем появлении. В кушанья эти входило мясо каких-то животных, но я не мог разобрать по вкусу, каких именно. Там были лопатки, окорока и филей, с виду напоминавшие баранину, очень хорошо приготовленные, но каждая часть едва равнялась крылу жаворонка. Я проглатывал разом по два и по три куска вместе с тремя караваями хлеба величиной не больше ружейной пули. Туземцы прислуживали мне весьма расторопно и тысячами знаков выражали свое удивление моему росту и аппетиту.

Потом я стал делать другие знаки, показывая, что хочу пить. По количеству съеденного они заключили, что малым меня удовлетворить нельзя, и, будучи народом весьма изобретательным, необычайно ловко втащили на меня, а затем подкатили к моей руке одну из самых больших бочек и вышибли из нее дно; я без труда осушил ее одним духом, потому что она вмещала не более нашей полупинты. Вино по вкусу напоминало бургундское, но было гораздо приятнее. Затем они поднесли мне другую бочку, которую я выпил таким же манером, и сделал знак, чтобы дали еще, но у них больше не было. Когда я совершал все описанные чудеса, человечки кричали от радости и танцевали у меня на груди, много раз повторяя свое первое восклицание: “Гекина дегуль”. Знаками они попросили меня сбросить обе бочки на землю, но сначала приказали толпившимся внизу посторониться, громко крича: “Бора мивола”; а когда бочки взлетели в воздух, раздался единодушный возглас: “Гекина дегуль”. Признаюсь, меня не раз искушало желание схватить первых попавшихся под руку сорок или пятьдесят человечков, когда они разгуливали взад и вперед по моему телу, и швырнуть их оземь. Но сознание, что они могли причинить мне еще большие неприятности, чем те, что я уже испытал, а равно торжественное обещание, данное мною им, — ибо так толковал я свое покорное поведение, — скоро прогнали эти мысли. С другой стороны, я считал себя связанным законом гостеприимства с этим народцем, который не пожалел для меня издержек на великолепное угощение. Вместе с тем я не мог достаточно надивиться неустрашимости крошечных созданий, отважившихся взбираться на мое тело и прогуливаться по нему, в то время как одна моя рука была свободна, и не испытывавших трепета при виде такой громадины, какой я должен был им представляться. Спустя некоторое время, когда они увидели, что я не прошу больше есть, ко мне явилась особа высокого чина от лица его императорского величества. Его превосходительство, взобравшись на нижнюю часть моей правой ноги, направился к моему лицу в сопровождении десятка человек свиты. Он предъявил свои верительные грамоты с королевской печатью, приблизя их к моим глазам, и обратился с речью, которая продолжалась около десяти минут и была произнесена без малейших признаков гнева, но твердо и решительно, причем он часто указывал пальцем вперед, как выяснилось потом, по направлению к столице, находившейся от нас на расстоянии полумили, куда, по постановлению его величества и государственного совета, меня должны были перевезти. Я ответил в нескольких словах, которые остались непонятыми, так что мне пришлось прибегнуть к помощи жестов: я показал своей свободной рукой на другую руку (но сделал это движение высоко над головой его превосходительства, боясь задеть его или его свиту), затем на голову и тело, давая понять таким образом, чтобы меня освободили.

Вероятно, его превосходительство понял меня достаточно хорошо, потому что, покачав отрицательно головой, жестами пояснил, что я должен быть отвезен в столицу как пленник. Наряду с этим он делал и другие знаки, давая понять, что меня будут там кормить, поить и вообще обходиться со мной хорошо. Тут у меня снова возникло желание попытаться разорвать свои узы; но, чувствуя еще жгучую боль на лице и руках, покрывшихся волдырями, причем много стрел еще торчало в них, и заметив, что число моих неприятелей все время возрастает, я знаками дал понять, что они могут делать со мной все, что им угодно. Довольные моим согласием, Гурго и его свита любезно раскланялись и удалились с веселыми лицами. Вскоре после этого я услышал общее ликование, среди которого часто повторялись слова: “пеплом селян”, и почувствовал, что с левой стороны большая толпа ослабила веревки в такой степени, что я мог повернуться на правую сторону и всласть помочиться; потребность эта была отправлена мной в изобилии, повергшем в великое изумление маленькие создания, которые, догадываясь по моим движениям, что я собираюсь делать, немедленно расступились в обе стороны, чтобы не попасть в поток, извергшийся из меня с большим шумом и силой. Еще раньше они помазали мое лицо и руки каким-то составом приятного запаха, который в несколько минут успокоил жгучую боль, причиненную их стрелами. Все это, в соединении с сытным завтраком и прекрасным вином, благотворно подействовало на меня и склонило ко сну. Я проспал, как мне сказали потом, около восьми часов; в этом нет ничего удивительного, так как врачи, по приказанию императора, подмешали сонного питья в бочки с вином.

По-видимому, как только туземцы нашли меня спящего на земле после кораблекрушения, они немедленно послали гонца к императору с известием об этом открытии. Тотчас был собран государственный совет и вынесено постановление связать меня вышеописанным способом (что было исполнено ночью, когда я спал), отправить мне в большом количестве еду и питье и приготовить машину для перевозки меня в столицу. Быть может, такое решение покажется слишком смелым и опасным, и я убежден, что в схожем случае ни один европейский монарх не поступил бы так. Однако, по-моему, это решение было столь же благоразумно, как и великодушно. В самом деле, допустим, что эти люди попытались бы убить меня своими копьями и стрелами во время моего сна. Что же вышло бы? Почувствовав боль, я, наверное, сразу проснулся бы и в припадке ярости оборвал веревки, которыми был связан, после чего они не могли бы сопротивляться и ожидать от меня пощады.

Эти люди — превосходные математики и достигли большого совершенства в механике благодаря поощрениям и поддержке императора, известного покровителя наук. У этого монарха есть много машин на колесах для перевозки бревен и других больших тяжестей. Он часто строит громадные военные корабли, иногда достигающие девяти футов длины, в местах, где растет строевой лес, и оттуда перевозит их на этих машинах за триста или четыреста ярдов к морю. Пятистам плотникам и инженерам было поручено немедленно изготовить самую крупную телегу, какую только им приходилось делать. Это была деревянная платформа, возвышавшаяся на три дюйма от земли, около семи футов в длину и четырех в ширину, на двадцати двух колесах. Услышанные мною восклицания были приветствием народа по случаю прибытия этой телеги, которая была отправлена за мною, кажется, спустя четыре часа после того, как я вышел на берег. Ее поставили возле меня, параллельно моему туловищу. Главная трудность состояла, однако, в том, чтобы поднять и уложить меня в описанную телегу. С этой целью были вбиты восемьдесят свай, вышиною в один фут каждая, и приготовлены очень крепкие канаты толщиной в нашу бечевку; канаты эти были прикреплены крючками к многочисленным повязкам, которыми рабочие обвили мою шею, руки, туловище и ноги. Девятьсот отборных силачей стали тащить за канаты при помощи множества блоков, прикрепленных к сваям, и таким образом меньше чем за три часа меня подняли, положили в телегу и крепко привязали к ней. Все это рассказали мне потом, так как во время этой операции я спал глубоким сном, в который был погружен снотворной микстурой, примешанной к вину. Полторы тысячи самых крупных лошадей из придворных конюшен, вышиной около четырех с половиной дюймов каждая, понадобилось, чтобы привезти меня в столицу, расположенную, как уже было сказано, на расстоянии полумили от того места, где я лежал.

Мы были в дороге уже часа четыре, когда я проснулся благодаря весьма забавному случаю. Телега остановилась для какой-то починки; воспользовавшись этим, два или три молодых человека полюбопытствовали посмотреть, каков я, когда сплю; они взобрались на повозку и тихонько прокрались к моему лицу; тут один из них, гвардейский офицер, засунул мне в левую ноздрю острие своей пики; оно защекотало, как соломинка, и я громко чихнул. Испуганные храбрецы мгновенно скрылись, и только через три недели я узнал причину моего внезапного пробуждения. Весь остаток дня мы провели в дороге; ночью расположились на отдых, и подле меня было поставлено на страже по пятисот гвардейцев с обеих сторон, половина с факелами, а другая половина с луками наготове, чтобы стрелять при первой моей попытке пошевелиться. С восходом солнца мы снова тронулись в путь и к полудню находились в двухстах ярдах от городских ворот. Навстречу вышли император и весь его двор, но высшие сановники решительно воспротивились намерению его величества подняться на мое тело, боясь подвергнуть опасности его особу.

На площади, где остановилась телега, возвышался древний храм, считавшийся самым обширным во всем королевстве. Несколько лет тому назад храм этот был осквернен зверским убийством, и с тех пор здешнее население, отличающееся большой набожностью, стало смотреть на него как на место, недостойное святыни; вследствие этого он был обращен в общественное здание, из него были вынесены все убранства и утварь. Это здание и было назначено для моего жительства. Большая дверь, обращенная на север, имела около четырех футов в вышину и почти два фута в ширину, так что я мог довольно свободно проползать через нее. По обеим сторонам двери, на расстоянии каких-нибудь шести дюймов от земли, были расположены два маленьких окна; в левое окно придворные кузнецы провели девяносто одну цепочку, вроде тех, что носят с часами наши европейские дамы, и почти такой же величины; цепочки эти были закреплены на моей левой ноге тридцатью шестью висячими замками. Против храма, по другую сторону большой дороги, на расстоянии двадцати футов, стояла башня, не менее пяти футов вышины. На эту башню взошел император с множеством придворных, чтобы лучше видеть меня, как мне передавали, потому что сам я не обратил на них внимания. По произведенным подсчетам, около ста тысяч народа с той же целью покинуло город, и я полагаю, что, невзирая на стражу, не менее десяти тысяч любопытных перебывало на мне в разное время, взбираясь на мое тело по лестницам. Скоро, однако, был издан указ, запрещавший это под страхом смертной казни. Когда кузнецы нашли, что вырваться мне невозможно, они обрезали связывавшие меня веревки, и я поднялся в таком сумрачном расположении, как никогда в жизни. Шум и изумление толпы, увидевшей, как я встал и хожу, не поддаются описанию. Цепи, приковывавшие мою левую ногу, были около двух ярдов длины и не только давали мне возможность гулять взад и вперед, описывая полукруг, но, будучи укреплены на расстоянии четырех дюймов от двери, позволяли также вползать в храм и ложиться в нем, вытянувшись во весь рост.

Глава II

Император Лилипутии в сопровождении многочисленных вельмож приходит навестить автора в его заключении. Описание наружности и одежды императора. Автору назначают учителей для обучения языку лилипутов. Своим кротким поведением он добивается благосклонности императора. Обыскивают карманы автора и отбирают у него саблю и пистолеты

Поднявшись на ноги, я осмотрелся кругом. Должен признаться, что мне никогда не приходилось видеть более привлекательный пейзаж. Вся окружающая местность представлялась сплошным садом, а огороженные поля, из которых каждое занимало не более сорока квадратных футов, были похожи на цветочные клумбы. Эти поля чередовались с лесом, вышиной вполстанга, где самые высокие деревья, насколько я мог судить, были не более семи футов. Налево лежал город, имевший вид театральной декорации.

Уже несколько часов меня крайне беспокоила одна естественная потребность, что и неудивительно, так как в последний раз я облегчался почти два дня тому назад. Чувство стыда сменялось жесточайшими позывами. Самое лучшее, что я мог придумать, было вползти в мой дом; так я и сделал; закрыв за собою двери, я забрался в глубину, насколько позволяли цепочки, и освободил свое тело от беспокоившей его тяжести. Но это был единственный случай, который может послужить поводом для обвинения меня в нечистоплотности, и я надеюсь на снисхождение беспристрастного читателя, особенно если он зрело и непредубежденно обсудит бедственное положение, в котором я находился. Впоследствии я отправлял означенную потребность рано утром на открытом воздухе, отойдя от храма, насколько позволяли цепочки, причем были приняты должные меры, чтобы двое назначенных для этой цели слуг увозили в тачках зловонное вещество до прихода ко мне гостей. Я бы не останавливался так долго на предмете, с первого взгляда как будто неважном, если бы не считал необходимым публично оправдаться по части чистоплотности, которую, как мне известно, некоторым моим недоброжелателям угодно было, ссылаясь на этот и другие случаи, подвергать сомнению.

Покончив с этим делом, я вышел на улицу подышать свежим воздухом. Император уже спустился с башни и направлялся ко мне верхом на лошади. Эта смелость едва не обошлась ему очень дорого. Дело в том, что хотя его лошадь была прекрасно тренирована, но при таком необычайном зрелище — как если бы гора двинулась перед ней — взвилась на дыбы. Однако император, будучи превосходным наездником, удержался в седле, пока не подоспели слуги, которые, схватив коня под уздцы, помогли его величеству сойти. Сойдя с лошади, он с большим удивлением осмотрел меня со всех сторон, держась, однако, за пределами длины приковывавших меня цепочек. Он приказал своим поварам и дворецким, стоявшим наготове, подать мне есть и пить, и те подкатили ко мне провизию и вино в особых тележках на такое расстояние, чтобы я мог достать их. Я брал их и быстро опорожнял; в двадцати таких тележках находились кушанья, а в десяти напитки. Каждая тележка с провизией уничтожалась мной в два или три глотка, а что касается вина, то я вылил содержимое десяти глиняных фляжек в одну повозочку и разом осушил ее; так же я поступил и с остальным вином. Императрица, молодые принцы и принцессы крови вместе с придворными дамами сидели в креслах на некотором расстоянии, но после приключения с лошадью императора все они встали и подошли к его особе, которую я хочу теперь описать. Ростом он почти на мой ноготь выше всех своих придворных; одного этого совершенно достаточно, чтобы внушать почтительный страх. Черты лица его резкие и мужественные, губы австрийские, нос орлиный, цвет лица оливковый, стан прямой, туловище, руки и ноги пропорциональные, движения грациозные, осанка величественная. Он уже не первой молодости — ему двадцать восемь лет и девять месяцев, и семь из них он царствует, окруженный благополучием, и большей частью победоносно. Чтобы лучше рассмотреть его величество, я лег на бок, так чтобы мое лицо пришлось как раз против него, причем он стоял на расстоянии всего трех ярдов от меня; кроме того, впоследствии я несколько раз брал его на руки и потому не могу ошибиться в его описании. Одежда императора была очень скромная и простая, фасон — нечто среднее между азиатским и европейским, но на голове надет был легкий золотой шлем, украшенный драгоценными камнями и пером на верхушке. Он держал в руке обнаженную шпагу для защиты, на случай если бы я разорвал цепь; шпага эта была длиною около трех дюймов, ее золотой эфес и ножны украшены бриллиантами. Голос его величества пронзительный, но чистый и до такой степени внятный, что даже стоя я мог отчетливо его слышать. Дамы и придворные все были великолепно одеты, так что занимаемое ими место было похоже на разостланную юбку, вышитую золотыми и серебряными узорами. Его императорское величество часто обращался ко мне с вопросами, на которые я отвечал ему, но ни он, ни я не понимали ни слова из того, что говорили друг другу. Здесь же находились священники и юристы (как я заключил по их костюму), которым было приказано вступить со мною в разговор; я, в свою очередь, заговаривал с ними на разных языках, с которыми был хотя бы немного знаком: по-немецки, по-голландски, по-латыни, по-французски, по-испански, по-итальянски и на лингва франка, но все это не привело ни к чему. Спустя два часа двор удалился, и я был оставлен под сильным караулом — для охраны от дерзких и, может быть, даже злобных выходок черни, которая настойчиво стремилась протискаться поближе ко мне, насколько у ней хватало смелости; у некоторых достало даже бесстыдства пустить в меня несколько стрел в то время, как я сидел на земле у дверей моего дома; одна из них едва не угодила мне в левый глаз. Однако полковник приказал схватить шестерых зачинщиков и решил, что самым лучшим наказанием для них будет связать и отдать в мои руки. Солдаты так и сделали, подталкивая ко мне озорников тупыми концами пик; я сгреб их всех в правую руку и пятерых положил в карман камзола; что же касается шестого, то я сделал вид, будто хочу съесть его живьем. Бедный человечек отчаянно завизжал, а полковник и офицеры пришли в сильное беспокойство, когда увидели, что я вынул из кармана перочинный нож. Но скоро я успокоил их: ласково глядя на моего пленника, я разрезал связывавшие его веревки и осторожно поставил на землю; он мигом убежал. Точно так же я поступил и с остальными, вынимая их по одному из кармана. И я увидел, что солдаты и народ остались очень довольны моим милосердием, о котором в очень выгодном для меня свете было доложено при дворе.

С наступлением ночи я не без затруднений вошел в свой дом и лег спать на голой земле. Таким образом я проводил ночи около двух недель, в течение которых по приказанию императора для меня была изготовлена постель. Были привезены шестьсот матрасов обыкновенной величины, и в моем доме началась работа: сто пятьдесят штук были сшиты вместе, и так образовался один матрас, подходящий для меня в длину и ширину; четыре таких матраса положили один на другой, но твердый пол из гладкого камня, на котором я спал, стал от этого не намного мягче. По такому же расчету были изготовлены простыни, одеяла и покрывала, достаточно сносные для человека, давно привыкшего к лишениям.

Едва весть о моем прибытии разнеслась по королевству, как отовсюду начали стекаться, чтобы посмотреть на меня, толпы богатых, досужих и любопытных людей. Деревни почти опустели, отчего последовал бы большой ущерб для земледелия и домашнего хозяйства, если бы своевременные распоряжения его величества не предупредили бедствия. Он повелел тем, кто меня уже видел, возвратиться домой и не приближаться к моему помещению ближе чем на пятьдесят ярдов без особенного на то разрешения двора, что принесло министрам большой доход.

Между тем император держал частые советы, на которых обсуждался вопрос, как поступить со мной. Позднее я узнал от одного моего близкого друга, особы весьма знатной и достаточно посвященной в государственные тайны, что двор находился в большом затруднении относительно меня. С одной стороны, боялись, чтобы я не разорвал цепи; с другой — возникло опасение, что мое содержание окажется слишком дорогим и может вызвать в стране голод. Иногда останавливались на мысли уморить меня или, по крайней мере, засыпать мое лицо и руки отравленными стрелами, чтобы скорее отправить на тот свет; но потом принимали в расчет, что разложение такого громадного трупа может вызвать чуму в столице и во всем королевстве. В разгар этих совещаний у дверей большой залы совета собралось несколько офицеров, и двое из них, будучи допущены в собрание, представили подробный доклад о моем поступке с шестью упомянутыми озорниками. Это произвело такое благоприятное впечатление на его величество и весь государственный совет, что немедленно был издан указ императора, обязывавший все деревни, находящиеся в пределах девятисот ярдов от столицы, доставлять каждое утро по шести быков, сорока баранов и другой провизии для моего стола, вместе с соответствующим количеством хлеба, вина и других напитков, по установленной таксе и за счет сумм, ассигнованных с этой целью из собственной казны его величества. Нужно заметить, что этот монарх живет главным образом на доходы от своих личных имений и весьма редко, в самых исключительных случаях, обращается за субсидией к подданным, которые зато обязаны по его требованию являться на войну в собственном вооружении. Кроме того, при мне учредили штат прислуги в шестьсот человек, для которого были отпущены харчевые деньги и построены по обеим сторонам моей двери удобные палатки. Равным образом отдан был приказ, чтобы триста портных сшили для меня костюм местного фасона; чтобы шестеро величайших ученых его величества занялись обучением меня местному языку и, наконец, чтобы возможно чаще производились в моем присутствии упражнения на лошадях, принадлежащих императору, придворным и гвардии, с целью приучить их ко мне. Все эти приказы были должным образом исполнены, и спустя три недели я сделал большие успехи в изучении лилипутского языка. В течение этого времени император часто удостаивал меня своим посещением и милостиво помогал моим наставникам обучать меня. Мы уже могли объясняться друг с другом, и первые слова, которые я выучил, выражали желание, чтобы его величество соизволил даровать мне свободу; слова эти я ежедневно на коленях повторял императору. В ответ на мою просьбу император, насколько я мог понять его, говорил, что освобождение есть дело времени, что оно не может быть даровано без согласия государственного совета и что прежде я должен “люмоз кельмин пессо деемарлон эмпозо”, то есть дать клятву сохранять мир с ним и его империей. Впрочем, обхождение со мной будет самое любезное; и император советовал терпением и скромностью заслужить доброе к себе отношение как его, так и его подданных. Он просил меня не обижаться, если он отдаст приказание особым чиновникам обыскать меня, так как он полагает, что на мне есть оружие, которое должно быть очень опасным, если соответствует огромным размерам моего тела. Я просил его величество быть спокойным на этот счет, заявив, что готов раздеться и вывернуть карманы в его присутствии. Все это я объяснил частью словами, частью знаками. Император ответил мне, что по законам империи обыск должен быть произведен двумя его чиновниками; что понимает, что это требование закона не может быть осуществлено без моего согласия и моей помощи; что, будучи высокого мнения о моем великодушии и справедливости, он спокойно передаст этих чиновников в мои руки; что вещи, отобранные ими, будут возвращены мне, если я покину эту страну, или же мне будет за них заплачено, сколько я сам назначу. Я взял обоих чиновников в руки и положил их сначала в карманы камзола, а потом во все другие, кроме двух часовых и одного потайного, которого я не хотел показывать, потому что в нем было несколько мелочей, никому, кроме меня, не нужных. В часовых карманах лежали: в одном серебряные часы, а в другом кошелек с несколькими золотыми. Господа эти имели при себе бумагу, перо и чернила и составили подробную опись всему, что нашли. Когда опись была закончена, они попросили меня высадить их на землю, чтобы они могли представить ее императору. Позднее я перевел эту опись на английский язык. Вот она слово в слово:

Во-первых, в правом кармане камзола великого Человека Горы (так я передаю слова Куинбус Флестрин), после тщательнейшего осмотра, мы нашли только большой кусок грубого холста, который по своим размерам мог бы служить ковром для главной парадной залы дворца Вашего Величества. В левом кармане мы увидели громадный серебряный сундук с крышкой из того же металла, которую мы, досмотрщики, не могли поднять. Когда, по нашему требованию, сундук был открыт и один из нас вошел туда, то он по колени погрузился в какую-то пыль, часть которой, поднявшись до наших лиц, заставила нас обоих несколько раз громко чихнуть. В правом кармане жилета мы нашли громадную кипу тонких белых субстанций, сложенных одна на другую; кипа эта, толщиною в три человека, перевязана прочными канатами и испещрена черными знаками, которые, по скромному нашему предположению, суть не что иное, как письмена, каждая буква которых равняется половине нашей ладони. В левом жилетном кармане оказался инструмент, к спинке которого прикреплены двадцать длинных жердей, напоминающих частокол перед двором Вашего Величества; по нашему предположению, этим инструментом Человек Гора расчесывает свои волосы, но это только предположение: мы не всегда тревожим его расспросами, потому что нам было очень трудно объясняться с ним. В большом кармане с правой стороны среднего чехла (как я перевожу слово “ранфуло”, под которым они разумели штаны) мы увидели полый железный столб, длиною в рост человека, прикрепленный к крепкому куску дерева, более крупному по размерам, чем сам столб; с одной стороны столба торчат большие куски железа, весьма странной формы, назначения которых мы не могли определить. Подобная же машина найдена нами и в левом кармане. В меньшем кармане с правой стороны оказалось несколько плоских дисков из белого и красного металла, различной величины; некоторые белые диски, по-видимому серебряные, так велики и тяжелы, что мы вдвоем едва могли поднять их. В левом кармане мы нашли две черные колонны неправильной формы; стоя на дне кармана, мы только с большим трудом могли достать их верхушку. Одна из колонн заключена в покрышке и состоит из цельного материала, но на верхнем конце другой есть какое-то круглое белое тело, вдвое больше нашей головы. В каждой колонне заключена огромная стальная пластина; полагая, что это опасные орудия, мы потребовали у Человека Горы объяснить их употребление. Вынув оба орудия из футляра, он сказал, что в его стране одним из них бреют бороду, а другим режут мясо. Кроме того, на Человеке Горе мы нашли еще два кармана, куда не могли войти. Эти карманы он называет часовыми; они представляют две широких щели, прорезанных в верхней части его среднего чехла, а потому сильно сжатых давлением его брюха. Из правого кармана спускается большая серебряная цепь с диковинной машиной, лежащей на дне кармана. Мы приказали ему вынуть все, что было прикреплено к этой цепи; вынутый предмет оказался похожим на шар, одна половина которого сделана из серебра, а другая из какого-то прозрачного металла; когда мы, заметя на этой стороне шара какие-то странные знаки, расположенные по окружности, попробовали прикоснуться к ним, то пальцы наши уперлись в это прозрачное вещество. Человек Гора приблизил эту машину к нашим ушам; тогда мы услышали непрерывный шум, похожий на шум колеса водяной мельницы. Мы полагаем, что это либо неизвестное нам животное, либо почитаемое им божество. Но мы более склоняемся к последнему мнению, потому что, по его уверениям (если мы правильно поняли объяснение Человека Горы, который очень плохо говорит на нашем языке), он редко делает что-нибудь, не советуясь с ним. Этот предмет он называет своим оракулом и говорит, что он указывает время каждого шага его жизни. Из левого часового кармана Человек Гора вынул сеть почти такой же величины, как рыболовная, но устроенную так, что она может закрываться и открываться наподобие кошелька, чем она и служит ему; в сети мы нашли несколько массивных кусков желтого металла, и если это настоящее золото, то оно должно представлять огромную ценность.

Таким образом, во исполнение повеления Вашего Величества, тщательно осмотрев все карманы Человека Горы, мы перешли к дальнейшему обследованию и открыли на нем пояс, сделанный из кожи какого-то громадного животного; на этом поясе с левой стороны висит сабля, длиною в пять раз более среднего человеческого роста, а с правой — сумка или мешок, разделенный на два отделения, из коих в каждом можно поместить трех подданных Вашего Величества. Мы нашли в одном отделении сумки множество шаров из крайне тяжелого металла; каждый шар, будучи величиной почти с нашу голову, требует большой силы, чтобы поднять его; в другом отделении лежала кучка каких-то черных зерен не очень большого объема и веса: мы могли поместить на ладони до пятидесяти таких зерен.

Такова точная опись найденного нами при обыске Человека Горы, который держал себя вежливо и с подобающим почтением к исполнителям приказаний Вашего Величества. Скреплено подписью и приложением печати в четвертый день восемьдесят девятой луны благополучного царствования Вашего Величества.

Клефрин Фрелок,
Марси Фрелок

Когда эта опись была прочитана императору, его величество потребовал, хотя и в самой деликатной форме, чтобы я отдал некоторые перечисленные в ней предметы. Прежде всего он предложил вручить ему саблю, которую я снял вместе с ножнами и со всем, что было при ней. Тем временем император приказал трем тысячам отборных войск (которые в этот день несли охрану его величества) окружить меня на известном расстоянии и держать на прицеле лука, чего я, впрочем, не заметил, так как глаза мои были устремлены на его величество. Император пожелал, чтобы я обнажил саблю, которая хотя местами и заржавела от морской воды, но все-таки ярко блестела. Я повиновался, и в тот же момент все солдаты испустили крик ужаса и удивления: отражавшиеся на стали лучи солнца ослепляли их, когда я размахивал саблей из стороны в сторону. Его величество, храбрейший из монархов, испугался меньше, чем я мог ожидать. Он приказал мне вложить оружие в ножны и возможно осторожнее бросить его на землю футов на шесть от конца моей цепи. Затем он потребовал показать один из полых железных столбов, под которыми он разумел мои карманные пистолеты. Я вынул пистолет и, по просьбе императора, растолковал, как мог, его употребление; затем, зарядив его только порохом, который благодаря герметически закрытой пороховнице оказался совершенно сухим (все предусмотрительные моряки принимают на этот счет особые меры предосторожности), я предупредил императора, чтобы он не испугался, и выстрелил в воздух. На этот раз удивление было гораздо сильнее, чем при виде моей сабли. Сотни человек попадали, как бы пораженные насмерть, и даже сам император, хотя и устоял на ногах, некоторое время не мог прийти в себя. Я отдал оба пистолета тем же способом, что и саблю, и так же поступил с пулями и порохом, но просил его величество держать последний подальше от огня, так как от малейшей искры он может воспламениться и взорвать на воздух императорский дворец. Равным образом я отдал часы, которые император осмотрел с большим любопытством и приказал двум самым дюжим гвардейцам унести их, надев на шест и положив шест на плечи, вроде того как носильщики в Англии таскают бочонки с элем.

Всего более поразили императора непрерывный шум часового механизма и движение минутной стрелки, которое ему было хорошо видно, потому что лилипуты обладают более острым зрением, чем мы. Он предложил ученым высказать свое мнение относительно этой машины, но читатель и сам догадается, что ученые не пришли ни к какому единодушному заключению, и все их предположения, которых, впрочем, я хорошенько не понял, были весьма далеки от истины; затем я сдал серебряные и медные деньги, кошелек с десятью крупными и несколькими мелкими золотыми монетами, нож, бритву, гребень, серебряную табакерку, носовой платок и записную книжку. Сабля, пистолеты и сумка с порохом и пулями были отправлены на телегах в арсенал его величества, остальные вещи возвращены мне.

Я уже сказал выше, что у меня был секретный карман, которого не обнаружили мои сыщики; в нем лежали очки (благодаря слабому зрению я иногда пользуюсь ими), карманная подзорная труба и несколько других мелочей. Так как эти вещи не представляли никакого интереса для императора, то я не считал долгом чести заявлять о них, тем более что боялся, как бы они не были потеряны или попорчены, если бы попали в чужие руки.

Глава III

Автор весьма оригинально развлекает императора, придворных дам и кавалеров. Описание развлечений при дворе в Лилипутии. Автору на определенных условиях даруется свобода

Моя кротость и доброе поведение до такой степени примирили со мной императора, двор, армию и вообще весь народ, что я начал питать надежду на скорое получение свободы. Я всячески старался укрепить это благоприятное расположение. Население постепенно привыкло ко мне и стало меньше меня бояться. Иногда я ложился на землю и позволял пятерым или шестерым лилипутам плясать на моей руке. Под конец даже дети отваживались играть в прятки в моих волосах. Я научился довольно сносно понимать и говорить на их языке. Однажды императору пришла мысль развлечь меня акробатическими представлениями, в которых лилипуты своею ловкостью и великолепием превосходят другие известные мне народы. Но ничто меня так не позабавило, как упражнения канатных плясунов, совершаемые на тонких белых нитках длиною в два фута, натянутых на высоте двенадцати дюймов от земли. На этом предмете я хочу остановиться несколько подробнее и попрошу у читателя немного терпения.

Эти упражнения производятся только лицами, которые состоят в кандидатах на высокие должности и ищут благоволения двора. Они смолоду тренированы в этом искусстве и не всегда отличаются благородным происхождением или широким образованием. Когда открывается вакансия на высокую должность, вследствие смерти или опалы (что случается часто), пять или шесть таких соискателей подают прошение императору разрешить им развлечь его императорское величество и двор танцами на канате; и кто прыгнет выше всех, не упавши, получает вакантную должность. Весьма часто даже первые министры получают приказ показать свою ловкость и засвидетельствовать перед императором, что они не утратили своих способностей. Флимнап, канцлер казначейства, пользуется известностью человека, совершившего прыжок на туго натянутом канате, по крайней мере, на дюйм выше, чем какой удавался когда-нибудь другому сановнику во всей империи. Мне пришлось видеть, как он кувыркался несколько раз сряду на небольшой доске, прикрепленной к канату толщиною не более обыкновенной английской бечевки. Мой друг Рельдресель, главный секретарь тайного совета, по моему мнению, — если только моя дружба к нему не ослепляет меня, — может занять в этом отношении второе место после канцлера казначейства. Остальные сановники стоят почти на одном уровне в означенном искусстве.

Эти развлечения часто сопровождаются несчастьями, память о которых сохраняет история. Я сам видел, как два или три соискателя причинили себе увечья. Но опасность увеличивается еще более, когда сами министры получают повеление показать свою ловкость. Ибо, стремясь превзойти самих себя и своих соперников, они проявляют такое усердие, что редко кто из них не срывается и не падает, иногда даже раза по два и по три. Меня уверяли, что за год или за два до моего прибытия Флимнап непременно сломал бы себе шею, если бы одна из королевских подушек, случайно лежавшая на полу, не смягчила удара от его падения.

Кроме того, в особых случаях здесь устраивается еще одно развлечение, которое дается в присутствии только императора, императрицы и первого министра. Император кладет на стол три тонких шелковых нити — синюю, красную и зеленую, в шесть дюймов длины каждая. Эти нити предназначены в награду лицам, которых император пожелает отличить особым знаком своей благосклонности. Церемония происходит в большом тронном зале его величества, где соискатели подвергаются испытанию в ловкости, весьма отличному от предыдущего и не имеющему ни малейшего сходства с теми, что мне доводилось наблюдать в странах Старого и Нового Света. Император держит в руках палку в горизонтальном положении, а соискатели, подходя друг за другом, то перепрыгивают через палку, то ползают под ней взад и вперед несколько раз, смотря по тому, поднята палка или опущена; иногда один конец палки держит император, а другой — его первый министр, иногда же палку держит только последний. Кто проделает все описанные упражнения с наибольшей легкостью и проворством и наиболее отличится в прыганье и ползанье, тот награждается синей нитью; красная дается второму по ловкости, а зеленая — третьему. Пожалованную нить носят в виде пояса, обматывая ее дважды вокруг талии. При дворе редко можно встретить особу, у которой бы не было такого пояса.

Каждый день мимо меня проводили лошадей из полковых и королевских конюшен, так что они скоро перестали пугаться меня и подходили к самым моим ногам, не кидаясь в сторону. Всадники заставляли лошадей перескакивать через мою положенную на землю руку, а раз императорский ловчий на рослом коне перепрыгнул даже через мою ногу, обутую в башмак; это был поистине удивительный прыжок.

Однажды я имел счастье позабавить императора самым необыкновенным образом. Я попросил достать несколько палок длиною в два фута и толщиной в обыкновенную трость; его величество приказал главному лесничему сделать соответствующие распоряжения, и на следующее утро семь лесников привезли требуемое на семи телегах, из которых каждая была запряжена восемью лошадьми. Я взял девять палок и крепко вбил их в землю в виде квадрата, каждая сторона которого была длиною в два с половиной фута; на высоте около двух футов я привязал к четырем углам этого квадрата другие четыре палки параллельно земле; затем на девяти кольях я натянул носовой платок туго, как барабан; четыре горизонтальные палки, возвышаясь над платком приблизительно на пять дюймов, образовали с каждой стороны нечто вроде перил. Окончив эти приготовления, я попросил императора отрядить двадцать четыре лучших кавалериста для упражнений на устроенной мною площадке. Его величество одобрил мое предложение, и, когда кавалеристы прибыли, я поднял их поочередно на лошадях и в полном вооружении вместе с офицерами, которые ими командовали. Построившись, они разделились на два отряда и начали маневры: пускали друг в друга тупые стрелы, бросались друг на друга с обнаженными саблями, то обращаясь в бегство, то преследуя, то ведя атаку, то отступая, — словом, показывая лучшую военную выучку, какую мне когда-либо доводилось видеть. Горизонтальные палки не позволяли всадникам и их лошадям упасть с площадки. Император пришел в такой восторг, что заставил меня повторить это развлечение несколько дней сряду и однажды соизволил сам подняться на площадку и лично командовать маневрами. Хотя и с большим трудом, ему удалось убедить императрицу разрешить мне подержать ее в закрытом кресле на расстоянии двух ярдов от площадки, так что она могла хорошо видеть все представление. К счастью для меня, все эти упражнения прошли благополучно; раз только горячая лошадь одного из офицеров пробила копытом дыру в моем носовом платке и, споткнувшись, упала и опрокинула своего седока, но я немедленно выручил обоих и, прикрыв одной рукой дыру, спустил другой рукой всю кавалерию на землю тем же способом, каким поднял ее. Упавшая лошадь вывихнула левую переднюю ногу, но всадник не пострадал. Я тщательно починил платок, но с тех пор перестал доверять его прочности в подобных опасных упражнениях.

За два или за три дня до моего освобождения, как раз в то время, когда я развлекал двор своими выдумками, к его величеству прибыл гонец с донесением, что несколько подданных, проезжая возле того места, где я был найден, увидели на земле какое-то громадное черное тело, весьма странной формы, с широкими плоскими краями кругом, занимающими пространство, равное спальне его величества, и с приподнятой над землей на высоту человеческого роста серединой; что это не какое-нибудь живое существо, как они первоначально опасались, ибо оно лежало на траве неподвижно, и некоторые из них несколько раз обошли его кругом; что, становясь на плечи друг другу, они взобрались на вершину загадочного тела, которая оказалась плоской поверхностью, а само тело внутри полым, в чем они убедились, топая по нему ногами; что они смиренно высказывают предположение, не есть ли это какая-нибудь принадлежность Человека Горы; и если будет угодно его величеству, то они берутся доставить его всего только на пяти лошадях. Я тотчас догадался, о чем шла речь, и сердечно обрадовался этому известию. По-видимому, добравшись после кораблекрушения до берега, я был так расстроен, что не заметил, как по дороге к месту моего ночлега у меня слетела шляпа, которую я привязал к подбородку шнурком, когда греб в лодке, и плотно надвинул на уши, когда плыл по морю. Вероятно, я не обратил внимания, как разорвался шнурок, и решил, что шляпа потерялась в море. Описав свойства и назначение этого предмета, я умолял его величество отдать распоряжение, чтобы он как можно скорее был мне доставлен. На другой день шляпа была привезена мне, но в не блестящем состоянии. Возчики пробили в полях две дыры на расстоянии полутора дюймов от края, зацепили за них крючками, крючки привязали длинной веревкой к упряжи и волокли таким образом мой головной убор добрых полмили. Но благодаря тому, что почва в этой стране необыкновенно ровная и гладкая, шляпа получила меньше повреждений, чем я ожидал.

Спустя два или три дня после описанного происшествия император отдал приказ по армии, расположенной в столице и окрестностях, быть готовой к выступлению. Его величеству пришла фантазия доставить себе довольно странное развлечение. Он пожелал, чтобы я стал в позу Колосса Родосского, раздвинув ноги насколько возможно шире. Потом он приказал главнокомандующему (старому опытному военачальнику и моему большому покровителю) построить войска сомкнутыми рядами и провести их церемониальным маршем между моими ногами — пехоту по двадцать четыре человека в ряд, а кавалерию по шестнадцати — с барабанным боем, развернутыми знаменами и поднятыми пиками. Весь корпус состоял из трех тысяч пехоты и тысячи кавалерии. Его величество отдал приказ, чтобы солдаты, под страхом смертной казни, вели себя вполне благопристойно по отношению к моей особе во время церемониального марша, что, однако, не помешало некоторым молодым офицерам, проходя подо мною, поднимать глаза вверх; и сказать правду, мои панталоны находились в то время в таком плохом состоянии, что давали некоторый повод посмеяться и прийти в изумление.

Я подал императору столько прошений и докладных записок о даровании мне свободы, что наконец его величество поставил этот вопрос на обсуждение сперва своего кабинета, а потом государственного совета, где никто не высказал возражений за исключением Скайреша Болголама, которому угодно было, без всякого повода с моей стороны, стать моим смертельным врагом. Но, несмотря на его противодействие, дело было решено всем советом и утверждено императором в мою пользу. Болголам занимал пост гальбета, то есть адмирала королевского флота, пользовался большим доверием императора и был человеком весьма сведущим в своем деле, но угрюмым и резким. Однако и его наконец убедили дать свое согласие, но он настоял, чтобы ему было поручено составление условий, на которых я получу свободу, после того как мной будет дана торжественная клятва свято соблюдать их. Условия эти Скайреш Болголам доставил мне лично, в сопровождении двух помощников-секретарей и нескольких знатных особ. Когда они были прочитаны, я должен был присягнуть, что я не нарушу их, причем обряд присяги был совершен сперва по обычаям моей родины, а затем по способу, предписанному местными законами, заключавшемуся в том, что я должен был держать правую ногу в левой руке, положа в то же время средний палец правой руки на темя, а большой на верхушку правого уха. Но, быть может, читателю любопытно будет составить себе некоторое представление о стиле и характерных выражениях этого народа, а также познакомиться с условиями, на которых я получил свободу; поэтому я приведу здесь полный буквальный перевод означенного документа, сделанный мною самым тщательным образом.

Гольбасто момарен эвлем гердайло шефинмоллиоллигу, могущественнейший император Лилипутии, отрада и ужас вселенной, коего владения, занимая пять тысяч блестрегов (около двенадцати миль в окружности), распространяются до крайних пределов земного шара; монарх над монархами, величайший из сынов человеческих, ногами своими упирающийся в центр земли, а головою касающийся солнца; при одном мановении которого трясутся колени у земных царей; приятный как весна, благодетельный как лето, обильный как осень и суровый как зима. Его высочайшее величество предлагает недавно прибывшему в наши небесные владения Человеку Горе следующие пункты, которые Человек Гора под торжественной присягой обязуется исполнять:

1. Человек Гора не имеет права оставить наше государство без нашей разрешительной грамоты с приложением большой печати.

2. Он не имеет права входить в нашу столицу без нашего особого повеления, причем жители должны быть предупреждены за два часа, чтобы успеть укрыться в своих домах.

3. Названный Человек Гора должен ограничивать свои прогулки нашими главными большими дорогами и не смеет гулять или ложиться на лугах и полях.

4. Во время прогулок по названным дорогам он должен внимательно смотреть под ноги, дабы не растоптать кого-нибудь из наших любезных подданных или их лошадей и телег; он не должен брать в руки названных подданных без их на то согласия.

5. Если потребуется быстрое доставление гонца к месту его назначения, то Человек Гора обязуется раз в луну относить в своем кармане гонца вместе с лошадью на расстояние шести дней пути и (если потребуется) доставлять названного гонца в целости и сохранности обратно к нашему императорскому величеству.

6. Он должен быть нашим союзником против враждебного нам острова Блефуску и употребить все усилия для уничтожения неприятельского флота, который в настоящее время снаряжается для нападения на нас.

7. Упомянутый Человек Гора в часы досуга обязуется оказывать помощь нашим рабочим, поднимая особенно тяжелые камни при сооружении стены нашего главного парка, а также при постройке других наших зданий.

8. Упомянутый Человек Гора в течение двух лун должен точно измерить окружность наших владений, обойдя все побережье и сосчитав число пройденных шагов.

Наконец, под торжественной присягой названный Человек Гора обязуется в точности соблюдать означенные условия, и тогда он, Человек Гора, будет получать ежедневно еду и питье в количестве, достаточном для прокормления 1728 наших подданных, и будет пользоваться свободным доступом к нашей августейшей особе и другими знаками нашего благоволения. Дано в Бельфабораке, в нашем дворце, в двенадцатый день девяносто первой луны нашего царствования.

Я с большой радостью и удовлетворением дал присягу и подписал эти пункты, хотя некоторые из них не были так почетны, как я бы желал; они продиктованы были исключительно злобой Скайреша Болголама, верховного адмирала. После принесения присяги мои цепи были немедленно сняты, и я получил полную свободу; сам император удостоил меня своим присутствием на церемонии моего освобождения. В знак благодарности я пал ниц к ногам его величества, но император велел мне встать и после многих милостивых слов, которых я — во избежание упреков в тщеславии — не стану повторять, прибавил, что надеется найти во мне полезного слугу и человека вполне достойного тех милостей, которые он уже оказал мне и может оказать в будущем.

Пусть читатель благоволит обратить внимание на то, что в последнем пункте условий возвращения мне свободы император постановляет выдавать мне еду и питье в количестве достаточном для прокормления 1728 лилипутов. Спустя некоторое время я спросил у одного моего друга придворного, каким образом была установлена такая точная цифра. На это он ответил, что математики его величества, определив высоту моего роста при помощи квадранта и найдя, что высота эта находится в таком отношении к высоте лилипута, как двенадцать к единице, заключили, на основании сходства наших тел, что объем моего тела равен, по крайней мере, объему 1728 тел лилипутов, а следовательно, оно требует во столько же раз больше пищи. Из этого читатель может составить понятие как о смышлености этого народа, так и о мудрой расчетливости великого его государя.

Глава IV

Получив свободу, я прежде всего попросил разрешения осмотреть Мильдендо, столицу государства. Император без труда мне его дал, но строго наказал не причинять никакого вреда ни жителям, ни их домам. О моем намерении посетить город население было оповещено особой прокламацией. Столица окружена стеной вышиною в два с половиной фута и толщиною не менее одиннадцати дюймов, так что по ней совершенно безопасно может проехать карета, запряженная парой лошадей; стена эта прикрыта крепкими башнями, возвышающимися на расстоянии десяти футов одна от другой. Перешагнув через большие Западные Ворота, я очень медленно, боком, прошел по двум главным улицам в одном жилете, из боязни повредить крыши и карнизы домов полами своего кафтана. Подвигался я крайне осмотрительно, чтобы не растоптать беспечных прохожих, оставшихся на улице вопреки отданному жителям столицы строгому приказу не выходить для безопасности из дому. Окна верхних этажей и крыши домов были покрыты таким множеством зрителей, что, я думаю, ни в одно из моих путешествий мне не случалось видеть более людного места. Город имеет форму правильного четырехугольника, и каждая сторона городской стены равна пятистам футам. Две главные улицы, шириною в пять футов каждая, пересекаются под прямым углом и делят город на четыре квартала. Боковые улицы и переулки, куда я не мог войти и только видел их, имеют в ширину от двенадцати до восемнадцати дюймов. Город может вместить до пятисот тысяч душ. Дома трех- и пятиэтажные. Лавки и рынки полны товаров.

Императорский дворец находится в центре города на пересечении двух главных улиц. Он окружен стеною в два фута вышины, отстоящей от построек на двадцать футов. Я имел позволение его величества перешагнуть через стену, и так как расстояние, отделявшее ее от дворца, было достаточно велико, то легко мог осмотреть последний со всех сторон. Внешний двор представляет собою квадрат со стороной в сорок футов и вмещает два других двора, из которых во внутреннем расположены императорские покои. Мне очень хотелось их осмотреть, но осуществить это желание было трудно, потому что главные ворота, соединяющие один двор с другим, имели только восемнадцать дюймов в вышину и семь дюймов в ширину. С другой стороны здания внешнего двора достигают вышины не менее пяти футов, и потому я не мог перешагнуть через них, не нанеся значительных повреждений постройкам, несмотря на то, что стены у них прочные, из тесаного камня, и в толщину четыре дюйма. В то же время и император очень желал показать мне великолепие своего дворца. Однако мне удалось осуществить наше общее желание только спустя три дня, которые я употребил на подготовительные работы. В императорском парке, в ста ярдах от города, я срезал своим перочинным ножом несколько самых крупных деревьев и сделал из них два табурета вышиною около трех футов и достаточно прочных, чтобы выдержать мою тяжесть. Затем после второго объявления, предостерегающего жителей, я снова прошел ко дворцу через город с двумя табуретами в руках. Подойдя со стороны внешнего двора, я стал на один табурет, поднял другой над крышей и осторожно поставил его на площадку шириною в восемь футов, отделявшую первый двор от второго. Затем я свободно перешагнул через здания с одного табурета на другой и поднял к себе первый длинной палкой с крючком. При помощи таких ухищрений я достиг самого внутреннего двора; там я лег на землю и приблизил лицо к окнам среднего этажа, которые нарочно бы ли оставлены открытыми: таким образом я получил возможность осмотреть роскошнейшие палаты, какие только можно себе представить. Я увидел императрицу и молодых принцев в их покоях, окруженных свитой. Ее императорское величество милостиво соизволила улыбнуться мне и грациозно протянула через окно свою ручку, которую я поцеловал.

Однако я не буду останавливаться на дальнейших подробностях, потому что приберегаю их для почти готового уже к печати более обширного труда, который будет заключать в себе общее описание этой империи со времени ее основания, историю ее монархов в течение длинного ряда веков, наблюдения относительно их войн и политики, законов, науки и религии этой страны; ее растений и животных; нравов и обычаев ее обитателей и других весьма любопытных и поучительных материй. В настоящее же время моя главная цель заключается в изложении событий, которые произошли в этом государстве во время почти девятимесячного моего пребывания в нем.

Однажды утром, спустя две недели после моего освобождения, ко мне приехал, в сопровождении только одного лакея, Рельдресель, главный секретарь (как его титулуют здесь) по тайным делам. Приказав кучеру ожидать в сторонке, он попросил меня уделить ему один час и выслушать его. Я охотно согласился на это из уважения к его сану и личным достоинствам, а также принимая во внимание многочисленные услуги, оказанные им мне при дворе. Я изъявил готовность лечь на землю, чтобы его слова могли легче достигать моего уха, но он предпочел, чтобы во время нашего разговора я держал его в руке. Прежде всего он поздравил меня с освобождением, заметив, что в этом деле и ему принадлежит некоторая заслуга; он прибавил, однако, что если бы не теперешнее положение вещей при дворе, я, пожалуй, не получил бы так скоро свободы. Каким бы блестящим ни казалось иностранцу наше положение, сказал секретарь, однако над нами тяготеют два страшных зла: жесточайшие раздоры партий внутри страны и угроза нашествия могущественного внешнего врага. Что касается первого зла, то надо вам сказать, что около семидесяти лун тому назад в империи образовались две враждующие партии, известные под названием Тремексенов и Слемексенов, от высоких и низких каблуков на башмаках, при помощи которых они отличаются друг от друга. Утверждают, что высокие каблуки всего более согласуются с нашим древним государственным укладом, однако, как бы там ни было, его величество постановил, чтобы в правительственных должностях, а также во всех должностях, раздаваемых короной, употреблялись только низкие каблуки, на что вы, наверное, обратили внимание. Вы, должно быть, заметили также, что каблуки на башмаках его величества на один дрерр ниже, чем у всех придворных (дрерр равняется четырнадцатой части дюйма). Ненависть между этими двумя партиями доходит до того, что члены одной не станут ни есть, ни пить, ни разговаривать с членами другой. Мы считаем, что тремексены, или Высокие Каблуки, превосходят нас числом, хотя власть всецело принадлежит нам. Но мы опасаемся, что его императорское высочество, наследник престола, имеет некоторое расположение к Высоким Каблукам; по крайней мере, не трудно заметить, что один каблук у него выше другого, вследствие чего походка его высочества прихрамывающая. И вот, среди этих междоусобиц, в настоящее время нам грозит нашествие с острова Блефуску — другой великой империи во вселенной, почти такой же обширной и могущественной, как империя его величества. И хотя вы утверждаете, что на свете существуют другие королевства и государства, населенные такими же громадными людьми, как вы, однако наши философы сильно сомневаются в этом: они скорее готовы допустить, что вы упали с луны или с какой-нибудь звезды, так как несомненно, что сто смертных вашего роста в самое короткое время могли бы истребить все плоды и весь скот владений его величества. Кроме того, наши летописи за шесть тысяч лун не упоминают ни о каких других странах, кроме двух великих империй — Лилипутии и Блефуску. Итак, эти две могущественные державы ведут между собой ожесточеннейшую войну в продолжение тридцати шести лун. Поводом к войне послужили следующие обстоятельства. Всеми разделяется убеждение, что вареные яйца при употреблении их в пищу испокон веков разбивались с тупого конца; но дед нынешнего императора, будучи ребенком, порезал себе палец за завтраком, разбивая яйцо означенным древним способом. Тогда император, отец ребенка, обнародовал указ, предписывающий всем его подданным под страхом строгого наказания разбивать яйца с острого конца. Этот закон до такой степени озлобил население, что, по словам наших летописей, был причиной шести восстаний, во время которых один император потерял жизнь, а другой — корону. Мятежи эти постоянно разжигались монархами Блефуску, а после их подавления изгнанники всегда находили приют в этой империи. Насчитывают до одиннадцати тысяч фанатиков, которые в течение этого времени пошли на казнь, лишь бы не разбивать яйца с острого конца. Были напечатаны сотни огромных томов, посвященных этой полемике, но книги Тупоконечников давно запрещены, и вся партия лишена законом права занимать государственные должности. В течение этих смут императоры Блефуску часто через своих посланников делали нам предостережения, обвиняя нас в церковном расколе путем нарушения основного догмата великого нашего пророка Люстрога, изложенного в пятьдесят четвертой главе Блундекраля (являющегося их Алькораном). Между тем это просто насильственное толкование текста, подлинные слова которого гласят: Все истинно верующие да разбивают яйца с того конца, с какого удобнее. Решение же вопроса: какой конец признать более удобным, по моему скромному суждению, должно быть предоставлено совести каждого или, в крайнем случае, власти верховного судьи империи. Изгнанные Тупоконечники возымели такую силу при дворе императора Блефуску и нашли такую поддержку и поощрение со стороны своих единомышленников внутри нашей страны, что в течение тридцати шести лун оба императора ведут кровавую войну с переменным успехом. За это время мы потеряли сорок линейных кораблей и огромное число мелких судов с тридцатью тысячами лучших моряков и солдат; полагают, что потери неприятеля еще значительнее. Но, несмотря на это, неприятель снарядил новый многочисленный флот и готовится высадить десант на нашу территорию. Вот почему его императорское величество, вполне доверяясь вашей силе и храбрости, повелел мне сделать настоящее изложение наших государственных дел.

Я просил секретаря засвидетельствовать императору мое нижайшее почтение и довести до его сведения, что, хотя мне, как иностранцу, не следовало бы вмешиваться в раздоры партий, тем не менее я готов, не щадя своей жизни, защищать его особу и государство от всякого иноземного вторжения.

Глава V

Автор благодаря чрезвычайно остроумной выдумке предупреждает нашествие неприятеля. Его жалуют высоким титулом. Являются послы императора Блефуску и просят мира. Пожар в покоях императрицы вследствие неосторожности и придуманный автором способ спасти остальную часть дворца

Империя Блефуску есть остров, расположенный на северо-северо-восток от Лилипутии и отделенный от нее лишь проливом, шириною в восемьсот ярдов. Я еще не видел этого острова; узнав же о предполагаемом нашествии, старался не показываться в той части берега из опасения быть замеченным с кораблей неприятеля, который не имел никаких сведений о моем присутствии, так как во время войны всякие сношения между двумя империями были строго запрещены под страхом смертной казни и наш император наложил эмбарго на выход всех без исключения судов из гаваней. Я сообщил его величеству составленный мною план захвата всего неприятельского флота, который, как мы узнали от наших разведчиков, стоял на якоре, готовый поднять паруса при первом попутном ветре. Я осведомился у самых опытных моряков относительно глубины пролива, часто ими измерявшейся, и они сообщили мне, что при высокой воде глубина эта в средней части пролива равняется семидесяти глюмглеффам, — что составляет около шести европейских футов, — во всех же остальных местах она не превышает пятидесяти глюмглеффов. Я отправился на северо-восточный берег, расположенный напротив Блефуску, лег за бугорком и направил свою подзорную трубу на стоявший на якоре неприятельский флот, в котором насчитал до пятидесяти боевых кораблей и большое число транспортов. Возвратившись домой, я приказал (у меня было на то полномочие) доставить мне как можно больше самого крепкого каната и железных брусьев. Канат оказался толщиною в бечевку, а брусья величиной в нашу вязальную иголку. Чтобы придать этому канату большую прочность, я свил его втрое и с тою же целью скрутил вместе по три железных бруска, загнув их концы в виде крючков. Прикрепив пятьдесят таких крючков к такому же числу веревок, я возвратился на северо-восточный берег и, сняв с себя кафтан, башмаки и чулки, в кожаной куртке вошел в воду за полчаса до прилива. Сначала я быстро двинулся вброд, а у середины проплыл около тридцати ярдов, пока снова не почувствовал под собою дно; таким образом, меньше чем через полчаса я достиг флота.

Увидев меня, неприятель пришел в такой ужас, что попрыгал с кораблей и поплыл к берегу, где его собралось не менее тридцати тысяч. Тогда, вынув свои снаряды и зацепив нос каждого корабля крючком, я связал все веревки в один узел. Во время этой работы неприятель осыпал меня тучей стрел, и многие из них вонзились мне в руки и лицо. Помимо ужасной боли, они сильно мешали моей работе. Больше всего я боялся за глаза и наверное лишился бы их, если бы не придумал тотчас же средства для защиты. Среди других необходимых мне мелочей у меня сохранились очки, которые я держал в секретном кармане, ускользнувшем, как я уже заметил выше, от внимания императорских досмотрщиков. Я надел эти очки и крепко привязал их. Вооружась таким образом, я смело продолжал работу, несмотря на стрелы неприятеля, которые хотя и попадали в стекла очков, но не причиняли им особого вреда.

Когда все крючки были прилажены, я взял узел в руку и начал тащить; однако ни один из кораблей не тронулся с места, потому что все они крепко держались на якорях. Таким образом, мне оставалось совершить самую опасную часть моего предприятия. Я выпустил веревки и, оставя крючки в кораблях, смело обрезал ножом якорные канаты, причем более двухсот стрел угодило мне в лицо и руки. После этого я схватил связанные в узел веревки, к которым были прикреплены мои крючки, и легко потащил за собою пятьдесят самых крупных неприятельских военных кораблей.

Блефускуанцы, не имевшие ни малейшего представления о моих намерениях, сначала от изумления растерялись. Увидя, как я обрезываю якорные канаты, они подумали, что я собираюсь пустить корабли на волю ветра и волн или столкнуть их друг с другом; но когда весь флот двинулся в порядке, увлекаемый моими веревками, они пришли в неописуемое отчаяние и стали оглашать воздух горестными воплями.

Оказавшись вне опасности, я остановился, чтобы вынуть из рук и лица стрелы и натереть пораненные места упомянутой ранее мазью, которую лилипуты дали мне при моем прибытии в страну. Потом я снял очки и, обождав около часа, пока спадет вода, перешел вброд середину пролива и благополучно прибыл с моим грузом в императорский порт Лилипутии. Император и весь его двор стояли на берегу в ожидании исхода этого великого предприятия. Они видели корабли, приближавшиеся широким полумесяцем, но меня не замечали, так как я по грудь был в воде. Когда я проходил середину пролива, их беспокойство еще более увеличилось, потому что я погрузился в воду по шею. Император решил, что я утонул и что неприятельский флот приближается с враждебными намерениями. Но скоро его опасения исчезли. С каждым шагом пролив становился мельче, и меня можно было даже слышать с берега. Тогда, подняв вверх конец веревок, к которым был привязан флот, я громко закричал: “Да здравствует могущественнейший император Лилипутии!” Когда я ступил на берег, великий монарх осыпал меня всяческими похвалами и тут же пожаловал мне титул нардака, самый высокий в государстве.

Его величество выразил желание, чтобы я нашел случай захватить и привести в его гавани все остальные корабли неприятеля. Честолюбие монархов так безмерно, что император задумал, по-видимому, не больше не меньше, как обратить всю империю Блефуску в собственную провинцию и управлять ею через своего наместника, истребив укрывающихся там Тупоконечников и принудив всех блефускуанцев разбивать яйца с острого конца, вследствие чего он стал бы единственным властителем вселенной. Но я всячески старался отклонить императора от этого намерения, приводя многочисленные доводы, подсказанные мне как политическими соображениями, так и чувством справедливости; в заключение я решительно заявил, что никогда не соглашусь быть орудием порабощения храброго и свободного народа. Когда этот вопрос поступил на обсуждение государственного совета, то самые мудрые министры оказались на моей стороне.

Мое смелое и откровенное заявление до такой степени противоречило политическим планам его императорского величества, что он никогда не мог простить мне его. Его величество очень искусно дал понять это в совете, где, как я узнал, мудрейшие его члены были, по-видимому, моего мнения, хотя и выражали это только молчанием; другие же, мои тайные враги, не могли удержаться от некоторых замечаний, косвенным образом направленных против меня. С этого времени со стороны его величества и злобствующей против меня группы министров начались происки, которые менее чем через два месяца едва не погубили меня окончательно. Так, величайшие услуги, оказываемые монархам, не в силах перетянуть на свою сторону чашу весов, если на другую бывает положен отказ в потворстве их страстям.

Спустя три недели после описанного подвига от императора Блефуску прибыло торжественное посольство с покорным предложением мира, каковой вскоре был заключен на условиях, в высшей степени выгодных для нашего императора, но я не буду утомлять ими внимание читателя. Посольство состояло из шести посланников и около пятисот человек свиты; кортеж отличался большим великолепием и вполне соответствовал величию монарха и важности миссии. По окончании мирных переговоров, в которых я благодаря моему тогдашнему действительному или, по крайней мере, кажущемуся влиянию при дворе оказал немало услуг посольству, их превосходительства, частным образом осведомленные о моих дружественных чувствах, удостоили меня официальным посещением. Они начали с любезностей по поводу моих храбрости и великодушия, затем от имени императора пригласили посетить их страну и, наконец, попросили показать им несколько примеров моей удивительной силы, о которой они наслышались столько чудесного. Я с готовностью согласился исполнить их желание, но не стану утомлять читателя описанием подробностей.

Позабавив в течение некоторого времени их превосходительства к большому их удовольствию и удивлению, я попросил послов засвидетельствовать мое глубокое почтение его величеству, их повелителю, слава о доблестях которого по справедливости наполняла весь мир восхищением, и передать мое твердое решение лично посетить его перед возвращением в мое отечество. Вследствие этого в первой же аудиенции у нашего императора я попросил его соизволения на посещение блефускуанского монарха; император хотя и дал свое согласие, но высказал при этом явную ко мне холодность, причину которой я не мог понять до тех пор, пока одно лицо не сказало мне по секрету, что Флимнап и Болголам изобразили перед императором мои сношения с посольством как акт нелояльности, хотя я могу поручиться, что совесть моя в этом отношении была совершенно чиста. Тут впервые у меня начало складываться некоторое представление о том, что такое министры и дворы.

Необходимо заметить, что послы разговаривали со мною при помощи переводчика. Язык блефускуанцев настолько же отличается от языка лилипутов, насколько разнятся между собою языки двух европейских народов. При этом каждая из этих наций гордится древностью, красотой и выразительностью своего языка, относясь с явным презрением к языку своего соседа. И наш император, пользуясь преимуществами своего положения, созданного захватом неприятельского флота, обязал посольство представить верительные грамоты и вести переговоры на лилипутском языке. Впрочем, надо заметить, что оживленные торговые сношения между двумя государствами, гостеприимство, оказываемое изгнанникам соседнего государства как Лилипутией, так и Блефуску, а также обычай посылать молодых людей из знати и богатых помещиков к соседям с целью отшлифоваться, посмотрев свет и ознакомившись с жизнью и нравами людей, приводят к тому, что здесь редко можно встретить образованного дворянина, моряка или купца из приморского города, который бы не говорил на обоих языках. В этом я убедился через несколько недель, когда отправился засвидетельствовать свое почтение императору Блефуску. Среди великих несчастий, постигших меня благодаря злобе моих врагов, это посещение оказалось для меня очень благодетельным, о чем я расскажу в своем месте.

Читатель, может быть, помнит, что в числе условий, на которых мне была дарована свобода, были очень для меня унизительные и неприятные, и только крайняя необходимость заставила меня принять их. Но теперь, когда я носил титул нардака, самый высокий в империи, взятые мной обязательства роняли бы мое достоинство, и, надо отдать справедливость императору, он ни разу мне о них не напомнил. Однако незадолго перед тем мне представился случай оказать его величеству, как, по крайней мере, мне тогда казалось, выдающуюся услугу. Раз в полночь у дверей моего жилья раздались крики тысячной толпы; я в ужасе проснулся и услышал непрестанно повторяемое слово “борглум”. Несколько придворных, пробившись сквозь толпу, умоляли меня явиться немедленно во дворец, так как покои ее императорского величества были объяты пламенем по небрежности одной фрейлины, которая заснула за чтением романа, не погасив свечи. В один миг я был на ногах. Согласно отданному приказу, дорогу для меня очистили; кроме того, ночь была лунная, так что мне удалось добраться до дворца, никого не растоптав по пути. К стенам горевших покоев уже были приставлены лестницы и было принесено много ведер, но вода была далеко. Ведра эти были величиной с большой наперсток, и бедные лилипуты с большим усердием подавали их мне; однако пламя было так сильно, что это усердие приносило мало пользы. Я мог бы легко потушить пожар, накрыв дворец своим кафтаном, но, к несчастью, я второпях успел надеть только кожаную куртку. Дело казалось в самом плачевном и безнадежном положении, и этот великолепный дворец, несомненно, сгорел бы дотла, если бы благодаря необычному для меня присутствию духа я внезапно не придумал средства спасти его. Накануне вечером я выпил много превосходнейшего вина, известного под названием “лимигрим” (блефускуанцы называют его “флюнек”, но наши сорта выше), которое отличается сильным мочегонным действием. По счастливейшей случайности я еще ни разу не облегчился от выпитого. Между тем жар от пламени и усиленная работа по его тушению подействовали на меня и обратили вино в мочу; я выпустил ее в таком изобилии и так метко, что в какие-нибудь три минуты огонь был совершенно потушен, и остальные части величественного здания, воздвигавшегося трудом нескольких поколений, были спасены от разрушения.

Между тем стало совсем светло, и я возвратился домой, не ожидая благодарности от императора, потому что хотя я оказал ему услугу великой важности, но не знал, как его величество отнесется к способу, каким она была оказана, особенно если принять во внимание основные законы государства, по которым никто, в том числе и самые высокопоставленные особы, не имел права мочиться в ограде дворца, под страхом тяжелого наказания. Однако меня немного успокоило сообщение его величества, что он прикажет великому юстициарию вынести официальное постановление о моем помиловании, которого, впрочем, я никогда не добился. С другой стороны, меня конфиденциально уведомили, что императрица, страшно возмущенная моим поступком, переселилась в самую отдаленную часть дворца, твердо решив не отстраивать прежнего своего помещения; при этом она в присутствии своих приближенных поклялась отомстить мне.

Глава VI

О жителях Лилипутии; их наука, законы и обычаи; система воспитания детей. Образ жизни автора в этой стране. Реабилитирование им одной знатной дамы

Хотя подробному описанию этой империи я намерен посвятить особое исследование, тем не менее для удовлетворения любознательного читателя я уже теперь выскажу о ней несколько общих замечаний. Средний рост туземцев немного выше шести дюймов, и ему точно соответствует величина как животных, так и растений: например, лошади и быки не бывают там выше четырех или пяти дюймов, а овцы выше полутора дюймов; гуси равняются нашему воробью, и так далее вплоть до самых крохотных созданий, которые были для меня почти невидимы. Но природа приспособила зрение лилипутов к окружающим их предметам: они хорошо видят, но на небольшом расстоянии. Вот представление об остроте их зрения по отношению к близким предметам: большое удовольствие доставило мне наблюдать повара, ощипывавшего жаворонка, величиной не больше нашей мухи, и девушку, вдевавшую шелковинку в ушко невидимой иголки. Самые высокие деревья в Лилипутии не больше семи футов; я имею в виду деревья в большом королевском парке, верхушки которых я едва мог достать, протянув руку. Вся остальная растительность имеет соответственные размеры; но я предоставляю самому читателю произвести расчеты.

Сейчас я ограничусь лишь самыми беглыми замечаниями об их науке, которая в течение веков процветает у этого народа во всех отраслях. Обращу только внимание на весьма оригинальную манеру их письма: лилипуты пишут не так, как европейцы — слева направо, не так, как арабы — справа налево, не так, как китайцы — сверху вниз, но как английские дамы — наискось страницы, от одного ее угла к другому.

Лилипуты хоронят умерших, кладя тело головою вниз, ибо держатся мнения, что через одиннадцать тысяч лун мертвые воскреснут; и так как в это время земля (которую лилипуты считают плоской) перевернется вверх дном, то мертвые при своем воскресении окажутся стоящими прямо на ногах. Ученые признают нелепость этого верования; тем не менее в угоду простому народу обычай сохраняется и до сих пор.

В этой империи существуют весьма своеобразные законы и обычаи, и, не будь они полной противоположностью законам и обычаям моего любезного отечества, я попытался бы выступить их защитником. Желательно только, чтобы они строго применялись на деле. Прежде всего укажу на закон о доносчиках. Все государственные преступления караются здесь чрезвычайно строго; но если обвиняемый докажет во время процесса свою невиновность, то обвинитель немедленно подвергается позорной казни, и с его движимого и недвижимого имущества взыскивается в четырехкратном размере в пользу невинного за потерю времени, за опасность, которой он подвергался, за лишения, испытанные им во время тюремного заключения, и за все расходы, которых ему стоила защита. Если этих средств окажется недостаточно, они щедро дополняются за счет короны. Кроме того, император жалует освобожденного каким-нибудь публичным знаком своего благоволения, и по всему государству объявляется о его невиновности.

Лилипуты считают мошенничество более тяжким преступлением, чем воровство, и потому только в редких случаях оно не наказывается смертью. При известной осторожности, бдительности и небольшой дозе здравого смысла, рассуждают они, всегда можно уберечь имущество от вора, но у честного человека нет защиты от ловкого мошенника; и так как при купле и продаже постоянно необходимы торговые сделки, основанные на кредите и доверии, то в условиях, когда существует попустительство обману и он не наказывается законом, честный коммерсант всегда страдает, а плут окажется в выигрыше. Я вспоминаю, что однажды я ходатайствовал перед монархом за одного преступника, который обвинялся в хищении большой суммы денег, полученной им по поручению хозяина, и в побеге с этими деньгами; когда я выставил перед его величеством как смягчающее вину обстоятельство то, что в данном случае было только злоупотребление доверием, император нашел чудовищным, что я привожу в защиту обвиняемого довод, как раз отягчающий его преступление; на это, говоря правду, мне нечего было возразить, и я ограничился шаблонным замечанием, что у различных народов различные обычаи; надо признаться, я был сильно сконфужен.

Хотя мы и называем обыкновенно награду и наказание двумя шарнирами, на которых вращается вся правительственная машина, но нигде, кроме Лилипутии, я не встречал применения этого принципа на практике. Всякий представивший достаточное доказательство того, что он в точности соблюдал законы страны в течение семи лун, получает там право на известные привилегии, соответствующие его званию и общественному положению, и ему определяется соразмерная денежная сумма из фондов, специально на этот предмет назначенных; вместе с тем такое лицо получает титул снильпела, то есть блюстителя законов; этот титул прибавляется к его фамилии, но не переходит в потомство. И когда я рассказал лилипутам, что исполнение наших законов гарантируется только страхом наказания и нигде не упоминается о награде за их соблюдение, лилипуты сочли это огромным недостатком нашего управления. Вот почему в здешних судебных учреждениях справедливость изображается в виде женщины с шестью глазами — два спереди, два сзади и по одному с боков, — что означает ее бдительность; в правой руке она держит открытый мешок золота, а в левой — меч в ножнах в знак того, что она готова скорее награждать, чем карать.

При выборе кандидатов на любую должность больше внимания обращается на нравственные качества, чем на умственные дарования. Лилипуты думают, что раз уж человечеству необходимы правительства, то все люди, обладающие средним умственным развитием, способны занимать ту или другую должность, и что провидение никогда не имело в виду создать из управления общественными делами тайну, в которую способны проникнуть только весьма немногие великие гении, рождающиеся не более трех в столетие. Напротив, они полагают, что правдивость, умеренность и подобные качества доступны всем и что упражнение в этих добродетелях вместе с опытностью и добрыми намерениями делают каждого человека пригодным для служения своему отечеству в той или другой должности, за исключением тех, которые требуют специальных знаний. По их мнению, самые высокие умственные дарования не могут заменить нравственных достоинств, и нет ничего опаснее поручения должностей даровитым людям, ибо ошибка, совершенная по невежеству человеком, исполненным добрых намерений, не может иметь таких роковых последствий для общественного блага, как деятельность человека с порочными наклонностями, одаренного уменьем скрывать свои пороки, умножать их и безнаказанно предаваться им.

Описывая как эти, так и другие законы империи, о которых будет речь дальше, я хочу предупредить читателя, что мое описание касается только исконных установлений страны, не имеющих ничего общего с современною испорченностью нравов, являющейся результатом глубокого вырождения. Так, например, известный уже читателю позорный обычай назначать на высшие государственные должности людей, искусно танцующих на канате, и давать знаки отличия тем, кто перепрыгнет через палку или проползет под нею, впервые был введен дедом ныне царствующего императора и теперешнего своего развития достиг благодаря непрестанному росту партий и группировок.

Неблагодарность считается у них уголовным преступлением (из истории мы знаем, что такой взгляд существовал и у других народов), и лилипуты по этому поводу рассуждают так: раз человек способен платить злом своему благодетелю, то он необходимо является врагом всех других людей, от которых он не получил никакого одолжения, и потому он достоин смерти.

Их взгляды на обязанности родителей и детей глубоко отличаются от наших. Исходя из того, что связь самца и самки основана на великом законе природы, имеющем цель размножение и продолжение вида, лилипуты полагают, что мужчины и женщины сходятся, как и остальные животные, руководясь вожделением, и что любовь родителей к детям проистекает из такой же естественной склонности; вследствие этого они не признают никаких обязательств ребенка ни к отцу за то, что тот произвел его, ни к матери за то, что та родила его, ибо, по их мнению, принимая во внимание бедствия человека на земле, жизнь сама по себе не большое благо, да к тому же родители при создании ребенка вовсе не руководствуются намерением дать ему жизнь, и мысли их направлены в другую сторону. Опираясь на эти и подобные им рассуждения, лилипуты полагают, что воспитание детей менее всего может быть доверено их родителям, вследствие чего в каждом городе существуют общественные воспитательные заведения, куда обязаны отдавать своих детей обоего пола все, кроме крестьян и рабочих, и где они взращиваются и воспитываются с двадцатилунного возраста, то есть с того времени, когда, по предположению лилипутов, у ребенка проявляются первые зачатки понятливости. Школы эти нескольких типов, соответственно общественному положению и полу детей. Воспитание и образование ведутся опытными педагогами, которые готовят детей к роду жизни, соответствующей положению их родителей и их собственным наклонностям и способностям. Сначала я скажу несколько слов о воспитательных заведениях для мальчиков, а потом о воспитательных заведениях для девочек.

Воспитательные заведения для мальчиков благородного или знатного происхождения находятся под руководством солидных и образованных педагогов и их многочисленных помощников. Одежда и пища детей отличаются скромностью и простотой. Они воспитываются в правилах чести, справедливости, храбрости; в них развивают скромность, милосердие, религиозные чувства и любовь к отечеству. Они всегда за делом, кроме времени, потребного на еду и сон, очень непродолжительного, и двух рекреационных часов, которые посвящаются телесным упражнениям. До четырех лет детей одевает и раздевает прислуга, но начиная с этого возраста, то и другое они делают сами, каким бы знатным ни было их происхождение. Служанки, которых берут не моложе пятидесяти лет (переводя на наши годы), исполняют только самые низкие работы. Детям никогда не позволяют разговаривать с прислугой, и во время отдыха они играют группами, всегда в присутствии воспитателя или его помощника. Таким образом, они ограждены от ранних впечатлений глупости и порока, которым предоставлены наши дети. Родителям разрешают свидания со своими детьми только два раза в год, каждое свидание продолжается не более часа. Им позволяется целовать ребенка только при встрече и прощанье; но воспитатель, неотлучно присутствующий в таких случаях, не позволяет им шептать на ухо, говорить ласковые слова и приносить в подарок игрушки, лакомства и тому подобное.

Воспитательные заведения для детей рядового дворянства, купцов и ремесленников устроены по тому же образцу, с тою разницею, что дети, предназначенные быть ремесленниками, с одиннадцати лет обучаются мастерству, между тем как дети знатных особ продолжают общее образование до пятнадцати лет, что соответствует нашему двадцати одному году. Однако строгости школьной жизни постепенно ослабляются в последние три года.

В женских воспитательных заведениях девочки знатного происхождения воспитываются почти так же, как и мальчики, только вместо слуг их одевают и раздевают благонравные няни, но всегда в присутствии воспитательницы или ее помощницы; по достижении пяти лет девочки одеваются сами. Если бывает замечено, что няня позволила себе рассказать девочкам какую-нибудь страшную или нелепую сказку или позабавить их какой-нибудь глупой выходкой, которые так обыкновенны у наших горничных, то виновная троекратно подвергается публичной порке кнутом, заключается на год в тюрьму и затем навсегда ссылается в самую безлюдную часть страны. Благодаря такой системе воспитания молодые дамы в Лилипутии так же стыдятся трусости и глупости, как и мужчины, и относятся с презрением ко всяким украшениям, за исключением благопристойности и опрятности. Я не заметил никакой разницы в их воспитании, обусловленной различием пола; только физические упражнения для девочек более легкие да курс наук для них менее обширен, но зато им преподаются правила ведения домашнего хозяйства. Ибо там принято думать, что и в высших классах жена должна быть разумной и милой подругой мужа, так как ее молодость не вечна. Когда девице исполняется двенадцать лет, то есть наступает по-тамошнему пора замужества, в школу являются ее родители или опекуны и, принеся глубокую благодарность воспитателям, берут ее домой, причем прощание молодой девушки с подругами редко обходится без слез.

В воспитательных заведениях для девочек низших классов детей обучают всякого рода работам, подобающим их полу и общественному положению. Девочки, предназначенные для занятий ремеслами, остаются в воспитательном заведении до семи лет, а остальные до одиннадцати.

Семьи низших классов вносят казначею, кроме годовой платы, крайне незначительной, небольшую часть своего месячного заработка; из этих взносов образуется приданое для дочери. Таким образом, расходы родителей ограничены здесь законом, ибо лилипуты думают, что было бы крайне несправедливо позволить человеку, в угождение своим инстинктам, производить на свет детей и потом возложить на общество бремя их содержания. Что же касается знатных лиц, то они дают обязательство положить на каждого ребенка известный капитал, соответственно своему общественному положению; этот капитал всегда сохраняется бережно и в полной неприкосновенности.

Крестьяне и рабочие держат своих детей дома; так как они занимаются лишь возделыванием и обработкой земли, то их образование не имеет особенного значения для общества. Но больные и старики содержатся в богадельнях, ибо прошение милостыни есть занятие, неизвестное в империи.

Но, быть может, любознательному читателю будут интересны некоторые подробности относительно моих занятий и образа жизни в этой стране, где я пробыл девять месяцев и тринадцать дней. Принужденный обстоятельствами, я нашел применение своей склонности к механике и сделал себе довольно удобные стол и стул из самых больших деревьев королевского парка. Двум сотням швей было поручено изготовление для меня рубах, постельного и столового белья из самого прочного и грубого полотна, какое только они могли достать; но и его им пришлось стегать, сложив в несколько раз, потому что самое толстое тамошнее полотно тоньше нашей кисеи. Куски этого полотна бывают обыкновенно в три дюйма ширины и три фута длины. Белошвейки сняли с меня мерку, когда я лежал на земле; одна из них стала у моей шеи, другая у колена, и они протянули между собою веревку, взяв каждая за ее конец, третья же смерила длину веревки линейкой в один дюйм. Затем они смерили большой палец правой руки, чем и ограничились; посредством математического расчета, основанного на том, что окружность кисти вдвое больше окружности пальца, окружность шеи вдвое больше окружности кисти, а окружность талии вдвое больше окружности шеи, и при помощи моей старой рубахи, которую я разостлал на земле перед ними как образец, они сшили мне белье как раз по росту. Точно так же тремстам портным было поручено сшить мне костюм, но для снятия мерки они прибегли к другому приему. Я стал на колени, и они приставили к моему туловищу лестницу; по этой лестнице один из них взобрался до моей шеи и опустил отвес от воротника до полу, что и составило длину моего кафтана; рукава и талию я смерил сам.

Когда костюм был готов (а шили его в моем замке, так как самый большой их дом не вместил бы его), то своим видом он очень напоминал одеяла, изготовляемые английскими дамами из лоскутков материи, с той только разницей, что не пестрел разными цветами.

Стряпали мне триста поваров в маленьких удобных бараках, построенных вокруг моего дома, где они и жили со своими семьями, и обязаны были готовить мне по два блюда на завтрак, обед и ужин. Я брал в руку двадцать лакеев и ставил их себе на стол; сотня их товарищей прислуживала внизу на полу: одни носили кушанья, другие таскали на плечах бочонки с вином и всевозможными напитками; лакеи, стоявшие на столе, по мере надобности очень искусно поднимали все это на особых блоках, вроде того как у нас в Европе поднимают ведра воды из колодца. Каждое их блюдо я проглатывал в один прием, каждый бочонок вина осушал одним глотком. Их баранина по вкусу уступает нашей, но зато говядина превосходна. Раз мне достался такой огромный кусок филея, что пришлось разрезать его на три части, но это исключительный случай. Слуги бывали очень изумлены, видя, что я ем говядину с костями, как у нас едят жаворонков. Здешних гусей и индеек я проглатывал обыкновенно в один прием, и, надо отдать справедливость, птицы эти гораздо вкуснее наших. Мелкой птицы я брал на кончик ножа по двадцати или тридцати штук зараз.

Его величество, наслышавшись о моем образе жизни, заявил однажды, что он будет счастлив (так было угодно ему выразиться) отобедать со мною, в сопровождении августейшей супруги и молодых принцев и принцесс. Когда они прибыли, я поместил их на столе против себя в парадных креслах, с личной охраной по сторонам. В числе гостей был также лордканцлер казначейства Флимнап, с белым жезлом в руке; я часто ловил его недоброжелательные взгляды, но делал вид, что не замечаю их, и ел более обыкновенного во славу моей дорогой родины и на удивление двору. У меня есть некоторые основания думать, что это посещение его величества дало повод Флимнапу уронить меня в глазах своего государя. Означенный министр всегда был тайным моим врагом, хотя наружно обходился со мною гораздо ласковее, чем того можно было ожидать от его угрюмого нрава. Он поставил на вид императору плохое состояние государственного казначейства, сказав, что вынужден был прибегнуть к займу за большие проценты; что курс банковых билетов упал на девять процентов ниже альпари; что мое содержание обошлось его величеству более чем в полтора миллиона спругов (самая крупная золотая монета у лилипутов, величиною в маленькую блестку) и, наконец, что император поступил бы весьма благоразумно, если бы воспользовался первым благоприятным случаем для высылки меня за пределы империи.

На мне лежит обязанность обелить честь одной невинно пострадавшей из-за меня почтенной дамы. Канцлеру казначейства пришла в голову фантазия приревновать ко мне свою супругу на основании сплетен, пущенных в ход злыми языками, которые говорили ему, будто ее светлость воспылала безумной страстью к моей особе; много скандального шума наделал при дворе слух, будто раз она тайно приезжала ко мне. Я торжественно заявляю, что все это самая бесчестная клевета, единственным поводом к которой послужило невинное изъявление дружеских чувств со стороны ее светлости. Она действительно часто подъезжала к моему дому, но это делалось всегда открыто, причем с ней в карете сидели еще три особы: сестра, дочь и подруга; таким же образом ко мне приезжали и другие придворные дамы. В качестве свидетелей призываю моих многочисленных слуг: пусть кто-нибудь из них скажет, видел ли он у моих дверей карету, не зная, кто находится в ней. Обыкновенно в подобных случаях я немедленно выходил к двери после доклада моего слуги; засвидетельствовав свое почтение прибывшим, я осторожно брал в руки карету с парой лошадей (если она была запряжена шестеркой, форейтор всегда отпрягал четырех) и ставил ее на стол, который я окружил передвижными перилами вышиной в пять дюймов для предупреждения несчастных случайностей. Часто на моем столе стояли разом четыре запряженные кареты, наполненные элегантными дамами. Сам я садился в свое кресло и наклонялся к ним. В то время, как я разговаривал таким образом с одной каретой, другие тихонько кружились по моему столу.

Много послеобеденных часов провел я очень приятно в таких разговорах, однако ни канцлеру казначейства, ни двум его соглядатаям Клестрилю и Дренло (пусть они делают что угодно, а я назову их имена) никогда не удастся доказать, чтобы ко мне являлся кто-нибудь инкогнито, кроме государственного секретаря Рельдреселя, посетившего меня раз по специальному повелению его императорского величества, как рассказано об этом выше. Я бы не останавливался так долго на этих подробностях, если бы вопрос не касался так близко доброго имени высокопоставленной дамы, не говоря уже о моем собственном, хотя я и имел честь носить титул нардака, которого не имел сам канцлер казначейства, ибо всем известно, что он только глюм-глюм, а этот титул в такой же степени ниже моего, в какой титул маркиза в Англии ниже титула герцога; впрочем, я согласен признать, что занимаемый им пост ставит его выше меня. Эти наветы, о которых я узнал впоследствии по одному не стоящему упоминания случаю, на некоторое время озлобили канцлера казначейства Флимнапа против его жены и еще пуще против меня. Хотя он вскоре и примирился с женой, убедившись в своем заблуждении, однако я навсегда потерял его уважение и вскоре увидел, что положение мое пошатнулось также в глазах самого императора, который находился под сильным влиянием своего фаворита.

Глава VII

Автор, будучи осведомлен о замысле обвинить его в государственной измене, предпринимает побег в Блефуску. Прием, оказанный ему там

Прежде чем рассказать, каким образом я оставил это государство, пожалуй, уместно посвятить читателя в подробности тайных происков, которые в течение двух месяцев велись против меня.

Благодаря своему низкому положению я жил до сих пор вдали от королевских дворов. Правда, я много слыхал и читал о нравах великих монархов, но никогда не ожидал встретить такое ужасное действие их в столь отдаленной стране, управляемой, как я думал, в духе правил, совсем не похожих на те, которыми руководятся в Европе.

Как раз когда я готовился отправиться к императору Блефуску, одна значительная при дворе особа (которой я оказал очень существенную услугу в то время, когда она была в большой немилости у его императорского величества) тайно прибыла ко мне поздно вечером в закрытом портшезе и, не называя себя, просила принять ее. Носильщики были отосланы, и я положил портшез вместе с его превосходительством в карман своего кафтана, после чего, приказав одному верному слуге говорить каждому, что мне нездоровится и что я пошел спать, я запер за собою дверь, поставил портшез на стол и сел на стул против него.

Когда мы обменялись взаимными приветствиями, я заметил большую озабоченность на лице его превосходительства и пожелал узнать о ее причине. Тогда он попросил выслушать его терпеливо, так как дело касалось моей чести и жизни, и обратился ко мне со следующей речью, которую тотчас же по его уходе я в точности записал.

Надо вам сказать, начал он, что в последнее время относительно вас происходило в страшной тайне несколько совещаний особых комитетов, и два дня тому назад его величество принял окончательное решение.

Вы прекрасно знаете, что почти со дня вашего прибытия сюда Скайреш Болголам (гельбет, или верховный адмирал) стал вашим смертельным врагом. Мне неизвестна первоначальная причина этой вражды, но его ненависть особенно усилилась после великой победы, одержанной вами над Блефуску, которая сильно помрачила его славу адмирала. Этот сановник, в сообществе с Флимнапом, канцлером казначейства, неприязнь которого к вам из-за жены всем известна, генералом Лимтоком, обер-гофмейстером Лелькеном и верховным судьей Бельмафом, приготовил акт, обвиняющий вас в государственной измене и других тяжких преступлениях.

Это вступление настолько взволновало меня, что я, зная свои заслуги и свою невиновность, от нетерпения чуть было не прервал оратора, но он умолял меня сохранять молчание и продолжал так:

Руководствуясь чувством глубокой благодарности за оказанные вами услуги, я добыл подробные сведения об этом деле и копию обвинительного акта, рискуя поплатиться за это своей головой.

ОБВИНИТЕЛЬНЫЙ

АКТ

против

КУИНБУС ФЛЕСТРИНА

ЧЕЛОВЕКА ГОРЫ

II. 1

Принимая во внимание, что, хотя законом, изданным в царствование его императорского величества Келина Дефара Плюне, постановлено, что всякий, кто будет мочиться в ограде королевского дворца, подлежит карам и наказаниям как за оскорбление величества; однако, невзирая на это, упомянутый Куинбус Флестрин, в явное нарушение упомянутого закона, под предлогом тушения пожара, охватившего покои любезной супруги его императорского величества, злобно, предательски и дьявольски выпустив мочу, погасил упомянутый пожар в упомянутых покоях, находящихся в ограде упомянутого королевского дворца, вопреки существующему на этот предмет закону, в нарушение долга и пр. и пр.

II. 2

Что упомянутый Куинбус Флестрин, приведя в императорский порт флот императора Блефуску и получив повеление от его императорского величества захватить все остальные корабли упомянутой империи Блефуску, с тем чтобы обратить эту империю в провинцию под управлением нашего наместника, уничтожить и казнить не только всех укрывающихся там Тупоконечников, но и всех подданных этой империи, которые не отступятся немедленно от тупоконечной ереси, — упомянутый Флестрин, как вероломный изменник, подал прошение его благосклоннейшему и светлейшему императорскому величеству избавить его, Флестрина, от исполнения упомянутого поручения под предлогом нежелания применять насилие в делах совести и уничтожать вольности невинного народа.

II. 3

Что, когда прибыло известное посольство от двора Блефуску ко двору его величества просить мира, он, упомянутый Флестрин, как вероломный изменник, помогал, поощрял, одобрял и увеселял упомянутых послов, хорошо зная, что они слуги монарха, который так недавно был открытым врагом его императорского величества и вел открытую войну с упомянутым величеством.

II. 4

Что упомянутый Куинбус Флестрин, в противность долгу верноподданного, собирается теперь совершить путешествие ко двору и в империю Блефуску, на которое получил только лишь словесное соизволение его императорского величества, и что, под предлогом упомянутого соизволения, он имеет намерение вероломно и изменнически совершить упомянутое путешествие с целью оказать помощь, ободрить и поощрить императора Блефуску, так недавно бывшего врагом вышеупомянутого его императорского величества и находившегося с ним в открытой войне.

В обвинительном акте есть еще пункты, но прочтенные мною в извлечении наиболее существенны.

Надо признаться, что во время долгих прений по поводу этого обвинения его величество проявил к вам большую снисходительность, весьма часто ссылаясь на ваши заслуги перед ним и стараясь смягчить ваши преступления. Канцлер казначейства и адмирал настаивали на том, чтобы предать вас самой мучительной и позорной смерти. Они предложили поджечь ночью ваш дом, поручив генералу вывести двадцатитысячную армию, вооруженную отравленными стрелами, предназначенными для вашего лица и рук. Возникла также мысль дать тайное повеление некоторым вашим слугам напитать ваши рубахи и простыни ядовитым соком, который скоро заставил бы вас разодрать ваше тело и причинил бы вам самую мучительную смерть. Генерал присоединился к этому мнению, так что в течение долгого времени большинство было против вас. Но его величество, решив по возможности щадить вашу жизнь, в заключение привлек на свою сторону обер-гофмейстера.

В разгар этих прений Рельдресель, главный секретарь по тайным делам, который всегда выказывал себя вашим истинным другом, получил повеление его императорского величества изложить свою точку зрения, что он и сделал, вполне оправдав ваше доброе о нем мнение. Он признал, что ваши преступления велики, но что они все же оставляют место для милосердия, этой величайшей добродетели монархов, которая так справедливо украшает его величество. Он сказал, что существующая между ним и вами дружба известна всякому, и потому высокопочтенное собрание, может быть, найдет его мнение пристрастным; однако, повинуясь полученному приказанию его величества, он откровенно изложит свои мысли; что если его величеству благоугодно будет, во внимание к вашим заслугам и согласно свойственной ему доброте, пощадить вашу жизнь и удовольствоваться повелением выколоть вам оба глаза, то он смиренно полагает, что такая мера, удовлетворив в некоторой степени правосудие, в то же время приведет в восхищение весь мир, который будет приветствовать столько же кротость монарха, сколько благородство и великодушие лиц, имеющих честь быть его советниками; что потеря глаз не нанесет никакого ущерба вашей физической силе, благодаря которой вы еще можете быть полезны его величеству; что слепота, скрывая от вас опасность, только увеличит вашу храбрость; что боязнь потерять зрение была для вас главной помехой при захвате неприятельского флота и что вам достаточно будет смотреть на все глазами министров, раз этим довольствуются даже величайшие монархи.

Это предложение было встречено высоким собранием с крайним неодобрением. Адмирал Болголам не в силах был сохранить хладнокровие; в бешенстве вскочив с места, он сказал, что удивляется, как осмелился секретарь подать голос за сохранение жизни изменника; что оказанные вами услуги, по соображениям государственной безопасности, еще более отягощают ваши преступления; что раз вы были способны простым мочеиспусканием (о чем он говорил с отвращением) потушить пожар в покоях ее величества, то в другое время вы будете способны таким же образом вызвать наводнение и затопить весь дворец; что та самая сила, которая позволила вам захватить неприятельский флот, при первом вашем неудовольствии послужит на то, что вы отведете этот флот обратно; что у него есть веские основания думать, что в глубине души вы – тупоконечник; и так как измена за рождается в сердце прежде, чем проявляет себя в действии, то он обвинил вас на этом основании в измене и настаивал, чтобы вы были казнены.

Канцлер казначейства был того же мнения: он показал, до какого оскудения доведена казна его величества благодаря лежащему на ней тяжелому бремени содержать вас, которое скоро станет невыносимым, и предложение секретаря выколоть вам глаза не только не вылечит от этого зла, но, по всей вероятности, усугубит его, ибо, как свидетельствует опыт, некоторые домашние птицы после ослепления едят больше и скорее жиреют; и если его священное величество и члены совета, ваши судьи, обращаясь к своей совести, пришли к твердому убеждению в вашей виновности, то это является достаточным основанием приговорить вас к смерти, не затрудняясь подысканием формальных доказательств, требуемых буквой закона.

Но его императорское величество решительно высказался против смертной казни, милостиво изволив заметить, что если совет находит лишение вас зрения приговором слишком мягким, то всегда будет время вынести другой, более суровый. Тогда ваш друг секретарь, почтительно испросив позволение выслушать его возражения на замечания канцлера казначейства касательно тяжелого бремени, которым ложится ваше содержание на казну его величества, сказал: так как доходы его величества всецело находятся в распоряжении его превосходительства, то ему нетрудно будет принять меры против этого зла путем постепенного уменьшения расходов на ваше иждивение; таким образом, вследствие недостаточного количества пищи, вы станете слабеть, худеть, потеряете аппетит и зачахнете в несколько месяцев; такая мера будет иметь еще и то преимущество, что разложение вашего трупа станет менее опасным, так как тело ваше уменьшится в объеме больше чем наполовину, и немедленно после вашей смерти пять или шесть тысяч подданных его величества смогут в два или три дня отделить мясо от костей, сложить его в телеги, увезти и закопать за городом во избежание заразы, а скелет сохранить как памятник, на удивление потомству.

Таким образом, благодаря чрезвычайно дружескому расположению к вам секретаря, удалось прийти к компромиссному решению вашего дела. Было строго приказано сохранить в тайне план постепенно заморить вас голодом; приговор же о вашем ослеплении занесен в книги по единогласному решению членов совета, за исключением адмирала Болголама, креатуры императрицы, который, благодаря непрестанным подстрекательствам ее величества, настаивал на вашей смерти; императрица же затаила на вас злобу из-за гнусного и незаконного способа, которым вы потушили пожар в ее покоях.

Через три дня ваш друг секретарь получит повеление явиться к нам и прочитать все эти пункты обвинительного акта; при этом он объяснит, насколько велики снисходительность и благосклонность к вам его величества и государственного совета, благодаря которым вы приговорены только к ослеплению, и его величество не сомневается, что вы покорно и с благодарностью подчинитесь этому приговору; двадцать хирургов его величества назначены наблюдать за надлежащим совершением операции при помощи очень тонко заостренных стрел, которые будут пущены в ваши глазные яблоки в то время, когда вы будете лежать на земле.

С этими словами его превосходительство покинул меня, и я остался один, одолеваемый мучительными сомнениями и колебаниями.

У лилипутов существует обычай, заведенный нынешним императором и его министрами (очень непохожий, как меня уверяли, на то, что практиковалось в прежние времена): если в угоду мстительности монарха или злобе фаворита суд приговаривает кого-либо к жестокому наказанию, то император произносит в заседании государственного совета речь, изображающую его великое милосердие и доброту как качества, всем известные и всеми признанные. Речь немедленно оглашается по всей империи; и ничто так не устрашает народ, как эти панегирики императорскому милосердию; ибо установлено, что чем они пространнее и велеречивее, тем бесчеловечнее было наказание и невиннее жертва. Однако должен признаться, что, не предназначенный ни рождением, ни воспитанием к роли придворного, я был плохой судья в подобных вещах и никак не мог найти признаков кротости и милосердия в моем приговоре, а, напротив (хотя, быть может, и несправедливо), считал его скорее суровым, чем мягким. Иногда мне приходило на мысль предстать лично перед судом и защищаться, ибо если я и не мог оспаривать фактов, изложенных в обвинительном акте, то все-таки надеялся, что они допускают некоторое смягчение приговора. Но, с другой стороны, судя по описаниям многочисленных политических процессов, о которых приходилось мне читать, все они оканчивались в смысле, желательном для судей, и я не решился вверить свою участь в таких критических обстоятельствах столь могущественным врагам. Меня очень соблазнила было мысль оказать сопротивление; я отлично понимал, что, покуда я пользовался свободой, все силы этой империи не могли бы одолеть меня, и я легко мог бы забросать камнями и обратить в развалины всю столицу; но, вспомнив присягу, данную мной императору, все его милости ко мне и высокий титул нардака, которым он меня пожаловал, я тотчас с отвращением отверг этот проект. Я с трудом усваивал придворные взгляды на благодарность и никак не мог убедить себя, что теперешняя суровость его величества освобождает меня от всяких обязательств по отношению к нему.

Наконец я остановился на решении, за которое, вероятно, многие не без основания меня осудят. Ведь, надо признаться, я обязан сохранением своего зрения, а стало быть, и свободы, моей великой опрометчивости и неопытности. В самом деле, если бы в то время я знал так же хорошо нрав монархов и министров и их обращение с преступниками, гораздо менее виновными, чем был я, как я узнал это потом, наблюдая придворную жизнь в других государствах, я бы с величайшей радостью и готовностью подчинился столь легкому наказанию. Но я был молод и горяч; воспользовавшись разрешением его величества посетить императора Блефуску, я еще до окончания трехдневного срока послал моему другу секретарю письмо, в котором уведомлял его о своем намерении отправиться в то же утро в Блефуску согласно полученному мной разрешению. Не дожидаясь ответа, я направился к морскому берегу, где стоял на якоре наш флот.

Захватив большой военный корабль, я привязал к его носу веревку, поднял якоря, разделся и положил свое платье в корабль (вместе с одеялом, которое принес в руке), затем, ведя корабль за собою, частью вброд, частью вплавь, я добрался до королевского порта Блефуску, где население уже давно ожидало меня. Мне дали двух проводников показать дорогу в столицу Блефуску, носящую то же название, что и государство. Я нес их в руках, пока не подошел на двести ярдов к городским воротам; тут я попросил их известить о моем прибытии одного из государственных секретарей и передать ему, что я ожидаю приказаний его величества. Через час я получил ответ, что его величество в сопровождении августейшей семьи и высших придворных чинов выехал встретить меня. Я приблизился на сто ярдов. Император и его свита соскочили с лошадей, императрица и придворные дамы вышли из карет, и я не заметил у них ни малейшего страха или беспокойства. Я лег на землю, чтобы поцеловать руку императора и императрицы. Я объявил его величеству, что прибыл сюда согласно моему обещанию и с соизволения императора, моего повелителя, чтобы иметь честь лицезреть могущественнейшего монарха и предложить ему зависящие от меня услуги, если они не будут противоречить обязанностям верноподданного моего государя; я ни словом не упомянул о постигшей меня немилости, потому что, не получив еще официального уведомления, я вполне мог и не знать о замыслах против меня. С другой стороны, у меня было полное основание предполагать, что император не пожелает предать огласке мою опалу, если узнает, что я нахожусь вне его власти; однако скоро выяснилось, что я сильно ошибся в своих предположениях.

Не буду утомлять внимание читателя подробным описанием приема, оказанного мне при дворе императора Блефуску, который вполне соответствовал щедрости столь могущественного монарха. Не буду также говорить о неудобствах, которые я испытывал благодаря отсутствию подходящего помещения и постели: мне пришлось спать на голой земле, укрывшись своим одеялом.

Глава VIII

Благодаря счастливому случаю автор находит средство оставить императора Блефуску и после некоторых затруднений благополучно возвращается в свое отечество

Через три дня после прибытия в Блефуску, отправившись из любопытства на северо-восточный берег острова, я заметил на расстоянии полулиги в открытом море что-то похожее на опрокинутую лодку. Я снял башмаки и чулки и, пройдя вброд около двухсот или трехсот ярдов, увидел, что благодаря приливу предмет приближается; тут уже не оставалось никаких сомнений, что это настоящая лодка, оторванная бурей от какого-нибудь корабля. Я тотчас возвратился в город и попросил его императорское величество дать в мое распоряжение двадцать самых больших кораблей, оставшихся после потери флота, и три тысячи матросов под командой вице-адмирала. Флот пошел кругом острова, а я кратчайшим путем возвратился к тому месту берега, где обнаружил лодку; за это время прилив еще больше пригнал ее. Все матросы были снабжены веревками, которые я предварительно ссучил в несколько раз для большей прочности. Когда прибыли корабли, я разделся и отправился к лодке вброд, но в ста ярдах от нее принужден был пуститься вплавь. Матросы бросили мне веревку, один конец которой я привязал к отверстию в передней части лодки, а другой — к одному из военных кораблей, но от всего этого было мало пользы, потому что, не доставая ногами дна, я не мог работать как следует. Ввиду этого мне пришлось подплыть к лодке и по мере сил подталкивать ее вперед одной рукой. С помощью прилива я достиг наконец такого места, где мог стать на ноги, погрузившись в воду до подбородка. Отдохнув две или три минуты, я продолжал подталкивать лодку до тех пор, пока вода не дошла у меня до подмышек. Когда, таким образом, самая трудная часть предприятия была исполнена, я взял остальные веревки, сложенные на одном из кораблей, и привязал их сначала к лодке, а потом к девяти сопровождавшим меня кораблям. Ветер был попутный, матросы тянули лодку на буксире, я подталкивал ее, и мы скоро подошли на сорок ярдов к берегу. Подождав отлива, когда лодка оказалась на суше, я при помощи двух тысяч человек, снабженных веревками и машинами, перевернул лодку и нашел, что повреждения ее незначительны.

Не буду докучать читателю описанием затруднений, которые пришлось преодолеть, чтобы на веслах (работа над которыми отняла у меня десять дней) привести лодку в императорский порт Блефуску, куда при моем прибытии стеклась несметная толпа народа, пораженная невиданным зрелищем такого чудовищного судна. Я сказал императору, что эту лодку послала мне счастливая звезда, чтобы я добрался на ней до места, откуда мне можно будет вернуться на родину; и я попросил его величество снабдить меня необходимыми материалами для оснастки судна, а также дать дозволение на отъезд. После некоторых попыток убедить меня остаться император соизволил дать свое согласие.

Меня очень удивило, что за это время, насколько мне было известно, ко двору Блефуску не поступало никаких запросов обо мне от нашего императора. Однако позднее мне частным образом сообщили, что его императорское величество, ни минуты не подозревая, что мне известны его намерения, усмотрел в моем отъезде в Блефуску простое исполнение обещания, согласно данному на то дозволению, о котором было хорошо известно всему нашему двору; он был уверен, что я возвращусь через несколько дней, когда церемония приема будет закончена. Но через некоторое время мое долгое отсутствие начало его беспокоить; посоветовавшись с канцлером казначейства и другими членами враждебной мне клики, он послал ко двору Блефуску одну знатную особу с копией моего обвинительного акта. Этот посланец имел инструкции поставить на вид монарху Блефуску великое милосердие своего повелителя, удовольствовавшегося наложением на меня такого легкого наказания, как ослепление, и объявить, что я бежал от правосудия и если в течение двух часов не возвращусь назад, то буду лишен титула нардака и объявлен изменником. Посланный прибавил, что, в видах сохранения мира и дружбы между двумя империями, его повелитель питает надежду, что брат его, император Блефуску, даст повеление отправить меня в Лилипутию связанного по рукам и ногам, чтобы подвергнуть наказанию за измену.

Император Блефуску после трехдневных совещаний послал весьма любезный ответ со множеством извинений. Он писал, что брат его понимает всю невозможность отправить меня в Лилипутию связанного по рукам и ногам; что, хотя я и лишил его флота, он считает себя обязанным мне за множество добрых услуг, оказанных мною во время мирных переговоров; что, впрочем, оба монарха скоро вздохнут свободнее, так как я нашел на берегу огромный корабль, на котором могу отправиться в море; что он отдал приказ снарядить этот корабль с моей помощью и по моим указаниям и надеется, что через несколько недель обе империи избавятся наконец от столь невыносимого бремени.

С этим ответом посланный возвратился в Лилипутию, и монарх Блефуску сообщил мне все, что произошло, предлагая мне в то же время (но под строжайшим секретом) свое милостивое покровительство, если мне угодно будет остаться у него на службе. Хотя я считал предложение императора искренним, однако решил не доверяться больше монархам, если есть возможность обойтись без их помощи, и потому, выразив императору благодарность за его милостивое внимание, я почтительнейше просил его величество извинить меня и сказал, что хотя неизвестно, к счастью или невзгодам судьба послала мне это судно, но я решил лучше отдать себя на волю океана, чем служить поводом раздора между двумя столь могущественными монархами. И я не нашел, что императору не понравился этот ответ; напротив, я случайно узнал, что он остался очень доволен моим решением, как и большинство его министров.

Эти обстоятельства заставили меня поспешить и уехать скорее, чем я предполагал. Двор, в нетерпеливом ожидании моего отъезда, оказывал мне всяческое содействие. Пятьсот человек под моим руководством сделали два паруса для моей лодки, простегав для этого сложенное в тринадцать раз самое прочное тамошнее полотно. Изготовление снастей и канатов я взял на себя, скручивая вместе по десяти, двадцати и тридцати самых толстых и прочных тамошних веревок. Большой камень, случайно найденный на берегу после долгих поисков, послужил мне якорем. Мне дали жир трехсот коров для смазки лодки и других надобностей. С невероятными усилиями я срезал несколько самых высоких строевых деревьев на весла и мачты; в изготовлении их мне оказали, впрочем, большую помощь корабельные плотники его величества, которые выравнивали и обчищали то, что мною было сделано вчерне.

По прошествии месяца, когда все было готово, я отправился в столицу получить приказания его величества и попрощаться с ним. Император с августейшей семьей вышли из дворца; я пал ниц, чтобы поцеловать его руку, которую он очень благосклонно протянул мне; то же сделали императрица и все принцы крови. Его величество подарил мне пятьдесят кошельков с двумястами спругов в каждом, свой портрет во весь рост, который я тотчас спрятал себе в перчатку для большей сохранности. Но весь церемониал моего отъезда был так сложен, что сейчас я не буду утомлять читателя его описанием.

Я погрузил в лодку сто воловьих и триста бараньих туш, соответствующее количество хлеба и напитков и столько жареного мяса, сколько могли приготовить четыреста поваров. Кроме того, я взял с собою шесть живых коров, двух быков и столько же овец с баранами, чтобы привезти их к себе на родину и заняться их разведением. Для прокормления этого скота в пути я захватил с собою большую вязанку сена и мешок зерна. Мне очень хотелось увезти с собою с десяток туземцев, но император ни за что не согласился на это; не довольствуясь самым тщательным осмотром моих карманов, его величество обязал меня честным словом не брать с собою никого из его подданных даже с их согласия и по их желанию.

Приготовившись, таким образом, как можно лучше к путешествию, я поставил паруса 24 сентября 1701 года в шесть часов утра. Пройдя при юго-восточном ветре около четырех лиг по направлению к северу, в шесть часов вечера я заметил на северо-западе, на расстоянии полулиги, небольшой островок. Я продолжал путь и бросил якорь с подветренной стороны острова, который был, по-видимому, необитаем. Немного подкрепившись, я лег отдохнуть. Спал я хорошо и, по моим предположениям, не меньше шести часов, потому что проснулся часа за два до наступления дня. Ночь была светлая. Позавтракав до восхода солнца, я поднял якорь и при попутном ветре взял с помощью карманного компаса тот же курс, что и накануне. Моим намерением было достигнуть по возможности одного из островов, лежащих, по моим расчетам, на северо-восток от Вандименовой Земли. В этот день я ничего не открыл, но около трех часов пополудни следующего дня, находясь, согласно моим вычислениям, в двадцати четырех милях от Блефуску, я заметил парус, двигавшийся на юго-восток; сам же я направлялся прямо на восток. Я окликнул его, но ответа не получил. Однако скоро ветер ослабел, и я увидел, что могу догнать судно. Я поставил все паруса, и через полчаса корабль заметил меня, выбросил флаг и выстрелил из пушки. Трудно описать охватившее меня чувство радости, когда неожиданно явилась надежда вновь увидеть любезное отечество и покинутых там дорогих моему сердцу людей. Корабль убавил паруса, и я пристал к нему в шестом часу вечера 26 сентября. Мое сердце затрепетало от восторга, когда я увидел английский флаг. Рассовав коров и овец по карманам, я взошел на борт корабля со всем своим небольшим грузом. Это было английское купеческое судно, возвращавшееся из Японии северными и южными морями; капитан его, мистер Джон Билль из Дептфорда, был человек в высшей степени любезный и превосходный моряк. Мы находились в это время под 50° южной широты. Экипаж корабля состоял из пятидесяти человек, и между ними я встретил одного моего старого товарища, Питера Вильямса, который дал капитану обо мне самый благоприятный отзыв. Капитан оказал мне любезный прием и попросил сообщить, откуда я еду и куда направляюсь. Когда я вкратце сказал ему это, он подумал, что я заговариваюсь и что перенесенные несчастья помутили мой рассудок. Тогда я вынул из кармана коров и овец; это привело его в крайнее изумление и убедило в моей правдивости. Затем я показал ему золото, полученное от императора Блефуску, портрет его величества и другие диковинки. Я отдал капитану два кошелька с двумястами спрутов в каждом и обещал ему подарить, по прибытии в Англию, стельную корову и овцу.

Но не буду докучать читателю подробным описанием этого путешествия, которое оказалось очень благополучным. Мы прибыли в Даунс 15 апреля 1702 года. В пути у меня была только одна неприятность: корабельные крысы утащили одну мою овечку, и я нашел в щели ее обглоданные кости. Весь остальной скот я благополучно доставил на берег и в Гринвиче пустил его на лужайку для игры в шары; тонкая и нежная трава, сверх моего ожидания, послужила им прекрасным кормом. Я бы не мог сохранить этих животных в течение столь долгого путешествия, если бы капитан не давал мне своих лучших сухарей, которые я растирал в порошок, размачивал водою и в таком виде давал им. В продолжение моего недолгого пребывания в Англии я собрал значительную сумму денег, показывая этих животных многим знатным лицам и другим, а перед началом второго путешествия продал их за шестьсот фунтов. Возвратившись в Англию из последнего путешествия, я нашел уже довольно большое стадо; особенно расплодились овцы, и я надеюсь, что они принесут значительную пользу суконной промышленности благодаря необыкновенной тонине своей шерсти.

Я оставался с женой и детьми не больше двух месяцев, потому что мое ненасытное желание видеть чужие страны не давало мне покоя и я не мог усидеть дома. Я оставил жене полторы тысячи фунтов и водворил ее в хорошем доме в Редрифе. Остальное свое имущество, частью в деньгах, частью в товарах, я увез с собою в надежде увеличить свое состояние. Старший мой дядя Джон завещал мне поместье недалеко от Эппинга, приносившее в год до тридцати фунтов дохода; столько же дохода я получал от бывшей у меня в долгосрочной аренде харчевни Черный Бык на Феттер-Лейн. Таким образом, я не боялся, что оставляю семью на попечение прихода. Мой сын Джонни, названный так в честь своего дяди, посещал грамматическую школу и был хорошим учеником. Моя дочь Бетти (которая теперь замужем и имеет детей) училась швейному мастерству. Я попрощался с женой, дочерью и сыном, причем дело не обошлось без слез с обеих сторон, и сел на купеческий корабль “Адвенчер”, вместимостью в триста тонн; назначение его было Сурат, капитан — Джон Николес из Ливерпуля. Но отчет об этом путешествии составит вторую часть моих странствований.

Источник

Джонатан СвифтВсе путешествия Гулливера

* * *

Часть перваяПутешествие в Лилипутию

Глава I

Глава I

Глава II

Глава III

Глава IV

Глава V

Глава VI

Глава VII

Глава VIII

Вам также может понравиться

Как составить побудительное предложение пример

Как найти imei на айпаде

Как составить конституцию для школы

Добавить комментарий Отменить ответ

Джонатан Свифт
Все путешествия Гулливера

Часть первая
Путешествие в Лилипутию